Увидев впереди знакомые светлые волосы, Дев споткнулся на кочке и чуть не упал.
— Все в порядке?
Он кивнул. Они с партнером, молодым местным актером, вели в поводу лошадей и обсуждали следующую сцену. Правда, Дев не мог бы вспомнить, о чем они только что разговаривали.
Он улыбнулся. Глупость какая!
Он наблюдал, как Руби стремительно носится по площадке, деловитая и решительная, как всегда.
И, как всегда, в его сторону она не бросила ни единого взгляда.
Улыбка увяла. Раньше он спокойно относился к ее просьбе не афишировать их отношения. Конечно, он все понимал.
Но после вчерашней ночи такое положение дел перестало казаться правильным.
Лошадь ткнулась мордой в спину Деву, и он вспомнил, где находится.
Сейчас ему нужно сосредоточиться. А вечером он поговорит с Руби.
Возможность поговорить представилась гораздо раньше.
Дев открыл дверцу трейлера в ответ на сердитый стук и впустил разгоряченную Руби. Не глядя на него, она принялась мерить крошечное пространство шагами.
— Мне казалось, мы уже все выяснили! — раздраженно воскликнула она.
Он поднял руки, словно сдаваясь:
— Понятия не имею, о чем ты!
Она подошла к нему вплотную, и он механически обнял ее.
Она толкнула его в плечо:
— Это не смешно!
— Понятия не имею, о чем ты, — повторил он.
Руби глубоко вздохнула и отстранилась от него:
— Тебе известно, что скоро Австралийская ассоциация кинематографистов будет вручать премии?
Он кивнул:
— Ну да. С час назад Пол рассказал мне о торжественной церемонии.
— И что?
— Я сказал, что подумаю…
Она подбоченилась и долго смотрела на него в упор. Потом вздохнула:
— Мне в самом деле нужно напоминать тебе об условиях контракта? Ты обязан появиться на церемонии ради продвижения «Земли»! — Она буркнула что-то себе под нос; ему показалось, что она высказывается о «капризных актерах».
Он накрыл руку Руби своей рукой:
— Я же не отказался, а просто сказал, что подумаю. Вот и думаю — все зависит от тебя.
— В чем дело? — вскинулась Руби.
Он сжал ее ладонь, но она не ответила. Взгляд ее сделался настороженным, она переминалась с ноги на ногу.
Он широко улыбнулся:
— Приглашая женщину на торжественную церемонию, я жду от нее больше радости!
— Значит, вот оно что! — Выражение ее лица не предвещало ничего хорошего. — Почему?
Не такой реакции он ожидал, когда вдруг решил взять ее с собой. Он совершенно забыл о церемонии, но, как только Пол напомнил о ней, идея показалась замечательной.
— Потому что я хочу, чтобы ты поехала со мной. — Не дожидаясь ответа, он поспешил добавить: — Я хочу, понимаешь, хочу, чтобы нас с тобой видели вместе.
Руби вырвалась, отошла от него, скрестила руки на груди.
— А если я откажусь?
— Почему? — Он ничего не понимал.
Она закатила глаза:
— Не знаю, может быть, потому, что не хочу, чтобы все знали о… — она взмахнула руками, — о том, что между нами происходит!
— А как по-твоему, что между нами происходит?
Она пожала плечами:
— Нам хорошо вместе… какое-то время.
Он покачал головой:
— Как ты можешь? За последние несколько недель я провел с тобой больше времени, чем проводил в жизни с другими женщинами!
Она снова закатила глаза, но он не обратил на нее внимания; кровь в нем закипала от злости. За что она так с ним?
— Я рассказал тебе больше, чем кому бы то ни было. Я раскрылся перед тобой… больше, чем собирался.
Даже с Эстеллой он не был так откровенен.
Она смотрела в окно сквозь крошечную щель между занавесками.
— Тебе нелегко пришлось, — ехидно проговорила она, видимо сдерживаясь из последних сил. — А мне просто повезло оказаться рядом. Я — отвлекающий момент.
— Это просто слова, — возразил он. — Они не имеют никакого смысла… во всяком случае, теперь. После того утра, когда ты влетела ко мне в комнату, готовая на себе тащить меня на съемку.
Руби продолжала, не слушая его:
— В тяжелую минуту невольно доверяешься тому, кто оказался рядом…
— Ты навообразила себе невесть что, — перебил ее он. — И сейчас сама не понимаешь, что говоришь.
— Нет. По-моему, как раз понимаю, — возразила она, отступая еще дальше. — С самого начала все было несерьезным. И таким осталось.
— Руби, сознайся… Ты сама боишься серьезных отношений, поэтому стараешься не думать о том, что творится перед самым твоим носом! Я тоже думал, что серьезные отношения не для меня, но больше не могу притворяться, будто ничего не происходит. И не буду.
Руби покачала головой, по-прежнему избегая его взгляда.
— Неделю назад, на пляже, ты сказала, что тебе никто не нужен. Я тебя понял. Я все понял. Но я не похож на мужчин из твоего прошлого. Я тебя не брошу.
Она развернулась к нему. В ее глазах он заметил грусть.
— Интересно, как у тебя получится?
— Что — не бросить тебя?
Она кивнула:
— Да. Какие у тебя планы после фильма и после церемонии награждения?
Дев замолчал. Он пока не думал о будущем. Твердо знал только одно: Руби нужна ему.
Она растянула губы в улыбке:
— Попробую угадать… Мы вместе поедем к тебе, в Беверли-Хиллз.
— Наверное… — начал он, думая, что в этом что-то есть.
— И я буду там работать?
Дев понимал, что разговор ничем хорошим закончиться не может, но уже ничего не мог изменить.
— Не знаю. Я живу в Голливуде. Поэтому…
— Значит, я должна найти там работу.
Он провел рукой по волосам.
— Руби, черт подери… я пригласил тебя только на церемонию награждения. Вот и все. Не обязательно планировать каждую секунду нашего совместного будущего.
— Ни о чем таком я тебя и не просила, — отрезала Руби. Пройдя мимо него, как мимо пустого места, она распахнула дверь.
Он не мог отпустить ее вот так, поэтому в два прыжка оказался у двери, перегородив ей выход.
— Руби, для меня все, что происходит, тоже в новинку. Сам не знаю, что я делаю! — Он с трудом усмехнулся. — Да, наверное. Но… пока я знаю только одно: с тобой мне хорошо. По-особому хорошо, не так, как со всеми. Я никогда так хорошо себя не чувствовал. Только не говори про моего отца! — Она плотно сжала губы. — Руби, я не могу описать, что я чувствую, но я не готов все бросить. И тебя не отпущу!
Она посмотрела на него в упор. Ее карие глаза стали почти черными.
— А ты постарайся описать, что ты чувствуешь… и почему не можешь меня отпустить, — сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы расслышать.
— Постараться… описать? — До него не сразу дошел смысл ее слов.
— Да, — кивнула она. — Опиши, что ты чувствуешь… ради чего ты просишь меня пожертвовать свободой, независимостью, любимой работой, образом жизни, который замечательно мне подходит.
Любовь.
Вот что она имела в виду. Можно ли назвать то, что он чувствует, любовью?
Мысли у него в голове путались; он не мог прийти ни к какому разумному выводу. Он никогда и никому, кроме самых близких родственников, не говорил о любви.
Можно ли полюбить человека, которого знаешь так мало?
В голове всплыли картинки их совместного времяпрепровождения. На пляже, в постели, на съемочной площадке. Они разговаривали, смеялись, любили друг друга.
Он откашлялся.
— Я никогда не просил тебя ничем жертвовать ради меня.
Руби толкнула дверь и, не говоря ни слова, ушла.
А Дев не мог заставить себя произнести слова, способные ее вернуть.
Руби быстро возвращалась к себе, отвечая по пути на вопросы коллег и разбираясь с мелкими неприятностями.
Голос у нее звучал совершенно нормально. Как обычно. Да и с чего ей вести себя иначе?
Она понимала, что у них все дошло до конца.
Их интрижка закончилась.
Интрижка… Вот именно, самое подходящее слово.
Руби впилась ногтями в мякоть ладоней. Нет. Никакая это не любовь.
А ведь она надеялась, что он произнесет это слово. Какая она дура, как заблуждалась! И потом, она должна злиться на него. За то, что он не понимает, как далеко она зашла и как важна — жизненно важна — для нее независимость.
Она ни за что не бросит работу и свою кочевую жизнь. Ни за что… и уж точно ни для кого.
У двери кабинета она остановилась. Внутри переговаривались ее подчиненные. Когда она вошла, они даже не подняли голову. Все привыкли к тому, что она постоянно уходит и приходит.
Все было точно так же, когда она уходила. Как будто Пол не вызывал ее к себе и как будто она не летела к трейлеру Дева, чтобы отчитать его за бестактность.
Там неожиданно все изменилось. Она готова была рискнуть, бросить все, ради чего жила. Затаив дыхание, она ждала, что Дев произнесет важные слова, которые…
Что?
Неужели она надеялась, что они с Девом будут жить долго и счастливо?
Ни в коем случае. Руби давно отказалась от мечты о рыцаре на белом коне, о мужчине, который будет просыпаться рядом с ней по утрам и по-прежнему желать ее — и так будет на следующий день, и еще, и всегда.
Любовь для дураков, для глупой девчонки, какой она была когда-то.
Но не для нее.
Дев затормозил на знакомой дорожке.
Сейчас здесь не так много машин, как в мамин день рождения, но достаточно, чтобы сообразить: он приехал последним. Как всегда… Братья его опередили.
Парадная дверь не была заперта, и он услышал гул голосов и детский смех. Заглянув на кухню, он увидел маму, которая резала салат. С ней стояли оба брата. Они пили пиво и смеялись. Рядом с Брэдом стояла женщина, которую он не узнал, — наверное, подружка. Из коридора в кухню заглядывала жена Джареда; ее Дев узнал по свадебной фотографии, которую мама много лет назад прислала ему по электронной почте. Двое детей носились на трехколесных велосипедах по дорожкам сада, вопя от возбуждения. Он невольно улыбнулся. Но улыбка угасла, когда взрослые замолчали и повернулись к нему.
Он решительно шагнул к маме и поцеловал ее в щеку.
Она снова разволновалась — наверное, боялась, что в последний миг он откажется приехать. Такое бывало, и не раз.
Дев понимал, что виноват. Он не приехал на похороны отца, не отвечал на ее звонки.
Он не мог справиться со своими эмоциями, внушая себе, что маме от него никакого толку, что он лишь создаст больше напряжения, хлопот. Что отец не хотел бы видеть его на своих похоронах. Конечно, он только оправдывал себя.
Он не подумал о маме и тогда, много лет назад… В Австралию он приезжал нечасто, ненадолго и всегда по работе, а не ради того, чтобы повидаться с ней. Теперь он подозревал: все потому, что он хотел совсем отделиться и забыть о своих родных, которые не одобрили его выбор… С самого детства он чувствовал себя чужим в родной семье.
Правда, с девятнадцати лет он не подвергал свои догадки проверке… Во всяком случае, до последнего времени.
Барбекю в воскресенье — дело обычное и, как он надеялся, шаг в нужном направлении.
Хотя братья не выказали особой радости при виде его, говорили они вполне дружелюбно. Саманта, жена Джареда, и Трейси, подружка Брэда, отнеслись к нему куда теплее. Скорее всего, подействовал его статус звезды, хотя обе дамы старались не показывать волнения. Дев невольно улыбнулся. В этой кухне, где его в детстве заставляли есть овощи и загружать посуду в посудомойку, он совсем не чувствовал себя кинозвездой.
Стол накрыли на свежем воздухе. Все с аппетитом поглощали жаренные на гриле креветки, сосиски, стейки, рыбу.
Дев говорил мало, больше слушал, о чем говорят другие.
— Говорят, ты сейчас снимаешься в Новом Южном Уэльсе, — сказала Саманта, поймав его взгляд.
Сидевший рядом с женой Джаред встревоженно покосился на младшего брата.
Дев кивнул:
— Да, в романтической драме… для меня такая роль — нечто новое. — Дев несколько минут описывал Люсивилль, звезд, с которыми он снимался. Неожиданно для себя он признался, что рад поработать на родине.
Джаред немного оттаял. Интересно, чего он боялся? Что младший братец начнет буянить и оскорблять всех присутствующих?
Он понял, что непроизвольно выпятил подбородок, а спина стала прямой и напряженной.
Саманта забрасывала его вопросами о кино и жизни в Голливуде. Дев приказал себе расслабиться. Он не имеет права злиться на Джареда и Брэда.
Братья защищают маму. Они пока не верят, что он изменился. Они боятся, что Дев снова огорчит маму… и подведет их всех.
В семейной мелодраме он наверняка вскочил бы на ноги и произнес монолог. Сказал бы, как он горюет по отцу и жалеет, что зря потерял десять лет жизни. Сегодня он впервые увидел племянника и племянницу. В кино он бы говорил о трагедии, просил его простить. Потом оператор снял бы крупный план: счастливая семья за столом.
Но в жизни так не бывает — во всяком случае, в семье Купер.
Сегодняшний день не подходит для театральных заявлений. Нельзя ждать, что все сразу наладится по мановению волшебной палочки.
И все же он сделал шаг в нужном направлении.
Ему хотелось убрать из отношений напряженность.
Руби первая сказала ему, что он дурак, когда он обмолвился: мол, лучше бы у него вовсе не было родных. Ее слова оказали на него сильное воздействие. Он вспоминал их ночами, когда ворочался без сна. Даже сейчас он слышал ее голос.
«Какая глупость!»
Так прямо, так откровенно. И так похоже на Руби.
Можно сказать, что он сюда приехал благодаря ей.
— Как поживает Руби? — Мама, сидевшая во главе стола, как будто прочитала его мысли.
— Та блондинка, с которой ты был на мамином дне рождения? — уточнил Брэд, и Роз кивнула.
— Она мне понравилась.
— Мне тоже, — неожиданно признался Дев и кашлянул. — Наверное, хорошо. Но на самом деле я не знаю… мы с ней просто коллеги. Она координатор производства.
Хотя еще три дня назад это было правдой, сегодня все резко изменилось. Три дня назад она вихрем ворвалась в его вагончик… Даже сейчас он до конца не понимал, что же тогда произошло и что он сделал и сказал не так. Иногда он злился на нее. Какое она имела право давить на него, заранее ждать плохого… Она сама довела их отношения до той точки, когда нужно думать не только о следующей ночи или следующей неделе.
Но гораздо чаще он злился на себя. Зачем он отпустил ее, зачем не бросился за ней — плевать, если их увидят… Он должен был задержать ее, произнести нужные слова. Он злился, потому что не подумал о ней, не подумал, как отразятся на ней слухи об их романе. Она не может забыть прошлое. Понятно, она не хочет, чтобы о ней перешептывались у нее за спиной. И все, как она считает, ради легкой интрижки.
Интересно, как она отреагировала бы, предложи он ей нечто большее?
То, что их объединяет, не вписывается ни в какие рамки и условия. Ему не хотелось прятать ее и встречаться тайно… А об огласке она и слышать не желала.
И вдруг в их отношения вмешалась любовь. До сих пор он не знал, что это такое, и понятия не имел, как себя вести.
Разговор за столом продолжался, но Дев ничего не слышал.
В самом ли деле любовь возникла неожиданно и потому так потрясла его?
Вначале — да.
Но сейчас уже нет. Пора посмотреть правде в глаза.
Он полностью доверял ей, раскрылся перед ней и потому во время их последнего разговора сказал, что сказал.
Он оказался на незнакомой территории. Он не думал, что способен кого-то полюбить. Такое ему и в голову не приходило.
Сюда, к маме, он приехал благодаря любви. Он только сейчас понял, что мама и братья любят его. И он их любит, хотя раньше не отдавал себе в этом отчета. Он не ценил их чувства, не считался с ними. Может быть, постепенно все удастся вернуть… Не сразу. На все нужно время.
Он приехал сюда потому, что в самые темные минуты, когда казалось, будто ему нечем дышать, когда он страдал от боли одиночества, он мечтал о любви. Он вспоминал отца и близких. Мечтал вернуть их любовь и уважение. Отдалившись от отца, он отдалился от всех, кто его любил. Наверное, они его простили, раз сидят с ним сейчас за столом…
Много лет он внушал себе, что подвел отца, мать и братьев, пойдя не по тому пути, который для него проложили.
Но он ошибался.
Он подвел их потому, что был таким же упрямым, как отец. Он отказался от любви родных, близких… и кого бы то ни было. Он боялся любить… боялся потерять тех, кого любит. Или снова упасть в их глазах.
Понимая, что риск по-прежнему велик, он все равно стремился к любви.
Он зря растратил большой кусок жизни в одиночестве, пусть даже его окружали люди, блеск и глянец его карьеры.
Что ж, хватит!
Без борьбы он Руби не отпустит.