Запретные наслаждения

Глава 10

Идея была безумной. Впрочем, как и решение Мадлен стать актрисой. Никто не узнает ее в театральном гриме, а слухи о том, что она — любовница Фергюсона, обезопасят ее от домогательств других мужчин. Спускаясь по черной лестнице вслед за ней, Фергюсон подумал, что для Мадлен единственной реальной угрозой является он сам. А она, кажется, не понимала или делала вид, что не понимает этого. И продолжала маскарад. Выбрав из гардероба Элли самое скромное платье и превратившись в чопорную старую деву, она спешила вернуться в Солфорд Хаус. Ее бедра соблазнительно покачивались под белым муслином. В скрывающем волнительные изгибы платье Мадлен выглядела более аппетитной, чем в откровенных бриджах, в которых она выходила на сцену. Когда она спустилась вниз и, обернувшись, подарила ему озорную улыбку, сверкнув смеющимися зелеными глазами, Фергюсон едва сдержал стон.

Наверное, это он был в опасности, а не она. В любом платье — скромном одеянии дуэньи или вызывающем наряде куртизанки — эта женщина возбуждала его. Он не сможет отказаться от нее. Плевать на уговор! Но сама Мадлен совершенно не думала о будущем. Сейчас она радовалась подарку и была счастлива сиюминутным беспечным счастьем.

— Если бы я знала, что любовницам принято дарить дома, я бы давным-давно решилась!

Это была идея Элли: арендовать для мадам Герье дом. Теперь из театра она возвращалась туда. Решение было своевременным: больше никто не мог, проследив за экипажем Мадлен, узнать, что она возвращается в Солфорд Хаус. Наверняка маркиза получила немалое удовольствие, намеренно подбирая жилье подороже. Чем шикарнее будет дом для свиданий герцога, тем скорее свет поверит в историю о страстной любви. Фергюсон вынужден был согласиться. Однако, делая такой роскошный подарок, он дал понять Мадлен, что относится с такой же серьезностью и к остальной части плана:

— Мад, на самом деле вы же хотите большего, чем только притворяться моей любовницей, признайтесь!

— Вообще-то меня вполне устроит собственный дом и возможность играть на сцене, — поразмыслив, ответила она.

— У вас не может быть дома без мужчины, который бы оплачивал его и брал на себя ваши расходы, — Фергюсон надвигался на нее, пока Мадлен не оказалась прижатой к стене.

— Возможно, вы правы, быть куртизанкой не так уж плохо… — она испуганно замолчала. У нее и в мыслях не было дразнить его.

Фергюсон прикоснулся к ее подбородку, заставляя смотреть себе в глаза.

— Вы действительно смогли бы торговать своим телом? Пускать мужчин в свою постель и жить за их счет?

Мадлен упрямо сжала губы.

— Боюсь, такая жизнь вам не понравится, леди Мадлен, — он провел кончиком пальца по ее щеке. — Вы созданы для брака, вы преданная, любящая, верная. С любовниками вы настрадаетесь.

Мадлен отвела взгляд. Она знала, что он прав, но была слишком упряма, чтобы признать это.

— Ваша светлость, меня ждет экипаж.

Он отчетливо услышал издевку в этом «ваша светлость» и вспыхнул:

— Мад, если бы вы действительно были куртизанкой, то отчитывались бы за каждый свой шаг и делали бы только то, что велит мужчина. Вы жестоко ошибаетесь, думая, что у куртизанок много свободы. Будь вы куртизанкой, я мог бы заняться с вами любовью прямо здесь, возле этой стенки, как с уличной проституткой, и вы не смогли бы отказать мне.

Он хотел напугать ее, и у него, похоже, это получилось. Она в ужасе открыла рот, пораженная его резким тоном. Приоткрытые губы Мадлен заставил Фергюсона подумать еще кое о чем, что куртизанка могла бы сделать для него.

Мадлен действительно была поражена, но совершенно по другой причине:

— Возле стенки? Такое действительно возможно? Мы с Пруденс рассматривали одну гравюру, но так и не смогли понять, как они это делают, — сказала она.

О боже, эта женщина сведет его с ума! Щеки Мадлен внезапно покрылись легким румянцем — она наконец осознала, о чем спросила. Фергюсон совершенно не мог сердиться на это очаровательное создание.

— Уверяю вас, милая развратница, можно и так, — ответил он. — Но вам лучше не расспрашивать меня об этом, если вы действительно хотите уехать сегодня домой.

Мадлен посерьезнела.

— Фергюсон, надеюсь, вы понимаете, насколько высоко я ценю вашу помощь? У меня не хватит слов, чтобы выразить вам свою благодарность.

— Я сделаю все, чтобы защитить вас. Для меня очень важно ваше благополучие, запомните это хорошенько.

Он хотел поцеловать ее, хотел запустить пальцы в великолепные каштановые волосы, рассыпанные по ее плечам, — она сняла парик и не успела толком причесаться. Но больше всего он хотел, чтобы она наконец поняла: его желание помочь — это не только галантность. Но Мадлен так невинна! И до конца этого месяца ничего не должно измениться. Поэтому Фергюсон отступил. Он проводил ее до кареты и помог забраться в нее. Пьер отвезет ее в Солфорд Хаус, Жозефина откроет потайную дверь в сад — и Мадлен окажется в безопасности.

Следующий спектакль будет через два дня. У него было совсем мало времени. Но он был благодарен даже за эту небольшую передышку: необходимо было продумать все детали плана, а еще он должен окончательно определиться со своими намерениями и понять, стоит ли ему рассчитывать на понимание со стороны Мадлен. Он никогда не встречал таких женщин, как она, ни в высших кругах, ни среди черни. Он не знал, как вести себя с ней, каким ключом открыть замок ее сердца. Она была из тех женщин, на которых принято жениться, но в ней чувствовалась такая необузданная страсть, какой позавидовала бы любая куртизанка.

Он не допускал и мысли о браке. Фергюсон прекрасно знал, какие плачевные последствия могут быть даже у весьма удачного брака. Они с Элли были так счастливы, пока не умерла их мать: герцог Ротвел похоронил вместе с ней всю любовь, всю доброту, на какую был способен. Фергюсон не хотел уподобиться отцу, чьи самые худшие поступки были продиктованы заботой о титуле и эфемерных интересах рода Ротвел. Герцог Ротвельский — это имя негодяя, и не важно, кто его носит.

Когда-то отец вместе с женой любил проводить время в Шотландии. Но после смерти супруги, унаследовав герцогство, он словно обезумел: выгнал арендаторов, разорил некогда богатые поместья и, навсегда покинув родные края, уехал в Англию. Фергюсон совсем недавно унаследовал титул. Что случится с ним, если эта женщина разобьет ему сердце? Если он ступит на тот же путь, что и отец? Если он сойдет с ума от любви к Мадлен?

Фергюсон вернулся к Элли, чтобы поблагодарить ее за помощь. Она лежала на диване и, уткнувшись в подушку, тихо плакала. Ее плечи вздрагивали.

Он не знал, как успокоить сестру, которая стала для него незнакомкой после стольких лет разлуки. Он чувствовал себя таким же беспомощным, как и в тот день, когда умерла мать. Беспомощность со временем превратилась в глухую злобу. Он видел, как отец постепенно становится монстром, а его семья — стаей израненных зверей. В тот день, когда он понял, что уже ничего не будет, как прежде, родилось решение бежать в Шотландию. Он понимал, что за это малодушие ему придется расплачиваться всю жизнь. Но тогда, десять лет назад, такая цена не казалась ему непомерной. По крайней мере в перспективе дальнейшей жизни в Лондоне. Но сейчас, приближаясь к своему тридцатипятилетию, он понял, что значит жить под тяжестью чудовищного груза позора.

Заметив его, Элли с силой швырнула в него подушку.

— Вон! — закричала она.

Фергюсон не ушел. Он присел на край дивана.

— Элли, я не хотел… Я не хотел причинить тебе боль.

Она всхлипнула. Слезы текли по щекам, оставляя черные следы в слое румян и пудры, веки опухли. Он протянул ей платок, но она отбросила его руку и воспользовалась своим. Резкий, далекий от светских манер жест вполне отражал меру ее презрения к нему. Она готова была захлебнуться слезами, но не принять его помощь.

— Ты не должен был уезжать, Фергюсон! Как ты мог оставить нас здесь? Оставить нас с ним? Ты нужен был Мэри и Кейт. И мне… — ее голос срывался от рыданий. — Может, Генри не спился бы, а Ричард не сошел бы с ума. Если бы… если бы ты был с нами.

Фергюсон сполз на застеленный персидским ковром пол.

— Я был в ссоре с отцом. И мать хотела, чтобы я уехал. Если бы ты тогда уехала со мной, тебе бы не пришлось выносить издевательства старика…

— Мама? Она умерла, Фергюсон. Другие сбежали в Америку. Наша семья рушилась на твоих глазах, — резко бросила Элли. — Твое бегство ничего не изменило; уехав, ты никому не сделал лучше, кроме себя, разумеется. Решил спасти свою шкуру, а не дожидаться его смерти. Ты — предатель.

Фергюсон не посмел оправдываться. Но все последние шесть месяцев перед отъездом, проведенные в доме отца, он чувствовал себя так, будто с него живьем сдирали кожу. Каждый взгляд, брошенный в его сторону, был преисполнен презрения и разочарования. К Элли старик относился не лучше, но она предпочла остаться в Лондоне и изо дня в день терпеть унижения.

— Почему ты не уехала? — спросил он. — Я же предлагал ехать вместе со мной. Если тебе не нравилось в Шотландии, почему ты не уехала в Фолкстонское поместье? Тебе следовало так поступить после смерти мужа, а потом забрать к себе Кейт и Мэри.

— Не смей указывать мне! Не смей говорить, что я поступила неправильно! — Элли промокнула слезы белоснежным платком. — Отец снова хотел выдать меня замуж. Фолкстон еще не почил в могиле, а он уже начал подыскивать мне нового жениха. Я не хотела прослыть распутницей, не хотела, чтобы все считали меня веселой вдовой. Кроме того, пока нынешний маркиз Фолкстонский не появится в Лондоне, я могу оставаться в этом доме.

— Но представь, сколько возможностей открылось бы перед тобой, если бы ты не тратила столько денег на содержание этого дома. Держу пари, он обходится в кругленькую сумму.

— Мне никогда не откажут в деньгах. Ник знает, по какому праву я опустошаю его счета, — выпалила она.

Фергюсон удивленно приподнял бровь.

— Вы были знакомы? Я думал, он уехал на Восток до твоей свадьбы с Фолкстоном.

— Ты бы знал, если бы приехал на свадьбу, братец. Мы любили друг друга, даже хотели сбежать вместе, но отец узнал. Он не только запретил нам видеться, он лишил нас малейшего шанса. Принял меры: выдал меня за его кузена. Это такая извращенная шутка отца.

Фергюсона охватил гнев. Отец был настоящим тираном, человеком с железной хваткой, ледяным сердцем и дьявольским упрямством.

— Значит, Ник уехал, чтобы не видеть, как ты выходишь замуж за его кузена?

— Вскоре муж умер, я стала вдовой, а Ник — наследником. Но Ник так и не вернулся.

— Элли… — тихо произнес Фергюсон.

— Молчи! — резко бросила она. — Ты должен был помочь мне, но уже ничего не изменить. Я окажу содействие леди Мадлен, но сделаю это ради ее блага. Ради тебя я бы и пальцем не пошевелила. Я не желаю видеть тебя в Лондоне, и если бы не семейные дела, я бы предпочла никогда не встречаться с тобой. Взамен ты должен пообещать мне, что не бросишь семью на произвол судьбы.

Фергюсон с сожалением подумал о том, что теперь не сможет быстро вернуться в Шотландию, поручив заниматься делами поверенным.

— Ничего не могу обещать, Элли. Как только Кейт и Мэри выйдут замуж…

— Значит, ты хочешь избавиться от них? Никогда не думала, что наступит этот день, но, похоже, ты уже вжился в роль герцога.

Фергюсона словно ударили плетью. Он поднялся. Выяснять, что она на самом деле хотела сказать, желания не было.

— Я никогда не превращусь в отца, никогда не поступлюсь принципами ради эфемерных ценностей титула. Мне нужно немного времени, как и тебе, чтобы осознать случившееся и принять верное решение.

— Только не вздумай убивать себя! — с раздражением сказала она. — Как Ричард. Он, по крайней мере, забрал в могилу отца, а от твоей смерти не будет никакого проку.

Фергюсон поклонился.

— Я больше не разочарую тебя. А теперь прости, мне нужно совершить ритуал: принести в жертву козу и окончательно превратиться в исчадие ада, герцога Ротвельского.

Услышав старую шутку, Элли улыбнулась. Эта улыбка, невеселая и горькая, тем не менее принесла ему успокоение и обрадовала его. Он хотел обнять сестру, попрощаться должным образом, но понимал, что опоздал с этим лет на десять.

Поэтому он просто ушел. Спускаться по лестнице было удивительно легко, словно гора с плеч упала. Он больше не чувствовал себя беглецом. Найти общий язык с Элли, с остальными родными невозможно за один день. Сделать это будет непросто, но он с этим справится. Сначала следовало решить, принимать титул или нет. Больше всего ему хотелось вернуться в Шотландию, жить той жизнью, которую он сам для себя выбрал, и выйти из-под диктата титула. Ежесекундно он ощущал, как все туже и туже затягивается петля аристократического долга на его шее, — и вот он уже прибегает к излюбленным выходкам старого герцога, угрожает и, как кукловод, дергает за ниточки беззащитных кукол. Если он станет главой семьи, на какие ужасные поступки толкнет его высокое звание?

Но, вернувшись к прежней жизни, он рискует повторить судьбу братьев. И, конечно же, не сможет ничего предложить Мадлен. Он чертыхнулся, когда до неприличия обворожительный дворецкий резко распахнул перед ним дверцу экипажа. В сущности, ему нечего было предложить Мадлен, и тем не менее необходимо было заполучить ее, несмотря на то, что ему следовало заботиться о репутации и чести. А затем он нашел бы мужей для младших сестер или убедил бы Софронию устроить их судьбу и вернулся бы в Шотландию. И не нужно думать, что Мадлен уже поддалась его чарам, ведь привлекательным для нее, похоже, было только его благородство, разыгрывать которое ему было весьма непросто.