Замок тайн

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Небольшую гостиницу в Уайтбридже охраняли люди из милиции Стивена Гаррисона. Сделано это было лишь для того, чтобы никто из взвинченных Захарией Прейзгодом прихожан не посмел причинить двум вступившимся за дочерей Робсарта постояльцам неприятностей. Однако после разгона пуритан в церкви жители Уайтбриджа, похоже, успокоились и отсиживались по домам. Длинная мощеная улица выглядела бы почти пустынно, если бы не солдаты, собравшиеся у пивной. Расстегнув мундиры и держа пивные кружки в руках, они о чем-то переговаривались, порой бросая взгляды на гостиницу, где нескольким из них приходилось нести службу, оберегая приезжих.

— Никогда не думал, что кто-то из Гаррисонов окажется столь предупредителен к вашему величеству, — попробовал было пошутить Джулиан, но сама его манера говорить, сухая и чуть циничная, сделала шутку едва ли не упреком королю, который был вынужден сегодня любезничать с родичем одного из убийц его отца.

Но сейчас Карл никак не отреагировал на слова своего спутника. Задумчивый и молчаливый, он полулежал на своей узкой кровати, опершись спиной о стену, и машинально теребил в руках перчатку. Ноги в высоких ботфортах он вытянул через всю комнату, шляпу небрежно отбросил на пол. Сейчас Карл выглядел почти мрачным. И причиной стал его разговор с полковником Гаррисоном, который состоялся уже в гостинице.

Тогда Карл был еще возбужден после событий в церкви и почти весел. На вопрос Гаррисона, куда лежит их путь, он ответил, чуть гнусавя, по-пуритански, что они «всего лишь недостойные сосуды, посвятившие свои услуги делу истинной веры», и сейчас движутся по указанию родича Стивена в одно из близлежащих имений, однако они не должны говорить, куда именно. При этом он открыто и весело улыбался. Джулиана всегда поражало, как легко король мог улыбаться людям, особенно если учесть, что разговаривал он с человеком по фамилии Гаррисон.

Стивен, поняв из их слов, что эти двое путников давно не были в столице, поведал им последние новости. О том, что Оливер Кромвель после победы под Вустером возвратился в Лондон, где ему устроили торжественную встречу, едва ли не схожую с триумфом древних завоевателей, и теперь господин Молчание[9] обосновался в Хемптон-Корте, а парламент издал постановление считать 3 сентября[10] Днем благоденствия. Рассказывал он о гибели под Вустером лорда Гамильтона, о чем Карл уже знал, а также о том, что схвачены и другие соратники Стюартов — Дэвид Лесли и лорд Ло-дердейл, а графу Дерби отрубили голову. Тогда Карл лишь произнес несколько подходящих цитат из Библии, но уже у себя в комнате разразился грубой площадной бранью, давая выход отчаянию. Он был в таком состоянии, что Джулиан, собиравшийся попенять королю за необдуманный поступок в церкви, предпочел помалкивать. Лорд уже понял, что, несмотря на легкомыслие Карла и его пренебрежение своим положением, король глубоко переживает все случившееся, и у него болит душа о каждом из павших соратников.

Сейчас Джулиан вспомнил случай, когда они с Карлом скрывались, пробираясь с поля боя, и были свидетелями, как круглоголовые ловили беглых роялистов и тут же вздергивали их прямо на сучьях деревьев. Один раз ему пришлось силой удерживать в кустах короля, когда тот едва не кинулся на солдат, которые собирались повесить его личного оруженосца. Тогда для Карла Стюарта все было бы кончено. Джулиан пытался урезонить короля, говорил, что он не простой смертный и что монарху следует вести себя иначе. Позже Карл заметил с присушим ему цинизмом, что он всего лишь король без королевства, а значит, просто человек, и уже стал привыкать поступать по-человечески. Именно эта человеческая слабость и толкнула его сегодня встать на защиту дочерей Робсарта и привлечь к себе всеобщее внимание. Джулиан считал подобную выходку, проявлением безрассудства и полного пренебрежения к тем, кто ради его августейшей особы рисковал всем, чтобы иметь надежду на возвращение Стюартов. По понятиям лорда Грэнтэма, король прежде всего должен оберегать свою особу, а уж потом думать о человеческих устремлениях. И он лишь сказал:

— О, сир, каким жестоким испытаниям подверглось сегодня ваше священное величество!

Карл ничего не ответил. На него нахлынул один из тех приступов меланхолии, какие все чаще случались с ним в последнее время. И хотя внешне он зачастую казался беспечным, внутри его царил холод и мрак. Сколько бедствий обрушилось на него в годы его юности, сколько неудач он претерпел, сколько людей погибло ради него! Стоили ли его устремления всего этого?

Карл долго размышлял, не отдавая себе отчета во времени. Но в конце концов, устав от мрачных размышлений и желая избавиться от столь несвойственного ему уныния, он решил прибегнуть к наиболее простому способу — поспать.

Часа три крепкого сна вернули ему бодрое расположение духа. Однако он был несколько обескуражен, поняв по поведению своего спутника, что тот собирается в путь.

— Сейчас мы пообедаем, а затем постараемся получить у полковника пропуск, — сказал Джулиан, заметив недоуменный взгляд короля.

— И куда же мы двинемся? — почти равнодушно спросил Карл.

Джулиан перестал укладывать сумки и на миг задумался.

— По правде сказать, не знаю. Но одно мне ясно: чем скорее мы покинем это осиное гнездо, тем лучше. Думаю, нам следует найти какое-нибудь тихое пристанище, где я смогу оставить вас, а сам вернусь в Солсбери, чтобы связаться с лордом Уилмотом.

— Ехать в Солсбери сейчас небезопасно, — заметил Карл, и Джулиан был тронут участием в его голосе.

Однако выбора у них не оставалось. Не нравился Джулиану этот Стивен Гаррисон, тревожила предупредительность помощника шерифа и его проницательный взгляд. Этот полковник почти не глядел на короля, и лишь один раз, когда они уже поднимались по лестнице в свою комнату, Джулиан оглянулся и увидел, что тот следит именно за молодым королем. Это длилось лишь мгновение, но именно в момент, когда в лице полковника не было сдержанной учтивости, Джулиан заметил, каким мрачным и сосредоточенным был Стивен Гаррисон.

Когда он поделился этими опасениями с королем, Карл лишь пожал плечами:

— Делай, как знаешь.

Он уже привык полагаться во всем на лорда Грэнтэма. Это соответствовало его натуре, в которой львиную долю занимала природная лень. Однако за этой ленью скрывались и своеобразная мудрость, и природный фанатизм, и вера в будущее.

Джулиан вышел. Карл хотел было предаться каким-нибудь приятным воспоминаниям, но у него пошла носом кровь. Это с ним случалось довольно часто, поэтому сейчас он спокойно намочил платок в тазу с водой и приложил к переносице. Полежав немного, он встал и, все еще держа платок у лица, выглянул в окно. Джулиан Грэнтэм беседовал со Стивеном Гаррисоном. Карл видел, как полковник согласно кивнул, и собеседники учтиво коснулись полей шляп в знак приветствия. Видимо, договорились.

Когда Джулиан вернулся, сказав, что лошади оседланы, Карл лишь молча взвалил дорожные баулы на плечо.

— Этот Гаррисон весьма учтив, — заметил Джулиан. — Ни о чем особо не спрашивал, даже предложил нам своих людей в сопровождающие, но не настаивал, когда я отказался.

— Да, — кивнул Карл, — и признаюсь, я его даже понимаю. Какой ему смысл возиться с нами, когда его ждет такая невеста!

Джулиан лишь хмыкнул.

Когда они выехали из Уайтбриджа, часы на колокольне показывали четверть пятого. Они миновали городские посты и не спеша двинулись по ведущей через пустошь грунтовой дороге. Никакой особой цели у них не было, и они ехали не спеша. Через милю путники миновали небольшой поселок, где под напором ветра слабо вращались крылья ветряной мельницы. Дальше простиралась открытая, чуть волнистая равнина, поросшая вереском и дроком. Выглянуло солнце, и теплый ветер трепал поля шляп всадников, спутывал гривы коней.

Чем-то суровым и романтичным веяло от этих мест, но кровавая действительность недавних времен нет-нет да и напоминала о себе. Пару раз они миновали разрушенные усадьбы, глядевшие вдаль пустыми глазницами окон господских домов. Сейчас здесь все густо поросло травой, а ведь когда-то эти поля были плодородной пашней! Порой попадались одинокие хижины, вокруг которых паслись тощие овцы и коровы. Лишь один раз им повстречался прохожий, седой крестьянин, за которым бежала собака. Крестьянин сумрачно посмотрел на всадников, но по укоренившейся привычке стащил с головы шляпу.

Они почти не разговаривали. Полускрытая разросшейся рыжей травой дорога вела, казалось, в никуда. И от этого настроение не улучшалось. Слушая приглушенный перестук копыт, Джулиан из-под полей шляпы оглядывал окрестность, ожидая увидеть какое-либо подходящее пристанище, сохранившуюся усадьбу роялистов, где бы он мог оставить короля. Правда, был еще один план. Они находились недалеко от города Эймсбери, где могли остановиться на любом постоялом дворе. Но едва он открыл рот, чтобы поделиться своими соображениями, как Карл вдруг оживился и, указывая на что-то рукой, пришпорил коня.

— Поехали, Джулиан. Это Стоунхендж. Я давно хотел там побывать.

Даже Джулиан был поражен, просто онемел, когда они подъехали к этому циклопическому каменному кольцу в центре великой равнины. Массивные, грубо обтесанные столбы четко вырисовывались на фоне синевы осеннего неба. Они стояли двумя кругами, и некоторые из них были соединены вверху поперечными плитами, словно древние проемы арок когда-то существовавшего здесь жилища неведомых богов. Камни стояли здесь давно, всегда. И само одиночество, окружавшее их среди бескрайних просторов, казалось, переполняло сердце немым благоговением.

Всадники медленно объехали вокруг этого гигантского каменного кромлеха[11]. Стоячие камни отбрасывали в лучах заходящего солнца длинные черные тени. Оставив лошадей пастись, они прошли во внутренний круг кольца. Даже воздух здесь был словно другим, и своенравный ветер, казалось, не решался проникнуть сюда. Путники молча стояли там, где, по преданиям, еще до вторжения римлян в Британию, древние жрецы-друиды совершали свои таинственные обряды.

— Потрясающе! — невольно вырвалось у Джулиана, и он даже перекрестился.

— Еще бы! — согласился Карл. — Говорят, покуда стоят столбы Стоунхенджа, Англия будет незыблема, как они. И когда я гляжу на них, — он, как холку коня, любовно огладил один из каменных колоссов, — я невольно горжусь, что это моя страна.

Тут какая-то мрачная мысль пришла ему в голову, он нахмурился, и на его лице резче обозначились морщины у крыльев носа. Однако Карл сразу взял себя в руки и шутливо добавил, что существует предание: если считать камни, то их количество постоянно меняется. Он тут же принялся пересчитывать глыбы, но вскоре сбился, засмеялся и стал рассказывать, что и теперь окрестные жители, когда происходит какое-то необычайное событие, сходятся сюда, как в старину друиды. Ведь это место величественно и необычно само по себе. Стоунхендж еще называют «Пляской висячих камней» или «Пляской гигантов», ибо, по легенде, эти камни заколдованы магом Мерлином. Это гигантские исполины, которых он зачаровал, когда они собрались в круг для исполнения своих воинственных танцев.

— Да, мне стыдно, что я, король Англии, впервые оказался здесь, ибо Стоунхендж, несомненно, гордость этого острова.

Он о чем-то задумался, подошел к одному из поваленных каменных колоссов и сел на него, обхватив колено. В наступившей тишине было слышно, как позвякивают уздечки пасущихся невдалеке коней. Джулиан стоял как зачарованный. Это пустынное место, эти каменные колоссы, стоявшие кругами, не могли не потрясать воображение. Даже в атмосфере Стоунхенджа витало что-то неизъяснимо волнующее и притягательное. Грэнтэм едва осмеливался дышать. Казалось, нечто незримое пристально следит за ним. Седая древность? Души умерших друидов? Тени жертв, принесенных здесь? В отличие от уже пережившего первое потрясение короля, он словно глубже ощущал это и невольно вздрогнул, услышав беспечный голос своего венценосного спутника:

— А ведь лорд Дэвид Робсарт наверняка неоднократно бывал здесь. Ибо Робсарты — владельцы доброй половины земли в этих местах.

Джулиан будто очнулся. Знакомое имя из сегодняшнего дня отвлекло его от почти мистических мыслей.

— А этот Робсарт… Что он такое?

— Загадка, — спокойно ответил Карл, и это слово заставило лорда вздрогнуть.

Король заметил его удивленный взгляд и чуть улыбнулся:

— Робсарты всегда были могущественны и богаты. А отец нынешнего лорда изрядно приумножил свое состояние, женившись на дочери французского банкира Болье. И при моем отце Робсарт слыл одним из самых значительных пэров Англии. Поэтому первая его загадка в том, почему он примкнул к Нолу, этому антилорду, ненавидящему всех аристократов.

Джулиан презрительно хмыкнул:

— В нем, видимо, заговорила его плебейская кровь. Ведь по матери он просто Болье.

Карл чуть оттопырил губу, покосился на Грэнтэма.

— Как давно вы в Англии, милорд?

— Около трех лет.

— И все время ты жил на севере, где так сильны древние традиции почитания лордов-дворян и где аристократия является чем-то старинно привилегированным, особым. А до этого ты жил во Франции, где дворянин, даже разорившийся, считает ниже своего достоинства пожать руку лавочнику, а саму торговлю почитает делом позорным, недостойным его рода. Здесь же, в Англии, дворяне не только не гнушаются участвовать в торговле, но сплошь и рядом являют пример удачной коммерции. Поэтому если сын виконта или даже герцога добивается руки дочери богатого торговца, то его отец в этом не видит ничего зазорного. Грань, отделяющая лорда от знатного торговца, очень тонка, и наши лорды зачастую отдают своих младших сыновей на обучение в купеческие дома, чтобы те впоследствии смогли открыть свое дело и обогатиться.

— Поэтому ваши буржуа и возомнили о себе столь много, — с усмешкой заметил лорд Грэнтэм, — что даже решились судить помазанника Божьего.

Он осекся, поняв, что коснулся запретной темы, но уж слишком его задело то, как небрежно и снисходительно говорил король о вопиющем, по мнению Джулиана, мезальянсе.

— Вторая загадка Робсарта, — спокойно продолжал Карл, — заключается как раз в том, что мой августейший родитель в одном из попавших ко мне на континенте писем неожиданно просил меня быть добрее к несчастному Дэвиду Робсарту. Я долго ломал голову над этой строкой. Отчего отец вдруг заступается за своего врага, генерала «круглоголовых», который сражался против него при Марстон-Муре и Нэйсби? Правда, потом Робсарт ушел из армии, но возглавил Вест-Индскую компанию и трудится не покладая рук во благо проклятого Кромвеля. Отчего же, черт побери, отец считал его несчастным и просил за него? Есть и еще одна загадка Робсарта… О, мне было лет восемь, когда я увидел нечто, поразившее мое детское воображение. Однажды я услышал громкие стенания в кабинете моей матери, а так как я был любопытен, да к тому же любил подслушивать и подглядывать — да-да, мой дражайший Джулиан, и этот порок был мне присущ, — то я подкрался к двери и заглянул в замочную скважину. И что же я увидел? Моя мать стояла на коленях перед лордом Робсартом и, ломая руки, молила его простить ее. Представь, гордая, надменная Генриетта-Мария валялась в ногах у лорда Робсарта и умоляла о снисхождении!

Этого Джулиан, хорошо знавший королеву, не мог представить.

— А что Робсарт? — тихо спросил он.

Карл отбросил травинку, которой все время вертел в руках.

— Он оставался непреклонен. Сказал лишь, что ее величество нанесла ему такую рану, от которой он никогда не оправится, и ушел. А мать еще долго сидела на полу и всхлипывала. Но самое странное, что после она тоже заступалась за Робсарта.

— Да он сам дьявол! — зло процедил сквозь зубы Джулиан. Глаза его холодно сверкнули. — Подумать только, и я состою в родстве с этим человеком!

Брови Карла удивленно приподнялись. Джулиан отвел взгляд:

— В очень дальнем родстве, сир. Одна из рода де Бомануаров, моя троюродная кузина, была замужем за ним. Это был несчастливый брак, — добавил он тише.

Король чуть кивнул, сбивая пыль с отворотов ботфортов.

— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь. Робсарт был женат трижды, и каждый раз на иноземках. Первый раз — на ирландке, второй — на француженке, твоей родственнице, и напоследок — на испанке. Все три католички, между прочим. А вот сам он стал пуританином. Зато его дочь… — Карл мечтательно улыбнулся. — В ней пуританского нет ни на йоту.

Какое-то время они молчали. Карл глядел вдаль. Джулиан наклонил голову, поправляя шляпу:

— Думаю, сир, нам надо ехать. И тронемся мы в сторону…

— Силы небесные! — вдруг прервал его король. — Взгляни, Джулиан. Ты видишь? — Он даже забрался на камень и куда-то указал рукой.

Джулиан вгляделся в даль. Это было красивое зрелище. В лучах заходящего солнца по гребню отлогого холма стремительно неслась всадница на белом коне. Она правила им с удивительной ловкостью, чуть откинувшись в седле; ее посадка отличалась удивительной грациозностью, алые перья на широкополой шляпе развевались, пламенея огнем в лучах заката. Далеко позади нее скакал еще один всадник, но все внимание беглецов было приковано лишь к прекрасной амазонке.

— О перст Божий! — воскликнул Карл и заулыбался. — Ставлю свою голову против дырявого пенни, что эта красавица — Ева Робсарт!

А Джулиан проворчал тихо:

— Помяни дьявола, он и появится.

Он явно не ожидал ничего хорошего от предстоящей встречи. То, что всадница их заметила, не оставляло сомнений. Она вдруг резко осадила лошадь так, что та встала на дыбы и заржала. Сдерживая ее, Ева Робсарт глядела на двух мужчин в кругу Стоунхенджа, а потом поскакала к ним через открытое пространство.

— Нам лучше уехать, ваше величество, — коснулся локтя короля Джулиан. — Ведь уже ясно: где эта дама, там неприятности.

Но король только улыбнулся:

— Я не пуританин, чтобы избегать встречи с красоткой. И пуританство, черт возьми, отнюдь не подходящая религия для джентльмена с моими вкусами.

Меж тем Ева Робсарт приблизилась и остановила лошадь в проеме гигантской каменной арки. Карл во все глаза глядел на нее. Она показалась ему сейчас еще одним чудом Солсберийской равнины. Ее яркая длинная юбка сбилась на круп лошади и сверкала золотыми нашивками в лучах заката. От быстрой езды щеки Евы разрумянились, тонкие ноздри трепетали. Высокая грудь бурно вздымалась под сукном плотно облегающего ее стан жакета. Из-под изящно сдвинутой набок широкополой шляпы выбивались слегка растрепанные золотые кудри, пушистой массой обрамлявшие нежное красивое лицо. Конь, разгоряченный скачкой, нетерпеливо бил копытом, переступал ногами, вскидывая голову, но миниатюрная наездница справлялась с ним без особого труда.

Она чуть улыбнулась:

— Говорят, среди колонн Стоунхенджа происходят удивительные вещи. И право, я была удивлена, увидев вас здесь. Я думала, что вы все еще пребываете в Уайтбридже.

— А мы думали, что после сегодняшнего инцидента вы не решитесь путешествовать всего с одним сопровождающим, — заметил Карл, кивнув в сторону подъезжающего крупной рысью охранника Евы.

Она оглянулась, жестом велев тому оставаться в стороне, и вновь мило улыбнулась Карлу. У короля даже перехватило дух, так она была дивно хороша.

— Вы очень храбрая девушка. Вы не устрашились разгневанных прихожан в церкви, а теперь, несмотря на наше неспокойное время, путешествуете по равнине, где, как я слышал, орудует не одна шайка разбойников, для которых вы можете стать легкой добычей.

Ева Робсарт лишь слегка пожала плечами.

— Смею вас заверить, я ни для кого не с тану легкой добычей. — И она огладила рукой в узкой алой перчатке рукояти двух притороченных к седлу пистолетов. — Я довольна, что совершила верховую прогулку, которая подарила мне еще одну встречу с моими храбрыми спасителями. Мне хотелось бы еще раз выразить вам безграничную признательность. О, я еще издали заметила вас и узнала. В здешних краях редко встретишь двоих столь высоких мужчин.

— Стивена Гаррисона, к примеру, — иронично заметил Джулиан.

Но Ева лишь рассмеялась:

— Я вижу достаточно хорошо, чтобы не спутать вас с полковником Гаррисоном, к тому же достаточно проницательна, чтобы разглядеть под вашими темными одеждами сердца истинных роялистов.

Карл и Джулиан переглянулись с тревогой, но Ева невозмутимо продолжила:

— Добавлю еще, что я не настолько болтлива, чтобы выдать тех, кому, во-первых, обязана своим спасением, а во-вторых, делу которых искренне сочувствую.

И снова повисла напряженная тишина. Путники не опровергали сказанного Евой, но выжидали, как далеко зайдет ее догадливость, и не признается ли она в том, что узнала короля.

Ева, будто прочитав их сомнения, заметила с улыбкой:

— Я никогда не встречала вас при дворе, но ошибиться не могу. Вы беженцы из-под Вустера, и это столь же очевидно, как то, что столбы Стоунхенджа простоят еще не одну сотню лет. И я понимаю, что вам опасно сейчас, когда кругом рыскают ищейки носатого Кромвеля, продолжать свой путь по столь преданному республике краю.

— Не можем же мы перенестись отсюда на крыльях, — сухо заметил лорд Грэнтэм. — И нам остается только молить Всевышнего, чтобы наши враги не были столь догадливы, как вы, миледи.

Карл немного вышел вперед и положил руку на уздечку ее лошади:

— Клянусь истинным спасением, миледи, нам отрадно встретить вас, и так как вы узнали, кто мы, то и мы, в свою очередь, готовы высказать свое восхищение и заметить, что в наше время, полное суровых предрассудков, приятно встретить женщину, которая не боится бросить пуританам в лицо все, что она о них думает.

Его глаза так и сверкали восхищением; Ева чуть потупилась и мило покраснела.

— О, сэр…

— Трентон. Чарльз Трентон, миледи.

— Что ж, сэр Трентон, тогда и я скажу, что рада, что вы уже покинули это осиное гнездо Уайтбридж. Истинным роялистам там небезопасно. Но раз уж мы с вами так неожиданно встретились, то я нижайше прошу вас принять мое предложение и погостить немного в нашем замке Сент-Прайори, что в двух милях западнее отсюда.

Джулиан не видел лица короля, но даже по его спине понял, что тот согласен окончательно и бесповоротно. И все же лорд Грэнтэм попытался вежливо отказаться.

— Мы рады встретить сочувствие и поддержку в лице столь очаровательной и храброй леди. Однако, насколько нам известно, вы дочь Дэвида Робсарта, а он приверженец лорда-протектора.

Ева на миг скорчила очаровательную гримаску и пожала плечами:

— Пусть это вас не беспокоит. Моего отца сейчас нет в замке и, похоже, долго еще не будет, так как он отбыл в торговую экспедицию за море. Он ведь считает, что работа в Вест-Индской компании очень важна для страны.

Это была ложь, так как ее отец уже вернулся в Англию. Но она солгала прежде, чем подумала, и сейчас, пряча невольную растерянность, склонилась в седле, потрепав гриву коня. Когда она выпрямилась вновь, то заметила в глазах мужчин тревогу и недоверие. Особенно у красавца с ледяным взглядом. Она почувствовала, что теряется перед ним, и поспешила встретиться глазами с королем. Он был далеко не так хорош, как его спутник, но ее согревало тепло его взгляда, которое словно обволакивало ее.

Однако теперь вперед вышел именно красавец, под опекой которого, видимо, находился Карл Стюарт.

— Мы благодарны вам, миледи, и ничуть не сомневаемся в искренности ваших намерений.

— И в искренней радости моей сестры Рэйчел, — поспешно вставила Ева и вновь поглядела на Карла. — Она будет просто счастлива, если я вернусь со своими храбрыми спасителями. Однако даже ей я не скажу, что вы за короля.

Высокий красавец чуть кивнул, и на лице его впервые за это время промелькнула тень улыбки.

— С кем еще предстоит нам встретиться в вашем замке? Ведь не может же лорд Робсарт оставить своих дочерей на столь длительное время без присмотра.

Для себя Ева отметила лишь, что они почти согласны. И внутренне возликовала.

— О, там еще наши дядя и тетя. Дядя Энтони Робсарт поселился сравнительно недавно. К сожалению, он стал явным приверженцем республики и пресвитерианцем самого строгого толка. Однако он ни разу не был при дворе и не сможет опознать… — Она осеклась, но спешно добавила: — Он просто недостаточно наблюдателен, чтобы отличить роялиста от круглоголового. А тетушка Элизабет Робсарт…

Опять последовала пауза. Почему-то Ева меньше всего думала, что тихая тетушка Элизабет может помешать ее планам укрыть в замке короля. Однако тетушка бывала при дворе и не раз видела Карла, тогда еще принца Уэльского. Но ведь Карл так изменился с тех пор! И она решительно добавила:

— У леди Элизабет Робсарт забавное прозвище — «невеста стариков», так как она не единожды была помолвлена и всякий раз с особами почтенного возраста. Сейчас она уже дама в летах, зрение ее весьма ослабло, как и память. Если она и видела кого-то из вас, джентльмены, ранее, то полагаться на ее память все равно, что искать иголку на Великой равнине. Так что если мы выдадим вас за посланцев парламентских комиссаров, прибывших откуда-то с запада к лорду Робсарту и задержавшихся в ожидании его, это ни у кого не вызовет сомнений.

Карл переглянулся с Джулианом, и последний, извинившись перед Евой, отвел Его Величество в сторону.

— Не нравятся мне все ее увертки и оговорки. Вы что, и в самом деле встречались ранее с ее тетушкой? — прошептал Джулиан.

— Когда я был еще мальчиком, она уже была почтенной дамой и вряд ли распознает в бородатом пуританине принца Уэльского. Ведь не узнала же меня сама Ева.

— Вы в этом уверены?

— Думаю, ей было бы лестно оказать гостеприимство не обычному кавалеру, а королю. — И он через плечо Джулиана взглянул на раскрасневшуюся амазонку.

Ева смотрела на него с улыбкой, которая цвела восхищением. Конечно, он проигрывает во внешности Джулиану, но ведь именно он кинулся на ее защиту сегодня, а женщины просто обожают своих спасителей, мелькнула мысль у Карла.

— В конце концов, — раздраженно добавил он, вырывая локоть из руки удерживавшего его Джулиана, — леди Ева предложила нам именно то, в чем мы нуждаемся, — надежный приют. Никому не придет в голову, что Карл Стюарт станет скрываться в замке республиканца Робсарта. К тому же, сэр, — и голос короля стал сух, — я думаю, мы поступаем невежливо, заставляя леди так долго упрашивать нас. Мы просто не можем отказаться от ее любезного предложения. В котором, кстати, столь нуждаемся. — И король решительно направился к Еве.

Карл склонился к ее руке с излияниями благодарности. Джулиан лишь пожал плечами и пошел за лошадьми. Он знал: король, подобно охотничьей гончей, учуяв запах добычи, уже не может остановиться. К тому же в словах Карла был резон: Ева предложила им именно то, в чем они нуждались, — укрытие.

Лорд Грэнтэм не спеша ехал за непринужденно беседующими королем и Евой. Впереди, возглавляя их небольшую кавалькаду, двигался охранник, который порой оглядывался и одаривал короля недоброй ухмылкой. Ева мило щебетала, Карл смеялся и расточал ей комплименты. Но сам Джулиан был угрюм. Что-то не нравилось ему в Еве Робсарт. Нет, безусловно, он находил ее красивой, обворожительно красивой, однако ее красота казалась ему вызывающей, почти агрессивной, в ней даже на расстоянии ощущались чувственность и необузданная страсть. Конечно, королю с его неуемным сластолюбием трудно не подпасть под власть чар подобной женщины.

Джулиан невольно прислушался к словам Евы. — Вы и представить себе не можете, сэр Чарльз, как все изменилось в этом краю с приходом к власти пресвитериан. Раньше мы умели веселиться, у нас были прекрасные праздники — майские, рождественские, когда мы украшали дом падубом и плющом и танцевали до угра. Конечно, это нельзя сравнить с придворными торжествами, однако все же было весело. Теперь же мы окутаны пеленой страха. Одеваться надо лишь угрюмо-пристойно; церковь посещать регулярно, молиться по четыре раза в день и думать только о конце света. А произвол властей? Где в Библии сказано, что надо убивать медведей и сворачивать головы бойцовым петухам? Они даже издали указ, чтобы арестовывать лошадей, которые паслись в воскресенье, и удерживать их до понедельника.

Король громко расхохотался, и смех Евы вторил ему, словно серебряный колокольчик.

— Но вы-то сами не больно придерживаетесь этих правил? — заметил Карл, окидывая взглядом роскошный наряд Евы.

— О да! — она вскинула голову. — Я роялистка до мозга костей, ибо никогда не признаю власть тех, кто говорит, что радоваться — это грешно. А сами-то… — она даже передернула плечами. — Была я при новом дворе господина Молчание и скажу: все это лишь жалкое подобие того, что я видела при монархии. Однако сколько же лицемерия и притворства при этом!

— Так вы бывали и при дворе Стюартов? — негромко спросил Карл, не спуская глаз с точеного профиля Евы.

Она кивнула:

— Я состояла в услужении у королевы, была одной из ее фрейлин.

— И, видимо, многих знали?

Опять кивок:

— Почти всех, кто был приближен к их величествам.

— А помните ли вы принца Уэльского?

Джулиан напрягся, он счел это грубым ходом, хотя сам с нетерпением ждал, что скажет Ева.

— Его высочество? — Ева чуть повернулась к королю. — Конечно, я его отлично помню. Этакий смуглый ребенок, некрасивый, но веселый и полный обаяния. По-моему, я ему нравилась. Как всякая пригожая леди, разумеется. Но я-то ведь тогда была очарована принцем Рупертом и никого не замечала. А Карл Уэльский… Помню, я кормила его леденцами. Бедный Карл Стюарт!.. Ходили слухи, что он погиб, и я даже плакала из-за этого.

— Нет, он жив, — заметил король.

— И слава Богу, — улыбнулась Ева. — Правда, теперь он изгнанник, король без королевства. Однако я свято верую, что когда-нибудь он вернет отцовский трон, и не перестаю молить об этом небеса.

Ева достойно вынесла испытание. Джулиан видел, как напрягшиеся было плечи короля расслабленно опустились. Он даже украдкой обернулся к Джулиану и подмигнул. Джулиан тоже перевел дыхание. Однако тревога не проходила. Почти инстинктивно, словно нутром, Джулиан ощущал в Еве Робсарт какую-то фальшивость, и это вселяло в него опасения. Сегодня в церкви он счел ее поведение глупым и вызывающим, теперь она вела себя приветливо и разумно. Что-то здесь не вязалось, и лорд Грэнтэм был все время настороже.

Они подъехали к Сент-Прайори, когда солнце уже заглядывало за кромку горизонта, а на востоке стали сгущаться темно-синие вечерние облака, озаренные блеклым ликом луны и ранними звездами. Местность сделалась более живописной и обжитой, стали попадаться селения в буковых рощах, слышалось мычание возвращавшихся к домам коров и щелканье кнута пастуха.

Сент-Прайори возник, когда они миновали небольшой холм. Замок был расположен не на возвышении, а в небольшой низине, и его окружало несколько больших сел. Высокие каменные столбы, являвшиеся, по сути, изувеченными древними распятиями, указывали дорогу к замку. Сент-Прайори, полузамок, полумонастырь, безусловно, впечатлял и казался одновременно и грозным, и роскошным. А главное, он был расположен в стороне от широкого тракта, который вел на север от Солсбери.

Замок стоял посреди громадного парка, почти леса, над которым возвышались его внушительные башни и унизанные флюгерами кровли. Всадники спустились с холма и, миновав узкий проезд между двумя большими прудами со стоячей водой, подъехали к чугунным воротам с виньетками и позолоченными остриями — дань новой моде. Эти роскошные ворота казались здесь даже не к месту, так как их со всех сторон окружала, примыкая с двух сторон, массивная каменная стена.

Ворота как раз были открыты, и из них выходила довольно значительная группа людей, все мрачные, хмуро бросавшие взгляды на всадников.

— Это наши поденщики, — пояснила Ева. — Они никогда не остаются на ночь в замке. Это приказ отца.

Она о чем-то переговорила с вышедшим из сторожки привратником. Говорила тихо, но до короля все же долетела фраза — «отпевание окончено».

— В замке кто-то умер? — спросил Карл. — Может, мы не вовремя?

Но Ева уже направила коня в ворота.

— Для посланцев комиссаров наш дом всегда открыт, — многозначительно сказала она и через минуту будничным голосом добавила: — Умер наш слуга. Несчастный случай — его растерзали псы отца.

Король почувствовал себя неуютно. Да и сама атмосфера, когда они въехали в парк, словно придавила плечи. Здесь меж деревьев уже царили сумрак и тишина. Они словно попали в какой-то иной мир, таинственный и безлюдный, что столь не свойственно для крупных поместий. Аллея к замку была не прямой и все время петляла. Казалось, замок должен был возникнуть за следующим поворотом, но его все не было, и путников окружали те же могучие деревья. Хотя подъездная дорога была широкой, посыпанной гравием и ухоженной, а вдоль нее на всем протяжении росли стройные ели, они служили словно оградой, а за нею простирались заросли давно не расчищаемого парка. Тихое, безлюдное, дикое место, совершенно не соответствующее живому характеру их проводницы.

Наконец за очередным поворотом аллея выровнялась, как стрела; в просвете поредевших деревьев показался сам замок.

Он действительно впечатлял. Картина здесь менялась: мощеный двор, газон перед замком, еще зеленый и ровно подрезанный с пирамидально остриженными пихтами по всему парапету. Последние лучи солнца горели огнем в больших готических окнах. И всюду царило безмолвие и пустота. Разве что мальчик-конюх подбежал к ним и принял поводья коней.

Слуг они увидели лишь в холле: человек пять-шесть мужчин и четыре женщины в чепцах и передниках. Если это и вся прислуга, то их удивительно мало для столь большого поместья.

Король Карл невольно присвистнул, оглядывая холл. Какая роскошь! Холл был очень высок, и в его стрельчатых арках над головой еще чувствовалось что-то монастырское. Но это каменное кружево розеток и капителей колонн не утратило своей привлекательности, несмотря на старомодность. Пол был выложен светлыми мраморными плитами, стены в человеческий рост покрыты деревянными резными панелями, а выше выбелены до слепящей белизны и украшены начищенным до блеска оружием, старинными кирасами, меж которыми красовались и охотничьи трофеи — растянутые меховые шкуры, искусно выделанные чучела: головы оленей с ветвистыми рогами, ощетинившиеся клыками вепри и оскаленные морды волков. Вдоль стен стояли высокие кованые канделябры искусной работы с пучками длинных белых свечей, а скамьи и столы, хотя и массивные, были украшены затейливой резьбой с прекрасными инкрустациями из олова и перламутра. Несмотря на торжественность, холл казался светлым и приветливым. И все же отпечаток суровости лежал и на нем. Возможно, причиной тому были пустота и тишина, надежно воцарившиеся в замке, а может, именно его средневековый облик внушал гостям неясное беспокойство.

Но Ева уже увлекла их в следующий зал, у створчатых дверей которого, как безмолвные стражи, застыли две латные фигуры из начищенных до блеска доспехов со скрещенными на рукоятях мечей стальными перчатками и опущенными забралами. Едва миновав их, гости оказались в еще одном зале, точнее галерее, с большими трехстворчатыми окнами с одной стороны и рядом фамильных портретов в позолоченных рамах на противоположной стене. В огромном камине полыхал огонь, и, возможно, именно из-за его неровного освещения создавалось впечатление, что лица на портретах бросают на гостей внимательные взгляды. Возле одного из них Карл замедлил шаги.

— А это, если не ошибаюсь, и есть барон Дэвид Робсарт?

Ева утвердительно кивнула и тоже повернулась к портрету. На темном фоне был изображен красивый мужчина, на лице которого лежала печать благородной гордости. Он был одет в стальной нагрудник кирасы, его белокурые, завитые в длинные локоны волосы ниспадали на отложной ван-дейковский воротник из тонкого кружева.

Рядом с ним висели еще три портрета — по-видимому, жен барона Робсарта. На одном из них была изображена улыбающаяся женщина в старомодном костюме со стоячим воротником и высоко заколотыми золотыми колечками волос. Второй изображал надменную даму с открытым декольте, темными волосами и челкой в виде запятой над изогнутыми бровями. У этого портрета Джулиан несколько задержался, поняв, что это и есть женщина из рода Бомануаров — вторая жена лорда Робсарта. А на третьем была изображена испанка — туго накрахмаленные брыжи ее воротника оттеняли матово-смуглый оттенок кожи, в темных, короной возлежавших волосах алела свежая роза.

— Ваш отец выбирал себе в супруги удивительно красивых женщин, — заметил король.

Ева не ответила, так как на лестнице как раз появилась Рэйчел.

— Рада приветствовать вас в отчем доме, джентльмены, — склонилась она в реверансе. — И раз уж нам предстоит доставить нашим спасителям кров, то смею заверить, ничто нам с сестрой не сулит большей радости.

В ней чувствовалась открытая юношеская искренность без тени кокетства, а милая улыбка была ласковой и приветливой — доброй улыбкой любящей сестры. От этого у путников вмиг рассеялось то несколько напряженное настроение, какое владело ими с того момента, как они оказались в Сент-Прайори, и им стало легко и по-домашнему уютно.

Джулиан первый подошел и приложился к руке Рэйчел Робсарт, чем несколько удивил короля.

— Со своей стороны мы надеемся, что наше пребывание в Сент-Прайори не будет навязчивым и мы не причиним вам неудобств.

— О нет, что вы, — поспешно заявила Рэйчел и даже чуть пожала руку Джулиану. О, эта сельская простушка совсем не была знакома с правилами этикета, но ее искренность просто очаровывала. — В Сент-Прайори нечасто заезжают гости, и мы будем вам даже признательны, если вы разделите с нами наше тихое одиночество.

«Что-то во всем этом не так, — подумал Джулиан. — Уединенный замок, где никто не бывает, малочисленная прислуга, запущенный сад. В этом месте словно скрыта какая-то тайна».

Но под теплым лучистым взглядом карих глаз Рэйчел Робсарт он не мог предаваться мрачным мыслям. Интересно все же, узнает ли она его? Он стоял почти спиной к камину, и вряд ли она могла как следует разглядеть его. Хотя на какой-то миг ему показалось, что на лице Рэйчел промелькнуло озадаченное выражение, но ее тотчас отвлекла сестра, и девушка подошла к ней.

Удивительно, как не схожи меж собой были две дочери барона Робсарта. Ева с ее сверкающими золотом кудрями, задорная и элегантная, и смуглая, гораздо выше сестры, брюнетка Рэйчел. Почему-то Джулиан вспомнил, как сегодня в церкви кто-то назвал ее ведьмой Робсартов. Такая милая девушка… Хотя эти темные бездонные глаза и казались необычными, а в манере вести себя чувствовалась твердость, но залогом этой твердости была простота, и Джулиан даже возмутился за девушку. Как они смели так обозвать ее! Негодные плебеи!

Одета Рэйчел была в местных традициях, почти по-пуритански. Ее волосы покрывал плотно прилегавший чепец из беленого полотна, тщательно скрывавший густые черные кудри, которые Джулиан успел заметить сегодня в церкви. Такой фасон головного убора мог обезобразить любую женщину, но Рэйчел он шел, несмотря на некоторую неправильность черт ее лица. Платье было нарядное, но строгое, из темно-серого бархата с пышными рукавами и широким, ложившимся на плечи воротником из белоснежного полотна, обшитым тонкой кружевной тесьмой. Такой же тесьмой были украшены и манжеты. На руках Рэйчел Джулиан задержал взгляд и невольно нахмурился. Тонкие, красивой формы, они покраснели и обветрились от домашней работы. Неужели этой девушке приходится работать, словно простой служанке?

Она, кажется, заметила этот неодобрительный взгляд и, поспешив спрятать руки в складках юбки, повернулась к сестре.

— Я уже все приготовила, как ты велела. Для джентльменов отведены две комнаты в западном крыле.

Джулиан оглянулся на короля. Тот чуть нахмурился. У обоих мелькнула одна и та же мысль: Ева Робсарт заранее была готова к тому, что привезет их в Сент-Прайори. Конечно, этот план мог возникнуть у нее до того, как они встретились среди Пляски Гигантов, но за время вынужденного путешествия у них уже выработалась манера всех подозревать.

Рэйчел поняла, что сказала что-то не так, и растерянно взглянула на сестру. Но Ева держалась спокойно и не глядела на гостей, а когда в приоткрытую дверь вбежало штук семь спаниелей, стала играть с ними.

Карл переглянулся с Джулианом, но потом, пожав плечами, присоединился к Еве. Всем была известна его слабость к этим маленьким ласковым собачкам. Он даже взял одного песика на руки.

— Прелестные создания.

Ева согласно улыбнулась. Потом, сняв шляпу и кокетливо тряхнув локонами, сказала:

— Я пойду переоденусь к ужину, а ты, Рэч, проводи гостей в их покои. — И, подхватив шлейф амазонки, Ева быстро взбежала по лестнице.