Затаившаяся змея

Глава 15

Криспин поставил вино на стол. Пил мертв, а с ним и его тайны.

— Убит стрелой?

— Нет, — прошептал Онслоу. — Ему перерезали горло. Но об этом почти не говорят. Во дворце многие и не знают, и король желает, чтобы так и оставалось.

Горло перерезали?

— Это я виноват, — пробормотал Криспин. — Надо было осторожней себя вести. Следовало это предусмотреть.

— Как вы можете быть в этом виноваты? Никто не может возложить на вас вину.

— Я нисколько не скрывал, что собираюсь опознать стрелы. — И теперь нет никакой возможности доказать опознание. Совершенно никакой. — Теперь мое пребывание здесь тем более необходимо.

— Вы думаете, убийца нанесет удар сегодня вечером?

— Это представляется мне вполне вероятным. Мне лучше всего прислуживать в большом зале.

— Но, сэр Криспин! Вас узнают.

— Не узнают, если я надвину капюшон на глаза.

— Вы страшно рискуете.

— А что прикажете мне делать? Я слишком многим обязан Пилу.

Онслоу покачал головой.

— Вы будете прислуживать королю, а он об этом даже не узнает.

Криспин ничего не ответил, а взял свой кувшинчик, допил вино и вытер рот тыльной стороной ладони.

— А мои судомойки? Никаких неприятностей? Никакой угрозы?

Онслоу пожал плечами:

— Да ничего такого вроде бы. Работают они усердно, пожаловаться не могу. Вы хотите с ними поговорить?

— Нет. Не стану их волновать. Я привел их сюда ради безопасности. Пусть же они так и считают. А я поброжу тут вокруг, если вы позволите.

— Разумеется. Моя кухня — ваша кухня, сэр Криспин.

Криспин изо всех сил старался не путаться под ногами. И постарался не попасться на глаза Лайвитили Грейс. Он прикинул, что они с меньшей вероятностью привлекут к себе внимание, если не будут знать, что он за ними присматривает. Поэтому, надвинув пониже капюшон, Криспин стал обходить кухню, ступая медленно, держась стен и прячась, где мог, в тени.

По мере приближения торжественного обеда Криспин почувствовал нараставшее в кухне напряжение — здесь шли последние приготовления. В зале длинный стол на козлах уже практически накрыли: застелили белыми скатертями, разложили ложки, расставили солонки, ковшики на треногах и кубки. Сквозь стены доносилась музыка. Это означало, что приглашенные на обед собирались в зале. Скоро будут мыть руки, прочтут молитву.

Король с ближайшей свитой сядет за стол на возвышении, за остальные столы сядут придворные. На их столах и скатерти попроще, и столовые приборы не такие изысканные, как на королевском столе. Рядом с каждым местом помещается оловянный поднос с хлебом, но кувшины для вина глиняные, а не серебряные. Тем не менее места эти были близко к королю, а потому считались почетными.

Столы, самые дальние от королевского, и вовсе не были покрыты тонкими льняными скатертями, там не имелось ни своих солонок, ни даже личных кубков. Для этих мужчин и женщин, стоявших, на самых нижних ступенях придворной иерархической лестницы, пищу подавали на одном подносе, и вино они пили из одного кубка. Это могли быть пажи либо незнатные дворяне и богатые купцы, приглашенные на королевскую трапезу. Это могли быть и случайные люди, честолюбцы1, ищущие совета или милости у кого-то из придворных.

В былые дни Криспин сидел за средними столами, а иногда и за столом на возвышении, но только потому, что состоял при Джоне Гонте. Криспин помнил, как прислуживал в качестве пажа за столом на возвышении, когда был моложе Джека Такера. Резать для герцога мясо и подливать вино в его кубок было как-никак привилегией.

Криспин вспомнил о Пиле, который уже не примет участия в этом земном празднестве. Почему Майлз его убил? Чтобы помешать Криспину выяснить, кому принадлежат стрелы? Но если они принадлежали Ланкастеру, как это может повредить Майлзу?

Чувствуя, что от бесконечных мыслей начинает болеть голова, Криспин добрался до арки, ведущей в большой зал. Сюда уже ввезли похлебку в больших чугунных котлах. За ними следовали блюда с устрицами и жареными угрями.

Онслоу казался маршалом на поле битвы, выстраивавшим свои войска в боевые порядки. Повара, отвечавшие за жаркое, подготавливали к подаче свои мясные кушанья, выкладывая целые туши на устланные зеленью подносы. Часть птиц заново одели в перья, и все ставилось на специальные носилки, которые несли по два человека.

Криспин решил разносить вино. Так он мог подобраться достаточно близко к беседующим, но не слишком долго задерживаться, чтобы кто-то успел на него посмотреть.

Он поймал взгляд Онслоу, брошенный среди отчаянной жестикуляции. Выражение лица Онслоу как будто говорило: «Будьте осторожны».

Криспин совершенно искренне кивнул.

Пониже надвинув на глаза капюшон, он схватил кувшин с вином и пристроился за чередой мальчиков, несущих длинные вертелы с нанизанными на них отборными перепелами. Криспин наклонил голову и шагнул в зал, где уже царило большое оживление.

Криспин замедлил шаг и остановился на пороге. Тоска по прошлому накатила волной, сдавила грудь. Как давно он не видел большого зала во всей его красе. Большие круги-светильники, свисавшие с потолка, сияли множеством свечей. Горели факелы. Золотистый свет озарял все пространство зала. Света было столько, что пирующие и не заметили, как скрылось за облаками солнце, совершавшее свой долгий путь к горизонту.

А шум. Он и забыл этот шум — разговоры и смех обедающих. Музыканты перебирали струны, били в бубны и барабаны и весело наигрывали на дудках; их мелодии плыли над общим гулом, отражаясь от затянутых тканями стен. Переговаривались на условном языке акробаты и жонглеры, которые подбрасывали деревянные шары и неторопливо перемещались между множеством столов.

А запахи дыма, жареного мяса, растопленного масла, пряностей, свежеиспеченных пшеничных булочек, сахара, меда, людей и трав…

Это было невыносимо.

— Эй! Ты! Пошевеливайся.

Криспин буквально вылетел из дверного проема, чтобы другие слуги смогли внести новые кушанья. Он вошел в зал, не поднимая головы, но поглядывая по сторонам из-под надвинутого капюшона.

Он быстро окинул взглядом большой зал. Где же Майлз?

Вот он. Капитан лучников сидел на скамье за одним из дальних столов в компании нескольких мужчин, Криспину незнакомых. Они с удовольствием ели с одного блюда, беря еду руками или отрезая от перепела своим ножом. Что примечательно, все мужчины вокруг Майлза смеялись, вели беседу и ели — все, кроме Майлза. Облокотившись на стол, он пил из глиняного кубка и ни на мгновение не отводил глаз от королевского возвышения.

Криспин двинулся в дальний конец зала. Центральное место за столом на возвышении занимал Ричард, восседавший в красивом резном кресле.

Криспин подошел поближе, хотя разум говорил, что делать это не стоит.

Сыщик рассеянно наливал вино тем, кто знаком подзывал его, стараясь не поднимать головы и ничего не говорить. Переходя от скамьи к скамье, он оказался у края королевского стола.

Ричард, которому исполнилось семнадцать лет, был бледен, на круглом лице все те же глаза с тяжелыми веками, которые запомнились Криспину. Лицо обрамляли светлые кудри, не достающие до расшитого золотом воротника и красного бархатного котарди, по которому были вышиты круги из листьев. На голове у него красовалась корона — простой золотой обруч с зубцами в виде трилистника. Криспин заметил намечающуюся бородку и тонкие усики. Король слегка прислушивался к разговорам сотрапезников, но основное внимание Ричарда было приковано к его миниатюрной жене, мужем которой он стал уже более года, — Анне Богемской.

Шестнадцатилетняя Анна с ее простоватым лицом вполне могла быть купеческой дочерью. В ее облике не было ничего величественного. Вероятно, именно это так привлекало в ней Ричарда. Тяжело было находиться в окружении людей с такой царственной внешностью, как у его матери Джоанны Кентской, его дяди Джона Гонта, канцлера Майкла де ла Поула, казначея Роберта де Вера и наставника Саймона Берли.

Криспин постарался не таращиться на Гонта. На лице герцога играл здоровый, если только не от выпитого вина, румянец. Его жена Констанса сидела через несколько человек от мужа и не сводила с него заботливого взгляда. При виде приемного отца Криспина невольно охватило сложное чувство.

Он совершил глупость, так близко подойдя к королевскому столу. Криспин понимал, что напрашивается па неприятности. Ему следует находиться поближе к Майлзу. И Криспин уже было повернулся, когда Джоанна, королева-мать, окликнула его:

— Подай вина, любезный.

Будь у Криспина свободная рука, он отвесил бы себе оплеуху, но не мог же он взять и убежать.

Он медленно развернулся. С бешено колотящимся сердцем приблизился ровным шагом к помосту и, все так же опустив голову, стал подниматься по ступенькам, словно шел на эшафот.

Джоанна сохранила свою красоту, хотя теперь ее лицо покрылось морщинками, особенно в уголках глаз и рта. Она подняла свой кубок, даже не взглянув на Криспина. Еще несколько человек дали понять, что им требуется вино, и Криспин опустил голову так низко, что боялся споткнуться.

Он наполнил кубок королевы Джоанны, а затем свой кубок поднял Ричард.

Мгновение Криспин колебался. Где бы он ни находился, что бы ни делал, Криспин и помыслить не мог, что будет наливать вино королю. Он спокойно подумал о ядах, когда красная жидкость полилась в кубок его величества.

Криспин лишь тогда перевел дух, когда появилась возможность безопасного отступления. Вытирая носик кувшина пальцами, он развернулся на каблуках и в этот момент увидел, что его наставник герцог поднял кубок. Криспин замер. Нет. Не останавливаться! Он сделал вид, что не заметил жеста герцога, и собрался уходить, но его за руку остановил паж и прошептал на ухо:

— Эй, малый, герцог Ланкастер желает вина.

Криспин уставился широко раскрытыми глазами на мальчика, который вырос на его пути, мешая спастись бегством. Дерзкая хватка мальчишки становилась вес крепче.

— Ты глухой?

И без предупреждения он развернул Криспина и толкнул в сторону Ланкастера.

Криспин пошатнулся. Нельзя сказать, что он прирос к месту именно от страха, скорее от осознания собственной глупости, от понимания, что всего этого можно было избежать. С покорным вздохом он обошел трон сзади, чтобы обслужить Ланкастера, по возможности к нему не приближаясь. Криспин наклонил кувшин, приложил его носик к краю поднятого герцогского кубка. Вино лилось, казалось, целую вечность. Но как только кубок наконец-то наполнился, Криспин прижал кувшин к груди и испустил долгий вздох и даже усмехнулся. Не так уж и трудно это оказалось. Наконец-то. Он может идти, и никто ничего не узнает. Слава Богу.

Но затем герцог поднял глаза.