Замуж за незнакомца

Глава 6

Кирилл.

– Что-то ты слишком злой для молодожёна, – отражает очередную попытку наорать на себя Захар. – Старший, всё хорошо?

Стук каблуков по лестнице от всего отвлекает. Кручу головой и замираю столбом. Потому что Тина…

Чёрт, даже вздохнуть полной грудью не выходит – лёгкие похоже полностью отказали.

Нет, я знал, что моя жена – редкая красавица, но такой… такой она даже на свадьбе не была.

– Охренеть, – выдыхаю и кладу трубку.

Плевать, что подумает Захар. На сегодня все рабочие вопросы закончены. Я не хочу отвлекаться на проблемы, когда самая потрясающая женщина спускается по лестнице.

– Ну что, не опозорю своего статусного мужа? – Тина держит руку на перилах, её пальцы напряжены, а костяшки побелели, но она смотрит прямо мне в глаза с дерзким вызовом вперемешку с робким сомнением.

Будто действительно не понимает, какой эффект производит на меня. Словно не чувствует.

И я бы поверил, что не знает, если бы Тина не выставила ногу вперёд, а её умопомрачительное стройное бедро не показалось в вырезе.

Твою мать, это невозможно вытерпеть.

Насколько ещё хватит моего терпения?

– Я надеюсь, на тебе не чулки, – мой голос слишком хриплый, а ещё слова глотку царапают.

– А что? Есть принципиальная разница?

– О-о-о, ещё какая, – я убираю телефон во внутренний карман, протягиваю руку.

Тина вкладывает свою узкую ладошку и, чуть покачнувшись на высоких каблуках, едва не падает в мои объятия.

Делает это не специально, просто так вышло, но я не спешу её отпускать. Кладу руки на поясницу, большими пальцами кожу в вырезе платья поглаживаю, и будь я проклят, если это не мурашки разбегаются во все стороны.

– Ты нервничаешь, – я не пытаюсь прижать Тину к себе, это случайно.

Хотя какой там? Я ведь едва держусь, чтобы не сорвать со своей прелестной жёнушки эти брендовые шмотки.

Знаю: дальше, тем отпустить её будет сложнее. Сорвусь и тогда выйдет полная херня.

За время нашего брака, а это чуть больше суток, я уже десять раз пожалел о своём решении быть с ней терпеливым. Стоит только посмотреть на Тину, мне хочется только одного – обладать и подчинять. Но я ведь никого никогда не насиловал.

– Ты очень красивая, – говорю, и губы мои касаются нежной кожи рядом с ухом.

Во мне мало терпения – я привык брать от жизни всё, что она может предложить простому смертному. Тину я тоже хочу. Только ей на это плевать.

– Мы опоздаем, – говорит, старательно глаза отводит.

Всё делает, чтобы лишний раз на меня не смотреть, словно я не мужик в самом расцвете сил, на которого бабы гроздьями вешаются, а мерзкий лепрекон. Чудная она, неправильная.

– Да и похрен, если даже вообще туда не пойдём. Что я, благотворительных ужинов не видел? Скучные люди, тупые ведущие, отвратительная еда.

– И деньги, с которыми надо расстаться, чтобы помочь каким-то детям или старикам.

Вот тут она смотрит на меня, пытливо и пристально.

– Это единственный плюс подобных мероприятий.

Колоссальным усилием воли заставляю себя отойти от Тины. Кончики пальцев покалывает незнакомым теплом, и ощущение, что всё ещё касаюсь Тины, преследует весь путь до машины. В салоне я даже влажной салфеткой ладони протираю, но не помогает.

Что ж меня плющит так? Это же просто баба. Таких тысячи, только руку протяни.

Зло берёт. От брака этого неправильного, союза договорного, ситуации. Я женился на той, которую захотел безумно, а она смотрит на меня, как на урода, и ничего не меняется.

До ресторана, где проходит ужин, мы доезжаем за час, и всё это время Тина сидит, напряжённая и прямая. Мои нервы тоже натянуты до предела – меня бьёт током каждый раз, стоит слегка задеть Тину коленом или плечом. Я даже на работу отвлекаюсь – читаю письма, на какие-то отвечаю, даже осмысленно, но тонкий аромат духов Тины, как чистый наркотик, – все мысли в тягучий сироп превращает.

Вместо крови в моих венах кислота. Она течет и бурлит, сжигает меня изнутри.

Я хочу Тину – до болезненных спазмов, до ломоты в мышцах. Когда она рядом, у меня повышается температура и только чудом не дымится одежда. Сколько я ещё так выдержу? И стоит ли терпеть? Может быть, трахнуть уже её хорошенько, сломать окончательно, присвоить помимо воли? Несмотря на любые протесты, показать, кто в этой жизни хозяин?

Отворачиваюсь к окну, сжимаю руку в кулак. Суставы хрустят – вот-вот на части рассыплются. Во мне столько огня и дурных мыслей, что, боюсь, действительно случится беда.

– Вот и ресторан, – говорю, когда впереди вырастает высокое здание, вывеска которого горит и переливается красным.

Я выхожу из машины и, обогнув корпус, распахиваю дверцу перед женой. Наш автомобиль пристроился в ряду подобных, а внутри ресторана уже кипит жизнь.

– Семья Раевских! – объявляет распорядитель вечера, и все голоса вмиг стихают.

Десятки пар глаз смотрят на нас с Тиной, следят за каждым движением. Замечаю знакомые лица, киваю всем разом и никому в отдельности, а пальцы Тины леденеют. На её губах широкая улыбка, ресницы опущены – жена играет свою роль на совесть. Красивая настолько, что смотреть больно.

Вечер течёт по заданному сценарию. Устав от назойливых взглядов и вынужденных разговоров, Тина уходит к туалетным кабинкам. И мне бы расслабиться, мне бы переключить внимание на деловых партнёров, но я иду к мужским туалетам. Мне нужно плеснуть в лицо воды, надо освежиться.

Внутри никого. Я опираюсь ладонями на раковину, пальцами холодные борта стискиваю, закрываю глаза. Дышу тяжело, прерывисто, а в штанах апокалипсис, вот-вот ширинка треснет.

Дверь за спиной раскрывается, замок щёлкает, и я вижу в зеркале большие светлые глаза. Их обладательница рывком подаётся в мою сторону, тонкие руки обнимают, ощупывают тело. Шепчет что-то жаркое и пошлое.

– Кир, не прогоняй меня… я так соскучилась.

– Безумно соскучилась, Кир… – долдонит Настя, а я смотрю на наше отражение в зеркале, но вижу совсем не то. Не ту. – Увидела тебя, глазам не поверила… Кирилл…

Жаркий шёпот куда-то в район лопаток, а тонкие руки упорно пробираются под пиджак. На пальце Насти кольцо, и крупный бриллиант пускает “зайчиков” на стену.

– Настя… – в моём голосе нет ни нежности, ни мягкого тепла. Ничего из того, в чём так сильно нуждается Настя. Моя случайная любовница однажды слишком увлеклась мечтами о нашем совместном будущем. И мне казалось, что всё между нами давно решено, но она, похоже, решила взять меня на абордаж. Нахрапом.

Совсем рядом гудят голоса. Буквально в десяти метрах банкетный зал, аукцион вот-вот начнётся, и гости оживлённо болтают, распивая дорогое шампанское. В мужском туалете никого, кроме меня и Насти – девушки, с которой я имел неосторожность когда-то переспать. Она красивая, умелая, а ещё так отчаянно пытается взобраться повыше, что за несколько лет успела перебрать нескольких статусных мужиков, надеясь, что хоть кто-то поведёт её под венец.

Сегодня в ресторане “Пизанская башня” нет ни одного постороннего или случайного человека. Многие с жёнами, но некоторые с вот такими вот Настями – девушками, которые за колечко или шубу сделают всё, что угодно. Даже отсосут старому моржу, если это даст шанс получить от жизни всё.

Когда горячая ладошка добирается до ширинки, жгучая волна простреливает пах. Член дёргается, просится наружу, и Настя чувствует это, настойчивее поглаживая ткань. На всё уходит не больше минуты, а я, заведённый мыслями о Тине и бессонной первой брачной ночью, готов на любую глупость.

Затащить на всё готовую Настю в кабинку, развернуть к себе спиной, намотать волосы на кулак, задрать короткую юбку и трахать, пока дурная кровь не прольётся спермой на стройные бёдра. Просто взять то, что так настойчиво предлагают, не задумываясь о последствиях.

Оборачиваюсь, ныряю в похотливый взгляд. В нём нет ничего, кроме животной жажды и стремления раздвинуть шире бёдра, принять меня в себя. Всего без остатка. Я толкаю Настю спиной к стене, ладонь кладу на тонкую шею, фиксирую надёжно. Настя не больно и стонет она скорее от предвкушения – она любит жёсткий секс. Бормочет какую-то ересь, выгибается ненасытной кошкой, а в глазах пожар и жажда. Только я не чувствую ничего в ответ.

– Кир, я же понимаю, что она тебе скоро надоест. Я буду рядом, только позвони. В любой момент приеду, – бормочет Настя, словно не ждёт её за дверью очередной кавалер.

Настя тянется ко мне губами, поцеловать пытается. Она всё ещё надеется, что я трахну её, позабыв ради её задницы обо всём на свете. Только правда в том, что между её ног нет ничего, чем меня можно было бы удивить.

– Ты не Тина, – вырывается из меня прежде, чем успеваю хоть что-то понять.

Настя ошарашенно втягивает носом воздух. Ноздри трепещут, а я ненавижу и себя, и жену свою в этот момент. Потому что ещё недавно – всего несколько дней назад – я легко распластал бы доступную девицу прямо здесь, наплевав на все меры предосторожности. Выставил бы охрану возле двери и трахался, пока пар из ушей не повалит. Жёстко, яростно, ни о чём не думая. Оставляя синяки на нежной коже, выбивая громкий крик из нежного горла. Пусть это была бы не Настя – она мне давно неинтересна. Но кого-то бы трахнул обязательно.

Твою мать!

– Кир…

– Ты не Тина, – повторяю, своего голоса не узнавая. Точно безумный. Кажется, именно таким сейчас и выгляжу, потому что Настя сглатывает, и вибрация проходит по моей ладони, вверх до локтя, отдаёт прямо в сердце.

Я отталкиваюсь от стены, размыкаю пальцы, прячу ладонь в кармане. Во мне так много самых разных, не самых приятных, эмоций, что могу ненароком сделать кому-то больно.

– Уходи, а?

– Но Кирилл… она же… она же рыба снулая, холодная ледышка. Что она дать тебе может? Ты же… неужели она выдерживает твои аппетиты? Эта коротышка бледная?

– Иди на хрен, – рявкаю и сжимаю до хруста кулак, и ткань брюк сильнее натягивается.

Настя поправляет короткую юбку, губы облизывает.

– Иди к своему папику, – говорю, снова отворачиваясь к зеркалу.

Резким движением откручиваю кран, набираю полные пригоршни воды и, не боясь облиться, брызжу на горячую кожу щёк. Тонкие ручейки стекают по лицу, мочат белоснежный воротник, оставляют уродливые пятна на лацканах пиджака. Похер.

Блядь, это проклятие какое-то, но я не могу трахнуть никого, пока эта высокомерная заноза сидит в моей воспалённой башке.

Настя открывает рот, сказать что-то хочет. Вероятно, объявить, какой я козёл, но не решается. То ли взгляд мой в зеркале не даёт, то ли осознание – тут давно уже всё кончено.

– Если начнёшь закусываться, Настенька, будет только хуже.

Настя умная, потому без лишних скандалов вылетает из туалета, напоследок громко хлопнув дверью. Я жду несколько минут и, хорошенько продышавшись, выхожу из сверкающей десятком потолочных светильников комнаты – хватит с меня рефлексии.

В обеденном зале оживлённо, царит атмосфера больших бабок, надменности и власти. Воздух спёртый, несмотря на самую современную вентиляцию, а ароматы еды и парфюма смешиваются и раздражают нос.

Мой взгляд блуждает по фигурам гостей, глаза слепит блеск бриллиантов. Мне открывается отличный вид на аккуратные столики, расставленные вокруг помоста – они ломятся от самой разной еды. На ажурных белоснежных скатертях тиснёные золотом тарелки, бокалы на тонких ножках. Но ничего из этого меня не волнует. Мне нужна Тина.

Я нахожу её почти сразу. Тина стоит в компании женщин, улыбается, ведёт светскую беседу. На её лице отражается живой интерес, хотя в глазах пустыня. Смотрю как, смеясь, запрокидывает голову, и тёмные волосы распадаются волнами по спине. Делает глоток шампанского, выслушивает какие-то сплетни от высокой сухопарой блондинки – жены губернатора. Кивает чужим словам, кокетливо ладошкой рот закрывает, смехом прыскает. Но спина слишком прямая, а движения замедленные, чётко выверенные – ей неуютно в толпе разряженных, словно павлиньи жопы, жён городских шишек.

Я смотрю на неё, и Тина вздрагивает, медленно оборачивается, безошибочно находит меня. Слегка щурится, а кончики длинных ресниц трепещут. Пусть Тина никогда не признается – хотя бы сейчас – я ей нужен. Тине просто необходим человек, за руку которого она сможет ухватиться, когда вокруг бушует море.

Когда кажется, что Тина отвернётся, сделает вид, что не заметила меня, она едва заметно сглатывает. Я иду к ней, она не дёргается, не пытается убежать в безопасный угол, спрятаться там от меня. Она будто бы ждёт чего-то, и, оказавшись рядом, я переплетаю наши пальцы. Тина не спорит даже тогда, когда большим пальцем провожу по внутренней стороне её запястья. Усмехаюсь, понимая: она хоть немного, но привыкла ко мне.

– Кирилл Олегович, – жена губернатора поводит тощими плечами и ослепительно улыбается. – Мы тут с вашей очаровательной супругой обсуждали творчество современных художников.

– Да-да, Кирилл Олегович, – мелко трясёт головой жена Акулова, директора сети строительных гипермаркетов, и тяжёлые золотые серьги качаются сбесившимися маятниками. – Как вам картины Васильева? Купите несколько для личной коллекции?

Васильев – модный перец, пробившийся в творческую элиту как раз благодаря портретам этих самых бабёнок, которые не знают, чем себя занять и куда потратить деньги налогоплательщиков. Почему бы не на себя любимых, да?

– Я к современной живописи равнодушен. Другое дело, малые голландцы, – улыбаюсь механически и ловлю на себе пристальные взгляды властных и влиятельных женщин.

Для них я – сын своего отца. Жестокое чудовище, зверь, которого опасно злить. Ясно, что вопросы о живописи – та территория, на которой мне места нет. Только утритесь, суки. Кирилл Раковский знает толк в светских беседах.

– О, Кирилл Олегович, примите поздравления, – мадам Акулова изо всех сил пытается искренне улыбнуться, но всё равно выходит оскал. – На церемонии, к сожалению, не вышло поздравить лично. Пусть ваша молодая семья растёт год от года!

– Спасибо. А теперь простите нас.

– Слава богу, ты меня от них увёл, – шепчет Тина, когда отходим на безопасное расстояние. – Ужасные мерзкие тётки.

– Ещё и любопытные, – говорю, всё ещё ощущая на себе внимательные взгляды. – Они на нас пялятся, прощупывают.

– В смысле? – удивляется Тина, и пальцы её нервно дрожат.

– Им всем интересно, действительно ли мы любим друг друга.

– Какие они… – не договаривает, слов не находит. – И что? Будем доказывать? Но как?

– Уж попробуем доказать, – хмыкаю, и план в голове складывается сам по себе. Но, скорее всего, меня ведут вперёд инстинкты, и я не хочу с ними спорить.

Я оборачиваю Тину к себе лицом. Она запрокидывает голову, и чужие пристальные взгляды иглами впиваются в кожу. Мне плевать, что Тина подумает сейчас – знаю, что не станет спорить. Я всего лишь хочу, чтобы все убедились – мы на самом деле пара. А на деле, я больше всего хочу её. Хотя бы поцеловать.

Обхватив нежные щёки пальцами, не дав Тине задуматься и возразить, вспыхнуть возмущением, напрячься, я накрываю её губы своими, и снова весь мир, как тогда на свадьбе, перестаёт существовать. То ли от усталости, то ли от нервного напряжения, но Тина дрожит и как-то вдруг подаётся навстречу. Не знаю, что у неё на уме, но она распахивает губы, обвивает мои плечи руками, цепляется за влажные от пролитой воды лацканы, и весь окружающий мир с оглушительным треском летит в пропасть.

Кто-то совсем рядом охает, а кто-то сдавленно хихикает. Я обхватываю затылок Тины рукой, надёжно его фиксирую, а мой язык нагло орудует в податливой влажности, задаёт ритм и темп, и, будь я проклят, если это не секс. Чистый, порочный и ничем не прикрытый. Когда целоваться становится больно, и всё внутри дрожит натянутой струной, я отпускаю Тину.

– Чёрт, – говорит сдавленно, но глаза не прячет. Смотрит на меня, хмурится, а вокруг припухших губ розоватая кромка.

Раздаётся звук гонга, оповещающий о начале официальной части. Свет меркнет, гости торопятся занять свои места, а я утягиваю Тину за собой. В полумраке так просто творить всё, что душе угодно, и не быть узнанным.

– Вот там наш столик, – говорю Тине, намеренно задевая её ухо губами.

– Кирилл, прекрати, – произносит почти возмущённо, но что-то подсказывает: как бы она не сопротивлялась, ей нравится целоваться со мной. Даже если сама этого не понимает. Вероятно, всему виной сбитое дыхание и хриплые нотки в голосе.

– Хочешь уйти?

Тина вскидывает взгляд, смотрит на меня недоверчиво, как на психа, а я плюю на все условности и вечер этот чёртов.

– Давай, любимая. Сбежим, а? Тебе же не нравится тут.

Тина качает головой, и в полумраке её лицо кажется призрачным.

– Кирилл, нет, я останусь. И ты оставайся. Это часть игры.

– К чёрту эту сраную игру, – говорю зло, и челюсти сводит от подступающей ярости.

– Но ты сам принял её условия.

Красивая какая… невозможная, упёртая, упрямая. Полный набор качеств, которые я не выношу в женщинах, которые всегда избегал сознательно, но Тина…

– Как принял, так и изменю её правила. Поехали.

Сейчас во мне больше ста килограмм чистой решимости и напора, и с этим сложно бороться хмурой Тине.

– Поехали, нам ещё в путешествие собираться, – говорю, толкая входную дверь.

– Но Кирилл! – ещё пытается спорить Тина, но она так быстро переступает ногами, её каблуки так оглушительно цокают по паркету, что не остаётся сомнений: она оставаться в ресторане хочет ещё меньше моего.

– Поехали, – повторяю и буквально заталкиваю Тину на заднее сиденье.