Запретный плод

10

В воскресенье вечером Кэйси отвезла Джеффри в аэропорт к местному рейсу до Нью-Йорка. В десять утра в понедельник у него была назначена встреча с продюсером, а у нее — с заместителем президента Консультативной группы своей фирмы. До отпуска Кэйси у них был разговор о ее возможной поездке в Рим в сентябре. Она горько усмехнулась: какая разница в том, что расстояние между ней и Джеффри увеличится еще на несколько тысяч миль?

— Уже скучаешь обо мне? — бодрячески поинтересовался Джеффри, когда она припарковала машину на стоянке.

— Мне так хочется, чтобы ты остался у меня подольше, чтобы мы поехали… — Она нашла в темноте его теплую надежную руку. — Я просто хочу быть с тобой.

…Они провели вместе целый день. Существовало множество мест, куда они могли бы пойти, людей, с кем они могли бы встретиться, дел, которыми можно было бы заняться. Но они вышли из квартиры только один раз, чтобы купить продукты. Ничто и никто не нарушал их покой: ни малолетние правонарушительницы, ни телефонные звонки, ни сестры-монахини. Они были только вдвоем: разговаривали, любили друг друга, просматривали воскресные газеты…

А теперь они попали в круговорот шумного уличного движения, вокруг сияли огни большого города, и Кэйси чувствовала, что Джеффри постепенно отдаляется от нее.

— Я буду звонить так часто, как только смогу, — пообещал он, пожатием руки как бы скрепляя свое обещание. — Я ужасно не люблю писать письма, Кэйси… — Даже в темноте она видела его улыбку. — Я хочу, чтобы ты была в моей жизни, понимаешь? И хочу быть частью твоей жизни. Я не могу мотаться из Лос-Анджелеса туда-сюда и, занимаясь своим делом, в то же время оставаться самим собой. Если бы мог, то сделал бы это. Но не уверен, что имею право просить тебя бросить все, что у тебя сейчас есть, — работу, семью, друзей. Мне кажется, было бы просто нечестно требовать от тебя хотя бы одной из всех этих жертв. Но я хочу быть с тобой, Кэйси. Я люблю тебя. Подумай об этом, ладно? Если ты… — Он прервал фразу на полуслове и тяжело вздохнул. — Просто подумай об этом.

Он быстро поцеловал ее на прощание и вышел из машины. Кэйси наблюдала, как он удалялся твердым шагом, высокий, красивый. Ей хотелось, чтобы у них было больше времени для разговора. Как ни странно, ее пугала отнюдь не перспектива навсегда уехать из Вашингтона. Нет, ее волновали переезд именно в Лос-Анджелес, вхождение в его мир, в мир Джеффри. Ведь несмотря на всего его рассказы, этот мир так и остался для нее чем-то нереальным.

У входа в аэровокзал он обернулся, помахал ей рукой и исчез за дверями.

Магинн командировал группу консультантов, в которую входила и Кэйси, в Европу. Поездка была рассчитана на месяц. Они должны были побывать в Риме, Бонне, Париже и Лондоне. Кэйси посылала Джеффри веселые телеграммы, накупила забавных сувениров. Он звонил ей в самое неподходящее время и каким-то образом умудрялся делать так, что в каждом отеле, где останавливалась Кэйси, ее уже ждал букет из дюжины роз. Все это ее коллеги воспринимали как восхитительную тайну. Тем не менее Кэйси никогда еще не чувствовала себя так одиноко — спасал только десятичасовой рабочий день.

Вернувшись в Вашингтон, она нашла свой письменный стол заваленным различными записками, сообщениями и всякими другими бумагами. Она посмотрела на эту груду бумаг не с обычной своей самонадеянностью, а с безумным желанием поднести к ней зажженную спичку и сгореть вместе с ней. Кэйси грустно усмехнулась от такой мысли и с трудом удержалась от того, чтобы тут же позвонить Джеффри и рассказать ему о своем отчаянном положении. Она уже почти слышала, как говорит ему эти слова, а он в это время находится в своем офисе в Беверли-Хиллз и ломает голову над тем, есть ли талант у какой-нибудь очередной актрисы или его нет. Представив себе это, Кэйси подумала, что иногда бывает очень полезно удержаться от первого порыва. Поэтому она решила не звонить Джеффри и не поджигать свой письменный стол, а, напротив, начала методично разбирать лежащие в беспорядке бумаги.

На самом видном месте Кэйси нашла памятную записку, предназначенную для сотрудников их группы, которая поглотила ее внимание. В записке сообщалось, что в Лос-Анджелесском филиале Консультативной группы Магинна открывается вакансия координатора по проекту. Для Кэйси это означало бы повышение по службе, сокращение числа командировок, большую административную власть… и переезд на Западное побережье! Пока никто не предлагал ей это место, но она больше других имела на него право как опытный специалист. Конечно, более длительный стаж работы в должности старшего эксперта увеличил бы ее шансы… Однако в описании служебных обязанностей в рамках открывавшейся вакансии подчеркивалось, что предпочтение будет отдано кандидату со знанием языков, особенно японского. А Кэйси знала их целых семь.

К концу следующей недели она добилась того, чтобы ее вызвали в Лос-Анджелес на собеседование. Кэйси, правда, немного опоздала: пока она ездила в Европу, записка пролежала на ее столе почти месяц. Но после ее объяснений все было улажено. Кроме того, она заручилась поддержкой некоторых влиятельных лиц в центральном управлении группы.

В среду вечером Кэйси позвонила Джеффри, чтобы сообщить о своем вылете в Лос-Анджелес следующим утром.

— Пока ничего определенного, — сказала она, — но я очень волнуюсь.

— Я тоже. А ты сама-то этого хочешь?

— Ты имеешь в виду, совпадает ли это с моими интересами? — спросила Кэйси.

— Вот именно.

— И да, и нет. Работа как раз такая, которая мне нравится, но я никогда не думала, что буду заниматься этим именно в Лос-Анджелесе. Мне малосимпатичен этот город, если помнишь.

— Ты же его не знаешь.

Она фыркнула.

— В неведении счастье.

— Но ты хочешь здесь жить?

— Разумеется.

— Кэйси, ты сама себе противоречишь.

— Джеффри, мне надо все это как-то осмыслить.

Он засмеялся.

— И ты еще упрекала меня в том, что я сужу о твоих маленьких хулиганках лишь по дедушкиным рассказам! Кэйси, сколько раз ты была в Лос-Анджелесе?

— Два. Нет, наверное, один, если Сан-Диего не считается. И все равно, мне он показался огромным, уродливым, дорогим, загазованным…

— Но здесь есть и красивые районы.

— Конечно, как и в Вашингтоне. Но и ему не сравниться с Беркширом…

— Кэйси, ты хочешь сказать, что тебе не нравится и Вашингтон? Слушай, женщина…

— Я хочу сказать, что не считаю его таким уж великолепным. Большинство крупных городов вообще такими не назовешь, знаешь ли. Но все-таки в Лос-Анджелесе — землетрясения, смог, плохая вода…

— Это все детали, — прервал он, и она словно увидела его кривую усмешку. — А как ты думаешь, хоть что-нибудь в этом городе могло бы прийтись тебе по душе?

— Один весьма энергичный мужчина, представляющий интересы известных актеров и актрис… — она хихикнула в трубку, сама удивленная своим легкомысленным настроением. — Еще я думаю, что меня поразят лимонные и апельсиновые деревья, камелии и всякая другая субтропическая растительность. Ах да, еще авокадо. Когда я в первый раз увидела это дерево, то рассмеялась.

— Черт побери, что смешного ты нашла в нем?

— Кто сможет съесть столько плодов авокадо? Во всяком случае, загадочное дерево. Непохожее на другие. Когда я училась в колледже, мы с моей соседкой по комнате посадили камелию — это очень капризное растение. Когда она наконец расцвела, мы встали перед ней на колени и любовались. Если бы я жила в Калифорнии, я бы разбила целый цветник камелий.

— Договорились, — промурлыкал он.

Кэйси замолчала, улыбнулась телефонной трубке и вдруг почувствовала огромную тоску по нему. Завтра…

— Я прилечу в час дня по вашему времени. Это… — ты сможешь меня встретить в аэропорту?

— К несчастью, нет, — ответил он, — извини, но у меня договоренность на ланч. Сможешь самостоятельно добраться до моего офиса?

— Несомненно.

— Как давно мы не виделись, дорогая, — тихо проговорил он. — Слишком давно. Желаю благополучно долететь.

— Ну, до встречи.

Они повесили трубки, и Кэйси постаралась побороть ощущение обиды из-за того, что он не сможет ее встретить. У каждого человека есть свои обязанности! Не может же он бросить все на свете, чтобы целиком быть в ее распоряжении!

Но ведь прошло целых два месяца…

Кэйси не поверила своим глазам, когда увидела, насколько здание, в котором находился офис Джеффри, соответствовало ее представлениям о нем. Ведь она совсем не знала, как он в действительности живет и работает. У нее были лишь отрывочные впечатления: его вечно занятый телефонный номер, встречи со знаменитыми продюсерами, перечень его клиентов, адрес в Беверли-Хиллз… его фотографии на фоне «Ягуара» с Бланш Даймонд в иллюстрированном журнале. Даже уверенность в своих способностях и внешней привлекательности не могли избавить Кэйси от волнения перед ожидавшей ее неизвестностью. По крайней мере, эта поездка на Запад позволит покончить с неопределенностью.

Офис Джеффри находился в высотном здании, напоминавшем стеклянную башню. Оно входило в комплекс себе подобных, созданный на базе киностудии «XX век — Фокс». Кэйси вышла из такси и постояла немного на тротуаре, наблюдая за людьми, входящими и выходящими из здания. По манере поведения и стилю одежды они не очень отличались от сотрудников центрального управления группы Магинна: и в Вашингтоне в жаркий день можно было наблюдать такую же картину.

«Что, собственно, я пытаюсь сравнивать? — подумала Кэйси. — Изысканное здание в Вашингтоне, построенное на рубеже двух последних веков, и модерновое монументальное стеклянное строение, перед которым стою». Да, они действительно принадлежали совершенно различным, непохожим мирам. Так же как Кэйси и Джеффри. Ее жизнь в Вашингтоне была обеспеченной, солидной и утонченной. И спокойной. И упорядоченной…

«И одинокой», — добавила она про себя, входя в здание. Офис Джеффри, расположенный на десятом этаже, был просторным и современным. К ее удивлению, здесь было очень тихо. Кэйси улыбнулась миловидной секретарше и поставила свой чемоданчик на пол рядом с длинным белым диваном. Вся приемная была выдержана в элегантных белоснежных тонах. Тут ее взгляд непроизвольно остановился на противоположной стене, на которой висела большая картина, выполненная в яркой и выразительной манере. Кэйси притворилась, что внимательно разглядывает ее, пока секретарша негромко говорила с кем-то по телефону.

— Могу ли я быть вам чем-нибудь полезна? — обратилась к ней секретарша, повесив трубку.

Кэйси улыбнулась.

— Вы, наверное, Сьюзен Гамильтон? Мы уже разговаривали с вами по телефону. Меня зовут Леонора Грэй. Кэйси. Джеффри ждет меня.

— О да, конечно! — Она дружелюбно улыбнулась и протянула ей взятый со стола сложенный лист бумаги. — Он просил передать вам вот это. Принести вам чего-нибудь? Кофе или…

— Нет, спасибо, — пробормотала Кэйси, разворачивая записку.

«Кэйси! — было написано в ней. — С приездом, дорогая! Как бы я хотел сейчас быть рядом, но случилось непредвиденное. Моя клиентка только что перенесла сильное нервное потрясение и нуждается в моей поддержке, и в мои обязанности входит оказание ей необходимой помощи. Я веду ее на обед, а потом на вечеринку, где она встретится с некоторыми людьми, уже прошедшими через все это. Такова одна из сторон голливудской жизни. Но какую выдержку можно ожидать от девятнадцатилетней? (Вот когда мне пригодилась бы твоя Эмба!) Я надеюсь сбежать пораньше и быть с тобой не позднее десяти. Я люблю тебя.

Джеффри».

С выпрямленной спиной и непроницаемым выражением лица Кэйси сложила записку и сунула ее в карман пиджака. Потом она присела на самый краешек дивана, взяла из сумочки небольшой блокнотик и ручку и стала писать:

«Дорогой Джеффри, сейчас два часа пополудни по твоему времени и пять — по моему, а поднялась я в пять утра. Значит, к десяти вечера по местному времени будет час ночи по моему, и шансы быть безумно уставшей весьма велики. Я уже сейчас очень, очень раздерганна. Есть ли возможность включить меня в твое расписание на завтра? Или в какое-нибудь другое время до моего отъезда? Я соскучилась по тебе, ты это знаешь. Какой выдержки можно ожидать от двадцативосьмилетней?

С любовью, Кэйси».

Чтобы не передумать, она быстро, не перечитывая, сложила записку, отдала ее Сьюзен и уверенными шагами вышла из приемной. Только сев в такси, которое ей в конце концов пришлось вызвать по телефону, так как они явно не рыскали по этому городу в поисках пассажиров, Кэйси дала волю слезам.

В десять часов она сидела на кровати, где следовало бы сидеть и Джеффри, без малейшего намека на желание заснуть. Что ж, все к лучшему. Она должна была тогда осознать, насколько утомлена и взвинчена, и дать возможность Джеффри поставить себя на ее место.

Приехав в отель, Кэйси приняла душ, хорошо выспалась и поужинала в ресторане этого же отеля. Где-то между молочной телятиной и апельсиновым муссом она начала сожалеть о своей записке. «Как аукнется — так и откликнется», — сказала бы сестра Джоан.

И она задумалась, когда же «откликнется» Джеффри.

Громкий стук в дверь прервал ее раздумья.

— Кэйси? Это Джеффри, открой.

Она быстро засунула стопку непрочитанных газет в портфель, убрала его под кровать, притушила свет и взлохматила, будто только что проснулась, волосы.

Он постучал снова, более настойчиво.

— Кэйси!

В его сердитом шепоте прозвучала интонация, уже знакомая ей по событиям на реке в незабываемый день их знакомства. Кэйси невольно улыбнулась и соскочила с кровати. Она рывком распахнула дверь и лишь в последнюю секунду, спохватившись, попыталась притворно зевнуть, но чуть не поперхнулась и широко раскрыла глаза. Он был одет в льняной костюм кремового цвета, его волосы казались еще темнее, глаза еще зеленее. Вздрогнув, Кэйси мгновенно представила его стройное, мускулистое тело, прижавшееся к ней. В течение последних недель она упорно отгоняла от себя чувственные воспоминания о нем — о его запахе, бархатистости его кожи, звуке голоса. Так было легче. Теперь все это нахлынуло на нее с новой силой.

Джеффри облокотился загорелой рукой о дверную притолоку и, нахмурясь, смотрел на нее. Неожиданно она обратила внимание на свое одеяние: ночная рубашка из тонкой, как паутинка, мягкой полупрозрачной ткани, купленная ею в элитарном магазине здесь же, в отеле, с глубоким вырезом, окаймленным нежными кружевами, а под рубашкой — ничего. По тому, как он нахмурился еще больше, Кэйси поняла, что это не осталось незамеченным.

— Может, тебе стоило быть осмотрительнее, открывая дверь?

Его отрывистое и грубоватое замечание заставило ее очнуться.

— Отчего же? — спросила она беспечным тоном. — Я прожигаю жизнь, разъезжая в одиночестве туда-сюда, и привыкла открывать дверь любому мужчине, который стучится, называет меня по имени, говорит, что это Джеффри, и приказывает открыть дверь голосом, который мне вряд ли удастся забыть…

— Хватит. — Слабая улыбка, очень слабая, тронула его губы. — Я знаю, что по твоему времени уже два часа ночи. Но можно мне все-таки войти?

Она пожала плечами.

— Думаю, это лучше, чем разговаривать в холле.

Она пыталась дерзить, но бездарно провалилась. Все уже было бесполезно. Стоило ей его увидеть, как ее тело немедленно и неотвратимо, предательски отозвалось на его мужское обаяние. Это не испугало и не ужаснуло ее, а лишь придало новую направленность ее устремлениям… И еще она осознала, что никогда уже не будет той Кэйси, какой была до встречи с ним.

— А кто, к дьяволу, собирается разговаривать? — пробормотал он.

Она взвилась.

— Я собираюсь! Джеффри Колдуэлл, вы чертовски спокойно бросили меня на произвол судьбы, а сами таскались неизвестно где с одной из своих девятнадцатилетних красоток!

— Исключительно в интересах дела, — сказал он успокаивающе. — Притом у меня только одна девятнадцатилетняя красотка. Остальные немного постарше…

— Джеффри!

— Злишься, Кэйс?

— Да!

— Я догадался по твоей записке. Прости, но я думал, что женщина, только что вернувшаяся из месячного делового турне по Европе, в состоянии сама немного о себе позаботиться, пока я доведу до конца дела, не терпящие отлагательства. — Он был раздражающе спокоен. — Я неправ?

Кэйси плюхнулась на край кровати.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— Ты не желаешь жертвовать ради меня ничем. Это я могу примчаться сюда из Вашингтона. Я могу вертеться волчком, чтобы получить перевод в Лос-Анджелес. Я могу выворачиваться наизнанку, чтобы остаться здесь на День Благодарения. Я могу сидеть ночь напролет, ожидая, когда ты наконец явишься…

Он скрестил руки на груди.

— Я думал, ты ляжешь спать.

— Я и легла… То есть нет… Я… — Она тяжело вздохнула. — Ты загнал меня в угол. Ты всегда выглядишь таким самодовольным, если оказываешься прав?

Джеффри одарил ее одной из своих самых обворожительных улыбок.

— Только если это не стоит мне денег. Потерпи еще минутку, дражайшая Кэйси, пока я побуду правым. Так, значит, ты одна приносишь жертвы? Работа, которую ты хочешь получить здесь, в Лос-Анджелесе, может как-то помешать твоей карьере?

— Джеффри… — Но его глаза буравили ее, требуя ответа. — Ты же знаешь, что нет.

— Понижение по службе?

— Нет.

— Тогда это повышение, да?

— Да, — огрызнулась Кэйси.

— …что предусматривает прибавку к зарплате?

— Около тридцати процентов.

— А в дальнейшем предполагается продвижение по службе?

— Очень возможно.

Он подошел поближе все с тем же самодовольным видом.

— Значит, за исключением твоего нежелания жить в Калифорнии, получение этого места по сути нельзя назвать самопожертвованием. Или все-таки можно?

— Наверное, нет, — продолжая упираться, вынуждена была согласиться Кэйси.

— Стало быть, твоя поездка сюда для собеседования тоже не была жертвой, правда? — На сей раз Джеффри уже не ждал от нее ответа, а сел рядом и продолжил: — Ты все это делала и для себя, и для меня — для нас обоих.

Его спокойные убедительные слова снимали с Кэйси напряжение, вселяя уверенность в себя. Она обхватила руками колени притворно застенчивым жестом. Ее ночная рубашка была куда соблазнительней, чем тот наряд, в котором она ходила осенью, и Кэйси прекрасно сознавала свою привлекательность.

— А что касается ожидания всю ночь напролет, то тебе придется так или иначе привыкать к разнице во времени. Тем не менее я бы приехал сюда пораньше, если бы ты удосужилась сообщить, в каком отеле остановилась. Я потратил несколько минут, осыпая проклятиями твою чертову записку, а затем сел на телефон. Ты имеешь представление о том, сколько отелей в Беверли-Хиллз?

Она покачала головой, так как он ждал ответа.

— Я тоже не знаю, но, к счастью, мне повезло, и я нашел нужный довольно быстро. Кстати, о жертвах — ты могла бы остановиться у меня, как я и хотел. Однако ты предпочла отель, чтобы твои коллеги думали, будто это для тебя сугубо деловая поездка, а не отпуск.

Кэйси шутливо взвыла.

— Ладно, ладно! Ты победил. Все равно я по-прежнему чувствую себя твоей невзрачной кузиной с Восточного побережья…

— В семье Рэсбоунов невзрачных личностей не было, Кэйси, — проворчал он.

— Ну да! А твой дед с его противными глазками! Увидишь, — она ткнула в него пальцем с победоносным видом, — подожди только, пока тебе стукнет шестьдесят или семьдесят! У тебя тоже такие будут. Маленькие противные зеленые глазки…

— Довольно, женщина! — Безо всякого предупреждения Джеффри обхватил ее поперек туловища и повалил навзничь на кровать. Она смотрела на него снизу вверх и смеялась, засмеялся и он, заметив игривые искорки в ее глазах. — Как я скучал по тебе, — прошептал он, продолжая удерживать ее в прежнем положении. — Но остался еще один вопрос: когда ты мне покажешь, как это ты выворачиваешься наизнанку?

Так быстро, как только смогла, она просунула руки ему под пиджак и принялась щекотать, но смех мешал ей, да и он прибегнул к последнему средству защиты. Он просто навалился на нее всем телом и закрыл ей рот своими губами. Смех оборвался под движениями его языка, обводящим ее губы.

— Я мог бы послать ту женщину сегодня ко всем чертям, Кэйси, но тогда это был бы уже не я, — прошептал он. — Так же, как ты не бросила ферму Рэйнбоу на произвол судьбы, чтобы провести остаток отпуска со мной.

Ее руки скользнули по мягкому шелку его рубашки, под которой она нащупала упругий живот, налитые мышцы груди.

— Я понимаю, — сказала Кэйси, улыбаясь ему в глаза. — Знаешь, как естественно быть снова рядом с тобой.

Он снова прижался к ней губами, и в их глубоком поцелуе смешались нежность и неистовство, вызванные долгими неделями разлуки.

— Я напряг всю свою волю, чтобы не наброситься на тебя прямо в дверях. Где ты купила эту ночную рубашку?

— Внизу, в магазине, — ответила она хрипло. — Знаешь, когда в Калифорнии… — голос ее оборвался, и она помогла ему снять пиджак, потом рубашку; их пальцы, торопясь расстегнуть пуговицы, дрожали и мешали друг другу. Через мгновение он сбросил и брюки, и вот они снова лежат, обнявшись. Ее губы приоткрылись манящим движением, и он ответил на него внезапным и жадным поцелуем.

— Я больше не могу, Кэйси, — простонал он.

Она гладила его теплую упругую кожу, и он неожиданно рывком поднял невесомую ткань, бывшую последним препятствием между их телами.

— Джеффри… о… я так хотела этого…

Он приподнялся ровно на секунду, чтобы стянуть с нее ночную рубашку, и снова прижался к ней, и они оба вздрогнули от соприкосновения уже полностью обнаженных тел. Он ласкал каждую клеточку ее тела, пока оно не начало вибрировать.

— Боже, Кэйси, — выдохнул он, — Кэйси, я иду к тебе…

Они слились в немедленном и страстном порыве. Почувствовав его внутри себя, Кэйси подумала, что так будет всегда — она всегда будет желать его, нуждаться в нем и только в нем.

Ритм их движений ускорялся, вытесняя все мысли из ее головы, пока на свете не осталось ничего, кроме этого тяжелого, неконтролируемого, но единого ритма. И наконец, одновременно достигнув высот блаженства, они вскрикнули в один голос.

А потом наступила тишина, полная умиротворения и покоя. Их любовь не нуждалась в словах. Они заснули, держа друг друга в объятиях.