Глава шестая

Ее отец, узнав о разговоре с Генри, разразился яростной тирадой:

— Ты совсем голову потеряла? Имеешь наглость стоять здесь и говорить мне, что отказалась от деликатного, всеми уважаемого Генри Колтона ради самодовольного бродяги, который уже доказал, что беспокоится только о себе? Сколько раз ты позволишь Гранту Медисону переступать через тебя, прежде чем возьмешься за ум, девочка?

— Успокойся, отец, — сказала Оливия примирительно. Отца не было в городе четыре дня — он уезжал на соревнования по гольфу, — и она надеялась, что он не скоро узнает такую ужасную для него правду. — Я не знаю, откуда у тебя такая информация, но ты явно…

— Откуда? — прогремел он, ударяя по крыше ее машины кулаком. — Вся больница наслаждается сценами «возрождения любви» — кофе в крытом парке, ленч в кафетерии, долгие прогулки по саду. Может, ты и спишь с ним?!

— Вообще-то это касается только меня, отец, но пока нет. Да и второго восхождения к алтарю не намечается… пока. Мы просто… выясняем возможности. Кстати, Генри все прекрасно понимает, в отличие от тебя. И очень великодушен, ведет себя достойно и ненавязчиво.

— Понимает? Я видел его утром, Оливия. Он убит, раздавлен, и если ты будешь продолжать… эксперименты с Грантом, то, скажу тебе, это сведет меня в могилу.

* * *

— Этого следовало ожидать, — сказал Грант, когда она сообщила ему обо всем, встретившись с ним тем же вечером. Их рабочие графики не совпадали, поэтому они условились встречаться ненадолго за ужином в одном из прибрежных кафе. Он понял сразу же, что Оливия, чем-то расстроена. — Сэм всегда пытался разлучить нас и хорошо преуспел в этом, так что даю голову на отсечение, что он попытается сделать то же опять. Вопрос в том, позволишь ли ты сделать ему это.

— Нет. То, что было, не вернется, но у него больное сердце, и, когда он приходит в такое состояние, как сегодня, это пугает меня.

— Он играет на этом, милая. Твой отец, как это ни грустно, шантажист.

— Возможно, ты и прав. — Оливия ткнула соломинкой лимон в стакане и вздохнула. — Думаю, его действительно задели не столько наши встречи, сколько то, что мы не скрываемся.

— Сейчас для нас главное — духовная сторона отношений, познакомиться с внутренним миром друг друга, а не сексуальные контакты… как показала жизнь, они не главное в браке. Я прав, Оливия?

— Я согласна с тобой.

Да, согласна. Но как бороться с всевозрастающим сексуальным голодом?

Быть рядом — и не дотрагиваться. Знать, как он целует и ласкает ее, и не иметь возможности отдаться — все это доводило ее, да и его, похоже, до абсурдного желания броситься в другие объятия.

— Мы приняли это решение вместе, Лив, — напомнил он ей, видя, что она теряет над собой власть под влиянием бушевавших гормонов.

— Да-да. — Она смотрела на салфетку, лежащую у нее на коленях.

— Что же тебя так волнует?

— Ты слишком наблюдателен. — Оливия вздохнула.

— Ты забыла, что я знаю тебя очень хорошо. Неужели отец тебя так расстроил, что мысли о нас отошли на второй план?

— Нет, — ответила она, абсолютно уверенная в том, что без Гранта ей не жить, что бы теперь ни предпринял отец. — Но, знаешь, я нахожу, что платонические отношения — довольно тяжелая ноша. Я переоценила свои силы.

— А ты думаешь, я нахожу ее легкой? — Грант придвинулся ближе и взял Оливию за руку. — Ты думаешь, я получаю удовольствие оттого, что не могу заняться с тобой любовью? Знаешь ли ты, сколько раз я принимал холодный душ на прошлой неделе? Как часто у меня возникало искушение увезти тебя, в какой-нибудь тихий мотельчик на выходные?

— Будет ли это такой уж ошибкой, Грант? — В ее голосе прозвучала неприкрытая просьба. — Ты можешь рассматривать это как бесхарактерность и легкомысленность, но, по-моему, срок нашего взаимопознавания, уже закончился. Наши отношения восстановлены, разве не так?

— Не отношения, Оливия, а любовь. Пока еще слишком рано, как мне кажется, утверждать, достигли мы цели или нет. Мы очень рискуем разорвать ту тонкую ниточку, которая сейчас нас связывает, и вряд ли она укрепится в постели. Но с другой стороны… — он ухмыльнулся той дьявольски обезоруживающей улыбкой, перед которой она никогда не могла устоять. — Я не каменный, и когда ты делаешь такое заманчивое предложение и поднимаешь на меня свои большие прекрасные глаза, мне трудно его проигнорировать. Не искушай меня, женщина, я сейчас очень опасен!

— О, Грант, перестань! — она от души рассмеялась. — Ты умеешь поднять мне настроение!

— Говорят, смех — лучшее лекарство, мадам. — Но его показное спокойствие тут же кончилось. — Доедай салат, и давай разомнем косточки. Доктор прописывает тебе освежающие прогулки вдоль реки, прежде чем он отвезет тебя домой.

— Свежим воздухом можно дышать и в моем патио, дорогой доктор, к тому же я угощу вас и стаканчиком виски, — предложила она. — Мы сядем в противоположных концах патио, чтобы избежать тесных контактов.

— Моя милая, от твоего приглашения трудно отказаться, но проблема в том, что у меня вечером консультация, которая не может быть перенесена.

Он не любил ей врать, даже непреднамеренно. Но пора расставить вещи по своим местам и удостовериться, что Сэм Уайтфилд собирается предпринять. Он, Грант, не допустит вторичного поражения.

Грант дождался, пока стемнело, и только потом отправился в путь. Боясь быть замеченным, он припарковал машину за пределами имения и пошел по той стороне дорожки, что выходила на старые конюшни. О, этот путь он помнил очень хорошо, еще с тех времен, когда прокрадывался на свидание с Оливией. Старик-то думал, что дочь нежится в своей постели.

Дом Уайтфилда, грандиозное старинное здание колониальной постройки начала века, казался пустым, судя по тому, что он не подавал никаких признаков жизни. Однако, когда Грант позвонил в дверь, за витражными стеклянными панелями появился свет. Минуту спустя специально выписанный из Англии дворецкий, который обслуживал семью много лет, открыл дверь.

— Добрый вечер, Эдвард, — любезно сказал Грант. — Его светлость дома?

— Не думаю, что он ожидает посетителей, сэр.

— Одного он примет в любом случае. Скажи ему, я не отниму у него много времени, но не уйду, пока не поговорю с ним.

— Одну минуту, сэр. — Почтительно оставив дверь приоткрытой, Эдвард исчез.

Немного погодя появился Сэм в ковровых домашних тапочках, халате из темно-бордовой парчи и с зажатой в зубах сигарой.

— Какого черта тебе надо?

— Ты, как всегда, любезен, Сэм. Я с радостью зайду.

— Убирайся вон, пока я не вызвал полицию, Грант Медисон, — пригрозил старый грубиян и попытался захлопнуть дверь.

Но Грант был готов и к этому. Ухватившись рукой за солидную дубовую планку, он сказал:

— Не раньше, чем ты и я придем к взаимопониманию, Сэм. Так куда мне идти? Остаться здесь, где Эдвард может услышать каждое слово, или отправиться, в более уединенное место?

Они свирепо смотрели друг на друга, но каждый ждал, кто начнет первым. Грант не собирался отступать, и Сэм понимал это.

— У меня есть пять минут, — уступил он, тяжело ступая вниз по главному холлу в дальнее крыло дома. — Мы поговорим здесь. Под «здесь» подразумевалась библиотека, где старик проводил большую часть своего времени. Телевизор, книги, недельный ворох газет на ковре рядом с камином, стул и маленький столик с графином бренди и стаканом… Такова была рабочая атмосфера «занятого» бывшего тестя.

— Ну? Начинай! — грубо приказал он, поднимая стакан и не предлагая выпить Гранту. — Я не расположен ночью к беседам.

— Я перейду прямо к делу. Мы с Оливией решили начать все сначала, и теперь я не допущу, чтобы ты или кто-нибудь помешали этому. Сэм, она всегда будет твоей дочерью, но пойми, она больше не маленькая девочка, а взрослая женщина со своей собственной головой на плечах. Так отступи и дай ей управлять своей жизнью так, как она считает нужным.

— А если я не сделаю этого? — Сэм нагло сощурил глаза, но неуверенность в его взгляде испортила весь эффект.

— Тогда я буду бороться с тобой, — сказал Грант.

— Ты, кажется, забыл, кто тебя взял на работу, Медисон? Одно мое слово, и ты вылетишь из города со скоростью света!

Грант рассмеялся.

— Ну, положим, подловить меня, на грязном должностном проступке или преступлении ты не сможешь — я тоже что-то значу в медицинском мире. Тебе придется ждать, пока я сам не захочу уехать отсюда, а когда соберусь, то возьму Оливию с собой.

— И ты считаешь себя хорошим врачом! — простонал, старый симулянт прижимая руку с выступающими венами к груди и шатающейся походкой направляясь к стулу. — Даже слепому ясно, что я нездоров, а ты, нахально ввалился на ночь глядя, угрожаешь и ждешь моего благословения.

— Сигары и бренди — явно не лекарства, Сэм. Ты крепок, как орех. Да и я не развалина и, видит Бог, сделаю Оливию счастливой. И если ты волнуешься за нее, как заявляешь на каждом шагу, это должно иметь для тебя значение.

— И сколько же ваша идиллия продлится на этот раз, Медисон? До твоего следующего самоотверженного плана лечить аборигенов богом забытого местечка, где нормальный человек даже не сможет жить? А Оливия и возможный ребенок? О них ты не подумаешь!

— Я наделал много ошибок в прошлом, — мрачно признал Грант. — Но я учился на них.

— А она платила за них! Ты говорил о том, что сделаешь ее счастливой, но ее шансы на счастье были гораздо больше с Генри Колтоном.

— Если она была так счастлива с ним, почему они не поженились? Почему она с такой готовностью вернулась ко мне?

— Потому что… потому что!.. — Сэм даже задохнулся от переполнявших его чувств. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза. — Черт, если бы я знал, — удрученно сказал он.

— Я бы на твоем месте выяснил причину, а заодно — это я советую как врач — позаботился о своем здоровье, если ты действительно хочешь увидеть счастливую Оливию и своих будущих внуков.

— Поздновато даешь советы, доктор. — Он вздохнул, и бросил на Гранта гневный взгляд, в котором, однако, сквозило уважение. — На сей раз, ты победил, и я отступаю. Делай, как считаешь нужным. Но я буду следить за тобой, и если с девочкой случится беда, я из-под земли тебя достану, понимаешь? Между прочим, пять минут уже прошло, давай-ка иди отсюда.

Это была если и не полная победа, то начало перемирия. Сэм почти сдался, и Гранту захотелось тотчас же порадовать Оливию. Тихонько насвистывая, Грант зашагал вниз по шоссе и вскоре остановился перед ее домом. Доносившиеся со стороны бассейна сквозь кваканье древесных лягушек мягкие, ритмичные всплески воды подсказали ему, где он ее найдет.

Перешагнув через клумбу, он пошел по мощеной дорожке, огибающей здание сбоку, и перепрыгнул через ограду в сад. За исключением света в самом бассейне, пространство вокруг было погружено в темноту, но Грант разглядел полотенце Оливии, перекинутое через спинку шезлонга, и, сделав еще шаг вперед, саму Оливию. Она совершала круг за кругом грациозным кролем и уже начала вылезать из воды, когда поняла, что за ней наблюдают. Испуганно вскрикнув, она по самую макушку погрузилась в воду.

— Это я, Лив, — успокоил он ее. — Извини, если напугал тебя.

— Напугал меня! — Она поднялась, вызвав маленький водоворот волн вокруг себя. В причудливом фосфоресцирующем зеленом полусвете она выглядела как русалка. — У меня чуть разрыв сердца не случился!

— Кажется, сегодня вечером я всех пугаю, — сказал он, любуясь прелестной пловчихой, в данный момент выжимающей свои роскошные волосы.

— Как прошла консультация?

— Лучше, чем я ожидал. — Решив, что чем скорее она прикроет свою прелестную плоть, тем лучше это будет для них обоих, он протянул ей полотенце. — У меня была встреча с твоим отцом.

— О, Грант, не может быть!

— Представь себе, может! — сказал он, тряхнув полотенцем.

Но она все так же стояла вдалеке, не осознавая, что мерцающие огоньки, отражающиеся в воде, вырисовывают каждый изгиб ее тела.

— По поводу меня, я угадала?

— По поводу нас, — сказал он. — Прикройся, замерзнешь.

— При двадцати семи градусах, Грант, вряд ли мне удастся, как ты выражаешься, замерзнуть. Ну и как прошла встреча «в верхах»?

— Я бы сказал — положительно, зная нрав твоего отца, — начал он, подходя ближе и стараясь сосредоточиться на словах, так как было невероятно трудно оторвать взгляд от легких тряпочек бикини, неизвестно как державшихся на этом божественном теле, — мы с Сэмом никогда не станем друзьями, но взаимопонимания достигнем. Подойди, я вытру твои волосы.

Он накинул полотенце на ее плечи.

— Почему ты не сказал мне, что собираешься встретиться с ним? Я бы пошла с тобой.

— Это должен был сделать я один, разговор сугубо мужской.

Ее тело было так близко от него, что влажные кончики ее грудей легонько коснулись его рубашки.

— Зачем я пришел? Ты — искусительница, — хрипло сказал он.

Взгляд, который она обратила на него, древний взгляд Евы, подтвердил его правоту.

— И зачем же? — Оливия обнимала его за шею.

— Я, наверное, мазохист. Лучше остановиться, милая, если…

— Если что? — сладострастно прошептала она ему на ухо.

— Послушай, Лив, мы заключили соглашение.

— К сожалению, — вздохнула она.

Но сейчас это не имело никакого значения. Умышленно или наоборот, его язык скользнул по ее губам и стал вкушать запретный плод, самый сладкий на свете. Чувствуя, что теряет самоконтроль, Грант тем не менее, остановиться уже не мог.

Полотенце соскользнуло с ее плеч. Его руки последовали за ним и легли на ее обнаженную талию и, когда ее бедра инстинктивно прижались к его бедрам, ему показалось, что он сейчас взорвется.

Бессознательно он запустил пальцы под резинку ее купальных трусов и прижал руки к маленьким ягодицам, массируя и сжимая их. Неужели прошло больше семи лет, с тех пор как он погружался в нее? Воспоминания вызывали невыносимое желание вновь ощутить незабываемый экстаз.

— Раздевайся, Грант, — умоляла она, настойчиво теребя его одежду. — Возьми меня, Грант.

— Я… готов, но мы же… — Он, не мог закончить фразу… Она убивала его! Быстро и умело, ее пальцы заползали под его рубашку. Он никогда не думал, что наслаждение может быть таким мучительно острым. — Дорогая, — пробормотал он, мучаясь, страдая, но отстраняя, ее от себя. — Любимая, прости меня.

— За что? — буквально выкрикнуло за нее страстно и отчаянно ее желание. — Грант, пожалуйста! Мы оба хотим этого.

— Да, — тяжело вздохнул он, испарина выступила на его лбу. — Поддаться желанию легко, но намного умнее не поддаться, потому что каждый раз, сталкиваясь с трудностями прошлого, мы обращаемся к сексу, чтобы найти решение. Это стало нашей панацеей, легким способом отвлечь себя от того, чтобы выяснить источник наших проблем. Я не хочу снова делать это, Оливия.

Оливия, возбужденная, страстно ждущая его ласки, не сразу пришла в себя. Она дрожала от озноба, вызванного сексуальным напряжением.

— Вот уж не думала, что буду вымаливать у тебя ласки, — разбито проговорила она. — Раньше — неважно, как плохи были наши дела, — ты всегда хотел этого.

— Но этого было недостаточно, Лив, — сказал Грант, закутывая ее в полотенце и притягивая к себе, — он был уже в состоянии контролировать свои чувства. — Нам нужно нечто большее, чем просто секс, чтобы сохранить наш брак. Давай не будем делать ту же ошибку снова.

Она, положила голову ему на плечо и протяжно вздохнула.

— Я понимаю, что ты прав. Но как это трудно!

— Придется потерпеть, любимая, — сказал он, думая о тех глупых банальностях, которые он сейчас изрекал. Не хватало еще сказать, что страдание идет на пользу душе!

— Ладно, хватит, чувствовать себя виноватыми! — Оливия сдалась, но не обиделась. — Как насчет кофе?

— Не стоит. — Он зажал ее подбородок между большим и указательным пальцами и нежно поцеловал в губы. — Мы уже достаточно искушали судьбу для одной ночи. Я позвоню тебе завтра.

Он был за оградой, когда ему послышалось, как она выкрикнула: «Я люблю тебя». Послышалось? Скорее всего. Еще слишком рано для таких заявлений, но она всегда была щедра на добро, когда это исходило из ее сердца. Но говорить «Я люблю тебя»? Оливия, не торопи события, думал он. Я больше не хочу, чтобы на моей совести было твое разбитое сердце, если все пойдет не так, как мы надеемся.

Загрузка...