Глава 2

Я пришла в себя от холода. Сверху хлестал ливень, и уши закладывало от нескончаемых раскатов грома.

Я умерла? И попала в дождливый ад?

Ощущения медленно возвращались ко мне.

Я лежала на сырой земле, лицом в грязь, на зубах неприятно хрустело. Одежда промокла насквозь и липла к телу,

Вокруг сгущались сумерки.

Больно не было. Совершенно. Пошевелила одной рукой, второй, подвигала ногами. Вроде все в порядке. Только в голове невозможный шум.

Как я здесь оказалась?

Очередной раскат заставил нервно дернуться и вскочить на ноги.

Как-то слишком быстро и легко это получилось, для шестого месяца беременности! Тут же окутал страх, холодный, липкий, пробирающий до самых костей. Я аккуратно прижала дрожащую руку к животу, и едва не завопила в голос, наткнувшись на пустоту. Плоский! Абсолютно плоский!!! У меня сердце от ужаса остановилось, легкие свело так, что вдохнуть не могла.

Тут раздались шаги и треск веток. Соседние раскидистые кусты заходили ходуном, задрожали, под натиском невидимого зверя, но я не шевелилась, обреченно ждала своей участи, потому что уже все равно было.

Мой бедный малыш…

Ветки расступились и оттуда вывалилась взлохмаченная, ошалелая, глубоко беременная…я

Невозможно! Это невозможно!

Ветер бросал в лицо крупные капли дождя, я глотала их, хватая воздух ртом, пытаясь совладать с паникой. Невозможно!!!

Наконец, «я» обернулась и увидела меня. Глаза у нее округлились, захлопали бестолково мокрыми слипшимися ресницами. Грязная, перепуганная, а самое главное беременная!

— Юля? — голос не слушался, а виски сдавливало так, что казалось еще миг, и голова расколется, как орех.

Буренка уставилась на меня, как на привидение.

— Ты…ты…ты меня сюда притащила!

Знать бы еще куда именно я ее притащила.

Тут она замерла, зажав рот руками. Я и не знала, что у меня могут быть такие большие глаза! Просто огромные, как блюдца.

Любовница моего мужа медленно опустила взгляд на свой откровенно беременный живот, обтянутый мокрым платьем, замерла на секунду, а потом начала истошно визжать, размахивая руками.

— Не надо мне его. Убери! Слышишь, убери с меня это уродское пузо, — верещала она, а я в полном бреду взяла в руку прядь своих белокурых волос и с немым удивлением рассматривала ее.

Доигралась…

Беременная паранойя, превратилась в беременный бред. Ущипнула себя за руку, сильно от души, мечтая проснуться, потом еще раз и еще. Бесполезно. Напротив меня беременная я, а настоящая я заперта в теле ненавистной блондинки.

Она продолжала метаться в панике, орать, что я, дрянь такая, все подстроила, что это моих рук дело.

Да я бы скорее задушила ее в подворотне, чем отдала своего ребенка!

Боже, как в груди заломило, не помереть бы раньше времени. Мне нужно разобраться в этой ситуации, нужно понять, что к чему и вернуть свою беременность.

Юлька метнулась в сторону, но в пелене дождя не заметила в траве коварно притаившуюся корягу и споткнулась. У меня сердце оборвалось, когда увидела, как летит вперед. У нее нет материнского инстинкта! Она прикрывала руками лицо, а не живот!

Каким-то чудом Буренка смогла поймать равновесие и остановить паление. Я подскочила к ней, схватила за плечи и, не давая вывернуться, встряхнула:

— Уймись! Хватит выть.

— Ты ревнивая идиотка, — завывала она, — зачем это сделала? Не нужен мне твой обормот!!! Сейчас специально упаду, чтобы выкидыш случился.

Мне хотелось ее убить. Задушить и закопать под кустом. Но сдержалась, проглотила все слова, готовые сорваться с губ. Пока не разберусь что к чему, надо контролировать эту истеричку, иначе натворит дел.

— Заткнись, — сильнее ее плечи сжала, — заткнись и послушай меня.

— Иди к черту! Ты просто поняла, что Игорь ко мне уйдет! И поменяла нас местами, чтобы остаться с ним, — зло выплюнула она, — ведьма.

Какой Игорь?! Да пусть он катится на все четыре стороны вместе с этой белобрысой дрянью! Мне плевать! Верните мне моего ребенка! Он мой!

И я любого порву, кто захочет вред ему причинить!

— Не пори чушь! Я тут ни при чем! Я больше, чем ты заинтересована в том, чтобы все вернуть обратно.

— Лжешь! Я не верю тебе!

— Плевать, веришь или нет. Мы во всем разберемся, все вернем назад, главное запомни — попробуешь навредить моему сыну и тебе конец! Ты поняла меня?

— Пошла ты!

Я сжала ее так сильно, что она жалобно ойкнула:

— Ты меня поняла?!

Наверное, в этот момент я действительно походила на страшную ведьму, потому что моя спутница испуганно скукожилась:

— Да поняла, поняла, — ее истерика начала затихать.

— То-то же, — я отпустила ее и отошла в сторону. Запрокинула лицо к небу, жмурясь от дождя и пытаясь найти островок спокойствия внутри. Я не имела права расслабляться и впадать в уныние, мне надо вернуть свой живот.

Холодные капли лупили по лицу, по ресницам, губам, над головой полыхали молнии, а я все стояла, успокаивалась, и только когда, наконец, смогла выдохнуть, развернулась к ней:

— С телами разберемся потом, сначала надо найти укрытие, пока ты не простыла.

— Моя сумка! — внезапно встрепенулась Юля. Бросилась куда-то в сторону и вернулась с крохотным ридикюлем, — сейчас я позвоню Игорю! И все ему расскажу! Все! Он меня заберет от сюда!

Неприятный привкус, очень напоминающий горькое отчаяние, наполнил рот. Что-то подсказывало, что ни черта Юляшка не дозвонится.

Так и случилось:

— Проклятье, нет сигнала.

— Стой здесь, — скомандовала я, и бросилась в те кусты, откуда Юлька вылезла. По логике, моя сумка должна быть там.

Так и оказалось. Схватив грязную сумку, я быстро вернулась назад, опасаясь, что в мое отсутствие эта бестолочь что-нибудь натворит.

Как и ожидалось, мой телефон тоже оказался бесполезен.

— Помогите! — внезапно Юлька заорала во весь голос, так что я даже подскочила. Истошный вопль утонул в новом раскате грома.

— Спасите! — снова завопила она с таким же результатом, — есть тут кто-нибудь!

— Я тут есть, устроит? — проворчала сердито.

Блондинка, а ныне брюнетка, нагло присвоившая мое тело, взглянула на меня со всей возможной ненавистью и снова заорала как дурная:

— Помогите!

— Заткнись! — я раздраженно схватила ее за руку, — никого здесь нет. Только мы! А может еще волки какие-нибудь, или медведи! И твое «помогите», они слышат, как «кушать подано, идите жрать»!

Ее проняло. Она заткнулась и начала испуганно озираться по сторонам, дрожа как осиновый лист. Не заболела бы!

— Что нам делать? — в капризном голосе слезы задрожали, — придумай что-нибудь!

— Я пытаюсь! — огрызнулась на нее. Тоже мне командирша нашлась. Если бы дрянь не сунулась ко мне сегодня, то ничего бы не произошло. Ненавижу!

Ливень не стихал, и перспектива провести ночь под непрерывными потоком с обезумевших небес становилась все более реальной и оттого пугающей. Ладно я. Переживу. А вот Юльке нельзя мерзнуть и болеть. Ни в коем случае! У нее мой ребеночек.

Я осмотрелась по сторонам, пытаясь найти какое-нибудь укрытие. Ничего подходящего не увидела — кусты с размашистыми, как лопухи, но редкими листьями, стройные осины, рябина низенькая — все не то.

— Вон там ельник впереди, может найдем место посуше.

Я побрела вперед, оборачиваясь через каждые два шага, чтобы убедиться, что зараза топает за мной. У нее был разнесчастный вид, надутые губы. Она нелепо размахивала руками и недовольно ворчала в сторону своего…то есть моего живота, вызывая стойкое желание треснуть по губам.

Нам несказанно повезло, когда, обогнув небольшой, наполненный водой и ветками овраг, мы обнаружили высокие раскидистые ели, склонившие ветви до самой земли. Помню, в детстве, когда в деревню приезжала, то с мальчишками бегала по лесу и играла под такими.

Приподняв колючую лапу, я заглянула внутрь, но там стояла такая тьма, что ничего не видно было. Пришлось доставать мобильник, включать фонарь и только после этого лезть вперед.

— Ну что там? — трусливо завопила Юля, оставшаяся одна снаружи.

— Все хорошо, залезай! — я водила фонариком по сторонам, осматривая наше временное убежище.

Во весь рост не выпрямишься, но стоять на коленках вполне удобно, и для двоих места вполне хватит. Несмотря на то, что отчаянно пахло сыростью и прелой хвоей, на самом деле здесь было относительно сухо. Лишь в некоторых местах сверху лениво сочилась вода.

Юля со стоном согнулась в три погибели и, охая, когда еловые иголки немилосердно цеплялись за волосы, протиснулась ко мне.

— Уродский живот! — опять начала причитать, но, словив мой предупреждающий взгляд, заткнулась. Потом пробларалсь к стволу и, тяжело опустившись, привалилась к нему спиной.

На земле ведь сидит! Застудится! И подстелить ей нечего.

Я встала на четвереньки и начала по всему периметру сгребать прошлогоднюю мягкую хвою.

— Что ты делаешь? — поинтересовалась Буренка, даже не думая озаботиться своим удобством.

— Отвали! — я чувствовала себя очень несчастной. Мало того, что она на моего мужа залезла, что моя беременность оказалась у нее, та я еще и ухаживать за ней должна, потому что ей глубоко плевать на ребенка. Очень несправедливо.

Насобирав внушительную кучу, я процедила сквозь зубы:

— Поднимайся.

— Зачем? Я устала.

— Тебе нельзя сидеть на земле! Простынешь.

— Плевать.

— Поднимайся я сказала! — прорычала на нее, еле сдерживаясь.

Юля обиженно надула губы и с кряхтением встала на ноги. Пока она, согнувшись в три погибели, чтобы головой в ветки не упираться, капризно канючила:

— Давай живее, мне неудобно.

Я, дрожала от холода и бешенства, делая ей подстилку. Ползала на корячках туда-сюда, пока не перетащила всю кучу к стволу. Расправила ее, разложила толстым слоем, чтобы теплее было, а себе оставила лишь маленький клочок, чтобы уж совсем на голой земле не сидеть.

— Сними одежду и выжми ее.

Она сделала, как я велела: стащила с себя трикотажное платье, отжала его хорошенько, и, брезгливо куксясь, натянула обратно, после чего, ни слова не сказав и не поблагодарив, с недовольным видом уселась на импровизированное ложе.

Тоже мне королева!

Я принялась инспектировать содержание своей сумочки. Итак, что мы имели?

Пустая бутылочка из-под воды, которую я забыла выбросить в клинике — пригодится. Ключи, документы. Снимок УЗИ, при виде которого сердце зашлось в агонии. Украдкой взглянула на Юлю — та сидела, прикрыв глаза и разметав руки в стороны. Неужели ей не хочется живот погладить? Пожалеть?

С тяжелым вздохом снова вернулась к сумочке — салфетки, куча бесполезных бумажек, маленькая – всего четыре штучки, еще запечатанная упаковка сухого печенья. Я всегда с собой носила такую, помогало от токсикоза. Замутит, бывало, печеньку возьмешь, погрызешь и отпустит.

В животе заурчало от голода, но с тяжелым вздохом протянула печенье Буренке.

Она снисходительно взглянула на пачку, и с таким видом, будто делает мне одолжение, взяла его.

Держись, Алекса. Ты справишься. Разберешься во всем, вернешь сына и вот потом устроишь этой заразе сладкую жизнь. А пока держись!

Хотелось пить. Я взяла бутылочку и полезла обратно на улицу, под дождь. Сделала лунку, поставила туда пластиковую емкость, потом смастерила воронку из лопуха, вставила ее в горлышко — теперь вода должна набраться быстрее.

Опять пролезла под ветвями, получив несколько болезненных уколов по голым плечам, и, оказавшись внутри, завопила от негодования:

— Что ты творишь?

Юля сидела и, блаженно прикрыв глаза, делала глубокую затяжку.

— Курю!

— Сдурела?! — подскочив, я вырвала из ее рук сигарету, — тебе нельзя! Ты беременная!

— Это ты беременная! А мне плевать! — Ядовито сказала Буренка — я хочу курить!

— Сучка! — я выдрала у нее из рук сумочку, залезла туда без стеснения, отыскала пачку тонких с ментолом и смяла ее.

— Ты с ума сошла?! Это мое!

— Пока ты в моем теле, никаких сигарет, поняла? Руки выдерну, если еще раз эту гадость в рот потянешь!

— Да пошла ты!

Я бы пошла, с удовольствием. Но не могу! Скована по рукам и ногам, привязана к этой дряни намертво.

— Лучше спать ложись! — цыкнула на нее, давясь собственным бессилием.

— Мне холодно! И страшно! Какое спать?

Действительно было холодно, насквозь промокшая одежда липла к телу, вытягивая тепло.

Снова настал момент вспомнить юношескую страсть к походам и ночлежкам на природе. Я сделала углубление в земле, накидала туда ненужных бумажек из своей сумки, сверху навалила веток, даже относительно сухую маленькую коряжку нашла в нашем скромном убежище. Воспользовавшись Юлькиной зажигалкой, развела огонь. Меленькие язычки пламени сначала скромно занялись на бумаге, потом аккуратно перебрались на ветки и засели на коряге. С огнем сразу стало веселее. Я выключила фонарик, чтобы сэкономить заряд аккумулятора, в душе лелея надежду, что завтра все-таки удастся позвонить.

Юля потянула руки к костерку, пытаясь согреть озябшие пальцы, а я полезла под ливень, за водой. Полулитровая бутылочка уже была полна, и я принесла ее Буренке.

— Держи.

— Издеваешься? Дождевая вода?

— Другой здесь нет. Если хочешь, могу набрать из лужи.

Юля брезгливо сморщилась, но воду взяла. Я жадно смотрела, как она сделала несколько маленьких осторожных глотков, а потом жадно допила остальное, оставив лишь немного на донышке. Ей даже в голову не пришло, что нас двое, и я тоже как бы живая, голодная и хочу пить.

Снова пришлось лезть на улицу, заново промокать, мастерить новую воронку, чтобы набрать воды для себя.

Да что же это такое? Что за злая шутка? Руки бы поотрывать этому шутнику, который такое сделал!

Уже напрочь вся исцарапанная, я вернулась в наше убежище, готовая разреветься от злости и обиды.

Юля уже устроилась на еловой постели. Свернулась калачиком, сумочку под голову положила и тоскливо смотрела на ленивый огонь, а я сидела напротив и так же тоскливо смотрела на ее живот, чувствуя себя самым одиноким созданием в этом мире.

Наконец, согревшись, Буренка уснула, а я так и просидела всю ночь у костра. Не смогла сомкнуть глаз, мне все казалось, что снаружи кто-то рыщет, в поисках легкой добычи. Вздрагивала от раскатов грома, дрожала, словно осиновый лист на ветру, неустанно за огнем следила, опасаясь, что если он погаснет, то ночь, спустившаяся на лес, набросится на нас и проглотит.

Загрузка...