Андрей
Сажусь в машину и еду домой. Шесть утра дороги пустые. Гоню себе. Нахватал штрафов наверное, но кому не насрать.
В жопе, ты Громов. В полной и беспросветной. Доигрался. Приоткрыл свой ящик пандоры, поздравляю. А там на дне вон оно что.
Что?..
Да черт побери откуда я знаю! Только вот от нашего расставания с Полиной у меня душа наизнанку. Как будто не к любимой жене еду, а от любимой…
Так, Андрей. Соберись, мать твою. Это просто был хороший секс, а ты не привык или вернее отвык, разделять хороший секс и нечто большее.
Поэтому плотно закрой рот, подотри сопли и езжай домой, к жене. А Полину в понедельник попроси с должности. И все. С глаз долой, из сердца вон. Черт с ней, с кошкой. Пусть гуляет сама по себе где хочет и с кем хочет.
Злюсь на нее до звезд перед глазами. А чего злюсь — сам не знаю. Только все сильнее на газ давлю как придурок.
Шесть тридцать я дома. В душ сходил в отеле, но одежду презирая свой мелочный страх сую в мешок с эмблемой прачечной. Сжечь бы все надо, а не просто почистить.
Наверное надо завалиться спать. Лиза вчера осталась у друзей за городом, отдыхает. Во сколько приедет понятия не имею, может и всю субботу там проторчит.
Но только зайдя в спальню, поглядев на нашу супружескую кровать, где Лиза столько ночей у меня под боком проспала, я как от приведения пячусь вон.
Так, возьми себя в руки, Андрей. Соберись, мать твою. Ну изменил, ну бывает. Тоже мне событие. Да большая часть мужиков изменяет женам. Просто ты такой дурак, так долго тянул, что теперь это кажется чем-то страсть каким важным.
Иду на кухню варю кофе. Мне кажется что от меня пахнет Полей. Ее запах въелся в меня. Или это просто глюки?
Блять, Громов, как же ты так влип, а?
Рассчитаю в понедельник. Она все еще на испытательном. И пока. И точка.
Говорю себе и сам не верю. Ни хрена ведь не рассчитаю. И не отпущу. Влип я. Влюбился я в нее.
Бляяять….
Сижу сжав голову руками за столом на кухне, когда в двери поворачивается ключ. Принимаю невозмутимый вид, а сердце так и грохочет в груди.
«Изменник… предатель…»
— Ой, привет котик. А ты чего так рано подскочил? — Лиза сгружает спортивную сумку с плеча и прыгает на одной ноге, стряхивая кроссовки. Смотрю на нее и задыхаюсь от нежности. Люблю ее, очень. И давно люблю. И вот эти руки ее с маникюром, и волосы перетравленные, и даже чертовы силиконовые сиськи. Люблю. Но… не так уже. Не так как надо любить жену.
— Привет, зая, — голос у меня хриплый, но может ведь быть со сна, так ведь. — Да вот… — и больше у меня слов нет.
— У меня депиляция в одиннадцать, вот я и примчалась, пока все не встало в пробки. Ну чего там твои листовки? Согласовали?
Листовки? Не понимаю о чем она. Ах, да! Работа!
— Да.
Вру. Просто не помню, согласовали мы там чего или нет. Помню Полю на столе переговорки. Помню ее голос, помню цвет кожи, запах.
Лиза подходит и нежно чмокает меня в макушку.
— Пошла в душ.
— Я тебе изменил.
Секунду висит тишина. Потом она тараторит дальше.
— У Ленки в ее доме такой бедлам, решила не сливать весь их бак на себя, а то мои волосы пока промоешь, пока оттеночным, пока маской. В общем, до дома дотерпела. Приготовь чего-нибудь поесть, ладно котик? Я мигом.
Хлопает дверь ванны и я остаюсь один. Пару минут шумит вода, звенят кольца на занавеске. Потом спектакль прекращается. Дверь открывается, и Лиза в маечке подходит и, не глядя на меня, останавливается у стола.
— Что ты сказал? — голос у нее тоненький, дрожит. И я ненавижу себя в этот момент. Просто ненавижу. Удавил бы, суку.
— Прости.
Она держится стойко. Садится за стол и забирает мою кружку. Заглядывает внутрь.
— Кофе свари жене.
Встаю, достаю чашку, тыкаю в кнопку на машине.
Это дает нам еще пару минут.
— Спасибо, — Лиза на меня не смотрит. Наверное, умру, если посмотрит. Даже сейчас она меня бережет. — Мда, не так я планировала провести субботу, — улыбается. — Насколько все серьезно?
— Это было один раз.
— Сегодня?
— Да.
Она попивает кофе. Жду вопроса «кто эта шлюха?!», но его нет.
— Ясно. Хорошо. Вот что мы сделаем, — она глубоко вздыхает и выдыхает. — Ты сейчас соберешь вещи и уедешь. Мне все равно куда ты пойдешь, — сглатывает. — Видеть тебя не хочу. Илья будет меня представлять, так что себе адвоката ищи сам.
Илья Берский наш «семейный» адвокат. У меня от ужаса шевелятся волоски на руках.
— Лиза… — повисшее в воздухе слово «развод» пугает меня до чертиков. Просто парализует. — Ну о чем ты говоришь. Это было один раз и… больше не повториться. Никогда.
Она, наконец, смотрит на меня и я вспоминаю, почему женился на этой девушке. Из всех них, кого я потрахивал в молодости эта одна могла вот так на меня посмотреть — без страха, раболепия, заискивания. Как равная на равного. Она действительно могла быть моей спутницей до конца моих дней. И я все просрал.
— Громов, — говорит с насмешкой. — Ты считаешь, что можешь сообщить мне, что трахаешься на стороне и я просто это проглочу и буду дальше твоей милой женушкой? А давай-ка по-другому, дорогой. Я тебя обдеру, сраный ты хер. Забыл на кого недвижимость оформлял? На мою маму дорогую. Так что пошел собирать вещи и выметайся отсюда на все четыре стороны.
Она салютует мне чашкой и улыбается. Но я не верю.
— Только раз. Было всего один раз и я тебе не вру.
Лиза смеется и в голосе слышу слезы. Господи, за все платить приходится, но отчего же вот так больно.
— Хватит, Андрей. Себе-то не ври. Не спишь ты просто так. Значит она тебя зацепила. По-настоящему. Думаешь я не знаю обо всех этих курицах, которые на тебя вешались за эти годы? Думаешь я не узнала, если бы ты мне изменял? Боже, Андрюша, да за кого ты меня принимаешь, а? — качает головой. — Давай, собирай манатки и сваливай.
— Лиза…
— ПРОВАЛИВАЙ ОТСЮДА!! — кричит она и гневно швыряет кофе на пол. Чашка в осколки. — ВОН!! ПОШЕЛ ВОН!!
Встаю и иду в спальню. Гнев и раздражение делают все легким. Легко вытащить чемодан, кинуть на кровать и начать бросать туда веще. Сорочки, пиджаки, брюки. Спортивки и белье ворохом. Чистенькое все, отглаженное. Домработница у нас, налаженный быт. Семья. А теперь вот что у меня есть — чемодан. Ну и стоило оно того, Андрей? Откуда мне знать! Я просто зол. На себя, на Лизу, на Полину на все на свете. На драный рассвет и чертов закат, на то что земля, мать ее, круглая. Все вызывает во мне злость.
Лиза влетает в комнату в слезах и виснет на моем плече.
— Андрей!
Я слишком зол.
— Ты сказала вон, я пошел вон! — бросаю в чемодан тряпки.
— Андрееей! Андрей! — ревет, цепляется за меня и, конечно же, я останавливаюсь. Прижимаю к себе, глажу по голове. Лиза безутешна, ревет как будто кто-то умер. Так и есть. Брак наш умер. Не склеишь теперь.
Сажусь с ней на постель, Лиза котенком у меня на груди. Битый час ревет и никак не остановится.
— Ну хватит тебе… Лиз… ну что мне сделать?
Воет мне в футболку. Крохотная, жалкая, моя сильная Лиза. Ну хоть самому вой.
Наконец, успокаивается. Всхлипывает и медленно глубоко выдыхает.
— Давно уж пора было…
— М?
— Мы… мы ведь остыли, Андрей. Катились себе как по рельсам, но на деле… — она неловко показывает что-то рукой. — Я тебе еще в том году изменила.
Наверное вчера это было бы для меня ударом. А может и нет. Не знаю почему сейчас это так безразлично.
— С кем? — а вот я не удерживаюсь от этого вопроса.
— Да какая разница с кем?
И правда, никакой.
— Просто, я тебя все равно люблю, понимаешь? И я… я не знаю как без тебя жить.
И я не знаю как жить без Лизы. Не знаю. И уже сто раз малодушно пожалел, что не смолчал. Принципы, мать твою, честность. Да кому она нахрен нужна. Лиза вон смолчала и ничего ведь? Протянули лишний год. А я… мудак и есть.
— И я тебя люблю, Лиз. Очень люблю, — целую в лоб.
— Угу. Останемся друзьями, — икает она нервно.
— Ну… точно не чужими.
Мы продолжаем сидеть обнявшись, и я понимаю, что мы просто не можем решиться. Я отпустить ее, она отпустить меня. Сейчас мы встанем и начнем рушить нашу жизнь. Делить наш с ней дом, друзей, деньги. Придется всем сообщать, что мы расходимся. Слушать бесконечные соболезнования и ахи родителей. А потом…жить в одиночестве. Боже, как же это страшно!
А может сейчас притворится? Может еще не поздно? Черт с ней, с трещиной, склеим как-нибудь. Забудем это утро и притворимся снова счастливыми.
— Может… забудем и…
— Какая же ты тряпка, Громов! — и Лиза первая отстраняется и слезает с постели. — Фуууу… Блин, какой же это все геморрой. Ладно, разведемся по согласию. Имущество поделим полюбовно. Квартиру я заберу, это без вариантов. Но дом и тачку так и быть, тебе с барского плеча оставлю. Радуйся, говнюк.
— Это я говнюк? Шлюха! — ерничаю я.
- Я по крайней мере сумела рот на замке держать, а ты как всегда!
— Да, я как всегда.
— Про нее мне ни слова не говори. А то знаешь, не дай Бог, психану да зарежу. Не хочу знать.
— Не о чем говорить.
Лиза смеется.
— Приготовь завтрак, Андрей. Я упакую тебе вещи.
Выхожу из спальни. Лиза с деловым видом вытряхивает все из чемодана и начинает складывать обратно аккуратно.
Готовлю яичницу на скорую руку и слышу как она застегивает молнию.
Вжжжжжжиииииик.
Последние фанфары моему тринадцатилетнему браку.
Стоило оно того, Андрей? — снова и снова шепчет мне мой страх. Ответа у меня нет.
Полина
Приезжаю домой, переодеваюсь и начинаю убираться. Жажда деятельности, болезненная, ненормальная нервная, трясет меня.
Мою окна, двери, выгребаю все из кухонных ящиков. Трясу шмотки, выкидываю старые. В коридоре растет гора мусорных мешков. К обеду валюсь с ног от усталости. Включаю ютуб и смотрю каналы, на которых подумывала брать рекламу для вектора. Выключаю. Лежу на диване и пялюсь в потолок.
В пять открывается входная дверь. Сашка приехал.
Я сажусь и приглаживаю волосы.
— Саш?
— Я.
Копается в прихожей. Раздевается. Входит в гостиную.
— Привет, — наклоняется и чмокает меня в губы. — Ого, ты тут смотрю генеральную уборку затеяла.
— Да. Саш, у меня к тебе разговор.
— Да? У меня к тебе тоже один есть.
Меня продирает испугом. Он знает! Он понял! Почувствовал!
— Д-давай ты первый.
— Дай хоть в душ схожу.
— Голодный? — я подрываюсь на кухню.
— Голодный, вообще-то, спасибо, что вспомнила, жена.
Смеюсь. Сашка уходит в душ, и улыбка моя тает. Жена… Такая вот я жена. На передок слаба. Немножко потрахалась с другим, с кем не бывает.
Он выходит в домашних трениках, садится есть. Я еще в четверг котлет нажарила, так вот и подъедаем.
— Ну чего там у тебя? — не могу терпеть. Стыд и страх жгут меня изнутри. Понимаю выражение «на воре и шапка горит».
— Ты лучше сядь.
Сажусь. Господи он знает! Он знает! Откуда?! Увидел меня в отеле? Не он так кто-то другой? Увидели, доложили! Боже…
— Полька, ты только не переживай, окей? Обещаешь?
— Обещаю, — голос у меня дрожит как тростинка на ветру.
— Я банкрот.
Моргаю несколько раз.
— Банкрот?
— Бизнес мой все. Тю-тю. Кассовый разрыв, срыв поставок. Возврат денег за заказы, репутация в жопе. Все… Банкрот я, Поля. Прости.
Сижу, молчу, хлопаю глазами. Подскакиваю и с силой бью его по плечу.
— Ты дурак что ли?! Напугал до чертиков! Думала, умер кто! А у него бизнес! Ну и срать мне на этот бизнес! Новый заведешь. Господи, вот же придурок! — хожу, киплю, возмущаюсь и вижу как Сашка медленно так оттаивает. Господи, он в этот бизнес десять лет вкладывался, столько сил и времени, а теперь вот так… бац и все.
— Прости, что бурчал. Ты тут работу хорошую нашла, а я по миру вот-вот пойду. Вот и бесился.
— Ну ты и дура-ак!
Он протягивает руки, и я подхожу. Зарывается носом в живот.
— Полька… Люблю тебя больше жизни, веришь?
— Верю, — улыбаюсь и глажу его по макушке.
— Мы же прорвемся, да? — поднимает на меня глаза. И я говорю то, что должна сказать жена.
— Конечно, прорвемся, Саш. А как иначе?
Он зарывается мне в живот и крепко-крепко сжимает в объятиях.
— А у тебя там чего?
— А… — отвожу глаза. Я хотела сказать, что увольняюсь из Вектора. Плевать на карьеру, плевать на зарплату. Подальше от Андрея Громова и всего, что происходит со мной рядом с ним. Только вот теперь я кормилец семьи, выходит. — Да ерунда. Хотела шторы менять в спальне. Хочу римскую.
— Ну теперь с ремонтом придется повременить.
— Ничего, выкрутимся. Ты у меня голова.
— Да?
— Конечно. Стала бы я иначе за тебя выходить.
Саша доедает и идет мыть тарелку. Его наконец прорывает и он рассказывает мне все: как его детище за последние полгода скатилось в полный ноль, а жена стала высокооплачиваемым маркетологом в модной фирме.
Мы сидим на диване в обнимку и я давлю в себе все мысли о вине и своем ужасном грехопадении. Потому что не важно с кем я была этой ночью. Важно кому я нужна. И я нужна Сашке. Мужу своему нужна.
Вечером, в нашей супружеской постели, он особенно нежен и пылок со мной. А я заледеневшая, словно с чужой кожей, ничего не чувствую. Потому что… не могу себе простить. Той вчерашней ночи.
— Ты чего? — встревоженно спрашивает он и нежно целует. — Голова болит?
— Прости. Убиралась сегодня совсем сил нет.
— Ну и чего молчишь? — смеется муж, целует и тут же сползает с меня и устраивается рядышком. — Значит спим.
— Угу.
И мы спим. Смотрю на него и нежно любуюсь. Мой Сашка… На носу у него горбинка, сломал в юности. Волосы короткие, светлые. Ресницы пушистые-пушистые, дразнила что как у девушки. А глаза зеленые… Мой красавец, мой мужчина мой муж. С которым у меня дом, с которым мое будущее, от которого я рожу детей. Мы давно все распланировали. Мы всегда были к друг другу очень серьезны, а то что у нас иногда есть проблемы, так у кого их нет, так ведь?
Я ни за что не брошу его. Потому что он мой самый дорогой и родной человек. Он моя семья и я очень-очень ему нужна сейчас.
Сашка спит на животе, всхрапывает и отворачивается. Мне немножко одиноко в нашей супружеской постели и я кутаюсь в одеяло. Ну… да, изменила. И ничего. Он никогда не узнает, а я уж как-нибудь справлюсь с тем, что мне придется работать с Андреем.
От воспоминаний о нем по телу бегут сладкие мурашки, а в груди комочком сжимается страх. Меня пугает тот последний поцелуй. Он… что он хотел сказать? Неважно! Ничего не хотел! Он хотел отравить мой брак, вот чего он хотел и у него выходит. Утыкаюсь лицом в подушку, ругая себя на чем свет стоит. Шлюха, кошка гулящая! Ну почему меня так к нему тянет? Почему мне было так с ним хорошо? Это нечестно! НЕЧЕСТНО что секс с мужем не такой, как с Андреем.
Но жизнь вообще нечестная, так что теперь придется с этим жить. Я пододвигаюсь к Сашке и сама устраиваюсь рядом. Вдыхаю его родной запах. Вот моя жизнь и мне в ней хорошо.
А все остальное нужно забыть.