Глава 8

Дон Андре отсутствовал весь день, но Венеция не особенно тревожилась до тех пор, пока Люсия оставалась с Анниной. Но вскоре приехали родители Люсии, чтобы пообедать с хозяевами, а потом забрать свою дочь, и Венеция знала, что откладывать больше нельзя.

Когда дон Андре проводил гостей и вернулся в зал, она ждала его.

— У вас есть несколько минут, дон Андре? Я хотела бы обсудить с вами кое-что важное.

— Конечно, — вежливо ответил он. — Проходите в мой кабинет, сеньорита.

Он усадил ее в красное кожаное кресло и занял место в кресле напротив.

— Так что же такое важное вы хотите мне сказать, Венеция?

— Я хочу поговорить об Аннине, сеньор.

— И что с ней?

— Она все еще думает, что влюблена, сеньор, и все еще встречается с тем молодым человеком — Феликсом Пересом.

Его черные брови тут же грозно сдвинулись, и смуглое лицо еще больше потемнело.

— Это она сама вам сказала?

— Нет, она мне ничего не говорила. И должна признаться, мне очень неприятно прийти к вам и рассказать то, что очень вас рассердит. Но я чувствую, что она в опасности, сеньор. Мне жаль девочку, потому что у нее это первая любовь и она не видит того, что…

— Пожалуйста, переходите к фактам. Мы можем принять детскую любовь Аннины как факт. Что вы знаете?

Венеция тяжело вздохнула и принялась рассказывать то, что знала. Аннина обещала не видеться больше с молодым человеком и, возможно, держала слово до тех пор, пока сам Феликс не приехал в монастырь и не увиделся с ней. Ей пришлось упомянуть о мотоцикле. Венеция предпочла бы умолчать об этом, но обман с деньгами, будто бы предназначавшимися на благотворительность, по ее мнению, был даже важнее, чем то, что Аннина продолжала встречаться с Феликсом. Но это была идея Люсии, а не Аннины, подчеркнула она.

— Фактически, — произнес дон Андре холодным, деловым тоном, — они встречались большую часть прошлого семестра.

— Боюсь, что да. Но могли проводить наедине очень мало времени.

— Надеюсь. И это продолжается сейчас?

— Да, сеньор. Разговор, который я невольно подслушала, не оставляет в этом сомнений. Перес даже предложил сбежать, хотя это могло быть шуткой. — При этих словах сеньор нахмурился еще сильнее, и Венеция поспешила добавить: — Я ни на минуту не могу себе представить, чтобы Аннина могла такое сделать. Но это заставило меня повидаться с вами как можно скорее.

— Я рад, что вы приняли такое решение, сеньорита. Это надо немедленно прекратить. Парень должен уехать, а за Анниной установят наблюдение.

— Кажется, он собирается уехать работать на побережье.

— По-моему, это недостаточно далеко. Он умный молодой человек, наглый, но привлекательный. Но он недостаточно умен, иначе бы знал, что Аннина не для него, а слабость характера рано или поздно приведет его к беде. Но я не хочу, чтобы он и на Аннину навлек беду… Очень хорошо, сеньорита, предоставьте остальное мне.

Она встала, чувствуя, что разговор окончен.

— Мне жаль, что я должна так поступить с Анниной. Это не прибавит ей хорошего отношения ко мне.

— Со временем она будет вам очень благодарна.

— Со временем, возможно, но не сейчас. Это усложнит жизнь для всех нас. Наверное, мне не стоит больше оставаться здесь.

Дон Андре быстро обернулся к ней.

— Нет, сеньорита, — ответил он резко, — я не хочу, чтобы вы уезжали.

Венеция удивленно посмотрела на него:

— Но вы пригласили меня, чтобы я составила компанию Аннине, а она и сейчас не находит меня подходящей подругой. Разочарованная, поскольку действительно считает себя влюбленной, она может возненавидеть меня за то, что я рассказала вам обо всем.

— Откуда она узнает, что это вы мне рассказали? Я мог узнать из других источников.

— Нет, дон Андре. Я сообщила вам факты, которые могла услышать только от нее. Кроме того, позволить ей так думать — это еще раз обмануть девочку. Лучше я буду откровенной и дам ей понять, что это я рассказала. Тогда, какими бы ни были наши отношения, по крайней мере, они будут искренними.

Он несколько секунд смотрел на нее не отрываясь.

— Хорошо. Я сейчас же поговорю с Анной. Благодарю вас, Венеция, за то, что вы пришли ко мне. Вы можете идти.

Он позвонил в колокольчик, и, выйдя из кабинета, Венеция увидела Матиаса, идущего к хозяину. Конечно, сеньор послал Матиаса за Анниной. А бедная девочка не знала, что ее ждет. Венеция чувствовала себя предательницей и провела неприятные минуты ожидания у себя комнате, гадая о том, что происходит внизу, в кабинете. Но она знала, что иначе поступить не могла. Это могло закончиться трагедией не только для Аннины, но и для всей семьи, если бы та оказалась такой дурочкой, что сбежала бы с Феликсом.

Венеция могла только предполагать, что произошло между Анниной и доном Андре в кабинете в этот час. Но в результате Аннина заперлась у себя в комнате. Несомненно, дон Андре предупредил, что за ней будут следить, и Аннина поняла, что у нее очень мало шансов встречаться с Феликсом. Поэтому она никого не хотела видеть. Она не выходила ни к обеду, ни к ужину, и сеньора де лос Реес, навестившая дочку, появилась в крайне встревоженном состоянии.

— Я пошлю за врачом, — заявила она.

Но дон Андре помешал этому.

— Она просто дуется, — успокоил он сеньору. — Я строго отчитал ее. Но не беспокойся, Елалия, Аннина быстро придет в себя. Ей скоро надоест, чтобы в ее комнату носили подносы, и она присоединится к остальным членам семьи.

— Бедная маленькая Аннина, она в последнее время была очень одинока, — грустно вздохнула сеньора.

Дон Андре не разделял ее мнения и высказался прямо.

Венеция чувствовала себя неприкаянной. Аннина не хотела видеть англичанку, а когда случайно оказывалась в ее присутствии, делала вид, что не замечает. Эмилия была по-прежнему занята приготовлениями к свадьбе и покупкой мебели для строящегося дома и больше времени проводила в семье Трастамара, чем в своей собственной. Сеньора, как всегда, жила своей жизнью и встречалась с Венецией только за обедом и ужином. «Я с тем же успехом могла бы жить дома», — сказала себе Венеция. Но в глубине души девушка знала ту единственную причину, которая удерживала ее в castillo, — она не могла уехать из дома, в котором жил дон Андре.

Аннина не делала попытки нарушить правила, установленные доном Андре. Она много времени проводила в своей комнате и иногда бродила по саду. Девочка больше не ездила по утрам верхом и отказывалась купаться в бассейне. Иногда она выезжала со своей матерью, но, если могла, избегала и этого. Венеция думала, что бедняжка смирилась с неизбежным, пока однажды, возвращаясь из бассейна в свою комнату по винтовой лестнице, не столкнулась с Инес, одетой для прогулки.

Она улыбнулась девушке, пожелала ей хорошо провести выходной и удивилась, что такое обычное замечание заставило ее покраснеть до ушей. Взгляд Венеции упал на конверт, который держала Инес, и, хотя девушка сразу спрятала его за спину, Венеция узнала круглый детский почерк Аннины.

«О нет, — подумала она в отчаянии. — Значит, глупышка переписывается с Феликсом Пересом с помощью горничных». Она хотела расспросить Инес поподробнее, но Инес пробормотала насчет того, что ее должны подвезти в деревню и она не может заставлять себя ждать, и поспешила прочь, оставив Венецию в тягостной задумчивости.

Венеция решила, что должна сообщить дону Андре о своих подозрениях, даже если они безосновательны, но ей безумно не хотелось беседовать с ним с глазу на глаз. И, только размышляя об опасности, которая могла грозить не только репутации Аннины, но и ее будущему, Венеция нашла оправдание для этого. «Ну что ж, — подумала она со вздохом, — я поговорю с ним сегодня после ужина».

Но за ужином сеньора не было. Дон Андре часто обедал в городе в последнее время, что приводило Венецию в уныние. Он ужинал не только в доме Трастамара, но часто с общими друзьями Фернанды. Сеньора теперь вела себя так, словно вопрос о свадьбе уже решен; и не вызывало сомнения, что двойные родственные узы с любимой подругой, сначала через Эмилию и Рамона, а затем и через дона Андре и Фернанду, восхищали ее.

Ужин, на котором присутствовали Аннина, Рамон и Эмилия, Венеции показался скучным. На душе у нее было очень тревожно, и она извинилась и ушла, сказавшись усталой.

— Ах, Венеция, не могли бы вы оказать мне услугу? — спросила сеньора, прощаясь.

— Если я смогу, сеньора, буду очень рада.

— Я собираюсь сделать подарок сеньоре де Мендосе ко дню рождения и хотела попросить вас передать его ей завтра утром. Эмилия взяла бы его, но она возвращается с Рамоном сегодня вечером. Для Аннины было бы полезно поехать с вами, чтобы навестить ее.

— Конечно, сеньора. — Венеция взглянула на Аннину. Та с хмурым видом кивнула. — Выедем в десять, Аннина? Это в пятнадцати милях, не займет много времени.

— В десять часов, сеньорита, — произнесла Аннина с излишней официальностью, бросив на Венецию враждебный взгляд.

Венеция подумала, что поездка обещает быть малоприятной, но она должна воспользоваться возможностью откровенно поговорить с Анниной.

В десять часов она стояла в холле и еще четверть часа дожидалась Аннины. Видно, девочка решила вести себя независимо. Венеция позвонила в колокольчик и, когда появилась Паскуала, попросила ее напомнить Аннине об их встрече.

Вернувшись, Паскуала сообщила, что у сеньориты Аннины сильно болит голова и она сказала, что поездка в машине только усилит боль. Она хочет отдохнуть в своей комнате.

— Что ж, хорошо.

Венеция взяла пакет и огромный букет цветов, который сеньора посылала своей старой, больной подруге. Паскуала настояла на том, чтобы самой отнести их в машину. Ни одна служанка в castillo не могла позволить гостье нести пакет самой. Хосе ждал на случай, если понадобится шофер, но Венеция предпочла вести машину сама.

Она не поверила в головную боль Аннины, решив, что девушка с самого начала решила не ехать с ней. Она все еще сердится. Венеция хорошо знала этот трудный возраст по своим ученицам в школе. Бесполезно говорить Аннине, что она переболеет любовью. Сейчас бедняжка в это не поверит.

Сеньора Мендоса, очень старая, очаровательная и царственная, знала лучшие времена, но теперешняя бедность не изменила ее хороших манер. Женщина настояла на том, чтобы Венеция выпила с ней кофе, восхищенно поахала над прекрасными цветами, спросила о здоровье каждого члена семьи в castillo и продержала Венецию у себя почти час. Девушка ехала обратно медленно, как всегда наслаждаясь открывающимися взору замечательными пейзажами. Приехав в замок, она обнаружила, что в ее отсутствие произошел скандал.

Пропала Аннина. Никто не видел ее с тех пор, как Паскуала напомнила девочке о встрече с Венецией. Ей позвонила школьная подруга, чтобы пригласить к себе на обед, и сеньора послала за Анниной, но ее не оказалось ни в комнате, ни в саду. Сеньора обещала перезвонить, и слуги начали везде искать ее дочь. Сообщили дону Андре, что Аннину нигде не могут найти, и сеньора удивилась тому, что он так испугался и рассердился.

Грум сказал, что одна из лошадей отсутствует. Предположили, что Аннина поехала верхом. Но юная упрямица знала, что ей запретили ездить в одиночку и тем более она не должна была покидать замок, отказавшись поехать с Венецией. Дон Андре немедленно приказал подать ему машину, и, хотя другие не знали, куда он поехал, Венеция была уверена, что он отправился в деревню узнать о местопребывании Феликса Переса.

Услышав все это от Эмилии и Рамона, наблюдая, как носятся в панике служанки, Венеция взглянула на часы и определила, что Аннина могла отсутствовать только два с половиной часа. Девчонка взяла свою лошадь, теперь единственное для нее транспортное средство, и за час смогла доскакать до деревни. Теперь она, возможно, мчится на мотоцикле за спиной Феликса по крутым, извилистым дорогам. Но вполне вероятно, что пока ничего катастрофического не произошло и молодые люди просто встретились, как и раньше, чтобы погулять и поговорить вдали от любопытных глаз деревенских жителей.

Внезапно Венеция решила поехать за Анниной. Она позвонила горничной и попросила Терезу оседлать для нее лошадь, затем поднялась наверх, чтобы переодеться. Удивленной сеньоре она объяснила: «Я знаю, где иногда любит кататься Аннина и, возможно, смогу ее найти» — и ускакала, прежде чем та предложила, чтобы ее сопровождал грум, чтобы помочь ехать по каменистой дороге.

Она знала место, где Аннина сворачивала в оливковую рощу. Но одно дело смотреть из окна замка, стоящего высоко на горе, а другое дело ехать туда на лошади. Однако Венеция была уверена, что движется в правильном направлении, а деревня на холме издалека служила ей как бы маяком.

Дорога оказалась труднее, чем она думала. Тропа то вилась по голой или поросшей кустарником земле, то опять терялась в лесу. Затем совершенно неожиданно перед ней оказалась река. Из замка ее не было видно, и Венеция ожидала, что в это время года она будет сухой; но вода все еще бежала по неровному и каменистому руслу, и берега, на взгляд Венеции, были слишком крутыми. Ей показалось опасным переходить здесь реку. Она не хотела рисковать лошадью. Но раз здесь проехала Аннина, Венеция могла сделать то же, но она бы выбрала другой путь, вдоль берега, пока не достигла бы более приемлемого участка.

Сначала Венеция увидела лошадь, мирно пасущуюся на клочке сухой, жесткой травы. Ее поразило то, что она увидела животное так неожиданно. Значит, Аннина где-то поблизости. Возможно, с красавцем Феликсом. Венеция огляделась вокруг, но все было тихо и спокойно, ничто не нарушало тишины. Она никого не видела и не слышала голосов.

Если Аннина каким-то образом перешла реку вброд, что было бы глупо с ее стороны, потому что ей пришлось бы перепрыгивать с валуна на валун, ей, по крайней мере, следовало привязать лошадь, а она этого не сделала. Лошадь могла ходить, куда ей вздумается. Возможно ли, что она упала и лежит теперь где-то покалеченная? Чувствуя себя немного глупо, Венеция закричала, нарушая тишину жаркого дня: «Аннина! Аннина! Ау-ау!» — но не получила ответа. Она привязала лошадь к поваленному дереву и пошла к лошади Аннины, чтобы выяснить, мокрая ли та, следовательно, побывала ли в реке. Но каждый раз, когда Венеция приближалась к ней, лошадь вздрагивала, мотала головой и отбегала все дальше.

Она была здесь не для того, что бегать за лошадью, которая не желала, чтобы ее поймали. Она была здесь, чтобы найти Аннину. Поэтому Венеция прекратила попытки поймать лошадь и продолжала искать место, где девушка могла перейти реку.

И тут она увидела ее и похолодела от ужаса. Аннина лежала лицом вниз между валунами. Руки и ноги широко раскинуты, а вода, бегущая по камням, окрашена кровью. Беглянка не шевелилась, и Венеция застыла над ней в страхе. Она надеялась, что девушка просто без сознания. О другом Венеция даже думать боялась. Пожалуйста, Господи, только бы не мертвая, взмолилась она.

Нужно было каким-то образом вытащить Аннину из реки. Но как? Придется взобраться на валуны и камни и вынести или выволочь ее из потока. Она подумала о том, чтобы поехать в castillo за помощью, но на это уйдет слишком много драгоценного времени. «Почему я не взяла с собой грума?» — корила себя Венеция. Но девушка не привыкла пользоваться его услугами и не подумала об этом. И потом, она не ожидала столкнуться с несчастным случаем.

Венеция сняла с себя сапоги для верховой езды и босиком начала переползать по валунам к Аннине. Это было не особенно трудно, если не бояться. Она перевернула Аннину и увидела у нее на лбу страшную рану с запекшейся кровью. Она была жива, хотя и без сознания, но шум воды и бешеный стук собственного сердца мешали Венеции расслышать биение пульса девушки. Она должна вынести ее из реки.

Венеция подхватила Аннину подмышки и потащила по камням, стараясь быть как можно осторожнее. Она часто останавливалась перевести дух и дать отдохнуть своим ноющим мышцам. Аннина в мокрой одежде была очень тяжелой, и в любом случае тяжелее Венеции. Несколько метров показались ей бесконечностью. Один раз девушка поскользнулась и ударилась об острый камень. Он, казалось, пронзил каждый ее нерв. Пару раз она чуть не упала. Наконец ей удалось вытащить Аннину на берег и положить на сухую, горячую траву. По крайней мере, послеполуденное солнце могло быстро высушить ее одежду.

Венеция глубоко вдохнула и опустилась на колени возле Аннины. Она должна попробовать «поцелуй жизни», подумала она и огляделась в поисках признаков человеческого жилья или хоть какого-нибудь строения, которое могло послужить им убежищем. Но ничего не обнаружила. В любом случае ей все придется делать самой. Вот когда пригодятся ее медицинские знания.

Венеция вспомнила, как смеялась, когда сестры в больнице учили ее делать искусственное дыхание. «Никогда не знаешь, когда что может пригодиться», — говорили они. Девушка не предполагала, что ей понадобятся эти знания, но теперь была рада тому, что приобрела их.

Она делала искусственное дыхание «рот в рот», но безрезультатно. Венеция почти сдалась. Она и так вконец измучилась, вытаскивая Аннину из воды, но если пойдет на поводу у усталости, то потеряет Аннину. И Венеция начинала все заново.

Наконец она была вознаграждена. Аннина задышала, Венеция с трудом могла поверить в это. Она ждала, наблюдая, как жизнь возвращается к девочке, пока не убедилась, что дыхание восстановилось. Теперь надо подумать, как доставить Аннину в castillo.

Лошадь Аннины исчезла. Возможно, самостоятельно отправилась в замок, подумала Венеция. Таким образом, осталась только лошадь Венеции, и при мысли о том, чтобы водрузить на нее Аннину, ее усталые мышцы запротестовали. Но она должна попытаться. Нельзя оставить одну лежащую без сознания девушку и ехать за помощью.

Она отвязала свою лошадь и подвела ее к Аннине. Та была смирная и послушная, но будет ли она стоять так же смирно и послушно, когда Венеция постарается взвалить ей на спину Аннину? Вес девушки был Венеции почти не под силу. Она подтащила ее к лошади, ласково разговаривая с животным, чтобы успокоить, хотя ее сердце было наполнено отчаянием. Жеребец стоял как скала, пока Венеция поднимала Аннину, подталкивая ее сзади, но отпрянул в сторону, когда Аннина выскользнула из рук Венеции и повалилась на землю.

Венеция чуть не расплакалась. Начать все сначала означало сделать над собой нечеловеческое усилие, но она его сделала: сначала успокоила животное, затем, обхватив Аннину за талию, вновь попыталась уложить ее на спину жеребца. Подталкивая и подтягивая, она наконец положила девушку поперек лошади и со стоном упала рядом. Ее грудь тяжело вздымалась, сердце готово было разорваться. Несколько минут Венеция старалась прийти в себя, затем пошла к реке, ведя под уздцы лошадь, чтобы опустить руки в воду и сполоснуть лицо. Потом начала медленно двигаться по направлению к castillo.

Венеция сделала всего несколько шагов, когда поняла, что уйдет много часов, прежде чем она достигнет замка таким образом. Девушка вставила ногу в стремя и, невзирая на боль каждой клеточки тела, ухитрилась взобраться на лошадь. Аннина лежала наполовину на седле, и потребовалась вечность, чтобы сесть в седло, передвинув тело девочки. Она сняла жакет и положила на голову Аннине, защищая от солнца, затем пустила лошадь в галоп. Горячее солнце обжигало ее сквозь блузку, все чувства притупились из-за нечеловеческих усилий.

Они проскакали через высокую арку и сразу оказались окруженными людьми. При виде знакомых конюшен жеребец остановился как вкопанный. Венеция благодарно перевесилась через Аннину и потрепала его по холке. Примчались грум и шофер. Паскуала, увидев, что они вернулись, стрелой полетела в castillo объявить об этом, и все сразу выбежали к ним навстречу — дон Андре в сопровождении домашних, Матиас в сопровождении слуг. Они стояли вокруг, пораженные зрелищем, которое представляли Венеция и Аннина. Одежда Венеции еще не просохла, волосы рассыпаны по плечам. Она была грязная, поцарапанная и измученная.

Венеция стащила свой жакет с Аннины.

— Она без сознания, — объяснила девушка.

Дон Андре снял Аннину с лошади. Его лицо словно потемнело и сделалось непроницаемым, когда он увидел рану на голове девочки.

— Хосе, съезди за доктором, — приказал он, — и быстро привези его сюда. — Потом повернулся к Матиасу: — Позвони доктору и скажи ему, что Хосе поехал за ним. — Он посмотрел на Венецию и повернулся к груму: — Помоги сеньорите спуститься, Цезарь.

— Gracias, Цезарь, — пробормотала Венеция и без чувств упала к его ногам.

— Ах, бедняжка! — вздохнула донья Елалия, а грум взглянул на дона Андре, ожидая указаний.

— Отнесите сеньориту Анну в ее комнату, — обратился дон Андре к широкоплечему груму, который мог потягаться силой с кузнецом. Сам же наклонился, поднял Венецию на руки и пошел в замок. Все последовали за ним.

В маленьком коридоре маленькая толпа разделилась. За грумом, несшим Аннину, пошли донья Елалия, Эмилия, Рамон, Паскуала и Инес. Матиас же уважительно сопровождал дона Андре.

— Я думаю, — обратился к нему дон Андре, — сеньорита придет в себя через несколько минут. Я отнесу ее в мой кабинет.

Матиас прошел вперед, чтобы открыть дверь, подождал, пока дон Андре положит Венецию на диван и подоткнет ей под голову подушки, а затем по кивку хозяина удалился.

Открыв глаза, Венеция увидела дона Андре. Тот немедленно протянул ей стакан с бренди.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, вы должны выпить, — сказал он повелительно и опустился на колени возле нее, поддерживая за плечи в вертикальном положении. — Вы выглядите совершенно измученной, и это принесет вам пользу.

Венеция закрыла глаза и склонилась к его плечу. Она бы удивилась, взглянув ему в глаза, потому что увидела бы в них нежность. Она послушно начала цедить бренди. Но все, чего ей хотелось, — это погрузиться в долгий-долгий сон. После нескольких глотков сеньор снова опустил ее на подушки.

— Побудьте здесь, Венеция. Поспите, если хотите. Я должен пойти к Аннине.

Он накрыл ее пледом и вышел. Девушка благодарно закрыла глаза, отвернулась от света и сразу уснула.

Прибыл врач, напуганный рассказом Хосе. Ему не понравился вид Аннины. Он хотел, чтобы ее забрали в больницу. Но дорога туда долгая, и дон Андре договорился о том, чтобы прибыл врач-специалист и медицинские сестры. Доктор был благодарен за то, что с него сняли ответственность.

Венеция проснулась от голоса дона Андре. Он говорил по телефону со специалистом и нанимал дневную и ночную сиделку. Сеньор повесил трубку и подошел к Венеции. Она улыбнулась.

— Ну что, вам лучше? — спросил он.

— Да, спасибо.

— Доктор хочет, чтобы вы полежали целый день.

— Честно говоря, я могла бы полежать целую неделю.

— Бедное дитя! Вы слишком устали, чтобы рассказать мне, что произошло?

— Нет, не думаю. — Она попыталась сесть и охнула, выпрямляя ноющую спину.

Дон Андре сел на кофейный столик, стоящий рядом с диваном.

— Рассказывайте, — ласково попросил он.

— Я вернулась от сеньоры де Мендосы и застала в замке переполох, поскольку Аннины нигде не было. Когда сказали, что ее лошади нет, у меня мелькнула мысль насчет того, какой дорогой она могла поехать. Из своего окна я видела, что она ездила этой дорогой раньше. Я знала, что на машине там не проехать, поэтому я поскакала за ней следом и нашла ее в реке. Она упала либо с лошади, когда переправлялась через реку верхом, либо когда переходила реку пешком. Но я думаю, что она свалилась с лошади. И мне было чертовски трудно вытащить ее из реки. Она была как гиря в мокрой одежде, а кругом валуны, на которых я все время поскальзывалась. — Венеция чувствовала, что должен быть синяк на теле, там, где она ударилась о камень, но не решилась сказать об этом сеньору.

Девочка лежала без сознания, и я не была уверена в том, что она жива. Поэтому я попробовала сделать «поцелуй жизни» и делала его, как мне показалось, бесконечно. На самом деле, вероятно, прошло всего несколько минут — я не знаю. И наконец она задышала. Какое я почувствовала облегчение! Только тогда я могла положить Аннину на мою лошадь. И если вытаскивать ее из воды было трудно, то на лошадь поднять… это чуть не убило меня… и все же в конце концов я водрузила негодницу на спину лошади, но это объясняет, сеньор, почему я упала в обморок, подобно викторианской девственнице. Уверяю вас, что обычно я в обморок не падаю.

— О Венеция, Венеция, как же вы умеете доказывать мне, что я ошибаюсь.

— В самом деле? И как же я это делаю?

— Показывая на деле свою правоту в том, что в минуту опасности требуется независимость и находчивость. Женщины в моей семье всегда ждут, чтобы за них что-нибудь сделали мужчины…

— Я, может, тоже ждала, чтобы вы что-нибудь сделали, но вас там не было.

— Они бы все равно ждали. И скажите, откуда вы знали, как делать «поцелуй жизни»?

— Мне помог короткий больничный опыт. Сестры очень смеялись, потому что предполагалось, что я применю его к мужчине. Но слава богу, он пригодился сейчас.

— Слава богу, что вы применили его, — сказал он серьезно. — Девочка могла умереть, если бы не вы, Венеция.

— Значит, я не совсем бесполезна? — усмехнулась она. — У вас, в конце концов, найдется для меня доброе слово, сеньор?

— У меня не хватит добрых слов, чтобы сказать вам то, что я чувствую к вам, Венеция. — В ее глазах, смотрящих на дона Андре, было изумление. — Но, возможно, я смогу свести их к трем словам. Я люблю вас.

Она не верила своим ушам. Должно быть, она ослышалась. Это невозможно. Она с сомнением покачала головой.

— Единственная причина, по которой я питал маленькую надежду на вашу любовь, было то, что вы вернулись, когда я пригласил вас. Была ли надежда, Венеция?

— О да, конечно! — воскликнула девушка. — Вы ведь никогда не показывали своих чувств, дон Андре.

— Не показывал? Даже когда не мог оторваться от вас?

— Это обычно бывало, когда вы на меня сердились.

— Нет. Последний раз, когда мы притворились, будто я просто искушал вас, это было для меня потворством своим желаниям. Вы хотите сказать, Венеция, что любите меня?

— Люблю, — ответила она серьезно. — Но вы сами, дон Андре, указали на те причины, по которым из этого ничего не может получиться.

— Я уверен, что мы можем отбросить их. Если я могу быть правдивым, Венеция, — а я знаю вашу страстную преданность правде, и вы напомнили мне о ней, когда настаивали на том, что ваши отношения с Анниной должны быть искренними, — то должен признаться, что долгое время боролся с собой. Это неподходящий брак, в то время как брак с моей соотечественницей, разделяющей мой образ жизни и все такое, казался желательным.

— Вы имеете в виду Фернанду? — спокойно подсказала Венеция.

— Это могла быть Фернанда. Это наверняка была бы Фернанда, если бы я не влюбился в вас. Фернанда красива, очаровательна. Но есть секрет, который я доверю только вам, Венеция, и больше никому. Она неинтересна. И я не думаю, что она любит меня. Я ей нравлюсь, мы очень хорошо ладим друг с другом, и это был бы брак, который устроил бы обе наши семьи. Боюсь, Фернанда будет разочарована. Но надеюсь, что это не разобьет ей сердце. Так что я боролся с собой и с тобой, дорогая, поэтому и отослал тебя.

— Сказав очень неприятные слова.

— Но я не мог жить без тебя. Я должен был попросить тебя вернуться.

— Но препятствия остаются, дон Андре.

— Андре, — поправил он, — мы можем отбросить «дон».

— Препятствия остаются, Андре.

— Национальность. Но ты сама сказала, что это не является непреодолимым препятствием.

— Религия.

— Англия такая языческая страна. Ты язычница, Венеция?

— Нет. Но я и не фанатичка. Это тоже не непреодолимо, Андре. Сказать тебе, что я чувствую?

— Пожалуйста.

— В некотором смысле я чувствую себя так, будто эмигрирую в другую страну. Если идешь, все время оглядываясь назад, постоянно сравнивая новое со старым и не стараясь адаптироваться к новой жизни, то потерпишь неудачу. Если же рискнешь идти вперед, не оглядываясь на то, что было раньше, то, скорее всего, добьешься успеха.

И мне кажется, что то же самое и с браком. Нужно измениться сердцем, и любовь сделает это возможным. Помнишь, как в клятве, которую произносят при венчании: «Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой». И еще: «Твои родные будут и моими родными». Мне кажется, что здесь не может быть половинчатых решений…

— Ты в самом деле так думаешь, Венеция?

— Конечно. — Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Мое восхищение тобой растет с каждым днем. А дети?

— Дети? — На секунду она не поняла, что он говорит об их будущих детях. Потом опустила глаза, и ее густые загнутые ресницы затрепетали. Она смутилась оттого, что до сегодняшнего дня даже не верила в то, что дон Андре любит ее (хотя мечтала об этом), а он уже обсуждал их возможных детей.

— Да, дети. Как быть с ними? — настойчиво спросил сеньор.

Он вздохнула и смело посмотрела прямо ему в глаза:

— Они будут испанцами, Андре, и будут воспитаны в испанском духе и религии. Потому что все остальное было бы для них чуждым и сделало бы их чужими среди своих. Их жизнь будет только интересней оттого, что у них будет мать-англичанка и английские бабушка и дедушка, которых они могли бы навещать. И еще дети будет говорить на двух языках.

— Дорогая, как я тебя люблю! — Он обнял девушку. — Но ты выглядишь ужасно усталой. Доктор хочет, чтобы ты полежала в постели. И, кроме того, мое дорогое дитя, тебе нужно принять ванну. Давай я отведу тебя наверх и оставлю с миром. Но помни, только на сегодня.

— О господи, конечно, мне нужно принять ванну, — опомнилась Венеция. — Я, должно быть, ужасно выгляжу. — Дон Андре помог ей встать на ноги, поддерживая в своих объятиях. — Знаешь, Андре, что ты не учел одну важную вещь? — Она улыбнулась, глядя в его темные глаза.

— И что же это?

— Ты ведь не просил меня выйти за тебя замуж. А я полагаю, что это — необходимое предварительное условие для появления на свет очаровательных детишек.

Дон Андре обнял ее так крепко, что Венеция вскрикнула. Ее ноющие спина и плечи запротестовали против такого обращения.

— Пойдем наверх, — сказал он, — пошли в постель.

Они поднялись по лестнице, прошли по широкому коридору, затем по узкому и остановились у старой, обитой железом двери. Дон Андре открыл ее и вошел внутрь вместе с Венецией.

Девушка снова вскрикнула, увидев себя в зеркале:

— О Андре, как ты можешь любить меня, когда я так отвратительно выгляжу? — Она торопливо старалась пригладить волосы и оттереть грязь с бледного лица. — Особенно если есть красивая Фернанда.

— Ты не менее красива. А сегодня особенно — даже если тебе нужно принять ванну. Фернанда все время пытается угодить. Ты же, Венеция, сражаешь меня своей прямотой. Я обожаю тебя. А теперь в постель и спать.

Он снял с нее жакет и начал расстегивать пуговицы на ее блузке. Венеция задержала его руку, положив на нее свою ладонь.

— Я совершенно уверена, Андре, ни одна испанская девушка не позволила бы этого, — строго сказала она. — Даже не позволила бы тебе войти в ее спальню.

— Тебе будет очень трудно в будущем не пускать меня в нее, — рассмеялся мужчина. — Но не в эту. Ты будешь жить со мной в доме, моя дорогая Венеция.

— Я буду скучать по этой комнате. Ты должен позволить мне сохранить ее за собой как личное убежище. Когда я буду сердиться на тебя, я смогу сюда возвращаться.

— А я немедленно буду приходить за тобой и относить обратно. Не сомневайся. — Его голос и взгляд подтвердили мрачную непреклонность, которая у нее ассоциировалась с испанским характером.

Венеция почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Ей захотелось броситься в его объятия… но Андре уже звонил в колокольчик, вызывая горничную, чтобы та наполнила ванну. Было не время для ласк. Он взял в свои руки ее грязные исцарапанные ладошки и поцеловал их, а потом нежно обнял Венецию и припал к ее губам. Когда вошла Паскуала, дон Андре оставил Венецию на ее попечение.

Приняв ванну и почувствовав себя освежившейся, Венеция скользнула на свежую, ароматную простыню и сразу уснула.

Это был очень напряженный день.

Когда девушка проснулась, ее первая мысль была об Аннине. Она позвонила в колокольчик. Появилась Тереза с едой на подносе. Увидев ее, Венеция вспомнила, что не обедала.

— Как сеньорита Анна? — спросила она.

— Я не знаю, сеньорита. Здесь был врач, дон Андре нанял двух сиделок. Я скажу сеньору, что вы проснулись, и он сам расскажет.

Но в комнату вошла донья Елалия, а не дон Андре, которого Венеции так хотелось видеть. Она уже начала думать, не пригрезилось ли ей все, что произошло между ними. Донья Елалия принесла огромный букет цветов как знак благодарности Венеции.

— Мы всегда будем вам так благодарны, дорогая Венеция. Наша упрямая Аннина наверняка бы умерла без вашей помощи и вашего мужества. И мы будем вечно у вас в долгу.

— Как она теперь, сеньора?

— Все еще без сознания, но специалист находится рядом с ней и собирается провести здесь ночь. И нам оказывают неоценимую помощь сестра Консуэло и сестра Мария. Все, что можно сделать, будет сделано. А как вы, Венеция?

— Спасибо, хорошо, донья Елалия. Только немного устала.

— Да, дон Андре рассказал мне. Отдыхайте, дитя мое, пока полностью не поправитесь.

Венеция чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы выйти к ужину. Присутствовали Рамон с Эмилией, отец Игнасио и врач, а также сестра Консуэло — дневная сиделка. Венецию сразу удивило то, что сестра Консуэло ходит в белом облачении с толстой белой веревкой вокруг талии. Позднее, увидев сестру Марию в черном облачении с белой лентой на лбу, девушка подумала, что в Испании ничего не может быть естественнее: они были сестрами ордена милосердия. У нее не было возможности поговорить наедине с доном Андре, особенно когда врач, заметив на ее лице следы усталости, предложил, чтобы она легла спать как можно раньше.

Аннина пришла в себя на следующий день. Кроме раны на голове, у нее были сломаны два ребра и вывихнута рука. Врач приказал ей лежать в постели. В очередной свой визит он обнаружил, что девушка идет на поправку. Родственники могут не беспокоиться. Память, зрение и слух — все оказалось в порядке, и доктор сказал, что ей очень повезло.

— Ты сможешь присутствовать на моей свадьбе, — обрадовалась Эмилия.

Венеции так и хотелось добавить: «И возможно, ты захочешь посетить и мою», но дон Андре еще не сделал никаких объявлений, и она промолчала. Он увидел выражение ее глаз и, когда все выходили из комнаты Аннины, повел ее в кабинет, где они всегда могли быть уверены, что им никто не помешает.

— Я не хочу похищать лавры Эмилии, — объяснил он. — Я знаю, что вокруг нашей свадьбы поднимется большой шум, Венеция, и думаю, что мы должны сначала позволить Эмилии насладиться своим триумфом.

— Конечно, — согласилась девушка, радуясь, что он подумал об этом.

— Кроме того, мы должны или поехать к твоим родителям, или пригласить их к нам, чтобы они могли одобрить твой выбор мужа.

— Разве это не был твой выбор жены? — спросила она с озорством в голосе.

— Я надеюсь, что это был и твой выбор, Венеция, — ответил он серьезно, и девушка обвила руками его за шею и поцеловала, чтобы не оставить никаких сомнений.

Он сжал ее в объятиях с такой силой, что она чуть не задохнулась, и поцеловал со страстью, обещающей неистовое блаженство в будущем. Влюбленные замерли в объятиях друг друга, изнемогая от переполняющего их счастья.

— Я надеюсь, что оправдаю твой выбор, Андре, но не могу обещать, что изменюсь… — наконец нашла в себе силы пробормотать Венеция.

— А я и не хочу, чтобы ты менялась.

— Но я сделаю над собой усилие, чтобы стать достойной женой.

— Я уверен в том, что ты ею станешь, Венеция. Я наблюдал за тем, как ты ведешь себя с моими гостями, видел, как Франциско, и Грегорио, и даже наш серьезный отец Игнасио были очарованы тобой. Я не могу понять, как я сам так долго смог устоять.

— А донья Елалия, Андре? Как она примет меня?

— Моя дорогая Венеция, теперь ты будешь хозяйкой castillo, а донья Елалия будет твоей гостьей. Зная твой характер, я уверен, что ты никогда не откажешь ей в гостеприимстве. Так же как и Аннине. Другие девочки скоро выйдут замуж, и я больше не буду нести за них ответственность. Но ты и я, моя дорогая, будем всегда иметь наши личные апартаменты. Не сомневайся. Я все продумал. Я даже решил, что мы можем выделить специальное место для твоей семьи, где они смогут жить, когда будут нас навещать.

— Кстати, о моей семье… Андре, давай попросим моих родителей приехать сюда. Они будут рады увидеть Испанию, замок…

— Я уверен, что им будет очень жаль потерять тебя, — сказал он серьезно.

— Всем родителям приходится отпускать своих детей, Андре. Но они знают, что никогда не потеряют меня. И я уверена, что им будет очень приятно думать о том, что я здесь, и знать, что я живу счастливо в моем прекрасном испанском замке.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Загрузка...