Запретный плод

8

— Я должна вернуться в лагерь к четырем, — сказала Кэйси.

Джеффри холодно посмотрел на нее. Они приняли душ, оделись и теперь сидели на свежем воздухе, поливая минеральную воду. Он любовался тем, как у Кэйси горели щеки, какой свежей и оживленной она выглядела.

— Забавно звучит, — заметил он саркастически, — но должен признаться, что у меня были другие планы относительно тебя.

— Мне очень жаль.

— Не извиняйся, Кэйс. Тебя ждут твои обязанности. — Он взглянул на часы и нахмурился. — Тем не менее у нас уже почти нет времени.

— Боюсь, ты прав. Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы сестры волновались.

— Или догадались, чем ты была занята все это время?

— Ну, я почти уверена, что они имеют определенные подозрения на наш счет, — сказала она беззаботно. — Я ничего им не говорила, но они же не настолько наивны…

— Естественно — после тридцати-то лет общения с этими девицами.

— «Этими девицами»? — поймала его на слове Кэйси, но засмеялась. — Впрочем, думаю, что ты прав. Самую большую ошибку девочки могут совершить, думая, что сестры наивны. Они добрые, сильные, умные женщины, но абсолютно непоколебимы. Наверное, из-за своей сильной веры и природной стойкости. Они ничего не боятся. Они меня поражают. И всегда поражали. Я всегда так хотела быть похожей на них, но, разумеется, это невозможно.

— А я в этом не уверен, — заметил Джеффри, вспомнив, с каким абсолютным спокойствием Кэйси держалась на реке, когда байдарки наскочили на камни. Он нежно улыбался.

— Ты беспокоишься о них, правда, Кэйси? О своих тетях, о девочках. Они значат для тебя гораздо больше, чем что бы то ни было другое. Но не пора ли положить этому конец?

— Может быть… не знаю. Я стала приезжать на ферму Рэйнбоу, потому что здесь так спокойно и я могу приносить какую-то пользу. И продолжаю это делать, наверное, по тем же причинам, хотя никогда особенно не задумывалась над этим.

Джеффри ничего не ответил, но наблюдал за ней с интересом.

— Я всегда искала приключений на свою голову, — призналась она. — Всегда была полна решимости доказать всем на свете, что могу быть такой же плохой или даже хуже, чем любая наша воспитанница. И то, что мой отец — епископ, а тети — монахини, не имеет никакого значения.

— Похоже, в этом ты преуспела, — вставил Джеффри.

Кэйси улыбнулась, польщенная.

— Я могу вести себя совершенно необузданно, если что-то вобью себе в голову.

Он прищурился.

— И это я понял.

— В общем, — перебила она Джеффри, — как бы то ни было, я всегда восставала против того, что от меня требовали все окружающие — отец, тети, гувернантка, друзья, миллионы добропорядочных граждан. Черт побери, я восставала против всего света! Я хотела быть просто Кэйси Грэй. Я так сильно этого хотела, что пришла к отрицанию самой себя. Ведь действительно я — Кэйси Грэй, но я и дочь епископа, и племянница монахинь англиканской церкви…

— И женщина, очень рано потерявшая мать, — добавил Джеффри.

Она задумчиво кивнула.

— Да, конечно, это тоже сыграло свою роль. Мне всегда было обидно, что мама не сможет увидеть меня взрослой. И любопытно, как бы это могло быть. Я знаю, что отец тоже об этом думал. Ему очень недоставало ее, а мне так хотелось сохранить о ней побольше воспоминаний, но ведь это было невозможно. И все же я не могу удержаться от слез, когда думаю о ней.

— Все это вместе должно было казаться таким сложным и невыносимым в двенадцать лет.

— Это так, — согласилась Кэйси и засмеялась, вспомнив девочку, какой она была когда-то. — Разумеется, все это было до того, как я осознала, что дети священнослужителей обычно отъявленные сорванцы.

— Но твой отец был не просто священнослужителем, а епископом. Ну, хорошо, хорошо. Так что это за история с поддельными рецептами?

Кэйси пожала плечами и покачала головой.

— Боюсь, что все очень просто. Я связалась с тремя девочками, которые были старше меня на несколько лет. Они баловались наркотиками. Вообще-то даже больше, чем просто баловались. Две из них пристрастились к перкодану и либриуму, а их выдавали только по рецептам.

— Ого!

— Мне хотелось произвести на них впечатление, потому что они были старше и довольно… нищие. Не того круга, в котором я должна была вращаться. А они хотели использовать меня, понимая, что мне выпутаться, в случае чего, будет легче, чем им. Как и следовало ожидать, я попалась на эту удочку. Самое неприятное в этой истории то, что я совершила проступок не из желания быть похожей на своих «подружек», а потому, что хотела им помочь.

Джеффри выпрямился в своем кресле.

— Они уверяли тебя, что хотят покончить с этим пристрастием? И им нужно всего лишь чуть-чуть, чтобы облегчить свои мучения, верно?

— Да. Они говорили так убедительно и трогательно.

— С наркоманами всегда так. И они весьма умело манипулируют другими. У них на уме только одно — любым путем добыть наркотики и наплевать на всех, кому это может повредить. — Он улыбнулся в ответ на ее заинтересованный взгляд. — Ведь я работаю в Голливуде, не забывай!

Голливуд… Юг Калифорнии… Три тысячи миль отсюда… Она вытянулась в напряженной позе.

— Думаю, ты имеешь дело с подобными вещами каждый день, — заметила она, неожиданно замкнувшись.

— Ну, не каждый день, — откликнулся он. — Кэйси, что-нибудь не так?

— Нет… да. Извини. Уже почти четыре. Мне нужно идти обратно. Джеффри…

Он склонился к ней и крепко сжал ее руку.

— Что с тобой, дорогая?

— Ничего. — Она улыбнулась и тоже пожала ему руку. — Сегодня, Джеффри, для меня важно все. Я хочу, чтобы ты знал это.

Он поцеловал ее пальцы.

— Я знаю, дорогая, — произнес он мягко. — Я знаю.

На следующий день занятия были отменены, чтобы девочки могли целиком посвятить себя подготовке к празднику. Они должны были разработать общий план действий в соответствии со своими склонностями. Но что самое важное — им надо было во всем полагаться на собственные силы.

— Никаких «героев», приходящих на помощь, — сказала Кэйси, когда они вчера с Джеффри возвращались на ферму Рэйнбоу.

— Они будут разочарованы, — ответил Джеффри с грустной улыбкой.

— Уверяю тебя, Джеффри, это так же плохо, как если бы Бланш Даймонд очутилась в компании двенадцатилетних сорванцов. — Она говорила легко, почти беззаботно, но он протянул руку и обнял ее за талию.

— Бланш не представляет для тебя никакой угрозы, Кэйси. Никакой. Мы были вместе всего несколько месяцев. Мы очень скоро поняли, что это была ошибка, и быстро положили всему конец. Она умная женщина и прекрасная актриса, но, черт побери, она ничего не значит для меня!

Кэйси улыбнулась и спокойно ответила:

— Да, но могла бы значить для двенадцатилетних мальчиков.

Джеффри отпустил ее и, смеясь, пообещал в течение целого дня не пытаться отвлечь ее от общения с маленькими хулиганками или мешать им выполнять свои обязанности.

— Но что бы я хотел, Кэйси Грэй, — добавил он упрямо, — так это заставить тебя отказаться от своей благородной миссии и провести настоящий отпуск только со мной, вдвоем. Уверен, твои тети смогут прекрасно обойтись без тебя.

Они уже пришли в лагерь, и Кэйси, которая и так опоздала к диктанту по греческому, не успела ответить на его предложение, но оно преследовало ее всю ночь и весь следующий день.

Джеффри сдержал слово и не появлялся в лагере, пока велись долгие приготовления к празднику. Кэйси скучала по нему и раздумывала, вспоминает ли он прошедший день так же, как она, во всех подробностях.

Перед Кэйси никогда не вставал вопрос, участвовать или нет в ежегодном празднике по случаю сбора черники. Так было всегда, сколько она себя помнила. Еще до того, как она сама попала в число малолетних правонарушительниц, они с отцом приезжали в Беркшир в этот день, чтобы провести его вместе с сестрами-монахинями и их воспитанницами. Это была их семейная традиция. И в течение последних шестнадцати лет Кэйси, как правило, приезжала сюда еще накануне праздника.

Однако теперь, вспоминая объятия Джеффри, она недоумевала, почему вчера собирала ягоды вместе с этими своенравными девчонками, а не была вместе с ним. Чувство долга? Возможно. Джеффри прав: ее тети вполне могут обойтись и без нее. Если бы только он пришел и похитил ее…

Но куда отправиться? В Вашингтон, Калифорнию или в какое-нибудь другое место, где они могли бы любить друг друга с утра до вечера, до той поры, пока наступит время вернуться ей в свой мир, ему — в свой? А что дальше?

«Без сомнения, дальше — конец моего первого бурного романа», — думала она с грустью, стоя у жаркой старенькой плиты и наблюдая, как таймер отсчитывает минуты.

— Кэйси! — сестра Джозефина легонько коснулась руки своей племянницы. — У тебя все в порядке?

— Да, конечно — сдобы почти готовы. Еще минут пять. — Она улыбнулась, не желая, чтобы ее унылое настроение передалось монахине. — Как ты считаешь, черника Рэсбоуна будет отличаться по вкусу от нашей?

Сестра Джозефина изучающе смотрела на Кэйси таким спокойным и ясным взглядом, что притвориться было просто невозможно. Кэйси вздохнула и взялась за противень. Она никогда не чувствовала себя одинокой, если поблизости находились ее тети. По крайней мере, до этой недели.

— Эмба говорит, что ты целый день какая-то задумчивая, и считает, что в этом виноват Джеффри Колдуэлл, — сказала сестра Джозефина бесстрастно. — Мне кажется, Эмба очень впечатлительная девочка. А ты как думаешь?

— В данном случае… да, — ответила Кэйси, не глядя ей в глаза.

— Я тоже так думаю. Сестра Джоан сказала, она никогда не видела, чтобы ты так смотрела на мужчину, как смотрела на Джеффри в тот злополучный день на реке. Даже в том возрасте, когда подобное влечение было вполне естественным… Должна признаться, что до вчерашнего дня, когда он принес лимонад, я ничего не замечала.

— Я не понимаю, что происходит… — голос у Кэйси оборвался, и она беспомощно махнула рукой.

— А почему ты должна что-то понимать? Тебе, возможно, следует полагаться на интуицию. Какие чувства ты к нему испытываешь? Нет, нет, не отвечай мне. Ответь сама себе, а потом скажи ему. Кэйси, тебе двадцать восемь, ты умная, удачливая и ответственная женщина. И ничто уже этого не сможет изменить.

— Я знаю его всего шесть дней. Ох, тетя Джози, его жизнь настолько отличается от моей…

— У тебя свое предназначение и своя жизнь, независимо от того, с кем ты решишь ее соединить. Ты умеешь держать себя в руках, настолько, насколько может… или должен уметь человек. — Она улыбнулась своим словам. — Но я разговариваю с тобой так, как говорила бы с любой из наших воспитанниц. А ведь мои советы для принятия окончательного решения тебе больше не нужны.

Кэйси не успела ответить, так как раздался сигнал таймера, и ей пришлось вынимать из духовки последнюю порцию сдобных булочек. Когда она вновь подняла голову, сестры Джозефины уже рядом не было.

На поле сестра Джоан следила за тем, как девочки разделились на две команды для игры в мяч. «Еще одно событие года», — подумала Кэйси, но настроение у нее все-таки улучшилось. Она улыбнулась и направилась к девочкам.

Джеффри оставил свой пикап на покрытой гравием площадке перед столовой. Отсюда ему было видно, что игра в мяч на поле в самом разгаре. Он пообещал не приезжать и терпел, пока не раздался телефонный звонок из Калифорнии. И теперь он жалел, что находится здесь. Ему не хотелось сообщать Кэйси, что вечером он должен быть на борту самолета, улетающего в Лос-Анджелес.

Когда девочки увидели его, они тут же заспорили, за какую команду он будет играть. Джеффри поднял руку, призывая к тишине.

— Боюсь, что не смогу участвовать в игре ни на чьей стороне. Я… — Внезапно он оборвал себя на полуслове. Как мог он во всеуслышанье объявить то, что хотел сказать только Кэйси, притом наедине? Конечно, график его жизни был непредсказуем и чрезвычайно сложен. Но ведь и у продюсера, который хотел его видеть в два часа дня в Лос-Анджелесе, тоже! Он повернулся к сестре Джоан, ожидавшей своей очереди вступить в игру.

— Извините, что прервал вас. Можно мне просто посмотреть на вашу игру со стороны? То, зачем я приехал, может подождать…

— Разумеется, мистер Колдуэлл. Нам очень приятно вас видеть. Может быть, вы будете настолько любезны, что согласитесь вести счет?

Конечно, Джеффри был согласен. Он надеялся найти Кэйси на кухне склонившейся над плитой и вызвать ее на несколько минут… или часов, если это будет возможно. Шел уже шестой час. У него оставалось совсем мало времени, чтобы успеть на десятичасовой рейс из Бостона. А Кэйси была на поле. На ней были спортивные майка и шорты, светло-голубой шарф и бейсбольные перчатки.

Сестра Джозефина забросила мяч куда-то между основной линией и дугообразными воротцами. Что бы там ни было, но игра шла. Лесли передала мяч Кэйси, и сет был завершен.

Кэйси подошла поближе к тому месту, где сидел Джеффри.

— Привет, Кэйс, — сказал он, — твоя команда отстает на четыре очка.

Она беспечно усмехнулась.

— Лучшего результата нам не добиться.

— Но ведь только начало третьей партии.

— Мы условились, что команда, в которой не хватает игроков, должна подавать чаще. Кроме того, мы играем против ветра. А что ты здесь делаешь?

Он скрестил ноги и уставился на нее. Девочки старались не упускать их из виду, но они должны были следить за игрой и за сестрами-монахинями.

— Мне позвонили, Кэйси, — ответил он серьезно и так тихо, чтобы только она могла его слышать. — Я должен быть завтра в своем офисе для очень важной встречи. Мне надо как можно скорее добраться до Бостона.

— Сегодня?

— Я заказал билет на девять часов. Мне очень жаль, дорогая. Если бы была хоть малейшая возможность избежать этого, я бы ею воспользовался, ты же знаешь. Я не хочу покидать тебя.

Она мрачно кивнула.

— Но рано или поздно тебе пришлось бы, — тихо и с усилием произнесла она.

«О черт», — подумала она. И как ее угораздило влюбиться в человека, чья жизнь протекала на другом конце страны? А она влюбилась в него. Казалось бы, что может быть глупее: она знает его меньше недели. И все-таки это правда. Она любит его. Глубоко, проникновенно, навсегда.

А теперь он уезжает.

— Ты не вернешься, да?

— Не в это лето. — Он не мог смягчить реальность ни для себя, ни для нее, и поэтому сказал прямо. Должен был сказать. Боль в глазах Кэйси разрывала ему сердце. Он перешел почти на шепот.

— Кэйси, я хочу продолжать встречаться с тобой…

— Каким образом?

— Не знаю, мы что-нибудь придумаем… Кэйси, пожалуйста! Я не хочу, чтобы то, что происходит с нами, когда-нибудь кончилось.

Девочки закричали ей, что подошла ее очередь подавать мяч. Ослепленная застилающими глаза горькими слезами и озабоченная только тем, чтобы они не потекли по щекам, Кэйси повернулась и сделала резкий удар битой. Она уже свободно обходилась без трости, но колено, расцвеченное теперь чуть ли не всеми цветами радуги — от голубого до желтого, — все еще побаливало. Этот удар ей удался, и она передвинулась на вторую линию. Ее подруги по команде едва удержались от проявления своих чувств, увидев это. Все лунки были заполнены, к счастью, кроме одной.

— Давай, давай, — подбадривала ее Эмба, — должно получиться!

Заметил ли кто-нибудь слезы в глазах Кэйси?

Сестра Джозефина передала свои перчатки Хуаните и отступила к краю поля.

— Рада видеть вас, мистер Колдуэлл. Я… Я могу спросить вас, что случилось?

Джеффри утвердительно кивнул и подавил желание рассказать этой доброжелательной, уравновешенной, с сильным характером женщине обо всем, раскрыть ей свою душу и посмотреть, сможет ли она навести порядок в царившем там хаосе.

— Я должен уехать сегодня, — сообщил он коротко, короче, чем намеревался.

— О Боже, какая жалость… — Сестра Джозефина выглядела по-настоящему расстроенной. — А как же Кэйси?

Итак, сестры все знали. Джеффри подтянул колени, обхватив их руками, и уперся в них подбородком.

— Мне всегда казалось, что Кэйси влюбится почти с первого взгляда. У нее слишком порывистая натура, но она всегда точно знает, чего хочет. — Сестра Джозефина говорила спокойно, почти задумчиво. Когда она сделала паузу, Джеффри поднял голову и увидел, что она кивнула в сторону Кэйси, готовящейся к своему последнему удару.

— В этот момент, мне кажется, она хочет забросить мяч прямо в Бостон.

— Я ее понимаю. — Он вытянул вперед ноги и оперся на полусогнутые руки, наблюдая за Кэйси. — О проклятье!

Сестра Джозефина опустилась на колени в траву рядом с ним. Она, казалось, тоже была совершенно подавлена той болью, которую испытывала ее племянница, и собственной беспомощностью.

— Почти в таком же состоянии Кэйси была в первый год своего пребывания здесь. Тогда она и получила свое имя-прозвище [4]: сразу же после того, как утопила в реке коллекцию ружей вашего деда. Мне иногда кажется, что он по-своему уважал ее, а вам? Он хотел помочь ей, хотя и не имел ни малейшего представления о том, как это сделать.

Джеффри только улыбнулся, чувствуя себя слишком несчастным для того, чтобы рассмеяться. Он хотел быть с Кэйси и любить ее, но тоже «не имел ни малейшего представления о том, как это сделать».

— Ваш дедушка знал только одно: он не в силах был облегчить ей дальнейшую жизнь, даже если бы и захотел.

— Я не хочу порывать наши отношения с Кэйси, — тихо произнес Джеффри.

— Конечно, не хотите, но ведь вы торопитесь на самолет, не так ли?

— Да, но…

— А Кэйси предстоит закончить игру и провести праздник. Даже если бы мы смогли обойтись без нее, она сама бы не сделала этого. Она останется здесь, а вы вернетесь в Калифорнию. Дайте друг другу время разобраться в своих чувствах.

— Как бы мне хотелось, чтобы сейчас у меня было побольше времени…

— Но у вас его нет.

Джеффри встретил ее проницательный взгляд. Разумеется, она права. Теперь ему стало ясно, что имела в виду Кэйси, говоря, что ее тетушки не так уж наивны. Теперь он увидел, почему им удается справляться со своими трудными подопечными: они не позволяли себе выдавать желаемое за действительное. Они смотрели в лицо реальной жизни широко открытыми глазами…

Кэйси с силой послала мяч на левую половину поля, и Джеффри приветствовал ее удачный удар радостным восклицанием. Подруги по команде окружили ее. Он держался в стороне, не желая мешать им. Она посмотрела поверх их голов и встретилась взглядом с Джеффри. Он улыбнулся и махнул ей рукой. Она улыбнулась в ответ, и он даже издали увидел в ее глазах надежду.

— А теперь мы собираемся разжечь костер и полакомиться сдобными булочками с какао, — сказала сестра Джозефина.

— Я понимаю, — откликнулся Джеффри, не отрывая взгляда от Кэйси. — Скажите, что я позвоню ей после окончания праздника, хорошо?

— Конечно. Желаю вам приятной поездки.

До него донеслись разочарованные возгласы девочек, когда он зашагал обратно к своему пикапу, а потом спокойный голос сестры Джозефины, которая объясняла им, что он непременно должен уехать. Оглянувшись назад в последний раз, он увидел светло-голубой шарф Кэйси. Она и три девочки направлялись к месту, где должен был быть костер. «Нет, — подумал он. — Еще ничего не кончено». Он увидит Кэйси снова, чего бы это ему ни стоило.