Законы амазонок. Часть 2

Глава 4

В груди давит, будто на меня положили тяжелый пресс, или кто-то наступил и вдавливает со всей силы в пол. Все фирменные признаки страха на лицо: потные ладошки, рассеянный взгляд, учащенное дыхание. Всё почему? Правильно, потому что смелость присуща мне только в виде красных лент в волосах и канатике на браслете.

Мы с Олиф поднимаемся на поверхность, но вместо того, чтобы радоваться грядущим минутам обманчивой свободы я думаю о чипе в моем теле и о том, что со мной будет, ели Лоренс вновь оплошал. Преодолеваю последние ступени, и вдыхаю на полную грудь сырой свежий воздух. Небо затянуто тучами, дороги мокрые после дождя. От долгого подземного заточения моя кожа резко реагирует на порывы прохладного ветра, я даже рада, что практически вся покрыта жутко неудобным нарядом.

Мы направляемся в Центр Элеоноры Ксалиос, чтобы встретиться с доверенным человеком Олиф и получить информацию о том, что происходит во дворце, в частности с амазонками. На мне платье, больше похожее на чехол для мебели, и объемная накидка из органзы. Она настолько длинная, что волочится по полу. Очень странный внешний вид, но Олиф утверждает, что это последний писк моды, а значит легко затеряюсь в толпе. Широкий капюшон – моя спасительная соломинка, он может утаить от лишних глаз волосы. Внимание мне сейчас ни к чему.

Мы идем по узкой улице. Мне велено придерживаться Олиф, не поднимать глаза, и ни при каких обстоятельствах ни с кем не говорить. Растворившись в толпе, я наконец-то чувствую себя в относительной безопасности.

Количество оттенков неестественных красок вокруг щиплет глаза. Яркий розовый и желтый в сочетании с голубым и зеленым, и обязательно вычурные венки или шляпки на головах представительниц прекрасного пола. У них странные прически и макияж. Некоторые сплошной черной полосой рисуют на лице брови, другие яркие красные губы, но больше всего привлекают внимание фиолетовые волосы. Здесь любят разукрашивать себя, как настенную картину в стиле авангард.

– Что-то не так, ― через плечо шепчет Олиф. ― На каждом шагу патрульные.

– Для чего расставлять патрульных полиции, если у Ксалиоса в каждой щели камера слежения и сканер?

– Об этом я и говорю… Надеюсь мой человек, что-то знает.

Группа цветных школьниц, задираясь к оборванцам обгоняют нас, чуть ли не сбивая с ног. Никогда не привыкну смотреть на нищету. Не понимаю, как в одном обществе могут существовать несколько настолько разных социальных класса? Одна из шумных подруг задевает шлейф моей накидки, и неумышленно срывает капюшон.

Впопыхах пытаюсь вернуть его обратно, но меня отвлекает огромный борд возле ворот Центра. На нем крупным планом красуется строгий Рейнс, надпись огромными буквами гласит: «Разыскивается предатель». Неужели Ксалиос так откровенно заявил о предательстве его особо перспективного солдата, удостоенного звания командира?

Широкими шагами в нашу сторону движется патрульный. Вот теперь мне становится не на шутку страшно. Темно-синяя форма настолько громоздкая, что визуально увеличивает и без того крупного мужчину. Он держит в руках оружие, словно боится потерять бдительность в самый ответственный момент. При виде оружия у меня сводит живот. Моё тело до сих пор отчетливо помнит прошибающую до мозга кости боль после выстрела. Находясь в двух шагах от нас, он мило улыбается Олиф и перекидывает оружие через плечо.

Олиф меняется в лице. Куда только делась взволнованность и серьёзность? Она выглядит точно, как в день нашего знакомства: тот же невинный блеск в глазах и незамысловатость в каждом движении. Помню, она мне показалась смешной дурнушкой в тот день, сейчас понимаю насколько тогда ошибалась. Эта девушка заслуживает всех премий актерского мастерства.

Они мило перекидываются непринуждёнными приветствиями. Я так напугана, что даже если бы и хотела, не смогла бы выдавить из себя даже слова. Кажется, язык провалился в желудок, а возможно я просто забыла буквы и слова.

– Давно тебя не было видно, Олиф, ― приветливо говорит патрульный.

Я совсем забыла, что Олиф важная птица, у нее наверняка немало друзей в этих кругах. Возможно это и есть тот самый загадочный «её человек».

– Много дел в офисе накопилось, ― по-девичьи манерничая отмахивается Олиф. ― Заказчики точно с ума посходили! Им подавай особые условия, а мне гребись в документации, да подгоняй формальности.

Она смеется, будто от невеликого ума, невзначай касается рукой его плеча и как по волшебству угрюмый патрульный расплывается в блаженной улыбке. Он похож на щенка, что прыгает на задних лапках выпрашивая лакомство из рук хозяйки. Как ей это удается? Может если бы я так умела, заслужила бы хоть раз улыбку Рейнса вместо очередного леща.

– Ты в Центр? ― спрашивает патрульный.

Я поправляю капюшон медленно заслоняя лицо.

– Ну а куда же ещё? Работы невпроворот, но пора повидать детишек.

Он два раза прочищает горло, не знает, как повернуть слащавый разговор в рамки формальностей.

– Ну, это… тут…

– Что-то не так? Надеюсь у нас нет никаких проблем?

Патрульный достает из внутреннего кармана куртки портативный сканер, моё сердце падает в пятки. Сейчас мы узнаем, обвенчались ли успехом разработки Лоренса на четвертый раз.

– Свежее распоряжение. Теперь мы фиксируем всех, кто посещает Центр, ― прочистив очередной раз горло, говорит патрульный. ― И не только… ― добавляет на полтона тише.

Фото Рейнса развешанные по городу, а теперь еще и это… Похоже мы провели слишком много времени под землей.

– Ах, вот как, ― обижено резюмирует Олиф. ― С чего это ко мне и к Центру вдруг такое внимание?

Мужчина мнется, прямолинейность Олиф явно загнала его в тупик. Играя бровями и глазами, он неуклюже оглядывается на борд.

– Сама понимаешь… Всем ведь известно, что вы были друзьями.

Олиф демонстративно выглядывает из-за плеча патрульного, с напускным отвращением оглядывая фото.

– Грехи командира Даниэля Рейнса сказываются на мне? ― она дает время на ответ, но патрульный молча разглядывает ботинки. ― Пустая трата времени и только! ― отрезает Олиф.

Девушка берет меня под руку и решительно тянет к воротам, но патрульный делает шаг вперед, преграждая нам путь.

– Я должен зафиксировать, ― поднимает вверх сканер.

Олиф гордо расправляет спину и подается вперед, демонстративно позволяя направить на себя сканер. Сканер тут же выбрасывает в воздух условный экран на котором виднеются краткие сведения о гражданке Олиф Ден Рамолы и ее фото. Мужчина улыбается и переносит сканер на меня. Моё дыхание замерло, а возможно я вообще разучилась дышать.

Секунды требуемые на поиск информации в системе тянутся вечность. Писк найденной карты регистрации отбивается вибрацией у меня в сердце, сканер отображает данные: Кара Лаура Морк. Я медленно выдыхаю: Лорен знает свое дело. Патрульный сводит брови изучая фото в карте, и резким движением сбрасывает капюшон с моей головы. Пальцы немеют.

– В чем дело, Гром? Ты не узнал мою помощницу Кару? ― невозмутимо приподнимая одну бровь, спрашивает Олиф. ― Три раза в неделю она приходит провести с детьми урок рисования. Большая честь для нас учитывая ее статус и признание в Палате Творчества.

Какое вранье! И всё в том же убедительном тоне. Я выдавливаю из себя надменную улыбочку и возвращаю капюшон на место.

– Ну да… конечно, ― подозрительно прищурив глаза, мямлит Гром. ― Сложно не запомнить такую красавицу.

Мы размерено шагаем вперед, но стоит воротам щелкнуть за спиной, мои пальцы живут своей жизнью. Я пытаюсь сказать хоть слово благодарности Олиф, но танцующий подбородок выдает уровень нервозности. Она ободряюще похлопывает меня по спине и иронизирует:

– Вчера на ринге ты не казалась такой робкой.

И она полностью права.

Мы погружаемся в рутинную работу Центра. Приятно на какое-то время отвлечься от интриг и заняться обычными делами, такими как заправлять чистым бельем кровати и сервировать столовую к ужину. Я с удовольствием согласилась поприсутствовать на уроке чтения. Понимаю почему Клиери с легкостью сменила жестокость на благодетельность и чопорный передник. Видела бы меня сейчас Тессеида… Она могла бы гордиться мной. Чумазые детские мордашки смешно заикаются, вспоминая буквы, улыбаются и смеются, увлеченно слушая историю.

Я читаю вслух, в самый увлекательный момент вижу затаившуюся в дверном проеме Олиф. Откладываю в сторону книгу и следую за ней. Мы поднимаемся в ее личный кабинет. Ободранная комнатушка, в которой места едва хватает, чтобы поставить стол и стул, давит на меня запахом старых книг. Удивительно видеть полки битком набитые бумажными изданиями. Наверное, они пылятся с прошлого века.

– Ты здесь! ― охает от удивления Анна. Я удивлена ее присутствию не меньше.

– Долгая история, ― отмахивается в мою сторону Олиф, словно речь об утерянной безделушке, что внезапно нашлась. ― Рассказывай, какие новости во дворце.

Так вот он – загадочный информатор.

– Дела плохи, моя дорогая. Амазонок перевели в военную часть, они вошли в ряды армии Ксалиоса, а мне туда дорога закрыта.

Мои глаза вспыхивают огнем, по телу растекается тепло: я могу узнать что-то о маме.

– Ты видела кого-нибудь из них? Меня интересует статная воительница с большими глазами. Ее зовут Митера. Это – моя мама! ― перебиваю переговоры расспросами.

Анна меняется в лице, пристально разглядывая меня. Можно подумать она увидела приведение. Под протяжный всхлип «ах», она вначале хватается за лицо, а потом тянет ко мне руки, будто собирается заключить в объятия. Я отстраняюсь, не люблю всяких нежностей с малознакомыми людьми. Да и что вообще это может значить?

– С ней всё в порядке? ― взволновано спрашиваю я.

Она встряхивается, как кошка, на которую пролили воду, прячет глаза в пол, и опомнившись говорит:

– Мама… Ну конечно же… Ты называешь ее так, ― Анна выдерживает паузу. ― В порядке. Насколько это возможно в данных обстоятельствах.

С души упал камень. Я глубоко вдыхаю и выдыхаю. В памяти всплывают густые ресницы и нежное лицо мамы. Эти воспоминания тепло-желтого цвета как рассвет. А еще они пахнут корицей, как мама.

Она где-то далеко от меня. Возможно с ней плохо обращаются, но во всяком случае она жива… От этих мыслей ярость как снежный ком нарастает в области груди. Это чувство можно сравнить с тем, что затуманило разум вчера, когда я била Наиру. Я должна что-то предпринять, прямо сейчас! Я не могу позволить Ксалиосу и Ирис впутать амазонок в свои разборки.

Анна рассказывает о тайном собрании, что проходило во дворце под покровом ночи. Ксалиос готовится к провокациям со стороны «Фемины», собирает армию. На прошлой неделе, сразу после моего побега, Ирис пустила в прямой эфир трансляцию по всем каналам. Она потребовала у Ксалиоса согласовать законопроект «О генетическом контроле рождаемости». Ее жаркие проповеди о том, что, отменив законопроект Ксалиос провоцирует геноцид нации тронул лед даже в сердцах преданных правителю прихвостней, а заявление о том, что это прямое доказательство нарушения прав женщин бесповоротно спровоцировало негодование большей части прекрасного пола Криоса. Такая дерзость может значить только одно – Ирис готова сбросить мощную бомбу на головы действующей власти.

От всех этих разговоров меня тошнит и сосет под ложечкой.

Анна уходит, мы остаемся вдвоем с Олиф. Она раскладывает на столе карту города, отмечает цветными маркерами точки, от которых ведет жирные линии, условно разделяя город на секторы.

– Бумажные карты. Как дико, ― говорю я. ― Вот уж не думала, что в наше время кто-то пользуется чем-то подобным.

– Зря. Это ведь самый верный способ не оставлять после себя следов, в случае чего. Бумага отлично горит, к примеру.

Я усаживаюсь на краюшки стола, внимательно наблюдая за каждым её движением. Она отмечает месторасположения подземного лагеря и обозначает точки подъема на поверхность. С этого ракурса лагерь кажется гораздо меньшим. Интересно, когда Рейнс помогал Ксалиосу прибрать к рукам Массару, все происходило так же? Даже сейчас, зная, что это не он разрушил поле над Островом, в глубине души меня все еще преследует обида на Рейнса. Возможно это из-за сотен секретов, что он таит от меня, или я злюсь, что он и близко не подпускает меня к себе. В отличие от Олиф. Вот с кем он по-настоящему близок. Это заметно во всем: советы, взгляды, шутки. Всё ещё не могу развидеть картину, как они дурачатся перед завтраком. Рот сводит оскома. Такая на вкус ревность? Меня мучает любопытство, я задаю каверзный вопрос:

– Как ты можешь дружить с ним после того, что произошло с Массарой?

Возможно это вовсе не то что меня беспокоит, а лишь повод бросить спичку раздора между этими двумя.

Внимание девушки переключается на меня. Какое-то время она пристально смотрит, вытянув лицо, и нервно постукивает карандашом по столу, болтая им как маятником.

– Что ты знаешь об этом?

Она говорит в таком тоне, что меня захлестывает чувство стыда, словно я суну нос не в свое дело. Так и есть, но ведь если они меня впутали в свою игру, я заслуживаю такой мелочи как правда. Нужно же иметь элементарное доверие к своим новым союзникам.

– Только то, что Рейнс после этого получил теплое место под боком у Ксалиоса. Не думаю, что сладкое раздавали всем желающим.

– У тебя есть очень плохая привычка, Ливия, ― она протягивает моё имя по буквам, точно, как это делает Рейнс, когда хочет меня зацепить. ― Строить необоснованные выводы и осуждать людей.

Она хочет оскорбить меня?

– А разве у меня есть альтернатива? В вашей компании меня особо не жалуют и не делятся секретами. Я, к примеру, до сих пор не понимаю, что я здесь делаю.

– Так спроси. Только не у меня, а у Рейнса. Это ведь он тягается с тобой, как с кроличьей лапкой, что приносит удачу.

Она хочет меня оскорбить! Что значит «тягается»? Не по нраву загадочное внимание парня ко мне? Да я и сама не понимаю Рейнса. То он смотрит на меня так, что забывает дышать, то гоняет похлеще своих солдат в казарме.

– Спросить у человека, что загадочным образом оказывается в самом эпицентре событий каждый раз, когда намечается очередной переворот? И потом, с чего ты взяла, что он собирается со мной откровенничать? Разве не видела, как он груб со мной? В очереди моих недоброжелателей он первый!

Олиф нервно бросает карандаш в сторону, и обходит стол по кругу. Она поглаживает себя по волосам, словно хочет убрать прядь, но они и так плотно стянуты в узел. Устало выдыхает и поднимает на меня глаза.

– Прости Ливи. ― Ее голос мягкий. Куда только делась агрессия? Хочу верить в её искренность, хоть и видела какая она хорошая актриса. ― В своей дерзости ты бываешь просто невыносимой, но я не имела права говорить тебе неприятные вещи. Послушай, не верь всему, что болтают о Рейнсе. Он достаточно противоречивая особа, от этого и сплетни повсюду. А что касается Массары… ― Она делает паузу устремляя глаза в пустоту, словно переживает снова неприятные события. ― Мы жили не то чтобы хорошо, но по сравнению со зверскими условиями жизни в Криосе, где между работягой и спонсором Центра непреодолимая пропасть, оказалось, что хорошо. Ирис сформировала «Фемину» в Массаре. Президент Антониус поощрял стремление к научному прогрессу, Ученым полагались особые дотации, как и в Криосе. Женщины из партии Ирис в этом отлично преуспели. Еще бы! Ведь между жизнью впроголодь, где, чтобы заслужить смешные субсидии от государства, нужно нарожать с десяток детишек, и сытой жизнью в кресле перед монитором выбор очевиден. Их численность росла, с каждым днем все больше женщин разделяли ее взгляды, однажды они стали продвигать себя в правительство. Антониус был слишком мягок, стар и демократичен, чтобы задавить нарастающие волнения. Ксалиос знал о конфликте и воспользовался ситуацией, сыграв на накале. Так Массара примкнула к Криосу, а Марк Ксалиос превратился в правителя Нового Мира. Зарождающаяся уже тогда оппозиция потеряла свои позиции, а вот «Фемина» все-таки пробилась в Палату Правления. Оппозиция была вынуждена залечь на дно в шахтах старого метро, собирая по крупинкам единомышленников, что готовы стать оппозиционерами, когда придет время. Родители поддерживали оппозиционеров, поэтому мы считаем своим долгом, именно сейчас, когда ситуация повторяется, сделать всё ради того, чтобы отстоять ценности, за которые они боролись: семья, свобода, социализм, право выбора.

Нужно отдать должное, ораторские талант в этой семье заточен под разжигание революций. Она с таким огнем говорит о переменах, что даже я на миг прониклась жаждой перевернуть здесь всё с ног на голову, только бы получить в конечном итоге призрачные социализм и право выбора.

– Ну, а что насчет Рейнса?

– Мы выросли вместе. Мама вовлекала нас с Дарием в свою работу. Как только Рейнс достиг кадетского возраста, отец взял его к себе на службу. При новой власти Дарий и Рейнс получили шанс показать себя и оба получили достойные места благодаря собственным заслугам. Так что все что ты слышала, лишь пустая болтовня и не более.

– И все же, от части болтовня не пустая.

Олиф приподнимает левую бровь.

– Что ты имеешь в виду?

– Что он был приемником твоего отца.

– Приятно знать, что сплетникам так же не чужда и правда. Отец был добрым человеком, его сила заключалась в умении видеть людей.

Она тяжело сглатывает, обрывая предложение на полуслове. После всего услышанного мне становится стыдно за то, что поверила Бораису. Грубость Рейнса не дала мне никаких шансов верить в его порядочность. Вокруг слишком много лжи, поэтому, как бы мне не хотелось верить Олиф, а в глубине души тень сомнения оставляет свой след. Возможно это очередные призрачные истинны в которые меня заставляют верить, чтобы бы я стала вовлечённой в их дело?

– Ну достаточно об этом! ― отмахиваясь от внезапно нагрянувшей пелены грусти, добавляет Олиф. ― Нам пора возвращаться, а мы ещё не решили, что делать с твоими волосами.

– Волосами? ― поглаживаю себя по голове.

– Да. Ты слишком броская в глаза, а учитывая повышенное внимание к нам, нужно подумать, как сделать тебя неприметной.

Я вспоминаю девушек на улице. Что их всех объединяет? Высокий рост, темные волосы, карие глаза и оливковая кожа… Я выгляжу совсем иначе. Да уж… Скрыться от лишнего внимания будет сложно. Они настолько однотипные, что для того чтобы хоть как-то выделяться одеваются в странные балахоны и разукрашивают себя неестественными оттенками. Синий, зеленый, ярко-желтый и… Перечисляя цвета, я невольно гляжу на запястье, разглядываю потрёпанный браслет и вдруг в голову приходит сумасшедшая идея.

– Есть у меня одна мысль по этому поводу.