Замуж за свёкра

II

После двенадцатого удара курантов телефон звонил не умолкая.

Мобильник был заранее заблокирован, а вот про городской телефон она совсем забыла. Если отключить его сейчас, подумалось ей, то короткие гудки, последующие за этим, сообщат неизвестному абоненту о том, что она дома. Нет, лучше оставить телефон в покое. Рано или поздно и ее оставят в покое. Ведь, в конце концов, в новогоднюю ночь она может куда-нибудь уехать.

Но телефон точно сбесился. С небольшими интервалами он вновь начинал трезвонить, стервенея с каждой минутой.

Что-то толкнуло ее встать с дивана и машинально снять трубку.

— Алло! Ларочка? — прозвучал старческий голос.

— Викентий Львович? — ответила она вопросом.

— Да, это я. Не ожидали? Впрочем, кто я такой, чтобы вы помнили обо мне. Но это я так, к слову. Ларочка, позвольте поздравить вас с Новым годом! И пожелать счастья!

— Спасибо. Я тоже поздравляю вас. Но желаю не счастья, ибо это величина призрачная, а здоровья и душевной гармонии, чтобы жить в ладу со своей душой и совестью.

— Спасибо огромное. Но мне показалось, что вам сейчас не хватает именно этой гармонии. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь.

— Ларочка, вы не представляете, как я огорчен услышанным. А еще тем, что не могу помочь вам в трудную минуту.

— Вы уже помогли мне. Спасибо за добрые слова. Они искренние, а это сейчас большой дефицит.

— Я понимаю. Вы страдаете от чьей-то неискренности, а возможно, от коварного обмана. Такие раны мне знакомы. Они плохо заживают. Но все же позвольте совет, Ларочка!

— Да, я слушаю вас.

— Нельзя жить одной обидой. Займите себя чем-нибудь. Чем-нибудь необычным. Или смените обстановку. Поезжайте в какой-нибудь глухой уголок, подальше от цивилизации. Вы почувствуете, как с вас сойдет старая кожа и придет обновление. А все, что казалось смертельной обидой, станет незначительным фактом биографии. Раны имеют свойство затягиваться. Вы понимает меня?

— Да.

— Я слышу в вашем коротком ответе неверие. Что ж. Всему свой черед. Придет время, и вам откроются новые истины. Одна из них откроется обязательно. Жизнь прекрасна сама по себе независимо от нашего сиюминутного настроения. Живите, Ларочка, радуйтесь наперекор настроению, просто радуйтесь свежему хлебу на столе, игре солнечного света в морозном окне, своей свободе делать выбор. Возможно, что такая позиция спасет вас от неверных шагов и поможет все перетерпеть. Всего вам доброго!

Удивительно, но настроение после разговора с Викентием Львовичем заметно улучшилось. Ей даже захотелось посмотреть новогодний концерт, хотя минутой раньше она собиралась выпить снотворное и лечь в постель.

Включив телевизор, Лариса устроилась в кресле, держа в руках тарелку с куском торта и чашку с чаем.

И вновь зазвонил телефон. Какое-то время она колебалась, но все же сняла трубку и спокойно сказала:

— Я слушаю.

— Лариса Сергеевна, неужели я дозвонился до вас? Это какое-то чудо! — голос Алексея Ивановича с трудом пробивался сквозь эфирные помехи. — Отсюда невозможно дозвониться. Я поздравляю вас с Новым годом. Желаю вам…

Связь оборвалась, в трубке что-то зашипело, а потом наступила полная тишина. Лариса положила трубку на рычаг и задумчиво посмотрела на экран телевизора, где известный шоумен с не менее известной актрисой поднимали бокалы с шампанским.

Нет, концерт она смотреть не будет. Надо все выключить — телевизор, телефон, свет — и лечь в кровать. На тумбочке давно лежит нетронутый роман Коэльо. Она будет читать, пока не уснет. И никаких снотворных!

— Понимаете, Алексей Иванович вчера позвонил, но связь неожиданно оборвалась. Он хотел сообщить что-то важное, но недоговорил. Вы не подскажите, где он сейчас? Да? Нет, я все понимаю, но мне больше не к кому обратиться. Хотя бы примерные координаты. Хорошо, я подожду.

Лариса нервно барабанила пальцами по столу, слушая, как на том конце провода раздаются шаги директорской секретарши. Вот они стихли, наступила пауза, которая длилась, казалось, целую вечность, но шаги вновь застучали, раз от раза все громче и громче.

— Алло! Вы еще здесь?

— Да-да!

— Алексей Иванович не сообщил точных координат, но он уехал к брату в Карелию, кажется, в Петрозаводск.

— Надолго?

— На пять дней. Так что через три дня будет дома.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Значит, в Карелию. Здорово. Она никогда не была в этом озерном крае. Наверное, красота невозможная. Хотя, какие в январе озера? Нет, конечно, ему сейчас не красота нужна, а поддержка брата. За ней он и поехал в новогодние праздники. А что, если позвонить в справочную Петрозаводска?

Лариса набрала межгород и попросила соединить ее со справочной Петрозаводска. Ее соединили так быстро, что она растерялась.

— Алло! Говорите же! — требовала сердитая телефонистка.

— С Новым годом, девушка! — сказала Лариса, лихорадочно соображая, как сформулировать вопрос.

— Спасибо, и вас так же, — смягчилась телефонистка. — Что вас интересует?

— Мне нужен Азаров.

— Азаров? А инициалы?

Ларису вдруг осенило. Она вспомнила, как на кладбище ей подносил водку и кусок пирога мужчина по имени Григорий. Он очень походил на Алексея Ивановича.

— Инициалы: Г.И.

— Так. Азаров Г.И. К сожалению, информация под запретом.

— Девушка, милая, не отключайтесь, — быстро заговорила Лариса. — Понимаете, он вчера звонил, но связь оборвалась. Я очень беспокоюсь о его самочувствии. А между нами такое расстояние. Может, ему нужна помощь. Тогда бы я сразу же выехала. Я должна успеть. Понимаете?

— Ну хорошо, — сжалилась телефонистка, — только ради праздника. Записывайте номер.

Лариса, не имея под рукой ни карандаша, ни ручки, схватила с туалетного столика губную помаду и записала номер прямо на зеркале.

Теперь главное — не медлить. Если она начнет свой любимый анализ — зачем да почему, — то вряд ли осмелится позвонить.

Ей ответили сразу. Глубокий женский голос доброжелательно сообщил:

— Слушаю вас!

— Здравствуйте, меня зовут Лариса Хомутова.

— Здравствуйте, — слегка насторожилась женщина.

— Мне очень нужен Алексей Иванович. Мы с ним из одного города.

— Алексей Иваныч? Так его нет.

— А где он? — упавшим голосом спросила Лариса.

— Они с братом уехали на охоту. Простите, а кто вы будете Алексей Иванычу?

— Я? Знакомая. Вернее, несостоявшаяся родственница.

— A-а. Понимаю. Бывшая невеста Дениса?

— Да, — ответила Лариса, чувствуя себя подопытной крысой на лабораторном столе.

— Вы, наверное, хотели поздравить его с Новым годом?

— Вообще-то, да. Но прежде всего поздравляю вас. Извините, не знаю вашего имени.

— Лидия Васильевна.

— Очень приятно. Лидия Васильевна, а это не опасно — охотиться в зимнем лесу? Они, наверное, далеко от города?

— Да уж не близко. Охотничье хозяйство «Прионежье». Там у Гриши друг егерем работает. Вот к нему и поехали. Через три дня обратно вернутся.

— С добычей?

— Ой, да что вы! — рассмеялась Лидия Васильевна. — Какая там добыча? Ну Гриша, может, и подстрелит зайца или белку, а Алеша, тот и мухи не обидит. Не такой у него характер, чтобы невинного зверя убивать. Разные они в этом плане со старшим братом. Ох, я, наверное, заговорила вас. По междугородней разговариваем — дорогое удовольствие. Что передать Алексей Иванычу?

— Передайте… Нет, ничего. Ведь он скоро домой вернется? Вот и поговорим тогда. Спасибо вам, Лидия Васильевна. Еще раз с Новым годом. До свиданья!

Надо же, какая неудача! Как ей хотелось услышать его голос! Один голос — больше ничего. Интуиция подсказывала ей, что этот человек — родной по духу, по душевному складу. А еще он товарищ по несчастью. И пусть эти несчастья разные, несопоставимые, но то и другое лишило их обоих жизненной опоры. Кому как не Алексею Ивановичу, понять ее потрясение, услышать крик ее раненой души? Ах, почему он так некстати укатил в карельскую глухомань?

Обессилевшая, потерянная, она поплелась на кухню, заварила кофе, достала из холодильника недоеденный торт и села завтракать. Часы показывали десять, а у нее и маковой росинки во рту не было.

После кофе она почувствовала прилив сил и настроения. Чтобы хоть чем-то занять себя, сняла с полки огромный географический атлас и нашла в нем Петрозаводск. Но с названием «Прионежье» не было ни одного населенного пункта.

Телефонный звонок отвлек ее от географических исследований.

— Алло, Лара? Привет, дорогая! — валдайским колокольчиком разливался Катин голос. — А я вчера звоню-звоню, блин, а в ответ — тишина! Ты куда пропала? Ой, то есть с Новым годом тебя! С новым счастьем!

— Спасибо. И тебя тоже.

— Ой, Ларчик, у меня и в самом деле — новое счастье. Он мне сделал предложение. Представляешь?

— Кто?

— Как «кто»? Викин сосед Игорь. Игорь Леонидович Резной. Нет, ты слышишь? Резной! А теперь представь меня после загса. Екатерина Степановна Резная. Ха-ха-ха! Умереть — не встать! Вся из себя такая резная-пререзная! Или недорезанная. Вот неразбериха начнется на работе — представляю. Короче, мне некогда трепаться, сейчас поеду к нему организовывать стол. Придут его родственники и сослуживцы. У нас ведь помолвка. Я так боюсь! Меня ведь как на витрине рассматривать будут. Мы с мамой вчера весь мой гардероб вверх тормашками перевернули — выбирали подходящий наряд. Кое-как выбрали. В том же платье пойду, помнишь, у Виктории на дне рождения была, в «Желтом тюльпане». Ой! Зачем я это сказала?! Ты, наверное, это название слышать не можешь без зубной боли. У меня, кстати, новость есть. Даже и не знаю, с чего начать. Если промолчу — подлость совершу. А скажу — сволочью себя буду чувствовать. Как быть, а?

— Говори.

— Хорошо. Кронберг с Викторией в «Лосином» отдыхают. Вчера утром укатили. Представляешь, я как раз к Игорю звоню, а они от Вики вываливают. Крутые все из себя: костюмы найковские, сумки «Адидас», лыжи импортные. Прям олимпийские чемпионы! Кронберг глаза опустил, а королева наша англицкая хвост трубой и так это свысока меня с наступающим поздравляет. А я…

— Ладно, Катюша, хватит о них. Я сама, пойми, первая от него ушла, так что не будем больше на эту тему.

— Ну и правильно! Молодец! От таких, как Кронберг, первой надо уходить. Пусть им такие стервы, как наша Виктория, достаются. Пусть поджариваются на их ведьмином огне. Ну ладно, побежала я. Ой, совсем забыла, зачем звонила. Я же пригласить тебя хотела на нашу помолвку. Придешь?

— Не знаю. Может, и приду.

— Обязательно приходи. Начало в пять. Все! Пока!

Убийственная новость не ошеломила, ведь она уже знала о его связи с Викой, а, наоборот, заставила встряхнуться. Ларисе захотелось действовать. Неважно как и где, главное — не киснуть в одиночестве. Так, значит, в лесной пансионат поехали? Ну что ж. И она поедет. Но не во вшивый пансионат, а в настоящий лес, тайгу, дикую, непролазную, где водятся лоси, кабаны и волки.

С этой минуты она закружилась в бесконечном серпантине дорог и воздушных трасс.

До Москвы Лариса добралась на такси всего за два с половиной часа и сразу помчалась в кассу аэропорта. Через четыре часа она сходила с трапа в Петрозаводске. Здесь ей пришлось переночевать в гостинице, а рано утром она наняла частника на «десятке» и долго уговаривала отвезти ее в охотничье хозяйство. Наконец водитель согласился доставить ее до деревни Еловки, где, как он выразился, каждая собака приведет ее в это самое хозяйство.

Сначала ехали по трассе, потом по проселку, расчищенному грейдером, и к полудню оказались в деревне. Лариса расплатилась с таксистом и огляделась. Главная деревенская улица состояла из неказистых домишек с косыми заборами, продовольственного магазина и административного здания, похожего на барак.

У проходившего мимо мужчины в драном ватнике Лариса спросила про охотничье хозяйство. Тот почесал в затылке, крякнул, а потом задал вопрос, поставивший ее в тупик:

— А вам куда — на главную базу или в зимовье?

— Даже не знаю. А куда обычно охотники ездят?

— А вы что же, на охоту собрались? — осклабился мужчина щербатым ртом.

— А почему бы и нет? — весело ответила она.

— Ну тогда вам на базу.

— А можно проводника нанять?

— Так вы что же, пешком, что ли, пойдете? Там же сугробы по брюхо. Извиняюсь, конечно.

— А как быть? — растерялась Лариса.

— Как быть? Это вы уж сами думайте. Откуда вы хоть такая охотница взялись? И без ружья. Чем охотиться-то будете?

— Меня там ждут, — твердо сказала она.

— Ждут? A-а, ну тогда другое дело. А чего вас никто не встретил? Что же они вездеход не прислали?

— А я на день раньше приехала. Так получилось, — без запинки врала Лариса.

— Понятно. Дак вам только Мишаня Коченев поможет. Если он не поддатый, конечно. Это тракторист наш. У него снегоход собственный. Так что идите по этой улице до конца. Крайний дом справа и будет Коченевых. Ну бывайте. Охотница, едрен корень! Хе-хе!

Вскоре Лариса вошла в калитку металлических ворот коченевского дома. В отличие от соседних развалюх дом Мишани был новым и с претензией на коттедж. Большие окна над высоким цоколем сияли чистотой и белыми капроновыми занавесками. Среди дворовых построек был гараж, от дверей которого шел след, похожий на лыжный. Вдруг лязгнула цепь, и из-под крыльца с грозным рыком показалась большая лохматая собака. Лариса в страхе замерла, прижав руки к груди. Так они стояли с минуту — испуганная не на шутку Лариса и огромная псина с открытой пастью, из которой вываливался красный язык. Собаке, видимо, надоели эти переглядки, и она пару раз гавкнула, но не зло, а словно спрашивала, дескать, сколько еще это будет продолжаться. На Крыльцо вышла молодая женщина и прикрикнула на пса:

— А ну, Трезор, марш на место! А вы проходите в дом. Не бойтесь, он смирный.

Ларису провели в комнату, теплую и чистую, застеленную ковролином. Из обстановки здесь были диван, большой стол с шестью стульями и горка с посудой. В углу на тумбочке стоял телевизор, накрытый вышитой салфеткой.

— Присаживайтесь, — пригласила женщина, сделав плавный жест в сторону дивана.

— Спасибо. Как у вас уютно, — не удержалась от комплимента гостья.

— Ну да, — смущенно, но довольная похвалой, подтвердила хозяйка и улыбнулась.

Таких красавиц Лариса видела только, пожалуй, на картинах Кустодиева. Круглолицая, с яблочным румянцем, большими серо-голубыми глазами и светлой косой, она будто не в нынешнем веке жила, а в каком-то своем времени, где технический прогресс и мода благополучно обошли ее стороной, не задев, не изуродовав, не подогнав под общий стандарт.

— Скажите, а Михаил на работе?

— Мишаня-то? Да кого там! Спит без задних ног. Напраздновался вчера. Со свекром как сели с утренних дрожжей, так и до вечера гудеж стоял. На работу-то ему завтра. А вы что хотели?

— Мне надо в «Прионежье» попасть.

— На базу? — переспросила женщина и, поджав губы, смерила Ларису изучающим взглядом.

— Да. Не могли бы вы разбудить мужа? Может, он уже проспался?

— Ну не знаю, — недовольно проворчала хозяйка, но все же пошла в соседнюю комнату.

Почему она так отреагировала, когда услышала про базу, подумала Лариса. И тот мужичок в драном ватнике разговаривал с ней ехидным тоном. Или это обыкновенная людская зависть к богатым и преуспевающим, кто на досуге развлекается таким дорогим занятием, как охота?

Из соседней комнаты слышалась перебранка супругов. Муж явно не желал просыпаться, огрызаясь короткими фразами: «Отстань, что привязалась?» и «Брысь, Настюха, не то валенком заеду!», а жена поносила упрямца на чем свет стоит. Но вот, кажется, Михаил повиновался — поднялся с постели и, кряхтя и охая, долго топтался на одном месте, очевидно, одевался.

Первой показалась Настя, сердитая, с полыхающим на белом лице румянцем.

— После пьянки его поднять — все равно что сытого борова с нагретого места: живот надсадишь!

— Тяжело приходится? — посочувствовала Лариса.

— Ну да, — нехотя согласилась Настя, но тут же начала оправдывать и хвалить мужа: — Но он только по праздникам пьет. А так он у меня работящий. Хорошо зарабатывает. Этот дом сам поставил. Свекор, конечно, помогал. А так все сам. Да будь он пьяницей, разве ж я пошла бы за него? Да за мной из двух деревень парни бегали. Всех отшила.

— Это кто за тобой бегал? — хриплым голосом спросил Михаил, взъерошенный со сна, коренастый и широкоплечий, и обнял жену за талию.

— Да все бегали, — горделиво повела плечом Настя. — И Колька Самохин, и Санька Губарев, и твой дружок закадычный тоже бегал — только пыль стояла.

— Это кто? — округлил опухшие глаза Михаил. Васька Прохоркин? Ни хрена себе. Извиняюсь, конечно. И я только щас про это узнаю?

Он ущипнул жену за упругий бок, и та весело взвизгнула, а потом так расхохоталась, что и Лариса невольно улыбнулась. Ей приятно было смотреть на молодых супругов, без всякого сомнения любящих друг друга, но в глубине души шевельнулась зависть — у нее-то такого счастья не было.

— Михаил, вы извините непрошеную гостью, — заговорила Лариса. — С Новым годом вас, и вас, Настя! Но мне срочно надо на базу «Прионежье». Не могли бы вы отвезти меня, а я, разумеется, заплачу.

— Кхе! — кашлянул Михаил и переглянулся с женой. — Заплатить-то само собой. Бензин нынче дорожает. Но с бодуна-то голову шибко кружит. Надо бы размяться малость, горло промочить.

— Я те промочу! — прикрикнула Настя. — Так промочу, что три дня в мокрых штанах бегать будешь.

— Да ты чего разошлась-то, как веялка в страду? — добродушно защищался Михаил. — Я про чай говорю. Давай чаи гонять, Настюха! И гостью угощать. Чего там у тебя нынче, пироги с мясом? Во! Вы таких и не пробовали. Язык проглотишь. А я пока умоюсь да покурю малость.

Он вышел во двор, а Настя загремела на кухне посудой.

Тяжело вздохнув, Лариса только сейчас осознала весь свой эгоизм. Влетела в чужой дом, да еще в праздник, притом с назойливой просьбой немедленно отвезти ее к черту на кулички!

А ведь сама порой осуждает людей за дикий напор, с каким они добиваются своих корыстных целей. Но делать нечего. Теперь придется подчиняться обстоятельствам, которые сама же и создала.

Механизм запущен в действие, усмехнулась она.

Вскоре они сидели за столом и чаевничали. Правда, вначале Настя с Ларисой «хлопнули» за праздник по две рюмки домашней настойки, а потом уже все вместе пили чай с замечательными пирогами, пышными, румяными и вкусными. Хозяин, отойдя от похмелья с помощью крепкого чая, в который жена добавила сушеной мяты, шумно отдуваясь, рассказывал охотничьи байки. Женщины, на которых в одинаковой степени действовали настойка и остроумие Михаила, звонко хохотали.

Через час все вышли во двор. Трезор радостно крутился возле хозяина, пока тот возился со снегоходом, а Настя разговаривала с Ларисой:

— Ну счастливо вам доехать. И там тоже, чтобы все у вас хорошо сладилось.

— Ой, что вы! — махала руками Лариса. — Я не за тем еду. Ничего у нас не сладится. Да я и не думаю об этом.

— Не думаешь, а все же едешь, — перешла на доверительное «ты» Настя. — Значит, сердечко-то ноет, не дает покоя. Ладно, встретитесь, а там как бог даст, может, и сладится. На обратном пути заезжайте в гости. Всегда рады таким гостям!

Впервые в жизни Лариса ехала на снегоходе. Мягкое сиденье пружинило под ней, когда она подпрыгивала на многочисленных взгорках и впадинах. Михаил вел машину на предельной скорости, не заботясь о самочувствии пассажирки, которая на крутых виражах крепко зажмуривалась и тонко повизгивала. Дорога была хотя и проторенной, но выпавший накануне снег взмывал из-под полозьев вихревым потоком. Ей даже не удалось полюбоваться зимним пейзажем — настолько стремителен и опасен был путь.

Солнце уже приблизилось к верхушкам огромных елей, когда впереди показались какие-то постройки. Они выехали на широкую поляну, где стояли три коттеджа и хозяйственное сооружение в виде ангара.

— Ну бывайте! — прощался Михаил, протягивая руку. — Обратно, если что, тоже могу добросить. Не страшно было ехать-то?

— Нет, нисколько, — выдавила улыбку Лариса. — Спасибо вам огромное.

— Так как насчет обратного пути?

— Ой, я не знаю, когда это будет точно. Так что не беспокойтесь, как-нибудь доберусь.

— Ну ладно. Всего вам!

Проводив его взглядом, Лариса подхватила дорожную сумку и пошла по дорожке к центральному коттеджу, на котором издалека заметила какую-то вывеску. От волнения сердце у нее билось так, что в ушах стоял звон. Просторный холл, в котором она оказалась, был украшен всевозможными охотничьими атрибутами: лосиными рогами, медвежьей шкурой, птичьими чучелами. В дальнем углу сверкала мигающей гирляндой нарядная елка. За стойкой администратора, обшитой вагонкой, сидела женщина лет сорока, которую Лариса не сразу увидела.

— Здравствуйте! — первой поздоровалась женщина. — Проходите сюда. Вы из Петрозаводска?

— Да. Здравствуйте, — слегка растерялась Лариса, не ожидавшая увидеть здесь такую миловидную, модно одетую даму.

— Вы из той группы, что приехала вчера? Меня предупредили, что одна, возможно, опоздает, — высокомерно, с брезгливой интонацией сказала администратор и оглядела Ларису, словно товар на прилавке.

— Нет, я не из группы, — сухо возразила Лариса. — Я сама по себе.

— Да? Тогда извините, — уже другим тоном заговорила администраторша. — Меня зовут Ирма, а вас, простите?

— Лариса. Вот мои документы.

— Вы к мужу приехали или хотите снять комнату?

— Мне нужен Алексей Иванович Азаров. Он сейчас здесь?

— Азаров? — переспросила Ирма и, надев очки, открыла регистрационный журнал. — Так, Азаров А.И. Постойте, так это брат Григория Иваныча? Знаю, конечно. Но их здесь нет.

— А где они? — похолодев, выдохнула Лариса.

— Они еще позавчера уехали на охоту. А что им тут делать? Не на лыжах же кататься. У них большая компания. Вот и девочек из города вызвали… Ой, простите, я не то, кажется, брякнула. Я ведь и вас сначала приняла… Простите, ради бога.

— А где они ночуют, в зимовье?

— Да.

— Туда никак нельзя добраться или позвонить?

— Добраться можно только на вездеходе, а связаться только по рации. Но мужа сейчас нет. Он тут всей техникой заведует. Охранника если попросить, но, боюсь, он еще напортачит, сломает что-нибудь, а мне потом достанется на орехи. Давайте уж мужа подождем. А вы пока отдохните. Если хотите, комнату можно снять. А если нет, то располагайтесь в гостиной. Там сейчас никого. Я Рите, буфетчице нашей, скажу, чтобы покормила вас.

— Не беспокойтесь, я только что из-за стола. Я просто посижу, подожду вашего мужа.

— А он, наверное, не скоро приедет.

— Ничего. Я телевизор посмотрю. А далеко это зимовье?

— Десять километров. Для тайги это довольно много. Я имею в виду бездорожье.

В соседней комнате, стилизованной под карельскую избу, было уютно и красиво. Лариса села на лавку, застеленную шкурой, и, откинувшись на стену, прикрыла глаза.

Так, значит, большой компанией в сопровождении эскорта проституток. Ай да Алексей Иваныч! И братец хорош. Жену в городе оставил, а сам на природу — и во все тяжкие! Боже мой, куда она попала? Сорвалась как собака с цепи и помчалась на Север киселя хлебать, дура! Как же! Небось думала, как в старом фильме про Чука и Гека, увидит здесь заснеженную избушку, по самую крышу утонувшую в сугробах, а в ней — сидящего в уютной меховой безрукавке и валенках Алексея Иваныча, почитывающего сквозь толстые линзы очков «Кодекс строителя коммунизма».

Почему-то последняя деталь не только не рассмешила ее, напротив, усугубила удрученное состояние. Ей пришло в голову, что все мужчины сшиты на одну колодку. Только одни не скрывают своих потребностей, то бишь пороков, а другие рядятся в белые одежды праведников, пряча под ними шкуры отъявленных самцов.

Лариса поерзала на неудобной скамье, меняя позу занемевшего тела. Взгляд ее упал на шкуру, которая закрывала доски скамьи, и смех, дурацкий, беспричинный, буквально задушил ее: не на шкуре ли «отъявленного самца» она отсидела себе зад?

В гостиную заглянула молодая девушка в кокетливом фартучке и белой наколке на красивой прическе. Она удивленно посмотрела на смеющуюся Ларису, потом на экран включенного телевизора, где показывали телефильм об акулах, и спросила:

— Вы чай будете?

— Чай? Пожалуй, буду.

— Тогда я принесу. У нас большой ассортимент выпечки. Пирожки с брусникой, морошкой и мясом. Хотите?

— Да, принесите, пожалуйста, с морошкой.

«Нет ничего странного в том, что на меня напал смех, — размышляла Лариса в ожидании чая. — Это реакция на все мои последние стрессы. С таким же успехом я могла бы сейчас разреветься. Представляю, как бы я выглядела в глазах местных обитателей, рыдая в голос и размазывая тушь и сопли по щекам. Фу! Уж лучше этот идиотский смех. Надо чем-то заняться, тогда время пойдет быстрее. Сейчас спрошу Риту про развлечения на этой базе. Хотя… Собственно, чего я жду? Что мне еще не ясно? Меня никто не ждал. У них своя программа отдыха, в которую я никак не вписываюсь. Надо бы сматывать удочки, пока Азаровы не знают о моем приезде, уехать потихоньку, никого не напрягая. Переночевать у Михаила с Настей, а завтра домой. Вот только как добраться до Еловки? Может, охранник меня подбросит? Предложу ему деньги…»

В гостиную вошла Рита с расписным подносом, на котором дымился чай и красовались аппетитные пирожки. Поблагодарив девушку, Лариса поинтересовалась, нет ли здесь какого-нибудь транспорта, на котором можно уехать в деревню.

— Есть снегоходы, но вести их некому. У Толи с Петей выходной, егеря на охоте, а охраннику не положено покидать пост.

— Да? — разочарованно протянула Лариса. — А чем тут можно заняться, кроме телевизора?

— У нас много развлечений, — бойко затараторила Рита. — Сауна, настольные игры, ледяная гора, лыжи…

— Лыжи? И на меня есть?

— Конечно. Всех размеров. Вы у Ирмы Аскольдовны спросите.

— Хорошо.

Ей все же пришлось снять комнату на втором этаже. Надо было переодеться в спортивный костюм, да и вообще, побыть немного одной, привести себя в порядок. Переодевшись, она подошла к окну и засмотрелась на открывшуюся панораму: густое ультрамариновое небо с желто-розовой полосой близкого заката оттеняло седые верхушки вековых елей. Скоро эта красота растворится в ранних январских сумерках, на смену которым придет темный, как ночь, вечер.

Лариса заторопилась — пока светло, надо успеть покататься.

Получив вполне приличное снаряжение, она обогнула коттедж, встала на лыжи и заскользила по накатанной лыжне, идущей по просеке.

Пройдя с километр, Лариса заметила между деревьями снежные отвалы дороги. «Наверное, это та дорога, что ведет к зимовью, — догадалась она. — Значит, всего-то десять километров разделяют меня с тем, ради кого я пустилась в это нелепое путешествие. Вот бы встретиться сейчас, все высказать и тогда уехать. Было бы забавным застукать его с какой-нибудь шлюшкой на коленях. Эдакого неутешного вдовца. Какими глазами он посмотрит на этот раз? А что, если рвануть прямо сейчас? Что мне эти десять кэмэ, если когда-то я «пятерку» за двадцать две минуты делала? То есть через час с хвостиком я буду на месте. Сейчас четыре часа, а окончательно стемнеет в начале шестого — значит, успеваю».

Она решительно свернула с лыжни, с мальчишеской удалью проскочила целину и оказалась на трассе, проложенной гусеницами вездехода. Только теперь до нее дошло, что бежать придется не по лыжне, а по неровной, кочковатой дороге, к тому же прикрытой слоем выпавшего вчера снега. Но отступать она не хотела. Что-то толкало ее на это приключение, будто бес вселился, понуждая на немыслимые поступки.

Она бежала до тех пор, пока хватало дыхания. Ей казалось, что половину дистанции она уже проделала, но проверить это предположение было невозможно — никто в этом лесу не догадался поставить километровые знаки.

Медленным шагом Лариса прошла небольшой отрезок пути и, восстановив дыхание, вновь побежала, но теперь уже не так быстро, как вначале. Внезапно она остановилась на полном ходу. Перед ней была развилка — дорога раздваивалась: два абсолютно одинаковых рукава шли под прямым углом друг к другу. Что делать? Возвращаться обратно? Но уже темнеет, а она наверняка пробежала километров пять-шесть. То есть до финиша осталось всего ничего, каких-то двадцать минут — и она в зимовье. Нет, надо хорошенько присмотреться к этим дорогам. Если зимовье посещают довольно часто, то и трасса к нему должна быть хорошо наезженной.

Проехав по правому ответвлению несколько метров, Лариса остановилась и внимательно осмотрела дорогу, затем поспешила обратно. Теперь надо присмотреться к левому ответвлению и сравнить. Ага, левое-то как раз менее накатано, чем правое, и какое-то оно зигзагообразное, то и дело петляет, как заячий след. Нет, ехать надо по правой дороге. Все, решено!

Уже совсем стемнело, а она все шла и шла, почти выбившись из сил, вперед и вперед, где, по ее расчетам, должно находиться это проклятое зимовье. Но за каждым новым поворотом, вместо долгожданного просвета с силуэтами жилья, вновь темнела стена леса, неприступного, с суровым молчанием взирающего на одинокую путницу.

Вдруг повалил снег, крупный, густой, и стало совсем темно. Ларису пронзил такой первобытный ужас, что судорогой свело лицо и руки, ноги подкосились, и она, обмякшая, безвольная, села на снег и тихо заплакала. Так продолжалось несколько минут. Собрав остатки воли, она заставила себя подняться.

Из-за обильного снегопада ей придется двигаться почти на ощупь.

Надо загадать: если через сто шагов не появится жилье, она повернет обратно. Она сможет. Она сильная. Итак, один, два, три…

Лариса досчитала до восьмидесяти, остановилась, перевела дыхание. Снег все так же кружил в черноте зимнего вечера, и сколько она ни всматривалась в снежную круговерть, ничего не увидела.

Ну что ж, надо выбирать: жизнь или смерть. Если она сейчас сломается, запаникует, начнет представлять, какое расстояние ей надо преодолеть, то… Нет, воображение следует отключить. Просто нужно поворачивать лыжи на сто восемьдесят градусов и возвращаться на базу.

Снежный заряд наконец-то иссяк. Последние снежинки, покружив в прощальном танце, упали на землю, и окрестность стала более или менее просматриваемой. Правда, кроме деревьев, темно-синего неба и дороги, Лариса ничего не видела, но и это было подарком судьбы.

Неизвестно, куда бы ее завела эта чертова метель. Как раз в такую погоду люди сбиваются с дороги и гибнут. Ой, лучше не каркать. Надо во что бы то ни стало идти и идти. Но она уже выбилась из сил. Ей не хватает воздуха в легких. Ноги так устали, что ботинки с лыжами кажутся пудовыми гирями. Каждый новый шаг дается ей с большим трудом. И воли, кажется, совсем не осталось. Сейчас бы сесть вон в тот пушистый сугроб, прислониться к елке и отдохнуть. Совсем чуть-чуть, десять минут, а потом снова встать на лыжи и…

Лариса прошла по инерции двадцать шагов, а потом свернула к обочине, манившей к себе удобным выступом. На него-то она и села, как в кресло, откинулась и закрыла глаза. Спина уперлась в заледеневший ком, но ей было все равно. Бешеная усталость сделала ее нечувствительной к подобным мелочам. Главным сейчас был долгожданный отдых. Ей показалось, что ее тело, словно бесформенная желеобразная масса, растеклось в разные стороны. Она почти не чувствовала его. Наступила настоящая эйфория.

Как хорошо! Почему ей раньше не приходило в голову сесть и отдохнуть? Ведь это так просто. Сейчас она наберется сил и снова пойдет на базу, даже побежит. Еще немного. Но у нее слипаются глаза. Эх, вздремнуть бы пару часиков! Нет! Она сошла с ума! Нельзя спать на морозе. Это смертельный сон. Она уже никогда не проснется. Эту прописную истину знает каждый школьник. Но почему она не может открыть глаза? Веки стали чугунными, нет, свинцовыми. Господи, какая разница — из какого металла сделаны ее веки? Полная чушь! Она бредит? В самом деле, это бред. Надо встать. Ну же, встать, встать! Нет сил. Ну хотя бы открыть глаза. Раз, два, три!

Она с трудом разлепила веки и мутным взглядом посмотрела на дорогу. Неужели она все еще бредит? Кто это? Какие-то черные тени парят над белой дорогой. Нет, это не тени. Волки?! Точно, волки! Сейчас они бросятся на нее и разорвут на кусочки. Мамочка, как страшно! Нет, надо встать и оборонятся палками. Просто так она не дастся этим тварям. А-а-а!

Солнечный луч, молодой и нахальный, ворвался в окно и засиял на лице спящей Ларисы. Она открыла глаза и снова зажмурилась, а потом догадалась сдвинуться в сторону.

Где она? Как оказалась в этой комнате, похожей на деревенскую горницу из старой русской сказки? Бревенчатые стены, широкие некрашеные половицы, огромная печь. И мебель подходящая — простой самодельный стол, пара таких же табуретов и кровать…

Боже, как она очутилась в этой просторной кровати? Здесь четыре подушки и теплое пуховое одеяло, необыкновенно легкое, хотя и большое, как все вокруг в этой странной комнате. Но откуда это ощущение детства? Может быть, причина в окне, на котором мороз сделал причудливую роспись, а солнце добавило в нее хрустального блеска и разноцветных искр?

И все-таки, что было вчера? Она помнит бешеный, летящий бег волков, помнит ужас, охвативший все ее существо, отчаянный порыв защищаться до последнего… А потом? Какой-то провал. Обморок? Возможно. Вот она очнулась. Распростертая на снегу, она ни жива ни мертва, а волк горячим языком лижет ее щеку. Нет, должно быть, это был не волк, а собака. Но что дальше? Чья-то рука приподнимает ее голову, к замерзшим губам прикасается что-то твердое, ее заставляют разжать зубы и глотать терпкую жидкость. Она послушно пьет, плохо соображая и не вникая в скупые слова человека, склонившегося над ней. А что еще? Да! Как же она забыла? Ее подняли на руки и отнесли к какой-то махине, пахнущей мазутом, затем посадили на что-то мягкое… Все! Больше она ничегошеньки не помнит. Она просто отключилась, по-видимому, крепко уснула.

Тяжелая дверь скрипнула, приоткрылась, в комнату бочком втиснулся мужчина и на цыпочках прошел к столу. Взяв со стола очки и книгу, он задернул оконную занавеску, чтобы солнечный свет не мешал спящей женщине.

Лариса обратила внимание на его одежду — клетчатую фланелевую рубашку, меховую безрукавку, подшитые валенки с загнутыми голенищами — и не удержалась от улыбки. Мужчина оглянулся и тоже расплылся в счастливой улыбке:

— Ну что, проснулись? Как себя чувствуете?

— Хорошо.

— Ох и напугали вы нас. Ничего. Сейчас все страхи позади. Ноги не горят? Зуда нет?

— Нет.

— Ну слава богу! Значит, не обморозились.

— А где я сейчас, в зимовье?

— Почему? У меня в доме. А вы что же, туда направлялись вчера?

— Мне сказали, что Алексей Иванович в зимовье охотится.

— Кто сказал? Ирма? Вечно она напутает. Мы с базы-то всем гуртом выехали, а потом разделились. Питерских бизнесменов отвезли в «Зимовье» — это название турбазы такое, — а сами сюда, в мою усадьбу. Питерцы-то за экзотикой прикатили. Ружей немецких «Зауэр» понавезли, как деловые. А вместо охоты — гудеж целыми днями. С водкой да барышнями.

— А где Алексей Иванович?

— Здесь. Где ж ему быть?

Мужчина подошел к дверям, громко позвал: «Алексей!», но, прежде чем выйти, оглянулся и уже тихо сообщил: «Мы с Гришей на вездеходе рассекали, а Алешка-то всю лыжню дважды пробежал — вас искал. А это десять километров».

Лариса успела подняться и сесть, облокотившись на подушки. Так и встретила Алексея Ивановича — с надвинутым до подбородка одеялом и виноватым выражением широко распахнутых глаз.

— Лариса Сергеевна! Доброе утро! — бросился он к ней, но тут же смущенно остановился посреди комнаты, не зная, как вести себя с этой женщиной, в сущности чужой, не принадлежавшей ему ни одного мгновения, но такой близкой, такой трогательной и беззащитной, что душа рвалась обнять, крепко-крепко, и шептать нежные слова, немыслимые, грешные…

О, рассудок! Каким врагом он может стать порой! Зачем он вселяет робость в души влюбленных, которые еще и сами не уверены — любовь ли это? Зачем они прислушиваются к его голосу раньше, чем к зову сердца? И чаще всего это бывает в зрелые годы, когда уже есть любовный опыт, в основном несчастливый, оставивший после себя руины и пустоту. Сколько судеб сплелось бы в долгожданном союзе, не появись серьезной преграды на их перекрестке — приговора холодного рассудка!

К их счастью, смущенная неуверенность Алексея Ивановича стала тем импульсом, который словно подбросил Ларису, заставил спрыгнуть с кровати и кинуться в его объятия. Так и стояли в безмолвии, слыша биение сердец, ощущая тепло друг друга и поражаясь открытию: оказывается, они всю жизнь шли к этому островку в белой бескрайней тайге, чтобы встретиться и больше никогда на расставаться.

По дороге домой они много говорили и не могли наговориться. Вспоминали студенческие годы, друзей, преподавателей, смешные истории. Их воспоминания были из разных эпох, существенно различались по духу, шкале ценностей, отношениям между людьми, но именно это и вызывало обоюдный интерес.

Но для Ларисы важным было не содержание разговора, а то, как говорит Алексей (они условились не применять наедине друг с другом отчеств), как он смотрит, как жестикулирует. Невольно она изучала его, привыкала к нему, а по сути открывала для себя новую планету. Ей все было интересно в нем: как он закуривает, как характерно покашливает после первой затяжки, с какой самоиронией высмеивает свои недостатки. А когда он задерживал чуть дольше обычного свой взгляд на ее лице, внутри у нее происходило едва заметное брожение. Не сумасшедший кайф, какой она испытывала от взглядов Кронберга, а именно легкое опьянение. Но оно волновало, и чем дальше, тем сильнее.

Внутренне сопротивляясь, она все же сравнивала отца с сыном. И сравнение это было не в пользу последнего. Мягкие, расплывчатые черты лица Дениса были повторением отцовских черт, но повторением скорее шаржевым, несерьезным. Сыну явно не хватало твердости, четкости, яркой индивидуальности — всего, что было характерно для внешности его отца.

Боже, как ей хотелось бы избавиться от сравнительного анализа! Он мешал наслаждаться обществом этого незаурядного человека, обаятельного и красивого мужчины.

То, что он был красив, она открыла внезапно, в таежном доме друга Азаровых, Евгения. Того самого Евгения, который первым подбежал к ней в лесу и напоил коньяком из фляжки.

Накануне они сидели всей компанией за большим столом и под командованием Надежды, жены Евгения, стряпали пельмени. Григорий Иванович был в ударе — шутил, смеялся, вспоминал случаи из детства, общего для троих мужчин, собравшихся за столом.

— Я вот что думаю, Женька, — обратился к другу Григорий Иванович, при этом незаметно подмигнув ему. — Фарш надо бы поразнообразней сделать, а то с одной медвежатиной пресно будет. Как считаешь?

— Почему с одной медвежатиной? Я туда волчатины подмешал, — не моргнув, возразил Евгений. — Ну того, помнишь, что в Мокром логу подстрелили?

— A-а, помню, конечно. Матерый волчище был.

Лариса, ничего не понимая, сидела с застывшей улыбкой, переводя взгляд с одного мужчины на другого, а те совершенно спокойно продолжали странный диалог.

— А для мягкости, чтобы, знаешь, мясцо соком пошло, я бобрятинки подпустил, — объяснял Евгений, сурово хмуря брови.

— A-а, понятно! А я-то думаю: чьи хвосты у крыльца валяются? Бобров, значит, завалил? Пару?

— Ну. А куда их больше-то?

— Григорий Иванович, — не выдержала Лариса, — что-то я не пойму, а из чего пельмени-то?

— Так мы же перечисляем с Женей: медвежатина, лосятина…

— Боже, еще и лосятина? — воскликнула напуганная не на шутку Лариса. — Да вы что, всех зверей тут истребили ради паршивых пельменей?! Не буду я их стряпать! Ешьте сами вашу волчатину!

Она вскочила и побежала в комнату, а за спиной раздался громовой хохот. Уже понимая, что ее разыграли, она все равно сердилась, теперь уже из-за розыгрыша. Что она им, школьница, чтобы так над ней подшучивать? Так и сидела в комнате, листая журнал, пока не зашел Алексей Иванович.

— Лара, ты не сердись на них. Дуракам закон не писан. Если бы ты видела, что они в детстве вытворяли, причем именно со мной, как с мелкотой безответной. О-о! Хотя и мне тогда не до смеха было.

Так что мы оба с тобой жертвы розыгрыша. Расскажу тебе один случай из сурового детства. Однажды прихожу из школы домой, а Гришка с Женькой что-то конструируют, причем из разного барахла: велосипедного колеса, дырявой кастрюли, куска фанеры, каких-то железяк… Я, естественно, заинтересовался, спрашиваю — что да почему? А они молчат и продолжают чего-то там прикручивать, прибивать. Меня же любопытство распирает — спасу нет. Я давай хныкать и канючить, мол, что вам, жалко? Тогда Женька по большому секрету раскрывает тайну: они по старинным чертежам, которые нашли у Женькиного деда на чердаке, собирают вертоплан. Завтра он будет готов, но не хватает батареек. Если, говорит, хочешь полетать на вертоплане, разбей свою копилку и дай деньги для общего дела. А у меня копилка в виде глиняного кота была. Вот я, значит, погоревал немного над своим котом, а потом взял молоток и грохнул по скульптуре. Там около трех рублей оказалось, и все пятаками, сумма по тем временам не маленькая. Гришка с Женькой забрали деньги, сказав, что сбегают за батарейками, и ушли. Ну а я остался ждать. Вечером мать пришла с работы, а я реву белугой, уже понял, что меня развели, как кролика. Вот такая веселая история.

— Да уж, веселая, — улыбнулась Лариса, которой стало жаль Алексея Ивановича. — А куда деньги-то ушли?

— На кино и мороженое.

— А вам ничего не досталось?

— Шоколадный батончик. Брательник-то мой все же не последней сволочью был.

— Ну что, пойдем стряпать?

— Пойдем, — легко согласилась Лариса.

Их встретили неизменными шуточками, но не злыми, а вполне добродушными, и Ларисе вновь стало уютно среди этих людей.

Она вдруг поймала себя на том, что любуется Алексеем. Без привычного строгого костюма он выглядел намного моложе. Бежевый пуловер поверх шоколадной вельветовой рубашки подчеркивал его статность. В расстегнутом вороте она увидела пульсирующую жилку на сильной шее и подумала, что когда-нибудь обязательно поцелует эту жилку. Ей нравились его руки — большие, мужицкие, но в то же время ловко справлявшиеся с лепкой пельменей.

Главным же открытием были глаза. Почему она раньше не замечала их чистоты и доверчивости? Или не было подходящего случая? А может, он скрывал свои чувства?

Ей припомнился его юбилей двухгодичной давности. Тогда Денис подвел ее к отцу и представил как свою невесту. А тот посмотрел пристально, без улыбки. Она запомнила этот взгляд! Но почему? Не оттого ли, что он задел, растревожил ее душу?

Как сложен мир! Мысли ее метались из настоящего в прошлое и обратно, она делала попытки связать в одно целое свою жизнь, разделившуюся на отдельные фрагменты, и понять: где она была счастлива и где — лишь казалась себе счастливой. И что вообще представляет собой счастье? Или на каждом этапе жизни оно имеет свое лицо? Всякий раз новое?

Все ее существо было против такой теории. Не нужны ей никакие этапы! Она хочет одного-единственного счастья, на всю жизнь — одного. Как бы ей хотелось разделить это чувство с Алексеем. Впервые она встретила мужчину, которому нравилась и который притягивал ее саму, неудержимо, властно, точно мощный магнит. Господи, почему так хрупок мост между женщиной и мужчиной, почувствовавшими взаимное притяжение? Достаточно одного неверного движения — и мост рухнет. Что нужно сделать для того, чтобы сберечь первые движения души, еще робкие, но одновременно сильные своей свежестью и чистотой?

А сейчас, сидя с ним в ресторане поезда и глядя на то, как он ест борщ, на удивление вкусный и наваристый, Лариса испытывала сложное чувство. С одной стороны, она давно знала Алексея Ивановича, но с другой — перед ней был совершенно незнакомый мужчина, которого ей хотелось полюбить. Как выстраивать отношения с отцом бывшего жениха? Как перешагнуть те сложности, которые наверняка возникнут при более близком общении? Или лучше не думать об этом, а просто жить, то есть плыть по воле волн, как это было с Антоном?

Ей казалось правильным, что Алексей не форсирует интимных отношений. Впрочем, у них еще не было возможности остаться наедине. Хотя страстность в любом случае не скроешь. Если вспомнить их танец с Кронбергом в «Тюльпане», то желание обладать ею читалось в каждом его движении и вдохе. Алексей же чересчур сдержан. Поначалу это украшает мужчину, придает ему таинственный шарм, разжигает в женщине нетерпеливый огонь страсти. Но рано или поздно сдержанность нужно отбросить и проявить истинные чувства, те, на которых держится любовь, если она, разумеется, существует.

Что ж, она подождет. В любом случае первой она больше не бросится в объятия, как это произошло в карельской тайге. Пусть инициатива во всем принадлежит ему.

Алексей Иванович отставил бокал с вином и посмотрел на Ларису, задумчиво устремившую взор в вагонное окно.

— Лара, прости, что отрываю тебя от дум. Мне показалось — ты загрустила. Может, тебя утомило мое общество?

— Нет, нисколько. Просто я не знаю, как быть, как себя вести с вами.

— А мы до сих пор на «вы»? Даже тост «на брудершафт» не помог?

— Если бы все решалось с помощью тостов…

— Я понимаю, что глупо ждать чего-то сверхъестественного… И вообще, я слишком отстал от вашего поколения. И не могу претендовать…

— Алексей Иванович! Алексей! Только не проводите такую жирную границу между нами, не надо! Годы для меня не играют никакой роли. Тут другое… Хорошо, я буду честной до конца. Я любила другого человека…

— Кронберга?

— От… откуда вы знаете?

— Я видел вас. Неважно — где и когда. Но то, что я увидел, сказало о многом.

— Вот, значит, как. Ну что ж, теперь вы все знаете.

— А Дениса? Впрочем, можешь не отвечать. Его ты не любила.

— Кронберг — первая школьная любовь. И теперь это в прошлом. «Если даже пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне», — сказал поэт. О, как он прав!

— Ты еще молода и имеешь право на ошибки.

— Спасибо за утешение. Но слишком дорого они обходятся, наши ошибки.

— Лара, и я буду честным до конца. Это грех большой — то, в чем я сейчас признаюсь, но если я скрою свои мысли, еще не факт, что я так не думаю. На моем юбилее, помнишь, два года назад, я вдруг понял, что всю жизнь ждал одну женщину. Это ты, Лара. Ты можешь посмеяться, мол, бес в ребро и прочее. Но в молодости я был глупее вот этой пробки от вина. Мне нравились женщины стервозного типа, так называемые роковые женщины. И за это я заплатил сполна.

— А Валентина?

— Валя была прекрасная женщина и могла бы осчастливить другого мужчину, а ей встретился я. К ней были разные чувства, но любовью их не назовешь. Лара, сейчас мы сойдем на перрон и расстанемся. Этого требуют обстоятельства, сама жизнь этого требует. Но я буду ждать. Уж если я ждал всю жизнь, то подожду еще немного. Ты сама решишь, как нам быть дальше. И все. Не будем лишними словами девальвировать то, что было у нас позавчера. Я это сохраню до конца жизни. Ты знаешь, если бы тебя не нашли… В общем, если бы с тобой что-нибудь… Ну ты понимаешь. Меня бы тоже не стало. Все! Пойдем в купе. Скоро наша станция.

А жизнь брала свое с неумолимостью педанта. Ну разве спрячешься от этой текучки, коли сама в ней главный организатор и вдохновитель? Ни в какой тайге не спрячешься, ни на каком полюсе. Транспортная компания, с которой заключили контракт, начала подводить в первый же месяц нового года. Ларисе пришлось самой выезжать навстречу двум фурам, застрявшим на середине маршрута по непонятным причинам. Телефонные переговоры мало что прояснили.

Издерганная бюрократической волокитой, перебранками с водителями и экспедитором, но все же одолевшая этот форс-мажор, Лариса вернулась домой. Не успела зайти в ванную, как звонок из офиса вновь выдернул ее из дома. Теперь предстояло решать вопрос с владельцами складских помещений. Авария с лопнувшей трубой парового отопления привела к порче товара, застраховать который Лариса не успела. Полдня ушло на переговоры с арендодателями, в результате чего пришли к взаимному соглашению.

Вечером, после всей этой беготни, она устроилась в кресле, с Пушком на коленях и книгой в руках, но дальше двух страниц чтение не шло. Мысли неизменно возвращались в сумасшедшие три дня, проведенные в Карелии. Сейчас она не верила в их реальность. Неужели это было с ней? Ведь еще ни разу в жизни она не совершала безумных поступков ради мужчины. До сих пор она сидела дома и ждала инициативы со стороны влюбленных мужчин. Так ее воспитали. Это было ее жизненным кредо. И лишь однажды она нарушила неписаный закон — сама нагрянула к любимому в его дом как снег на голову. Чем это закончилось, лучше не вспоминать. Она была наказана за то, что преступила правило, которому неукоснительно следовала всю жизнь. Но если посмотреть объективно, то все оказалось к лучшему. В конце концов, ложь открылась, она прозрела. И пусть этот опыт, сделавший ее мудрее, причинил невыразимую боль, она не жалеет ни о чем.

Она копалась в себе, стараясь прийти к однозначному выводу: ее поездка к Алексею Ивановичу была продиктована чистыми чувствами, которые она подспудно держала в себе, боясь признаться в них, как в чем-то неприличном.

Но совесть не позволяла ей успокоиться на этом выводе, она подбрасывала еще один вариант, менее красивый и, к сожалению, более похожий на правду.

А правда заключалась в том, что ее смертельно обидели. Над ее любовью посмеялись. Ее душу растоптали те, кому она безоглядно верила, кого беззаветно любила. И чтобы обезболить страшную рану, она пустилась в это приключение.

Какая же она подлая! Зачем давать надежду влюбленному мужчине, если ты не уверена в себе? Она до сих пор так и не поняла — что для нее Алексей? Да, он прекрасный человек, обаятельный, умный мужчина, но этого мало, чтобы сказать: она не представляет своей жизни без него. Ее сердце пока молчит. Нет, оно не совсем онемело. Ведь в те объятия, в доме Евгения, ее бросил сердечный порыв. Но между порывом и настоящей любовью огромная дистанция.

Значит, остается уповать на время. Лишь оно подскажет, как ей быть в сложившейся ситуации. Надо только подождать, и она поймет…

Что она должна понять, так и осталось за гранью ее сознания. Ларисина душа еще жила прошлым, еще слишком свежи были воспоминания, чтобы одним махом оторвать их от себя и начать жизнь с белого листа.

Со следующей недели возобновляются занятия в бизнес-школе. Надо бы сесть и составить планы-конспекты по каждой теме нового учебного полугодия. Еще месяц назад в ее голове рождались грандиозные, увлекательнейшие идеи по внесению разнообразия в учебный процесс. Сама не выносившая рутины ни в чем, она и своих учеников старалась уберечь от нее. Например, она наметила проведение деловой игры «Светский раут», где ребятам был бы преподнесен урок деловой этики и этикета особого случая. Кроме того, она собиралась продолжать встречи учащихся с интересными людьми. Но теперь, вспоминая, к чему привела такая встреча с Кронбергом, понимала, что следующую кандидатуру надо подбирать более осмотрительно. Шутки шутками, но если они граничат с цинизмом, такое общение не на пользу юным, несозревшим умам и душам.

А что, если пригласить Алексея Ивановича? Он представитель крупного бизнеса, топ-менеджер. Пусть поделится с учениками перспективами развития предприятия и, если захочет, личными воспоминаниями о школьных и студенческих временах. Решено! Завтра же возьмет и позвонит ему.

На душе у нее просветлело, а усталости и раздражения словно не бывало. Она схватила Пушка и начала кружиться с ним по комнате. Кот от страха прижимал уши, таращил огромные глаза, но терпел произвол хозяйки, так как подобные знаки внимания с ее стороны были нечасты. Заиграла мелодия сороковой симфонии Моцарта. Лариса схватила мобильник и даже не удосужилась взглянуть на номер абонента:

— Алло, я слушаю!

— Лара! — раздался голос Алексея Ивановича. — Добрый вечер! Не помешал?

— Ой, что вы! Нет, конечно! — радостно отозвалась Лариса. — А вам суждена долгая жизнь, Алексей Иванович!

— Почему? — не понял он.

— Я о вас только что думала.

— Не ожидал, — обрадовался он. — Мне кажется, ты слегка запыхалась. Бегала?

— Не-а! Танцевала с Пушком.

— А кто он, твой Пушок?

— Как это «кто»? Кот.

— У современных женщин еще бывают такие маленькие собачки, как их…

— Йоркширский терьер.

— А у тебя, значит, один кот?

— Мне только терьера не хватает. Ведь с ним гулять надо, к собачьему дизайнеру ездить… Нет уж, лучше мой Пушок. Он неприхотлив, терпеливо ждет свою хозяйку и даже, не понятно почему, обожает. Алексей Иванович, пока не забыла, можно пригласить вас в бизнес-школу? На встречу с учащимися.

— С какой целью?

— Пообщаетесь с будущей сменой, расскажете что-нибудь интересное из своей юности. Ну и о родном заводе тоже.

— Хорошо, я подумаю. В смысле поищу более-менее свободное время. Договорились?

— Спасибо.

— Пока не за что. Ларочка, не прошло и недели, а ты уже забыла, как называла меня просто Алексеем. Только не думай, что это упрек! Впрочем, я не о том. Я звоню, чтобы пригласить тебя на юбилей завода.

— Да, мне говорили. Готовятся большие торжества — концерты, балы, фейерверки…

— Мне послышалась ирония в твоем голосе. Но я не в обиде. Будучи патриотом своего предприятия, я тем не менее всегда против праздничной шумихи с треском хлопушек. За исключением новогодней ночи, конечно. Почему-то сразу вспоминается старый фильм по Чехову. Он так и называется «Юбилей». Помнишь?

— С артистами старого МХАТа? Помню. Смешной фильм.

— Вот-вот, смешной. И все же, Лара, в ДК будет торжественное собрание и банкет. Не хочешь блеснуть вечерним нарядом?

— Ох и искуситель вы, Алексей Иванович!

— Хорошо еще, что не обозвала змеем, — рассмеялся он.

— Ну что вы! К вам это слово не подходит, — в тон ему ответила Лариса.

— И на том спасибо. Ну так как, Ларочка, решайся!

— Это в феврале будет?

— Пятнадцатого числа. В семнадцать ноль-ноль.

— Хорошо, я подумаю. В смысле свободного времени, — лукаво произнесла Лариса.

— Ах, значит, ответный гол? Принято. Хорошо, в следующую среду, в семнадцать тридцать вас устроит?

— Вполне.

— Договорились. А по поводу моего приглашения?

— Тоже.

— Я очень рад, Лара. Серьезно, без шуток. С нетерпением буду ждать этого вечера, как и следующей среды. До свиданья! Спокойной ночи!

Первый день занятий прошел очень бурно. После лекции о ценообразовании разговор незаметно перешел на новогодние каникулы, от которых ребята еще не до конца отошли, и Лариса не стала препятствовать непринужденной беседе. Она задавала вопросы, а ученики делились свежими впечатлениями — как всегда с юмором и смехом.

— А вы уже были в «Лосином», Лариса Сергеевна? — поинтересовался Шейнин, когда смех в аудитории стих.

— Нет, а что там, красиво?

— Да при чем тут? Я о новой горнолыжной трассе говорю. Классно оборудована, я вам скажу. Два подъемника, ночное освещение…

— Бары, дискотека, — подхватил Портнов.

— Кончай, Портос, — скривился Шейнин.

— Чего «кончай»? Я тоже не против такой развлекухи, были бы бабки. Для богатых это «Лосиное» построили. Например, для твоего папика-адвоката.

— Чего ты гонишь, Андрюха? Че у тебя, тыщи не найдется, чтобы пару раз подняться на гору? Велики деньги!

— Для тебя, может, и семечки, — зло процедил Портнов. — А также для нашего крутого бизнесмена, любителя пари. Классно катается, между прочим. Сам видел.

Лариса с трудом справилась со своим лицом. Если бы Портнов посмотрел сейчас на нее, она обязательно бы покраснела. Но он смотрел почему-то на Виноградову.

— Что, Бэлка, скажешь? — обратился он к однокласснице. — Классно катается господин Кронберг?

Девушка дернула хрупким плечиком и бесстрастным тоном произнесла:

— Тебя очень интересует мое мнение?

— Ты знаешь, да. Именно твое мнение меня интересует, — дерзко парировал Портнов.

В аудитории наступила полная тишина. Все понимали — происходит не просто обычная пикировка между одноклассниками. Их диалог больше походил на перебранку двух влюбленных. Лариса чувствовала, как к горлу подкатил комок. Она изо всех сил прятала свои эмоции, не зная, как остановить разошедшихся не в меру учеников. А Портнов, похоже, не собирался сдаваться:

— Кстати, как тебе трасса? Дух захватывает, не правда ли?

— Ничего особенного, в Австрии круче, — фыркнула Виноградова и смерила Портнова презрительным взглядом.

— A-а, ты и в Австрии побывала? Ну тогда тебя ничем не удивить. Все в жизни испытала. Так и пресытиться недолго, Виноградова. Рано состаришься, учти.

— Не твоя забота, Портнов. Каждый сверчок знай свой шесток.

Портнов вскочил в бешеной злобе, сверкая глазами и сжимая кулаки, но вскоре сумел взять себя в руки и даже с деланым спокойствием предложил Шейнину:

— Пошли, Димон! Скоро по телику наши с испанцами будут играть. До свиданья, Лариса Сергеевна!

— До свиданья, — тихо ответила Лариса и обратилась ко всем: — Занятие окончено, ребята. В следующий раз у нас новая встреча с интересным человеком. Так что прошу не опаздывать.

— А вот интересно, — растянул рот в ехидной ухмылке Шейнин, — ставки пари будут расти или наоборот?

— Может, местную биржу откроем? — в тон ему спросил Портнов.

— Боюсь, что новый гость не любит пари, — сурово оборвала их ерничество Лариса. — А что касается спора с господином Кронбергом, то я вам не завидую. Он очень забывчив. Так что на приз особо не надейтесь.

Показалось ей или на самом деле по лицу Бэллы пробежала тень? Но в лице Портнова было явное злорадство.

Оставшись одна, Лариса задумалась.

Что все это может означать? Портнов прямым текстом намекал на особые отношения Антона с Бэллой. Выходит, он видел их вместе. Или ему сообщил тот же Шейнин. Что ж. Чему тут удивляться? Современные школьницы чересчур продвинуты в любовных делах. А Кронберг подходящая партия — сногсшибательно красив, умен, щедр.

Но для обеспеченной Бэллы деньги не играют главной роли. Ее, скорее всего, привлекли внешность и острый ум Кронберга. Или она почувствовала в нем нечто родственное — аристократический снобизм, например.

Но какое ей до всего этого дело? Пусть встречаются, влюбляются, целуются. Ей абсолютно все равно. По крайней мере, вмешиваться бесполезно, да и неприлично. На каких правах она полезет в их отношения? Брошенной любовницы? Господи, только не это!

Ларису передернуло от этой мысли. Она резко встала и подошла к шкафу, где висела ее шуба. Но ее не отпускали все те же мысли.

А если он поступит с девочкой, как поступал до этого со всеми?

Какой бы «крутой» Бэлла не изображала себя, она еще ребенок. Нет, нельзя отдавать эту девушку в лапы искушенного ловеласа. Ведь не исключено, что у нее может сложиться вполне благополучная, счастливая жизнь. Но смятая, опустошенная Кронбергом, ее душа может быть покалечена навсегда.

А если поговорить с ее матерью? Занятие, конечно, не из приятных. И все же надо попробовать. Уж коли взвалила на себя обязанности педагога, надо соответствовать этому званию до конца, иначе получается серединка на половинку, а не педагог.

Придя к такому решению, Лариса вышла из школьного здания и направилась к своему автомобилю. Неожиданно ее окликнули. К своему удивлению, она увидела перед собой Виноградову.

— Извините, мне надо поговорить с вами, — как всегда серьезно, сказала Бэлла, но в ее тоне Лариса заметила неуверенность.

— Пожалуйста. Пойдем в машину. Ты далеко живешь?

— На Пушкина, 9.

— Ну вот, заодно и подброшу тебя до дома.

Они сели в «Тойоту» и вскоре уже ехали по центральной улице.

— О чем ты хотела поговорить? — как можно мягче спросила Лариса, хотя внутри у нее все клокотало.

— Понимаете, очень трудно начинать разговор с чужим человеком, — ровным и монотонным, как у робота, голосом говорила Бэлла. — Но я все обдумала и пришла к выводу: вы должны знать. Иначе мы все оказываемся в двусмысленном положении.

— Хм, обещающее начало. И о чем я должна знать?

— Мне кажется, что вы о многом догадались. Ведь так?

— Бэлла, ты ничего не напутала? Не я вызвала тебя на разговор. Поэтому обойдемся без загадок. Давай начистоту.

— Хорошо. У нас с Антоном… С Антоном Нестеровичем роман. Хотя мне не нравится это слово. Какое-то пошлое. Так вот, я хотела попросить вас… Вернее, предупредить вас. Короче, не звоните ему по вечерам. Это бесполезно. Он любит только меня. Мы должны пожениться, как только я окончу первый курс университета.

— Погоди, Бэлла! О каких звонках ты говоришь?

— Вам лучше знать.

— Нет, так дело не пойдет. Или ты бросишь свой высокомерный тон, или я прекращаю этот бессмысленный диалог.

— Хорошо. Если вам нужно разжевывать… Короче, каждый вечер, в одно и то же время ему звонят и дышат в трубку.

— Так, а что высвечивает дисплей, какой номер?

— Похоже, звонят из автомата. А разве не вы это делаете?

— Нет, не я, девочка.

— Не разговаривайте так. Вы ничего не знаете. Антон… Антон Нестерович, он так…

— …так любит тебя, что готов подарить Луну?

— По какому праву вы оскорбляете меня? Ваш возраст еще не повод унижать…

— Бэлла! Даю тебе честное слово, что это не я названиваю Кронбергу. Я бросила его. Он мне не нужен. Я разлюбила его, понимаешь? Или ты думаешь, что такого мужчину невозможно разлюбить?

— Я вам не верю.

— Ради бога. Вот твой дом. Выходи. А на прощание посоветую тебе обратиться с этим же «разговором» к другой возлюбленной Антона Нестеровича. Ее зовут Виктория Игоревна Бузова, в девичестве Очкина. Будь счастлива, Бэлла!

— Я отпустил водителя, — сказал Алексей Иванович, когда они вышли из школы. — С одной тайной целью — пройтись с тобой по вечернему городу.

— И я сегодня не на машине, — улыбнулась Лариса. — Так что прогуляемся.

— Боюсь, что разочаровал своим выступлением и ребят, и тебя.

— Напротив, все с интересом слушали.

— А вопросов было немного. Значит, и интерес дутый, показной.

— Алексей Иванович, ну что вы, в самом деле? Как еще вас убедить, что все прошло на высшем уровне?

— Ладно, поверю. Я ведь теперь ближе всего к детям — доверчив, как они.

— Что значит «ближе к детям»?

— А поговорку «что стар, что мал» никогда не слышала?

— Ах, бросьте прибедняться! — рассмеялась Лариса. — Мне сказали, что в поисках моей особы, заплутавшей в трех соснах, вы шутя пробежали «десятку».

— Ну, во-первых, не шутя, а высунув язык, и во-вторых, Ларочка, ты не в трех соснах заплутала, а в самой настоящей тайге. А она не прощает легкомысленных особ.

— Значит, я легкомысленная. Ничего не поделаешь.

— А если я приглашу одну легкомысленную особу вон в тот ресторан?

— Попробуйте.

— Лариса Сергеевна, — измененным голосом начал он. — Не откажите в своей милости разделить с вашим покорным слугой скромную трапезу?

— Ха-ха-ха! Да вы актер, Алексей Иванович! Знаете, на кого вы сейчас смахивали?

— На кого?

— На Евгения Евстигнеева.

— Надеюсь, не в роли Дынина?

— Ха-ха-ха! Нет! Ой, ну хватит меня смешить, а то тушь потечет. Ведь я ради вас переборщила с макияжем.

— О-о! Ты не представляешь, Лара, какой комплимент сейчас сказала в мой адрес.

За столиком ресторана на нее напало грустное настроение.

Она и сама не могла понять причину столь резкой перемены. Ее жалкие улыбки, которыми она реагировала на все попытки Алексея Ивановича рассмешить ее, расстроили его.

— Лара, ты обиделась на меня? Я что-нибудь ляпнул, не подумав?

— Нет-нет. Все хорошо. У вас прекрасное чувство юмора. Я давно так не хохотала.

— Оно и заметно, как ты хохочешь.

— Видимо, ресурс на сегодня исчерпан. Нельзя смеяться бесконечно.

— Извини, что пристал с дурацкими вопросами. Наверное, есть причина твоей грусти. Ничего. Просто помолчим.

Она чувствовала на себе его нежный взгляд, но сама не могла ответить тем же. Видно, не пришло время, когда она сможет сказать без всякого сомнения: «Этот человек мне очень нужен».

Заиграла музыка. Люди начали танцевать. Неожиданно возле их столика очутился молодой мужчина в форме морского офицера:

— Разрешите пригласить вашу даму? — обратился он к Алексею Ивановичу.

Тот окинул растерянным взглядом моряка, затем посмотрел на порозовевшую от смущения Ларису и предложил:

— Может, потанцуешь?

Она поднялась и, ведомая за локоток бравым партнером, легкой поступью направилась на танцпол. Медленно передвигаясь в его объятиях, она украдкой наблюдала за Алексеем Ивановичем. За внешней непроницаемостью его строгого лица пряталось ревнивое чувство. Ей стало жаль его. К тому же возникла досада на саму себя. Поскакала, довольная, за красавцем моряком, совершенно не думая о чувствах человека, уже признавшегося ей в любви. Она кое-как дождалась окончания музыки и, не слушая комплиментов партнера, ринулась к своему столику.

— Ты была прекрасна, — без улыбки сказал он, когда они остались вдвоем.

— Спасибо.

— И твоего партнера стоит поблагодарить.

— За что?

— Хотя бы за то, что не назвал тебя моей дочерью.

— Алексей! А вы не хотите пригласить свою даму? Кажется, звучит музыка из репертуара Элтона Джона.

— Извини, Лара, но я воздержусь.

— Ой, простите меня! Я, кажется, напилась и перестала соображать. Вам сейчас не до танцев.

— Ничего. Уж кому каяться в грехах, так это мне. По обычаю мне не только танцевать не положено, но и ходить в веселые заведения. А я хожу, да еще ухаживаю за молоденькой женщиной.

— Знаете что, пойдемте на улицу! Я так давно не гуляла по ночному городу, да еще с таким мужчиной!

Ей хотелось наговорить ему кучу ласковых, ободряющих слов, чтобы ушла из глаз эта тоска, чтобы разгладились морщинки, ставшие более резкими, сразу состарившие его на десять лет. Но когда вышли на свежий морозный воздух, все слова улетучились. Лариса молча подхватила его за руку, тесно прижалась к ней и постаралась идти с ним в ногу. Вскоре он не выдержал, рассмеялся:

— Так и будем маршировать до твоего дома?

— Вам не нравится моя походка?

— Мне все нравится. Ведь ты сама видишь, как я постепенно превращаюсь в домашнего зверя. Такого, как твой Пушок. Для саморекламы замечу — я тоже неприхотлив и такой же обожатель.

— Ха-ха-ха!

— У тебя замечательный смех. Так бы и слушал его всю жизнь.

— Ну уж! Через неделю вам так надоест, что будете кидаться в меня подушками или старыми калошами, чтобы я заткнулась.

— Калошами? Прежде чем ими кидаться, надо их купить. Завтра я попрошу об этом свою секретаршу.

— Ха-ха-ха! Ну Алексей Иванович! Перестаньте, я прошу вас!

— Хорошо, не буду. Скажи, а что ты делаешь в воскресенье?

— Ничего.

— То есть?

— Буду читать роман. Нет, сначала до обеда спать, а потом до вечера читать. А потом опять завалюсь спать.

— Неплохая программа. Но я хочу предложить кое-что получше. В «Лосином» открыли горнолыжную трассу. Поедем?

— В «Лосином»? В последнее время я только и слышу это название.

— Неудивительно. Там много всего понастроили. Так что скучать не придется.

— Неужели вы можете скучать в моем обществе?

— Речь не обо мне.

— Алексей Иванович, а помните ваши слова в вагоне-ресторане: «Жизнь требует, чтобы сейчас мы расстались». Получается, что вы первый не подчинились этому требованию.

— Ты слегка подправила смысл этих слов. Я имел в виду совсем другое. Теперь уже неважно, что я там сгоряча наболтал…

— А что важно?

— Важно, что ты идешь рядом. Я слышу твой смех, твой неповторимый голос. Вот что важно.

— А мы уже пришли. Вот мой подъезд. Алексей Иванович, чтобы избежать неловкой ситуации, я сразу же скажу — чая у меня нет, я забыла его купить.

— Я все понял, Лара. Неужели ты принимаешь меня за неотесанного дурака? Я, конечно, старше, но из ума не выжил.

— Не обижайтесь, Алеша, прошу вас.

Было ли это хитрым ходом с ее стороны, но результат не заставил себя ждать. В одну секунду она оказалась в его крепких объятиях, а далее последовал такой же крепкий поцелуй. Страстный, обжигающий, незабываемый.

В конце этого обычного хлопотливого дня она уже собиралась домой, когда Синара заглянула в кабинет и официальным тоном сообщила:

— Лариса Сергеевна, к вам посетительница.

Округлив глаза и используя выразительную мимику, Синара что-то прошептала, но ее потеснила, вернее, отодвинула небрежным движением руки и вошла в кабинет та самая «посетительница». У Ларисы по спине побежали мурашки. Перед ней стояла мать Дениса и кривила губы в презрительной усмешке.

— Оставите вы нас наконец? — бросила она через плечо остолбеневшей Синаре.

— Синара Ахметовна, вы свободны. Идите домой, — распорядилась Лариса и поздоровалась: —Здравствуйте, Зинаида Романовна. Присаживайтесь.

— Я еще останусь на часик, Лариса Сергеевна, — с подчеркнутым спокойствием предупредила Синара, задетая хамством посетительницы. — Мне три срочных документа надо набрать и распечатать.

— Хорошо, делайте что считаете нужным.

Как только дверь за секретаршей закрылась, Зинаида Романовна расстегнула шубу, уселась на стул напротив Ларисы и подняла на нее тяжелый взгляд.

— А я недооценила тебя, — сказала она после затянувшейся паузы.

— Зачем вы пришли? — спокойно спросила Лариса, но голос предательски дрогнул.

— Все ждала, когда же эта хищница покажет себя во всей красе, — продолжала Зинаида Романовна, словно не слыша Ларисиных слов. — И дождалась. Мало тебе изломанной судьбы моего сына? Так ты и до отца его добралась?

Лариса решила молчать. Она понимала, что эта женщина пришла не для дружеской беседы, а с обвинительной речью и, пока не выскажет все, что заранее приготовила, не уйдет.

— Ну что молчишь? — гневно раздувая ноздри, прошипела Зинаида.

— А что я могу сказать? — усмехнулась Лариса. — Оправдываться я не собираюсь. Не на суде. К тому же преступлений за мной нет.

— Ах вот, значит, как! Зубаста, ничего не скажешь. Всегда была такой. Это Денис у меня увалень неуклюжий, а ты всегда знала, чего хочешь. Значит, подобралась-таки к моему мужу? Нашла способ? Не постеснялась даже к секретарю директора позвонить. Все вынюхала — где он, у кого, когда уехал?

— По-моему, вы сильно преувеличиваете, Зинаида Романовна.

— Что я преувеличиваю?

— Вы давно ему не жена. С той самой минуты, как бросили его с маленьким сыном.

— И про это разнюхала? Шустрая больно, как я погляжу. Этим и берете старых мужиков: ать-два и в койку. А они слюни распустили, глядя на ваши голые ляжки. А чего не поглядеть, коли предлагают? Бери — не хочу! Вон вас сколько нынче таких, на рупь — десяток.

— Ну зачем же на рубль? Алексей Иванович очень обеспеченный мужчина и совсем не старый.

— Стерва! Шлюха! Змея подколодная! — вдруг завизжала Зинаида, тряся кулаком.

Дверь распахнулась, и в кабинет с воинственным видом ворвалась Синара.

— Лариса Сергеевна, я милицию вызвала, — громко сказала она. — В нашем офисе таких скандалов еще не было.

— Убирайся отсюда, башкирская морда! — бесновалась Зинаида. — Кто ты такая, чтобы мне угрожать?!

— Синара! — старалась перекричать обезумевшую женщину Лариса. — Хватайте ее под левую руку, а я справа возьмусь.

Они подхватили Зинаиду под руки и потащили из кабинета. Та пыталась вырваться, кричала, угрожала, но бесполезно. Им удалось вытолкать скандалистку на крыльцо и закрыть дверь на ключ.

— Вот это да! — отдуваясь после схватки, воскликнула Синара. — Я как увидела ее, сразу подумала, что неспроста она пожаловала. Но чтобы вот тако-о-ое… Только в комедии можно увидеть.

— А если б у нее серная кислота оказалась? — тяжело дыша, предположила Лариса.

— Ну тогда — в трагедии.

— Синарочка, у вас в закромах, кажется, вино было? Налейте, будьте добры! — попросила Лариса, поправляя перевернувшуюся набок юбку.

— Правильно! Надо снять стресс. Сейчас мы… Так. Вот рюмашки, вот конфетки на закусь. Во-о-от. Держите, Лариса Сергеевна!

Они выпили, съели по конфете и закурили. Лариса смотрела в окно и о чем-то сосредоточенно думала.

— Как вы считаете, Синара Ахметовна, — вдруг заговорила она, рассеянно постукивая пальцами по рюмке, — если я испугаюсь угроз этой фурии, прощу я себе потом свою слабость?

— Нет, Лариса Сергеевна, не простите. Нельзя поддаваться таким ведьмам. Она только посмеется над вами, и все.

— Точно. Смеяться она умеет, как никто другой. Ее злобная усмешка мне по ночам снилась. Так значит, вперед, и никаких «мандраже», как говорит моя подруга.

Вскочив со стула, Лариса побежала в кабинет, схватила мобильник, нажала кнопку и застыла в напряженном ожидании.

— Алло! Алексей Иванович! Это Лариса. Я поеду с вами в «Лосиное». Да. Во сколько? В десять? Хорошо, я буду ждать. До встречи!

Синара, стоявшая в дверях и наблюдавшая за своим боссом, одобрительно кивнула, затем подошла к Ларисе и, в приливе женской солидарности, пожала ей руку.

И вновь она любовалась им. В спортивной куртке, без шапки, он сидел за рулем своего джипа, легко и даже грациозно управляя тяжелой машиной. В этот раз она помалкивала, поддерживая разговор короткими «да» или «нет», а говорил Алексей Иванович:

— Жаль, не успел познакомить тебя с матерью. Умерла в позапрошлом году. Чудесная была женщина. Малограмотная, но ума необыкновенного. Про таких говорят — мудрая. Жила ради других, всю жизнь работала, растила детей — нас у нее четверо было, — боролась с нуждой, но не жаловалась, принимала жизнь такой, какая есть. Да разве можно в коротком рассказе это описать? Получается слишком обобщенно, как у многих, но я-то знаю — не каждому пришлось столько перенести, сколько вынесла наша мать. В том числе и смерть детей. Старший брат Иван погиб на лесосплаве, на Северной Двине, а сестра Нина умерла от диабета, совсем молодой. Меня мама баловала как последыша, самого младшего в семье. Да и то сказать, какое уж там особое баловство — ну денег даст на кино или утром поспать вдоволь позволит. А еще я очень любил творожные ватрушки. Их-то она и стряпала по праздникам и дням рождения. Мне четырнадцать было, когда отец умер. Сказались ранения и контузии.

Алексей Иванович надолго умолк, а Лариса, искоса поглядывая, заметила, как напряглись его скулы, на лбу обозначились три морщинки и насупились густые брови. Она молчала, чтобы не потревожить его воспоминаний. Сдержанно вздохнув, он продолжил свой рассказ:

— Техникум мой она еще смогла вытянуть, а уж в институте на вечернем пришлось трудиться. Мастером работал, а по вечерам — на занятия. Тогда я уже семейным человеком был, сын появился. Не получилось у нас с Зиной хорошей семьи. Не знаю, кто виноват. Может, оба чего-то напутали, чего-то не поняли. Не знаю. Но так уж вышло, что всех женщин я на материнский аршин мерил. Вот если бы Зина хоть немного походила на мою мать… А, да что теперь! Не хочу об этом вспоминать. Все же очень обидно, Лара, что мама не увидела тебя. Она была бы рада. Я точно знаю.

Оставшуюся дорогу они молчали.

За одним из поворотов показались новостройки «Лосиного». Комплекс состоял из большой гостиницы, нескольких коттеджей для корпоративного и семейного отдыха, лыжной базы, ресторана и двух кафе. Главной же достопримечательностью была высокая гора с двумя подъемниками. Лариса смотрела на маленькие фигурки лыжников, спускавшихся с вершины, и не могла представить себя на их месте. Ей еще не приходилось вставать на горные лыжи.

Они решили не останавливаться в гостинице, а вернуться к вечеру домой. Оставив джип на платной стоянке, сразу же отправились на лыжную базу, где напрокат можно было получить полное снаряжение.

— Если тебе понравится, я куплю для нас всю необходимую амуницию, чтобы не связываться с прокатом и этой волынкой, — пообещал Алексей Иванович, когда они после тридцатиминутного стояния в очереди наконец получили лыжи и ботинки.

— Я не знаю, как все это надевать, — растерялась Лариса и беспомощно посмотрела на Алексея Ивановича.

Он улыбнулся, встал перед ней на одно колено, быстро и ловко надел на нее ботинки и даже аккуратно надвинул на них штанины комбинезона.

— А ну-ка, встань! И походи пока без лыж. Попривыкни малость.

— Ой, — вскрикнула она, сделав два шага, — да разве в этом можно кататься? Это же колоды какие-то! Кандалы!

— Ничего. Многие так в первый раз реагируют. А потом так гоняют, что ветер в ушах свистит. Погоди, я свои ботинки застегну. Готово. А теперь на гору!

Они даже на подъемник сначала не пошли, а поднялись самостоятельно на небольшую высоту, откуда Лариса сделала свой первый спуск. Алексей Иванович возился с ней, как с ребенком: по нескольку раз показывал угол наклона туловища и сгиба коленей, учил пользоваться палками, правильно переставлять ноги, балансировать, амортизировать и т. д.

— Так. Прими основную стойку. Согнулась в поясе, плечи округлила, грудь «проваленная»! — командовал Алексей Иванович, как заправский тренер. — Ноги! Ноги согнула, уперлась голенью в ботинок. Еще!

— Да больно же, черт вас дери! — ругалась Лариса, чуть не плача.

— Ничего. Зато останешься живой при спуске.

— И на том спасибо.

— Так. Пятки врозь. И пашем плугом. Смелей! Ну! Давай, давай! Молодец! Вот так! В следующий раз обучимся траверсу.

— Никуда я больше не поеду, — дула губы Лариса, как пятилетняя девочка, которой не купили куклу.

— Ничего, втянешься, — смеялся Алексей Иванович. — Иные так втягиваются, что готовы ночевать на горе. Кстати, по вечерам здесь прекрасное освещение и особая романтика. Обязательно побываем в вечернее время. Тебе понравится. А теперь постой здесь, я пару раз прокачусь. Покажу тебе все премудрости на личном примере.

Он ушел на подъемник, а Лариса от нечего делать рассматривала пеструю толпу, снующую вокруг нее в хаотичном порядке. Вдруг сердце пропустило удар и зачастило. В паре метров от нее шли двое. Это Кронберг, в небесно-голубом костюме с серебристой отделкой, обнимал за плечи Виноградову, красоту которой подчеркивали лимонно-желтый комбинезон с короткой сиреневой курточкой. Оба были без головных уборов, отчего казались голливудскими звездами, сошедшими с обложки глянцевого журнала. На них оглядывались, рассматривали — кто с завистью, кто с восхищением, но равнодушными эти красавцы никого не оставляли.

Странно, но уже через минуту Ларисино сердцебиение было в норме, и она, к собственной радости, почувствовала огромное облегчение, свободу, полную свою независимость от человека, который волновал ее столько лет. Неужели отпустило? Господи, она свободна! Какое счастье!

Она так разошлась с этим самоанализом, что не заметила первого спуска Алексея Ивановича. И, увидев его, поднимающегося на подъемнике уже во второй раз, отругала себя за невнимательность. Теперь она не пропустит ни одного движения. Проследит за его спуском от начала до конца.

Вот это да! Ничего себе! Оказывается, Алексей настоящий ас! Он все скромничал, говорил о якобы начальном образовании в технике спуска. А тут глаз невозможно оторвать. Нет, это же высший пилотаж!

— Лариса Сергеевна! И вы здесь? — раздался голос Шейнина.

Она оглянулась и увидела Димона с Портосом. Парни ехидно улыбались, пряча глаза под темными очками.

— Здрасте, Лариса Сергеевна, — поздоровался Портнов и переглянулся с Шейниным. — И вы вместе с главной тусовкой города? Не отстаете от модных веяний?

— Так же, как и вы, — парировала Лариса.

— Да куда нам? Мы еще не волшебники, мы только учимся, — хихикал Шейнин.

— А по-моему, вы уже многому научились, — возразила Лариса. — Например, дерзить старшим и неуважительно относиться к женщине.

— Да что вы, Лариса Сергеевна! — возмутился Портнов. — Прям «темных» каких-то из нас изобразили. Мы простые российские школяры. Гуляем, мороженое едим. Вот и все развлечения. Я прав, Димон?

— Угу.

— Не то что наша Виноградова. Вот на кого пагубно действуют папины деньги и любовь-морковь со взрослым дяденькой. Кстати, господин Кронберг здесь.

— А тебя это, похоже, напрягает, — усмехнулась Лариса.

— Меня? Да ни в жисть! Падлой буду.

— Лариса Сергеевна! Вот вы где! В такой толпе немудрено потеряться.

С этими словами к ним подошел Алексей Иванович. Парни поздоровались и быстро ретировались, а Лариса про себя посмеялась: вот что значит быть под защитой настоящего мужика — мигом все мелкие мерзавцы под лавки попрятались.

Она с такой пронзительной нежностью посмотрела в глаза Алексея, что у того голова закружилась от счастья.

— Лара, предупреждаю, — тихо сказал он, наклонившись к ее уху, — еще один такой взгляд, и я за себя не ручаюсь.

— А что произойдет? — лукаво спросила она.

— Об этом не говорят вслух.

Почему-то эти безобидные слова заставили ее звонко расхохотаться. Теперь уже оглядывались на них, и это ей ужасно нравилось.

Обедать пошли в ресторан. Они нагуляли такой зверский аппетит, что заказали по четыре блюда, не считая фруктов.

— Неужели мы все это съедим? — засомневалась Лариса, когда официантка заставила их столик множеством тарелок.

— Глаза боятся… — начал он известную поговорку и запнулся, не зная, как закончить.

— …а рот ест? — подсказала она.

— Ничего, справимся. Если что, снова на гору и разомнемся.

— Боюсь, что меня никакой подъемник после этого не поднимет, — посмеивалась Лариса, но на салат из свежих овощей налетела с волчьим аппетитом.

На фрукты она уже смотрела с отвращением. Кое-как одолев жареную камбалу с овощным гарниром, она отодвинула от себя тарелку и, переведя дух, откинулась на спинку стула.

— Уф! Завтра у меня будет разгрузочный день. Так есть нельзя.

— Это еще не самое страшное, когда на столе изобилие, — серьезно заметил Алексей Иванович. — Плохо, когда забываешь вкус любимого лакомства из не очень сытого детства. Нынче многие из моего поколения и постарше так морально и нравственно ослепли, что не видят дальше своего носа. Не хочу показаться нескромным, но приходится конфликтовать с советом директоров по поводу заработков рабочих. Ведь за тот же труд в советское время рабочие основных профессий получали в полтора, а то и в два раза больше, чем сейчас. Доказываю со всеми расчетами — бесполезно. Отдел труда ориентируется на среднеотраслевую зарплату, и хоть ты лопни, ничего не докажешь. А где сегодня взять опытных слесарей, токарей, фрезеровщиков? Их катастрофически не хватает.

— Вы не боитесь, что это может плохо для вас кончиться? Борцов за справедливость не любят.

— Я знаю. Ничего, без работы не останусь.

— А вы мне все больше нравитесь, Алексей Иванович, — призналась Лариса и непроизвольно положила свою узкую ладошку на его большую ладонь.

— Знаешь, меня давно мучает вопрос: как у тебя смелости хватило — сорваться в такое рискованное путешествие? — ласково спросил он, обнимая свободной рукой ее плечи.

— В Карелию-то? — весело уточнила она, с близкого расстояния изучая его серые глаза. — Но ты же недоговорил по телефону, а мне очень хотелось узнать твои пожелания.

В этот миг по проходу между столиками проходили Кронберг с Бэллой. Увидев Ларису в такой пикантной ситуации, Антон даже споткнулся на ровном месте. Бэлла же не заметила ничего. Ослепленная любовью и занятая исключительно своими интересами, она была озабочена одним — впереди ночь любви, а она, дура, забыла захватить любимые духи Антона.

Наталья Петровна, молодой преподаватель этики, нервно заламывая руки, ходила по тесному закутку между шкафами и шептала вступительную фразу предстоящей речи. Вчерашняя выпускница университета, она впервые проводила деловую игру, да еще в бизнес-школе, где собралась школьная элита со всего города.

— Наталья Петровна! Да не переживайте вы так, — как могла, уговаривала ее Лариса. — Вот увидите, пройдут первые пять минут и напряжение исчезнет само собой. Дальше инициатива будет принадлежать ученикам. У нас такая насыщенная программа, что только успевай, как говорится, меняй декорации.

— Ой, Лариса Сергеевна, не успокаивайте меня! Представляете, я весь текст забыла и перепутала. Я даже не помню, что надо говорить после приветствия.

— Так посмотрите в конспекте.

— Что? Ах, в конспекте! И правда. Вот идиотка! Нет, у меня точно крыша едет.

— Ничего, все будет хорошо. Вы потрясающе выглядите. Так что, если и забудете какое-то слово, ребята вам простят, особенно мальчики.

— Ой, не смешите меня, Лариса Сергеевна! Какие мальчики? У меня «кровавые мальчики» в глазах, а вы…

— Ну все. Пора.

Они вышли из своего укрытия на «оперативный простор» и заняли каждая свое место: Лариса села за стол, а Наталья Петровна встала на импровизированную сцену и поздоровалась с учащимися.

Далее все пошло как по маслу. Лариса улыбнулась про себя — преподаватель этики недооценивала своих талантов. С каким артистизмом, с какой непринужденностью вела она деловую игру, больше похожую на хорошо поставленный спектакль — с актерами, зрителями, декорациями и реквизитом.

Ученики разыгрывали сценки, имитирующие конкретные жизненные ситуации: оперативку в офисе; деловую встречу в ресторане; переговоры с иностранным партнером; коктейль в посольстве; светский раут в городской мэрии и т. п. Разумеется, актерскими данными мог похвастаться не каждый, но добросовестность, полная самоотдача, с которой ребята играли свои роли, компенсировали с лихвой отдельные недостатки.

Лариса с удовольствием смотрела на них, порой забывая, что она не в театре, а в учебной аудитории, и ей предстоит в конце подводить итоги игры и ставить оценки.

Заключительной ситуацией, которую предстояло смоделировать ребятам, был светский раут в мэрии, куда по условиям игры были приглашены представители малого и среднего бизнеса. Раут состоял из двух частей: фуршета и танцевального вечера.

Забавно выглядел Дмитрий Шейнин, изображавший владельца адвокатской конторы. В строгом костюме и бабочке, в круглых очках и с бокалом «шампанского» в руке, он вальяжно переходил от одной группы гостей к другой и ненавязчиво рекламировал свои юридические услуги. Зрители всякий раз умирали от смеха, когда Дмитрий начинал «охмурять» очередного потенциального клиента. В запасе у него был целый арсенал специальных терминов: правовое поле, защита прав, презумпция невиновности, апелляция, исковое заявление, тайна завещания и малопонятная собравшейся публике «исковая давность». Вот он подошел к Бэлле Виноградовой, «хозяйке сети салонов красоты», и смех в аудитории затих. Все с интересом слушали их диалог, а Ларисе показалось, что хитрый Шейнин не зря оставил «на десерт» разговор именно с Виноградовой. Их сценка произвела настоящий фурор.

Бэлла в вечернем платье была неотразима. Золотистые локоны как нельзя лучше гармонировали с кофейной парчой, искрящейся при каждом движении ее тела. Тонкая нитка стразов (Лариса подозревала, что это настоящие бриллианты) обвила стройную шейку. Маленькие ножки в темно-коричневых атласных туфлях грациозно ступали по вытертому линолеуму читального зала. Вся она была воплощением мечты не только поэта, но и всех представителей сильного пола бизнес-школы. Ларисе грустно было смотреть на несчастного Портоса, изо всех сил делавшего равнодушную мину. Он не участвовал в этой сценке, а был только зрителем — зрителем триумфального шествия королевы его сердца.

— Бэлла Аркадьевна! — жеманничал Шейнин. — Позвольте присоединиться к хору ваших поклонников и выразить свое искреннее восхищение: вы бесподобны!

— Спасибо за комплимент, господин Шейнин, — сухо и чопорно отвечала Бэлла. — Но я полагаю, что эта прелюдия — лишь начало делового разговора?

— О, вы весьма проницательны, госпожа Виноградова! Именно о делах я и хотел перетереть, пардон, переговорить тет-а-тет.

— Что вас интересует, господин Шейнин?

— Меня интересует темная сторона Луны.

— Вы говорите загадками. Я не понимаю.

— О, я постараюсь растолковать эту метафору. Как стало известно узким юридическим кругам, некая сеть косметических салонов скрывает львиную долю доходов. Вам это ни о чем не говорит?

— Ничуть.

— Хорошо, я буду более конкретен. Наша адвокатская контора всегда к вашим услугам. Если вам, не дай бог конечно, придется защищаться в суде, ваш покорный слуга может вполне грамотно и почти бескровно, ну разумеется за определенный гонорар, выстроить линию защиты, которая сохранит ваш бизнес.

— Хорошо, господин Шейнин, я обязательно воспользуюсь такой возможностью.

— И все же, госпожа Виноградова, вас не интересует название вышеупомянутой фирмы?

— Той, что скрывает доходы?

— Вот именно.

— Нисколько не интересует.

— А между прочим, это ваша фирма, несравненная Бэлла Аркадьевна.

— У вас есть основания так полагать?

— Более чем веские основания.

— Ну что ж, я приглашаю вас в мой офис для конкретного разговора.

— Буду рад посетить ваш офис.

Зрители дружно аплодировали, довольные актеры сдержанно кланялись, а Лариса с горьким разочарованием думала о бессмысленности подобных игр. Жизнь диктует свои правила, и ее ученикам придется жить не по учебникам.

Второй частью игры было общее обсуждение за «круглым столом». Юноши составили столы кругом, девушки накрыли их для чаепития, и вскоре началась беседа, переходившая подчас в жаркие споры.

Все выступавшие единодушно признали высокий уровень подготовки Вадима Мотылева, «английского бизнесмена», сразившего наповал знанием языка и микроэкономических основ. Парень, цветя счастливой улыбкой, даже встал и раскланялся. Его взгляд, брошенный на Пелевину, не ускользнул от внимательной Ларисы, и ей вдвойне было радостно видеть, как вспыхнула девушка, правильно приняв на свой счет победу Вадима. Ведь только ради любимых мы совершаем лучшие и, увы, худшие поступки в нашей жизни.

А между тем обсуждение докатилось и до Виноградовой. Здесь мнения разделились на прямо противоположные: одни восхищались ее стройной, без сучка и задоринки речью, отличным знанием правил этикета, умением вести деловые переговоры, а другие критиковали за излишнюю чопорность, даже надменность, за выхолощенную, сухую, не окрашенную эмоциями манеру общения с сотрудниками. Ребята не прощали ей классовой дискриминации в отношениях с подчиненными. Лариса тоже заметила, как резко менялись тон, поза, лексикон Бэллы, когда она давала распоряжения своим работникам во время оперативки.

Сидящая рядом Наталья Петровна шепнула Ларисе по этому поводу:

— Она играет роль солдата Джейн, а не хозяйки салона.

Что ж, подумала Лариса, немного переиграла девочка, но одно в ней не вызывает сомнений — она очень умна, а значит, когда-нибудь признает свои ошибки.

Итоговое резюме Ларисы больше походило на восторженный спич. Она не жалела красок, хвалебных слов, эмоций. Не обойдя вниманием ни одного участника игры, и в том числе Наталью Петровну, нашла для каждого слова поощрения и доброго напутствия. А потом удивлялась бурным овациям, которыми ее наградила аудитория.

После чаепития столы составили к одной стене, расчистив место для дискотеки. Лариса с Натальей Петровной вышли в коридор, чтобы немного прийти в себя. Пока они прогуливались по длинному школьному коридору, в читальном зале молодежь уже вовсю «зажигала». Свет горел только в одной настольной лампе, что стояла в углу. Музыка гремела с оглушительным напором. К Ларисе подскочила Пелевина и, схватив за руку, потащила в общее стадо трясущихся, подпрыгивающих и дергающихся юнцов. Той ничего не оставалось, как присоединиться к танцующим. Она махала рукой, призывая Наталью Петровну разделить с ней эту участь, но та делала вид, что не замечает ее знаков. Видимо, статус педагога не позволял ей сокращать дистанцию между учителем и учениками до столь рискованного размера.

Диджей — на эту роль добровольно вызвался Рифкат — объявил «белый танец». Девчонки быстро разобрали всех кавалеров, а те, кому они не достались, танцевали друг с другом. В самый разгар танца в дверях появился Портнов. Даже издалека Лариса поняла, что он пьян. Ахнув, она пошла к нему, чтобы вывести из зала, но не успела. Портнов нетвердой походкой приблизился к Бэлле, танцующей с Шейниным, и громко сказал:

— Не желаете сплясать со мной, леди?

— Отвянь, Портос! — процедила Бэлла.

— Ах да, я Портос. Я и забыл. Тогда вы Миледи, мадам, а не леди. Сечете разницу? Миледи — совсем не леди. А наоборот.

— Андрюха, кончай базар! — возмутился Шейнин.

— Где твоя лилия, Миледи Аркадьевна? На каком плече?

— Мразь! — крикнула Виноградова и дала ему такую звонкую пощечину, что все прекратили танцевать и с любопытством уставились на эту пару.

Лариса успела схватить Портнова за руку, прежде чем тот осознал произошедшее, и повела его к двери. Ей на помощь поспешила Наталья Петровна. Уговаривая парня, как маленького, они вели его по коридору в сторону раздевалки. Там Лариса попыталась отыскать куртку Андрея, но не смогла. Наталья Петровна побежала за Шейниным, который наверняка знал, где находится одежда друга, а Лариса тем временем усадила плохо соображающего юношу на деревянную панель, закрывающую трубу отопления.

— Андрей, ты сможешь сам дойти до дома?

— А? — поднял он отяжелевшую голову. — Никуда я не пойду.

— Здесь будешь ночевать, в раздевалке?

— А вам какое дело?

— Жалко тебя, человек все-таки.

— Жалко? Вам меня жалко?

— Да.

— А ей нисколько не жалко.

— Тебе надо забыть о ней. Она любит другого.

— Любит? Она себя только любит. Ей крутизну подавай. На фиг ей простой пацан с дырявым карманом? У ее папика денег не счесть. — Он вдруг запел козлиным фальцетом: — Не счесть сокровищ в каменных пеще-е-ера-а-ах…

— Андрюша, поднимайся, Наталья Петровна твои вещи принесла…

— Я обратно пойду, — сообщила запыхавшаяся от быстрой ходьбы Наталья Петровна, — а то как бы чего не вышло.

— Хорошо, идите, — согласилась Лариса и снова начала уговаривать Портнова: — Андрей, вставай, я помогу тебе надеть куртку.

— А на хрена?

— Не ругайся в присутствии женщины.

— Пардон, мадам. Леди и джентльмены! Вы все были свидетелями моего позора! Ха-ха-ха! Ой, блин, какой пассаж! Мне? Портосу? И по морде? Ха-ха-ха! Пардон!

— Андрей, мне надоело тебя уговаривать. Придется вызывать твоих родителей.

— Кого? Родителей? А вы хоть знаете, глубокоуважи… глубоковажа… Тьфу ты! Короче, Лариса Петровна…

— Сергеевна.

— А? А-а-а. Лариса Сергеевна? А я как сказал?

— Ты что-то про своих родителей начал.

— А-а-а. Ну да, родителей. У всех есть родители, ведь так? Какие-никакие. И у меня есть. Мать-одиночка. А папашка-то тю-тю! Слинял. Мне два года было, когда он слинял.

— Андрюша, пойдем, я тебя провожу до дома.

— Нет, я с Димоном пойду.

— Димон танцует на дискотеке.

— С ней? С Миледи?

— Не надо ее оскорблять. Она не заслужила это.

Он вдруг уронил голову в ладони и зарыдал.

— Я… Я люблю ее, как вы не понимаете, — бормотал он сквозь глухие рыдания.

— Первая любовь редко бывает взаимной. Разве ты это не знал?

— Да знаю я без вас! — отмахнулся он.

Лариса не удержалась — обняла его за плечи и прижала к себе.

— Андрюшенька, надо жить дальше, слышишь?

— Не хочу!

— Глупый, будет у тебя прекрасная девушка. Чистая и добрая. Красивая и умная. А главное — она будет тебя любить. Ты веришь мне?

Он всхлипнул и затих. Так и сидели, пока он не успокоился. И снова прибежала Наталья Петровна.

— Лариса Сергеевна, уже десять часов — надо закругляться.

— Хорошо. Я сейчас. Идите к Рифкату и скажите, чтобы выключал музыку.

Наталья Петровна убежала, а Лариса поднялась и затормошила Андрея, который не то задремал, не то глубоко задумался.

— Андрюша, очнись! Слышишь? Ты подождешь меня, ладно? Я сейчас.

Он молча кивнул, не поднимая головы, а она помчалась в читальный зал.

Ей с трудом удалось уговорить Шейнина, чтобы тот проводил Портнова до дома. Еще полчаса они с Натальей Петровной и горсткой энтузиастов наводили в аудитории порядок. Наконец все было сделано. Сдав ключ на вахту, она вышла на крыльцо. Вдохнув всей грудью морозный воздух, спустилась по ступенькам и огляделась. Справа, на обочине дороги, стоял серебристый джип. Ее ждали. Чувствуя в груди прихлынувшее тепло, она заторопилась к автомобилю.

— Лара! — услышала она знакомый голос и резко остановилась.

К ней неторопливо приближался тот, кем она бредила еще так недавно. Бредила и во сне, и наяву. Сколько лет она мечтала, чтобы ее вот так внезапно окликал этот бархатный, завораживающий голос! Сколько лет она рисовала в своем воображении этот силуэт — с широким разворотом плеч, гордой посадкой головы, длинными ногами, уверенно стоящими на земле!

Но за крошечный отрезок времени в ее судьбе произошло столько событий, она так много узнала и поняла, что иному хватило бы и на две жизни. А главное — она поняла, что ради любви можно преодолеть все, но нельзя отрекаться от самой себя.

— Я тороплюсь, — спокойно сказала она. — Ты что-то хотел сказать?

— Лара, зачем ты так? Я не узнаю тебя. Что случилось, ты можешь объяснить?

— Случилось то, Антон, что я разлюбила тебя. Вот и все.

— Как это? Что ты несешь? Ведь у нас все было… Лучше не бывает. Лара, ты это специально? Устроила мне проверку на вшивость, что ли? Среди ночи, ни слова ни полслова, прямо из ванной домой удрала. Это твой метод выяснять отношения? Да хотя бы повод какой-то был, а то… Ни черта не понимаю!

— Антоша! — раздался капризный голос. — Сколько можно ждать?

Лариса повернула голову и увидела Бэллу Виноградову.

— Подождешь! — рявкнул Антон.

— Кажется, я знаю, почему ты снова воспылал ко мне, — тихо произнесла Лариса. — Такое происходило еще в юности. Тебя подогревала моя неприступность. Как только ты чувствовал, что рыбка заглотнула крючок, ты охладевал. Тебя уже не переделать, Антон. По-моему, ты сам себе не рад, но измениться не можешь или не хочешь. Прощай. Да! На прощание совет — проверяй полки в ванной после очередной партнерши. Женщины бывают очень рассеянны.

Она побежала к джипу, возле которого стоял Алексей и закуривал сигарету. От характерного покашливания, знакомого и уже родного, сердце Ларисы заныло сладкой, щемящей болью.