Запретное влечение (СИ)

– Родители в соседней комнате, что ты творишь? – обрывисто шепчу я, пытаясь отодрать его руки от своих. Тщетно. Они словно приросли друг к другу. Намертво.

– И Розали… – хрипло добавляет Уилл, запуская пальцы в мои волосы, и легонько оттягивает их назад, принуждая быть ближе. С моих губ срывается сдавленный стон.

Повторный щелчок духовки заставляет меня опомниться. Воспользовавшись его секундным замешательством, выскальзываю из его рук и тянусь к печке, выравнивая сбившееся дыхание. Сердце бешено колотится. Стараясь не смотреть в глаза брата, вытаскиваю противень из духовки.

– Ты меня с ума сводишь своими выходками, – тихо выдыхает он, и я дёргаюсь. Пальцы соскальзывают с прихваток, и я тут же обжигаюсь о раскалённое железо.

– Чёрт возьми! – шиплю я, бросая противень на стол и сжимая пальцы в кулак.

Уилл мигом оказывается возле меня, хватая мою руку с ожогом. Он заботливо осматривает пальцы, дуя на них, словно в детстве. Недолго думая он берёт их в рот и поочередно начинает посасывать, остужая.

Проклятье!

Я медленно теряю голову, оттого с какой невыносимой нежностью он это делает. Смотрит при этом на меня своими заведёнными глазами. В них больше не отражается морской штиль, нет. В них поднялся шторм, грозящий затопить всё вокруг. Унести и меня и его на самое дно порока, откуда уже не будет выхода. Не будет возможности выплыть наружу.

– Хватит! Хватит, прошу тебя! – Вырываю пальцы и отстраняюсь назад. – Зачем ты делаешь это? Ты решил погубить нас сейчас? Прямо здесь, Уилл? – Хочу закричать, но выходит лишь хриплый шёпот.

– Ты же сама хочешь этого, Миа! Разве я лгу?

– Ты уже сделал свой выбор, ясно? Значит, руки от меня прочь.

– Розали? Ты это серьёзно? – усмехается брат, подходя ближе.

– Скажи это себе.

– Эй, – шепчет он, тяжело выдохнув. – Ты сама вынудила меня. Нам стоит найти себе по паре. Не твои ли это слова?

– И ты с успехом справился с этой задачей, – процедила я сквозь зубы. – Хорошо, Уилл. Теперь мой черёд!

– О чём ты? – настороженно спрашивает брат, сверкнув глазами.

Звонок в дверь становится ответом на его вопрос. Он щурится, посылая мне предупреждающий взгляд. Я горько улыбаюсь.

– Это ко мне, – бросаю я, удаляюсь с кухни. Уилл несётся за мной следом. Схватив меня за запястье, он грубо притягивает меня к себе. Я ударяюсь о его грудь.

– Ты ведь это не серьёзно, да? Что ты задумала?

– Просто давай послушаемся меня и найдём себе отвлечение. Ты же не думаешь, что я уступлю тебе в этом? – хитро улыбаюсь в ответ я и тянусь к дверному замку.

Уилл хочет сказать что-то ещё, но не успевает. Входная дверь распахивается, и мы замечаем на пороге темноволосого парня. Он приветливо улыбается, изучая наши лица, но в частности меня. Глаза его игриво светятся, в его руках – букет жёлтых роз.

Ненавижу жёлтые розы.

– Привет, Колин! Рада видеть тебя…

Глава 8.

Распахнувшаяся внезапно дверь дарует мне все ответы на вопросы, заданные секундой ранее моей милой сестрёнке. Предо мною стоит парень, чью физиономию я хотел бы видеть меньше всего. Ростом чуть выше Мии, слащавая улыбка и смазливые черты лица. Улыбается и протягивает ей цветы. Те самые, от которых мою девочку тошнит. Жёлтые розы. Твою же мать! Миа наигранно расцветает и, приняв букет, продолжительно обнимает парня, прижимаясь к нему всем телом. У меня начинают чесаться руки. Кожей чувствую нестерпимый зуд.

– Я тебя заждалась! – щебечет сестра, пропуская очередного гостя в дом. Слышу, как дрожит её голос.

– Прости, Мел, возникли небольшие трудности. – Милая улыбка и лёгкое касание их рук. Мои челюсти непроизвольно сжимаются.

Мел?!

– Не хочешь представиться для начала? – слишком резко бросаю я, замечая большие и безумные глаза сестры. Это необратимо. Во мне вскипает злость и агрессия, готовая разрушить этот шаткий семейный ужин, завершив миссию моей малышки.

– Да… конечно, – неуверенно отзывается Колин и протягивает мне щуплую руку с длинными пальцами. – Колин, близкий друг твоей сестры.

Помедлив с рукопожатием, я впиваюсь взглядом в его пальцы. Они, должно быть, гладили её, прикасались к ней, а возможно, дарили блаженство. Отчётливо представляю, как заламываю один чёртов палец за другим. Настолько отчётливо, что, когда протягиваю свою ладонь в ответ, рукопожатие выходит гораздо крепче обычного. Парень меняется в лице. Я мысленно ухмыляюсь. Но этого мало. Слишком, слишком мало!

– Близкий друг, значит? Насколько мне было известно, ваши пути давно разошлись. Так что же ты делаешь на пороге её дома сейчас?

– Послушай, дружище. Амелия, как и все девушки, сама не знает, чего она на самом деле хочет. Сегодня она без ума от тебя, а завтра ты ей уже наскучил. К счастью, малышка объявилась, а я только рад провести с ней время. Ещё будут вопросы? – Несмотря на безобидный внешний вид, в нём чувствуется стержень.

Объект, посланный разжечь мои ревностные чувства, прибыл. Теперь всё куда более честно, сестрёнка, так держать. Мои скулы сжимаются. Пока мальчишка раздевается, прожигаю её взглядом, замечая озорной блеск в этих безумных зелёных глазах и горькую, едва заметную улыбку, притаившуюся в уголках губ.

Освободившись от своего несуразного пиджака, Колин открыто любуется своим «близким другом», улыбаясь во весь рот. Миа действительно сегодня притягивает все взгляды своим стройным телом, обтянутым в изумрудное маленькое платьице под цвет её глаз. Пышные локоны, как и в детстве, подпрыгивают над худыми плечиками при каждом её шаге.

Прикрой рот, придурок. Это всегда было только моим и таковым и останется!

Колин жмётся к ней, как неудовлетворённый подросток, который готов получить свой оргазм от одного лишь нежного касания восхитительной девушки. Когда же я уже собираюсь врезать ему, сестра оглядывается назад и ласковым голоском окликает меня:

– Пойдём же, Уилл! Иначе твоя девушка загрустит без должного внимания.

Усмехаюсь. И всё же, моя сестра потрясающая. Преклоняюсь перед её актёрским талантом. Она оглядывается ещё раз и посылает мне ответную улыбку. Хорошо, давай поиграем.

Родители встречают свою младшую дочку овациями. Будучи отстранённой от женских привычек заводить себе поклонников и воздыхателей, она крайне удивила отца и мать, показавшись под ручку с милым парнем. Мать быстро расставляет столовые приборы на ещё одного человека, а я скептически сверлю взглядом парочку. Розали, кажется, рада новому гостю, увидев в новоиспечённом госте поддержку или же свой шанс уберечься от очередных нападок маленькой воительницы. Ужин продолжается под гнётом напряжённых взглядов и радостного восторга родителей, которые осыпают вопросами улыбчивого Колина.

– Не знала, что у твоей сестрёнки есть мальчик, – тихо шепчет мне на ухо Рози, соприкасаясь со мной плечом.

– Мальчик, верно. До парня он явно не дотягивает.

– Брось, Уилл. Ты должен быть рад, что избавишься от её назойливости. Она слишком привязана к тебе. Всем это заметно, – её приторный шёпот обжигает мне шею. В нём сочатся яд и зависть.

Знала бы ты, Розали, как я счастлив от её назойливости. Я готов верещать от разрывающей сердце радости, когда Миа проявляет её сполна. Когда она заполняет собой всё пространство вокруг, всё моё свободное время, всего меня. До краёв. Назойливость в избытке – моё самое большое счастье. Пусть только это никогда не кончается, пусть эта привязанность, эта раздирающая нас на части близость сохранится.

Встречаюсь с сестрой глазами и не смею отвести взгляд. Она также не отпускает. И мы держимся друг за друга слишком долго. Без единой возможности прервать зрительный контакт и уступить. Верно, мы ведь одна кровь, а значит, настырность – наше общее качество.

Прерывает наш разговор глазами паршивый Колин, который касается её руки, поглаживая так любимые мною пальцы. Те самые, которые ещё несколько минут назад я бережно остужал и поочередно посасывал, уменьшая жжение от ожога. Её нефритовые глаза темнели, погружаясь во тьму, откуда нам с ней уже не было выхода. Тропинки назад стирались, а дикое влечение туманило наш ясный ранее взор. Мы погрязли в своих тёмных желаниях. Окончательно.

– Да, Рози. Ты, должно быть, права, – улыбаюсь я и оставляю лёгкий поцелуй на её худой щеке. Миа открыто пялится и шумно выдыхает. Настолько, что я улавливаю её нервное дыхание. Розали смущённо отводит глаза, снова вовлекая свою персону в семейные беседы с родителями.

Залпом осушаю полный бокал шампанского и даже не морщусь. В висках стучит. Стараясь отвлечься, лениво прислушиваюсь к общему диалогу.

– Колин, вы поражаете меня своими познаниями в искусстве. Вы абсолютно точно выбрали себе будущую профессию! И как наша дочка так долго прятала вас? – восклицает отец, радуясь новому приятелю семьи.

– Может, оттого, что они постоянно расходились? – вслух усмехаюсь я, подвергаясь предупреждающему взгляду отца. Конечно же, неуёмная дочка слишком долго тревожила всех вокруг, чтобы так просто отпустить потенциального принца. А заодно и маячащее на горизонте долгожданное спокойствие.

– Всего дважды, сэр, – ничуть не растерявшись, отвечает с улыбкой Колин. – Девушки, – поясняет он, пожимая плечами.

– Непостоянство моей сестры не означает, что она глупая девица. Возможно, ты давал ей на это причины.

– Уильям, ты преувеличиваешь. Твоя сестра очень эксцентрична, только и всего. Колин – замечательный парень, который уравновесит их характеры, добавив в пару гармонии, – встревожено вклинивается в разговор Розали, боясь спугнуть парня, который, безусловно, поможет ей оградить меня от сестры. Чёрта с два!

– Не будем забегать вперед, Розали. Боюсь не оправдать все ваши ожидания. – Извиняющаяся улыбка призванного лицемера. – И всё же, я рад, что у такой хрупкой девушки, как Мел, есть защитник помимо меня. Но Уилл, поводов для беспокойства нет, поверь мне.

– Хрупкой девушки? – не выдержав, смеюсь я. – Ты, видимо, плохо знаешь мою сестрицу, раз несёшь такой несусветный бред.

– Увы, я не её брат, – парирует он, цепляя меня. В хитрых глазах появляется враждебный прищур, но тут же исчезает: видимо, Колин вспомнил, что за разворачивающейся сценой наблюдают родители.

– Да что с вами такое сегодня? – строгим голосом молвит отец. Смерив нас с Мией грозным взглядом, он поднимается из-за стола. – Франси, я выйду перекурить. Прошу вас простить наших детей, дорогие гости. Им в новизну видеть кого-то иного рядом друг с другом вместо самих себя.

– О, конечно, Невил. Я пока подготовлю десерт, – напряжённо улыбается мама и также поднимается следом. – Девочки, не хотите мне помочь?

Девочки изображают на лице радушие и небывалый энтузиазм и следуют за матерью на кухню. На лице Колина мелькает облегчение, что удивляет меня не меньше, чем его появление на ужине. Он откидывается спиной назад и не спеша потягивает шампанское.

– Хочешь сказать мне что-то еще, Уилл? – спокойно говорит парень.

– Какого чёрта изображать из себя послушного мальчика, если ты им не являешься? – цежу сквозь зубы.

– Вы с Мел не умеете скрывать своих чувств и не заботитесь о том, что кому-то может быть неуютно из-за этого. Я – один из тех людей, кто умеет сглаживать острые углы, которые вы с успехом создаёте. К тому же, я впервые вижу её родителей. Как же мне ещё вести себя?

– Лицемерие – твой конёк. Похвально.

– В чём проблема? Не доверяешь мне сестрёнку?

– А с чего мне доверять её тебе? Ты как-то отличился? – Чувствую, что сейчас хрупкое стекло лопнет от той силы, с какой я сжимаю бокал. Хитрое выражение его лица убивает во мне последние ростки терпения. Где же десерт?

– Знаешь что, чувак, нам просто нужно выпить с тобой и поболтать по душам. Уверен, мы найдём общий язык.

– Именно тот общий язык, который ты нашёл с Мией, лишив её девственности?

– Ах, вот в чём дело! – нервно улыбается Колин, облизнув пересохшие губы. – Эй, ты ведь тоже парень. Неужели не понимаешь, к чему ведут все эти встречи и поцелуи? Где ты был, когда наши с ней отношения переходили эту грань? Почему не играл в любящего старшего брата тогда? – Каждое его слово проникает в самую глубь, в сердцевину моих былых переживаний и опасений. Остановись, сукин сын. Пока не поздно, остановись. – И теперь ты обвиняешь меня в том, что я не посоветовался с тобой? Ей двадцать! Считаешь, было бы лучше, если бы она осталась старой девой? – Черта переступлена, грани дозволенного сломлены. Подрываюсь со своего стула и резко хватаю парня за воротник, перегибаясь через весь стол. Опомнившись, Колин неровно дышит, отступая.

– Эй, приятель, выдохни. Понимаю, лишнего наговорил, с кем не бывает?

Усиливаю хватку настолько, что его собственный галстук душит бедолагу. Этого недостаточно. Наматываю галстук на руку и тяну его на себя. Колин опрокидывает тарелку. С громким звоном она бьётся о паркет, разлетаясь на грязные осколки вместе с остатками еды.

– А вот и десерт! – восклицает радостно Розали, но застывает, увидев впечатляющую картину, что развернулась прямо за столом.

– Мальчики! – ахает мама, передавая в руки Рози шарлотку и устремляясь к нам.

Миа опережает её, толкая Розали плечом и подбегая ко мне. Её безумные глаза впиваются в меня, обезоруживая.

– Хватит, Уилл. Отпусти же его! – тихо шепчет сестра, прикасаясь к моей вздымающейся груди своими пальчиками. Она выжидающе смотрит, почти умоляюще. И я сдаюсь. Я опускаю своё оружие, капитулирую. Я сделал бы всё, лишь бы она продолжала смотреть на меня вот так: будто я – весь её мир, а от моих действий всецело зависит его благополучие.

Пальцы мои разжимаются, отчего комнату заполняет облегчённый выдох Колина. Я не свожу с неё глаз. Миа устала играть в эту губительную игру. Губительную – для наших сердец, жестокую – для остальных. Чувствую, что сейчас она хочет лишь одного – прижаться ко мне крепче и послать всех остальных к чертям. Мы не близнецы, но в эту секунду я разделяю её желание, которое можно считать с её увлажнившихся глаз.

– Так, это не куда не годится, ребята! – громкий голос отца заставляет всех нас обернуться назад. Видимо, он наблюдает за представлением уже давно. Пригласив всех обратно за стол, он продолжает: – Завтра у Дилайлы, вашей тёти, день рождения. Мы собирались отпраздновать его в нашем лесном домике, собравшись с её семьей. Но теперь я предлагаю другой вариант. Колин и Розали поедут с нами. Всем вам необходимо сплотиться, а что как не разжигание костра и приготовления ужина способствует этому? Если у вас на ближайшие два дня нет планов, то прошу поддержать меня.

Переглянувшись с сестрой, я бросаю предупреждающий взгляд Колину. Ей-богу, я придушу его собственными руками, если он согласится!

– О, я так люблю подобные вылазки! – первой решает Рози, встряхнув своей рыжей копной волос. Я натянуто улыбаюсь ей.

– И замечательно. Ну, а ты, Колин? – спрашивает мама, с надеждой поглядывая на парня. Он задумчиво хмурится, искоса наблюдая за Мией.

– Думаю, идея хорошая. Но вот не помешаем ли мы вашему семейному празднику? – сомневается парень. Правильно, так держать.

Моя девочка притихла. Закусив губу, она ковыряет вилкой остывший пирог. Нервничает. Меня разрывает от неистового желания утешить её. Я осекаюсь, когда слышу, что родители вовсе не против, и Колин, будучи невыносимо милым, всё же соглашается.

– Вы это серьёзно?! – резко говорю я, замечая, как все присутствующие удивлённо поворачиваются ко мне. – Мы что, в детском лагере? Сплочение коллектива? Я не стану участвовать в этом!

– Но дорогой… – осторожно начинает Розали.

– Это просто абсурд.

– Уильям, прошу тебя пойти нам навстречу, – ласково просит мама.

– Это не обсуждается, – резко прекращает спор отец. – Вечер уже поздний, думаю, гостям лучше остаться у нас, ведь выезд завтра рано утром. Миа одолжит Рози подходящие вещи, а Франси отыщет вещи Уилла, которые ему уже малы. Думаю, Колину они будут впору.

Я нервно усмехаюсь.

– Уилл! – гремит голос отца. – Я ещё поговорю с вами двоими, ясно? А теперь всем пить чай и по кроватям. Комнат хватит на всех.

Розали снова радостно жмётся ко мне, пытаясь угостить меня своим пирогом. Меня начинает мутить от всех сегодняшних событий. От наигранности, от затеянной нами игры, от Розали. Отчаянно хочется зарыться носом в тёмные кудри сестры, которые сегодня непременно пахнут сладкими духами. Живот скручивает от резко нахлынувшего на меня желания.

– Ну, давай же, Уилл, помоги мне с пирогом, – нежно мурлыкает девушка, поднося к моим губам кусочек. Пока родители обсуждают предстоящую поездку, Рози ведёт себя раскованнее, проводя острым язычком по красным губам и придвигаясь ещё ближе. Ложка Мии резко падает на тарелку.

– Да, Уилл, помоги Розали с пирогом. Ты ведь не хочешь, чтобы она не влезла завтра в мои спортивные брюки? – нервно смеётся сестра и, хватая за руку Колина, тащит его наверх. Вижу, как по пути к лестнице она сплетает их пальцы и позволяет ему обнять себя.

Проклятье!

– Не нервничай, милый. Я вовсе не обиделась, – нарушает затянувшееся молчание Рози. – Она у вас очень вспыльчива. Но думаю, что мы подружимся, – добавляет она, поворачиваясь к ошарашенным родителям.

Ещё одна уверенная, воспринявшая мою нервозность на свой счет. Как удобно. И почему люди думают, что вклиниться между мной и сестрой будет так легко? Ощущаю, что нахожусь на грани срыва. Одержимый тем, чтобы вышвырнуть гостей за дверь и вернуться к своей расстроенной и злой малышке. Принять её обиды, утешить, залечить открывшиеся раны поцелуями.

– Очень надеюсь на это, – вздыхает мама. – Но Мие пойдёт на пользу то, что не все пляшут под её дудку. Особенно Уилл.

– Ладно, Франси. Хватит на сегодня разговоров, – устало отзывается отец и приобнимает жену. – Завтра рано вставать, не засиживайтесь допоздна, детки.

– Я помогу прибраться, – вызывается помочь Розали и поднимается вслед за мамой.

Искоса поглядываю на девушку, примечая в ней ту же кричащую доброжелательность, что и в Колине. Другой счёл бы это за простую вежливость, но здесь была не только она. Актёрское мастерство сочилось в каждом их жесте. Откинувшись назад, я внимательно изучаю рыжую бестию, что улыбается до ушей и помогает матери с грязной посудой. Но уверенность в том, что в ближайшее время с этих двоих слетят маски, возрастает во мне и крепнет.

***

Настенные старинные часы бьют полночь. Проскользнув через смежную ванную между нашими с сестрой комнатами, останавливаюсь у её двери. Прислушиваясь к посторонним звукам, я шагаю за порог и тут же встречаюсь с любимыми глазами. Миа медленно откладывает книжку в сторону и поднимается с кровати. На ней милые спальные шортики, которые заметно облегают её пятую точку, и тонкая майка на бретельках. Я нервно сглатываю. Видеть её такой наедине, находясь на расстоянии вытянутой руки, невыносимо. Этот образ впечатывается в меня, дурманя рассудок. Алкоголь бьёт в голову, и недолго думая я сгребаю сестру в охапку, резко прижимая её миниатюрное тело к себе. Из её груди вырывается судорожный вздох. Она обнимает меня в ответ и тянется на цыпочках, желая уткнуться мне в грудь. Без каблуков малышка вновь обретает свой привычный рост, потому едва достаёт мне до груди. Изящные пальчики вцепляются в спину, а её дыхание сбивается.

– Боже… я так скучала, Уилл. Ты чувствуешь то же самое?

Моё сердце колотится о грудную клетку, желая разбиться об неё. Слишком близко. Слишком хорошо. Я сжимаю её в своих руках ещё крепче, выдохнув одно единственное «да»

.

Подняв на меня свои изумруды, она легонько улыбается. Мою башню окончательно срывает, но я стараюсь держаться. Ради неё, ради нас.

– Я вела себя как полная идиотка! – смущённо шепчет она, утыкаясь лбом в мою грудь.

– Ты вела себя как истинная собственница. А это значит, что ты ещё и лгунья. Ведь кто-то зарекался, что не станет испытывать нечто подобное ещё раз.

– Нет, я не лгунья! У меня лишь раздвоение личности, ведь моя вторая половина ужасно злится на тебя.

– А что же первая?

– Первая… первая находит все эти игры забавными, – краснеет она, закусывая свою губу двумя передними зубами. – Это не должно быть забавным, так? Не должно заводить меня…

Её каштановые кудри выбиваются из хвостика, падая на раскрасневшиеся щёки. Этот её невинный вид и те слова, что она сейчас шепчет мне… Невообразимо передать. Невозможно выразить, как моя грудь рвётся от переполняющих сердце эмоций. Они накрывают меня с головой, отдаваясь дрожью во всех моих конечностях.

– Нет, Миа. Это правильно, если тебе это нравится. Мне нравится это тоже, – шепчу в ответ, наклоняясь к её лицу. – Ты становишься совсем другой, когда мы вовлечены в эту больную игру.

– Другой? – удивлённо переспрашивает она.

– Да… Игривой и беспощадной. – Целую её в висок и улыбаюсь.

– Тебя это… волнует? – неуверенный шепот. Я восторгаюсь её таким редким смущением и тем, что она подставляет своё «волнует» вместо «возбуждает». В груди теснится необъятная нежность.

– Да. Очень волнует.

Тяжело сглатываю, ощущая, как тесно она ко мне прижимается. Абсолютно безумные глаза с потемневшими зрачками, робкая улыбка. Миа неровно дышит, соприкасаясь с моим телом при каждом вдохе.

Нельзя. Нельзя. Нельзя.

– Малыш, пора ложиться. Завтра тяжелый день.

Она немного отстраняется, заглядывая ко мне в глаза. Так осторожно, словно пытаясь разглядеть в них то, что известно только ей одной.

– Ты ведь побудешь со мной, пока я не усну?

– А может быть иначе?

– Да, может. Но этого не случится, верно? – Сестра встаёт на цыпочки и целует меня в грудь. Даже через плотную ткань футболки я чувствую тепло её мягких губ. Прикрываю от блаженства глаза. Зная все ответы на свои собственные вопросы, она всё равно задаёт мне их, ища в моих словах поддержку и уверенность в «нас». Как и в детстве.

Она берёт меня за руку и тянет к своей кровати. Мои легкие сдавливает что-то тяжёлое. Миа забирается под одеяло и увлекает меня за собой. Из меня вырывается приглушённый стон. Обвив меня ногами, малышка устраивается на моей груди, прислоняясь своим животом к моему. Её ловкие пальчики тянутся к моему лицу. Подушечки пальцев скрываются в моих густых волосах, а затем скользят вниз: лоб, виски, глаза, нос. Когда же она останавливаются на губах, я замираю. Снова появляется непреодолимое желание играть, наблюдать за её реакциями и растворяться в ней. Чуть приоткрываю губы и кусаю один из её пальчиков. Она тихо шипит и легонько бьёт меня по губам. Я смеюсь. Хватаю её цепкие руки и тяну их на себя. Миа оказывается полностью на мне. Такая лёгкая и обворожительная, что низ живота болезненно скручивает. Её губы в миллиметре от моих, но я понимаю: этого делать нельзя. Просто потому, что потом мы не остановимся. Больше нет ярлыков, нет табличек с надписью «стоп» и нет мигающих внутренних лампочек. Всё позабыто. Стёрто. Есть только мы. И если в эту секунду её губы накроют мои, мы окончательно оборвём ту тонкую нить, что до сих пор нас оберегала. Ограждала от ошибок.

Я оставляю невинный и долгий поцелуй в уголке её губ и разжимаю силки на её запястьях. Сестра улыбается. Мы снова продолжаем балансировать на грани. Довольствуемся шатким контролем и дразним друг друга – чем дальше, тем больнее и желаннее. Взяв мою руку, она подносит её к своему лицу. Целует каждый мой палец, не пропуская ни одной костяшки и фаланги. Её губы – словно влажный бархат… В этом жесте кроется гораздо больше любви, чем во всех самых чувственных клятвах.

Она – моя главная слабость. Всегда была ею и останется. Опускаю её голову на подушку и целую в волосы, задерживаясь на них губами. Глубоко вдыхаю её аромат. Сладкий и вкусный. Словно свежесобранная малина. Мне никогда не надышаться им. Никогда не будет много её в моей жизни. Будто одержимый, я погибаю. Медленно. Сводя её и себя с ума. Но такая смерть – самая желанная…

Глава 9.

Флешбэк

На дворе стояла ранняя осень. Листья ещё не успели сменить свой окрас и всё ещё покоились на деревьях, едва прогибаясь от тёплого ветерка. Несмотря на это, в воздухе чувствовалась утренняя сырость, и уже считалось абсолютно необдуманным выходить на улицу в одних летних шортах и шлёпанцах. Август послал на прощание последние солнечные деньки свободы и тихо скрылся, оставив после себя лишь приятные воспоминания.

Задний двор семейства Аддерли был просторным, с множеством всякого нужного хлама, что подпирал гараж, старых и памятных вещиц и качелями, скрытыми от посторонних глаз, что смастерил для своих детей однажды Невил. Качели висели на толстой ветке могучего дуба, что раскинул свои ветви во весь двор, скрывая и уберегая от непогоды. С любовью вырезанный кусочек дерева бесшумно покачивался на верёвках, повинуясь лёгкому порыву ветра.

Когда Дилайла Андерсен стала свидетелем настоящего вихря, состоящего из выпадов юной племянницы, уже тогда она точно знала, куда та отправится страдать и сетовать на весь мир. Как и ожидалось, Миа восседала под высоким семейным деревом и ковыряла носком кроссовка сырую землю. Создавая тихий и неторопливый шорох своими ботинками, Дилайла осторожно приземлилась возле нахмуренной девочки. Тяжёлый и горестный взгляд был устремлён куда-то вдаль, а зелень её глаз заволокло обидой, но веки оставались сухими. Истинная сильная леди. Девушка нервно облизнула пересохшие губы, собираясь успокоить её и подарить свою поддержку, как делала она всегда, питая к девочке тёплые чувства. Но разве приняла бы их теперь маленькая воительница хоть от кого-либо, кроме своего брата? Всерьёз и без всякого притворства? Не отрывая взгляда от горизонта, Миа опередила её.

– Я не стану ни с кем разговаривать. Даже с тобой, Ди, – голос её холоден, а тон на грани срыва.

– Чем плохи разговоры?

– Они ни к чему не приведут! Отец не изменит своего решения, а в утешениях я не нуждаюсь, – воскликнула малышка с горящими глазами. Её некогда прекрасные каштановые кудри спутались, и теперь это больше походило на грязный и тёмный пучок волос; джинсы были содраны на коленках, а в тех местах, где виднелась кожа, просматривалась запёкшаяся кровь. И как Дилайла упустила тот момент, когда из ангелочка вроде её племянницы, что кружилась в кремовом пышном платье на Рождество, вырос настоящий сорванец, который устраивал бунты и дрался с соседскими мальчишками на равных? В груди её защемило. Видимо, она была слишком занята собственной жизнью. Именной той, которая непременно у всех появляется и выдвигается на первый план. Личная жизнь с её лично-трагичными заморочками.

– Все мы нуждаемся в них, Миа. Рано или поздно.

– Я – нет.

– Значит, такой уж крепкий орешек?

Девочка смирила её грозным взглядом и, поджав сильнее губы, снова отвернулась. Имея опыт общения с подростками, Ди с напускным равнодушием пожала плечами и облокотилась о кору дерева. Секунды мчались, но она продолжала молчать, желая дать время остыть и не слишком наседать. Ведь как уже говорилось во всевозможных цитатах, когда тебе плохо, то очень важно, чтобы рядом был тот, кто понимал без слов. Она понимала, потому терпеливо выжидала момент. Зная великую тягу Мии к сладкому, девушка со спокойным видом полезла в карман за шоколадным батончиком и стала не спеша его разворачивать, намеренно шурша обёрткой как можно громче. Когда же она откусила первый кусочек и стала громко его пережёвывать, страдалица не выдержала:

– Не могла бы ты поесть в другом месте?

– Это почему?

– Действуешь мне на нервы, вот почему! – воскликнула Мими, развернувшись в пол-оборота.

– Лгунья, – улыбнулась ей в ответ Дилайла. – Ты просто тоже хочешь батончик. М-м… Бог мой, да он с начинкой! – продолжила пытку она, замечая голодный взгляд девочки.

– Ты просто невыносима, – усмехается младшая Аддерли, и её губы наконец трогает лёгкая улыбка. Ди победно улыбается в ответ и протягивает ей оставшуюся сладость.

– Почётная неудачница штата Джорджия прибыла. Выкладывай свои горести, а затем послушаешь мою сломанную историю любви, и тогда, поверь мне, тогда ты будешь чувствовать себя значительно лучше.

– Ты снова преувеличиваешь!

– Не в этот раз, милая. Зак бросил меня на следующий день после помолвки, когда я решила сделать ему сюрприз и стояла на кухне в развратном костюмчике домработницы. Сущий кошмар, верно? – В синеве плескалась недавняя боль, которая кружила на поверхности морской глади её глаз и портила всю картину. Но несмотря ни на что, пухлые губы тёти улыбались.

– Ох, Ди… Неужели ты выглядела настолько плохо? Чудо-батончики, не правда ли? – шутливо бросила Миа, пытаясь не дать этой боли прорваться наружу. Она, конечно же, тщательно скрывала свои эмоции, но беспокойство за постоянные любовные неудачи Дилайлы здорово озадачивало её.

– Да, твоя вина. Закидываешься ими, как обезумевшая, – и вот, подсадила и меня на свой антидепрессант. Неудивительно, что Франческа запретила тебе шоколад. – Ущипнув девочку за бок, она старалась уйти от болезненной темы как можно дальше. – И всё же… что там у вас стряслось?

– Отец расселил нас с Уиллом по разные комнаты после драки с Милтонами, – фыркнула упрямица, скомкав в руке обёртку и бросив взгляд на опавшие листья. – Говорит, что началась средняя школа и что мы уже не дети. Я не глупая, но одного понять всё-таки никак не могу: зачем всё наше детство вбивать в наши головы то, что мы должны дружить и заботиться друг о друге, а затем так жестоко с нами поступать? В чём смысл, Ди?

– Послушать тебя – так кажется, будто брат отчаливает в другую точку земного шара. Ваши комнаты почти вплотную, Миа.

– Это всё бред. Они нарочно ставят такие запреты, которые мы однозначно будем нарушать!

– Родная, но ведь придёт время, когда ты должна будешь отпустить его. Так же, как и Уилл тебя. Вы ведь не сиамские близнецы и даже не одного пола! Ты – девочка. Думаю, мне не стоит объяснять тебе, что даже в семье есть нормы приличия.

– Считаешь, что я не знаю, в чём наши различия? Что такое пол, когда, кроме гениталий, у нас всё одинаковое?! – вскипела вдруг племянница. – Нам нравится одно и то же, мы думаем в одном направлении и… да, когда мне снятся кошмары, Уилл оберегает меня. Он просто приходит, и мне совсем не страшно! Да, чтобы ты знала, Ди, у нас никогда не наступит такое время! Уилл всегда будет и останется только моим, понимаешь? Я лучше спрыгну в ту вонючую речку, чем отпущу его от себя. Ну почему… почему вы все этого не можете понять?! Мы не расцепим наши руки. Ни за что.

Девушка запнулась на полуслове и, находясь в лёгком ступоре, слушала речь одиннадцатилетней девочки. По округлившимся голубым глазам было легко понять, что она обескуражена.

Нет.

Нет, это просто абсурдно, но в тот момент ей вдруг подумалось, что в племянницу вселилась мудрая женщина, которая защищала свою любовь, отстаивая её подобно волчице. Стало страшно. Откуда в этих больших глазах столько усталости и обречённости? Одиннадцать лет. Отроду. В голове не укладывалось. И в тот осенний тёплый вечер Дилайла Андерсен поняла, что это не просто брат и сестра. Это дети, готовые упрятаться в свой кокон и наслаждаться замкнутым пространством, словно небесным подарком. Пусть они задохнутся в нём из-за недостатка воздуха, но ведь будут вдвоём. Просто они есть друг у друга, и это всё, что им нужно.

Конец Флешбэка

POV Миа

Настойчивый стук в дверь нагло вырывает меня из сладкого сна. С трудом распахиваю глаза и оглядываюсь. Одна. Разочарование укалывает меня тоненькой иголочкой. Стук повторяется, и я понимаю, что это точно не Уилл. Недовольно поджимаю губы и плетусь к двери. По телу пробегает короткая дрожь, переходящая в пробирающий до костей озноб. Чёрт, до чего же холодно. Без своего одеяла и уютных рук брата ощущаю себя так, словно меня выкинули раздетую на улицу посреди зимы. Когда же чьи-то пальцы снова начинают свою назойливую попытку, то резко распахиваю дверь. Рука Колина оказывается перед моим лицом. Морщусь, злобно сверкая сонными глазами.

– И тебе доброе утро, птенчик, – ласково бормочет парень, понизив тон до шепота.

– Какого чёрта? Половина шестого! – шиплю я.

Не обращая на мои разъярённые реплики, мой бывший молодой человек проходит в комнату и усаживается на подоконник. Только сейчас замечаю, что окно нараспашку. Ну, конечно, мне будет холодно, ведь тот, кто грел ночью, бесследно пропал. Тяжело вздохнув, обматываюсь одеялом, что валялось на полу. Бросаю короткий взгляд на гостя: он кажется мне притягательным, только не пойму, с чего это вдруг? Когда же я останавливаю глаза на его одежде, то улыбка на один короткий миг трогает уголки губ. В прошлом году Уилл носил этот серый спортивный костюм. Брат растёт чуть ли не каждый месяц, а оттого вещей, которые стали ему малы, на чердаке преумножилось.

– Ты же понимаешь, зачем я пришел так рано? Мы выезжаем через час, поэтому вся твоя нескончаемая родня поднимется уже в ближайшие минуты, – любезно поясняет он, послав мне многозначительный взгляд. Колин нисколько не поменялся: обаятельный, понимающий и, что будет не к слову, явно выигрывает у меня в умении подстроиться под людей и обстоятельства. Да, именно поэтому он здесь.

– Ясно. Что ты хочешь услышать от меня?

Шатен весело усмехается, буравя меня любопытным взглядом.

– Мел, чем тебе так насолил твой братец?

– Он никогда не обидел бы меня. Уилл здесь ни при чём.

– Да брось, – улыбается Колин в ответ. – Я, по-твоему, совсем недалёкий? Месть чистой воды.

Он расслаблен. В нём так всё и кричит о том, что он адаптируется к любой ситуации. Главное – сопоставить просьбу и свою личную выгоду. Ну, конечно же, я знала это. Впрочем, разве это грех в наше время? Люди вертятся, как могут. Но различие Колина и подобных людей было в том, что ему нравилась эта некая игра. Он желанно вкушал чужие сомнения, их клубок чувств, который доводил всех вокруг до отчаяния, и готовность других отплатить ему за содеянную помощь. Но он не был плохим, отнюдь. Парень и вправду обладал чуткостью, пониманием всего, что происходило вокруг, и маняще острым интеллектом. Просто все эти игры – его обычное баловство, которым он разбавлял скуку.

Должна признаться, у нас с ним всё было искренне. До определённого момента. Того самого, когда он захотел большего, а я – нет. Тем не менее, будучи эмоциональной, я списала всё на волнение. Тогда… всё тогда, в общем, пошло не так: свечи не с тем ароматом, скрипучая кровать общаги и голоса за дверью в ненужный момент. Но и это не остановило. Я успешно заглушала тревожные сигналы, трезвонящие в голове, и ждала своей сказки. Тщетно. Но самообман, как правило, не знает границ. Так вышло и со мной. Ссоры тянулись бесконечной вереницей, а дискомфорт усиливался. Именно в то самое время и слетели наши с ним маски. И мы будто впервые взглянули друг другу в глаза. Поняли всё. Без заученных речей о расставании и нелепых «останемся друзьями». И теперь шатен в моём доме, нагло захватил моё излюбленное место у окна и жаждет объяснений.

– Мне не нравится Розали, – выдохнула я.

– А я, значит, подхожу для подобной роли. Ты считаешь, что твоему родственничку понравился бы кто-то другой?

Усмехаюсь в ответ, встречая ответную понимающую улыбку.

– Между прочим, он чуть не врезал мне вчера. Ты задумывалась, к чему приведут ваши игры?

– Бог мой, Колин! Ты решил получить квалификацию психолога? Родителям нравится, что у нас есть пары. Они всегда упрекали меня в том, что я нелюдимая. Вот, теперь не будут.

– До конца каникул ещё три месяца, Мел. У меня тоже есть свои планы.

– Знаю. Просто помоги мне в этот уикенд, только и всего. Ведь я не хуже Уилла.

Парень смеётся.

– Ты хуже Уилла только потому, что он не просил Розали подыграть. Была бы её воля, она залезла бы к нему в трусы ещё на вчерашнем ужине. Страстная девочка, – мечтательно протягивает шатен и спрыгивает с окна. – Ладно, я побуду твоим любимым ещё пару дней, пока Райли не осознает, что ревность губительна.

– Райли? – выгибая бровь, спрашиваю я. Имя моей соседки, кажется, навсегда выжжено в моём мозгу. – Только не говори, что это Попс.

Колин улыбается во весь рот.

– Только не говори, что тебе больно, ведь это твоя подруга, а не прошло ещё и месяца, – изобразив мой голос, забавно отвечает он. Я невольно смеюсь.

– А ты начинаешь мне нравиться!

– Значит, мне точно пора, – хмыкает Колин, проплывая мимо меня, а уже в дверях останавливается и бросает, обернувшись: – И не забудь нацепить на себя свою самую счастливую улыбочку, чтобы твой братец разозлился ещё больше.

Он уходит, а я так и остаюсь стоять посреди комнаты, обёрнутая в пятнадцать слоёв одеяла. Да, пусть остальные не такие проницательные личности, как Колин, но ведь мы так рискуем… А что, если мы просто увлечёмся игрой, поддадимся разбушевавшимся эмоциям и выпалим что-нибудь личное ненароком? К тому же, вчера мы слишком соскучились друг по другу, потому и не стали выяснять отношения. Мы так жадно впитывали каждую секунду близости, что голова шла кругом. Да, мы играемся. Но не зайдёт ли всё слишком далеко? Что если Розали и вправду запрыгнет на него? Что если Колин захочет гнева Уилла и позволит себе большее? Уверенность, что всё будет под контролем, слишком шатка. Все мы люди, чёрт возьми. Один неверный шаг – и всё, черта будет уже переступлена.

Ощущения такие, словно я стою на краю обрыва. Мне очень страшно, но неведомая сила подталкивает меня всё ближе. Дух захватывает. Адреналин внедряется в кровь. И это болезненное предвкушение с ноющей тягой внизу живота. Сумасшедшая тарзанка жизни. И мы полетим. Ведь напротив точно так же стоит мой брат и подходит к краю всё ближе.

***

Наш лесной домик ничуть не изменился. Он всё так же манил своим уютом и теплом. Деревянный, с камином в большой гостиной и просторной беседкой во дворе. Дом был отрадой и в холодную зиму, и в жаркое лето. А лес вокруг делал его и вовсе похожим на сказку.

Проведя пару часов в напряжённой езде, я была счастлива оказаться на свежем воздухе. Выпрыгнув из машины, тут же устремляюсь в лес, замечая озабоченный взгляд брата, брошенный вслед. И пусть беспокоится, ведь вовсе не обязательно было принимать все ласки своей подружки, чтобы не прогореть. Шагаю резко, втаптывая землю своими кроссовками, и восстанавливаю дыхание. Мне всего лишь нужно немного времени, чтобы успокоить расшатавшиеся нервы. А всё дело в том, что родители уехали на своей машине за Дилайлой, и мы, соответственно, – на другой, всей нашей «дружной компанией». Уилл был за рулем, а Розали, конечно же, рядом с ним. Её длинные пальцы с ярким лаком то и дело касались его, поглаживая и искушая. Вездесущие чёртовы пальцы. Я внутренне дёргалась каждый раз, когда она наклонялась к нему. Каждый проклятый шорох, шёпот, тихое движение спереди меня – медленно сходила с ума от бездействия. И был ещё один фактор, который давил мне на виски, – Колин. Проницательный, как местная гадалка. Сдерживая свои порывы, свою нервозность, я крепко сжимала пальцы в кулаки и пялилась в окно.

Впрочем, а что я могла? Снова тереться о бедного парня рядом и доказывать Уиллу, что и я могу злить его? Не хотелось. Настроение было подавленным, и всё, чего мне действительно хотелось в эту минуту, так это прижиматься как можно теснее к брату и прятаться ото всех вокруг. Слишком много людей, слишком много лжи и притворства. Но это та самая цена за наслаждение быть рядом с ним. И Уилл, я уверена, чувствовал то же самое.

Прислоняюсь к коре ближайшего дерева и прикрываю глаза. Свежий лесной воздух с примесью хвои, диких цветов и терпкого аромата, дурманящего голову. Где-то вдалеке щебечут птицы, перескакивая с ветки на ветку. Лес живёт своей жизнью: дышит, цветёт и расслабляет. Мне хорошо. Не нужно натянуто улыбаться и слушать болтовню Рози, что уже вовсю представляла себя в роли миссис Аддерли. Пусть поперхнётся своим «хочу». Не позволю. Просто я нуждаюсь в небольшой передышке. Возможно, стоит поучиться у Колина и играть свою роль. Абстрагироваться. Научиться дышать ровно и не кипеть от злости, когда пальцы с ярким лаком медленно движутся по любимой шее вниз. По моей шее. По моему направлению. По моим дорогим сердцу родинкам.

Нет, всё безуспешно. Ведь от одной только мысли я прихожу в бешенство. Чтобы играть свою роль, нужна холодная голова. А в такие моменты моя голова вообще отсутствует. Только эмоции, которые царапают и дерут меня изнутри, делая ещё больнее. И всё же, во всём этом был смысл. Ведь это только начало. А с каждым днём чувства мои растут так же стремительно, как снежный ком. Мы с братом должны быть превосходными актёрами, которые выполняют свою работу чётко, не подвергая зрителей сомнению. Чтобы никто и думать не смел, что игра наша фальшива. А эта поездка, безусловно, хороший урок.

Шумно выдыхаю и медленно начинаю шагать к дому, где уже вдалеке слышатся радостные возгласы воссоединившейся семьи.

Только улыбайся искренне, девочка, ты ведь давно уже выросла. Бунты не прокатят.

Глава 10.

POV Уилл

Любите ли вы семейные сборища? Те дни, когда всё свободное пространство заполняют знакомые лица, а от вежливой улыбки сводит скулы. Смутно знакомые двоюродные бабушки и троюродные тёти треплют за щеки и говорят, как же сильно они тебя любят. Рассказывая «занимательные» истории из твоего детства, они смеются и заносят тебя в ряды своих любимчиков, в то время как ты пытаешься вспомнить хоть один запоминающийся момент, связанный с этим человеком. И всё же, даже самые трудные подростки едва сдерживают умиление и радость от похвалы, когда о нём отзываются так тепло и гордо.

Миа и я были всем милы. Да, именно так. Мы здоровались первыми с соседями, участвовали в общественных праздниках и всегда трепетно выбирали подарки своим родным. Фирменные каштановые кудри сестры и мою светлую шевелюру узнавали везде. Мы были маленькими деятелями, родителей которых уважали и ценили. Мы не могли их подвести. Но конечно, ничто не долговечно. Ближе к средней школе мы стали ввязываться в драки, заступаясь за свою толстую собаку или же доказывая, что Эштон, соседский мальчик-инвалид, такой же как и все. Да, в наших передрягах всегда был смысл. Мы были чем-то вроде местной команды справедливости. Сейчас, конечно, вспоминать это смешно, но в те времена это казалось поистине великим делом.

И всё-таки, родители считали иначе. Драки – значит, мы уже виноваты, раз не смогли уладить конфликт. Да, так-то, может, и верно, но разве дети могли это понять? И что значат слова родителей, когда ты чувствуешь себя настоящим спасителем Вселенной? И, конечно, был ещё один неприкосновенный запрет, который мы так или иначе всегда нарушали: мы не умели и не хотели существовать поодиночке. Всё становилось слишком маловажным, не стоящим и толики внимания.

К слову, о семейных сборищах… Я стою посреди гостиной и наблюдаю, как тётя Дилайла, придерживая рукой свой округлившийся живот, целует в обе щеки свою старшую сестру и тепло обнимает зятя. В тени остаётся только Мэтью – наш двоюродный брат и первый ребёнок Дилайлы. Он старается оставаться незамеченным, прячась под воротник своей мастерки как можно глубже. Отстранённый и… подавленный? Я хмурюсь, понимая, как же мало знаю о нём. Родственники – громкое слово, отождествляющее, как правило, близость, кровное родство и любовь друг к другу. А в сущности… как много мы знаем о тех, кто находится с нами рядом? Речь не о цвете волос, знаке зодиака и общих приметах. А о том, что на самом деле они любят, отчего иной раз они пускают слезу и с какими чувствами они встречают новый день. Это остаётся за занавесом. Вдали от ярлыков и чужих людей, которых мы привыкли считать «родными».

И лишь мы с сестрой поистине знаем значение этого слова. В том и состоит наше различие с остальными.

В эту же секунду появляется та, кем были заняты мои мысли последние несколько часов. Она, конечно же, тут же привлекает всеобщее внимание, подвергаясь любовным нападкам Ди. Искренняя улыбка мгновенно трогает любимые губы, когда в неё упирается круглый живот женщины. В глазах плещется детский восторг, а пальчики уже вовсю наглаживают убежище будущего ребёнка тёти. Невольно улыбаюсь. Правильно, карапуз, оставайся там подольше. Все мы стали взрослеть слишком рано.

Неожиданно в меня впиваются зелёные пытливые глазки, задерживаясь на лице. Не отвожу взгляд, выдерживая ее напористость. Забыв об остальных присутствующих, смотрю в упор и внимательно изучаю сестру: каштановые тоненькие пряди выбились из хвоста, обрамляя розовые щёки, которые всегда появлялись от мороза или физических нагрузок. Растрёпанная и встревоженная. Меня одолевает дикое, почти безумное желание прижать её к себе. Забрать у всех. Такое привычное и обыденное желание.

Колин и Розали стоят чуть поодаль, придерживая чемоданы. Они, кажется, предвкушают веселье, заинтересованно наблюдая за семьёй и нами.

– Бог мой, какой же твой брат высокий, Мими. Просто великан по сравнению с тобой! – восклицает Дилайла, когда замечает меня рядом с ними. Сестра облизывает пересохшие губы. Отводит взгляд.

– Да, у него трудности с кроватью в общежитии, – встревает Розали, в короткий миг преодолевая расстояние и обвивая меня своими руками сзади.

Тётя озадаченно хлопает густыми ресницами, наконец замечая приглашённых гостей. Она окидывает внимательным взглядом Колина и Рози, а затем её лицо вновь приобретает доброжелательный вид. Мама представляет их Ди и начинает расселять нас по комнатам.

Пустой дом заполняют радостные возгласы, топот поселенцев и скрип старых дверей. Хлопотливая суета охватывает наш лесной домик. К моему сожалению, я оказываюсь в одной комнате с Розали, а Миа… Миа селится в комнату напротив со своим старым другом. Мы занимаем второй этаж. Скидываю свою спортивную сумку и быстро выхожу искать сестру, пока моя «соседка по комнате» наводит марафет.

Прочёсываю весь дом, но так и не нахожу её. В висках начинает стучать. Какого чёрта мы вообще всё это затеяли? Однако, как ни странно, тот факт, что мы стали ближе и бережнее относиться друг к другу, нельзя не учесть. Но как долго мы сможем продержаться? У неё уже сдают нервы. А что касается меня, то я готов сломать челюсть каждому, чьи руки окажутся на её маленьком плече. Что и говорить о Колине, лицо которого мне снится в кошмарах, где ЕЁ любят и она любит в ответ. Это как вечный страх. Боязнь, которую не излечить походами к психологу. Ведь наша любовь – недозволенная любовь. А это значит, что однажды она должна будет сделать свой выбор. Ведь свой я сделал давно. Я обрёк себя на извечную неопределенность и шаткую уверенность в том, что она останется рядом.

Выхожу на улицу. Над кромкой деревьев уже забрезжил рассвет, озаряя зелень ярко-алым маревом. Воздух здесь чистый и свежий, дышится легче. Глубоко вкушаю утреннюю прохладу и шумно выдыхаю. Медленно огибая дом вокруг, я начинаю вспоминать, когда же потребность в её присутствии превратилась в зависимость. Лес вокруг настраивал меня на нужную волну, расслабляя и унося в воспоминания о прошлом. И я отчётливо вспомнил момент нашей жизни, когда отец разделил нас во второй раз. Мне было шестнадцать, ей, соответственно, пятнадцать. Казалось бы, расцвет личной жизни и перспектив. Но у нас было иначе. Впрочем, разве это удивительно? Когда сестра заявилась на мамин званый ужин с разбитыми коленками и в мокром коктейльном платье, родители не выдержали. Наш ребяческий спор разрушил наше лето. Если бы мы только знали, чем обернётся эта шалость, то ни за что бы не стали нырять в городской фонтан. Мы поспорили. Я сказал, что сестра настоящая задница, раз носит то, что ей противно. И тогда, чтобы доказать, что ей плевать на дорогущее платье и нелепые наставления, она прыгнула в фонтан, ловко потянув меня за собой. Признаться, нам было безумно весело. Мы хохотали, словно безумные, пока плелись домой, промокшие насквозь. А потом… потом гнев матери и отца обрушился на нас, как снег на голову. Стёр в один короткий миг наши глупые улыбки с лиц и расцепил соединённые руки.

Мию отправили к Дилайле на летние каникулы, а я остался дома. Комок, застрявший посреди горла в тот вечер, когда машина отъезжала, не проходил все три месяца. Я привык к нему, к этому состоянию дискомфорта и с головой ушёл в спорт. Это был некий антидепрессант, к которому я привыкал ежечасно. Утренняя и вечерняя пробежка в несколько миль, тренажёрный зал и силовые нагрузки. Я искоренял в себе потребность в своей маленькой девочке, но она внедрилась в меня гораздо раньше. Это было неизбежно. Ведь эта потребность была равносильна заражению в моей крови, которое неизлечимо. Горечь в глотке непременно появлялась во время пробежек, когда меня будто душило её отсутствие, и тогда я ускорялся ещё. До того момента, пока бок не пронзала острая боль и я не падал на землю, уже нагретую летним солнцем. Мышцы сковывала приятная судорога, ноющая боль, и я отвлекался. Прерывисто дышал и верил, что ей тоже плохо без меня. И мне казалось, что мы чувствовали друг друга на расстоянии.

Каково же было удивление наших родных, когда вместо того, чтобы разделить наши интересы, мы сплотились ещё сильнее. Своими собственными руками отец сделал всё возможное, чтобы близость наша трижды окрепла. Дилайла сотворила из Мии настоящую девушку, что от бедра вышагивала по нашей каменной тропинке к дому и цокала при этом своими каблучками. В тот предосенний тёплый вечер на ней было белое платьице, которое подлетало вверх, оголяя бедро каждый раз, когда она припрыгивала, отскакивая от распылителя на газоне. Прикрыв хоть на секунду глаза, я могу воспроизвести в памяти этот миг. Такой свежий и искушённый, что в груди начинает щемить от восторга.

Впрочем, к тому времени и я заметно подрос. Ежедневные тренировки дали о себе знать, когда глаза моей девочки широко распахнулись при виде меня. Тогда она со всех ног полетела ко мне на своих высоких шпильках и кинулась на шею. Начала болтать без умолку и трогать мои бицепсы, смеша меня до колик в животе. С тех пор я стал слишком часто подмечать её голые коленки, капельки, что скатывались с мокрой шеи, когда она выходила из душа, и то, с каким удовольствием сестра облизывала свои пальцы, которые были в сыром тесте. Это превратилось в мою бесконечную пытку, в какое-то неведомое раньше наваждение. И, наверное, она тоже это чувствовала, ведь когда я возвращался потным с пробежки и на ходу снимал футболку, её глаза задерживались на мне, а зрачки темнели. Возможно, это всё можно было списать на гормоны, что обычное дело в нашем возрасте, но дело в том, что наше близкое общение не изменилось. Мы так же продолжали делиться друг с другом самым сокровенным, я так же читал ей по вечерам, и мы всё так же были одним целым. Нерушимым.

Заплутав в своих мыслях, я буквально сталкиваюсь с сестрой, что спонтанно вылетает из-за угла. Между её бровями пролегает морщинка, всегда говорящая о том, что она слишком тревожится. Узрев меня, она дарует мне быстрый и нервный взгляд, а затем опускает глаза вниз и ускоряет шаг. Успеваю лишь схватить её за тоненькое запястье, прежде чем она снова скроется от меня. Дёргается. Словно она наитончайшая струнка на гитаре, которая дрожит при малейшем прикосновении моих пальцев.

– Эй-эй, остановись, – окликаю её я, притянув к себе чуть ближе и вглядываясь в нахмуренное лицо. Миа глубоко дышит, отчаянно пытаясь вырвать руку из моей хватки. – Что с тобой?

– Надоело, – хмыкает, отводя печальные глаза в сторону леса. – У твоей подружки зуд в одном месте, да? Наверняка сегодня уже строит планы, как атаковать твои боксеры. Настоящий адреналин, верно, Уилл? Скрываться от стольких лиц.

– Ты спятила? Я не стану с ней спать, Мими. Ты ведь всё знаешь сама, – стараюсь не повышать голос, но шёпот выходит сбивчивым и громким. Мысленно чертыхаюсь про себя, оглядываясь вокруг.

– О, прекрати! Упустить такую горячую девочку. Откуда мне знать, какую ты жизнь вёл вдали от меня? Отпусти меня, слышишь?! – шипит она, вцепляясь в мои побелевшие пальцы ногтями. Подавляю в себе рьяное желание прижать её к ближайшей стене и ликвидировать подступающую истерику. Но моя голова, в отличие от её, всё ещё не затуманена ревностью, потому понимаю, что с такими успехами мы точно провалимся. Вот она, моя девочка: запуганные глазки, которые сверкают в первых лучах солнца негодующей злостью, прилипшие к щекам локоны и сжатые в одну полоску любимые губы.

Тяну её к себе ещё ближе, выдыхая практически в губы:

– Единственная горячая девочка, которую я знаю, сейчас стоит прямо напротив меня и несёт полную ересь.

Замирая, Миа совершает один короткий судорожный вздох и окидывает меня подозрительным взглядом.

– Я не променяю ни один миг, проведённый с тобой, на свои прошлые малозначимые интрижки. Вбей себе в свою чудную головку, что эти моменты с тобой, когда мы шатаемся над пропастью в окружении любопытных глаз, – самое лучшее, что вообще приключалось со мной. Приключалось с нами, – буквально выплёвываю эти слова ей в лицо, едва управляясь со злостью на неё, на глупости, которым она позволила проникнуть в свои мысли, которые заставили её усомниться в моей верности. Всё это кружит мне голову, затуманивая ясность рассудка. С ней всё всегда бесконтрольно, на грани.

Сестра недоверчиво глядит на меня своими большими зелёными глазищами, а в моей груди что-то тяжело сжимается. Хочется послать все нескончаемые обстоятельства к чертям, но в нашем случае обстоятельства превыше всего. Порочный, замкнутый круг.

– Уилл, я…

– Амелия! Вот ты где, – неожиданно слышим мы голос отца и одновременно вздрагиваем. Невил выглядывает из-за двери и, хмурясь, продолжает: – Помоги своей матери и девочкам с завтраком. Уилл, ты мне нужен у гриля. Колин уже начал жарить первую порцию мяса. И будьте так добры, проявите должное внимание к нашим гостям, – заканчивает папа, особенно подчёркивая последние слова. Статная фигура скрывается в дверном проёме, и мы заметно выдыхаем. Понимая, что момент упущен, я лишь касаюсь её руки напоследок, совершая нежное скольжение по костяшкам её пальцев. Закусив губу, она медленно отстраняется и уходит в дом, оставляя за собой лёгкий шлейф своих цветочных духов.

***

Целый день как в замедленной съёмке. Разговоры тянутся нескончаемо долго. Дружеская болтовня, вкусная еда с углей и любимый допрос дорогой тёти. Всё это хорошо, но, определённо, в меру. Когда же вечер постепенно наступает на пятки, озаряя зеленый лес красным солнечным отливом, нервозность моя в разы повышается. Я не слышу ничего: ни шёпота Розали над ухом, ни напускного радушия в голосе Колина, ни даже добрых наставлений отца по поводу моей будущей профессии фотографа. Всего лишь вовремя киваю и беспрекословно соглашаюсь со всем их мнениями. Меня волнует лишь впадинка между грудей моей девочки, которую открывает лёгкая майка на бретельках, и то, как они высоко вздымаются, стоит лишь мне послать ей глубокий взгляд. Все эти лёгкие, едва заметные касания наших пальцев под столом, чересчур частые предлоги, чтобы потереться плечом друг о друга. Мы так и норовили прикоснуться: рукой, боком, локтем, взглядом. Да чем угодно, лишь бы почувствовать себя хоть на толику ближе.

Меня пробивает сладкий озноб, когда эта маленькая вертихвостка проходит мимо. Как она намеренно виляет своими бёдрами и на один короткий миг её губы трогает хитрая ухмылка. Признаться, я знаком со многими чертами её характера, но впервые столкнулся с этой – искрящейся изнутри, игриво-грубой. Таящей в себе столько разных оттенков: от нежного светлого чувства и до дикой похоти и развязности. И они все отражаются в ней. В моей капризной мордашке.

Тяжело. Это невыносимо тяжело: усыплять в себе рвущееся наружу чувство, нежность, что прорастала из моего мужского и неотёсанного характера аккуратным цветком. Следить за своими эмоциями и держать их под контролем. Всё беспрестанно держать под бдительным наблюдением: мимику лица, равномерность дыхания и распутство, которое так и плескалось в моих глазах.

Наконец отец допивает свой бурбон и, потягиваясь, желает всем спокойной ночи. В доме постепенно гаснет свет, а все гости начинают отправляться по своим комнатам. Подходят к концу постукивание чайными чашками, рассказы былых времён и разговоры о завтрашних планах. Остаётся только ленивое томление после насыщенного дня, тёплых посиделок в беседке и суетливой уборки посуды.

Слегка повздорив со своей рыжей подругой, я тут же отправляюсь на поиски сестры. Тихо ступаю по коридору, изредка слыша скрип старой половицы. Остановившись у двери напротив, я напрягаю свой слух, чуть ли не прижимаясь ухом к двери. В висках грохочет собственный пульс. В конце концов, простояв там не меньше пяти минут, я улавливаю лишь голос Колина, который, по-видимому, разговаривает по телефону.

Спускаюсь вниз по деревянной лестнице с её шаткими ступеньками.

Пусто.

Испытываю внутреннее чувство некого дискомфорта. Это неестественно. Это ненормально. Это словно маниакальная зависимость от её присутствия рядом со мной, от лёгких прикосновений и нелепых шуточных разговоров. С ней всё просто и легко, но одновременно это рушит меня изнутри. И всё не так уж просто и легко. Мы знаем это оба.

Когда же я достигаю уличного дворика, то первым делом прикрываю глаза и прислушиваюсь к сказочным звукам вокруг. Это шелест листьев, шорохи разных мелких животных, что обитали в лесах, и, безусловно, звенящая тишина. Да, именно она. Вдали от людей, транспорта и городского шума наш гостевой домик кажется настоящим укрытием.

Вдыхаю напоследок чистый лесной воздух и продолжаю изучать двор. Я нахожу старый винный погреб, которым раньше так любил заниматься отец. Зная о его увлечении коллекционировать вина, все друзья старались обрадовать Невила, привозя из поездок старинные бутылки. Спускаюсь вниз, тут же ощущая запах сырости и терпкости. Это особенный запах. Подростками мы прятались здесь с сестрой, считая подвал нашим убежищем. Словно мы отчаянные искатели приключений, а это наш клад. Смеюсь про себя, подмечая, что мы всегда искали «приключения» на свою пятую точку. Так и сейчас, минуя пролёт ступенек, я лоб в лоб сталкиваюсь со своей сбежавшей девочкой. Её перепуганные большие глаза, кажется, становятся ещё больше.

– Чёрт! Ты так напугал меня, – шипит Миа, легонько ударяя меня в плечо.

И я срываюсь. Замечая, как её личико начинает светиться озорством, когда она видит меня, или то, как она старательно прячет свою улыбку, чувствую, что мне становится невыносимо хорошо. Я мгновенно сгребаю её тело в охапку и притягиваю к себе вплотную. Она успевает лишь судорожно вздохнуть, прежде чем мои губы накрывают её. Спонтанно, повинуясь секундному порыву, не оставляя ни себе ни ей время на размышление. Слышу её гортанный тихий стон, который проникает в мой рот, и завожусь от этого как по щелчку пальцев. Страсть зажигает во мне каждую клеточку, разгоняя в жилах кровь. Задыхаемся от нехватки воздуха, от желания не разрывать долгожданный поцелуй. Её цепкие пальцы хватают меня за футболку, сжимая ткань и притягивая к себе ещё ближе.

Ближе. Ближе. Ближе.

Настолько, чтобы грудь переполняло от комфорта. Чтобы чувствовать болезненную тягу внизу живота. С глубоким вздохом её припухлые губки соскальзывают с моих. Я прикрываю глаза от раздирающей сердце любви. Миа встаёт на носочки и тянется ко мне, как едва раскрывшийся бутон цветка тянется к солнцу. Я наклоняюсь ещё ниже, подставляя для нее свое лицо. Я сделаю что угодно, лишь бы она всегда так тянулась ко мне, добровольно отдаваясь на мои ласковые растерзания. Холодные ладони прикасаются к моим пылающим щекам. Открываю глаза. Мы смотрим друг на друга и начинаем улыбаться, словно спятившие. Мой лоб упирается в её, а в глазах просто пляшут черти. Наконец-то. Сырой воздух винного погреба и наше прерывистое, разгорячённое дыхание – дикий контраст.

– Кажется, мы всё-таки отрыли здесь клад, верно? – Мой хриплый голос выдаёт меня с головой. Сестра тихо смеётся, а затем легонько хватает зубами мою нижнюю губу, оттягивая на себя. Я шумно выдыхаю и снова подаюсь вперёд, настигая её губы.

Кажется, мы нашли баланс. Сейчас нам так спокойно и хорошо, потому с трудом верится, что там, на поверхности, нас ожидают внимательные взгляды и ласковый контроль. Удушающий контроль. Барьеры, что всегда существовали между мной и Мией.

– Уилл, если она ещё раз прикоснётся к тебе. Клянусь я… я…

– Тш-ш, – прерываю её рвущуюся наружу угрозу и прикладываю большой палец к её губам. – Это не продлится долго, обещаю. По прибытии домой придумаем какой-либо предлог и просто уедем на оставшееся лето.

Мой палец задерживается на её губах. Меня вдруг охватывает сладкий дурман, который пьянит разум, делая уязвимым. Подушечка пальца скользит по её полным губам, которые чуть припухли от поцелуев. Миа не сводит с меня взгляда, чуть приоткрывая свой сладкий рот. Становится трудно дышать. Сердце трепещет в груди, будто оно – загнанная в клетку птица. Ему слишком тесно в железных решётках, ему хочется летать. Когда же сестра касается пальца кончиком своего языка, мою крышу сносит окончательно. Растерянные и шальные зелёные глазки, которые смотрят на меня в эту самую секунду… И, кажется, она платит мне той же монетой, что и я на вчерашнем ужине. Это запредельно. Это жестоко. Это слишком… слишком хорошо. Одним рывком я прислоняю её хрупкое тело к холодной шершавой стене погреба и нависаю над ней. Она нервно усмехается. Да, и всё же я был прав. Она демонстративно радуется, ухмыляясь, что моя реакция равносильна её вчерашней. Моя рука тут же пускается в свободное плавание, по-хозяйски гладя её округлости. Миа выгибается под моими пальцами. Сдавленный стон срывается с любимых губ, когда я осторожно сжимаю её грудь. Всё снова на грани.

– Проклятье, я долго не выдержу. Если не собираешься заканчивать дело, то лучше прекрати, – её сбивчивый шёпот совсем не приводит в чувства. Наоборот, бросает нас в огонь. В самое пекло страстей.

Резко разворачиваю её спиной к себе, зарываясь носом в каштановые пряди. Сестра опирается на облупившуюся стену руками и томно дышит, отчего остатки здравого смысла разлетаются в прах. Движения мои резкие, почти лишённые нашей привычной нежности. Мои пальцы грубо впиваются в её бедра, исследуя и изучая то, что раньше было недозволенно. Она намеренно подаётся назад, заставляя испытывать нас обоих дикую похоть. Губительное влечение, сила которого может нас запросто уничтожить.

– И где моя нелюдимая сестренка, так походившая на ангела? – наклонившись, шепчу я, медленно проводя языком за её ушком и захватывая губами мочку. Она незамедлительно реагирует, вдавливаясь в меня всем своим весом. Все запреты стерты. Есть только наше желание, которое мы распыляем с каждым движением всё больше…

– Ты просто засранец, Уилл, – полностью сдавшись во власть моих губ и рук, в забытье бормочет Миа.

Я тихо смеюсь, заглушая свой смех в её шее, и с удовольствием продолжаю пытку.

Мои действия ещё больше дразнят её ,и, не выдержав, сестра разворачивается ко мне лицом и тянется к губам. Позволяю ей осуществить задуманное, наклоняясь к любимому лицу ещё ближе. Боже, это лучше самого крепкого вина. Лучше любого секса в моей жизни: чувствовать её и телом и душой, ощущать взаимность. На её губах появляется ухмылка, и в ту же секунду она накрывает мои губы своими, нежно сминая их. Ещё несколько сладких секунд – и резкая боль. Распахиваю глаза, видя, как её ухмылка становится шире. Язык саднит от её зубок. Всё как и раньше: Миа – настоящий сорванец.

– Ты же знаешь, что продлила себе мучительную пытку?

– С моими успехами ты в скором времени выдашь мне абонемент, – мурлыкает она, проводя раскрытыми губами по моей скуле. Я готов выть от удовольствия, от её грубой игривости, которая заводит меня не на шутку. Пусть продолжает и дальше кусать меня, царапать и крепко прижимать к себе. Лишь бы ближе, как можно ближе.

– Пожизненный, девочка, – хрипло отзываюсь я, когда её шаловливая рука тянется к моим штанам. Вовремя перехватываю тонкие пальчики, не позволяя сорвать чеку с гранаты. Если мы начнём, то вряд ли нас кто-либо остановит.

– В таком случае мне следует знать, что за пытки ты мне приготовил в дальнейшем.

Но ведь мне можно, верно? Ведь у меня всё абсолютно под контролем.

Вдавливая её спинку в прохладную стену погреба, я припадаю губами к пульсирующей жилке на шее. Стон. Очерчиваю ртом невообразимые круги на её коже. Ещё один стон. Моя рука медленно гладит поверхность её бедра, сквозь тонкие летние шортики. Пальцы мои дрожат, но всё же настойчиво пробираются вверх, отодвигая резинку её любимых фиолетовых трусиков танга. Бог мой, ведь я сотню раз видел, как они мелькали из-за приоткрытой двери её комнаты. Сотню раз она снилась мне в них, пританцовывая в такт под свою грохочущую музыку, размахивая густой копной волос и виляя бедрами. И теперь она в моей власти. Наше прерывистое дыхание смешивается воедино, создавая хаотичный выплеск нахлынувших чувств и возбуждения, когда я касаюсь её влажного кружева. Ещё одно усилие – и я окажусь там, нажимая на точку её предела. Ещё одно усилие…

Но ведь это мы. И с нами зачастую всё так, как мы того не желаем. Нас прерывает голос Дилайлы, который окликает сестру. Она ждёт на поверхности погреба. Гнев пробирает меня до костей. Мы встречаемся глазами.

– Ты ведь пришла сюда не просто так? – чуть ли не рычу я, умоляюще уставившись в её лицо. Раскрасневшиеся щеки и заведённые глаза. Миа поджимает губы и виновато смотрит на меня исподлобья.

– Ди ждёт меня с бутылкой полусладкого. Я обещала провести с ней время.

Пальцы мои выскальзывают из её шорт. Слышу её судорожный выдох. То ли облегчения, то ли разочарования. А возможно, всего сразу. Я тихо ругаюсь, стискивая зубы и опираясь одной рукой о стенку.

– Иди. Иначе она спустится сюда.

Сестра растерянно глядит на меня и, пригладив растрёпанные волосы, будто их спасёт её взмокшая ладошка, направляется к ступенькам.

– Миа, – останавливаю её я, оглядывая с невообразимой любовью, которая стесняет мне ребра. Она замирает, развернувшись. Снова напоминая мне напряжённую маленькую струнку. – Вино.

Закусив губу, она принимает из моих рук первую попавшуюся бутылку и проскальзывает мимо. Я ловлю её взгляд напоследок: извиняющийся, полный недопитого вожделения. Тонкая фигурка скрывается из виду. Сердце падает куда-то вниз. Со всего размаху. Я упираюсь лбом в прохладную сырую стену и сжимаю скулы. Во мне всё ещё плавится острое возбуждение, которое пульсирует в паху. Это не просто неудовлетворение. Это настоящее болезненное ощущение с примесью того, что её снова увели у меня прямо из-под носа. А ведь так будет всегда. Нужно просто привыкнуть к тому, что всегда будет третий лишний. Всегда будут вторгаться в наш личный мирок и, не вытирая ноги о коврик у входа, лезть прямо в кровать. С ботинками. С обыденностью. Лезть в наши головы, в наше тесное пространство, в наши игры. В душу, мысли и желания. У нас никогда не будет сбывшихся планов. Только так: в мимолётных попытках урвать друг друга в этих бесконечных обстоятельствах.

Но… ведь она у меня есть. Она не отреклась от НАС. Она всё ещё со мной. А значит, всё не так уж плохо.

Глава 11.

POV Миа

Запрет. Как близко вы сталкивались с истинным значением этого слова? Быть может, вы когда-то уже ощущали это сладкое предвкушение тайного, запретного плода? Запрет начинается с малого. От детских шалостей вроде обмакивания пальца в крем на приготовленном торте или прочтения секретного папиного журнала, стащенного у него накануне. У всех и всего есть свои границы. Но у запрета… существуют ли допустимые границы у него? Ведь начиная с баловства, люди переходят во взрослую лигу, где на кону стоит семья и горячая любовница, где азарт и незаконные наркотические вещества берут вверх над человеческой сущностью, где сестра влюбляется в своего родного брата…

Это уже не детское любопытство. Это куда более серьёзно. Границы летят ко всем чертям. И только тихий шёпот внутреннего голоса, оставшихся жизненных ценностей и капли здравого смысла могут вернуть их обратно на землю. Но что, если и это можно потерять? Не слышать, не ощущать, не видеть ничего, кроме своего запретного плода. Настолько желанного и спелого, что буквально кружится голова. И тогда они просто теряют себя. Заблудшие и грешные души, которые покусились на Дерево познания Добра и Зла, как говорится в Библии.

Я сижу в летней беседке, закутавшись в плед, и вглядываюсь в тёмную чащу леса. Ди суетится на кухне, подготавливая для нас вино, что даёт мне некоторое время на размышление. Почему-то мне приходит в голову писание об Адаме и Еве. Я прихожу к выводу, что люди в принципе склонны по своей природе к искушению. Это так. Взять даже первых людей на Земле. Они жили в Эдемском саду. Господь разрешил им есть «от всякого древа в саду» и запретил есть лишь плоды Дерева познания Добра и Зла, предупредив, что следствием непослушания будет смерть. Но Ева всё же поддалась сладким уговорам Змея и вкусила этот плод, более того, поделилась им с Адамом. Можно ли считать, что женщина стала первой грешницей? Именно она уволокла на дно грехопадения и искушения своего возлюбленного.

Я всегда была слишком строга к себе. И сейчас, вспомнив Библию, я кажусь себе ещё большей виновницей всех бед. Мне вдруг становится абсолютно ясно, что я подвела Уилла. Я подпустила его к себе максимально близко, вовлекая во все женские заботы и заморочки, приоткрыла обзор на запретное Дерево и, сорвав недозволенное, протянула ему плод. Надкусила сочную мякоть и поднесла к его рту манящий фрукт. Пусть его губы первыми накрыли мои, но ведь всё исходит от женщины, так? Вот и тогда – все эти письма к Марлен и просьба почитать мне перед сном… Я постоянно… постоянно тянула его за собой, не отпускала ни на секунду. Наставления родителей казались мне сущей выдумкой. «Что за глупости? Уилл есть Уилл», – думала я. Но всё зашло слишком далеко.

Ди застаёт меня врасплох, присаживаясь напротив и разливая по бокалам вино. Она интересуется о брате, отчего мои щеки становятся пунцовыми. Словно их со всей силы щипали, создавая румянец, как в старину. Я уверена: даже самая выносливая лгунья, будь она на моем месте, так же краснела бы, если бы дорогой ей мужчина ещё несколько паршивых минут назад касался её через тонкое кружево трусиков. Я уверена…

Что же касается меня, то я совсем не выносливая, и если бы не Ди, то наверняка его пальцы сейчас возносили бы меня на небеса. Краснею ещё больше от своих мыслей, пряча лицо за бокалом и топя в нём свою неуверенность.

– У нас всё хорошо. Так же, как и всегда, – пожимаю плечами я и заставляю уголки своих губ непосредственно улыбнуться.

– Несомненно. Но что Уилл говорит о твоём выборе?

– О моём выборе? – не сразу понимаю я. – А, так ты о Колине. Он славный. Разве могут быть сомнения на его счёт?

– Да, Миа, он славный, – повторяет тётка. – В том и дело. Тебе… эм-м, тебе такие парни нравятся, да?

Дилайла прячет свою улыбку и бросает на меня неуверенный, смущённый взгляд.

– Не пойму, к чему ты клонишь, – прищурившись, спрашиваю её прямо.

– Ну, Уилл – его противоположность. Не пойми неправильно, просто знаешь, как говорят: девушки выбирают себе мальчиков, схожих на отца или брата. Хотя это всего лишь теория, как одна из тех, о которых твердили мне в колледже.

– Ох, Ди, психолог и вправду из тебя сомнительный, – смеюсь я. – Впрочем, мне всего двадцать, верно? Даже если Колин не моя судьба, то у меня ещё есть время. Мне с ним… комфортно и весело. Я влюблена в него по уши, разве не видно?

Я начинаю нервно жевать нижнюю губу, воспроизводя в памяти строчки из любовных романов, которые читала тайком несколько лет тому назад. Как там говорили девочки о своих чувствах? Проклятье, совсем не умею ей лгать. Улыбаюсь как можно искренней и отпиваю ещё несколько глотков.

– Мими, те, кто влюблёны по уши, твердят, что это на всю жизнь, оспаривая любое подозрение в их чувствах. Может, психолог из меня никакой, но я чётко могу отличить влюблённость от откровенного притворства. Прикрываться посторонними людьми плохо, ведь и Розали…

– Ди… – предостерегаю её я, чувствуя тревогу. Но она вот так просто, прямо и откровенно рубит свою правду. Ту правду, которая действительно истинна:

– Да нет же. Я не Невил, пойми. Я не вывожу вас на чистую воду. Я… я переживаю, понимаешь ты? Ваша связь… что и говорить, ты сама всё знаешь. Это может плохо обернуться.

Ощущаю, как в горле начинает саднить. Плохое предчувствие выбивает почву под ногами. Я сижу, но мне то и дело отчаянно хочется зарыться в плед ещё глубже – с головой, снова, как и в детстве. Увязнуть под скамейкой. Речь не о Колине. Конечно же, чёрт меня побери.

В моей голове барахтаются оправдания. Их бесчисленное множество, ведь каждый божий день я придумывала их, тщательно вырисовывая детали. Но сейчас весь этот ворох слов просто тонет, идёт ко дну под гнётом этих ледяных глаз напротив. Мне становится дурно. На деле это вовсе не оправдания, а глупый набор слов, неуместных фраз и букв. Как быть? Что сказать? Когда любая из моих присказок застряла посреди горла, обжигая голосовые связки лживым огнём.

Опускаю глаза. Поймёт ли она? Крохотная надежда селится в моей душе. Но к чему этот самообман? Ведь порой мы и сами не можем понять себя.

– Миа… – заботливый голос тёти звучит сочувствующе. Принуждаю себя дышать, но глаз так и не поднимаю. – Знаешь, мы с твоей матерью никогда не были особо близки. Я не знаю, каково это – ощущать нерушимую и крепкую связь. Я была настоящим семейным провалом, Франси – моей полной противоположностью. Она принимала меня такой, какая я есть, да, но я не могу сказать, что мы были друг у друга. Твоя мать старалась быть во всём гордостью своих родителей, настоящей умницей. Конечно, я стремилась быть такой же, но знаешь, – усмехается родной голос, – в моей природе это, видимо, никак не заложено. Я веду к тому, что жизнь – такая капризная дрянь, что нельзя обходиться без поддержки. Без вечного союзника.

Незаметно для себя чувствую, как глаза застилает пелена слёз. Деревянный стол перед лицом расплывается, и теперь всё кажется мне сплошным тёмным маревом. Я моргаю, и влажные дорожки мгновенно начинают скатываться вниз.

Бог мой, какая же ты дура, Амелия! Ты просто невыносимая дура!

– Ди, – всхлипываю я. – Он не просто мой союзник. А наша поддержка… она не совсем обыденная. Это нечто большее, это, чёрт возьми, гораздо большее! Я без него не смогу – ни физически, ни морально. Никак. Не увидь я его неделю, тут же превращаюсь в бесчувственного овоща. Это конец, Ди, если о нас узнают, это нас сокрушит, – голос мой дрожит, будто я снова вернулась в детство, где, заикаясь, я вымаливаю желанное прощение. – Всё уже слишком серьёзно… И я и Уилл медленно идём ко дну. Я это чувствую.

Суетливо протираю глаза, возможно слишком рьяно смахивая с них слёзы. Внутри меня просыпается ненависть. К всевозможным обстоятельствам, к нашему Создателю, который, быть может насмехаясь, сотворил такое с нашими узами. Кровные узы – как вечное клеймо, как собственное проклятие!

Меня уже не остановить. Солёные ручейки слез срываются с глаз, с ресниц, с немыслимой скоростью летя вниз уже без моей помощи. Дилайла попала в цель. Добрые слова проницательной родственницы зацепились за мою больную душу. Грудная клетка горит огнем. Сердце колотится об неё, как в настоящей лихорадке. Ощущаю всем своим существом его глухие удары. Моё отчаяние толкает меня на смелость. Поднимаю на тётю свои затуманенные глаза и переплетаюсь с ней взглядом. Широко распахнутые голубые глаза светятся шоком. Она ошеломлённо наблюдает за моими действиями, внимательно слушая.

О чём ты думаешь сейчас, Ди? Возможно, о том, что всё зашло куда дальше? О том, что вместо твоей племянницы перед тобой сидит обезумевшая от своей неправильной любви девушка. А может, тебе просто мерзко? Ведь наши чувства, крепкие и возвышенные, считаются в этом мире уродливыми. Извращёнными, аморальными, неестественными. Что ты думаешь о нас теперь? По-прежнему ли ты любишь меня так сильно?

Но она молчит. Просто молчит и сверлит меня взглядом полного сострадания. Таким, что кажется, сердце моё точно не выдержит. Затем Дилайла поднимается с места и садится рядом. Так близко, что её огромный живот упирается мне прямо в бок. Тяжело дыша, я усиленно пытаюсь не заплакать навзрыд. Тёплые, слегка отёкшие руки тёти осторожно касаются моей головы, притягивая к себе. Она целует меня в висок. Долгий поцелуй в волосы и её пальцы, бережно поглаживающие по макушке. Я постепенно расслабляюсь. Ди всё так же молчит. Но что… что говорить?

Так и сидим: с полной кашей в мыслях, с мокрыми от слёз щеками и отсутствием нужных слов. И я благодарна. Бог мой, я так благодарна ей за это. Прикрываю свои веки и представляю чистые, лазурные глаза Уилла. Когда подступающие истерики просятся вылиться наружу, я всегда делаю так. Помню каждую крапинку в его синеве, где-то серую, а где-то и вовсе золотистую. Знаю, как блестят они при солнечном свете. Хочется утонуть. Разбежаться как можно сильнее и, поджав босые ноги, броситься в омут этих озёр. Чарующих и кристально-прозрачных, как и его истинная натура.

Всхлипы прекращаются. Слышу только тихий трепет крыльев птиц, что уже наверняка готовятся ко сну, рокот сверчков и едва уловимый шелест листвы. Вечера здесь ещё прохладные, потому ночной ветерок ощутимо доносится и до нас, постепенно приводя в чувства.

– Не мне осуждать вас, Мими. Но… ты ведь всё понимаешь, верно?

– Умоляю тебя, Ди! Ты ведь хорошая, ты всегда была со мной заодно! Прошу, прошу, не выдавай нас. Мне нужно время. Время, чтобы обдумать всё, чтобы найти выход. Я… я не могу, – голос мой меня подводит. Срывается на тихий хрип, на сокровенную мольбу. Море, что обычно плескалось в глазах тёти, преобразуется в надвигающийся шторм. Вижу в них своё отражение: безумное, шальное. И кажется, что если сейчас она не предоставит нам очередное укрытие, то я просто не выдержу. Я сломлена и так, потому даже любой маленький надлом приведёт меня к окончательной поломке.

– Я хорошая? – горько усмехается Дилайла, и я вижу, как по её щекам снова бегут ручейки. – Я всё равно останусь плохой, милая. При любом раскладе это неминуемо! Либо продолжу своё предназначение неудачницы-сестры, либо стану врагом номер один в ваших с Уиллом глазах!

Удар попадает точно в цель. Я притихаю. Маленькие острые иголочки впиваются во все мышцы.

– Отец отошлёт Уилла в другой ВУЗ. В другую часть нашей планеты. Возненавидит меня. Возможно, отречётся… Но это ничего. ЕГО не будет со мной рядом. И тогда, тогда меня точно не станет… – смиренный и обречённый шёпот срывается с моих губ. Я проговариваю вслух свой приговор, обращаясь скорее к себе, нежели к тёте. Все конечности словно немеют. Я не чувствую земли под ногами. Паника сменяется холодным ужасом неминуемой участи.

– Прекрати! Немедленно прекрати, Миа! Вам по двадцать лет, вы так молоды и красивы… Ваша жизнь будет наполнена счастьем и успехом…

– Довольно, Ди, – спокойно шепчу я, глядя в одну и ту же точку. Она таится где-то там, в тёмной чаще леса. Апатия медленно подкрадывается ко мне, заглушая рвущуюся дикую боль. – О какой это жизни ты толкуешь? Если Уилла заберут у меня, то и её вместе с ней.

– Амелия Аддерли! – строгий, но в то же время сочувственный голос гремит возле меня. Я даже не шевелюсь. Мрачный лес раскрывает передо мной свои объятия. Манит, чтобы увлечь навсегда в эту изумрудную бездну. – Глупая девчонка! Что же ты несёшь? Пожалуйста, скажи, что это просто эмоции. Ты даже и не знаешь толком, что такое жизнь. Что вы видели? Да ничего! Всё проходит. И это тоже обязательно пройдет. Стоит пробовать общаться с другими людьми. Вы просто… просто зашли далеко и заблудились в собственных мыслях. Ещё не поздно исправиться, установить границы, Миа!

– Их больше нет, ясно? Ничего нет, кроме его и меня.

– Мне так больно за вас. Прошу, одумайтесь…

– Иди. Иди, давай же. К чему разговоры, Ди? Просто поднимись в дом и зайди к родителям. Отец вряд ли ещё спит. Покончим с этим. Прямо сейчас, слышишь? – чеканю я. Ни один мускул на лице не дрожит, голос ровный и уверенный. Холодный. Я готова к распятию нашей неудавшейся любви. Только бы сейчас. Только бы не тянуть до утра. Ведь как только я останусь в одиночестве, моя уверенность пойдёт на спад. И тогда я просто осяду на пол и дам волю чувствам. Связующие ниточки моей смелости и полного отчаяния разорвутся. Второе перевесит. Доживу ли я тогда до утра? Смогу ли?

Давай же, Ди. Поднимайся в чёртов дом. В окошке второго этажа всё ещё горит свет.

Тётя качает головой и нервно запускает пятерню в свои волосы. Я буквально на себе ощущаю её внутреннее метание. Сомнение, что заполнили собой всю её. Карты вскрыты. Блеф не прокатит. Либо ты союзник, либо враг. Здесь всё просто.

– Отоспись. Тебе пора в кровать, – тихо молвит она, поднимаясь с места. Из меня вырывается нервный смех. Отчаянный, на грани нервного срыва. Дилайла резко оборачивается и с острой болью глядит на меня. Должно быть, я выгляжу слишком болезненно. Именно так, как выглядят люди, которые знают, что смерть близка. Она неминуема. Она дышит в затылок своим зловонным дыханием так, что пробирает до костей.

Забрав посуду, женщина скрывается в доме. Я урываю свои крошечные вздохи, пытаясь не задохнуться. Через несколько минут свет на кухне гаснет. Меня начинает бить дрожь. Такая, что кажется, будто на меня вылили ведро ледяной воды. Кинули в прорубь со всего размаху. Поверхность далека, а я барахтаюсь там, окутанная удушающим покрывалом тонкого льда. И нет сил выплыть наружу. И вообще – сил нет. Свет на втором этаже гаснет. Из меня вырывается судорожный вздох.

Разоблачение откладывается. Рада ли я? Или же расстроена? Сложно отвечать на подобные вопросы в моём положении. Знаю точно, что единственное, чего я хочу сейчас, так это забиться в какой-нибудь паршивый угол и скрыться от всего. Безусловно, больше этого я хочу быть в его руках. Но, быть может, хватит на сегодня навлекать на себя беду? Я истощена. Морально и физически. Перебирая свои ватные ноги, я захожу в маленькую библиотеку и устраиваюсь в мягком кресле. Накрывшись неизменным пледом, я заставляю себя спать. Но мысли – мои самые главные враги, ночные мысли – нагло лезут в голову. Принуждают мысленно дёргаться, оттого что за несколькими стенами Уилл. Находится ли он в выделенной ему комнате? Лежит ли он по другую сторону кровати или же находит своё утешение в округлых формах Розали? Меня начинает тошнить. От неизвестности, от раздирающей сердце тоски, от плохого предчувствия. Всё это собирается в кучу и давит на меня неподъёмным грузом.

Когда через плотную ткань занавески начинает проникать солнечный свет, мои веки сами собой прикрываются. И последняя мысль, которая проносится в моей голове: «Это только начало».

***

Топот ног заставляет меня дёрнуться. С трудом разлепляю слипшиеся веки и оглядываюсь по сторонам. Горы книг, каждая из которых наполнена удивительным сюжетом, безмолвно встречают меня в это раннее утро. Сотни стопок с различными обложками и переплётами, выставленные битком на деревянных полках. Мама любила читать нам с Уиллом здесь, раскинувшись на старинной софе. Мы садились у её ног, обложившись подушками, и с упоением впитывали каждое её слово. Тогда всё было куда проще. Уикенды, наполненные теплом и уютом. С раннего утра до поздней ночи этот домик кипел детским смехом и громким весельем. И теперь я болезненно морщусь, садясь и ощущая острую боль в мышцах и лёгкое головокружение. Сколько я проспала? Час или три? Впрочем, неважно, ведь чувство такое, словно я заснула всего десять минут назад.

Преодолевая дискомфорт в теле, я встаю на ноги и движусь к кухне. Дом уже опустел. Слышу на улице голоса близких мне людей и другие, менее приятные – монотонный голос Колина и кокетливое воркование Рози. Напрягаю свой слух, но того, от которого чаще бьётся мое сердце, совсем не слышу. Болтовня за окном набирает обороты, все радостно смеются и увлеченно о чём-то спорят. Переставляя свои ослабшие ноги, я достигаю кухни. Варю себе крепкое кофе и стараюсь унять бешеное сердцебиение. Раз все так оживлённо беседуют, а не ищут пропавшую грешницу в лице меня, значит, Ди ещё не раскрыла нас. Нервно сглатываю. По стандарту мой кофе сбегает из турки и остаётся грязной коричневой кляксой на белоснежной печке.

Блеск.

Отставляю кофе и начинаю избавляться от следов преступления. Когда печка снова сияет, плескаю себе в лицо холодной воды и наспех умываюсь. Когда я достигаю двери, что выходит на задний двор нашего домика, сердце моё волнительно трепещет.

– Ну, наконец-то, милая, – восклицает мама и радостно улыбается, только увидев меня на пороге.

Стараясь не привлекать к себе особого внимания, здороваюсь со всеми и выдавливаю из себя сонную улыбку. Утренняя свежесть смешивается с запахами овощей с костра и поджаренного хлеба. Отпиваю из своей чашки терпкий кофе и машинально начинаю искать глазами любимые черты лица.

Уилла нет.

Что-то внутри меня сильно сжимается. Проклятье, я читаю книги и вполне образована, а свои чувства и эмоции, которые вызывает во мне брат, я выражаю мнительными слогами и детским словарным запасом. Сажусь возле скучающего Мэтью и продолжаю наслаждаться своим скромным завтраком. Скрываясь в беседке со своим молчаливым племянником, я искоса поглядываю на наших гостей. Отец и Колин, кажется, нашли общий язык, болтая у барбекю. А наша женская половина также мило воркует о своём. Я прихожу в некий транс, когда перевожу взгляд на Дилайлу. Она улыбается и поддерживает беседу, но напряжение, что она испытывает, заметно подкашивает моё самообладание. Мы пересекаемся с ней взглядом, отчего по телу пробегает нервный разряд. Отводит глаза.

Вырывает меня из медленной агонии парнишка, который, нахмурив свой лоб, вдруг спрашивает меня:

– Как мне быть с ней?

Резко оборачиваюсь, не сразу опомнившись, что нахожусь в беседке не одна. Вопросительно поднимаю брови и смотрю на племянника. Каштановые заросшие пряди, карие глаза и потерянный взгляд из-под челки.

– С Абигейл, моей сестрой. Ма говорит, что она вот-вот родится. Просто вы… – мальчик запинается и потирает вспотевшие ладони о брюки. – Вы с Уиллом, видно, ладите. Я не знаю, смогу ли я вообще быть настоящим братом. Но… мне не хотелось бы подводить ма.

– И не подведёшь, – искренне улыбаюсь я и кладу руку ему на плечо. – Пусть мы мало общаемся, Мэтт, но раз ты переживаешь о таких вещах, значит, из тебя выйдет хороший парень.

– И всё же… это ведь девочка, – шумно выдыхает мальчик и устремляет взгляд в лес, который уже вовсю дышит жизнью. – Я хотел младшего брата и уже придумал, как бы я называл его и чем бы мы занимались, а потом она объявила, что ждёт девочку.

– Ну, в жизни не всегда всё складывается так, как ты хочешь, дружище. Просто люби её всем сердцем, – отвечаю я, чувствуя совестный укол. В самом деле, ну не скажу же я восьмилетке, чтобы держался от младенца подальше, дабы избежать нашей ситуации. Хотя, возможно, это просто я, это просто мы… это стечение обстоятельств и наших с Уиллом судеб. Только и всего.

– Уильям так тебя любит. Не знаю, смогу ли я так полюбить свою мелкую Гейли.

«Не стоит», – звучит сварливый голосок в моей голове.

– О, не сомневайся. Младенцев любят все. Даже если не так, то твоё мальчишеское сердце наверняка растает, когда малышка ухватит тебя за нос или неумело скажет твоё имя, – пожимаю плечами и отпиваю ещё несколько глотков. Ловлю себя на мысли, что испытываю заметное облегчение, болтая с мальчиком.

– Почему ты не на пробежке? – неожиданно спрашивает Мэтью, так же расслабившись и немного осмелев. Вопрос наталкивает меня на мысли, что брат отправился снимать напряжение известным ему не понаслышке способом. Хотя, впрочем, он мог снять напряжение ещё этой ночью. Горькие песчинки осадка с кофе застревают в горле.

– Эм-м, я вроде как не особо спортивная. Боюсь, что пробежка Уилла превратится в силовые упражнения под названием «донеси тяжелый зад сестры до дома», – усмехаюсь я и замечаю притаившуюся улыбку племянника. Он мельком разглядывает меня и выдаёт:

– Ты вполне стройная.

– Спасибо, – киваю я.

– Но, честно говоря, фигура Розали мне нравится больше, – добавляет чуть позже он, бросая томный взгляд на круглые бёдра рыжей, обтянутые моими же собственными легинсами. Рози в этот момент как раз наклоняется за ветровкой, отчего её пятая точка смотрится ещё более выгодно. Племянник, безусловно, не один замечает её прелести. Мой «парень», пользуясь тем, что отец отошёл, заинтересованно пялится на проклятую девку. Стискиваю хрупкий фарфор в пальцах и подавляю в себе подступающую агрессию. Что если эту милую задницу вчера наглаживали руки брата? Чуть ли не задыхаюсь от пришедшей в голову мысли.

– Несомненно, Мэтью. Розали выше всяких похвал, – цежу сквозь зубы я и подрываюсь с места, направляясь в лес. Дабы уберечь от очередных подозрений себя, а Розали – от выдранных волос и расцарапанного личика.

Пусть я и не спортивная девочка, зато большая собственница. На этих словах, озвученных в своих мыслях, спотыкаюсь о большой корень дерева и, приземляясь на свою «совсем не отменную задницу», падаю на землю. Чертыхаясь уже вслух, прислоняю голову к коленям и тяжело выдыхаю. В глазах начинает щипать. Напряжение растёт, а этот волнительный взгляд Дилайлы совсем сбивает с толку.

Да за что всё это?

Находясь в нескольких сантиметрах от земли, вдыхаю лесную свежесть и все ещё влажную от росы траву. Выравниваю своё дыхание и пытаюсь обрести недавнее спокойствие. Мы не выберемся из этой западни. Одной только моей любви хватит на нас обоих сполна, а что и говорить о нём… Мне, быть может, не залезть в голову к брату, но то, как он смотрит на меня, как реагирует на мои прикосновения его тело, его сбившееся дыхание, выдаёт его с головой.

Мои заблудшие мысли останавливают чьи-то быстрые шаги. Вскидываю голову и вижу вдалеке бегущий силуэт парня, которого узнала бы, даже будь он ещё дальше. В горле пересыхает. Пока я собираю себя в кучу, Уилл останавливается рядом и, улыбаясь, протягивает руку помощи.

В меня, определённо, снова вселяется Змей-искуситель, когда взгляд впивается в мокрую футболку брата, в его рельефные очертания, которые она подчёркивает, прилипая к мускулистому телу. Светлые пряди взмокли и оттого кажутся немного темнее, чем есть на самом деле. Подавляю в себе сумасшедшие мысли, где Уилл – такой же потный, запыхавшийся и довольный – нависает надо мной полуголым. Низ живота болезненно начинает тянуть. Стираю в своей грешной голове нарисовавшиеся мне детальные картинки и облизываю сухие губы. И это притом, что наше разоблачение уже не за горами. Стоит оступиться хоть раз – и Ди не выдержит. Я просто больная, больная на всю голову…

Он задерживает на мне свой долгий и пытливый взгляд, словно проникая в мои мысли. Чёрта с два. Мной всё ещё правят злость и ревность, которая диким зверьком неистово бьётся во мне и дерёт всё изнутри. Принимаю руку и с его помощью поднимаюсь на ноги.

– Неудачное приземление?

– В точку.

Ухмыляется, всё ещё не разрывая наши переплетённые руки и заглядывая через моё плечо, остерегаясь вездесущих гостей.

– Увы, я не такая грациозная, как Розали. – Неловко пожимаю плечами и отвожу глаза в сторону.

– С этого места поподробнее, – тихо отвечает Уилл и, прикоснувшись к моему подбородку своими чуткими пальцами, разворачивает лицом к себе. Довольной улыбки как и не бывало. Скульптурные скулы и искусно выточенные черты его лица вдруг становятся напряжёнными.

– Как вчерашний вечерок? Провёл его с пользой?

– Ты опять за старое? Что за проклятые комплексы?! Она и вполовину не так красива, как ты, – шипит на меня брат, разжимая пальцы на подбородке и отпуская. Скулы начинают взвинченно играть. Я едва заметно облегчённо выдыхаю.

– Кажется, это видишь только ты. Может, стоит проверить повнимательнее её формы? – Мои нервы на пределе. Понимаю головой, что сама нарываюсь на неприятности, но меня уже несёт.

– Спятила? Действительно хочешь этого, Мими? Ещё одна подобная фразочка – и я намеренно потащу тебя туда, где как можно лучше будет открываться обзор на то, как я буду откровенно лапать её и засовывать свой язык ей в рот. Я говорю понятным языком?

Меня бьёт озноб. Я, чёрт подери, добилась, чего хотела… Но неожиданно Уилл хватает меня за руку и тащит за ближайшее дерево. Буквально припечатывает к стволу и без всяких прелюдий проникает в мой рот языком, хватаясь свободной рукой за мои бедра. Адреналин бешено стучит в моих висках. Эмоции смешиваются в один фееричный разряд, который проносится в моей крови, посылая дикое влечение до кончиков пальцев. Всё происходит так быстро, что только через несколько восхитительных секунд поцелуя и нашей заветной близости я понимаю, что это слишком опасно. Мои дрожащие пальцы совершают слабое давление на его широкую грудь.

Он сбивчиво дышит, но его губы всё же соскальзывают с моих. Взгляд затуманенный, обезумевший, а от его тела исходит запах настоящего мужчины вперемешку с его одеколоном. Хочется плакать. Плакать от счастья и от отчаяния. От украденных обстоятельствами минут, от его нежности, оттого, что, возможно, сейчас Ди рассказывает отцу о нашей связи. Он берёт мои руки и подносит их к губам, поочередно целуя каждый мой палец. Горло начинает саднить от рвущихся наружу слез.

– Уилл… Дилайла всё знает. – Мой хриплый шёпот отрезвляет его. Он замирает.

Мы смотрим друг на друга, осознавая всю опасность нашего положения. И кажется, словно мы спасёмся, если не будем прерывать взгляд. Некий спасительный круг для утопающего. Но, конечно, иллюзия вскоре рассеется, и мы столкнёмся лично с изгнанием из Эдема…

Глава 12.

POV Уилл

Я начал заниматься спортом с того самого момента своей жизни, который, как оказалось, стал переломным. Многочисленные тренировки, походы в спортивный клуб и даже уличные бои… Да, это, безусловно, просто дико, но тогда возможность выплеснуть свой гнев и получить ещё за это деньги была для меня спасением. Глотком свежего воздуха после удушающей череды неудачных попыток вернуть её, обрести спокойствие и выкинуть из головы постоянно пульсирующую во мне мысль: «Миа слишком далеко».

Я сбивал костяшки и получал удары по лицу. Гематомы, ссадины и всепоглощающая, абсолютная усталость. Последствия, кстати, и были главным плюсом этих игр, если их вообще можно назвать таковыми. Что ни скажи, а бои придали мне гораздо больше стойкости и силы духа, чем я впитал до этого за всю свою сознательную жизнь. Я, будучи общительным парнем, отвернулся ото всех. Закрылся от мира всего. Я выматывал себя сутками напролёт. Всё делал – лишь бы заглушить в себе эту звенящую пустоту. Родители были не на шутку встревожены, но мне, что очень кстати, всё сходило с рук. Мама плакала навзрыд, пока отец, тяжело вздыхая, качал головой и говорил: «Франси, он парень».

И вот, теперь я стою посреди цветущего жизнью леса, ощущая, будто пропустил удар соперника. Вовремя не увернулся – и получил крепкий удар в солнечное сплетение. В глазах всё плывет, а дышать едва удаётся.

Нас разоблачили.

Спустя ещё несколько секунд мне всё же удаётся оправиться после внезапного потрясения. Смотрю на неё: запуганные зелёные омуты с лёгкой поволокой от ещё осязаемого недавнего поцелуя. Маленькая птичка. Хрупкая, но в то же время беспредельно смелая. Впрочем, когда дело касается сестры – сплошные противоречия.

– Она…?

– Еще не успела, видимо, – хрипло выдыхает Миа и прислоняет голову к коре дерева. Нам не обязательно договаривать слова в таких простых вопросах. Ведь, так или иначе, мы подсознательно ждали этого дня. Того самого, когда ложь наша рассеется, оголяя укоренившуюся правду, что плотно внедрилась в нас. – Возможно, делает это именно сейчас, – добавляет она чуть позже. Я тяжело сглатываю ком в горле.

Мою девочку бьёт озноб. Отчётливо чувствую это, находясь в нескольких сантиметрах от её лица. Мы оба напуганы, но, чёрт возьми, кто из нас двоих мужчина? Беру её вспотевшие ладони в свои руки и успокаивающе сжимаю их.

– Эй, – окликаю её, заставляя поднять на меня поникшее личико. – Всё не так уж плохо, верно? Мы всё ещё здесь. Мы стоим и держимся за руки. И даже если через несколько минут наступит наша персональная казнь, я никогда тебя не покину.

– Проклятие, Уилл, – с горечью в голосе смеётся сестра. – Говоришь, как в грёбаных фильмах про любовь!

Я приглушённо смеюсь вместе с ней. Настоящие глупцы, которые занимаются лишь тем, что творят себе отсрочку от неминуемого. Отшучиваются, убиваясь в отчаянных попытках урвать у судьбы немного времени, чтобы насладиться друг другом и почувствовать себя комфортно хотя бы какое-то крошечное время.

– Это всё твои прозаично-сопливые книжки, – выдыхаю практически в губы, наклоняюсь чуть ниже и упираюсь своим лбом в её. Мы непрерывно смотрим друг другу в глаза. Боль, влечение и это не покидающее ощущение опасности – всё смешивается в одно острое чувство. – Своими словами я лишь скажу, что не брошу тебя. Если твоя милая задница в беде, значит, и моя тоже.

– Ты вновь стараешься успокоить меня. Но ты ведь и сам знаешь, что в наши никчёмные оправдания никто не поверит. Отец отправит тебя подальше от меня и, возможно… – Она запинается, тяжело выдыхая. – Что, если они отрекутся от нас? Я так люблю наших родных и дорожу ими. Но… но что если они поставят нам ультиматум? Я не смогу выбирать между тобой и ими.

– Мы здорово влипли. Но мы всё ещё их дети, Мими.

– Меня тошнит от самой себя! – тихо восклицает она. Чувствую, как её хрупкое тело начинает легонько дрожать. – Только представь, что бы ты чувствовал, если бы узнал о своих родных детях подобное.

Притягиваю её к себе чуть ближе в попытке защитить ото всех. Только вот ирония: в нашем случае нужно защищать себя от нас самих же. Маленькие пальчики скользят по моим позвонкам, словно цепляясь за последнее связующее звено между подступающей истерикой и сдержанностью. Обвиваю её плечи и вплотную прислоняю к себе. Хочется укрыть её ото всех бед, что слишком часто стали выпадать на нашу долю. Открытый участок моей кожи, выходящий за кромку футболки, постепенно становится мокрым от её слёз. Я замираю. Губы мои останавливаются у её висков и долго задерживаются на них, наслаждаясь, будто в последний раз. Волосы Мии по-прежнему пахнут сладкими пряностями и еле ощутимыми нотками её любимых цветочных духов. Раздирающая душу нежность рвётся наружу. Она словно вибрирует во мне, отдаваясь приятным покалыванием до самых кончиков пальцев. Затем бьётся внутри меня: дико и невыразимо. Чёртова нежность требует проявить себя сполна, утащить за собой сестру и предаваться ей часы напролёт. Без всяких заморочек, без опасений быть замеченными и постоянного поглядывания на часы.

– Ну-ну… прекращай, слышишь? Я не привык к твоим слёзам. Стою здесь, как болван, и не знаю, что мне сделать для тебя, – шепчу ей в волосы и целую ещё раз в висок.

– Уилл, в чём мы так провинились там, на небесах? Почему нас поместили в одну материнскую утробу?

– Я не думаю, что этот вопрос по адресу, малыш. Я с тобой в одной упряжке, – тихо выдыхаю в ответ и горько улыбаюсь. Сестра наконец поднимает на меня свои глаза. Я вновь пропускаю несколько точных и невидимых ударов в солнечное сплетение. Прямое попадание. Я обездвижен. Мокрые изумруды… Покрасневшие от слёз родные глаза. Вместо той озорной игривости, к которой я привык, я наблюдаю, как их застилает тоска. Чёрная, как самая тёмная ночь.

Поддаюсь первому порыву, который настигает меня, и приникаю к её чуть распухшим губам. Этот поцелуй – скорее желанная попытка забрать большую часть её страданий себе, нежели вожделение или проявление нежности. У нас больше нет сил. Но сестра на грани, потому я выскребу из себя проклятую крупицу смелости и заберу всё себе. Всё без остатка. Лишь бы не видеть больше этих мокрых изумрудов, которые дерут мне душу одним своим видом. Слышу её тихий гортанный стон и углубляю поцелуй. Только так. Сейчас мы на большее и не способны. Только глубокое отчаяние и бесконечная потребность друг в друге.

Её ледяные ладони обхватывают моё лицо, словно проверяя, я ли это на самом деле?

Да, милая. Вот он я. Здесь. Прикасайся ко мне ещё. Прикасайся и знай, что я настоящий. Что не исчезну, как очередная твоя иллюзия. Я не герой-любовник из твоих книжек. Я лишь твой непутёвый братец, который влюбился в тебя по уши и не смог устоять перед великим грехом. Ты только прикасайся. Нечаянно и намеренно. Касайся меня и знай, что отныне я всегда буду рядом. Из плоти и крови. Такой же группы крови, что и у тебя.

Нам не хватает воздуха. Миа отстраняется первой, оставив напоследок самый прекрасный звук нашего поцелуя. Губы горят, как в огне. Хочется ещё и ещё. Ведь перед смертью не надышишься, так? Мне хочется вдавить её в это дерево или кинуть на устеленную травой землю, полностью погрузившись в ощущения. В ту обречённость, которой мы достигли. Раствориться друг в друге. Вижу её смущенный и желающий взгляд. Он проникает глубоко в меня и оседает там навечно. Манящий, разжигающий настоящий пожар.

Но кто мы такие по сравнению с великой силой обстоятельств? Где-то совсем рядом хрустит ветка под чьими-то ногами. Мы резко дёргаемся, отшатываясь в противоположные стороны. Миа наспех приглаживает волосы и приводит в порядок сбившееся дыхание. Под гнётом моих настороженных глаз она начинает озираться по сторонам.

– Миа! – всё ближе слышится мальчишеский возглас. – Где ты есть?

Она нервно сглатывает и прочищает горло, прежде чем крикнуть в ответ:

– Мэтт, мы здесь.

Когда же виднеется образ нашего двоюродного брата, что радостно вышагивает к нам, я наклоняюсь к сестре чуть ближе и шепчу:

– Мы справимся, слышишь? Просто разыграй болезнь, и мы постараемся уехать уже к сегодняшнему вечеру.

– Что, если Ди уже рассказала…

– Не думай об этом, – быстро добавляю я, ощущая приближения Мэтью. Ещё пара шагов – и он будет совсем рядом. Сердце гулко отбивает ритм. В висках стучит. – Я люблю тебя, – выпаливаю я, сам не понимая, что позволил сокровенным словам вырваться наружу именно сейчас.

– Я ищу вас уже полчаса! – произносит мальчик и оглядывает нас из-под своей длинной челки. – Похоже, Уиллу всё же пришлось выполнять те силовые упражнения, да? – чуть погодя, смущённо добавляет он. Он прячет улыбку, а из груди Мии вырывается нервный смех. Я подозрительно щурюсь.

О чём это он, чёрт подери?

– Да, дружище, именно.

Она всё так же не поднимает на меня своих глаз, но я чувствую эту ощутимую связь между нами. В воздухе всё еще парят сказанные мной откровения, и я медленно схожу с ума, оттого что точки в этом разговоре так и не расставлены.

– Ма вас обыскалась. Пойдёмте к столу, – улыбаясь, протягивает неожиданно общительный Мэтт. Сестра застывает. Превращается в одну натянутую струнку. Я сжимаю пальцы в кулаки, стараясь не выдать нас обоих восьмилетке.

– Мэтти, у вас ничего не стряслось, пока мы приводили свои тела в форму?

Наш родственник хмурится и воспроизводит в своей памяти последние события. Под моим любопытным взглядом ему весьма неловко, но, уловив добродушие Мии, которое она, к слову, изобразила на отлично, он решает помочь.

Затаив дыхание, мы ждём ответа.

– Ну, если не считать того, что твой парень обжёг руку, а Розали почти переубедила ма назвать Гейли не Абигейл, а Харпер, то нет, не стряслось.

Замечаю, как из груди сестры вырывается облегченный выдох. Мои кулаки разжимаются.

– Что же, тогда можно и не возвращаться назад бегом. Пойдем, Мэтт, расскажи нам по пути о моем криворуком любимом, – Миа продолжает поддерживать с мальчиком непосредственный разговор, который, кажется, приходится ему по душе. Уголки её губ вежливо приподняты, но, переплетаясь с ней взглядом, я чувствую нарастающую взвинченность. Она изумлённо смотрит на меня, пока мальчик идёт впереди нас и рассказывает о случившемся с Колином.

Эти её глаза… Они окончательно сведут меня с ума. Шальные. Лишённые всякого благоразумия. Особенно сейчас, когда она как бы спрашивает ими о моём признании. Я молчу. Лишь пожимаю плечами и позволяю себе осторожно скользнуть своими пальцами по её руке. Подтверждая. Удивляюсь самому себе.

Мы сотни раз говорили друг другу о своей любви. Придумывали детские клятвы о вечной дружбе и успокаивали громкими словами в моменты грусти. Но это… это совсем другое. Мы оба знали, что игры кончились. И если с моих губ срываются подобные откровения, значит, они правдивы. Значит, мы уже загремели в хитрую ловушку судьбы…

***

Всё спокойно.

Всё слишком спокойно. Настолько тихо и умиротворённо, что ожидаешь чёртов подвох в самом обыденном. Это как затишье перед бурей. Становится страшно. Но неумолимо бегут на часах секундная стрелка, а за ней минутная и, наконец, часовая. Всё по-прежнему.

Мы с Мэттом разводим костёр. Ещё добрых полчаса назад я мечтал потащить сестру за сухими ветками, но поджатые губы Дилайлы и вечно болтающий Колин перекрыли мне все пути. Миа лишь закусила губу и подверглась новым распоряжениям матери, скрываясь на кухне. В моей груди ещё трепетала нежность, которую оставил после себя её пристальный и манящий взгляд, перед тем как дверь за ней захлопнулась. Это было чертовски нелепо. Ведь я – вполне себе сложившийся мужчина, а таю от её девчачьих чар, словно эскимо под солнцепёком. И ведь я прекрасно всё понимаю, помню все её уловки, которые она изредка проделывала с одногодками в школе. И всё равно покупаюсь, как какой-то подросток, едва узнавший о физиологических различиях между мальчиками и девочками. Взгляд с поволокой, спрятанная улыбка и это её обещание, которое так и осталось на её губах: «Твоя. Только твоя».

Всё это лезло в голову совсем некстати. Рядом кружила вездесущая Розали, требуя ответной ласки, отец намеревался затащить меня в мужскую компанию, а маленький Мэтью, кажется, уже присмотрел себе нового друга в моём лице. К счастью или к беде, я выбрал последнего, приятно удивив всех остальных. Мы болтали с мальчиком о его секции плавания, новых компьютерных игрушках и, как ни странно, о Мии. В его словах явно читалась симпатия к сестре. Он, конечно же, думал, что скрывал всё тщательно, но… Впрочем, все мы заблуждаемся подобным образом. Человеческой глупости покорны все возрасты. Так вот, в ту секунду, когда он «завуалированно» восхищался характером моей дорогой девочки, он был твёрдо уверен, что касается этой темы лишь поверхностно, между делом. Я улыбался.

Он с горящими глазами рассказывал о её шутках и умении поддержать, не забыв добавить ко всему тот факт, что она терпеть не может Розали.

Бог ты мой, почему он такой проницательный?

Немного заёрзав от посетившей меня мысли об акте разоблачения, я решаю всё же перевести разговор в более безопасное русло.

Пошатавшись по лесу и насобирав веток для костра, мы уже возились во дворе, поджигая их и продолжая болтать. Мэтт оказался на удивление весёлым и общительным парнишкой. С каждым подбадривающим словом его комплексы рассеивались, а на горизонте начинала мелькать мальчишеская непосредственность, присущая всем подросткам.

– Мэтт, как насчёт диетической колы? Мы с тобой потрудились на славу.

Он радостно кивает и шагает к нашим матерям, что суетятся в беседке, накрывая на стол.

Сумерки плавно опускаются на лес. В воздухе уже чувствуется вечерняя прохлада. Я вдыхаю запах костра, зелени и слишком агрессивного одеколона Колина, что ещё секунду назад был здесь, как вдруг слышу отголоски интересного разговора, принадлежащие оставшейся женской половине нашей компании. Не знаю, что мною движет в этот момент, но я поднимаюсь с земли и направляюсь в сторону кухни, напрягая слух. Сердце моё бешено колотится.

«Неужели, Уилл? Подслушивать? Чёрт возьми, куда же ты катишься…» – издевательским тоном упрекает меня мой внутренний голос. Я лишь затыкаю его и приближаюсь к коридору, откуда уже более чётко слышится диалог Розали и Мии.

– Да ладно тебе, пай-девочка, я лишь хотела утолить своё любопытство. Что в этом такого? – приторно-сладко протягивает Розали.

– Брось, Роуз. Я не стану разговаривать с тобой о своей личной жизни.

– А она есть? – усмехается моя «подруга».

Слышу тяжёлый выдох сестры и журчащий звук напитка, разливающегося по бокалам. Хмурюсь, не понимая, что держит сейчас девочек вместе.

– Я поняла, в чём твоя проблема. Ты просто не умеешь привлечь мужчину. Колин, каким бы он ни был проворным жуком, – прежде всего мужчина. А ты абсолютно к себе не влечёшь. Вот, сейчас опять нацепила на себя свою клетчатую рубашку.

Последняя реплика приводит меня в полное замешательство. С какой стати Розали даёт советы по обольщению мужчин? Хотя нет, здесь всё куда более сложно, ведь советы она даёт Мии…

Чувствую, как во мне вскипает злость.

Эта набитая дура смеет уверять её, что она непривлекательна! Её, Мию, которая одним своим видом заставляет меня сходить с ума от своих фантазий. И, проклятье, я люблю её рубашки. Люблю, как Миа завязывает их концы узлом и открывает вид на свой плоский животик. Когда она чем-то увлечена и рубашка просто спадает с её плеча, обнажая его. Я готов отдать себя целиком в такие моменты. Они бесценны и – каждый – неповторимы для меня.

Впрочем, чему я удивляюсь? Девушки всегда склонны принимать советы своих так называемых «подруг». Или в данном случае –завистливые доводы врагов. Ведь они в принципе имеют привычку сомневаться. А когда к одному маленькому, ещё не сформировавшемуся сомнению прибавляется ещё и мнение со стороны, то здесь и начинается полное саморазрушение. Механизм запущен.

Я знал всё это. Знал так же и то, что если мне не вмешаться, то комплексы сестры, которые, подобно маленьким и колючим ежам, начнут её больно жалить изнутри. И в то же время моё любопытство не давало мне сделать и шагу в их направлении. Ведь я понимал, я отчётливо, чёрт возьми, понимал, что моя малышка сумеет достойно выстоять в словесном поединке, а лишь потом примется за себя и подпустит к себе своих ежей.