Запретная ночь с боссом

4. 16 дней до…

Полина

Два дня усиленно готовлюсь к съемкам. Договариваюсь о помещении, со всего офиса собираю нужную мебель и реквизит. Стулья из переговорки на шестом этаже, столик из зоны отдыха на третьем. Цветы мне помогают таскать сердобольные уборщицы. А вот окна мыть отказываются наотрез. Не время еще, кто доплачивать будет?! А мне нужны чистые окна! И чтобы свет был и чтоб в кадре все было чинно-блинно!

Иду к Громову и получаю очередное «Занят». Босс после двух первых дней заметно похолодел. Я его понимаю и со стыдом стараюсь держать лицо. Устроила перед ним… Как вертихвостка какая-то! То волосы поправляю, то ноутбуки забираю. А ведь он… замер. И наверное и парфюм мой почувствовал. Так близко, что сердце замерло.

Как же давно я не флиртовала! Как же давно… И это позорная опасная игра в переглядки с Андреем Громовым заставила что-то очень женское, опасное поднять голову. Рядом с ним хочется быть красивой, ловить его взгляд, нравится и чувствовать одобрение, но больше всего, видеть тот самый опасливый, быстрый взгляд, что обжигает как прикосновение.

Полинка! Хватит! Женатый мужик! Ты замужняя женщина! И это работа твоей мечты! Если ты хоть лишнее слово скажешь — вылетишь пробкой! Даже думать не смей! Не смей даже думать!

Но мысли так просто не укротить. И вечером перед сном, когда Саши снова нет (снова у него переработки и важные заказы!) я скольжу рукой под одеяло, касаюсь себя и вспоминаю Андрея Громова. Всего лишь маленькая блажь. Всего лишь фантазия… Метаюсь по постели, никак не в силах доиграть до конца. Мне мало! Все тело сладко дрожит, а внутри алчно сжимаются мышцы, требуя, умоляя… Меня мучают вопросы, на которые нет ответов. Если расстегнуть его рубашку… что там? В спортзале был в майке и рельеф, я представляю хорошо, даже слишком… Но какая его кожа, есть ли волосы на груди, на руках? Почему-то кажется что да… Хочется чтобы да-а…

А утром я собранная и деловая согласовываю время Громова, Димки-видеоператора, и местного звуковика. Заказываю в ресторане кофейный стол, согласовываю сервировку.

Переодеваюсь в спортивный костюм в раздевалке зала и сама топаю мыть окна. А потому что мне нужны, мать их, чистые окна! И эти видео с Громовым будут хорошими. Нет, они будут отличными, великолепными! И какие-то ленивые уборщицы и страшно занятой шеф мне не помешают.

Конечно же, переляпалась вся в пыли и взмокла, надраивал эти огромные панорамные стекла, но зато свет будет как надо. Приходит Димка, старый друг, жене которого я и раскручивала за «большое спасибо» ее игрушки ручной работы. Устанавливает оборудование, ставит свет, десять тысяч раз проверяет звук и фокус.

— Полина мне нужно, чтобы ты села сюда и поговорила.

— Да какое там, я переодеваться пошла! — прячу ведро в угол, туда же и тканевые салфетки. Смотрю на работу — все сверкает. Ай да я!

— Мне нужно звук послушать. Три минуты.

— А снимать будешь?

— Говорю же звук, — закатывает он глаза. Они у него карие, очень яркие, а сам высокий, худющий и вечно в творчестве. Прямо неземной.

— Я тогда сгоняю за одеждой, и пока одеваюсь, наговорю тебе, сгодиться?

— Конечно, — скабрезно улыбается он и демонстративно садиться в кресло, из которого я должна задавать вопросы Громову. — Хоть посмотрю.

— Иди ты, придурок!

Прибегаю обратно с одеждой наперевес, выпинываю Димку и начинаю переодеваться и декларировать:

— Я вас любил, любовь еще быть может…

Но через две минуты открывается дверь. Я еще босая, но хоть уже в брюках, торопливо застегиваю блузку. Ожидаю Димку, и уже хочу огрызнуться, чтобы стучал, но это Андрей Громов. Заходит и нагло смотрит как я судорожно застегиваю пуговки на груди. Вот нахал!

— Здравствуйте, — сдуваю с глаз растрепавшиеся волосы. — А я тут… окна мыла.

Он даже ничего не говорит — просто насмешливо кивает. Заливай, мол. Сама понимаю, что выглядит это все, мягко говоря, подозрительно. Стою вся помятая, торопливо застегивая одежду… А собственно, ему-то какое дело?! Что-то едкое, ревнивое клокочет в груди. Ну и пусть думает что хочет. Да хоть что я с Димкой тут сексом занималась! И что? Не его дело!

Надеваю валяющиеся под креслом туфли. Поправляю волосы, одергиваю блузку.

Боже, он ведь ничего не подумал? Не хочу, чтобы Андрей считал, что я на четвертый день работы трахаюсь тут не пойми с кем!

— Тут не было достаточно света. Я вымыла окна, — демонстративно подбираю и показываю ему спортивную форму.

Он все еще недоверчиво хмурится.

— А вы что подумали? — иду в атаку.

— Самое очевидное, — улыбается Андрей.

— И что это?

— Что вы переодевались для съемок. Извините, что вошел без стука.

— Ничего, — поправляю волосы, достаю из сумочки пудреницу. — Садитесь, пожалуйста, — указываю ему на кресло. Вздохнув, словно его на эшафот пригласили, садится.

— Как изволите? — язвит он. Осматриваю его критическим взглядом.

— Все прекрасно. Будьте естественным.

— Хороший совет, — явно насмехается. Подхожу к нему, открываю пудреницу и показываю пуховку.

— Припудрю вас немного, чтобы лицо не блестело в кадре.

— Делайте, что вам угодно, Полина. На три часа я полностью в вашем распоряжении.

И снова что-то екает в животе. Невозмутимо набираю пудру на пуховку и начинаю проходиться по его лицу. Нос, лоб, щеки. У Андрея очень светлые и густые ресницы, изящно изогнутые. Улыбаюсь, заметив это. На носу пара веснушек, а на щеке под бороду прячется крупный шрам. Откуда? Что с ним случилось? Хочется узнать, но прекрасно понимаю, что это все запретная территория. Не мой это мужчина и знать мне о нем ничего не положено. Пудрю ему уши, шею… Шея конечно вряд ли будет блестеть, но мне очень хочется хоть на мгновение продлить этот близкий контакт. Громов то следит за мной, то скромно опускает взгляд. Между нами опасными искрами скачет напряжение.

— Я думаю галстук лучше снять.

Вот ей-богу, это я как профессионал говорю, а не как женщина, залюбовавшаяся кое — чьим кадыком.

— Вы считаете?

— Слишком уж официозно.

Он послушно ослабляет узел и снимает его через голову, отдает мне. От ощущения шелка, который только что был на нем, меня обжигает жаром.

Андрей глядя мне в глаза расстегивает пуговку на воротничке.

— Сколько?

— Что? — хлопаю глазами.

— Пуговиц. Сколько мне расстегнуть, чтобы быть на этом видео достаточно… доступным.

Прежде чем заговорить, мне приходится сглотнуть.

— Две.

Он послушно освобождает из петли еще одну пуговку.

— Подержите, — отдаю ему пудреницу и придирчиво поправляю воротничок, отряхиваю несуществующие крошки с пиджака, просто потому что хочется коснуться его твердых, широких плеч. Полинка, что ты творишь!

— Руки, пожалуйста.

Громов поддергивает рукава пиджака и протягивает мне ладони, тыльной стороной вверх. Я мягко прохожусь пуховкой по венам, которые зачаровали меня еще в самую первую встречу.

— У вас красивые руки, старайтесь иногда показывать их в кадре.

— Хорошо, я это запомню.

Мы сталкиваемся взглядами, и мгновение никто ничего не говорит. Просто молчим и смотрим, слушая два очень тихо, нарочито спокойных дыхания.

Открывается дверь и входит Димка, отвратительно воняющий сигаретами. Я торопливо отхожу от Андрея.

— Хоть бы на айкос перешел, фу! — кривлюсь и кашляю, прогоняя томность из голоса.

— Это все игрушки дьявола! — жмет Громову руку. — Здравствуйте. На меня не смотреть, микрофон не трогать… А где микрофон?

— Ой! — спохватываюсь и отдаю Громову петличку.

— Полин, а ты точно в порядке? — язвит Дима.

— Я в полном порядке! — огрызаюсь злее чем следует на безобидную шутку.

— Попудрись. Тебя тоже возьмем в кадр. Разговоры ни с кем нынче неинтересны.

Пока Громов протаскивает шнур от микрофона под рубашкой отчаянно стараюсь не смотреть на него. А все равно смотрю. Боже, ужас! С каждым днем все хуже и хуже!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я тоже надеваю микрофон, усаживаюсь в свое кресло, Громов устраивается в своем. Отмечаю как хорошо он держится, раскованно. Смотрящая на него камера совсем его не смущает. Отлично. Отличный выбор, Полина… Сглатываю и гоню все крамольные мысли прочь.

— Можете начинать, — командует Дима, затыкает уши наушниками.

— Мы сейчас пройдемся по внеплану, чисто чтобы разговорить вас и войти в режим, а Дима пока проверит все ли хорошо с записью, хорошо?

— Конечно.

— Эм… — нужно спросить что-то нейтральное, какой ваш любимый цвет или еще какую-то ерунду, но я открываю рот и говорю:

— Почему вы носите бордовые галстуки?

— Мне говорили, что мне идет.

— Кто говорил?

— Супруга. Она, знаете ли, тот еще модный критик.

Улыбаюсь. Упоминание его жены меня ничуть не задевает. Ну да, он женат, как будто это новость. Мы просто немного флиртуем и изображать, что его жены не существует, было бы очень глупо.

— Она права, — признаюсь шутливым тоном. Черт побери, кто бы ни была женщина, что стоит за этим мужчиной, но она не глупа. Ему действительно идет.

— Спасибо. Вы меня сегодня прямо балуете комплиментами. Пытаетесь меня расслабить? Улестить? — он по моему собственному совету соединяет пальцы, показывая руки и хитро смотрит на меня поверх ладоней. Если это не флирт, то я Филипп Киркоров.

— Конечно, мне нужно, чтобы в кадре вы завоевали сердца всех бухгалтеров и владельцев бизнеса среднего сегмента.

— А если это будут мужчины?

— Они должны хотеть быть вами.

— А женщины?

Сглатываю.

— Должны вам доверять. Хотеть… чтобы вы о них позаботились, стали их партнером.

— О, я отличный партнер. И в бизнесе в том числе, — Громов задумчиво так кивает и устраивается в кресле еще расслабленнее. Он… Он с ума сошел? Вроде бы перед камерой должен быть наоборот осторожнее в словах, а тут нате — откровенно флиртует! А у меня проклятая улыбка никак не сойдет с лица. Я понимаю, что мы оба играем с огнем, оба несвободны и не планируем ничего такого. Но ощущение натянувшихся в воздухе невидимых нитей так остро, так сладко запретно, что ни он, ни я не решаемся раз и навсегда разорвать их. Показать другому — Нет! Я не буду с тобой флиртовать. Даже в шутку!

Скажи он мне: Полина, давайте уже приступим к делу. Я спешу.

Или я могла бы сказать: Давайте по тексту, Андрей….

А вот ведь нет, сидим, стреляем глазами, тонко, чувственно зеркалим позы друг друга. Я смотрю на его руки, он оценивает мои туфли с открытым мыском и как обычно не забывает мазнуть взглядом по губам. Что мы делаем? Андрей, остановись. Или я? Мне нужно остановиться? Но я… не хочу. Да, это ужасно, но я не хочу. Совсем, ни капельки. "Можно мне еще немного поиграть?" — спрашиваю его одним взглядом. И вижу «да» в ответном.

Это просто игра, ничего такого…

Бросаю взгляд на Диму, тот показывает большой палец, продолжай мол.

— Итак, Андрей, когда вы пришли в эту компанию?

— Иногда кажется, что слишком давно.

Он мило улыбается. Говорит о том как непросто было начинать. Рассказывает, как первые продажи он делал с блокнотом, ручкой и двумя кнопочными сотовыми обмотанными резиночкой.

— Очень был рад, когда изобрели двухсимочные телефоны.

Он мило шутит, и очаровательно щурится. Мне нравится болтать с ним вот так.

— Вы женаты?

— Да.

— Давно? — этого вопроса нет в моем списке, но я могу немного поимпровизировать, верно? Димка потом вырежет все лишнее.

— Тринадцать лет. А вы?

Это уже совсем не по плану — задавать вопросы мне, но привлекать к этому внимание не хочется, так что быстро отвечаю:

— Шесть.

— Хороший период. Еще все свежо, а кризис трех лет уже позади.

— Вы верите в эти кризисы по датам?

— Нет. Но иногда кризисы бывают. Я бы сказал, иногда они просто сваливаются тебе на голову ни с того ни с сего, — он смотрит на меня укоряюще, и я прикусываю губу, понимая, что это очередной острый, запретный комплимент. Ох, это все становится совсем не смешно. Представляю, как выйдя отсюда, Андрей придерживает меня за локоть и говорит: так что? Выпьем кофе? — расставляя все точки над i. И в тоже время понимаю, что это уже табу. Что он этого никогда не сделает. Потому что он надежный, правильный и женат тринадцать лет на какой-то наверняка очаровательной неглупой женщине.

Все это останется просто мимолетным флиртом и не более. И это устраивает и меня и его.

— Уверена, вы умеете справляться с трудностями. Были у вас проекты, которые нужно было спасать от краха? — увожу тему обратно на работу и Громов припоминает старт какого-то мобильного приложения, который провалился с таким треском, что он подумывал обриться голову и уйти в монастырь.

Отмечаю себе, что это точно нужно оставить, он так очаровательно подтрунивает над самим собой. Но тут же становится серьезным, рассказывая как именно он вытянул продажи. Откровенно любуюсь им, подтянутым, холеным в своей белоснежной шелковой рубашке. Стрелки на брюках, пиджак ровно по фигуре. Голубые глаза следят за каждым моим движением, на губах играет приветливая, чуть насмешливая улыбка, едва заметная из-за бороды.

Надо остановиться, надо… Но вместо благоразумного строго тона, я разглаживаю брюки на коленях, совершенно очевидно поглаживая кожу через ткань. "Полинка, ты играешь с огнем… Не надо", — шепчет мне голос разума, но я так часто слушала в своей жизни именно его, что один разок, всего один чертов разок, хочется послать его подальше.

— Что для вас самое важное?

— Честность. С другими и самим собой.

— Случалось нарушать свои принципы?

— Нет. Не доводилось, — поднимаю брови, показывая что ответ можно бы дать поразвернутее, но Андрей хмурится и кивает на мой блокнот: дальше. Ему неприятно об этом говорить и не удивительно. Мы ведь флиртуем и это уже не спишешь на случайность. Честность… Я выпрямляюсь в кресле, прекращая дразнить его покачиванием ноги. Принимаю строгий деловой вид. Поиграли и хватит. Хватит, Полина!

Интервью мы заканчиваем в спокойном темпе и куда более прохладной атмосфере.

— Супер, и на сегодня все. Пока нам будет достаточно материала, — командует Димка.

— Пока?

— На первый ролик, — невинно поясняет мой монтажный гений.

— Мы проговорили час, — опасно так понижает голос Громов.

— Ну, да. Как раз на пять минут итогового материала и хватит.

Громов резкими движениями вытаскивает провод микрофона из-под своей рубашки.

— Полина, на минуту.

Мы выходим из кабинета. Я с ужасом ожидаю расправы. Каких-то объяснений мол, он прилежный семьянин и все эти игры недопустимы так что не лучше ли будет вам вылететь отсюда пробкой, Полина? Ладони потеют, сердце колотится в груди.

Мы подходим к перилам, ограждающим внутреннюю часть нашего «бублика».

— Я не нанимался часами сидеть и трепаться для ютуба, — отрезает Андрей.

— А! — чувствую, что неуместно показываю свое облегчение. — Андрей, мне от вас нужно три часа на три позиционных ролика. Основная информация о компании. После этого мы переключимся на топ-менеджеров разных отделов и вы уже не понадобитесь.

— Это пустая трата времени, — он раздражен и не факт что из-за съёмок. Но он говорит о моей работе и вот тут уже обидно.

— Вы сказали у меня есть три часа, я потратила пока всего один.

Громов явно кипит, но возразить вроде нечего. Он оглядывает меня, и я понимаю, что вот сейчас он заговорит о нашей…нашем…

— Я сделаю максимум, чтобы вас не отвлекать. Мы постараемся выжать из сырой съемки как можно больше. Вы отлично держались, я уверена Дмитрий сможет сделать многое. Еще один час и все.

Тараторю про работу, буквально умоляя его не начинать этот разговор. Пожалуйста, не надо! Я все понимаю! Правда, все.

— Я обещаю сосредоточиться на работе. Проблем не будет, уверяю вас.

Громов хмурится.

Мы оба понимаем, что прозвучало «не буду я больше флиртовать и заигрывать». Жду, что он кивнет и уйдет в свой кабинет, но он молчит. Стоит смотрит и молчит. Я судорожно сглатываю.

— Андрей?

— Прости, я… вспылил. Я понимаю, для чего мы это делаем, просто мне это не по душе.

— Хорошо, я поняла, — проглатываю обиду. Ему не по душе… наш флирт? Ну, чтож, характеризует его сугубо положительно. Ну а чего я хотела? Что женатый мужчина после недели знакомства распишется в вечной любви? Да и не нужна мне его любовь! Вот еще! Но… что-то мне от него точно нужно. Знать бы еще что. — Один час съемок и я думаю, что вас проинтервьюирует кто-нибудь из цента обучения.

Он колеблется. Наверное, не хочет меня обижать. Все в порядке, ковбой. Не собиралась я влюбляться в тебя как последняя дура.

— У вас хорошо получается. Я становлюсь разговорчив, — и снова он улыбается.

— Только разговоры мне и нужны.

Подтекст так явно висит в воздухе, что каждая фраза может быть и о нашем флирте и о съемках.

— Тогда перестань носить эту помаду. Она будит во мне визуала.

Задыхаюсь на мгновение, а Громов стремительно уходит. Прикусываю изнутри губу, пытаясь задавить улыбку. Боже, ну что за безумие. Перестань! Нельзя! Нельзя!

Но когда после обеда я захожу в туалет, то рука автоматически тянется за помадой обновить… я застываю в нерешительности.

Стереть — значит поставить точку. Все. Пока. Никакого флирта.

Оставить… Что за манящая, опасная неизвестность. Боже, ну подумаешь немного флиртуем! Тоже мне. Все взрослые и все понимают, что между мужчиной и женщиной бывает притяжение и что теперь? Да ничего! На это у нас и есть мозг, чтобы не прыгать в койку каждому встречному-поперечному, верно?

— У нас ничего не будет. Никогда, — тихо шепчу себе в зеркало. Отражение решительно кивает.

Возвращаюсь к нам в кабинет, устраиваюсь за своим столом. Мимо идет Андрей видимо на обед. Бросает на меня быстрый взгляд, отмечает губы.

Секунду мы смотрим друг на друга, снова и снова переживая острые, игристые ощущения. Он проходит мимо.

Улыбаюсь и пожимаю плечами.

Хочу и ношу свою помаду.

Этим вечером задерживаюсь до допоздна. Громов тоже сидит в кабинете и работает. У него полупрозрачная каморка в углу, вся обклеена разными смешными распечатками с принтера.

«Босс думает» «Что накреативил, то и заработал» и прочая ерунда.

Как мне рассказала Лена из нашего отдела, это старая традиция зародившаяся еще в мохнатые года. Раз в год Громов сдирает все и проверяет креативность отдела — за час кабинет должен быть обклеен заново. Поэтому Лена велела мне заранее заготовить пару смешных картинок и цитат, ведь никто не знает когда настанет день чистки.

В восемь он выходит, я еще не закончила. Очень хочется скорее запустить инстаграм, а для этого нужно сделать и согласовать ленту. Одно «сделать» уже не так просто. Сегодня вымаливала несколько часов работы одного из дизайнеров. Понимаю, что в глазах компании я занимаюсь какой-то ерундой. Они-то разрабатывают, продают, а я сториз в инстаграм заготавливаю. Мда, мама моя такого же мнения. Чуть в обморок не упала, когда узнала, что я подалась в такую неблагородную отрасль как маркетинг.

Андрей подходит пролистывая что-то на смартфоне.

— Ролы или пицца?

У меня начинает неистово колотиться сердце, но я героическим усилием сдерживаюсь, чтобы не разулыбаться.

— Вок, если можно.

— Курица? Говядина?

— Курица.

— Угу, — он нащелкивает что-то на телефоне, блокирует. — Чего сидим?

— Инстаграм хочется запустить поскорее.

— Муж не ругается, что задерживаетесь?

— У него сегодня сверхурочная работа.

Громов подкатывает стул на колесиках с Лениного места и садится рядом.

— Выглядит неплохо, — дает он вердикт, глядя в мой монитор.

— Спасибо. Пока наброски.

— Ты молодец. Отлично вливаешься.

Чувствую, что это он говорит мне как начальник, а не как "Андрей, с которым я флиртую".

— Стараюсь. У вас тут здорово.

Отпускаю мышку и откидываюсь на спинку стула, поворачиваясь к нему. Понимаю, что теперь мы уж не поработаем и что пришел с заказом еды он не просто так. А потому что хочет поболтать. И я совсем не против.

— А ваша жена? Не ждет вас дома с борщом?

— У нее сегодня биоревитализация и мне было сказано, что лучше бы мне вовсе не приходить ночевать.

Сглатываю. Так… Все что связано с ночевкой вне дома для нас с Громовым очень опасная и скользкая тема для разговора.

— Это в шутку, разумеется. — поспешно поправляется он. Ну, конечно, в шутку, Андрей, а то я не понимаю.

Мы болтаем о мелочах, Андрей улыбается, я кокетничаю. Ничего не могу с собой поделать, рядом с ним так и тянет побыть девчонкой. Думала, что давно это все осталось в прошлом, но вот ведь.

— Кто ты по гороскопу?

— Боже, ты веришь в эту чушь?

— Телец или Козерог.

— Это все игры разума, ты же понимаешь? Посмотри исследования про общие реакции на подходящие всем вопросы. Ты же маркетолог, ты должна знать как дурить людям головы.

— Я такому не училась. Только кружить головы.

— О, с этим я уверен проблем нет.

У него звонит телефон и Андрей уходит забрать у курьера наш ужин.

Боже, все это становится уже более чем неприличным. Одно дело немного поулыбаться друг другу и совсем другое переходить на откровенный флирт. Убеждаю себя снова и снова, взять сотовый, извиниться и поехать домой. Пусть мне позвонит муж или вдруг возникнет некормленый кот. Что угодно. Просто уезжай, так правильно.

Но муж не звонит, а уезжать совсем не хочется. Мы ведь ничего такого не делаем, просто разговариваем… Но обмануть саму себя не получается. Мы с Андреем Громовым не просто разговариваем.

Он возвращается, достает из бумажного пакета мой вок, себе заказал салат. Удивляюсь.

— Поддерживаю форму. Слишком долго возился с кубиками пресса, чтобы вот так просто отдать их парочке тарелок борща.

— У тебя пресс кубиками? — хитро гляжу на него, подцепляя лапшу палочками.

— Просто стиральная доска, показать?

— Нет уж, спасибо.

Мы оба смеемся, потому что это уже табу и мы понимаем, где черта, за которую нельзя заходить. Обмениваемся взглядами, и наши разговоры все меньше касаются работы и все больше личного. Кто где учился, когда вступил в брак, смешные истории и спортивные секции, мои потуги стать лучшим скрапбукером на Руси, его увлечение тренажеркой.

— Салфетки есть?

Андрей роется в пакете и передает мне. Наши пальцы на одно мгновение соприкасаются и мы оба отдергиваем руки, словно обжегшись. Горячо. Слишком.

— Спасибо, — скорее пытаюсь замять этот эпизод. — Соус, конечно, вкусный, но к платью не подходит по подтону.

— Ты понимаешь, что единственная тут поддерживаешь деловой стиль одежды.

— А ты?

— Я суровый начальник, мне положено.

— Мне надеть платье с рюшами?

— А оно у тебя есть? — скептично щурится Громов.

— Нет. Не люблю всю эту девчоночью требуху.

— И свой шалаш ты обустраиваешь сама. Очень не завидую твоему мужу, Полина.

Поднимаю брови:

— С чего это?

— Рядом с тобой любому мужчине будет сложно. Сложно соответствовать. Ты… довольно высоко задираешь планку.

— Планку чего?

— Мужчины, который хорошо бы смотрелся рядом.

Пожимаю плечами.

— Мой муж отлично смотрится рядом. Показать фотки?

— Давай, — неожиданно соглашается Громов. Я удивляюсь, вообще-то я пошутила. Но отступать не стану, беру телефон, открываю галерею и смотрю последние фото. Листаю, листаю… листаю… Фоток с Сашей нет.

— Лучше в инстаграм… — голос у меня как-то подсип. Раньше мы с ним фоткались чаще, по всяким дурацким поводам, лежа на диване, а теперь… Это брак, а не первая неделя отношений.

— Вот, — отдаю Андрею. Он внимательно смотри на наше общее фото с мужем со свадьбы друзей. Года три назад сделано.

— Хм… — хмурится. — А ты изменилась.

— Да? — пытаюсь заглянуть в телефон, но Громов отодвигает его. — Можно полистать?

— Это же инстаграм. Можно, конечно.

Он скролит ленту.

— Ты словно другой человек. Похорошела.

Смущенно опускаю глаза. Да, я похорошела. После того как стала общаться с интересными, современными людьми, ходить на курсы и тренинги, повышать квалификацию. Все это не было похоже на волшебное преображение. Не так это все в жизни происходит. Но день за днем, сталкиваясь с новыми людьми, я стала замечать, что одежда моя не так идет мне, что бижутерия безнадежно устарела, а макияж я не меняла с восьмого класса школы. Как научилась подводить глаза, так и живу. И я стала это менять. И все получилось.

— Меня старую ты бы на работу не взял.

— Конечно. Такую? — он показывает мне фото, где у меня челка бахромой и пиджак в ужасающую бежево-зеленую клетку. Совершенно не мои цвета.

— Я оставила их себе на память, а не чтобы ты глумился.

— Врешь, ты оставила это чтобы люди видели путь. Никто из нас не ценит, если человек тридцать лет поддерживает себя в идеальной форме. Но если он похудел на тридцать килограмм — о, да! Это мы замечаем. Устройство нашего мозга, реагируем на перемены. А статика не интересна.

— Статика… надежна. Привычна. Безопасна. — мне почему-то кажется что мы говорим о наших браках.

— Да, — не спорит Андрей. — Но иногда ты видишь что-то другое и оно тебя манит. Не стоит поддаваться новизне. Глупо это. Так ведь?

Сглатываю, прежде чем ответить.

— Да. Так.

Он смотрит на часы.

— Давайте на сегодня закончим, Полина, — резкий переход на «вы» не ускользает от моего внимания. — Вас подвести?

— Я на машине.

— Ах, да. На милом фордике. — Андрей как будто смущен.

Мы шуршим обертками от наших ужинов, кидаем их в мусорку. На языке какая-то горечь, а в груди неясный комок.

Все правильно и он совершенно прав. Да, мы немного пофлиртовали и мило поболтали, и на этом все. Таков был уговор.

— Я пойду помою руки, — пальцы в соусе.

— Да, и мне не помешает.

Офис уже заснул, погасили основной свет и в красивых декорированных нишах с живыми растениями едва тлеют искры ночников. Где-то беспрестанно жужжат пылесосы и гудят сервера Вектора. Мы идем с Андреем в сторону туалетов и сердце отчего-то набирает бешеные обороты. С чего бы? Мы ничего… ничего такого. Ничего не будет и даже головы не поднимай, чтобы ненароком не показать ему, что ты хочешь чего-то еще!

Женский налево, мужской направо.

Я делаю шаг и исчезаю за дверью. На мгновение замираю. Что если Андрей шагнет за мной? Хочу ли я этого? Не знаю. Все что чувствую — шум крови в ушах и безумное волнение. Не знаю! Хочу, чтобы он решил… Тогда это будет не совсем уж мое падение. Но чего я хочу? Ничего! — тут же одергиваю сама себя. — Ничего не хочу, ничего! Господи, Полинка, до чего ты тут дошла! Немедленно домой! Немедленно!

Наплевав на макияж смачиваю щеки водой. У меня глаза как у дикой кошки, зрачки расширены, а дыхание рвет пуговицы на строгом платье. Боже… Позор какой. Нужно срочно, немедленно убежать! Бежать отсюда!

Споласкиваю дрожащие руки, вытираю полотенцем и нервно поправляю прическу. Ну, все. Все. Успокойся, девочка. Успокойся. Ничего не будет.

Я выхожу и застываю. Напротив двери в женский туалет стоит Андрей. Стоит так, словно все это время он стоял тут и никуда не сдвигался. Замираю. Мы смотрим друг на друга, я вижу тьму в его глазах. Так не бывает, они же голубые, светлые. Но только не сейчас. Я слишком часто дышу, все это не должно происходить. Он шагает ко мне и я пятясь спиной захожу в тот самый туалет с приятной музычкой и итальянской плиткой.

Скажи, скажи ему! Останови!

Дверь мягко захлопывается. Андрей берет мое лицо в ладони. О, нет! О, нет! Нет…

Первый поцелуй обжигает нас обоих. Боже, нет! НЕТ! Не должно было дойти до такого. Хватаю его за лацканы, алчно подставляя губы, раскрываясь под его напором. Бери… пожалуйста, бери…

Он напорист, умел, в меру нежен, пахнет так приятно, держит так осторожно. Мы горим, оба. Так сильно, так безумно. Его язык и губы, колючая борода. Холод кафеля в спину, хриплый шепот:

— Боже…

Я отвечаю стоном. Не могу сказать ни да ни нет. Не хочу нет, и не решаюсь на да…

Целуемся, очень жадно, с воровской отчаянностью. Мы знаем, оба знаем, что нам нельзя. Это плохо… так чертовски плохо…

Он прижимается ко мне, а я к нему. По телу бежит огонь, я чувствую как меня выгибает в пояснице, словно гулящую кошку. Андрей… Не надо…

Он выпускает мои губы. Услышал? Мы часто и тяжело дышим, не отстраняясь. Нас колотит. Сильно, болезненно колотит обоих. Очень опасно. Не помню когда последний раз так сильно кого-то хотела.

— Извини, — хрипит Громов.

— И ты меня, — у меня выходит какой-то лепет, словно я только что не поцеловалась, а кончила.

Громов отпускает мою талию отстраняется.

— Я… я правда сожалею. Это не повторится. Извини, пожалуйста. Прости. До… — он спотыкается, — до завтра.

— Подожди!

Андрей оборачивается.

Я выхватываю несколько салфеток из держателя и подхожу к нему.

— Помада. Дай сотру.

Он насуплено кивает. Стираю следы нашего преступления с его губ.

— Тебе не нужны проблемы. Мне тоже. Я… Прости. Я постараюсь больше не… — просто выкидываю салфетки в урну, не находя слов.

— Да, — отрывисто соглашается он. — Спасибо, Полина. Извини еще раз.

— Неужели было так плохо? Столько извинений, — мне становится немного обидно.

— Не дразни меня, — голос у Андрея низкий и хриплый. На секунду я представляю как мы запираемся в кабинке и трахаемся, вот прямо здесь и сейчас. Быстро, яростно, глуша стоны… Один разок, никто и не узнает…

У Андрея в глазах мелькает темнота, он тоже думает об этом, тоже.

— Спокойной ночи. До завтра. — отворачиваюсь с деловым видом. Мне нужно привести губы в порядок, прежде чем отсюда выходить.

— Пока.

Громов уходит. Я стою одна глядя в зеркало. Доигралась? Стираю размазанную помаду. Доигралась! Потеряешь работу! Потеряешь мужа! Потеряешь самоуважение!

Голос в голосе подозрительно напоминает мамин.

Как же Андрей потрясающе целуется…

Эта мысль, ужасная крамольная веселая, вспыхивает как фейерверк в ночном небе самобичевания. Я смеюсь и закрываю лицо ладонями.

Ладно, мне черт побери двадцать восемь лет, а поцелуй считался чем-то важным только в десятом классе школы. Так что подотри сопли, дурочка, и езжай домой, к мужу.

Грустить у меня не получается. Мне весело, хоть это и очень и очень стыдно.

— Больше у нас ничего не будет, — снова обещаю своему отражения. Но на этот раз уже не слишком верю собственной клятве.