Запретное влечение

Автор: Anika1 (http://ficbook.net/authors/455079)

Беты (редакторы): Omnividente (http://ficbook.net/authors/486053)

Персонажи: Уилл/Миа

Рейтинг: NC-17

Жанры: Гет, Hurt/comfort

Предупреждения: Инцест

Размер: Макси, 179 страниц

Кол-во частей: 22

Статус: закончен

Описание:

Брат и сестра. Узы, скрепленные на небесах. Будучи всегда вместе: от возни в детской песочнице до поступления в один институт; они очень тонко чувствуют друг друга. Душевная близость, нежность, забота и взаимопонимание — все эти чувства взращены в них с младенчества. Но что будет тогда, когда к этим чувствам примешается непреодолимое влечение и страсть? Слишком запретное влечение…

Публикация на других ресурсах:

ЗАПРЕЩЕНА.

Дорогие читатели, я прошу вас уважительно относиться к чужому труду и не публиковать на различных сайтах то, что вам не принадлежит. Имейте совесть и давайте будем поступать по-человечески. Если уж сильно горит, то хотя бы ставьте в известность Автора.

Пролог.

В детстве нам часто кажется, что весь мир у наших ног. Рядом всегда любящие родители, которые придут на помощь в любую минуту и так или иначе купят всё же ту красивейшую куклу, что так тебе приглянулась. Стоит только прикрыть глаза – и ты тут же попадаешь в сказку, сотканную из твоей безграничной детской фантазии. Да, детство – это, определённо, самое беззаботное время в жизни. Будучи взрослым, понимаешь, что ничего не падает тебе с неба за невинную улыбку и умоляющие большие глаза. Более того, даже если ты приложил для достижения своей цели массу усилий, никто не даст тебе гарантий, что всё будет так, как хочешь ты.

Ты растёшь, и вместе с тем растёт твоё мышление. Желания становятся более зрелыми, а мечты спускаются с небес на более или менее достижимый уровень. Осознание того, в какую западню ты попал, приходит чуть позднее.

А ещё рано или поздно наступает момент, когда у тебя пытаются что-либо отобрать. Просто так. Лишь оттого, что это пришлось кому-то по душе. Я отчётливо запомнила этот самый момент, когда впервые ощутила посторонние нападки.

Прислоняюсь лбом к холодному стеклу и прикрываю глаза, мысленно возвращаясь в далёкое детство…

Флешбэк

– Отпусти! Ты что, сумасшедшая?! – кричит девочка семи лет, вырывая из крепкой хватки маленьких пальчиков свои длинные волосы.

– Больше не говори такие глупости! – отвечает ей малышка Амелия и кривится от пощипывающей боли в плече.

– Но это правда! Уилл любит меня больше, чем тебя. Ай! – снова пищит хрупкая девочка и сильнее впивается ногтями в плечики соперницы. – Мы ходим в один класс и держимся за руки! Отпусти меня, глупая!

– Забери свои слова обратно!

Девочки вновь тянут друг друга за волосы и щипаются настолько, насколько вообще хватает сил в их возрасте. Наконец заметив детскую потасовку, взрослые оттаскивают малышек на безопасное расстояние и начинают отчитывать.

– Мам, она бешеная! – хныкает светловолосая девчонка. – Наверное, её укусил этот их толстый пёс!

Малютка помладше снова подрывается с места, но её вовремя перехватывают руки матери. Она не плачет, лишь стискивает зубы и сжимает свои крохотные пальчики в кулачки.

– Домой Амелия, немедленно! – слышит она строгий голос матери, что бывал таким только в тех случаях, когда всё слишком серьёзно.

Мать берёт её за руку и тянет за собой, минуя качели и песочницу детской площадки. Она покорно плетётся следом, изредка озираясь назад и бросая ненавистный взгляд на ревущую взахлёб девочку. Впервые ей совсем не стыдно за содеянное.

Стойко перенеся нравоучения мамы и оглашение вердикта, девчушка по-прежнему не роняет и слезы. Но зато она видит едва сдерживающую слёзы мать и огорчённый взгляд отца, и от этого становится не по себе. Ей хочется кричать от несправедливости и как минимум вырвать клок волос той лгунье, благодаря которой её любимые родители расстроены. Но вместо этого она послушно соглашается со всеми приготовленными для неё наказаниями и отчаянно ищет глазами свою неизменную поддержку…

Когда же дверь в её комнату отворяется, малышка вскарабкивается на свой излюбленный подоконник и утыкается личиком в счёсанные коленки. Она изо всех сил старается не плакать, но по её щекам всё же скатывается несколько горьких слезинок.

Спустя несколько мучительно долгих минут дверь её комнаты снова распахивается. Не слыша ничего вокруг, малышка по-прежнему бесшумно плачет. И только тогда, когда её хрупких плеч касается чья-то рука, она стихает и поднимает своё опухшее личико вверх.

– Иди ко мне, – слышит она родной голос брата и мгновенно бросается в его объятия.

Он берёт её на руки и опускается на кровать, усаживая девочку к себе на колени. Она больше не всхлипывает, а лишь утыкается носом в его шею и изредка всхлипывает.

– Зачем ты подралась с Эшли, Мими? – немного погодя спрашивает её светловолосый мальчик.

– Уилл, она сказала, что ты любишь её больше меня! – восклицает она, вытирая нечаянные слёзки рукавом.

– И ты поверила ей?

– Нет! Просто мне стало так плохо… У Эшли такие длинные, красивые волосы. А ещё она сказала, что вы держитесь за руки!

– Миа, твои волосы красивее, – отвечает ей брат и приглаживает её спутанные каштановые кудри. – А держаться за руки нам сказала миссис Бенсон, ведь мы репетируем танец первоклассников!

Девочка опускает глаза и задумчиво вырисовывает пальчиком узоры на летних шортах брата. Ей стыдно, но Эшли ей по-прежнему не нравится.

– Мими, хватит грустить! Ты первая в списке тех, кого я люблю, – с лёгкой улыбкой на губах произносит Уилл и обнимает сестру ещё крепче.

– Даже выше мамы? – удивляется она.

– Я люблю родителей, но в этом списке ты стоишь выше них, – пожимает плечами мальчик и улыбается ещё шире.

Девчушка расплывается в ответной улыбке, которую прячет на плече у старшего брата, и, растерявшись, отводит смущённый взгляд в сторону.

– Я тоже люблю тебя, Уилл. Даже больше, чем клубничное мороженое.

Брат смеётся и стискивает её в своих объятиях, попутно начиная щекотать. Комнату тут же наполняет радостный девчачий смех, который напоминает мальчику звон серебряных колокольчиков. Девочка вырывается из его тисков и убегает в другой конец комнаты. Но Уилл вмиг догоняет сестру и захватывает её в кольцо своих рук.

– Обещай, что всегда будешь рядом, – вдруг говорит малышка и смотрит на него умоляющим взглядом.

– Конечно, Мими. Всегда, – через несколько минут серьёзно произносит он.

Конец флешбэка

Так всё и было… Мы с братом встречали все невзгоды и горести плечом к плечу и делили одну радость на двоих. Всегда. Мы были и по сей день остаёмся одним неделимым целым. И если вы спросите, чего я хочу больше всего на свете, то я отвечу не раздумывая: «Просто чтобы Уилл был счастлив…»

Глава 1.

POV Миа

Солнечные лучи пробиваются сквозь тонкую ткань занавески. Они слепят, заставляя мои пушистые ресницы трепетать. Морщу нос от щекочущего ощущения и накрываюсь с головой одеялом. Душно. Отчаянно пытаюсь уловить ускользающий от меня чуткий сон, но, кажется, он окончательно испарился под гнётом утреннего солнцепёка. Издаю мучительный, протяжный стон и вылезаю из-под одеяла наружу. Мой сонный взгляд падает на часы, стоящие на прикроватной тумбе: девять утра. Серьёзно? Хотя стоит ли удивляться? Ведь под чарующие ароматы, доносящиеся с кухни, я всегда подрывалась к завтраку первой.

Сдав все хвосты в университете, я всё-таки «домучила» свой первый курс. Наступили первые деньки моего заслуженного отдыха, поэтому я без раздумий приехала в Карроллтон к родителям. Первый год моей самостоятельной жизни был позади, и теперь я с твёрдой уверенностью могла сказать, что выпечка мамы бесценна ровно настолько, насколько редка тишина в комнате моего общежития.

Признаться, год этот выдался мучительным. Мне приходилось уживаться со своими эксцентричными соседками, хорошо учиться и, что самое сложное, привыкать к долгому отсутствию Уилла. Мы учились в одном институте, но, как ни странно, виделись нечасто – раз или два в неделю. И это было чертовски тяжело, учитывая, что прежде, в Карроллтоне, мы жили вместе и всё своё свободное время проводили так же вместе.

Теперь же приходилось свыкаться с тем, что имели. И, безусловно, давалось мне это нелегко. Мне казались весьма плоскими шутки Жанин, а Райли, казалось, не умолкала ни на минуту. Что касалось моей личной жизни, так здесь был полный провал. Чуть больше двух месяцев я встречалась с одним парнем со своего курса… но на прошлой неделе моему терпению пришел конец. Нет, не то чтобы Колин был таким уж негодяем, просто я не любила, когда кого-то в моей жизни становилось слишком много. Мой бывший парень же был другого мнения, и, как мне кажется, его навязчивость всё и погубила.

Тёплые и романтические отношения закончились уже после первых двух недель. Мои соседки по комнате были очарованы Колином: его умением ухаживать, внимательно слушать собеседника и просто врождённым обаянием этого парня. Но мне этого было так чертовски мало! Да, из крайности в крайность. Ему не хватало чего-то особенного. Именно того, что дарил мне мой старший брат, – уюта и защищённости. С Уиллом всегда было так. Наверное, всё это шло из детства, как и все наши комплексы или переживания. Девочки сравнивают своих избранников с отцами, а мальчики – с женщиной, что подарила им жизнь и воспитала. Я же сравнивала всех своих парней с Уильямом. Было ли это правильно? Я не знала. Но в чём я точно была уверена, так это в том, что ни один мой ухажер не мог и близко сравниться с Уиллом.

Весь прошедший год меня не покидало чувство дискомфорта. Словно у меня отобрали что-то очень важное. Жизненно важное. И без этой части я будто неоконченный пазл. Незавершённая.

Тяжело выдыхая, я всё-таки выбираюсь из тёплой кровати, находиться в которой стало невыносимо жарко, и, зевая на ходу, двигаюсь в сторону ванной комнаты. Прохладные струйки воды освежают и окончательно рассеивают мутную пелену сна. Кончиком полотенца вытираю запотевшее стекло и разглядываю своё отражение. Влажные каштановые пряди едва доходят до плеч. Тёмно-зелёный цвет глаз, который мне никогда не нравился… (Ещё в детстве я хныкала, сетуя на то, что мне не достались светло-голубые глаза Уилла.) Слишком маленький рост, который вечно заставлял меня комплексовать, почему я и носила всегда ненавистные мне каблуки… Внимательно продолжаю рассматривать своё отражение в поисках тех плюсов, о которых мне всегда твердил старший брат.

Но почему-то уверенность в себе приходила лишь тогда, когда он был рядом. Тогда всё вставало на свои места.

Расчёсываю волосы и убеждаю себя, что скоро всё станет легче. Буквально на днях должен объявиться Уильям, который сейчас проходит очередные выездные курсы по фотографии. Да, мой брат – начинающий фотограф. Он и вправду имеет уникальный талант ловить моменты и запечатлевать их на своих снимках. Здесь, в доме родителей, у него даже имеется в подвале своя фотолаборатория, где при тусклом тёмно-красном свете мы не раз часами зависали и самостоятельно проявляли фотографии. Однозначно, всё это куда более увлекательно, чем нынешние цветные принтеры. Хотя, признаться, заниматься с Уиллом мне интересно абсолютно всем…

Спускаясь по лестнице, я слышу снизу чьи-то голоса. Моё сердце подпрыгивает, когда сквозь восторженную мамину речь я разбираю знакомый приглушённый смех. Чуть ли не спотыкаясь о ступеньки, я ускоряюсь и вбегаю в просторный холл, где заботливые родители уже успели окружить своё старшее чадо.

– Бог ты мой, Уильям, как же ты вымахал! – восклицает мама, увлекая высокого парня в свои радушные объятия.

Становлюсь в дверном проёме и терпеливо жду, когда же заскучавшие родители насладятся видом своего возмужавшего сына. Меня одолевает ничуть не меньший восторг при виде этой светлой шевелюры, отчего уголки моих губ взмывают вверх. Уилл целует маму в обе щёки и вручает ей простенький букет её любимых фрезий, крепко обнимается с отцом… и его глаза внезапно встречаются с моими. Я, не прекращая улыбаться, машу ему ладошкой и замечаю, как его лицо озаряет широкая и счастливая улыбка. Переминаясь с ноги на ногу, я томлюсь у двери. Родители наконец замечают меня, когда Уилл отстраняется от отца и направляется ко мне. Лёгким движением рук брат подхватывает меня за талию и сжимает в объятиях. Мои босые ноги тут же отрываются от земли и болтаются в воздухе, пока Уилл щекочет мне лицо своей щетиной, отчего весь холл наполняется моим истеричным хихиканьем.

– Прекрати, Уилл! – пищу я. – Мама права. Какие анаболики ты принимаешь?

– Кто же виноват, что ты такая коротышка, Мими? – смеётся в ответ он и ставит меня на пол.

– Эй! Я расту. Просто не внешне, а вот здесь, – с лёгкой ухмылкой говорю я, показывая указательным пальцем на свою голову.

Уилл смеётся и вновь притягивает меня к себе.

– Франси, напомни мне, сколько не виделись эти двое? Месяц? – спрашивает отец, весело качая головой.

– Две недели, дорогой, – расплываясь в нежной улыбке, отвечает мама. – Так, Амелия, отпусти брата переодеться и сама, кстати, не забудь сделать то же самое. Через десять минут жду вас на семейный завтрак, – добавляет она и устремляется вслед за мужем.

– Больно нужен мне ваш блудный сын, – шутливо фыркаю я и, демонстративно проходя мимо Уилла, начинаю подниматься вверх.

Он, конечно же, подмечает мою язвительную реплику и, схватив меня за футболку, тянет на себя. Не успев ухватиться за перила, я падаю назад, попадая в его сильные руки.

– Что, так сильно скучала? – чувствую я шепот у себя над ухом.

– Вовсе нет.

Его тихий, сдержанный смех снова заполняет всю меня, словно проникая под кожу. Ну, конечно же, я скучала! Я так дико скучала…

– Прекращай смеяться, Уилл. Давай, выпускай меня из своих огромных лап, и я пойду переоденусь к завтраку, – пряча улыбку, бросаю я.

Тяжело вздыхая, он всё же выпускает меня из своих рук. Шагаю наверх, слыша, как следует за мной брат. Это всё так похоже на нас: я – капризная и характерная и он – сильный и вечно идущий мне навстречу. Останавливаюсь возле двери своей комнаты и оглядываюсь назад, тут же встречаясь с заинтересованностью в бирюзе его глаз.

– Зачем тебе переодеваться, Мими? По-моему, и так вполне неплохо, – ухмыляясь, произносит парень, медленно опуская взгляд на мои обнажённые ноги.

Ощущаю, как так же медленно сгораю под этими изучающими глазами. С чего бы это? Закусываю губу и отвожу взгляд, распахивая дверь своей комнаты.

– Тебе в твоём Лос-Анджелесе ничего не припекло? – через плечо бросаю я, скрывая пунцовые щёки и замечая, как брат устремляется вслед за мной.

– Миа, – нежно протягивает Уилл и нагло падает на мою кровать, – на все оставшиеся каникулы я в твоём распоряжении, поэтому хватит дуться, коротышка.

– Усмири своё самолюбие, Аддерли! С чего ты вообще взял, что я тут тебя заждалась? Я занимаюсь исключительно своими делами, – притворно улыбаюсь и отворяю дверцу шкафа в поисках летнего платья.

– Ставлю пять баксов на то, что ты даже не выбиралась из дома все эти дни, – широко и искренне улыбается брат, пристально наблюдая за всеми моими передвижениями.

– У тебя хреново с интуицией, дорогой.

Наконец нахожу белое платьице и разворачиваюсь в сторону ванной, как внезапно сильные пальцы хватают моё запястье и тянут на кровать. Будучи сильным и подтянутым, Уилл нуждается лишь в одном, лишь с чуть большим напором прикосновении, чтобы моё слабое тельце подалось вперёд. Может, поэтому рядом с ним я и чувствую себя защищённой, подобно хрупкой кукле в его крепких руках. Падаю рядом с братом на кровать и тут же оказываюсь в его объятиях.

– Хватит капризничать, Мими. Я здесь, – последнее, что говорит он, прежде чем я утыкаюсь в его плечо, пряча свою довольную улыбку.

Я молчу, чувствуя, что становлюсь завершённой. Он – тот недостающий кусочек пазла. Видимо, Уилл всё же ощущает мои улыбки, которые я так усердно скрываю, и глубоко вздыхает, отчего его широкая грудь вздымается вверх вместе с моим лицом. Я не знаю, что творится в голове брата, но почему-то мне кажется, что он, так же как и я, счастлив и дополнен. Мы дополнены друг другом. Сильные руки по-прежнему стискивают меня, а его волевой подбородок покоится на моей макушке. Волна уюта и комфорта накрывает меня с головой.

– Устроим как-нибудь «фото-день»? – шепчет Уильям, нарушая затянувшееся молчание.

– Как насчёт завтра? – сияю я.

– Отлично. Заедем в нашу кофейню к Марли?

– С удовольствием. Только потом обязательно наведаемся к Джону Таннеру*!

– О нет! Ты это серьезно? Опять парк?

– О да, Уилл! Ты задержался на целую неделю. Поездка в Карролл будет своего рода искуплением, не находишь? – вскидываю брови я и приподнимаюсь на локтях, дабы разглядеть его реакцию.

– Ты – маленькая шантажистка, – мучительно выдыхает парень.

Хитро улыбаюсь и лохмачу светлые пряди брата, предвкушая весёлую поездку. Я любила этот парк, любила песчаный пляж у озера и лесные пейзажи вокруг. И хоть Уилл ворчит, но я точно знаю: он любит это место не меньше меня.

– Миа, а как у вас дела с Колином? – задумчиво протягивает он, не сводя с меня глаз. Внутри всё сжимается. Только не Колин, только не сейчас.

Вероятно, моя мольба была услышана. Спустя несколько секунд мы слышим протяжный крик матери, состоящий из наших полных имён. Воспользовавшись недолгой заминкой, я подрываюсь с кровати и выпихиваю Уилла из комнаты. Слышу за дверью тяжёлый вздох, а затем хлопок закрывшейся двери его комнаты, что находится рядом с моей.

Стягиваю с себя футболку и надеваю белое коротенькое платье, чувствуя неожиданный прилив сил и некое воодушевление. Я кручусь возле зеркала, словно маленькая игрушечная юла. Собираю всё ещё влажные пряди в хвост и улыбаюсь своему отражению. Кажется, лето начинает обретать краски.

____________________________________________________

*Парк Джона Таннера – Национальный парк штата Джорджия; принадлежит графству Карролл. Находится поблизости с небольшим городком Карроллтон. Посетители могут наслаждаться кемпингом, пикниками, мини-гольфом и волейболом. Туристы могут поселиться в небольшом палаточном лагере. Парк назван в честь местного бизнесмена.

Глава 2.

Kye Kye – Fantasize (AVAY & Cheney Weird remix)

POV Уилл

Я дома. Это легко можно понять, если в комнате сестры грохочет музыка, с кухни доносятся заманчивые ароматы маминой выпечки, а на веранде восседает отец, устроившийся в плетёном кресле и читающий очередной детектив. Все эти действия разворачиваются именно утром, за исключением вечно играющей музыки в соседней комнате. Нежась в постели, я всё ещё пытаюсь ухватить остаток сна и впитать его в себя.

Сон был мутным. Я не помню никаких лиц и определённых действий. Только ощущения. Лёгкие невинные касания рук и придыхание, томное и обрывистое. Снилось всё так, словно я переживал это наяву. Бред. Как может столь романтичный бред взбрести в мою голову? Попасть в мои сны?

Потягиваюсь в своей старой кровати и разминаю затёкшие мышцы. Поднявшись на ноги, иду в ванную, морщась от кричащих голосов из колонок Мии. Не заглядывая в её комнату, я могу точно описать происходящее: она кружится по комнате в спальной рубашке или моей футболке и заправляет на ходу кровать; виляет при этом бёдрами в такт музыке и мотает головой. Живая и непосредственная. Я любил и люблю её именно такой.

Открываю кран с холодной водой и залезаю под прохладные струйки воды. Она освежает и бодрит меня, вытесняя из памяти ощущения недавнего сна. Такие реальные и кружащие мне голову. Выхожу из ванной комнаты и вновь зеваю. Да, ночь выдалась славной. Мы болтали с сестрой почти до самого утра, обсуждая недавние события и важные мелочи, которыми всегда делились друг с другом. Общаясь с ней на летней веранде, мы наслаждались теперь уже непривычным покоем ночи и с детским восторгом планировали завтрашний день.

Мне не хватало её. Эта нехватка остро отзывалась в самых потаённых уголках моей души. Если бы мне предложили выбор: либо Миа, либо весь мой круг общения, я бы не задумываясь выбрал её. Только она обладала этой уникальностью видеть радость во всём, оставаться простой, но в то же время прятать в своих глазах некую тайну. Миа с самого детства была очень хрупкой и миниатюрной, но тем не менее, умела постоять за себя. Рядом со мной она всегда была такой: лёгкой, смешной, чуткой и задорной. Что же касается остальных, то с ними она была весьма замкнутой: плохо ладила с окружающими и совсем не ладила с девчонками. Ей всегда хватало меня. Я был горд; более того, я чувствовал то же самое. Но теперь я и впрямь волновался за неё. Мне не составляло труда влиться в любой коллектив, найти контакт с человеком даже тогда, когда на первый взгляд это казалось невозможным. Приходилось крутиться, посещать дополнительные курсы фотографии, чтобы развиваться. И именно в моменты отъезда я слишком отчётливо ощущал то, насколько всё-таки я скучаю по Мими.

У меня был определённый круг друзей. Компания, с которой я общался больше всего, общалась и с Мией, что очень меня радовало. Совсем немного и урывками, но всё же общалась. Пару лет назад мне удалось вытащить её на выездной уикенд. Там, собственно, всё и началось. Компания была небольшой, но очень дружной и своеобразной. И всё же, несмотря на это, полностью понимала меня лишь Миа. Так, словно она моя сестра-близнец. Будто бы она часть меня. Неотделимая часть. Мы с ней всегда была будто настроены на одну волну. Мне было с ней легко, хоть её характер и оставлял желать лучшего. Порой она доводила меня – нарочно, не контролируя свои эмоции. А её эмоции являлись гремучей смесью собственного эгоизма и необъятной любви ко мне. Маленькая скандалистка была подобна взрывному механизму, одно неточное касание к которому – и… бум! Впрочем, я свыкся с её капризами, пусть с возрастом они и становились реже, но значительнее. Зато Миа была настоящей, без всяких этих женских притворств и заморочек. За это я любил её больше всего: если её что-либо не устраивало, говорила она всё напрямую, сразу же.

С женщинами сложно, это верно. Именно поэтому я не и завожу долгих романов. Утомительно и ответственно. Для подобных эмоций у меня была сестра, а свои физиологические потребности я, конечно же, удовлетворял.

Одеваюсь в домашнюю одежду и взлохмачиваю мокрые пряди, рассматривая своё отражение в зеркальном шкафу. Я высок, даже слишком. Рост практически два метра. Светлые волосы, голубые глаза, спортивное телосложение. Я никогда не считал себя особо примечательным парнем и в целом не зацикливался на том, как выгляжу со стороны; тем не менее, девушки всегда вешались на меня, иногда уделяя слишком пристальное внимание. Это нервировало. Всё же я отношу себя к мужчинам «старой закалки» и считаю, что парень должен завоёвывать девушку, ухаживая за ней и проявляя знаки внимания. В наше же время всё как-то поменялось местами. Достойных девушек всё меньше, и всё больше тех, кто за один лишь игривый взгляд и пару комплиментов готовы раздвинуть ноги. С деньгами так вообще всё ещё проще. Продажный век – здесь ничего больше не добавишь.

Следуя утреннему ритуалу, делаю несколько отжиманий от пола и подтягиваюсь на домашнем турнике. Мысли прочищаются от спорта быстрее, чем от ушата ледяной воды. Вспоминаю, что сегодня нас с сестрой ожидает масса впечатлений. «Фото-день». Да, очередная традиция. Я брал свой фотоаппарат на наши прогулки, и мы снимали всё, что только придёт в голову. Начиная с нас самих и заканчивая случайными прохожими. Мы ловили такие живые моменты, как искренние улыбки детей и старушек, развязные поцелуи притаившихся парочек, снимали увлечённых охотой котов и даже узоры на листьях. Снимки получались каждый раз новыми и абсолютно непохожими на предыдущие серии, а иногда (такие дни проходили весьма забавно), щёлкнув незнакомых нам людей, мы слышали в свой адрес брань и с диким смехом уносили ноги прочь от места преступления. Ребячество. Но порой именно этого и не достаёт взрослым и самостоятельным людям. Просто совершить глупость и посмеяться над этим. И жить станет гораздо легче.

Делаю ещё один подъём и вдруг слышу, как дверь за моей спиной отворяется, впуская громкое пение из колонок сестры в мою комнату. Миа что-то напевает себе под нос и, как и всегда, принимается меня донимать. Хрупкие пальчики начинают щекотать мои бока, поднимаясь вверх, пока я вишу на турнике. Невольно начинаю смеяться вместе с ней и спрыгиваю на пол, подхватывая сестру в воздух.

– Прекрати, Уилл! Ещё немного – и меня стошнит на твой паркет, – пищит Миа, оттого что я тормошу её вверх ногами, кружа вокруг себя.

– Ты заслужила, мелочь, – отзываюсь я и, бросив её на свою незаправленную кровать, плюхаюсь следом. – Кажется, ты проснулась в настроении. Видимо, теперь грядёт что-то страшное… Может, атомная война? – отдышавшись, добавляю я, изучая её довольное лицо.

– Если бы мир зависел от моего настроения, я была бы послушной девочкой, уверяю тебя! – улыбаясь, отвечает мне Миа. На светлых простынях её каштановые пряди кажутся мне ещё более насыщенного оттенка.

– Как же везёт этому миру, ведь со мной ты настоящая маленькая… – Я запинаюсь, не в силах подобрать красочного эпитета. Кто? Баловная малышка? Шкода? Это всё относится к деткам, максимум к подросткам. Передо мной же лежит молодая и ухмыляющаяся особа, которая зовётся моей сестрой. Нет, она давно не ребёнок.

Миа вскидывает свою тонкую бровь и ожидает моего вердикта. Я уверен, в мыслях она уже прокручивает очередную колкость, чтобы тотчас же ответить мне. Удивительная. Ведь обладая таким колючим характером, она умело может скрывать свои шипы от посторонних глаз.

– Сучка.

Тоненькие бровки взлетают ещё выше, напоминая мне изящных ласточек. Спохватившись, сестра сдерживает очередной смешок и прыгает на меня, одержимая лишь одним желанием: отомстить. Мы боремся ещё несколько минут в попытках ущипнуть друг друга побольнее. Но, конечно, как и в детстве, я ей поддаюсь. Маленькие зубки касаются моей шеи. Я чуть дёргаюсь в сторону, но Миа лишь усиливает укус. Упрямство – это у нас в крови. Перехватываю её запястья и поднимаю над её головой, всё же увиливая от очередного укуса. Маленькое тельце подо мной вырывается из крепкой хватки и кричит о помощи, но Миа попадается в свою же ловушку: музыка перекрывает её собственные вопли. Когда же её сила идёт на спад, а попытки становятся еле ощутимыми, мы перестаём смеяться, встречаясь с ней глазами. Непрерывно смотрим друг другу в глаза; синева и изумруд продолжают бороться между собой. И в какую-то долю секунды я внезапно ощущаю её слишком остро: её шумное дыхание от рьяного сопротивления, часто вздымающаяся грудь, что касается моей, и спутанные пряди, прилипшие к её раскрасневшимся щекам. Она в нескольких миллиметрах от моего лица. Она, моя кровная сестра. Но именно в эту самую секунду она почему-то кажется мне незнакомой девушкой. Именной той девушкой, с которой мне хочется испытывать нечто большее, чем просто веселье от дурачества. Ощущаю приятную истому внутри. Ленивое томление, что охватывает меня в моменты истинного влечения. Чувствую, как наше дыхание сливается воедино и вижу то же самое в её больших глазах.

Она приходит в себя первой и шутливо толкает коленкой в мой бок, отводя при этом глаза. Её зацепило, так же как и меня. Так же как и в тот вечер. Её щеки заливает румянец.

– Ты никогда не соберёшься вовремя, если будешь и дальше сдавливать меня своей тушей, – бурчит сестра и начинает ворочаться подо мной.

Мои пальцы расслабляются, и её руки плавно выскальзывают из крепкой хватки. Она садится, как и я, на кровать и приглаживает спутанные волосы. Мы оба чувствуем неловкость. Повторно. Чёрт. Возьми.

– Думаю, чтобы избежать семейного завтрака, нужно валить сейчас, – наконец выдавливаю из себя слова, сглатывая комок в горле. Поднимаюсь с кровати и начинаю собираться. – Одевайся, Миа. Я захвачу фотик – и спускаемся вниз по пожарке.

Она согласно кивает и бредёт мимо меня к выходу из комнаты. Скомканно улыбаюсь ей вслед, едва приподнимая уголки губ вверх. Мы вновь растерянны, сбиты с верного пути… Снова лохмачу волосы и тяжело выдыхаю. Это всего лишь помутнение. Миа – моя милая младшая сестрёнка. А эти стены – это стены нашего родного с ней дома. Просто это сближает, ведь мы так долго не были здесь; здесь, где прошло наше светлое и радостное детство. Хватаю сумку и надеваю её через плечо. Затем открываю окно нараспашку и спускаюсь по уже такому привычному пути бегства. Вижу, как сестра толчется внизу, переминаясь с ноги на ногу. Она одета в летние короткие шорты и топ; через спину тоже перекинута сумка.

И мы снова сбегаем, как и в детстве, оставляя за собой шлейф нерешённых проблем…

Глава 3.

Кings of Leon – Sex on Fire

POV Миа

Вы любите ветер? Именно то самое дуновение его порывов, которое бьёт тебе в лицо, но не слишком грубо, а ласково и словно щекоча? Я сижу на переднем сиденье машины, что мы взяли на прокат, и, прикрыв глаза, наслаждаюсь этим самым ветром. Летним, ещё прохладным и утренним. Мы несёмся по трассе, по бокам от которой расположились леса. Это удивительное, ошеломляющее чувство. Свежесть, что исходит из тени деревьев, всё ещё не тронутых солнечными лучами, дурманит меня. Не открывая глаз, я крепко хватаюсь за дверь машины и высовываю голову к небу. Ветер начинает трепать мои волосы, а от его резких порывов в моих ушах свистит. Я открываю глаза и устремляю взгляд в лазурное чистое небо. Мне хочется смеяться, кричать от радости во все горло. Я живу. Я имею возможность видеть, слышать и говорить. У меня есть замечательная семья и самый лучший человек на планете, который сейчас ведёт этот подержанный внедорожник и не перестаёт улыбаться от своей глупой сестры. Чуть приоткрываю губы и жадно вдыхаю в себя этот ранний утренний холодок, что так пьянит меня. Так же ненасытно, как я чувствую в себе потребность и жажду жить, жить самыми разными эмоциями. Медленно и изящно вытягиваю руки вслед за головой в окно. Я напоминаю себе одну из тех утончённых балерин, с которых в детстве я буквально не сводила глаз. Они точно так же вытягивали свои тонкие руки, подобные крыльям лебедя, ввысь, изгибая их под наклоном в бок. Мои руки сию же секунду начинает ласкать ветер. Нежно и чутко, обволакивая их тёплой свежестью.

– Только не вывались из окна, Мими, – с доброй усмешкой говорит Уилл.

– Это просто восхитительно! Жаль, что я не умею водить, иначе ты бы испытал это безумство на себе.

– Я выкрою время и научу тебя водить. Если, конечно, ты научишь меня проделывать эту штуку с руками. Напомни, почему ты не пошла в балетную школу?

– Всё дело было в проклятой училке. Она была слишком повёрнута на осанке и больно била по спине и животу, – отвечаю я, откинувшись назад на сиденье.

– Миа, если бы не твой несносный характер и хоть немного выдержки, то всё бы вышло, – смеётся брат и, как только слышит знакомый мотив по радио, тут же тянется к нужной кнопке.

– Нет, нет, нет! Пожалуйста, Уильям! – жалобно прошу я и перехватываю его пальцы своими, делая громче.

В салоне начинает играть заслушанный мною мотив песни «Sex on Fire» Кings of Leon, а я громко начинаю подпевать приятному голосу. Вытягиваю руку в окно и пытаюсь уловить бегущий ветерок пальцами.

All the commotion

The Kitty loved pain

Has people talking

Talking

Весь этот сыр-бор:

«Китти нравилась боль» –

Заставляет людей сплетничать,

Сплетничать.

Кричу до хрипоты, с искренней улыбкой на губах и довольством на хитром лице. Да, я люблю такие забавы. Особенно мне нравится подпевать исполнителям, когда Уилл находится рядом, закатывая к небу глаза и шутливо качая головой, как сейчас.

– О нет, сейчас будет припев! – закусив пухлую верхнюю губу, перекрикивает музыку брат.

You…

This sex is on fire!

Ты…

Этот секс, он такой горячий!

Я завываю, придерживая свободной рукой спутанные проворным потоком воздуха волосы. Внутри меня медленно и томительно разливается безграничное счастье. Хочется петь громче и смеяться во весь голос. Ещё и ещё. Надрывисто и иронично. Уилл поймёт, ведь он сам едва сдерживается, когда я дурачусь рядом с ним.

Soft lips are open

Them knuckles is pale,

Feels like you’re dying,

Your dying…

Нежные губы раскрыты,

Руки сжаты в кулаках,

И кажется, что ты умираешь,

Умираешь…

– Давай же, Уилл! – смеясь, кричу я брату и поворачиваюсь к нему лицом.

Секунды до припева тикают, отбивая живой и ликующий ритм. Я жалостливо смотрю на брата и выпячиваю губы. И, конечно, брат сдаётся, подхватывая мой задор и начиная кричать во всё горло вместе со мной:

And you…

This sex is on fire

And so

Were the words to transpire

И ты…

Этот секс, он такой горячий.

И вырвавшиеся слова

Такие же.

Отпев знакомые строки, мы смеёмся, словно обезумевшие, не переставая. Уилл делает музыку немного тише и украдкой смотрит то на меня, то на дорогу.

– Что ты делаешь со мной, Мими? Надрываю горло и ору, словно малолетняя фанатка на концерте.

– Прекрати! Это было весело, и не смей отрицать.

Приступ смеха медленно отступает, но мои щёки по-прежнему остаются раскрасневшимися. Мы выравниваем дыхание и с лёгкой улыбкой на губах смотрим на дорогу впереди нас. Внутри меня всё ещё звучит ритмичный и буйный мотив. Он грохочет в мыслях, впечатывается в память, как и всегда. Брат твердил, что эстрада упустила свою звездочку, когда я наотрез отказалась от музыкального образования. Я же отчётливо понимала, что любовь к музыке у меня в крови и с этим ничего не поделаешь. Отец однажды рассказал мне, как в молодости у него была своя рок-группа, с которой они успешно колесили по штату и даже были в некой степени популярны. Я долго смеялась, подшучивая над ним, ведь мой презентабельный папа в отглаженном костюме совсем не походил на отвязного рокера. Но когда он показал мне снимки и свои старые пластинки, я жутко возгордилась за него. Тем не менее, я придерживалась мнения, что музыка – в каком-то роде наркотик для меня. Она дарила те эмоции, за которыми так гонялись зависимые люди. Заглушала реальность и придавала жизни яркие, насыщенные оттенки. И всё же связывать свою жизнь с этим наркотиком мне не хотелось. Потому я и училась на искусствоведа.

– Миа? – первым нарушает тишину Уилл.

– Да?

– Ты знаешь, что такое горячий секс? – Он старается придать своему тону шутливую форму, но я прекрасно слышу нотки волнения.

– Уилл. Я… я давно уже не маленькая, – единственное, что отвечаю я, отводя глаза в окно. Чёрт, может, мне послышалось?

– Просто я хотел бы быть уверен, что Колин не обижает тебя.

– Ты ведь знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. Я не дам себя в обиду.

– И вы…

– Да, – резко перебиваю его я. – Мне уже двадцать, Уилл. Я знаю, что такое секс и предохранение.

Он молчит, поджав губы, что всегда говорило о его взвинченности. Напряжение, от которого мы с трудом избавились перед поездкой, вновь появляется между нами. Правда рвётся из меня наружу, и я, делая над собой усилие, закусываю щеку изнутри, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Мне кажется чем-то таким неправильным, что брат узнает о разрыве с Колином почти в последнюю очередь. Стыдно, но между нами возникло слишком много недосказанности, так что эта маленькая тайна покажется лишь невинным секретом, которым я впервые не поделилась с ним. Отчаянное желание залезть под одеяло, как в детстве, спрятавшись от всех проблем, снова одолевает меня. Это сложно… Ведь мы оба чувствуем, как что-то тихо и вкрадчиво вторгается в наш полный любви мирок. Некое ощущение неловкости и странной, почти необъяснимой тяги друг к другу… Это на каком-то ином уровне, не совсем родственном. И это… пугает нас.

Дорога в графство Карролл была длинной. Именно поэтому мы и выехали ранним утром. Я смотрю в открытое окно и внимательно наблюдаю за плывущими силуэтами крон деревьев. На скорости они мелькают слишком быстро, превращаясь в изумрудное марево. Мне кажется, что это не я ещё несколько минут назад громко горланила песню и резвилась, словно в последний раз. Бросаю беглый взгляд на брата: сильные пальцы крепко сжимают руль, а в глазах стоит какая-то отрешённость. Мне становится ещё хуже. Мой милый Уильям, как же так? Как мы могли такое допустить, впустив в наши отношения подобное смятение и умалчивание?

– Прости, я не должен был… – тихо говорит он, тяжело вздыхая.

– Уилл, всё в порядке.

Мы, словно дети, остерегаемся огня, как учили нас взрослые. Я не стесняюсь подобной темы, но почему-то мне кажется весьма странным, когда меня спрашивает об этом Уилл. Вновь разворачиваюсь к окну и уплываю в своих мыслях в то далекое прошлое, когда всё и случилось.

В сущности, я толком не знала, о чём пела несколькими минутами ранее. Ведь мой сексуальный опыт был совсем не богат. Я внутренне сжимаюсь, когда вспоминаю свой первый раз. Это было… довольно болезненно, только и всего. Нет, не то чтобы Колин был груб со мной – отнюдь. Просто, кроме дискомфорта, я не чувствовала практически ничего. Мои соседки по комнате, наши общие с братом друзья и весь мир вокруг твердил: секс – неземное блаженство. Я же искренне не понимала, отчего вокруг сплетения двух обнаженных тел столько шумихи. Я казалась себе неопытной и несуразной, и единственное, чего мне всегда хотелось, так это завернуться в простыню и сослаться на головную боль. Но конечно же, упрямство семьи Аддерли не давало мне этого сделать. Я думала: «Ну, вот, сейчас я точно испытаю этот животный восторг». Но восторга не было, как бы Колин ни старался произвести на меня должное впечатление. Возможно, люди, наделённые чуть большей фантазией, могли испытать что-то неземное и совершенное, как обычно описывают этот процесс в книжках. Я же ощущала себя только тряпичной куклой, с помощью которой мой бывший парень приходил к «выплеску нервного напряжения». Не знаю, послужило ли это причиной нашего разрыва, но в одном я уверена точно: я была несказанно рада прекратить это потное трение тел по свободным пятницам.

Запутавшись в клубке собственных мыслей, я не сразу замечаю, как мы выезжаем на знакомую дорогу, приближающую нас к графству. Я уже хочу взглянуть на карту, но внезапно чувствую, как крепкая ладонь Уилла ложится на мою руку. Под его натиском мои покорные пальцы тут же сплетаются с его. Руки брата сильные, с лёгкой шероховатостью, присущей всем труженикам. Внутри меня вновь что-то переворачивается, делает успешный кульбит, а затем расцветает. Я не успеваю толком разобраться, что же это может быть, но ясно ощущаю, как приятно мне становится от ленивой ласки его большого пальца, который скользит по моей ладони, успокаивая и расслабляя. Это мой брат, с судьбой которого моя была переплетена ещё на небесах. Это неразрывная связь. Самая крепкая связь, и по силе разве что связь матери и дитя может стоять выше. Украдкой смотрю на брата. Наши пальцы по-прежнему сцеплены, образуя прочный замок. В уголках его губ я замечаю притаившуюся полуулыбку. Теперь, когда моя рука находится в его, всё относительно нормально. Всё под контролем.

***

– Чёрт, Уилл! Нужно было отправляться домой ещё два часа назад! – перекрикиваю я шум словно сорвавшегося с цепи дождя.

Брат озирается по сторонам и, срываясь на бег, тянет меня за руку под ближайший навес.

– Хватит хныкать, Мими. Лучше шевелись быстрее! – кричит в ответ Уильям, прижимая меня к своему телу и укрывая от крупных капель с неба.

Забыв о времени, мы наслаждались тёплым деньком в нашем любимом месте. В будние дни здесь не так много народу, потому мы с лёгкостью разгуливали по окрестностям полупустого парка. Уилл учил меня делать красивые фотографии пейзажей, а я не замолкала ни на секунду, рассказывая ему о своих лекциях по мировому искусству. И, конечно, мы совсем не уловили перемены настроения погоды.

Лазурь чистого неба сменилась затяжными тучами тёмной завесы облаков.

Забежав на веранду для пикников, мы облегчённо выдохнули.

– Проклятье! Я не бегала так с последнего зачёта несколько месяцев назад, – ворчу я, хватаясь за свой побаливающий бок.

– Какая же ты нерасторопная, сестрёнка. Пока бежали, ты споткнулась о несуществующий барьер трижды.

– Извини, спортсмен, – фыркаю я, начиная выжимать мокрую майку.

Уилл приглушённо смеётся, следуя за мной и стряхивая с волос капли. Промокшие до нитки, мы стоим под навесом и наблюдаем, как небесный плач тревожит озеро. Крупные капли бьют по некогда тихой глади, создавая многочисленные круги на воде. Дождь усиливается ещё сильнее, перевоплощаясь в настоящий ливень. Я ёжусь от сильного порыва ветра и прислоняюсь к деревянному столбу беседки.

– Что будем делать? – тихо спрашиваю я.

– Понятия не имею. Возвращаться по такой погоде весьма сложно, поэтому стоит переждать здесь.

Я утвердительно киваю и обнимаю свои плечи руками. Чувствую, как меня начинает бить озноб. Заметив моё состояние, Уилл снимает с плеч свой рюкзак и достает оттуда небольшой плед.

– Отогрейся немного, а я пока пойду, достану горячий чай и разузнаю про ночлег.

– Думаешь, придётся остаться?

– Я не знаю, малышка. Обещаю, я что-нибудь придумаю.

Оставив меня, брат отправляется на поиски. Я же морщусь от капель, что изредка отскакивают мне в лицо, и полностью закутываюсь в плед, забираясь на лавочку с ногами. Между тем, я ничуть не расстроена. Этот день был наполнен той непосредственностью и лёгкостью, в какой я так отчаянно нуждалась последнее время. Ведь практически каждый день я мечтала, чтобы вернуться в прошлое и в корне изменить тот злополучный вечер… Если вы когда-либо испытывали это ощущение безысходности, то поймёте меня. И наверняка каждому на этой земле хотя бы однажды хотелось исправить свои ошибки. Перенестись в тот день и повести себя иначе. Но наш мир так устроен, что это просто невозможно. В твоём распоряжении есть только настоящее и будущее. Но… хватит ли этого, чтобы всё исправить?

Я до сих пор помню тот самый день, хоть и не до конца осознаю, чем я руководствовалась, когда вела себя подобным образом. Впрочем, тем же самым вопросом задавался и Уилл. Зато я чётко знала, что именно тот самый вечер сдвинул нас с привычной действительности.

Это было в Атланте. Мы отмечали конец учебного года вместе с нашими однокурсниками. Людей было слишком много, и я не узнавала ни одного знакомого лица. Мы были в лесу, разводили костёр и пили пиво из бочонка. Всё на уровне студентов, у которых, безусловно, отсутствует чувство меры в подобных вопросах. Однако я не вправе осуждать их, ведь именно в тот день я стала на миг одной из них.

Уилл присоединился к «загулявшим первокурсникам» и составил мне компанию. Дальше все последующие действия смешались: колыхающий огонь костра, алкоголь, жар, шум кричащих голосов, громкая музыка, танцы. Настоящее безумство, в котором я не постеснялась участвовать. Образы людей плыли перед моими глазами, каждый был похож на предыдущий. И только Уилл всегда оставался собой. Без каблуков я казалась совсем коротышкой рядом с таким великаном, как мой брат. Девушки бросали голодные взгляды на его подтянутое тело, а я, вздёрнув нос, нежилась в его объятиях. Он повсюду был рядом со мной, не оставляя меня ни на секунду. И в какой-то момент всё полетело к чертям. Мои подкашивающиеся от танцев ноги ослабли, а голова закружилась. Смеясь, брат притянул меня к себе… и тогда я слишком явно почувствовала его силу. Не ту ласковую защиту, какой он всегда меня баловал, а именно мужскую силу – как некое разительное преимущество.

Я никогда не забуду, как в его пшеничных прядях путались отблески костра. Мне казалось, будто эти крапинки сверкающего огня долетают и до меня, проникая под кожу и заставляя задыхаться от нашей близости. То была другая близость. И он тоже почувствовал это. Наверное, именно в тот самый момент мы и переступили границы дозволенного. С примесью смущения запускала я свои дрожащие пальцы в его светлые пряди, а Уилл, замерев, неотрывно наблюдал за моими действиями. Я ощущала, как от его тела исходил жар. Эти пылающие искры были повсюду: в воздухе, позади нас, между нами… Лесная прохлада исчезла. Воздух стал плотным. Но никто из нас тогда даже не думал спугнуть это странное для нас чувство, которое легко и осторожно коснулось нашей связи.

Уилл аккуратно подхватил меня на руки, и мои ноги воспарили ввысь, отрываясь от земли. И вот, наши лица уже на одном уровне. Брат наклонился ко мне и прижался своими тёплыми пухлыми губами к щеке. Этот невесомый поцелуй – он отличался от простого чмока, которым мы выражали свою привязанность. Он тоже был другим.

Тогда его губы задержались дольше обычного на моей пылающей щеке. Помутнение рассудка. Помешательство. Наваждение. Из его полураскрытых губ вырвался судорожный вздох. И после этого он не отстранился. Лишь двинулся дальше, скользя по контуру моих скул и останавливаясь у мочки ушей. Это были безумные секунды. Возможно, самые лучшие в моей жизни. И сейчас, когда я прокручиваю их в голове, меня вновь охватывает жар, как и в ту самую ночь. Воспоминания согревают меня в эту холодную погоду больше, чем тёплый плед, предоставленный братом. И вот теперь, когда я в очередной раз прокрутила наши запретные минуты, я не совсем уверена в своём желании изменить тот самый вечер…

– Миа, ты тут заснула? – слышу я родной голос позади.

Оборачиваюсь, устремляя взгляд на брата. Он так же красив и обладает той же самой мужской силой, которую я разглядела в нём в Атланте. Крепкую грудь обтягивает мокрая ткань футболки, выставляя напоказ все его прелести, промокшие светлые пряди кажутся мне тёмными, а с его волос скатываются дождевые капли, падая на совершенное лицо. Теперь в теле моего родного брата живёт ещё один человек, к которому я испытываю необъяснимую тягу. И чёрт возьми, с тех пор я никак не могу вернуться в колею прежней жизни.

– Прости, я не услышала тебя, – тихо отзываюсь я, встречаясь с его глазами. В них застыл немой вопрос, но разве я знаю на него ответ? Я сбита с толку, Уилл.

– Пойдём, иначе по приезде домой мы с тобой сляжем, – говорит брат, подходя ко мне.

– Как ты нашёл ночлег? Здесь обычно делают бронь за недели вперёд.

– Я умею найти подход к людям, Мими. Правда, условия у нас будут не самыми лучшими, но зато там есть горячий чай и кровать, – отвечает Уилл и тянется к моей руке.

Я дёргаюсь от его прикосновения и прячусь под плед, замечая мелькнувшую тревогу в его аквамариновых глазах. Сейчас, прокрутив в памяти все прошедшие события, я чувствую, что это слишком опасно для меня. Прикосновение его длинных, таких любимых мною пальцев могут вновь вызвать во мне непозволительные для нас ощущения. Поднимаюсь с лавки и перебираю ватными ногами вслед за братом. Он кажется мне поникшим, и я неловко утыкаюсь носом в его предплечье. И кажется, сквозь шумный ливень я различаю облегчённый вздох, вырвавшийся из его груди. И вот, всё снова относительно спокойно. Всё снова под временным и шатким контролем.

Глава 4.

POV Уилл

В детстве мы так часто любили находить себе тайное укрытие… Место, о котором бы не догадывался никто из взрослых. А быть может, и догадывался, но не лишал нас этого неповторимого чувства некой секретности и уединения. Сначала это был небольшой шалаш вблизи от дома, укрытый десятками веток и листьями. Затем мы отворили чердак в нашем сарае и прятались там вплоть до совершеннолетия. И вот, теперь я и моя сестра вновь прячемся в маленьком трейлере без колес, сбегая то ли от проблем, то ли от каши в голове. Хотя, если быть откровенным, вряд ли кому-то удавалось сбежать от самого себя. Истина всегда настигала – рано или поздно.

Промокшие и промёрзшие от ярого ливня, мы нашли здесь убежище. Маленькое пространство наподобие комнатки: небольшая кровать, столик и обогреватель. Нам этого достаточно. Раздобыв электрический чайник, мы ждали, когда он вскипит, наслаждаясь спокойствием и крышей над головой. Укутанная мною, Миа сидела на старой кровати и изредка подрагивала. Края пледа изрядно промокли, но тепло, что исходило от калорифера, быстро сушило их.

Бросаю беглый взгляд на сестру, в который раз замечая её отчужденность. С нами иногда такое бывало. И причины уйти в свои мысли, определенно, были. В такие моменты мне становилось ещё хуже, когда я, видя её беспокойство и страх, не мог ничего поделать. Мне тоже становилось страшно, как бы глупо это ни звучало. Я боялся вместе с ней тех эмоций, что порой вспыхивали между нами и тревожили сердцебиение, нарушая привычный ритм.

Сейчас же мы молчали, прислушиваясь к буре, что царствовала за пределами нашего укрытия. Крупные капли шумно грохотали, ударяясь о крышу. Ветки деревьев били о стенки трейлера, повинуясь свистящему ветру. А между нами повисла лишь неловкая тишина, нарушаемая лёгким шумом вскипающего чайника и нечастыми скрипами железной кровати.

Наконец раздаётся щелчок чайника, вынуждая нас обоих вылезти из привычного самокопания. Достаю любимые термокружки и разливаю по ним кипяток, попутно кидая маленькие чайные пакетики. Пар, что исходит от них, обдаёт мои руки жаром. Тепло тут же разносится по всему телу.

Кровать снова издаёт свой режущий уши стон, на этот раз громче прежнего. Перевожу взгляд на сестру и вижу, как она, укутанная с головы до ног пледом, неловко топает ко мне.

– Кажется, я успела закинуть пару шоколадных батончиков в сумку, не подашь мне её? – мягко улыбаясь, просит меня она.

Согласно кивнув, я мигом тянусь за нашими вещами и передаю сумку ей в руки. Видимо, когда мы бежали, она успела раскрыться, так как из неё тут же выпадает маленькая книжка, падая на пол.

– Я подниму, садись за стол.

Руки хватают книгу, и я заинтересованно пялюсь на название: Эрих Мaрия Ремaрк, «Скaжи мне, что ты меня любишь… Письма к Марлен Дитрих». Поднимаю свой взгляд на сестру, которая растерянно прячет глаза и кутается в плед ещё глубже. Да, я, конечно, знал, что Миа любила книги, но это были такие произведения, как «Убить пересмешника» или же «Старик и море». Жизнь, истины и противостояние. Но… любовь?

– Там… там его письма к ней. Те, что писала она, к сожалению, не сохранились. У Эриха и Марлен была печальная любовь, но не менее прекрасная, чем у остальных пар. Особенная. Хотя, возможно, она и вовсе его не любила. А его письма, они… завораживают, – тихо шепчет Миа и пожимает плечами.

– В том, что ты читаешь про любовь, нет ничего позорного, Мими. Просто раньше я не видел в твоей библиотеке подобного.

Она вновь пожимает плечами и отводит взгляд. Отстранённая. По моей спине пробегает холодная дрожь. Это слишком для меня. Откладываю книжку в сторону и, подойдя к ней вплотную, резко поднимаю сестру со стула и усаживаю к себе на колени. От неожиданности она широко распахивает свои изумрудные глаза. Внутри меня что-то сжимается.

– Что происходит, м-м? – тихо, боясь спугнуть, спрашиваю я.

– Уилл, я не хочу тебе лгать.

– Так не лги. Просто расскажи мне всё, что у тебя на уме. Мы всегда так делали, разве нет?

– Да, конечно, да, но… – Её ресницы трепещут, отчаянно порхая из стороны в сторону. – Всё слишком запутано. Одно держится на другом.

– Миа, – мягко, но с нажимом прошу я.

– Чёрт, я не могу! – восклицает сестра. – Не могу, и ты сам это знаешь.

– Я знаю лишь то, что мы отдаляемся друг от друга, как и другие братья и сёстры, когда приходит время, – на эмоциях бросаю я, замечая, как мелькнула боль в её глазах. – Но ты ведь понимаешь, Миа. Мы – не все. Откройся мне, тебя что-то мучает. Это Колин обидел тебя, и ты боишься признаться мне?

При упоминании её парня мои пальцы сжимаются в кулаки. Парень. Человек, с которым она, возможно, целуется и обнимается; проводит значительное время и делится секретами. Её близкий. Тот, с кем мне приходится её делить. Скулы сводит от злости и жадности, что смешиваются во мне воедино, нарушая привычный ход мыслей. Но разве я имею право запрещать? Ведь, в конце концов, она мечтает о любви, читая откровенную переписку в той книжке. Моя девочка выросла, а я упорно не хотел этого признавать.

– Нет больше никакого Колина! Забудь уже о нём, Уилл, – чуть не срываясь на крик, молвит Миа. Я замираю.

Она опускает глаза в пол и нервно проводит ладонью по своему лицу.

– Я… я должна была сказать раньше, но никак не решалась. С ним давно стоит точка, понимаешь? Он не мой Эрих, а я не его Марлен, – печально усмехается сестра и утыкается носом в мою шею. По телу пробегает приятная волна.

Она молчит. Я слышу лишь её прерывистое дыхание, что щекочет мою кожу. Чувствую, как она вдыхает мой аромат и сильнее цепляется своими тонкими пальчиками в мою ещё влажную толстовку.

– Ты простишь меня, Уилл? Знаю, что я виновата, но… – Она запинается, прежде чем закончить, и сильнее упирается свои носом в выемку на моей шее. – Господи, как же мне тебя не хватало.

– Тише. Я рядом, я прощаю тебя, Мими, – шепчу я в ответ, притягивая её свисающие ноги к себе и укутывая ещё плотнее. – Ты вся дрожишь, давай-ка выпьем горячего чая. Где там твои батончики?

Чувствую кожей, как малышка улыбается. Всё возвращается на свои места, но только вот это ли так мучило её на самом деле? В действительности я боялся задать этот вопрос, ведь в глубине души и так знал на него ответ. Более того, я испытывал то же самое.

***

– Может, расскажешь мне причину вашего разрыва? – осторожно интересуюсь я, шепча в её затылок впереди себя.

Отогревшись от внешнего и внутреннего холода, мы сидим на той самой скрипучей кровати. Миа расположилась впереди меня, между моих ног. Её влажные каштановые пряди, к которым я прислоняюсь, кажутся мне теперь совсем тёмными. Нам тепло и уютно в объятиях друг друга.

– Не знаю, как это объяснить. Просто его стало слишком много, – так же тихо отзывается она.

– Я, может, и не спец в отношениях, но мне кажется, что так и должно быть.

– Что, если мне это не по душе? Так тоже должно быть: впускать в свою жизнь человека, даже если тебе от этого некомфортно?

Слова сестры вновь застали меня врасплох. Это напомнило мне те времена, когда она была совсем ребенком. Миа всегда спрашивала обо всём прямо и честно. Впрочем, будучи детьми, мы всегда говорим ровно то, что думаем. Открыто и искренне. Но особенность Мии была в том, что с возрастом это у неё не прошло.

– Наверняка нет. Зачем нужны отношения, в которых ты ущемляешь себя?

– Вот и я подумала так же, Уилл. И признаться, единственный человек, кто может быть мне предельно близок, – это ты. Хотя ты и сам осведомлён об этом.

Я прижимаю её к себе ещё ближе. Чувствую себя законченным эгоистом, но теперь, когда Колин исчез из её жизни, я облегчённо выдыхаю. Собственник. Мои губы невольно трогает улыбка. Сестра откидывается на мою грудь спиной и прикрывает глаза. Мы снова молчим, но в эту секунду наше молчание – абсолютное умиротворение, а не скрытое напряжение. Своими пальцами я перебираю её темные пряди, которые напоминают мне нежный шелк. За стенами нашего трейлера всё так же бушует ливень. Он громко тарабанит по земле и крыше, образуя настоящий потоп. Сейчас это неважно. Важно лишь её спокойное, равномерное дыхание и то, как она сжимает мою руку, как прижимается ко мне всем телом, привычно ища в нём защиту и покой. А я привычно отдаю это ей. Сполна.

– Почитаешь мне, Уилл? Ты так давно этого не делал, – подавляя зевок, тихо спрашивает меня сестра.

Тянусь к столику за книжкой и ложусь на кровать, позволяя ей устроиться в моих руках. Миа ложится следом за мной, укрывая нас обоих уже тёплым пледом. Ещё с минуту мы ищем удобное для нас обоих положение, а затем я открываю маленький томик её любимых писем влюблённых. В далёком прошлом я читал ей перед сном почти каждую ночь. Увлекаясь строчками из книг, я зачастую не замечал, что она уже мирно сопит. А иногда мы засыпали вдвоём. Но когда мы подросли, отец стал гнать меня в мою комнату, объясняя это тем, что мы уже давно не дети, чтобы вместе спать. Он, конечно же, был прав, но мы с сестрой были слишком близки. Потому нарушали запрет практически каждую последующую ночь. Вот и сейчас зелёные глаза Мии становятся сонными, а она всё так же жмётся в моих объятиях.

– Так, кажется, здесь закладка, – бормочу себе под нос я, открывая нужную страницу.

Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (после 04.04.1938)

Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв

…сладкая моя, нам ни за что нельзя было расставаться! Это было преступление! Но теперь, когда ты приедешь, всё начнётся с самого начала! Предвидение и душевная мука извечной неудовлетворённости, и упоительное сомнение в себе, и тот единственный миг, который стоит многих жизней: когда я чувствую тебя, когда благодаря своей бесконечной милости судьба снова бросает тебя ко мне, когда ты оказываешься в моих объятиях и твоя голова касается моего плеча…

Я улыбаюсь прочитанному, продолжая убаюкивать обвившуюся вокруг меня сестру.

Я дрожу и так смотрю на мою руку, что и она дрожит! Я едва способен дышать, я выражаю свои мысли руками, я подбрасываю дров в камин и сижу, уставившись на огонь: что это там народилось и уносит меня прочь, и кто развяжет побыстрее во мне все узлы, милая, любимая моя, кто бросит меня от меня самого куда-нибудь в тёмную бушующую стихию, ах, брось, брось меня туда!

В горле пересыхает. Мне вдруг кажется, что это мои собственные откровения. Те, что тихо трепали мне душу по вечерам, когда я был вдали от неё. Слышу её тяжелое дыхание: оно щекочет мне шею, заставляя всё моё тело сжиматься в напряжении. Миа не спит. Чувствует ли она то же самое, что и я? Преодолевая комок, что застрял посреди горла, я всё-таки продолжаю:

Я хочу прыгнуть прямо в тебя, с утёса отчаяния, с трамплина равнодушия, безнадёжности и тяжкого горя, я хочу сжечь моё прошлое, милое моё лицо, возлюбленная. Твои глаза совсем близко от меня, и ничего больше нет, кроме темени, и твоих глаз, и дождя твоих поцелуев!

Я по-детски запинаюсь, когда ощущаю, как родные пальчики цепляются за мою спину. Нас вновь сковывает это неведомое напряжение. Слишком остро чувствую её: тёплое дыхание, дрожащие пальцы и эти отчаянные попытки прижаться ближе.

– Думаю, на сегодня хватит, – шепчу я и закрываю книгу.

Мои руки тянутся к столику и откладывают маленький томик интимных писем. Да, именно интимных. Ведь читая его письма, тебе кажется, словно ты вторгаешься в личную жизнь писателя. В его голову, в сердце. Неожиданно для себя я слишком проникся к его строчкам. К чувствам, что он вкладывал в каждое слово, предназначенное Ей. Ладони взмокли, а щёки горели. И это я – парень, напичканный мужественностью и смелостью. Будто бы меня охватила лихорадка, а моё единственное лекарство в нескольких сантиметрах от меня. Лекарство ли? Да, Миа, может, и являлась мои спасением, но, определённо, несла побочный эффект. Мы играли с огнём. Снова нарушая запреты из далекого детства.

Вновь смотрю на сестру, тут же улавливая её смятение. Кровь приливает к лицу. Дождь за пределами нашего укрытия усиливается, добавляя к себе рокот грозы. Прямой взгляд её глаз. Уверенный и серьёзный. Словно из нас двоих она первая готова сознаться и сдаться без боя. Без боя с этим кружащим голову искушением. Прикрываю глаза и тяжело выдыхаю. Да, чёрт возьми, я совсем не чувствую в себе сил бороться, когда она смотрит на меня вот так. И, поддаваясь порыву, я мигом открываю глаза и хватаю её за руку, с силой дергая её на себя. Миа, будто хрупкая кукла, падает на меня, прислоняясь всем своим телом к моему. Дыхания не хватает. В попытке ухватить хоть немного воздуха она едва приоткрывает пухлые губы, делая короткий вздох, и я накрываю своими губами её. Слишком эмоционально и грубо. Но именно так, как мы оба этого желаем. Прямо сейчас и прямо в эту секунду.

Будто бы тёплый воск, внизу живота разливается сладкая истома. И мы тонем. Тонем без единой попытки за что-либо ухватиться. Моя крепкая ладонь зарывается в её спутанные и густые пряди, притягивая ближе и ближе. Языки сплетаются в страстном танце; скользят то по ровной линии зубов, то по губам. Дразня и играя. Поцелуй глубокий и чувственный. Сводящий нас с ума и стирающий все мыслимые и немыслимые границы между нами. Ещё секунда, ещё чей-то жадный вздох, ещё одно пылкое прикосновение – и вот, мы уже не брат и сестра, а парень и девушка, которые окончательно потеряли голову друг от друга. Словно обезумевший, я отталкиваю её от себя и нависаю над её хрупким телом. Дрожащие пальцы Мии трепетно исследуют моё лицо, шею, грудь. Что творится в её голове? Думает ли она, что это сон? Или же осознанно толкает меня и себя к краю пропасти? Но, признаться, сейчас это совсем меня не волнует. И если она хочет упасть в бездну, то я не думая протяну ей руку, чтобы упасть туда вместе с ней.

Но полёту не суждено свершиться. Ведь в тот момент, когда мои пальцы задевают края её футболки, глаза Мии резко распахиваются. Вдох. Выдох. Пальцы медленно и осторожно соскальзывают с тела сестры под её пристальным и обеспокоенным взглядом. Она не отстраняется от меня, лишь съёживается и отводит взгляд в сторону. Чувствую собственной кожей её страх.

– Прости… прости меня, Мими. Я понятия не имею, что нашло на меня, – шепчу я осипшим от желания голосом и протягиваю к ней руку. Она дёргается.

Отодвигаюсь на край кровати и выравниваю дыхание. Она молчит, прикладывая к горящим щекам ладони. Ресницы растерянно трепещут, напоминая мне крылья маленьких загнанных птиц. Нервно лохмачу волосы. Горло сдавливает тяжёлый ком из смешанных чувств, что сейчас терзают меня. Жестоко и болезненно.

– Я всё испортил.

– Мы давно всё испортили, Уилл! – любимый голос срывается на крик, грозящийся перерасти в плач. – Всё уже давно полетело к чертям собачьим, разве ты не понимаешь?! Я не хочу видеть рядом с собой никого другого, кроме тебя! Только тебя, тебя, Уильям! – глотая слёзы, кричит Миа.

От бессилия она прикрывает глаза, позволяя солёным ручейкам стекать вниз. Моё сердце готово вырваться из груди, когда сестра, словно в бреду, продолжает шептать моё имя. Придвигаюсь к ней ближе и увлекаю дрожащее тело в крепкие объятия. Миа совершает слабые попытки вырваться, ударяя меня в грудь и толкая. Не позволяя ей отстраниться, я терплю её маленькие кулачки и свободной рукой глажу по шёлковым волосам. Капли с её глаз срываются вниз по щекам и падают на мои руки. Чувствую, как внутри разливается что-то тянущее и мучительное. Прижимаю сестру к себе ещё ближе.

– Тише, родная, я рядом, – шёпот путается в её волосах. – Я всегда буду рядом, слышишь? – покрываю поцелуями её волосы, спускаясь к вискам.

Миа стихает. Лишь её равномерное дыхание и шум ливня тревожат тишину в трейлере. Временное перемирие. Забытье. Но уже с рассветом вернутся всё те же обстоятельства и границы, что разорвут наши объятия и принудят спать в разных комнатах.

Глава 5.

POV Миа

Лёгкий треск дерева заставляет меня распахнуть глаза. Ощущаю тепло. Оно окутывает меня от макушки до кончика пальцев. Особенно живот. На нём словно лежит грелка – как одна из тех, что дарил мне Уилл в дни, когда я болела. Легонько приподнимаю плед и смотрю на свой живот. На нём властно дремлет широкая ладонь брата. Облизываю пересохшие губы и стараюсь оглядеться вокруг, вспоминая все вчерашние события. Маленький трейлер, одноместная кровать и прикроватный столик, на котором покоится мой томик личных писем Ремарка… Щёки начинают полыхать огнём, когда я вспоминаю размеренный шепот Уилла, а затем его обрывистое дыхание на своей коже. Медленно поворачиваю голову в бок в поисках брата. Его светлая макушка почти в нескольких миллиметрах от моего лица; веки плотно закрыты, а длинные ресницы, что так не свойственны парням, отбрасывают едва заметную тень под глазами. Утомлённый моим вчерашним всплеском эмоций, он крепко спит. Становится невыносимо стыдно. И душно… Дышать совсем нечем. От сильного тела брата исходит жар. Уилл всегда был таким тёплым, что хотелось забраться поскорее в его руки и греться.

Осторожно убираю его руку с живота и вылезаю из-под теплого убежища. Мгновенно чувствую холод, который пробирает меня на мелкую дрожь. Ну и пусть. Стоит привести мысли в порядок и взбодриться после вчерашнего. Бросаю взгляд на спящего брата, и на губах расцветает неконтролируемая улыбка. Такому высокому и крепкому парню, как он, подходили лишь широкие и массивные кровати. На этой же миниатюрной железной кроватке едва помещалась я – что и говорить про Уилла. Спортивные ноги частично свисали, а любимому телу пришлось прилично согнуться, чтобы прижимать меня к себе ночью. Поправляю съехавшее одеяло и подавляю в себе безумное желание прижаться к его щеке, на которой остались отпечатки от подушки. Сжимаю пальцы в кулаки, испытывая лёгкое покалывание от необъяснимого желания.

Сдурела. Ты просто сдурела, Миа!

Натягиваю на себя толстовку и тихо выскальзываю за дверь. Утренняя свежесть тут же щекочет ноздри, внедряясь в мои лёгкие. Делаю глубокий вдох всей грудью и прикрываю на миг глаза. До моего слуха доносится пение птиц, их веселое щебетание и взмахи крыльев, когда те перескакивают с ветки на ветку. Открываю глаза и любуюсь окружающей меня природой. Лес словно ожил после ночного дождя. Он светится мокрой зеленью своей листвы и пробуждается от утренней прохлады. Аккуратно ступаю по влажной траве, стараясь не спугнуть пташек. Сколько же времени? Солнце ещё не встало, а значит, сейчас только раннее утро. Пытаюсь вспомнить, когда же в последний раз я так наслаждалась природой на рассвете, но мысли путаются.

Медленно перебираю ногами и шагаю к озеру. Где-то вдалеке уже проснулись рыбаки, которые закинули свои удочки и настроились на удачную рыбалку. По пути к водоёму я встречаю ещё несколько человек, которые, видимо, как и мы, застряли здесь вчерашней ночью и уже собирались в обратный путь. Тени, что отбрасывали массивные деревья, постепенно стали уползать, уступая место первым солнечным бликам.

Светлое небо рассекает зарево красного рассвета. Птицы начинают щебетать ещё звонче. Я приземляюсь на маленький пирс неподалёку от трейлера и свешиваю ноги к воде. Над кронами деревьев показывается кромка встающего солнца. Местные окрестности просто завораживают. После целого года в шумной Атланте леса любимого парка кажутся мне отдалённым раем.

Я вновь прикрываю глаза и откидываю голову назад, подставляя лицо под первые лучи солнца. Природа, словно капризный подросток, что расстраивается по каждому поводу, снова радуется и смеётся, вдоволь наплакавшись ночью. Я грустно усмехаюсь, когда понимаю, что я наверняка уже давно пересекла черту своей юности. У меня впереди непременно будут проблемы, и они не решатся по щелчку пальцев.

Слишком много мы наломали дров. И Уилл, и я. Всё зашло слишком далеко. Все эти касания, что вызывали каждый раз нервную дрожь; невинные поцелуи, которые порой становились совсем не родственными, и произошедшее вчера… Потираю ладонью заспанное лицо. К чему приведут наши запретные желания? Как уберечь себя, уберечь нас обоих от губительных ошибок? Это так мучительно сложно, когда тот человек, к которому лежит твоя душа, – твой кровный брат. И нет отходных путей, и нет никаких шансов на то, что он всегда будет рядом. Если только в качестве близкого родственника. Горько ухмыляюсь. К чёрту таких родственников!

В голову тут же лезут картинки, на которых нам с Уиллом за тридцать. Наверняка после всего, что с нами случилось, мы бы избегали друг друга и скомканно улыбались на семейных ужинах. А быть может, и вовсе бы избегали друг друга и вечерами, уложив своих детей спать, вспоминали бы робкие запретные поцелуи. Да, мы бы стали настоящими братом и сестрой, которые однажды начинают жить своей жизнью. Отдельно. Разрывая эту близость и вырывая её из своего сердца с корнями.

К горлу подступает тяжёлый ком, который грозится вскоре разодрать мне горло от невыплаканных слез. Да к чему они, эти слёзы? Они никогда не изменят тот факт, что мы с братом были в одной утробе матери. Всё было решено за нас. Когда? С самого момента нашего рождения. Мы обречены.

– Давно ты здесь?

Я резко дёргаюсь от неожиданности, едва удержавшись за поручень. Суетливо поднимаю глаза на хриплый голос брата. Мои щёки начинает заливать краска, словно я пойманная преступница. Уилл стоит в полуметре от меня: заспанный, с взъерошенными волосами и лёгкой улыбкой на губах. Сердце начинает болезненно ныть. Целая гамма чувств с появлением всего одного человека.

– Нет, – растерянно отвечаю я. – Решила дать тебе выспаться и заодно привести мысли в порядок. – Неловко пожимаю плечами и отвожу взгляд на воду. Такая же чистая и лазурная, как глаза моего брата.

Он с минуту мешкает, переминаясь с ноги на ногу, а затем садится рядом со мной и протягивает мне кофе. Только сейчас замечаю, что в его руках две пластиковые кружки и бумажный пакет.

– У тебя там всё так запущенно? Ну… в твоих мыслях? – осторожно подводит меня ко вчерашнему Уилл.

– Да. Полный бардак. – Губ касается лёгкая улыбка. Он улыбается в ответ.

Грустная ирония. Только это нам и остаётся. Ведь нелепо сожалеть о том, чего желали оба. Отхлебнув немного своего кофе, Уилл тянется к своим ногам и разувается. Затем опускает босые ноги в воду и прикрывает глаза. Видя его довольную физиономию, я не могу устоять. Повторяю вслед за ним и, вцепившись в деревянный поручень, аккуратно спускаю ноги в воду. Удивительно. Ещё вчера ливень грозился превратить всю Джорджию в одно сплошное озеро, а теперь стоит такая сказочная погода, что хочется скинуть с себя всю одежду и прыгнуть вниз. Вода слегка прохладная, но ослепляющее солнце нагревает озеро Джона Таннера с каждой секундой всё больше.

Мы молчим. Совсем не хочется вырываться из своей временной отрешённости и ленивого томления первых дней лета. Не хочется говорить. Ведь всё сведётся к одному. Рано или поздно всегда всё сводится к одному.

Уилл сидит совсем рядом. Наши плечи так близко, что при малейшем движении они соприкасаются друг с другом. В эти моменты я не дышу. Просто замираю, испытывая приятное и тянущее чувство внизу живота. Это чувство напоминает мне те ощущения, которые кружились во мне вихрем, когда мы катались на всяких безумных каруселях. Так же захватывало дух, и приятная истома разливалась по всему телу. Уносящий адреналин. Гулкое биение сердца.

Когда же я отвлекаюсь от солнечных ванн, то замечаю знакомые булочки, что всегда готовили в местной столовой. Кажется, они были сырными. Мой живот урчит от радости и предвкушения. Отпив немного кофе, хватаюсь за свой завтрак, изредка поглядывая на поникшего брата, что затих, сверля взглядом мелкую рябь озера.

– Спасибо, – тихо бормочу себе под нос, медленно смакуя свежую выпечку. – У миссис Брауни талант: портить фигуры всем девушкам, заглянувшим сюда хотя бы раз.

– Ты слишком похудела в Атланте. Тебе это на пользу, – задумчиво протягивает Уилл, бросая на меня беглый взгляд.

Он вытаскивает свои ноги из воды и натягивает на влажные ступни белые Конверсы. Брат напряжён. Об этом мне говорят его мускулы, его завуалированная отстранённость и больше всего – этот виноватый взгляд, что он бросает на меня в те моменты, когда я чем-то отвлекаюсь. Конечно же, я чувствую его. С ним я всегда читала между строк.

Рядом со мной остывал его крепкий кофе и покоились нетронутые булочки.

– К тому же, у тебя замечательная фигура, Мими, – добавил он и как-то грустно улыбнулся. Тесто встало поперёк горла. Я тут же запила его своим напитком и закусила от досады губу.

– Уилл… – мой голос скован и еле слышен.

– М-м?

Закончив шнуровать свои кроссовки, он переводит свои мутно-голубые глаза на меня, впиваясь вопросительным и невидящим взглядом. Я нервно облизываю пересохшие губы, отставляя свой стакан.

– Ты не должен винить себя. Я хотела этого не меньше, чем ты.

– Знаю, – отвечает он, тяжело сглотнув.

– Давай просто опустим эту ситуацию, ладно? Притворимся, словно ничего вчера не произошло. – Я стараюсь придать своему голосу как можно больше уверенности. Кажется, тщетно.

– Так же, как притворились после той ночи у костра? Что, помогло? – Уилл нервно усмехается, сверля меня своими лазурными глазами. Такими грустными сейчас, что хочется сию минуту сцеловать с них эту тоску, впитать в себя эту боль, отнять её у него. Навсегда.

Мне трудно дышать. Лёгкие сдавливает что-то тяжёлое, что появляется каждый раз, когда мои мысли касаются запретной темы. Когда я отчаянно ищу положительные стороны нашей родственной близости, но все мои попытки не оканчиваются успехом. Всё бесполезно. Мы беспомощны перед этими запретами и обстоятельствами. Словно каждый чёртов раз, как только мы прикасаемся друг к другу, между нами вдруг выстраивается каменная стена и мы, как безумные, колотим по ней руками, разбивая костяшки пальцев в кровь и сдирая с них кожу. Маленькие глупцы. Тоскующие друг по другу и закрывающие глаза на колючую правду.

– Но мы должны пробовать ещё, Уилл! – повышаю я голос в настойчивых попытках образумить себя и брата.

Да, Миа, начни, пожалуй, с себя!

– Это просто влечение. Мы молоды, у нас кипят гормоны. Как давно у тебя была девушка? У нас с…

– Хватит, – резко прерывает меня брат, подскакивая на ноги и нечаянно сбивая с пирса кружки.

– У нас с Колином…

– Хватит, замолчи, Миа! – уже кричит Уилл, запуская длинные пальцы в светлую шевелюру. – Ты сама-то слышишь, что говоришь?!

Моё сердце грохотало в груди, отдаваясь набатом в ушах. Оглушая. Но я усердно пыталась остановить процесс нашего саморазрушения, стараясь впечатать в нас эту приторную ложь.

– Слышу. То, что случилось вчера, объяснимо. Более того, это поправимо, Уилл. Мы молодые парень и девушка. Возможно, если мы найдём себе по паре, то всё будет так, как и прежде! – Мой голос, что был готов сорваться на хрип, стал противен даже мне самой.

Лицемерка! Ты – просто лживая лицемерка, Миа Аддерли.

У брата сдали нервы. Одним резким движением он схватил меня за локоть и подорвал с пирса, потянув на себя. Навис над моей фигурой, словно грозовая туча. Я только и успела жадно ухватить воздух губами, будто бы пойманная рыба, что делает последние свои глотки. Его руки превратились в крепкие силки. Я довела его. Довела своей «ложью во благо». И теперь только и оставалось, как смотреть на его плотно сжатые скулы и ожидать своей участи.

– Ты этого действительно хочешь, да? Тогда скажи мне это прямо в лицо, – его осипший голос касается моих щёк. – Скажи, что не хочешь запереться в этом проклятом трейлере и отгородиться ото всех вокруг! Просто скажи, что не хочешь забыться вместе со мной, и я пойму. Только не лги… Неужели ты не понимаешь? Я чувствую тебя, как никто другой. Говори, чёрт тебя побери! Сейчас, Мими. Выдыхая прямо сейчас свою маленькую ложь в мои губы!

Мышцы сковывает лёгкая судорога. Глаза невольно наполняются влагой. Я молчу, не в силах больше вымолвить и слова. Кусаю свои губы в попытке не разреветься прямо здесь, на этом проклятом пирсе в его руках.

– Так я и знал, – хмыкает Уилл и разжимает наконец пальцы на моих плечах.

Он прикрывает глаза от бессилия и шумно выдыхает. Растерян, застигнут врасплох. Моё сердце болезненно сжимается, обливаясь кровью. Во мне появляется острое желание обнять его и уткнуться в широкую грудь лицом. Вытянуться на носочках и гладить светлые густые пряди дрожащими пальцами. И… утешать, утешать, утешать. Пока наше дыхание не выровняется и мы не прислонимся друг к другу лбами, улыбаясь кончиками губ.

– Собирайся, нам пора выезжать домой, – безразличный и холодный тон вырывает меня из моих помыслов. Оглядываясь вокруг, наблюдаю лишь крепкую спину удаляющегося брата.

Горло саднит от застрявших в нём нежных слов, признаний и тихих стонов. Мне дурно. Растерянно хлопаю ресницами. Быстрыми шагами брат покидает старый пирс. Над кромкой леса уже вовсю светит солнце. Оно ослепляет своими яркими лучами, грея после ночного плача неба. В лазурной, чистой воде отражаются его блики. И я стою, не в силах шевельнуться. Чувствуя, как весь мой мир с треском рушится по моей же собственной вине.

Так будет правильно.

Глава 6.

POV Уилл

Я всегда был привязан к ней. Словно наши ангелы-хранители сговорились и соорудили крепкий морской узел между нашими судьбами. Всегда. Каждый мой вздох непременно сопровождался мыслью о сестре. Она была везде: в сумеречных бликах, в ярких солнечных лучах, а когда я прикрывал глаза, то вместо сплошной темноты мне мерещилась её озорная улыбка.

Это было нечестно. У меня не было выбора изначально. Наша близость была заложена с молоком матери. Я рос, а вместе со мной росла и Миа. Бок о бок. Одинаковые радости и горести. И в какой-то определённый момент всё вдруг стало общим. И мы. Как одно целое. Все её слезы я начал пропускать через себя, а улыбки делить вместе с ней.

Вот Миа пошла в садик. Её первое недовольство миром. Первая драка. Итог: выдранные клочки светлых волос моей подруги. Помню дни, когда она делала свои робкие и неуверенные шаги к осознанию того, что она – девочка. Чёртова менструация и знакомство с косметикой. И конечно, это не обошло меня стороной. Когда у малышки начинались «нервные дни», как я их называл, я создал эту проклятую традицию – покупать маленькие грелки различных форм и цветов. Вы представляете? Я считал себя полным дебилом, покупая эти милые вещицы. И, чёрт подери, чтобы я когда-нибудь делал это для кого-либо ещё! Но в те самые моменты, когда моя девочка широко распахивала свои большие глаза и по-детски заливалась смехом, я таял. И пошёл бы на это снова. У сестры и по сей день хранилась небольшая коллекция. Свернувшись клубком в своём огромном кресле, она прикладывала эти грелки с тёплой водой на низ живота и, исполняя страдальческий выдох, заматывалась по уши в свой клетчатый плед.

Боже, да я был настоящим подкаблучником, если смотреть на это с другой стороны. Но, к счастью, тогда я не знал какой-то иной стороны. Миа нуждалась во мне, а я нуждался в ней. Это было единственным правильным решением. И да, я совсем не задумывался, что скажут обо мне посторонние, видя, как широкоплечий спортсмен разглядывает на витрине тональные крема в поисках оттенка с причудливым названием «айвори».

Она была немного дикой. Проказнице было больше по вкусу слоняться за мной по двору в поисках приключений, чем слушать настояния нашей матушки о манерах. Но мы всегда слишком любили и уважали родителей, потому практически беспрекословно слушались, хоть и не всегда оставались довольны их решениями.

Далее последовала старшая школа. Это самое сложное и переломное для нас время. Первый тревожный звоночек прозвучал именно там. Он принял обличие разбитой губы Алекса – её одноклассника, который вздумал, что может зажимать мою сестру на пороге её собственного дома. Как неосторожно… Миа тогда выказывала мне свою обиду целый час, а затем тихонько придвинулась ко мне на диване и со смеющимся взглядом юркнула под руку.

Наши ссоры всегда заканчивались смехом. Даже будучи взрослыми, мы находили странным находиться в одном доме и при этом избегать друг друга, ходя угрюмыми. Быть в ссоре с сестрой равносильно тому, что быть не в ладах с самим собой. Да, именно так. Меня угнетало изнутри это едкое чувство дискомфорта, душевного хаоса и тоски. Выворачивало наизнанку, когда я замечал эти её растерянные взгляды и полную апатию ко всему, что происходило подле неё.

Это впервые. Целые сутки мы не говорим друг с другом. Я сижу на полу в своей комнате и прислушиваюсь к звукам за стенкой. У сестры снова грохочет музыка. Напускное спокойствие. Словно ничего и не произошло. Прикрываю глаза и вспоминаю недавнюю поездку. Всю дорогу мы молчали, изредка обмениваясь пустыми диалогами. Её пушистые ресницы иногда подрагивали, и Миа тут же отворачивалась к окну, стараясь подавить в себе нарастающую истерику. В моей же груди появлялась тяжесть, которая возрастала во мне с каждой секундой всё больше и больше. Вот и сейчас я слышу сквозь рокот какой-то группы, которую она даже не слушала, едва слышный всхлип сестры. Сжимаю пальцы в кулаки в надежде побороть в себе подступающую к горлу агрессию. Она просыпается, колет меня изнутри и грозится выплеснуться с сорванными голосовыми связками. Подрываюсь с места и сбегаю по лестнице вниз. Есть лишь одно место, где я могу остановить свой безумный поток мыслей.

Миную летнюю веранду и сад, игнорируя привычный осуждающий взгляд нашего пса. Чёртов маленький гадёныш всегда был на её стороне. Толкаю дверь, и она с треском отворяется, предоставляя мне доступ внутрь. Старый подвал однажды превратился в мою мастерскую, а теперь стал отдушиной и укрытием от всех проблем. Впрочем, в те самые времена Миа сумела привязаться к нему также.

В небольшом пространстве комнатки стоит диван, обтянутый бордовой шерстью, всё вокруг увешано любимыми снимками, а обшарпанные стены и тусклое освещение добавляют ещё больше уюта моему укрытию. Прислоняюсь к холодной шершавой стене и вдыхаю полной грудью здешний воздух: лёгкая сырость с примесью запаха свежих снимков, с которыми возился ещё вчера. Затаив дыхание, медленно ступаю к фотографиям, которые сохнут на верёвке. В пальцах возникает едва заметная дрожь.

Первый – очертания её острых ключиц. Таких острых, что кажется, прикоснись я к ним, то непременно порежусь; второй – хитрый прищур её глаз, таких ярких, что зелень травы кажется мне блёклой; третий – тонкие пальцы, застывшие в густых прядях её волос.

В моём горле пересыхает. Одни фотографии смазаны, а на других солнечные блики гуляют по её лицу. Но от этого снимки ещё более уникальны, пропитаны жизнью. Шагаю дальше, чувствуя, как моё дыхание становится прерывистым. Будто кто-то колотит меня в грудь, а я то и дело пытаюсь ухватить свою минимальную дозу воздуха.

Четвёртый – уголки её пухлых губ приподняты от очередной сделанной шалости. Пятый – мои пальцы на выемке её шеи. Шестой – кусочек её молочной кожи. Он выглядывает из-под задранной майки и притягивает мой взгляд.

Воспоминания вчерашнего дня ослепляют меня, кружат голову и опьяняют. Все эти снимки въедаются в меня. Перевоплощаются из обычных фото в некие субстанции, несущие в себе целую лавину различных чувств и эмоций. Мне дурно. Мне так дурно, что живот скручивает в тугую спираль, когда в мыслях в который раз за сутки всплывают её шальной взгляд и то, с какой невыносимой жаждой отвечала она на мои поцелуи. Этого не выкинуть из головы. Это будет тревожить меня до конца моих дней. Преследовать, как самое сладкое и терпкое наваждение.

От бессилия над своим саморазрушением я опускаюсь на пол. Меня всего трясёт. Хочется прямо сейчас подняться к ней наверх и, грубо схватив её за плечи, заставить прекратить плакать. Вытереть с её раскрасневшихся щёк влажные дорожки слёз и прижать к себе. Но я злюсь. Злюсь настолько, что в моих венах начинает закипать кровь. Сорвись я сейчас к ней, непременно произойдёт губительная ошибка. Я знаю, я чувствую это. Ощущаю сердцем, что приди я к ней и прижми к себе, так все границы снова сотрутся ко всем чертям. Пальцы соскользнут к её лицу, Миа прижмётся чуть ближе – так, что я почувствую её неповторимый запах, – а дальше мои губы найдут дорогу сами. К тому, что желаннее всего на свете. Её губам. Мои мысли, желания и действия не поддаются здравому смыслу. Я ведь думал совсем иначе, когда прижимал её тогда к себе в этом старом трейлере. Руки меня не слушались, а всё тянулись и тянулись. Так, словно не прикоснись я к ней, меня это сведёт с ума. Выбьет из привычной колеи навсегда.

Шумно выдыхаю и заставляю себя подняться. Это всё ни к чему. Миа, конечно, была права, когда предлагала найти и себе и мне пару. Это отвлечёт и убережёт. Но надолго ли? До каких пор это удержит нас друг от друга? И удержит ли вообще?

Плевать. Наверное, стоит принять её позицию. Кажется, однокурсница недавно строила мне глазки. Розмари… или как там её? Роуз? Впрочем, совершенно нет никакой разницы, кем отвлекаться от главной девочки моей жизни. Сокрушённый своей обидой и злостью, я поднимаюсь наверх, шаря по пути в кармане и извлекая из него мобильный.

– Алло, – щебечет мне в трубку сладкий голос.

– Да, здравствуй, Розмари. Узнала?

– Розали, – поправляет меня девушка. – Уилл, это ты?

– Да, милая, это я. Какие сегодня планы? – стараюсь придать своему голосу радостное предвкушение, но он кажется мне излишне притворным. Я едва ли помню, как она выглядит. Отчётливо – только рыжая копна волос и губы, подведённые красной помадой.

– Думала проехаться с подругами, но ради тебя могу быть свободна. Ты же знаешь, Уильям.

– Отлично. В шесть заберу тебя, – нетерпеливо бросаю я в желании повесить трубку как можно скорее. Вижу на крыльце силуэт сестры. Внешне она спокойна – никаких следов от недавней истерики. Воркует о чём-то с отцом, изредка улыбаясь ему в ответ. Один задумчивый взгляд – и вот, она замечает меня. Отводит глаза и закусывает нижнюю губу.

– Уилл? – медленно протягивает девушка на другом конце провода. – Ты вообще меня слушаешь? Я говорю, может сказать тебе адрес?

– Диктуй, – хмыкаю я, снова переплетаясь взглядом с сестрой. Миа встревожена. Словно она чувствует моё назревающее предательство, мой ответный ход. Сжимаю трубку до побелевших костяшек и быстро прощаюсь с Роуз.

– Розали, – снова поправляет меня однокурсница, вкладывая в звонкий голос напускную обиду.

– Прости меня, куколка. Я обязательно отплачу тебе за свою оплошность, – отвечаю я, выдавливая из себя нервную улыбку. «Куколка». Да, так наверняка не ошибусь.

Она вешает трубку, и я с заметным облегчением прячу телефон в карман, выходя на крыльцо. Отец, как и всегда, встречает утро на веранде. В его руках коротенький детектив, а на столе дымящаяся кружка чая. Сегодня выходной, поэтому он позволяет себе спать до девяти и распивать чай чуть больше обычного. Едва я ступаю на порог, в меня тут же впивается колючий взгляд сестры. Она молчит, сжимая в руках полную кружку кофе и поджав свои пухлые губы. Мне вдруг хочется смеяться, пусть я и не располагаю приподнятым настроением. Это больше похоже на припадок, чем на обычное желание рассмеяться. Безысходность. Ну, и конечно, этот её милый и встревоженный вид.

– Уже какие-то планы, сынок? – раздаётся добродушный голос папы, который отрывает глаза от своей книги и устремляет их на меня.

– Да, верно. Нужно помочь одной девушке с моего курса. В начале учебного года будем сдавать свои фото-проекты, вот она и обратилась ко мне. С темой всегда сложно определиться.

– Ну, конечно, Уилл – добрая душа. Что же, твоя подружка настолько глупа, что не может выбрать тему самостоятельно? – едко интересуется Миа, вскидывая свои тоненькие брови. Мне снова хочется улыбнуться.

– Ради бога, Амелия! Когда ты уже успокоишься? – возмущённо молвит отец. – У твоего брата впереди целое лето. У вас будет время пообщаться. И Уильям, как будешь нянчиться с сестрой, не забудь научить её манерам.

– Только после того, как привьёт одной бездарности хоть немного таланта.

– Разумеется, Мими. Но Рози не так уж и безнадежна, – ухмыляюсь я, довольствуясь вызванной реакцией.

– А как же ты сам? Уже определился с темой проекта? – спрашивает отец, не обращая внимания на нашу перепалку.

– Да… у меня есть некие задумки, – отвечаю, искоса бросая взгляд на сестру. Её взгляд прожигает во мне дыру. А я, словно мазохист, продолжаю жалить мою девочку. Давай же, Миа, ответь мне в сто раз больнее.

– Я понял тебя, сын. Что ж, пусть будет сюрпризом, – улыбается Невил, отчего морщинки вокруг его счастливых глаз становятся более заметными. – Ну… а что за подруга? Это твоя девушка? – осторожно добавляет он, снова опуская глаза в книгу.

– Хорошая знакомая, – хитро протягиваю я, облокачиваясь о перила спиной. – Сегодня у нас планы, но, быть может, на днях я смогу привести её в дом и познакомить вас. Она славная, Миа. Уверен, вы обязательно подружитесь.

– Я не дружу с потаскушками, увы, – цедит сквозь зубы сестрёнка и подрывается с места, продемонстрировав напоследок свою болезненно-смеющуюся ухмылку прямо перед моим лицом.

– Вернись, Миа! – кричит отец, отбрасывая книгу в сторону и чуть ли не проливая на себя чай. – Прости, Уильям. Девочка совсем отбилась от рук.

– Прекрати, отец. Всё в порядке.

«Всё в порядке»? Кому же я, чёрт возьми, вру! Всё совсем не в порядке, ведь будь я сейчас с развязанными руками, то тут же кинулся бы за ней. Навис бы над её маленьким и обозлённым лицом и заставил замолчать действенным способом. Ядовитый комок не выплеснутой агрессии подступает к горлу. Руки чешутся. Её взгляд, что она бросила мне вдогонку, полон решимости, ревности и некой агонии. Глаза настоящего безумца. С широко распахнутыми ресницами и расширенными зрачками от кипящей злости. Этот взгляд будет преследовать меня, губить все спокойные сны.

– Нет. Мы совсем разбаловали её с Франси. Младшая доченька и любимица всех соседей в округе. Ты помнишь её ангельское личико и козырные кудряшки? Что и говорить, она и сейчас хороша, но ведь в детстве были мелкие проказы, а что сейчас? Сплошное неуважение!

– Она капризная, отец. Только и всего.

– Ты всегда защищаешь её, Уилл. Вот она и пользуется, – отзывается Невил и потирает ладонью лоб. – Когда ты наконец поймёшь, что детство кончилось? Ты не сможешь выгораживать её всю жизнь, что же тут неясного? Когда-нибудь настанет день, а ведь он, определённо, настанет, так и знайте, и вы свяжете свои судьбы с другими людьми. И ты, и Амелия будете создавать свои семьи. И что же, твоя сестра будет звонить тебе посреди ночи и рассказывать о своих секретах? Так нельзя, Уилл. Так совсем неправильно.

Неправильно. Как точный выстрел в голову. Если ты счастлив, по-настоящему счастлив, и вдруг появляется это неправильно, что тогда? Отступать? Даже не пытаться бороться за своё счастье и опустить оружие на землю? А будет ли этот шаг правильным? Тот, что идёт вразрез с твоими собственными желаниями? В угоду всем создателям этих ярлыков и великим выдумщикам нелепых правил и установок! В угоду всему миру, но только не своему сердцу.

Хочется рвать на себе волосы и кричать от несправедливости. Но это не поможет. Так что просто кивай и говори так, как правильно. Оставляй всё под замком. Все тайные желания и мысли – под крепкий замок. На засов. На железные ставни. Подальше от правильных людей с их правильными взглядами на жизнь.

– Ты прав, отец. Я поговорю с ней, – бесстрастно говорю я, замечая проскользнувшее облегчение на лице мужчины. – А теперь извини, я должен забрать Рози.

Слышу отголоски слов отца, что, не отрывая глаз от книги, говорит мне что-то доброе. Сначала кнут, а затем пряник. Но я не желаю этого пряника. Я нахожусь где-то на краю своего сознания, где блуждает этот безумный и дикий взгляд моей девочки. Ликую от её ревностной реакции и ожидаю её нового нервного выпада. Именно в эту секунду совсем не хочется думать о последствиях. Ведь если задуматься, то я всего лишь выполняю её прихоть.

В очередной чёртов раз.

Примечание к части

Глава 7.

POV Миа

Дыши, Миа. Просто дыши.

Резкий хлопок моей двери отдаётся в перепонках. Сжимаю свои пальцы в кулаки, что есть силы. Отчаянно хочется колотить ими по стене. До содранной кожи на костяшках, до крови. Рвать и метать. Крушить всё вокруг. Словно в меня вселился какой-то обозлённый зверёк, который помыкает мной и хочет лишь одного – выть от бессилия.

Мечусь по комнате, не зная, куда себя деть. К горлу подступает колючий ком обиды. Никаких слёз. Хватит. Кажется, ещё чуть-чуть – и меня накроет волна настоящих неврозов. Но ведь я сама толкнула его на этот шаг. Вложила в его руки маленький ножик и подставила грудь с бешено колотящимся сердцем. С глупым сердцем!

Оседаю на пол и прислоняюсь лбом к стене. Немного отклоняюсь и снова утыкаюсь в прохладную стену. Чуть резче. Больно.

«Но Рози не так уж и безнадёжна».

Ещё один глухой удар. В висках начинает стучать.

«Она славная, Миа. Уверен, вы обязательно подружитесь».

Стискиваю зубы, чтобы притупить обострённые чувства. Ещё раз бьюсь головой. Горло начинает сдавливать от рвущихся наружу слез.

С чего он вздумал, что имеет право отрывать себя от меня? Ведь я всегда была слишком острой на язык, когда мной овладевали эмоции. Так почему же именно сейчас? Сейчас, сегодня он решил купиться на это?

Хочется ещё раз стукнуться об эту проклятую стену, но понимаю вдруг, что это слишком. Ничего не поменяется. Уилл пойдёт к этой девице, а я останусь здесь с разбитым лбом. И сердцем.

Боже мой, ведь это не может быть явью, верно? Мой брат всегда был лишь моим. Быть может, у него и были девушки, но я всегда оставалась в неведении этой стороны его жизни. И всё потому, что я стояла выше всех этих одноразовых подружек. Я была главной девушкой в его жизни. И, чёрт возьми, как бы самодовольно это ни звучало, я хочу быть ею всегда. Я великая собственница, если дело касается него. Перегрызу собственными зубами глотку той, что посмеет на него покуситься. Испорчу жизнь своими выходками и не успокоюсь, пока он не станет полностью моим. Как и прежде. И абсолютно всё равно, что это неправильно.

Этот его взгляд… Им он так и говорил о моей неправоте. Жалил меня своими словами и наслаждался появившейся взвинченностью. Садист. В его глазах я видела так много: и надменность, и обиду, и извинение, и то, что, признай я свою ошибку, он бы тут же послал эту Розмари к чертям. Да, я знаю, что это глупо, ведь человек не может забраться в мысли к другому. Но я могла. Я словно считывала это всё с его потемневших от волнения голубых глаз.

Прислоняюсь спиной к стене и закрываю глаза. Слышу, как из открытого окна доносятся с улицы детский смех, пение пташек и еле уловимый шелест листвы, которую легонько трепал тёплый летний ветер. Он обещал провести со мной все летние каникулы. Купаться в речке и сбегать по ночам из дома в поисках красивых снимков. Обещал, что не покинет меня ни на день, желая наверстать упущенное за год. И ещё сутки тому назад я представляла, как буду любоваться его светлыми густыми прядями, в которых оседают солнечные лучи, делая их золотистыми. Предвкушала жаркое лето и полную отрешённость от мира рядом с братом. И что же теперь?

Хотя всё верно. Уилл решил проучить меня. Неведомая разрушающая злость снова просыпается во мне. Чувствую ноющую и пульсирующую боль в области груди. Только вот я не могу страдать в одиночку. Я так люблю его! Но просто не позволю себе упасть без него. Потяну за собой. Мы будем в одной упряжке. В конце концов, всегда были.

Дрожащими пальцами тянусь за телефоном и стараюсь вспомнить номер, что так мозолил мне накануне глаза. Нервно сглатываю, подавляя сухость во рту. Что ж. Я вступаю в твою игру, Уилл.

Слышу длинные гудки, а затем знакомый и удивлённый тон.

– Да, это я. Не помешала?

***

Половина шестого. Дом окутывают манящие запахи с кухни, суета и предвкушение предстоящей встречи с подружкой Уилла. Боже мой, сколько же беготни вокруг этой пустоголовой. Папа роется в шкафу в поисках приличного галстука, мама порхает над своей индейкой, а я… я тщательно прокрашиваю ресницы на правом глазе. Придирчиво разглядываю своё отражение в зеркале: насыщенно зелёное платье, облегающее фигуру, пышные кудри, перекинутые на одну сторону, и неброский макияж, подчёркивающий мои большие глаза. Мне всегда казалось, что глаза у меня слишком большие для моего миниатюрного лица. Но твердящие в один голос родители, все знакомые нашей семьи и брат умилялись от младшей Аддерли с такими кукольными глазами и миловидной внешностью. Впрочем, я довольствовалась всегда мнением лишь последнего. Оно было для меня самым важным с того самого момента, как я начала говорить.

Провожу ладонью по волосам и задумчиво вглядываюсь прямо в свои глаза в отражении. И почему я такая? Вся семья Аддерли – белокурые с дымчатыми или голубыми глазами. А я? Словно тёмное пятнышко на белоснежной скатерти. Совсем не вписываюсь.

Протяжный крик, состоящий из моего имени, заставляет меня вздрогнуть. Тяжело вздохнув, я покидаю свою комнату и спускаюсь вниз.

Франческа порхает по кухне, напоминая мне юлу. Одевшись в своё красивое бордовое платье, выглядывающее из-под фартука, среди десятка тарелок и заготовок для ужина она серьёзно хмурит лоб и вспоминает рецепт. Светлые кудри матери подняты наверх, а глаза даже отсюда светятся неподдельной радостью за сына.

Беру маленький венчик и приближаюсь к столу, где начинается процесс приготовления теста. Мать замечает меня не сразу, а только тогда, когда я начинаю взбивать яйца. Её лицо озаряет привычное добродушие, какое обычно проявлялось по отношению к любому из её детей.

– Ох, мама, если бы я не любила шарлотку, то ни за что бы помогать не стала, – страдальчески вздыхаю я, продолжая взбивать.

– Миа, с таким настроем лучше ничего не делать, а то ненароком отравишь гостей.

– Вот ещё! У меня отличный настрой, – мечтательно протягиваю я и улыбаюсь матери.

Она недоверчиво щурит глаза и исследует мой наряд. Прежде чем она отвечает, на её лице отображается множество эмоций: от шокового удивления до назревающего подозрения.

– Что ты задумала?

– О чём ты, ма? – невинно отзываюсь, не прерывая своей готовки.

– Выглядишь так… просто поразительно, Амелия.

– Только не думай, что это всё ради этой… гостьи. В самом деле, мама! Ну, неужели нельзя было заказать пиццу? Делаем из её визита целое торжество!

– Присядь, – волнительно сдвинув брови, просит Франческа. – Послушай, ты ведь умная девочка, так? Прояви свою лояльность к выбору брату. Если человек тебе дорог, то весьма опрометчиво отрекаться от него потому, что ты недовольна его выбором. Ты ведь любишь Уилла, м-м? Тогда не отягощай ему сладкие минуты своим ворчаньем.

Внутри нарастает тяжесть от слов матери. Выбор, сладкие минуты… Ох, мама, пожалуйста, остановись!

– Я никогда не отрекусь от него. Тем более, из-за какой-то поверхностной девки.

– Я понимаю твоё беспокойство за брата, но ведь ты не оставляешь ему и шанса! Ты разве знакома с Розали?

– Знакома с его окружением, мам. Этого больше чем достаточно. – Закатывая глаза, я поднимаюсь со стула. – В любом случае я не собираюсь враждовать с этой… как её там? Розали? Обещаю тебе, сегодня я буду хорошей девочкой.

Она посылает мне недоверчивый, но уже более мягкий взгляд и улыбается, вновь разглядывая меня.

– И всё-таки… твой наряд. Так непривычно видеть тебя такой женственной, без всяких твоих джинсов и рубашек, – ласково бормочет мама, допытываясь.

– Ну, может… это потому, что я жду сегодня гостя, – игриво отзываюсь я.

– Серьёзно? И ты молчала? Это твоя подруга?

– Просто не стала тебя волновать ещё больше. Это мой приятель из колледжа. И, к тому же, он не требует к себе столько внимания, сколько милочка Уилла, – саркастично ухмыляюсь я, слизывая с пальцев сырое тесто.

Читаю в её голубых глазах лёгкий укор. Да, мать всегда стремилась к тёплым и уважительным отношениям в доме, потому и не любила мои выходки. Я нарушала баланс. Всегда всё портила: и намеренно, и случайно, но портила. И сейчас, когда свободолюбивый старший сын решил привести в дом свою девушку, то внезапно я стала подозреваемой номер один. Человеком, который может пошатнуть многообещающий семейный ужин.

Франческа легонько бьёт меня по руке, ругая за то, что я, как и всегда, ворую её сырое тесто. А затем тепло улыбается мне, помогая с яблоками для пирога. И всё же, я была любимицей, несмотря на мои постоянные проказы. Все выгораживали меня, но больше всех, конечно же, брат. Удивительно, и почему я не стала самовлюблённой малышкой, помешанной на себе? Ведь все потакали мне. Но, наверное, эти времена постепенно сходили на нет. Отец стал сердиться на меня всё чаще. Считал, что стоит пресекать нашу с братом больную помешанность друг на друге. А для меня это было всё равно, что он медленно тянулся за топором в попытке разрубить наши сросшиеся души. Слишком поздно. Это всё ни к чему не приведёт! Даже если он разрубит нашу связь, мы всё равно найдём путь друг к другу. По крайне мере, я. Да, непременно.

За милым воркованьем на кухне с мамой я и не заметила, как горечь в горле отступила. Теперь я лишь томилась в нервном ожидании. Оставалось лишь ждать, ощущая, как ладони становятся влажными от волнения.

Звонок в дверь раздаётся как гром среди ясного неба. Я дёргаюсь. Что ж, добро пожаловать в семью, дура набитая.

***

Розали оказалась такой, какой я себе её и представляла: высокая девушка модельной внешности, с ногами от ушей и очаровательной улыбкой во весь рот. Единственное, что удивило меня, так это её волосы. Густая копна длинных рыжих волос щекотала ей поясницу. Она была красива, мила и непременно пользовалась своими достоинствами.

Я стою чуть поодаль от разворачивающейся семейной сцены и представления восхитительной Рози родителям. Меня тошнит. В мыслях уже начинаю прикидывать, что стоит съесть за ужином, чтобы подавить подступающую к горлу тошноту. Облокотившись о дверной проем, я остаюсь без должного внимания. И слава богу. Нервно замечаю, что крепкая рука Уилла властно покоится на её талии. Он наконец поднимает свои глаза в поисках меня, и мы встречаемся взглядами. Он одет в светлую рубашку с закатанными рукавами и джинсы. Высокий, красивый, так мною желанный. Мои лёгкие пропускают пару ударов, дыхание сбивается. Брат исследует мой внешний вид пытливым и пронзающим взглядом, вгоняя меня в краску. Быть может, я слишком взвинченная, но, кажется, уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. В моей груди растекается тепло, словно растопленный мед, такой же тягучий и сладкий. Ноги слабеют.

– О, вот и наша девочка! Знакомься, Розали, это младшая сестра Уилла – Миа, – дружелюбно щебечет мама и жестом подзывает меня в их удушающий кружок.

Чувствую себя снова маленькой, вспоминая семейные праздники, где я, вскарабкавшись на высокий стул, пела песенки и кружилась среди гостей в пышном платье, заставляя их восторженно хлопать глазами и умиляться. Но вот проблема в том, что я не люблю людей! Каждый человек, кто знаком с братом и со мной, отбирает у меня внимание Уилла. Как бы то ни было, он на время отсоединяет, разрывает наши сплетённые пальцы, отодвигает кого-либо из нас на задний план. И вот, теперь эта рыжая девица пялится на меня своими узкими глазками и ждёт семейных объятий. Что ж… раз она так жаждет…

Отрываюсь от стены и чуть ли не бросаюсь на девушку, крепко прижимая её к себе. Слышу её сдавленное дыхание и тихий писк, оттого что я совершенно случайно придавливаю своими пылкими объятьями её пышные локоны.

– Ох, как же я рада, Роза, – восклицаю я.

– Меня зовут Розали, – улыбнувшись, поправляет она. – И да, я тоже очень рада.

– Прости, просто у брата было столько девушек, что я теряюсь в именах. – С извиняющимся видом я пожимаю плечами, улавливая дискомфорт нашей гостьи. Уилл сдерживает улыбку. – Впрочем, это ведь неважно, правда? Быть может, тебе повезёт, и ты станешь последней.

Рози скованно улыбается мне в ответ и оценивающе разглядывает меня с головы до ног.

– Уилл, почему ты не рассказывал мне о своей сестрёнке? Я думала, что она только недавно окончила школу, и представляла её несмышлёным подростком.

– Иногда мне кажется, что Миа никогда и не была подростком, – тепло отвечает ей брат и помогает снять плащ, не переставая смотреть на меня. – Ну, знаешь, она всегда была крайне серьёзной.

– Да, Рози. Так что… лучше не связывайся со мной, – чеканю я, замечая минутную растерянность на её лице. – Шутка, – чуть позже добавляю я и невинно улыбаюсь. Рози нервно смеётся.

Смотрю на родителей, которые находятся в таком же замешательстве, как и сама гостья. Уилл, закусив губу, продолжает сверлить меня своими лазурными глазами, в которых отчётливо читаются усмешка и удивление. От этого злость снова просыпается во мне, разгораясь и подогревая мой недавний пыл.

– Что же, раз все познакомились с Розали, может, пройдём к столу? – выдавив улыбку, бормочет папа, распахивая двери в столовую.

Розали вновь возвращает себе привычное обаяние и следует за мамой, отходя чуть вперёд от Уилла.

– Решила податься в актрисы? – слышу я шёпот над своим ухом. Резко разворачиваюсь, утыкаясь лицом в шею брата. Не надень я каблуки, то непременно уткнулась бы в грудь, а то и ниже. Гордо задираю подбородок, принимая его вызов.

– Подумала, что Розали будет неуютно здесь без поддержки, – невинно улыбаюсь я самой искренней улыбкой, что только есть в моем притворном арсенале. Он, конечно же, на неё не купился и лишь ухмыляется.

– Тогда, может, поможешь выбрать ей бельё на завтрашний вечер со мной, чтобы Розали не приходилось сталкиваться с таким тяжёлым выбором? – мурлычет мне на ухо брат. Его тихие ранящие слова опаляют открытый участок кожи возле уха. Этот шёпот вызывает у меня лихорадку.

– Не посмеешь! – чуть громче восклицаю я, привлекая внимание всех вокруг.

– Что вы там застыли? Секретничаете? – кричит из гостиной Рози. Её голос режет мне уши.

Разворачиваюсь к Уиллу, но он, подмигнув мне напоследок, возвращается к своей ненаглядной, присаживаясь с ней рядом. Розали смущённо улыбается и прикасается к его руке, щебеча ему на ухо очередную глупость.

Прекрасно! Пусть хоть отымеет её прямо за этим столом, мне плевать!

Разделав мясо, отец толкает свою речь, и комнату наполняет звон бокалов. Выпиваю залпом игристый напиток, ощущая, как пузырьки бьют мне в голову. Да, этот вечер потребует от меня большей выдержки…

Пока мать расспрашивает милую Розали о её увлечениях, я неспешно отрываю маленькие виноградинки с ветки. Помещаю одну в рот, стараясь сконцентрироваться и не кинуть что-нибудь посущественнее в девицу напротив. Я буду примерной сестрой и дочерью до самого конца вечера. А затем, когда моё терпение подойдёт к концу, появится мой козырь, припрятанный в рукаве про запас.

Помещаю ещё одну ягоду в рот, как вдруг встречаюсь взглядом с братом. Он зачарованно смотрит… на мои губы? Машинально облизываю их, чувствуя кисло- сладкое послевкусие. Закусив губу, он откидывается спиной назад, отпивая ещё несколько глотков шампанского.

Неужели? Я что, могу волновать тебя?

Едва заметная насмешка искривляет мои влажные от сока губы. Тянусь к свежей клубнике и пододвигаю к себе шоколадное фондю. Его зрачки расширяются, как при сильном опьянении, а небесные глаза темнеют. Окунаю клубнику в блюдо и чуть раскрываю губы, прежде чем её отведать. Когда же я медленно смакую ягоду и кончиком языка убираю шоколад с уголка рта, он тяжело сглатывает, снова хватаясь за полупустой бокал. Я победно улыбаюсь, стараясь не привлекать к себе очередного ненужного внимания.

– Уилл? Ты вообще нас слушаешь? – хмуря свой идеальный лобик, спрашивает его Розали. Я ликую, когда он растерянно переводит свой взгляд с меня на неё. – Твоя мама предлагает нам сделать с тобой общий проект. Я думаю, что это неплохо, м-м?

– Не выйдет, – отстранённо бросает он, подливая себе шампанского. – Моя тема уже готова, а твоя только в разработке. И, честно говоря, не думаю, что их можно будет соединить.

– Ох, Уильям. Мне кажется, Рози способная девочка. Не будь таким же ворчливым, как и твоя младшая сестра, – дружелюбно улыбаясь, уговаривает его мать. Я театрально закатываю глаза.

– Миссис Аддерли, не стоит его принуждать. Должно быть, тема его презентации личная, – воркуя, отвечает девушка, снова нежно касаясь руки брата. Моё горло начинает саднить. – К тому же, я довольствуюсь малым и безмерно счастлива, что Уилл будет помогать мне с моим проектом.

– Зачем же тогда ты учишься? – нервно бросаю я, не выдержав. На меня тут же устремляются четыре пары глаз, трое из которых явно позабыли о моём присутствии.

– Что, прости?

– Зачем тогда ты учишься? Я думала, что суть проекта заключается в том, чтобы показать свою индивидуальность, раскрыть тему, которая волнует тебя, показав её в снимках. А ты просто передаёшь весь изюм своего проекта в руки Уилла. Так где же тогда будет твоя чёртова индивидуальность? Может, её просто нет?

Розали краснеет. На её впалых худых щеках выступает румянец. Но, если честно, она вряд ли так уж оскорблена. Скорее унижена тем, что не может перекинуться со мной словечком, пока всецело находится на пьедестале внимания наших родителей. Поэтому, лишь поджимает губы и хитро изучает меня исподлобья. Я тихонько усмехаюсь. Рози – чертова волчица, по непонятной мне причине нарядившаяся в прикид бедной овцы. Я не была гипер-общительным человеком, но главный плюс заключался в том, что я умела наблюдать за людьми и… видеть их истинные сущности. Тем не менее, скулы отца яростно играют, а пальцы, держащие вилку, сжимаются в кулак. В воздухе царит напряжённое молчание. Кажется, ещё немного – и здесь произойдёт взрыв в связи с накалённой обстановкой. Щелчок духовки с кухни отдаётся эхом, что становится для меня спасительным выстрелом.

– А вот и десерт, – натужно улыбаюсь я, подрываясь со стула и вызывая тем самым скрип паркета.

Позади себя слышу встревоженный голос матери:

– Иди, Уилл… помоги сестре с пирогом.

Но, конечно же, проклятый пирог здесь был ни при чём. Глупый предлог, чтобы устранить угрозу срыва семейного ужина. Чтобы привести в чувства растрогавшуюся малышку Розали. Чтобы отдохнуть от меня.

Когда же я врываюсь в кухню, наполненную приятными сладкими запахами, то мигом упираюсь руками о стол и прикрываю глаза.

– Балуешься? – резко раздаётся над моим ухом, и я, испугавшись, рефлекторно отступаю назад. Упираюсь в широкую грудь, уже зная, кому она принадлежит. Чёрт.

– Что тебе, Уилл? – фыркаю я, пытаясь высвободиться из ловушки, которую создали для меня его руки.

Тёплые пальцы отодвигают разметавшиеся пряди моих волос в сторону, обнажая шею. Секунда – и его пухлые губы находят мою чувствительную точку на шее и нежно, скользяще прикасаются к ней. Он сплетает наши пальцы, накрывая мои руки своими. Бросаю на них растерянный взгляд. Руки брата сильные, с выделяющимися венами и длинными пальцами. С настоящими мужскими ладонями. Сердце моё то радостно трепещет, то резко затихает. Дыхание становится рваным. Чувствую, как крепкое тело брата сдавливает меня, прижимая к кухонной стойке. Задыхаюсь от нахлынувших эмоций.

Загрузка...