Заледенел дом

Глава 10

- Ты меня беспокоишь, - хмуро сказал эльф.

- В каком смысле?

- Во всех. И меня это бесит. Иногда мне хочется, чтобы тебя просто не было.

- Ну что ж, - Иефа неопределенно усмехнулась. - У нас с тобой полная взаимность.

- В каком смысле?

- Во всех. Иногда мне тоже хочется, чтобы тебя просто не было.

- Иногда?

- Иногда.

Ааронн надолго задумался, глядя в огонь. Иефа закрыла глаза и стала вспоминать слова песни, пришедшей откуда-то издалека, вроде бы и случайно, но это "вроде бы" было всего лишь неуклюжей отговоркой. Конечно, стоило бы поменьше врать - Иефа отлично знала, почему пришла эта песня, и про кого она. Вернее, для кого. И так не хотелось отвечать на вопросы.

- А сейчас? - неожиданно спросил Ааронн, все так же глядя в костер.

- Что сейчас? - не поняла полуэльфка.

- Сейчас тебе тоже хочется, чтобы меня просто не было?

Иефе вдруг стало грустно.

Сейчас я скажу, что нет, потом он обнимет меня за плечи, потом скажет какую-нибудь глупость... Или нет, для глупостей он не годится. Будет по-другому. Он обнимет меня за плечи, потом поймет, что такая позиция предполагает хоть немного лирики, а лирики ему совсем не хочется... Он загонит себя в угол, выбраться из которого можно только одним способом: начать говорить о работе. Он спросит, откуда же все-таки эта песня, и напомнит, что я обещала ответить. А потом в ходе беседы незаметно уберет руку, а еще через полчаса вежливо пожелает спокойного дежурства и отправится спать, а утром все будет, как раньше... Может, не отвечать?

- Так что сейчас? - настойчиво повторил Ааронн.

- Нет. Сейчас - нет, - машинально ответила Иефа.

- Мдаа... - задумчиво протянул эльф. - Сейчас тебе, по-моему, просто все равно.

- Мне не все равно! - вскинулась полуэльфка.

- Правда?

- Правда.

- Ты странная, - сказал Ааронн, обнимая барда за плечи. - Зачем ты все время врешь?

- Я не вру! - возмутилась Иефа, а сама подумала: "Действительно, зачем?"

Потрескивал костер, Иефа недоверчиво ощущала руку друида на своем плече, Ааронн смотрел в огонь, иногда украдкой поглядывал на полуэльфку, молчал и улыбался каким-то своим мыслям.

- Я думала о том рыцаре, - с мрачной решимостью сказала Иефа и внутренне съежилась, ожидая реакции.

- Послушай, - медленно произнес Ааронн, повернулся к полуэльфке и очень серьезно посмотрел ей в глаза. Иефа вздрогнула, напряглась: глаза эльфа оказались слишком близко, так близко, что видны были желтые искорки, пляшущие в глубине, и, наверное, если придвинуться еще ближе, можно будет прочесть мысли. - Я... Мне не очень хочется обсуждать это сейчас. Давай отложим рабочие разговоры на утро. Хорошо?

- Но ведь... - задушено пискнула Иефа. - Я же обещала...

- На утро, - шепотом по слогам повторил Ааронн.

Эльф придвинулся еще ближе, Иефе стало душно и страшно, казалось, что лицо Ааронна заполнило собой небо, и теперь, куда не посмотри - везде встретишь глубокий, чуть насмешливый взгляд, и везде будут подрагивать в предвкушении улыбки уголки тонких губ, и... "Мамочки, какой же он чужой!" - в панике подумала Иефа. Рыжие отблески костра плясали на щеке, и темная прядь на лбу, мешает...

Иефа осторожно, боясь спугнуть огненные блики, подняла руку и убрала прядь, и тут краем глаза заметила... нет, показалось, конечно, показалось... не было ничего особенного в воздухе над костром, разве что... Но тут Ааронн провел пальцами по её щеке, и воздух стал плотным, Иефа подумала, что теперь его можно резать ножом на ровные кубики, и можно, наверное, даже построить из этого воздуха стену или сложить очаг, но вот дышать - дышать этим воздухом нельзя. И как это возможно - защититься одновременно и от плотного воздуха, и от эльфа, Иефа не понимала. Защититься? Ааронн наклонялся всё ближе, а полуэльфка всё отстранялась и отодвигалась, пока её тело не выгнулось под совсем уж странным углом, и, кажется, Ааронна это здорово забавляло. Во всяком случае, он даже не пытался ей помочь. "Как это глупо! - мысленно взвыла Иефа. - Да почему же это так глупо?!"

- Иефа, - тихонько позвал Ааронн.

- А? - задушенно отозвалась полуэльфка.

- Сейчас произойдёт одно из двух: или я тебя наконец-то поцелую, или ты сначала упадешь, а потом уже я тебя наконец-то поцелую. Во втором случае будет чрезвычайно неловко.

- Или нам кто-то помешает! - выпалила Иефа.

- Кто?

- Я... я не знаю... - полуэльфка потёрла лоб, чувствуя, как начинает плескаться странно знакомая боль под лобной костью. - Что-то не так.

- Что не так? - друид довольно бесцеремонно обхватил барда за талию и резким рывком приблизил к себе. Иефу затрясло. - Не бойся. Ну, что с тобой? Это должно было произойти, ты же знаешь, ты тоже это чувствовала...

- Чёрт, да ничего я не чувствовала! - в отчаянии воскликнула Иефа и вскочила на ноги.

- Зачем ты отрицаешь очевидное? - Ааронн тоже поднялся и снова обнял взъерошенную полуэльфку. - Всё к этому шло. Не притворяйся, что не хочешь этого.

- Что-то не так! - Иефа вцепилась в рубаху эльфа и попыталась встряхнуть его - не вышло. - Ааронн, пожалуйста, послушай, что-то не так! Неужели ты не чувствуешь, не понимаешь, не видишь?! Ааронн!

- Я чувствую... - эльф взял лицо Иефы в ладони и прижался лбом к её лбу. - Я чувствую, что дальше так невозможно. И я понимаю... Я понимаю, что ты боишься и не доверяешь. И я вижу... Я вижу, как сильно ты хочешь поверить, что мы...

- Ааронн! - Иефа отчаянно рванулась из рук эльфа и в панике заметалась по лагерю, спотыкаясь о неподвижные тела Зулина и Стива. - Почему они спят?!

- Они устали, - раздосадованно пожал плечами проводник. - Ну, прекрати эту беготню, иди ко мне...

- Нет! - истерически выкрикнула Иефа и в ужасе схватилась за голову. Необъяснимый животный ужас гладил холодными липкими пальцами хребет. Как будто вот-вот, как будто что-то... - Я не знаю... Я с ума, наверное, схожу... Неужели ты правда не чувствуешь?! Что-то не так, будто из палочек домик построили, а потом одну палочку выдернули... Очень важную палочку, на которой всё держится! И это сразу не заметишь, не узнаешь, пока всё не рухнет тебе на голову - а оно рухнет, оно рухнет - в любую секунду!

- Иефа, это слишком образно - что на тебя рухнет? Небо? Прекрати паниковать из-за такой простой вещи, как поцелуй.

- Что-то забрали, украли, неужели ты не понимаешь?

- Нет, я не понимаю!

- Подожди, подожди, не злись... - Иефа жалобно посмотрела в гневное лицо друида и съежилась. - Я прошу тебя, я умоляю, просто поверь мне... Давай... давай сядем - и давай... может, получится найти это?

- Ты сумасшедшая.

- Да! Я прошу тебя, пожалуйста... Да, я сумасшедшая, только не злись, помоги мне, ладно? Мы с тобой сядем, там, где сидели, и я попытаюсь понять, хорошо? Только ты не мешай мне, не... - Иефа запнулась и с мольбой посмотрела на друида.

- Хорошо, я понял - не, - тяжко вздохнул Ааронн и вернулся на своё место у костра. - Не - так не. Что бы ты под этим ни подразумевала, я буду не - изо всех моих эльфских сил. Только успокойся, а то ты и правда смахиваешь на буйно помешанную.

- Да, - неуверенно кивнула Иефа и осторожно села рядом с Ааронном.

- Что теперь?

- Ты смотрел в огонь.

- Поправка: я обнимал тебя за плечи и смотрел в огонь.

- Да.

- И?

- Ты можешь... в смысле... не то, чтобы я тебе разрешала или не... разрешала. Я имею в виду - если тебе не сложно, и если ты не передумал мне помогать, я бы попросила тебя...

- О боги... - страдальчески закатил глаза эльф, обхватил барда за плечи и демонстративно уставился в огонь. - Дальше?

- Дальше я сказала, что, когда пела, думала о том рыцаре. А ты сказал, что разговоры о работе нужно отложить на утро...

- И я продолжаю настаивать на том, что это весьма мудрая мысль, - сварливо встрял эльф.

- Хорошо, да, мудрая... - Иефа сжала виски, крепко зажмурилась. Это было где-то здесь - в этом временном отрезке, между тем, что он собирался сделать после этих слов и её приступом паники. Где-то здесь что-то случилось. Или... не случилось? Очень мешала рука Ааронна на плече - она была такой странной, чуждой... неуместной. Как будто это должна была быть вообще не его рука, как будто Иефа грабила сейчас кого-то. "Да что со мной такое?! Это же Ааронн, я же..."

- Мне надоело, - Ааронн резко развернул Иефу к себе лицом. - Что за игры, в конце концов? Признай просто, что ты...

- Декорация! - шепотом воскликнула Иефа, на которую вдруг ушатом ледяной воды обрушилось ощущение страшной фальши.

- Что?

- Это декорация! Послушай, пожалуйста, послушай, я не сумасшедшая! Ты не можешь хотеть меня поцеловать, Ааронн, это ненормально, это абсолютно противоестественно!

- Почему?

- Потому что... Это должен быть кто-то другой. На моём месте. Кто-то другой. Или на твоём - кто-то другой! В любом случае, со мной или с тобой - но это другие, понимаешь? Неужели ты не понимаешь - боги, это же так ясно... И потом - я не хочу, понимаешь?

- Это неправда.

- Правда! Я не говорю, что вообще никогда, но... Я не хочу так, как будто между тем, когда я хотела и тем, когда я не хочу, прошло три жизни и ещё один насыщенный день, понимаешь? Я не хочу застарело, давно, а это абсурд, потому что еще когда ты нес меня на руках к костру, я думала, я - нет, я боялась думать, но оно бродило там, в голове, что, возможно, ты... и я... Поэтому я и говорю, что это где-то здесь, возле костра, оно случилось, пока мы разговаривали у костра, как будто вырезали целую эпоху, а мы не заметили... и потом, когда ты обнял меня, когда наклонился, когда...

- Так наклонился? - вкрадчиво спросил Ааронн и снова оказался очень близко. Иефа завороженно застыла. Какого цвета у него глаза? Под ложечкой ныло противно и тонко, и страх, этот мерзкий, липкий страх, от которого становятся ватными колени.

- Так... Сейчас... должно что-то произойти.

- Давно пора, - шепнул эльф, и оказалось, что его лицо заполнило собой небо, и теперь, куда не посмотри - везде встретишь глубокий, чуть насмешливый взгляд, и везде будут подрагивать в предвкушении улыбки уголки тонких губ, и... Рыжие отблески костра плясали на щеке, и темная прядь на лбу, мешает. Иефа осторожно, боясь спугнуть огненные блики, подняла руку и убрала прядь, и тут краем глаза заметила...

- Стой! Нет! Вот сейчас! Где оно?! Почему ничего не случилось?!- полуэльфка дёрнулась в сторону костра, но вдруг обнаружила, что Ааронн не просто сидит рядом, а крепко, очень крепко держит. - Пусти! Что ты делаешь?

- Как я уже говорил, мне надоело, - ядовито-любезным тоном пояснил Ааронн. - Ты окончательно свихнулась, так что... - он картинно вздохнул, - то, что ты собиралась мне дать, пока была в здравом уме, мне придётся взять самому.

- Что?! - едва выдохнула Иефа, не веря своим ушам. - Что ты сказал?!

Эльф криво ухмыльнулся и повалил барда на землю. Иефа охнула, больно стукнувшись затылком, и тут до неё дошло, что это не сон и не видение, и что он не шутит, он на самом деле собирается... что?!

- Стив! - её отчаянный крик должен был разнестись по ночному лесу, но он застрял в плотном воздухе, застрял и затих, так и не прозвучав как следует. - Стив, очнись! Стив! Тревога! Зулин! Помогите!

- Никто не поможет, - засмеялся Ааронн, увернулся от беспорядочных бардовских попыток сопротивляться и ударил Иефу по лицу - коротко и сильно. Голова полуэльфки беспомощно мотнулась в сторону, перед глазами поплыли огненные пятна, пошла носом кровь. Она не видела лица эльфа - оно пряталось за пляшущими оранжевыми кругами, но Иефа чуяла нутром - он улыбается.

- Стив! Стив! Зулин! На помощь! - звала она, вертясь ужом и вслепую отбиваясь от Ааронна. - Стиив!

- А знаешь, почему они не просыпаются? - Ааронн рванул на ней одежду, ворот рубахи затрещал. - Потому что они мертвы. Я убил их во сне. Зарезал, чтобы не мешали.

- Нет!

- Да. И что ты с этим сделаешь, а? Что ты можешь? Ты же никто, ничто, пустое место, вещь, подстилка, я поимею тебя, как положено поступать со всеми шлюхами-бастардами, а потом тоже прирежу и прикопаю под ближайшим деревцом. Так что заткнись и смирись.

- Я убью тебя... убью тебя... - задыхаясь, бормотала Иефа и боролась, боролась, как загнанный в угол дикий зверь, но всё было бесполезно. Медленно, вязко, как во сне, словно у взбесившегося эльфа было не две руки, а десять, и он держал её, как в тисках, и одновременно шарил по телу руками, и это было так мерзко, так невыносимо мерзко, что сердце заходилось в истерике и билось где-то в гортани.

- Да-да, конечно, убьёшь, как же, как же - ты ничего не умеешь, ни драться, ни колдовать... Хотя... может, ты надеешься победить меня магией? Это было бы даже забавно - а ну-ка, покажи, на что ты способна! Если удивишь меня, я, пожалуй, сохраню тебе жизнь.

- Нет! Нет!

- Ты не хочешь жить? Ни за что не поверю - ну, давай, повесели меня, скажи какое-нибудь из своих Слов! Смотри, я даже освобожу тебе одну руку... Ах ты, тварь! - Ааронн сгрёб в кулак Иефины пальцы, которыми она вцепилась ему в щёку, сгрёб, с силой сжал, и дернул под неестественным углом. Захрустели кости, Иефа зашлась криком. - Колдуй, сучка! Защищайся, мразь, иначе я тебя искалечу! Колдуй, или я не оставлю тебе ни одной целой кости! - эльф размахнулся и снова ударил Иефу по лицу, и снова, и снова. Иефа уже не била в ответ, а просто пыталась отползти, закрыться, но он сидел на ней верхом и лупил, куда доставал, без разбору. И кричал, чтобы она колдовала. Иефа слепла и глохла, и уже, кажется, вся превратилась сплошной кровоподтёк, и надо было, надо было послушать его и крикнуть Слово, пока еще хоть как-то шевелятся губы, но нельзя было использовать магию. Почему-то нельзя было - Иефа не помнила, почему, и не понимала, зачем это нужно обезумевшему друиду - но держалась из последних сил. А потом у в руках эльфа откуда-то взялся нож, и он принялся резать её, неглубоко и несмертельно, но безумно больно, выводя на измочаленном лице какие-то нехитрые кровавые узоры.

- На помощь! Кто-нибудь!

- Ты такая упрямая, такая непослушная. А что, если я выколю тебе глаз? А? Что ты думаешь?

- Помогите!

- Здесь больше никого нет, только ты и я, только ты и я, пичуга, - эльф снова засмеялся, и тут Иефа вдруг всё поняла. Она перестала сопротивляться и застыла, во все глаза глядя на Ааронна. - Ты в моей власти. Так что, сделаешь, что я хочу, или помрёшь мученической смертью?

- Помру, - ответила Иефа. Глова гудела, и лицо эльфа плыло и стиралось, но это было уже не важно. Чтобы понимать, ей больше не нужно было видеть. - Бей. Я не буду сопротивляться.

- Будешь! - яростно прошипел друид и вонзил нож в бардовское предплечье. - Будешь, и ещё как, - и он с усилием прокрутил лезвие в ране.

- Неееет! - простонала-прохрипела Иефа, корчась от боли. - Нет...

- Почему?! - в бессильной ярости выкрикнул Ааронн, резким движением выдернул нож и отшвырнул его прочь куда-то во тьму. - Тебе что, нравится?! Нравится, когда тебя пытают?! О, ну, так уж я доставлю тебе удовольствие, эльфийское ты ублюдочное отродье, не сомневайся!

- Я бард, - прошептала Иефа. - Я люблю слова. Они, как следы, у каждого свои. Он никогда не назвал бы меня бастардом. Он... не такой. И ещё... пичуга... Это ваше слово...

- Будь ты проклята! - эльф ударил наотмашь, схватился за голову, вскочил на ноги. Иефа лежала на изрытой, залитой кровью земле, каждая клеточка её тела выла от боли, а черное ночное небо полыхало огнями - красными, желтыми, зелёными - и в этом зареве мечущийся силуэт друида менял форму.

- Такая глупая попытка... Элена... - из последних сил проговорила Иефа. - Я не впущу тебя.

- Ты умираешь!

- Да.

- Если ты не впустишь меня, я не смогу тебя спасти.

- Да.

- Я умру вместе с тобой!

- Да.

- Твои друзья на волосок от гибели! Не думаешь о себе - подумай о них! Им нужна помощь, они не справятся!

- Может быть.

- Тебе плевать?

- Да.

- Лжешь! Впусти меня! - Элена схватила Иефу за плечи, неожиданно легко подняла и встряхнула - сильно, резко, как встряхивают одежду от пыли.

- Нет, - даже не сказала, а просто подумала полуэльфка. - Нет, не впущу.

- Впусти! Впусти! - узкая ладонь ведьмы хлёстко плясала по обезображенному лицу барда, голова моталась из стороны в сторону, как будто шея была тряпичная. - Впусти меня!

"Как обидно, что я умираю сразу и внутри, и снаружи", - мелькнула тоскливая мысль, мелькнула - и пропала. Боли было столько, что Иефа перестала различать её по отдельности, пропитывалась ею целиком, вся сразу, была в боли, была болью, и постепенно переставала существовать. Звуки становились глуше, краски тусклее, и откуда-то из невероятного далёко до неё медленно и слабо добирались едва слышные низкие удары, как будто кто-то бил огромной чугунной поварёшкой по воде. "Как это она ещё не устала..." - Иефу плавно качала из стороны в сторону мягкая болевая волна, и в облаке ослепительных сполохов было невыносимо и правильно, как будто именно так должны уходить маленькие глупые полукровки, сунувшиеся не в своё дело. "Как хорошо, что никто не будет плакать..."

- Иефа! Иефа, не умирай. Пожалуйста, удержись. Мать твою так и разэтак, только удержись, слышишь?

- Как это у тебя выходит? Как это получается, пичуга? Чем ты их берешь? Смазливой мордашкой? Так не такая уж она смазливая. Чем ты их держишь?

- Если бы ты знала, как мне противно на тебя смотреть, ты бы не посмела припереться сюда и портить мне вечер. Почему в этом доме мужчина не может выпить спокойно, черт же ж дери всё на свете!

- Я даю тебе фору... Успеешь уйти - выживешь. Может быть.

- Иефа, ты не в ревности ли меня подозреваешь? Мой тебе совет: если хочешь нормальных отношений с окружающими, не делай пословицу "Раздайся, море, - жаба ползет!" своим девизом.

- Милая, дивная, прекрасная, если бы ты только знала, как сильно я страдаю! Но есть рамки, пойми, есть правила, законы... Я не могу их нарушить, но ты... Если бы ты не была рабой условностей, мы были бы счастливы...

- Протягивай своим врагам раскрытые ладони, Иефа. Люди должны видеть руки того, кто пытается их победить. Они должны знать, что победа будет честной...

- Шлюха!

- А спойте еще про старый замок, госпожа Иефа!

- Я спою твоим голосом, заговорю твоим ртом, поцелую твоими губами, я буду жить - мы будем жить... Спи... спи, пичуга... Твоя слабость - моя сила, твое прошлое - мое будущее, твоя кровь - моя жизнь, и огонь переплавил нас в одно...

- Удержись, ты цепкая, ты можешь. Я знаю, держаться не за что, но ты удержись. Только удержись...

- Я даю тебе фору.

- Дочь герцога не будет сидеть в застенках!

- ...даю фору...

***

Когда Ааронн был мал, он восхищал старших своей рассудительностью. Он был настолько рационален, насколько вообще может быть рационален маленький эльфийский принц, который едва выучился читать. Он судил о смысле происходящего с точки зрения пользы и логики, а потом вдруг обнаружил, что его боится собственная мать. Не то чтобы она шарахалась от него в ужасе или избегала оставаться один на один в комнате, или ещё как-то проявляла это постыдное (да-да, постыдное, а как еще можно назвать такое?) чувство. Она читала ему легенды перед сном, и пела колыбельные, и играла с ним в саду, и кормила с ним птиц, и внимательно слушала его рассуждения о том, как он станет друидом, но она боялась его, Ааронн точно это знал. Натаниэля она любила. А его, Ааронна, уважала и боялась. Потом мать погибла - и он искал логику в её смерти, упорно, старательно, искал хоть какую-то закономерность, хотя бы намёк на что-то, что помогло бы ему выстроить цепочку фактов, которые привели бы его в конце концов к дню, слову или событию, настолько значимому, что оно - слово, день или событие - оправдало бы смерть матери... Оправдало бы уродливую рану на её голове, слипшиеся черным вонючим колтуном волосы, бесстыже задранный выше бёдер подол платья, отвратительную - в раскорячку - позу, в которой лежало её тело... Мух, ползавших по её лицу.

Ааронн был мал, но не настолько, чтобы не понимать, что означает эта поза, и что не так с платьем, и почему так слиплись волосы на голове. Он смотрел на то, что когда-то было мудрой прекрасной эльфкой, читавшей легенды и кормившей птиц, и предельно ясно понимал, что кто-то ударил его мать по голове дубиной или топором... или камнем... повалил на землю, задрал и разорвал на ней платье и изнасиловал. И что, скорее всего, она умерла раньше, чем насильник закончил своё дело. И что потом его - насильника - рвало, потому что он был мертвецки пьян. И что потом, когда он выблевал всё, что мог, ему полегчало, он встал на ноги и побрёл, шатаясь, прочь, и даже не оглянулся. Ааронн не заплакал и не закричал, и не побежал прочь в ужасе, звать на помощь. Он стоял на месте неподвижно, будто каменный, и только смотрел, но вовсе не потому, что оцепенел от страха или горя, он просто был сосредоточен, он изучил это место до последней травинки, он мог бы - если бы его кто-то спросил - рассказать, что здесь произошло, так подробно, словно видел всё своими глазами, и он задавал себе один единственный вопрос: с какой целью?

Он вернулся домой, остановил первого же взрослого эльфа и подробно изложил всё, что увидел, и все выводы, которые сделал. И в поднявшейся суете всё выискивал ответ на свой вопрос: с какой целью?

Натаниэль выл и разбивал кулаки о каменную кладку парапета, и в его тоскливом щенячьем вое было столько неподдельного горя, столько животной ярости, что на какое-то время - совсем ненадолго - Ааронну стало плевать, найдёт он ответ на свой вопрос или нет... Но потом убийцу поймали, казнили, - Натаниэль пошёл смотреть казнь, и потом взахлёб, исступленно и в лицах пересказывал увиденное брату, который на казнь не ходил, ему было неинтересно - дни потянулись своим чередом, и Натаниэлю стало легче. Во всяком случае, через некоторое время он перестал всхлипывать по ночам и снова принялся вести себя, как малолетний шалопай. Но Ааронн помнил - слишком хорошо помнил его разбитые костяшки и распяленный рыданиями рот.

С какой целью?

Где логика?

Ответа не было. Его рассудительность и придирчивость к деталям, его стремление всё упорядочивать и наполнять смыслом росли вместе с ним, и те, кто восхищался этими его качествами раньше, начали беспокойно шептаться у него за спиной - поговаривали, что горе сломало его, что он замкнулся от невыносимой боли, что стал... не то чтобы сумасшедшим, просто... слегка не в себе. Говорили, что он живёт, нахмурившись. Говорили, что его разум отказался принять тот факт, что матери больше нет, что он живёт в мире иллюзий - иначе отчего он ни разу не заплакал по ней? А он не плакал, потому что ещё нельзя было плакать, потому что нужно было сначала понять - с какой целью? Для чего это было нужно?

Ааронн был убеждён, что как только он найдёт эту точку в пространстве и времени, точку, к которой и в которой сходятся все нити, как только он поймёт, для чего это нужно было, - вот тогда можно будет плакать. Когда ПРОИЗОЙДЁТ наконец-то событие, и он увидит и поймёт: да, если бы мать не погибла, всё было бы иначе; да, если бы её тело нашёл кто-нибудь другой, всё было бы иначе, и вот это "иначе" - нельзя допустить, нельзя никак, ведь всё делается с какой-то целью... тогда можно будет выть распяленным ртом и разбивать костяшки о парапет, потому что тогда закончится наконец-то ответственность. Однажды он попытался объяснить это отцу, но очень пожалел. "Ответственность?! Твою родную мать осквернило пьяное чудовище, и всё, что ты чувствуешь после того, что узнал и увидел, - это ответственность?! Если ты болен, Ааронн, я найду тебе целителя. Но если ты говоришь мне это в здравом уме... да помогут тебе боги, ты мне больше не сын..."

Ааронн не стал отвечать. Он мог бы попытаться объяснить, что принять ответственность - это большее, что он может сделать для матери, лучшее, что он может сделать, чтобы почтить её память. Потому что принять ответственность - это не значит смириться, это не легко, это не лечит саднящее нутро, нет. Это значит, что тяжесть всего мира ложится глыбой на плечи, тяжесть всех поступков на свете, тяжесть последствий каждого выбора, любого выбора. Потому что всё это ведет к одной, главной точке, которая всё объяснит, которая всё завершит, и тогда наконец-то можно будет вспомнить, что когда-то, когда ты был очень маленьким и беззащитным, какой-то ублюдок с дубиной... нет. Ааронн не стал объяснять. Он пожал плечами и сделал выбор в пользу молчания. Этот выбор - он чувствовал - делал нить крепче, вёл к той точке, когда наконец можно будет...

Когда Ааронн решил податься в леса, никто не возражал. Только Натаниэль тоскливо бродил за ним по комнатам, путался под ногами, бездумно вертел в руках вещи, которые он складывал себе в дорогу, что-то ронял, что-то перекладывал с места на место, терял и мешал, как мог. Не специально. Он был такой, Натаниэль, искренний и порывистый, и почти никогда не думал, и ничего не делал специально. И он был единственным, кто знал про ответственность и про точку в пространстве и времени. Ааронн рассказал ему через несколько лет после смерти матери, рассказал почти против своей воли, уж очень худо тогда было... Нужно было поделиться с кем-то, иначе становилось совсем невозможно терпеть. Он был уверен, что Натаниэль не поймёт. Он боялся глупых вопросов или несправедливых упрёков, или слёз. Но ничего этого не было. Так странно... Натаниэль сидел на полу, обхватив руками колени, и не дыша слушал, как Ааронн монотонно, с усилием говорит. Долго, очень долго. С трудом подбирая слова. Это было самое невыносимое - думать о том, чтобы правильно подобрать слова, это отнимало последние силы, убивало... Натаниэль тяжело вздохнул, положил руку брату на плечо и сказал: "Да ничего, я понял. Это как ты не виноват ни в чём, но тебе за всё стыдно. А ещё всё тебя касается. Но почти ничего от тебя не зависит... Да?" Ааронн, изумленный, помолчал немного, переваривая сказанное, и кивнул. Натаниэль действительно понял - по-своему, но понял. Легче, правда, от этого не стало - случилось больше мыслей, только и всего. А ещё он стал доверять младшему брату.

"Как ты думаешь, это будет там? - спросил Натаниэль, когда Ааронн уже собирался переступить порог. - Это будет... в лесах?"

Ааронну не нужно было уточнять, что именно имеет в виду брат. Они не возвращались к этому разговору с тех самых пор, но Ааронн больше не обманывался на счёт Натана - знал, что тот помнит. Он не был уверен, что точка именно там. Или тогда. Но он точно знал, что решение уйти укрепит нить. Так что он просто кивнул.

С тех пор прошло много лет, Ааронн стал друидом и следопытом, а Натаниэль изучил магические науки и возглавил гильдию в Бристоле, и нить то крепла, то истончалась... Было несколько особенно мерзких моментов, когда - Ааронн старался быть честным с собой - нить почти порвалась. Первый раз это случилось, когда он абсолютно неожиданно для себя настолько влюбился, что совершенно потерял голову. Влюблённость, впрочем, прошла довольно быстро, и когда Ааронн опомнился, раз и навсегда дал себе слово впредь держать в узде свои эмоции. И держал. Второй - когда он вдруг понял, что несчастлив. Не потому что одинок, хотя он, вне всяких сомнений, был одинок, и не потому, что занят нелюбимым делом - он любил своё дело искренне и глубоко - а потому, что ничего не чувствует. То есть вообще ничего. Ничего, кроме томительной скуки. Тогда он привычно прислушался к своему нутру, мысленно спрашивая, куда ведёт нить, и понял, что нити нет. Что он её потерял. Более того, что он не расстроен из-за этого. Немного удивлён - и только. И вслед за этим он с предельной ясностью понял, что жить ему незачем. Это было так просто.

Натаниэль так и не узнал, что своим внезапным визитом удержал брата от последнего выбора в его жизни. Он ввалился в дом Ааронна без предупреждения, основательно нетрезвый, благоухающий тремя разными женскими парфюмами, избитый с ног до головы, встрёпанный и, на первый взгляд, абсолютно довольный собой и окружающим миром. Ааронн молча слушал, как младший брат взахлёб и в лицах излагает ему передрягу с участием неверной жены, её кузины и горничной, а также обманутого супруга, жениха кузины и хахаля горничной, и вспоминал, как целую жизнь назад маленький Натаниэль пересказывал ему детали казни - тоже взахлёб и в лицах. Вспоминал и думал о том, что должно быть, Натаниэль тоже несчастлив, и тоже одинок, и тоже ничего не чувствует... по-своему, ведь он всегда и всё так делал - по-своему. Придя к этому выводу, Ааронн решил, что необходимо жить. А когда он принял это решение, снова ощутил нутром тоненькую ниточку.

Третий раз Ааронн потерял нить, когда у него на руках умерла дриада. Не просто потерял - нить, натянутая до предела, лопнула с резким щелчком и отозвалась пронзительной болью в каждой клеточке тела. Если бы у Ааронна были тогда время или силы анализировать, он бы сказал, что это был гнев. Он бы сказал, что впервые в жизни взбунтовался, а поскольку никто и никогда не заставлял его делать то, что он делает, это был бунт против самого себя, против этого варварского самонасилия, которое не закончится, если не оборвать нить. И нить лопнула, и прежний Ааронн ушёл в небытие, а новый, бунтующий Ааронн сделал то, что считалось преступлением, заслуживающим суровой кары. Сделал необдуманно, поправ любые рассуждения о последствиях и правильном выборе, предав свою ответственность. Предав мать. Он знал, когда обрывал нить, он был уверен, что на этот раз возврата не будет, что это окончательно, навсегда. Потому что всё было враньё. Потому что не было никогда нити, не было никогда цели, и логики тоже не было, и всё в мире, оказывается, происходило без всякой причины, и тогда, давно, ему нужно было просто поплакать и покричать над телом матери, а не брать на себя ответственность, будь оно всё проклято! И ему не было всё равно - ему было так больно, что равнодушие он расценил бы, как бесценный дар, лекарство, спасение. Но, демон всё это забери, ему не было всё равно. И когда лес наказал его, он не сопротивлялся - снаружи, но, боги, как же он бесновался внутри! Выбравшись наружу из древесного кокона раньше времени, дикий, обновлённый, всё ещё под воздействием трансформации - нечто ломало его и корёжило, швыряя из стороны в сторону, и это нечто было невидимо, непобедимо - он в исступлении крушил всё вокруг, ломая ветви деревьев, вырывая с корнем кустарник, и ревел, и пытался содрать с себя эту шерсть, и эти крылья, и эту звериность - и оставлял на своём теле когтями кровавые борозды, и рычал снова, но уже от боли... А потом он услышал голос - ему хотелось бы думать, что мамин, но он понимал, что нет, просто лес говорит с ним тем единственным голосом, который сейчас способен его остановить, - и голос сказал: "Уже близко".

Вот так, просто - "уже близко" - и больше ничего.

И тогда Ааронн Сильван - а он смутно помнил, что когда-то это было его имя - остановился. Огляделся, поражаясь мельком тому, как умудрился в одиночку устроить такую разруху. Выровнял дыхание - по-звериному шумное, горячее - унял колотьё в боку, успокоил расходившееся сердце. Подошел, шатаясь, к подстилке из веток и сухих листьев, где оставил дриаду, опустился на колени, потрогал край плаща. "Уже близко". Посмотрел на свою - чужую - руку: когти втягивались, уступая место привычным ногтям. Дриады не было. Сопартийцев не было. Они ушли - Ааронн оглядел поляну, словно впервые, и увидел всё, что упустил, пока бесновался. Даже если учесть все разрушения, которые он тут сотворил, можно было заметить, что на поляне что-то произошло. Что здесь дрались, что здесь теряли кровь, что здесь... Ааронн втянул носом воздух и ощутил это, как запах, - здесь приходили в отчаяние, горевали, ненавидели. И тогда он подумал, что нужно найти их, потому что они без него пропадут, и когда он подумал так, он вдруг почувствовал нить - тоненькую, почти выдуманную. "Уже близко".

И он стал почти собой - ради этих слов, ради едва ощутимого пульса, ради дрожания тонкого льда, когда кто-то пробил полынью на другом конце озера. Он стал почти собой, и нашел их, и снова пошел с ними, и ничего не изменилось, и всё стало совсем другим.

Не то чтобы его путь наконец осветился - куда там, чёрта с два, как сказала бы полуэльфка. Порой он даже сомневался, что слышал эти слова на самом деле - ведь трансформация, и шок, и боль... Всё это могло сыграть с ним злую шутку, выдав желаемое за действительность. Потом они убили Иефу. Ааронн смотрел на её неподвижное тело, смотрел, как мечется Стив, и ему всё виделись разбитые костяшки и распяленный рот маленького Натаниэля. И он снова был сосредоточен, потому что понимал: этого мало. Он взял на себя ответственность, когда выстрелил - плохо прицелился, рука дрогнула, проклятые сомнения! - но этого мало. Остался ещё детёныш совомедведя, которого ждала медленная мучительная смерть от голода, жажды и тоски. Нужно было взять на себя ответственность ещё раз - снова выстрелить, только на этот раз прицелиться как следует... Вот о чем думал Ааронн, когда Стив комкал ворот его рубахи, требуя ответа. Он думал, как бы не промахнуться.

Но он не смог. "Уже близко", - звучало в его голове, и он не смог. И потом всё время думал о маленьком совомедведе в затхлой пещере. И о преданности. И о выборе. И об ответственности, которую - наверное, впервые в жизни - так и не решился на себя взвалить.

Иефа вернулась.

Но он не почувствовал облегчения.

Потом он понял, что Иефу ведёт её собственная нить.

Потом...

Потом Ааронн проснулся в сошедшем с ума лесу и рубил, и жёг, и вертелся волчком, спасая Этну, спасая себя, спасая... Когда крылья злополучного командира партии оказались прошиты насквозь шипастыми лианами, Ааронн привычно просчитал варианты и принял решение - логичное, рациональное. Единственно верное в данных обстоятельствах.

- Стив, руби!

Но когда дварф замахнулся топором, Ааронн застыл. И пока лезвие медленно, невыносимо медленно шло по дуге вниз, он молился о том, чтобы кто-нибудь - может быть, бог - вмешался и остановил это, потому что если топор завершит движение, если будет удар, если... Лезвие дварфовского топора врубилось в кость с противным капустным хрустом, и тогда у Ааронна взорвалось нутро. Ему показалось, что небо сделано из черного стекла, и это стекло кто-то разбил, и огромные блестящие осколки лавиной валятся вниз и вонзаются в землю и в него, Ааронна, распластывая улиточно-беззащитное тело на бессмысленные полосы, и из страшных, неизлечимых ран брызжет и льётся душа.

Ааронн закричал. Он никогда раньше так не кричал, ни разу в жизни. Потому что еще не нашёл точку в пространстве, где и когда можно будет. И он знал, что сейчас ещё рано, ещё не место и не время, что это не она, не точка, и поэтому нельзя!

Но что-то сдвинулось в нём, и он не мог остановиться. Он кричал и врубался в черно-зеленое месиво шевелящихся лиан, и его крика, и его боли, и его ярости было так много, что лес начал сдавать позиции.

И они прорывались через ожившие заросли, шаг за шагом отвоёвывая себе путь на север, и Ааронн кричал, и рубил, и жёг. А лес преследовал их, упорно, неустанно, но слишком медленно, чтобы угнаться. И только когда небо на востоке из черного сделалось сизым, они оторвались, они вывалились, наконец, на поляну, где было тихо, и где никто не пытался их убить. Было ясно, как день, который собирался вот-вот начаться, что это просто отсрочка, коротенькая пауза, что на отдых у них есть полчаса, максимум - час, а потом снова придётся кричать и врубаться, и жечь, и прорываться, и бежать... Но сейчас никто из них не встал бы на ноги даже для того, чтобы спасти собственную жизнь. Ааронн лежал на холодной земле и всё пытался восстановить дыхание, и всё не мог, дышал тяжело, хрипло, со всхлипами. А потом закрыл лицо руками, будто это могло помочь, и только когда отнял от щёк мокрые ладони, понял, что плачет. Что плакал всё это время, с той самой секунды, когда Стив отрубил бездыханному магу крыло.

***

- Иефа! Иефа, не умирай. Пожалуйста, удержись. Мать твою так и разэтак, только удержись, слышишь? Удержись, ты цепкая, ты можешь. Я знаю, держаться не за что, но ты удержись. Только удержись...

- Эй, партия! - прохрипел Стив, но ему никто не ответил, только орк продолжал бормотать, будто заклинание читал. - Народ! - позвал он ещё раз спустя минуту. - Откликнитесь, кто жив? Ааронн!

- Я... да, я жив... - медленно отозвался эльф, как будто не вполне был уверен в том, что говорит.

- Ранен?

- Нет, то есть... помяли меня немного, но так, ничего серьёзного.

- Этна?

- Я в порядке, Стив. Я не ранена. Истощена только. Как Зулин?

- Плохо. Он жив, но... - Стив посмотрел на неподвижное тело мага и отвернулся. - Я не знаю. Ты сможешь ему помочь?

- Прости... - виновато прошептала дриада. - Придётся по старинке... Зверь в порядке, так что, я думаю, жизнь Зулина вряд ли в опасности. Ему просто нужно обработать раны. Я займусь этим. Сейчас... - Этна попыталась подняться на ноги, не удержалась, неловко повалилась на бок. - Я смогу. Мне только нужно немного времени. Совсем чуть-чуть...

- У нас нет времени!

- А вы не хотите спросить, что с вашим бардом?! - сдавленно прорычал орк.

- Я боюсь, - криво усмехнувшись, честно признался Стив. - Ты говоришь с ней, значит, она жива. Но я слышу, что именно ты говоришь, орк. Она умирает?

- Нет, не умирает! Не умирает... её убивают. Прямо сейчас, посмотрите! Почему вы ничего не делаете?!

Стив попытался собраться с силами, но сил не было. Изломанное тело, которому дали несколько минут покоя, а потом вдруг попытались этот покой нарушить, взвыло и отказалось подчиняться. Руки тряслись, ноги подкашивались. Это было странно - мало ли боёв он выдержал, и разве не доводилось махать киркой в штольне по шесть-восемь часов без всякого там отдыха? И где это видано было такое, чтобы молодой здоровый дварф, которому ещё даже сотни не стукнуло, устал от беспорядочного рубилова длиной всего в несколько часов, да не просто устал, а так, чтобы его ноги не держали?! И всё-таки в этот раз что-то было не так - и не только с ним, Стивом, он видел, как заторможенно двигался Ааронн, поддерживая полуобморочную дриаду, как шатался орк, на плече которого безвольной тряпичной куклой болталось тело пигалицы, как спотыкался совомедведь и натыкался на кусты фамильяр. Стив готов был поклясться, что это не было обычной усталостью, это обрушивалось на них, давило всё сильнее с каждым новым шагом на север, как будто вместе с лесом против них ополчился воздух, став разреженным и ядовитым, как будто сама земля тянула из них силы при каждом прикосновении, и каждый раз встать становилось всё труднее. Почти невозможно.

Поколебавшись с полминуты, Стив плюнул на гордость и пополз к пигалице на четвереньках.

Иефа лежала на земле, вытянувшись в струнку, и её тело вздрагивало и подёргивалось, как будто кто-то невидимый пинал её ногами. Голова пигалицы перекатывалась из стороны в сторону, а на лице... Стив со свистом втянул в себя воздух, не веря своим глазам: лицо Иефы, хоть и оставалось неизменно её лицом, тем не менее ежесекундно менялось - покрывалось царапинами и ссадинами, которые потом исчезали, то начинала идти кровь из носа, то лопались от невидимого удара губы, то на впалых щеках сами собой появлялись порезы, складываясь в буквы, словно кто-то вырезал ножом на лице полуэльфки имя... Себастиан.

- Что это... - выдохнул Стив, хотя уже знал ответ на свой вопрос. - Когда это началось?

- Мы говорили. Она почувствовала, что лес сошел с ума - умудрилась заметить это раньше меня, и хотела крикнуть, чтобы разбудить вас. А потом... - орк сглотнул и затравленно посмотрел на Стива. - Я не видел, чтобы кого-то так выгнуло без последствий. Лес сломал ей спину, я тебе точно говорю. И когда сломал, вот это началось. Мы пытались - я и её совомедведь - пытались что-то сделать, освободить её, но, когда наконец смогли, она уже была такая.

- Это Элена, - с усилием проговорил эльф. Стив вскинул на него удивлённый взгляд - он не слышал, когда друид подошёл. - Насколько я понимаю... Чтобы завладеть телом Иефы, ей нужно согласие. При чём не формальное, а реальное. Иефа должна искренне захотеть не быть.

- Она её пытает, - скривился орк. - Чтобы ей захотелось умереть.

- Да.

- Мы можем что-то сделать? - спросил Стив и отвернулся от пигалицы. Он не мог, просто не мог смотреть на это - сам не понимал, почему, - но то, что происходило с полуэльфкой, вызывало в нём волну гадливого ужаса, как будто её насиловали у него на глазах. - Хоть что-то?

- Я... не знаю... - медленно проговорил Ааронн и пошатнулся. - Я... пустой.

- Что?

- Пустой.

- И что это, к заднице Мораддиновой, должно значить?!

- Я не знаю... - повторил друид тяжело опустился на землю, закрыл лицо руками и принялся тереть его, будто хотел стереть совсем.

- Эй, слышь, Ааронн! Не сходи с ума! - Стив ухватил проводника за плечи и с усилием встряхнул. - Только не ты, слышишь? Ты же самый... самый разумный из нас! Если ты мозгом тронешься, нам только и останется, что тихо самоубиться где-нибудь в лесу. Эй! Эльф!

- Нет! - глухо сквозь ладони крикнул Ааронн. - Это не здесь и не сейчас...

- Этна, что с ним?!

- Я не знаю, Стив.

- Как нам спасать Иефу?!

- Я не знаю, Стив.

- Почему Зулин не приходит в себя?!

- Я не знаю, Стив.

- Что нам делать?!

- Я не знаю, Стив.

- Да что ты вообще знаешь-то?!

- Ничего! Я ничего не знаю, Стив!

- Да оставь ты её. Кажется... - нехотя проговорил орк, - кажется, дварф, ты теперь командуешь. И это твоя работа - знать, что делать. Так что нам делать, скажи?

- Задница Мораддинова... - Стив, будто впервые увидел, оглядел сопартийцев и поляну, на которой они остановились. Командовать... командовать было некем. Невнятной грудой изодранного тряпья валялся маг. Трава вокруг него была заляпана тёмными пятнами запёкшейся крови. Фамильяр злыми глазами зыркал по сторонам, черной тенью съежившись у ног хозяина. Дриада пыталась отлепить от спины Зулина присохшее тряпьё, и движения её были медленны и неловки, как у сомнамбулы. Стив повернулся было к проводнику, но Ааронн сидел на земле, по-прежнему закрыв лицо руками, и раскачивался из стороны в сторону, и бормотал, как сумасшедший. Наверное, он и был сейчас не в себе. Что-то такое произошло с ним, с чем ещё придется разбираться, но не сейчас. Из всей партии более-менее на ходу был треклятый орк, который - вот незадача - и частью партии-то не был, но что он мог? Насколько Стив понимал, единственным достоинством проклятого шантажиста была странная преданность пигалице, но толку от неё сейчас, когда партии, как воздух, необходим целитель...

- А где Вилка? - спохватился Стив, сообразив, что не видит бестию. - Вилка! Вилка, мать твою! Слышь, орк, где совомедведь-то?

- Был здесь, - отмахнулся Норах и мокрой тряпицей вытер испарину с бледного бардовского лба. - Удержись, слышишь? - повторил он, наверное, уже в сотый раз.

"А и удержится, пожалуй", - растерянно и горько подумал Стив.

- Вилка! Вилка!

Знакомое бурчание бестии донеслось от ствола раскидистого ясеня на противоположном краю поляны. Стив бездумно побрёл на звук. Нужно было придумать что-то, срочно, немедленно! Но что? И какую беду гнать первой, какого врага побеждать сначала? "Что у нас в пещере, кроме шлака? Во-первых, сумасшедший лес. Во-вторых, Иефу изнутри убивает призрак ведьмы. Нет, это во-первых. Но что будет, когда злобные кусты доберутся до этой поляны? А они доберутся, как пить дать, и времени всё меньше. Тогда всё-таки во-вторых. С другой стороны, если Иефа умрёт, то какая разница - лес или не лес, всё равно жить будет не за чем. Так что Иефа всё-таки во-первых. Значит, во-первых, пигалица. Во-вторых, лес. В-третьих, друид не в себе. В-четвертых, маг в отрубе. В-пятых..."

Бурчание совомедведя раздалось совсем близко, Стив поднял голову и понял, что, во-первых, всё это время внимательно смотрел себе под ноги, чтобы не упасть, во-вторых, что уже рассвело, и, в-третьих, что ствол огромного раскидистого ясеня изуродован: кто-то забил в него железные скобы. И, в-четвертых, - что дурацкий совомедведь, вместо того, чтобы дежурить возле умирающей хозяйки, бурчит и булькает, и пыхтит, встав на задние лапы, и занят исключительно тем, что пытается подцепить клювом и выдрать одну из этих скоб, образующих рисунок... Стив выругался, проковылял несколько шагов прочь от дерева, обернулся, посмотрел, сплюнул, выругался ещё раз. Железные скобы, вбитые в ствол, складывались в знак Векны - большое V, заключённое в круг.

- Ну, хорошо же! - воинственно, насколько вообще был способен, сказал Стив и принялся за дело. Выдирать скобы из ствола оказалось делом немыслимо трудным - то ли он обессилел в конец, то ли вколачивали их не просто так, а каким-то хитрым магическим способом... Но с первой скобой Стив провозился целую вечность, и раза четыре успел решить, что умрёт сейчас, вот прямо сейчас, потому что невозможно и больно дышать ядовитым воздухом, и руки, будто набитые соломой, не способны на усилие. И стоять нет сил, и демон с ними, с этими скобами - всё равно не справиться... Всё равно вот-вот поляну заполонят взбесившиеся корни, и тут уже до задницы, забиты скобы в дерево или нет - воевать с лесом некому. А значит - не нужно больше издеваться над собой, и самое правильное сейчас - вернуться к умирающей пигалице, лечь рядом, взять её за руку, закрыть глаза и немножко отдохнуть перед смертью.

Стива ужасно раздражал совомедведь. Его упрямое бурчание и пыхтение не давало дварфу бросить это бесполезное занятие. Сдаться, спасовать, уступить - и кому? Бестии? Малолетней недосове? Мысль о том, что перед смертью его нагло обставит совомедведь, мучила хуже ядовитого воздуха, и он не останавливался. Сердце выпрыгивало из груди, перед глазами плавали мерзкие зелёные круги, но он всё-таки расшатывал проклятую скобу, пытался поддеть её лезвием топора. И когда скоба наконец-то вывалилась из изувеченного ствола и с глухим стуком свалилась на землю, ему вдруг стало немножко легче. Самую капельку, но стало. И Стив схватился со следующей скобой, бурча и пыхтя покруче любого совомедведя.

Ему казалось, что в тени ясеня он провёл целую вечность, но на самом деле прошло не больше часа, когда раздался отчаянный крик дриады. Крик, который оборвался почти сразу, словно ей заткнули рот кляпом. Стив обернулся, увидел взметающиеся из земли корни, дёрнулся к сопартийцам, но остановился. В стволе оставалась одна, последняя скоба. А что, если?...

- Дварф! Дварф, помоги! Дварф!

Нужно было выбирать, и выбирать быстро.

- Дварф! Быстрее!

И Стив выбрал.

- Продержись! - крикнул он и, как одержимый, с рычанием набросился на последнюю скобу.

- Стив! Мать твою, дварф! Помоги!

Стив понимал, что шансов мало. Стив понимал, что в магических штучках смыслит столько же, сколько Иефа в рукопашной. Стив понимал, что, если он ошибся, если не сработает, спасать будет некого и помогать будет некому. Стив понимал, что, возможно, обрекает на смерть друзей. Стив так много всего одновременно понимал, что у него холодел затылок и болел от ужаса живот - а с ним такого не случалось лет семьдесят как! И скоба, как специально, застряла в стволе намертво, и никак не хотела сдаться. Самое мерзкое было то, что он почти не слышал звуков боя, только орк рычал и матерился без перерыва, и звал на помощь, а значит - он дрался один. Значит, дриада отключилась, попытавшись создать какой-никакой огневик, значит, Зулин так и лежит трупом, значит, Ааронн так и не пришёл в себя. Значит, орк там один. А один он не справится. И мысль о том, что он, вполне вероятно, подписал им всем смертный приговор, когда не вступил в бой, а остался здесь... Нет-нет, эту мысль нужно было гнать как можно дальше.

Стив изорвал пальцы в кровь, занозил ладони, но не останавливался. Наконец, скоба поддалась его усилиям и шевельнулась, и он принялся расшатывать её, поминутно оглядываясь на сопартийцев, но не мог разглядеть, что там происходит - иначе пришлось бы остановиться.

- Дварф! Её забрали! Её забрали, будь ты проклят, предатель! Нет! Иефа! Иефа, впусти её!

Стив дёрнулся, будто его стеганули кнутом прямо по сердцу, но дела своего не бросил. Один шанс, единственный, последний. Если не выйдет, можно будет никуда не спешить. Используя топор, как рычаг, Стив навалился всем весом, поднажал так, что жилы затрещали, и скоба сдалась. По металлу юркими змейками пробежали красные искры, скоба задрожала, вспыхнула и вылетела из раскуроченного древесного ствола, как вылетает пробка из бутылки с перебродившим виноградным соком. Стив мешком свалился на землю, не справившись с силой инерции, и едва не пришиб топором Вилку.

Потом была томительная тишина, которая - по крайней мере так показалось уткнувшемуся в землю носом дварфу - длилась несколько десятков лет. Потом Стиву почудилось, что он слышит голос орка - и тот не кричит, не бранится и не зовёт на помощь. Дварф с трудом поднялся на ноги и рискнул, наконец, посмотреть на ту сторону поляны, где оставались сопартийцы. Он разглядел неподвижные тела Зулина и Этны, и сгорбленную фигуру Ааронна - он больше не раскачивался из стороны в сторону, поднял голову и растерянно оглядывался. Стив разглядел также невразумительную груду веток и листьев, возле которой возился орк. И еще куцый взбрыкивающий зад совомедведя, который неуклюжей бодрой рысью скакал к этой самой груде.

Стив обессиленно выдохнул, опёрся рукой о ствол ясеня, но тут же отдёрнул её - дерево было горячим и липким. Из развороченных древесных ран, там, где раньше были забиты скобы, медленно вытекала тягучая липкая жидкость, тёмная, похожая на кровь. Стив передёрнул плечами, подумал, что разберётся с этим тогда, когда сможет сбросить это на плечи кого-нибудь, кто в таких делах смыслит, и побрёл к сопартийцам.

Всё-таки лес оказался не во-вторых, а во-первых.

Норах чихал и отплёвывался, порыкивая от бешенства. Пока он рубился с ожившими корнями, как обезумевший дровосек, шипастая лиана, змеясь, оплела подёргивающиеся ноги барда и потащила куда-то прочь, в заросли. Орк краем глаза заметил движение там, где его не должно было быть, и повернулся как раз вовремя, чтобы успеть в последний момент схватить полуэльфку за волосы, а дальше всё это стало походить на игру в перетягивание каната, и канатом была одержимая полукровка, и лес явно намерен был в этой игре победить. Норах дёрнул Иефу на себя (попутно, кажется, выдрав прядь волос), перехватил её поудобнее, под мышки, и с натужным рыком откинулся назад, взрывая пятками землю, потянул барда изо всех сил, шалея от нелепости происходящего, но живая лиана петлёй захлестнула ему горло и сжала, и он захрипел, и на секунду отпустил полуэльфку, всего на секунду, инстинктивно, но этого оказалось достаточно, её снова потащило и начало стремительно заплетать в плотный шевелящийся кокон, и Норах, выдираясь из древесных пут, сделал то, чего не делал ещё ни разу в жизни: начал звать на помощь. Но дварф крикнул что-то - то ли в задницу послал, то ли предложил справляться самостоятельно, Норах не разобрал - и помогать не стал.

Подумать о том, почему так произошло, найти объяснения внезапному предательству дварфа, который - Норах готов был ручаться за это головой - любил полуэльфку и, по идее, уже должен был быть здесь - жертвовать собой ради её спасения - на всё это у Нораха не было времени. Дварф не поможет. Он принял это, как факт, не требующий объяснений, и больше уже ни на что не отвлекался. А если бы отвлёкся, понял бы, что обезумевший лес ведёт себя странно даже для обезумевшего леса. Не было оживших корней и шипастых лиан возле бессознательного мага, и никто не покушался на ощетинившегося фамильяра, и никто не нападал на помешавшегося эльфа. Одна вялая колючая веточка дёрнулась было в сторону дриады, та вскрикнула испуганно, вся подобралась - плести заклинание - и не сдюжила, сомлела, но веточка не доползла, втянулась в землю и через минуту возникла возле полуэльфки, чтобы оплести ей запястье. Лес нападал только на барда. Нет, поправка: только на барда и на того, кто пытался этому помешать, а Норах пытался изо всех сил, и понимал, что проигрывает. С этим нельзя было справиться в одиночку. Но никто не помогал. Даже вездесущий совомедведь куда-то подевался.

А потом всё вдруг закончилось. То есть вообще, совсем. В какой-то момент орк обнаружил, что кромсает ножом не живые ветки, а просто - ветки. И что петли колючих лиан держатся на его ноге только за счёт загнутых шипов, застрявших в штанине. Что нужно просто как следует потрясти ногой - и они свалятся. И что древесный кокон, в котором почти целиком уже скрылась Иефа, - это просто груда веток и листьев, которую нужно как-то разгрести. И ещё - стало легче. В буквальном смысле этого слова - как будто кто-то милосердный снял, наконец, с его воющих плеч огромную тяжесть, и теперь так сладко дышать. Надо же, а он и не подозревал, как было тяжко.

- Иефа... - осторожно позвал орк и потянул лиану из кучи. Куча подалась с шуршанием и скрипом. Норах встрепенулся и принялся разгребать и раскапывать листья и ветки, чувствуя себя каким-то придурковатым норным животным, а не уважаемым следопытом.

Откуда ни возьмись прискакал совомедведь и тут же, разумеется, сунул морду орку под локоть, получил по клюву - случайно, и по заду - нарочно, и обиженно забурчал. Подошёл дварф, помог с раскопками, молча стоял рядом, когда Норах вытаскивал на свет божий полуэльфку, засыпанную листьями и древесной трухой. Шумно выдохнул, разглядев, что с ней происходит. Как бы ни потрепала судьба партию, барду пришлось хуже всех. Пришлось - и продолжалось до сих пор... Всё ещё. По-прежнему.

- Знаешь, я просил её впустить ведьму, - в пространство проговорил Норах. - Я думал, что всё. Думал - так у неё будет хоть один шанс...

- Я слышал, - кивнул Стив.

- Она тоже слышала - я уверен. Но она упрямая, как... - орк с досадой стукнул себя кулаком по колену.

- Как дварф?

- Да. Наверное. И теперь я снова не знаю, как ей помочь... что с ней делать.

- Нужно её убить, - раздался слабый голос дриады.

- Чтооо?! - Стив вытаращился на Этну, не веря своим ушам.

- Нужно её убить, - повторила Этна немного увереннее и странно повела бровями.

- Знаешь, я мог ожидать такого от кого угодно, от Зулина - вполне, даже от Ааронна - не удивился бы такое услышать, но ты! Как у тебя только язык повернулся...

- Стив! - дриада сделала неловкий шажок вперед и нетерпеливо нахмурилась. - Послушай, пожалуйста, внимательно, что я скажу... - и снова странно повела бровями. - Иефу нужно убить, понимаешь? Нужно. Необходимо.

- Да почему, яйца Мораддиновы?!! - вне себя заорал Стив, отчаявшись понять, что происходит.

- Она... она мучается, - нашлась дриада. - Да-да, посмотри сам, как она мучается! Нужно прекратить её страдания - это единственное, что мы можем сейчас для неё сделать. Понимаешь? - ещё один странный фортель бровями; Этна опустилась на колени, нагнулась к острому уху барда и проговорила прямо в это ухо, чётко и членораздельно, как для умственно отсталого. - Мы просто обязаны её убить, Стив. Просто обязаны убить Иефу! - дриада выпрямилась и с надеждой посмотрела на дварфа.

"Она тоже помешалась! - вдруг осенило Стива, и он на всякий случай поудобнее перехватил топорище. - Ну, точно, они же оба - часть леса, и Ааронн, и Этна... То-то у них кукушечка поехала..."

- Эмм... Этночка... - фальшиво-ласковым голосом просюсюкал Стив, ужасаясь сам себе. - Как бы это тебе сказать... Давай мы сейчас все успокоимся, да? Отдохнём, может, вздремнём часок, а потом, на ясную-то голову...

- Нет-нет, Стиван! - дриада досадливо замотала головой и так рассердилась, что даже руки в кулачки сжала. Стив весь подобрался и приготовился к худшему, тем более, что эльф, который внешне вроде и не сходил больше с ума, успел уже как-то подобраться поближе и тоже был явно опасен. Этна заметила его реакцию и даже вперёд всем телом подалась, стремясь убедить, донести до упрямого дварфа какую-то мысль. - Стив! Послушай. Пожалуйста. Я очень тебя прошу - послушай меня сейчас очень внимательно. Хорошо? Очень важно, чтобы ты понял, о чем я говорю. Хорошо?

- Дак ты же не говоришь ничего путного! Что я должен понять-то, что мы должны пришить пигалицу - опять?! Не надоело?! Беззащитную, беспомощную!

- Нет-нет, Стив, пожалуйста, ну, пожалуйста! Посмотри на неё - она страдает, неужели ты не видишь? Мы дрались всю ночь, и всё это время она корчилась под пытками - и ничего, слышишь, ничего не могла сделать! И мы - дриада снова наклонилась к уху барда - ничего не можем сделать, только убить её! Для неё это спасение, понимаешь? - и Этна снова задвигала лицом - как-то всеми мышцами сразу, отчего стала похожа на чихающего хорька.

- Послушай Этну, - подал голос Ааронн. - Это очень мудрое решение. Мы должны убить Иефу. Так мы её спасём. Ты меня слышишь, Стив? Так мы её спасём.

- Слышь, орк, - позвал Стив, встал поудобнее и покрепче, принял боевую стойку. - Мне твоя помощь не помешает. Они, конечно, пока слабенькие, но если колдовать оба начнут, станет жарко. Так что готовься.

- А ведь они правы, - медленно проговорил орк. - Они правы, мать их за ногу, Стиван!

- И ты туда же?!

- Да нет же, сам подумай! - орк вскочил на ноги и принялся делать какие-то знаки, разыграл целую пантомиму, указывая то на Иефу, то на уши, то на голову, из чего следовало...

А хрен его знает, что из этого следовало, но не могли же они все одновременно взять и сбрендить, да ещё чтобы у всех была одна и та же навязчивая идея!

- Она так мучается, бедняжка, что даже у меня, черствого и бесчувственного душегуба, слёзы на глаза наворачиваются! - говорил между тем орк и делал знаки бровями, и дёргал Стива за рукав, пытаясь обратить на что-то его внимание. И Стив, поддавшись всеобщему психозу, опустил топор и развёл руками - да объясните же, мол, чего творится. - Я знаю, что совсем чужой вам и что последний голос и решение за тобой, но поверь мне, Стив, ты должен пожалеть её и согласиться. Мы должны убить Иефу, это единственный выход! - последнюю фразу орк произнёс очень громко и очень чётко, фыркнул, бесцеремонно схватил Стива за подбородок и повернул его голову так, чтобы дварф посмотрел прямо на барда. Стив смотрел. Иефа лежала неподвижно, как будто спала. Зачем убивать? Полоумные... Стоп. Иефа лежала неподвижно. Неподвижно. И тут до Стива дошло.

- Я, кажется, понял, - медленно сказал он и обвёл взглядом застывших в ожидании сопартийцев. - Вы правы, мы должны убить Иефу. Это поможет ей... - дриада сделала страшные глаза и зашевелила бровями, указывая на полуэльфку - это поможет ей не страдать больше, - поправился Стив и добавил, очень громко и очень чётко: Да, давайте убьём Иефу. Я согласен.

- Кто это сделает? - громко и как-то в пространство спросил орк.

- Это должен сделать кто-то из вас, чтобы покончить одним ударом! - словно со сцены декламируя, нараспев произнесла Этна.

- Орк, это сделаешь ты! - чувствуя себя полным идиотом, почти выкрикнул Стив.

- Да, это логично! Я не успел привыкнуть к ней! Поэтому я сейчас ударю её ножом прямо в сердце! - провозгласил орк, опустился на колени возле пигалицы, закрыл глаза, пошевелил губами - Стив заподозрил даже, что шантажист кому-то молится - и занёс в картинном замахе руку с ножом. - Прощай, Иефа!

Рука с ножом по дуге пошла вниз - слишком медленно, чтобы быть правдой - слишком быстро, чтобы не убить на самом деле - да он же и правда её сейчас зарежет! - солнечный зайчик спрыгнул с лезвия - надо же, когда успело взойти солнце...

Иефа распахнула глаза и перехватила руку орка. Этна вскрикнула, совомедведь победно заревел, а Стив обнаружил, что, оказывается, не дышал всё это время, и принялся жадно глотать сырой утренний воздух.

- Вы все чудовищно переигрывали, - очень серьёзно сообщила Иефа. - Просто чудовищно. Ааронн, что с твоим лицом? Ты что, плакал?

Все дружно отвернулись от барда и уставились на следопыта.

- Со мной всё в порядке, - неуверенно проговорил Ааронн.

- С ним всё в порядке, - отмахнулся Стив.

- Да нет же, - с досадой выдохнула Иефа, - шевелить разбитыми губами ей явно было трудно, - какой к чертям порядок... Посмотрите на его глаза... Дайте ему зеркало, кто-нибудь. Ааронн, у тебя лицо наполовину твоё, а наполовину - Иефа запнулась, растерянно посмотрела по сторонам, словно нужное слово могло обнаружится в траве где-нибудь неподалёку - а наполовину - твоё...

- Что за бред!

- Нет-нет, она права! - дриада мигом оказалась возле эльфа, поднялась на цыпочки, обняла его лицо ладошками, убрала волосы. - Ты... меняешься!

Стив пригляделся к эльфу и тихо охнул: правая половина лица друида была такой, какой должна была быть после трансформации, такой, к какой он, Стив, оказывается, уже привык. Короткая черная с проседью шерсть, желтый кошачий глаз с вертикальным зрачком... Но левая! Как будто кто-то смывал рисунок со стены, а под ним вдруг обнаружился другой, тот, что был раньше. Левая половина лица эльфа - права была пигалица - была его лицом. Таким, каким это лицо было до трансформации. Гладкая кожа, ровная линия скул, тёмно-карий глаз под тяжеловатым веком, бровь - густая, нахмуренная. "А ведь он и правда был такой! Как я мог забыть!" - в смятении подумал Стив.

- Ты до сих пор плачешь, - тихо сказала Иефа. - О чём ты плачешь, Ааронн?

- Я не... - мотнул головой друид и снова закрыл лицо руками, и Стив отметил про себя, что и с руками эльфа происходили те же метаморфозы: правая была в короткой шерсти и дикая, а левая - как раньше, с длинными изящными пальцами целителя.

- Это не стыдно, Ааронн, - всё так же тихо добавила полуэльфка. - Ты живой, а теперь ещё и наполовину настоящий.

- Прекрати! - рявкнул эльф, отпихнул от себя жалеющие руки Этны и бросился прочь, как будто действительно стыдился, как будто его уличили в чём-то... позорном.

- Мы поговорим об этом, - грустно сказала дриада, - не сейчас, но поговорим. Может быть, вечером. Стив, мы ведь сегодня уже не тронемся с места, правда? Ты что-то такое сделал, что лес больше не взбунтуется, я права? Мы можем отдохнуть?

Стив вспомнил окровавленный ствол ясеня и кивнул: не взбунтуется, можем.

- Командуй привал, дварф, - почти вежливо почти попросил шантажист.

И Стив, дивясь сам себе, скомандовал.

И все послушались.

Иефа послушно осталась лежать, где лежала, её совомедведь послушно прикорнул рядом, маг послушно продолжил валяться в обмороке, а фамильяр - послушно охранять его покой...

Стив усмехнулся невесело в бороду, проворчал что-то на счёт костра и хвороста, который сам себя не соберёт, но тут орк дёрнул его за рукав и указал на груду веток, из которой недавно выкопал пигалицу - чем не хворост? К тому же, уже послушно лежит на поляне, и ходить никуда не надо.

Тогда воду - вспомнил Стив. У нас совсем нет воды, а нужно будет много: и пить, и на компрессы... И тогда орк кивнул и послушно отправился за водой, сообщив, что, может, ещё заодно и послушно поохотится.

Стив вздохнул и подумал, что вода, еда и костёр - это обычная отвлекалочка, что на самом деле ему, Стивану из Утгартов, Стражу Ворот, Второму в Роду, безумно страшно думать о том, что делать дальше.

До гор оставалось два дня пути.