Кирилл.
Оказавшись в машине, я нажимаю кнопку на дверце, и специально спроектированная перегородка медленно опускается, отсекая нас от водителя. Это очень удобно, когда нужно обсудить что-то, не предназначенное для чужих ушей.
Тина подаётся вперёд, касается стекла пальцами, стучит костяшками и удивлённо головой качает.
– Вот это да… даже мой отец не такой параноик.
– Безопасность превыше всего, – повторяю излюбленную фразу, ставшую девизом по жизни. – Конфиденциальность моих разговоров ещё важнее.
– Ты никому не доверяешь?
– Практически, – пожимаю плечами. – Разве что брату. Но тоже не так чтобы очень. Он ещё слишком молодой, потому пока что на подхвате.
– Значит, и ему не доверяешь, – выносит вердикт, и я в чём-то склонен с ней согласиться.
– Скорее опасаюсь, что дерьма наворотит, а я потом его не вытащу.
– Надо же, – удивляется. – Кирилл Раевский, не только зверь и преступник, но ещё и заботливый брат.
– Я просто сын своего отца, – постукиваю пальцами по подлокотнику. Скажем, мой отец – не самая любимая тема для разговора. Не самая приятная.
– Это что-то объясняет?
– В моём случае почти всё. Мне пришлось научиться показывать зубы, иначе папочка сломал мне позвоночник и даже не чихнул. У него был свой кодекс чести и свои понятия о том, какими качествами должен обладать его наследник.
– Ты же мог, я не знаю, уйти в сторону. Уехать. Не быть таким.
– Наверное, мог. Но отец очень рано начал вбивать мне в голову определённые… постулаты, скажем так. До того, как я начал хоть что-то соображать.
– Ты не шутишь, – говорит удивлённо, а я развожу руками.
– И не оправдываюсь. Поверь, мне нет смысла строить из себя радужного принца, в биографии которого ни одного тёмного пятна. А ещё во всём этом мало поводов для шуток. Олег Раевский все вопросы решал радикально. Хорошо, что ты не была с ним знакома.
Тина молчит. Нервно сглатывает, упавшие на лицо волосы поправляет, ощупывает меня внимательным взглядом. В нём слишком много вопросов, на которые опасно искать ответы.
Да, мой отец был ещё тем чудовищем, и временами я ненавидел его дико. Но я не могу переписать свою биографию и стать в один момент кем-то другим – добрым и пушистым. И отца нового у меня не будет. Я тот, кто есть и прятаться за выдуманными образами не буду.
– Они подумают, что мы убежали исполнять супружеский долг, – переводит опасную тему Тина.
– Тебя беспокоит, что подумают чужие тётки? – откидываюсь на спинку, развязываю галстук и сразу дышать легче становится. – Забей на них. Тем более, что такое поведение очень вписывается в образ влюблённых молодожёнов.
– Эти тётки – настоящие гиены, – горько усмехается и уплывает мыслями куда-то очень далеко.
Автомобиль плавно входит в повороты, за окнами сияет ночными огнями город, а я читаю отчёт своего помощника о пожертвованных этим вечером деньгах. Не обязательно присутствовать на подобных мероприятиях, чтобы сделать вклад в хорошее дело. И пусть картины модного маляра мне ни на одно место не упали, но цель сбора хорошая.
– Знаешь, мой отец не женился после смерти мамы, потому что не хотел приводить в дом подобную стерву, – Тина говорит тихо, задумчиво глядя в окно. – Он не хотел, чтобы я страдала от нелюбви чужой женщины.
Тина снова печально улыбается и сжимает пальцами переносицу. Я откладываю телефон и, уперевшись локтём в подголовник, сажусь вполоборота.
– Это кажется странным, учитывая, что замуж за человека, с которым у меня нет любви, он выпихнул меня с удовольствием.
– Это другое.
– Я знаю. С его стороны это тоже проявление любви. Найти мне мужчину, который сможет защитить. Передать в надёжные руки, просто… просто иногда мне кажется, что он избавился от меня. Выпихнул из дома, чтобы не видела… – Тина запрокидывает голову, шумно воздух втягивает, глаза закрывает. Ей нужно время, чтобы продолжить фразу. – Чтобы не видела, как будет умирать. Не знаю… это всё так трудно. Я стараюсь не думать, что его дни сочтены. Я ещё верю в чудо. Оно же случается? Хоть иногда, но случается?
Позабыв о макияже, Тина трёт ладошками щёки так настырно, что через несколько секунд кожа краснеет.
– А ещё я думаю: почему именно ты? Я понимаю, ты влиятельный, за тобой как за каменной стеной, всё такое. Но я знаю своего отца, он не пришёл бы к первому встречному. Значит, что-то есть. Какая-то тайна между вами?
– Между нами с твоим отцом никаких тайн, – я не вру, хотя в это и трудно поверить. – Но вот у наших отцов целый шкаф, забитый скелетами.
– Всё так мутно и загадочно, – хмыкает и отворачивается к окну.
За ним на тёмный в ночи асфальт падают первые капли дождя, и Тина утыкается в стекло носом и медленно ведёт пальцем, рисуя неразборчивые узоры.
– Кстати, на меня какая-то девица пялилась. Злобно так.
Кто бы сомневался.
– В коротком платье?
Тина оборачивается, смотрит на меня пристально и кивает.
– Ага, красивая такая, высокая, – теребит мочку уха, с любопытством на меня поглядывая. Пытаюсь найти признаки ревности или хотя бы уязвлённого самолюбия, но в тёмных глазах только прохладный интерес.
– Это Настя.
– Небось бывшая твоя?
– Ага, трахнулись нечаянно.
Тина удивлённо икает. Запрокидывает голову, взрывается смехом, слёзы утирает.
– Чёрт, Раевский. Это… это какой-то сюр. Нет, правда! А с другой стороны, я вот тут подумала сегодня. Может быть, то, что мы ни капельки друг друга не любим, хорошо? Так будет проще… ведь рано или поздно всё равно разведёмся.
Она верит в то, что говорит. Только целовалась в зале «Пизанской башни» на глазах у всех с упоением, а это уже кое-что.
– Совсем ни капельки? – уточняю и ловким движением пересаживаю Тину к себе на колени.
Она упирается ладонями в мою грудь, то ли отталкивает, то ли упасть боится. Мои руки на её бёдрах, гладят кожу сквозь тонкую ткань.
– Ни капельки, – кивает, серьёзная, а я смеюсь.
– Да и к чёрту эту любовь.
– К чёрту.
– От неё одни неприятности.
– Именно.
– То ли дело простой и понятный честный секс.
– Этого не будет.
– Почему?
– Потому что я без любви ни перед кем трусы не снимаю. Прости, Кирилл, но придётся тебе довольствоваться кем-то другим.
– Я сегодня не смог трахнуть на всё готовую бабу.
– Не может быть.
– Точно тебе говорю. Она лезла ко мне в штаны, а я её послал.
– Ничего. Найдёшь ту, которую не захочется посылать.
– Тебя не хочется.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – говорит как-то по-детски упрямо и нос кверху задирает. – Ни-че-го, Кирилл Олегович.
И пальцем тычет меня в грудь, и в районе солнечного сплетения, куда несколько раз кряду упирается острый ноготь, разливается жгучее тепло. Оно стекает вниз, и, если Тина не слезет с моих колен, почувствует мой член даже через слои одежды.
И неважно, что это я усадил её сюда.
– Я знаю о тебе достаточно, – говорю, а Тина вдруг замирает. Мрачнеет, тонкие красивые брови сходятся к переносице, между ними образуется глубокая некрасивая складка.
Тина пытается слезть, ёрзает, шипит, когда держу её бёдра крепче. Тяну на себя, жду громкого крика, пощёчины, возмущения, и Тина оправдывает мои ожидания – бьёт наотмашь, со всей силы, да так, что моя голова дёргается назад.
– Отпусти меня, – резко, на выдохе, но в глазах мелькает нечто сумрачное, очень похожее на печаль. И вдруг бьёт кулачком в грудь и кричит: – Отпусти. Тебе секс нужен? Тупой механический трах? Этого хочешь?
Я обхватываю её лицо ладонями, надёжно фиксирую, чтобы не дёргалась, не вырывалась. Тина на грани истерики, её несёт куда-то, утаскивает в глубокие воды чего-то, о чём я действительно ничего не знаю.
– Вы все одинаковые, все! Ненавижу, – выплёвывает, и крупные слёзы текут по лицу. Ещё несколько мгновений назад идеальный макияж плывёт уродливыми пятнами, и тёмные дорожки, как воск со свечи, расплываются на щеках.
Тина что-то бормочет о похотливых мужиках, вспоминает какую-то Катю, но вопреки ожиданиям, не бьёт меня больше, не отстраняется, а наоборот, укладывается на грудь, в шею сопит. Ворот рубашки становится влажным от её слёз, и я неловко глажу Тину по спине.
Телефонный звонок врывается в исковерканную тихую идиллию. Велик соблазн не брать трубку, послать всё к чёрту и спокойно решить, что делать с рыдающей на моей груди женщиной, которая только что ударила меня и громко заявила, что ненавидит. От Тины моя голова точно когда-то лопнет.
На экране имя начальника охраны – Игорь не станет звонить по пустякам.
– Шеф, за нами хвост. Быстро влево! Через Очаковскую на третий спуск, там ребята подхватят.
И следом раздаётся приглушённых грохот и рёв чужих тормозов.