Ульяна
Артур осматривает меня с ног до головы. Задерживает взгляд на скуле. Шагает вперёд, ставит рюкзак на порог. Я не успеваю издать ни единого звука, как Артур обеими руками обвивает мою талию, вздёргивает в воздух и выносит в подъезд. Я пальцами вцепляюсь в плечи парня, боясь упасть. Но он держит крепко. Поднимается на несколько ступеней наверх, ставит меня и замирает. Смотрит сверху вниз.
— Ты моя, — хрипит, резко вскинув руку и сжав распущенные волосы.
— Да. Я помню. Твоя игрушка, — устало прикрываю глаза.
Артур рычит. Пальцами левой руки с нажимом проводит по губам. Я морщусь от боли, но глаз не открываю.
— Да. Именно, Заучка. Ты моя игрушка. Моя. Ты моя Заучка. Моя.
Говорит, как заведённый, пальцами водя по губам. Уже без прежнего нажима. С какой-то осторожностью и даже нежностью, несвойственной ему. Правая рука массирует затылок.
— Что болит, Заучка? — он стоит на две ступени ниже, поэтому носом касается скулы.
— Кроме души и сердца? — звенящим от слёз голосом спрашиваю я. — Голова и копчик.
В тот же миг рука из волос исчезает. И оказывается на моём копчике. Я жду боли. Смеживаю веки ещё сильнее. Но пальцы Артура проникают под резинку домашних шортиков и начинают поглаживать саднящее место.
— Ч-ч-что ты делаешь? — сиплым голосом интересуюсь я.
— Т-ш-ш-ш, Ульяна.
Разворачивает к себе спиной. Задирает футболку. И ввергает меня в шок, когда губами прижимается к позвонкам. Я дёргаюсь. Мне кажется, что меня ударили дефибриллятором. Что у меня на коже спины остался ожог от губ Артура. Я распахиваю широко рот и жадно глотаю вязкий воздух. А губы Артура скользят всё ниже и ниже. К кромке трусиков.
— Ар-р-р-ту-у-у-р, — всхлипываю.
На что слышу за спиной сдавленный стон. Руки ложатся на животик. Касаются оголённой кожи. Обжигают. Ступени кружатся перед глазами. Я цепляюсь пальцами за перила. Мне кажется, что я сейчас рухну назад. Кубарем скачусь по лестнице.
Особенно в момент, когда губы Артура прикасаются к копчику. Мне больно. И сладко. Так сладко, что с губ срывается стон. Руки сминают кожу живота. Артур носом проезжается по позвоночнику вверх. Подтягивает шортики и поправляет футболку, так и оставив руки на животе. А носом утыкается в заднюю поверхность шеи. Часто и с хрипом дыша.
В таком странном положении мы стоим безумно долго, пока дверь моей квартиры не открывается.
— Ульяша, иди домой, — строго говорит мама.
Я полагаю, что Артур будет удерживать меня на месте, но парень разжимает ладони. Позволяет мне вернуться в квартиру. Даже не окликнув. Мама запирает дверь и смотрит на меня. Сейчас её взгляд строг.
— Ульяна, этот парень обижает тебя?
— С чего ты взяла? — я кусаю нижнюю губу.
Тут же чувствуя на языке вкус Артура. Вкус его кожи. Запах его одеколона. И никотина.
— Он тебя ударил сегодня? — мама складывает руки на груди.
— Он случайно, мамуль. Я хотела их разнять.
Родительница качает головой, с досадой поджимая губы. Я замечаю, что букета на комоде уже нет.
— Очень красивые цветы, правда? — спешу сменить тему разговора.
— Обычный веник, — как-то зло говорит мама. — Иди спать, Ульяна. Сейчас! Тебе нужно лежать и набираться сил, а не с мальчиками в подъезде целоваться.
— Я не целовалась! — обиженно всхлипываю я. — Я ещё ни разу не целовалась. Ни с кем!
Мама улыбается, качает головой.
— Ещё нацелуешься! До конца недели посидишь дома. У тебя постельный режим.
— Но, мамуль! Начало учебного года. Будут важные самостоятельные. Я никак не могу пропустить.
— Завтра утром решим, — обрубает строго родительница. — Иди спать!
— Доброй ночи, мамуля, — целую гладкую щёку.
Забравшись под одеяло, долго лежу и смотрю в окно. Там ещё светло. И спать не хочется совершенно. Я переворачиваюсь на другой бок. Пальчиками прикасаюсь к губам. Мне всё ещё кажется, что Артур проводит по ним пальцами. Что он по-прежнему рычит над головой, что я принадлежу ему. Кожа спины всё ещё пылает от странных жадных поцелуев. Мне кажется, что Артур заклеймил меня. Оставил тысячу горящих, пылающих следов на коже, кричащих о том, что я его.
За своими переживаниями не заметила, как провалилась в сон. Проснулась от звонка будильника. Взглянув на часы, поняла, что спала больше двенадцати часов.
Сползла с кровати и направилась на кухню, где мама вновь суетилась у плиты.
— Доброе утро, — я тихо здороваюсь с родительницей.
— Привет. Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Голова не кружится, ничего не болит, — честно отвечаю я.
— А вот лицо припухло. Как и губы. Точно хочешь идти в школу?
— Не хочу, — отвечаю максимально честно. — Но пропускать контрольные я не хочу. Последний год самый важный. Сейчас важно учиться. Чтобы в конце года полностью погрузиться в подготовку к экзаменам.
— Контрольную можно позже написать, — мама с неодобрением качает головой.
— Не все учителя позволят, — я обхватываю чашку с тёплой водой обеими руками. — Мамуль, и так многие учителя недовольны тем, что я учусь в этой школе бесплатно. Я не отличница. Твёрдая хорошистка. Не больше.
— Кто недоволен, Ульяна? Тебе кто-то что-то сказал? — тут же сводит брови вместе мама.
— Нет, — торопливо мотаю головой. — Нет. Просто… Просто мне так кажется. В этой школе я так и не смогла найти себе друзей.
— Почему ты ничего не говорила мне? — мама качает головой.
— Я не знаю. Я не хотела, чтобы ты переживала.
— Теперь я ещё больше переживаю. Твоё резкое похудение, разбитые губы. Вчерашняя потасовка. Этот мальчик наглый. И новые вещи, которые он тебе купил. Ох, — мама хватается за голову. — Ты пойдёшь сегодня в школу для того, чтобы мы забрали документы.
— Мам, ты чего? — я округляю глаза, не веря тому, что слышу.
— Ульяша, так будет лучше. Для тебя.
— Мам. Давай… Давай я подумаю над этим вопросом. Хорошо? — тихо прошу её. — Дай мне два дня.
— Сегодня. Сегодня ты сходишь в школу и вечером дашь ответ. И я рассчитываю на положительный ответ. А я пока буду искать тебе новую школу.
— Мамуль…
— Это я, дура, — мама качает головой. — Знала же, какие дети в этой школе учатся. Понимала, когда отдавала…
— Мам! — уже прикрикиваю я. — Не нужно винить себя. Ты тут при чём? Я сама ничего не рассказываю.
Мама только отмахивается. Отворачивается к столу и начинает с громким стуком ножа о дощечку нарезать лук.
— Мам, — обнимаю родительницу со спины, — всё хорошо. Не переживай. И будет ещё лучше. Я пойду, побегаю.
— Никакого бега, Ульяна, — прикрикивает мама. — Неделю без бега. Чтобы не напрягала мне организм.
— Ладно, — соглашаюсь, чтобы не злить маму. — Пойду в школу собираться.
Я неторопливо одеваюсь, заплетаю волосы в две тугие косы. Складываю тетради и ручки в рюкзак. Выхожу на кухню, когда мама зовёт завтракать. Быстро покушав и вымыв за собой посуду, целую маму в щёку.
— Я вечером буду ждать ответ.
— Хорошо, — я вздыхаю.
Всунув ноги в старенькие кроссовки и схватив ветровку, бегу в школу. У подъезда мне кажется, что я вижу знакомый джип, но я не придаю особо этому значения. Я думаю о словах мамы. Ведь она права. Так будет гораздо лучше. Я переведусь и перестану ждать подвоха каждую минуту. И тогда… Тогда, быть может, Артур Бунтарёв забудет меня…
Отчего-то от одной только мысли об этом становится больно. И тошно.
В автобусе я смотрю расписание. Первой сегодня поставили физкультуру. Хорошо, что у меня сегодня с собой спортивные штаны на случай, если пойдёт дождь.
В раздевалке для девочек приятно пахнет духами. Когда я захожу, разговоры стихают. Опустив глаза в пол, я отхожу в дальний угол. Вешаю рюкзак на крючок, снимаю кроссовки и стаскиваю штаны, прикрываюсь длинной футболкой.
За спиной тишина. Я чувствую взгляды одноклассниц на себе. Но стараюсь не зацикливаться на этом.
Когда на рот ложится рука, глуша вскрик, я стою на одной ноге, всовывая её в штанину.
— Держите эту тварь, — ледяным и собранным голосом велит Маша.
Несколько пар рук хватают меня за запястья и предплечья. Обе мои косы с силой натягивают. От дикой боли у меня на глазах наворачиваются слёзы. Я не могу сопротивляться, потому что каждое движение болью отдаётся в черепушке.
— Тащите её в спортзал, — велит Маша. — Хотя нет. Я сделаю это сама.
Девушка с силой дёргает меня назад. Идёт быстрым шагом. Мне не остаётся ничего иного, как быстро переставлять ноги, чтобы хоть немного облегчить боль в корнях волос. Я не вижу ничего. Не из-за слёз, а от ослепляющей боли.
В спортзале уже кто-то есть. Я слышу стук мяча.
Маша толкает меня на пол. Швыряет, как котёнка, которого собираются утопить, в воду.
Я падаю на пол, стёсываю руки и ноги. Загоняя занозы. Взвывая от боли.
— Снимите с неё футболку.
— Маша.
— Этих двоих уберите отсюда, — кому-то приказывает Маша.
Я пытаюсь сопротивляться, когда с меня с треском сдирают футболку. Отчаянно цепляюсь за тонкую преграду пальцами. Но руки поднимаются вверх, к голове, когда мои косички снова с силой сжимают.
Коже становится холодно. С меня стащили футболку. Сильный удар чем-то острым приходится под рёбра. Я падаю на пол, задыхаясь от боли. Мне кажется, что там что-то треснуло. Сломалось. Или это моя душа рассыпалась на осколки? Я не шевелюсь. Не дышу. Не могу. Нет на это никаких сил.
— Смотрите сюда. Вот, что будет с каждой уродиной, которая подойдёт к МОЕМУ Артура! Я каждую покалечу. Каждую. Он мой. Только мой. Ты поняла меня, тварь? — девушка дёргает меня за волосы наверх. — Поняла?
Я не шевелюсь. Не разлепляю губы. Мне уже всё безразлично. Всё.
— Молчишь? Ладно. Ножницы мне!
— Маш… Может, не стоит?
— Сейчас пойдёшь за Орловой и Жигловым, — выплёвывает девушка. — Молодец, Захарченко. Мне кажется, что волосы у этого чучела явно лишние. Нужно чуть укоротить.
Голове вдруг становится легко. Я снова падаю на пол, потому что мои косы остаются в руках Маши.
— Упс. Как неловко вышло. Немного криво. Нужно подровнять.
Дверь в спортзал открывается. Мой плывущий взгляд замирает на проёме. Я вижу Артура. Вижу того, по чьей причине я здесь оказалась. Того, кто за пять дней сломал меня окончательно. Превратил меня в настоящую сломанную игрушку. Как он того и хотел.
Я больше не выдерживаю. Проваливаюсь в спасательную темноту.