Завещание на любовь

Глава 6

В таких купальниках плавают старушки. Конечно, они обычно были куплены в Европе, а не в таком захолустье, как Джексон. Зачем вообще Маркус купил мне этот ужасный синий купальник? Он не совсем угадал с размером. Грудь немного вылезает из лифа, но в остальном все нормально. Плотная ткань стягивает живот, так что я кажусь чуть стройнее. Только задница слишком открыта, мне было удобнее в боксерах, которые я использовала как спальные шорты. Поэтому я плаваю лишь тогда, когда Маркуса нет дома.

Он начал исполнять свой план по высвобождению меня из высшего общества. Всю неделю я чистила стойла, несколько раз воевала с курицами. Кто же знал, что они будут драться, если я буду забирать их яйца? Клянусь, Заноза – так я прозвала одну из птиц – пыталась откусить мне палец! Еще я вспомнила все рецепты, которые узнала от поваров в поместье Ван дер Мееров, и набрала из-за них килограмм или два. Но общение с Маркусом все еще не наладилось. Он раздавал мне поручения, мы здоровались и перекидывались дежурными фразами. Например, вопросы о погоде, об ужине или о том, кто займется стиркой. Маркус был очень удивлен тем, что я умею пользоваться стиральной машиной. Честно, меня опять кольнуло острое желание ударить его. Воздух в доме насквозь пропитан неловкостью. Когда Маркус был рядом, я опускала взгляд, а после его ухода подглядывала за тем, как он работает, ест или занимается домашними делами. Я веду себя как маленькая школьница, подсматривающая за красивым учителем. Но поделать с собой ничего не могу.

Слава Богу, ночью он ушел на рыбалку, пообещав научить меня чистить форель. У меня есть почти сутки, чтобы перевести дух и окончательно отойти от ночной прогулки без постоянного живого напоминания.

Свесив ноги на краю бассейна, спускаюсь в воду. В доме стало прохладнее за последние пару дней, поэтому я решила согреться в горячем бассейне. Но он тоже оказывается холодным. Как он смог остыть, если Маркус утром говорил, что вода сегодня очень теплая? Делаю круг и собираюсь повторить, но глаза почему-то начинают закрываться. Руки слабые, как переваренные спагетти, ноги становятся ватными, все тело будто тянет ко дну.

– Утонуть в бассейне мне еще не хватало, – бормочу себе под нос и вылезаю наружу.

Доплыть до лестницы почти невозможно, она словно отдаляется с каждым моим движением. Все же я справляюсь и поднимаюсь по ступенькам. Все тело покрывается мурашками даже после того, как закутываюсь в полотенце. На втором этаже тоже есть ванная, правда здесь нет моих принадлежностей. Зато горячая вода ближе, а дойти до комнаты можно и в халате. Ванная комната на первом этаже огромная и светлая, с глубокой акриловой ванной цвета слоновой кости, одна половина стен отделана деревянными плинтусами в цвет ящикам под раковиной, а другая – мраморной плиткой. За перегородкой из дерева висит душ. На втором этаже нет ванной, только душевая кабина. В остальном все очень похоже: такие же деревянные панели, уложенные мрамором стены и глубокая овальная раковина.

Сбрасываю с себя мокрый купальник, стягиваю резинку с волос и залажу под струи воды. Помещение заполняется густыми клубами дыма, но мне не становится теплее. Озноб пробирает до самых костей, словно они покрываются льдом. Наверное, я могла простыть из-за частых походов на улицу или из-за того, что выбежала раздетой неделю назад. Стоит измерить температуру. Я делаю воду горячее, кожа становится красной, как у вареного рака, но мне все равно холодно.

Черт, буду истекать соплями при Маркусе. А это не очень красиво, как и темнота, неожиданно забравшая мое зрение.

В ушах звенит, лоб ужасно болит. Перед глазами все плывет и, танцуя, превращается в разноцветную кашу. Вода все еще стекает на ноги, но я не стою под душем. Я лежу на левом боку на холодном мраморном полу. Что, ради всего святого, случилось? Переворачиваюсь на спину, чтобы подняться, но одна рука онемела, а вторая слишком слабая. Сдвинуться тоже не получается из-за моря, которое я тут развела. Я голая, и мне нужна помощь. Единственный человек, который мог бы мне помочь, неизвестно, когда вернется.

Прекрасно.

Моргаю, и ванная приобретает более четкие очертания. Чувствительность возвращается, и тупая боль пронзает лоб. Провожу пальцами по голове, на руке остается кровь. Видимо, я ударилась при падении. Неужели у меня настолько сильный жар? Или дело в экспериментах с температурой воды? Где-то читала, что нельзя мыться в кипятке, а я очень люблю это. Кажется, теперь стоит прислушаться к этой информации. Сомневаюсь, что смогу встать, так что придется лежать здесь и ждать Маркуса. Он найдет меня здесь голой, больной и с порезом на лбу. Да уж, добавим это к моей истерике, и он точно вышвырнет меня отсюда. А я очень не хочу возвращаться в Англию или жить в отеле, потому что везде буду чувствовать себя одиноко. Маркус станет первым мужчиной, который увидит меня обнаженной, не считая акушера, который принимал меня у матери при родах.

Боже, по-моему, я брежу…

Громкий стук прерывает мои вздорные мысли, и за дверью слышится громкий голос Маркуса:

– Мередит, ты долго?

Набираю в легкие побольше воздуха, но получается только простонать.

– Мер? – он вновь стучится, немного громче.

– Я не могу встать, – хриплю я, стараясь перебить шум падающей воды.

Где-то над головой раздается щелчок, и легкий ветерок проскальзывает в помещение. Поднимаю взгляд и вижу Маркуса в облегающем лонгсливе с большими пятнами от пота и расстегнутыми на вороте пуговками, на его плече висит полотенце. Спортивные шорты низко сидят на его бедрах, показывая небольшой кусочек его накаченного тела. Лицо Маркуса вытягивается от удивления, и мужчина замирает в дверном проеме. Его глаза пробегаются по моему нагому телу, ненадолго задерживаясь на интимных местах. Меня бросает в жар. И совсем не из-за лихорадки.

Маркус в один шаг сокращает расстояние между нами, присаживается на колени и, притянув меня к себе, оборачивает полотенцем. Оно такое теплое и сухое. В блаженстве прикрываю глаза, но тут же получаю легкую пощечину.

– Эй-эй, Мер, не спи, – шепчет Маркус. – Побудь со мной еще немного.

Мужчина ухватывает меня за талию, придерживает ноги и поднимает, прижимая к груди. Когда мы сдвигаемся с места, голова снова идет кругом. Маркус осторожно спускается по лестнице, заносит меня, кажется, в мою спальню и усаживает на кровать. Я соединяю края полотенца на груди, держась из последних сил, чтобы опять не развалиться лепешкой. Маркус бегает по комнате и роется в шкафах в поисках чего-то. Ко мне он возвращается с чистой сухой одеждой. Я шевелиться-то не могу, как я должна одеться? Он кончиками пальцев держит мои кружевные трусики и всовывает в них мои ноги. Боже, он видел мое белье… Там есть ужасные панталоны, как у старушек. Их очень удобно носить во время месячных, и я не буду оправдываться за то, что ношу их.

– Приподнимись, – тихо командует Маркус. – Я не смотрю, клянусь.

Менее постыдной ситуация не становится. Он надевает на меня свитшот, флисовые штаны и шерстяные носки, прежде протерев живот, спину и бедра от воды, пока я шатаюсь, как кукла-неваляшка. Голова сама падает на подушку, а ноги все еще свисают с постели.

– Открой глаза, Мередит, – на приказ это не похоже. Это просьба, почти мольба. – Я принесу лекарства, но надо убедиться, что нет сотрясения. Рассечение небольшое.

Едва разлепляю тяжелые веки, Маркус кладет руку на мою щеку и пытается улыбнуться, но получается плохо. Мне надо подбодрить его, и я хриплю:

– Думаю, из меня получится хороший корм для волка.

Маркус рычит и сжимает обеими ладонями мое лицо.

– Ты обещала испечь мне гребаный медовик, так что не смей даже думать об этом, девочка, – бурчит он. Мужчина поднимает указательный палец и продолжает: – Следи глазами за моим пальцем.

Он водит им в разные стороны и облегченно выдыхает.

– Голова цела, не считая пореза, – заключает Маркус. Он укладывает меня под одеяло, засунув края под мои ноги и спину. – Я дам тебе таблетку и наложу швы, чтобы не было шрама. Не волнуйся я в этом деле мастер, и у меня есть анестезиновая мазь, так что больно не будет. Даже мой сын-пискля не проронил ни слова, когда я его зашивал.

Помню, что выпила таблетку. Очень горькую и противную. Потом почувствовала холод на лбу и провалилась в сон. Кажется, Маркус накладывал мне швы, первые в моей жизни.