Завещание с простыми условиями

Глава седьмая

Дождь, кажется, зарядил надолго. На сером небе не было даже крохотного просвета. В джинсах и куртке, которую заклеймила позором Мигунова, я брела по унылому проспекту, стараясь не наступать на правую пятку. Навстречу попадались редкие прохожие. Они были очень похожи друг на друга – все шли поодиночке, бесшумно, в темной одежде, серой, темно-синей или черной, длинной и глухой, и напоминали скользящие тени. И опять меня поразила ненатуральная тишина – как в безлюдном поле морозным утром. Настроение стало совсем пакостным. Согревала только мысль об Альбинке. Скоро мы устроимся в гостиной…

Нет, только не в гостиной!

Пожалуй, в столовой.

Или даже в кухне, без церемоний – там так уютно! Сейчас я приготовлю салат, куплю креветок, апельсинов… Включим музыку, зажжем подсвечник из кабинета,

пить не будем. Иначе опять начнутся видения.

Лучше выпьем ароматного чаю – я видела в папином буфете жестяные узорчатые банки и пакеты из золотой фольги с самыми разнообразными сортами черного и зеленого чая…

Поглощенная радужными мечтами, я нечаянно наткнулась на идущего навстречу мужчину в черном пальто чуть ли не до пят.

Мне показалось, что я уперлась не в твердое упругое тело, а в какую-то вязкую массу.

Удивившись необычному ощущению, я подняла на него глаза. Наши взгляды встретились, и мурашки пробежали по моему телу. Из-под надвинутой на лоб шляпы с небольшими полями на меня глянули холодные безжизненные глаза, как будто завешенные серой дымкой.

Я хотела сказать «Извините», но язык точно прирос к небу. Но он и не ждал извинений. Он смотрел словно сквозь меня этими глазами, даже не глазами, а прозрачными прорезями вместо глаз. Я не могла оторвать от них взгляда и незаметно стала погружаться в какое-то небытие.

– Эй, девушка! – Человек потряс меня за локоть. – С вами все в порядке?

Я выпала из кратковременного транса. Передо мной стоял пожилой мужчина, глаза успели приобрести цвет и форму.

– Да, – прошептала я, таращась на него, – спасибо.

И, почувствовав леденящий холод от прикосновения его руки, непроизвольно отняла ее от своего локтя.

Мне показалось, что я ухватила какую-то не человеческую плоть.

Преследуемая ужасом, я как зачарованная смотрела, как неслышно удаляется в дождливый сумрак его согнутая черная спина.

И почему-то счастливым отголоском зазвучал где-то в глубине души звонкий заливистый смех кудрявого парня, на которого я налетела у редакции. Вспомнились его яркие глаза с живым блеском и ощущение толчка, когда меня волной отшвырнуло от его молодой груди, упакованной в куртку.

А в этого мужика я вошла, словно нож в масло.

Я невольно содрогнулась.

…– Выбрали что–нибудь? – прошелестел над ухом бестелесный голос.

Я обернулась и поняла, что стою перед витриной с морепродуктами.

Я не помню, как я сюда попала. Опять начинается это внезапное беспамятство!

– Да, – коротко ответила я продавщице и напихала в сумку почти не глядя все, что подвернулось под руку.

Отдала деньги и потащилась со своей ношей к выходу.

– А бинт не будете брать? – донеслось в спину.

Фраза пулей прострелила мозг.

Я обернулась, потеряв дар речи.

– Возьмите бинт. И йод тоже, – и молоденькая продавщица в серой униформе выставила названное на прилавок.

Как во сне, я сгребла все в пакет, расплатилась и вышла.

Она предложила мне бинт и йод! Она что?..

Я боялась закончить мысль. Черной простыней душу опять начал обволакивать страх.

Господи, скорее бы приехала Альбинка!

Около дома в кармане зазвонил телефон.

Его звонок разрушил кладбищенскую тишину, царившую на проспекте.

– Алло! – закричала Альбинка. – Марта? Ты что, меня разыграла, что ли?

– В каком смысле? Я тебя жду. Приезжай быстрее!

– Да не могу я приехать! Я стою на остановке битый час, я больше не могу!

Я встревожилась. Альбинка уже на остановке?! Она вот-вот появится на пороге, а у меня еще конь не валялся!

Погоди, как…

– Как битый час? Сколько сейчас времени?

– Пять минут четвертого! Ты что, издеваешься?! Нет тут никакого пятнадцатого трамвая в помине! Я пошла домой!

Я хотела ей возразить, но она бросила трубку.

Вот те на! Как же его нет, если я регулярно на нем езжу?

Судорожно я набрала Альбинкин номер. Сейчас занесу покупки и сама за ней приеду!

Механический голос ответил, что абонент недоступен.

А может, просто КТО-ТО не хочет, чтобы она приехала?..

Вдруг до меня с некоторым запозданием дошел смысл сказанного. Я проснулась в восемь; копалась в кабинете отца… ну, где-то часа два. Альбинке звонила, самое большее, в половине одиннадцатого, потом сразу пошла в магазин…

Я оглянулась на стоящую позади башню. Так и есть – 15.05.

Нет, все это не случайно. Это не бренди и не абсент. Это какая-то уже закономерная чертовщина!

Я, не отводя глаз, уставилась на огромные башенные часы. Обойдя круг, стрелка медленно переместилась на минуту вперед. 15.06. Еще круг. 15.07. Я смотрела, пока не заболели глаза.

Часы шли верно.

Я засекла время. 15.10.

Сейчас поднимусь домой, и окажется, что время полдень или половина девятого вечера.

Войдя в квартиру, бросила пакет у входа и, не раздеваясь, сразу кинулась в гостиную.

15.11. Все правильно!

Мелькнула странная мысль: время обманывает меня. Сейчас я настороже, а стоит зазеваться…

Да нет, это же просто бред какой-то! Ну самая настоящая бредятина!

Я окинула взглядом гостиную.

На полу у потухшего камина стояло кресло в том же положении, что и вчера. Возле него валялась разбитая рюмка, вокруг нее мелкие осколки. В столовую вела прерывистая кровавая дорожка.

Ну?..

Набравшись отваги, взглянула на портрет.

Завораживающие цвета, игра света и тени, старый мост, быстрая река, угрюмый лес, красивый, молодой отец… Глаз не отвести!

Отец стоит там же, где и вчера – чуть отступив от леса.

Я опять засомневалась. Может, он и сразу там стоял? Я же в первый раз не особенно рассматривала детали.

Наверно, безумно дорогая картина, – пронеслась мысль. – Как только квартира станет моей, отнесу ее в музей изобразительных искусств.

Отец смотрел приветливо. Я бесстрашно глядела ему прямо в глаза.

Сними куртку, Марта.

Откуда эта мысль? Я и не думала про куртку!

Но вообще-то верно, нечего тут стоять попусту, надо заняться обедом, с самого утра во рту маковой росинки не было.

Надо снять куртку.

Удивляясь глупой навязчивой мысли, я вернулась в прихожую, разделась и с неподъемным пакетом, в котором находился предполагаемый ужин с Альбинкой, заковыляла на кухню. Стала выгружать продукты – нарезку красной рыбы, оливки, ароматный сыр с плесенью, две бутылочки пепси–колы… Внезапно мне стало так горько, что слезы предательски поползли по щекам. Так не хочется быть и сегодня одной! Одиночество уже и так пробралось под кожу, и очень редко удается выгнать его оттуда… Ну почему не подошел трамвай? Почему я смотрю на еду, а есть не хочется?..

А это еще откуда?

Я выудила из пакета небольшую бутылочку с зеленой жидкостью. Чешский абсент! Откуда он взялся? Я его не покупала! Хотя я в каком-то полубессознательном состоянии хватала все подряд… Нет, абсент – штука безумно дорогая, мне не по карману, и взять его я не могла. Как же он здесь очутился?

Я пробежала глазами по строчкам чека. «Супермаркет «На проспекте». Форель в нарезке, сыр, фейхоа… И вот, внизу, цветистая надпись: чешский абсент в подарок купившему бинт и йод»…

Так вот почему продавщица навязывала бинт и йод! А я подумала, что она ясновидящая! Фу ты, черт!

Но вообще, напоминает театр абсурда. За бинт и йод – чешский абсент по 900 рублей за пол-литра! Уму непостижимо. Я еще раз взглянула на чек.

Нет ли там акции – скажем, за антицеллюлитную мочалку – домашний кинотеатр?..

Но других акций там не было.

А может, просто КТО-ТО хочет, чтобы ты выпила абсента?

Откуда эти мысли лезут в голову?!

Вытерев слезы, я обработала рану и забинтовала ногу, потом выложила на тарелку салаты, печеный картофель, сыр и прочее. Нарезала хлеб и села за стол.

Часы в гостиной пробили четыре.

Время течет нормально, отец стоит на месте, не морочь себе голову.

Ну, раз привалило такое бесплатное счастье, значит, придется-таки выпить.

Немножко.

Все еще колеблясь, я распечатала абсент.

Ваше здоровье, фройлейн Марта!

Откуда-то из глубины сознания пыталась пробиться тихая, но ясная мысль.

Не пей!

Мысль была очень хрупкой, но я ее услышала. И отставила абсент в сторону. Что-то подсказывало, что это правильное решение. Подумав, я убрала бутылку с глаз долой, на полочку буфета, и плотно закрыла его прозрачные дверцы.

И приступила к одинокой субботней трапезе.

Сейчас пообедаю, поваляюсь в ванне с журналом, а потом заберусь под одеяло и буду смотреть телевизор.

Но, о чем бы я ни думала, над всем черным куполом нависала необъяснимая, больная, всеобъемлющая тоска, выворачивающая наизнанку, пробирающая до самых костей.

Кое-как вернув подобие нормального настроения, я принялась за еду. По стеклам мерно стучал дождь, серый день незаметно перетекал в сумерки, а в квартире было тепло, тихо и спокойно. Покончив с обедом, я налила чаю в чашку с сюжетом из старинной китайской сказки – огромная слепая змея с разинутой пастью выползает из своего убежища, чтобы сожрать первого министра императора, пришедшего вырвать ее сердце, дарующее власть.

Великолепный аромат разнесся по всей кухне. Отпивая божественный напиток из чашки, я, по обыкновению, закурила и впала в романтическое состояние. Все-таки это необыкновенная удача – ни с того ни с сего получить в наследство квартиру, да не просто квартиру, а ТАКУЮ! Интересно, как отнесется к этой новости мама? Я представила, как в следующий ее приезд мы втроем с господином Хоакином Родригесом расположимся в гостиной,

портрет отца к тому времени уже будет определен в музей,

и дон Хоакин, потягивая пиво «Сан-Мигель» и слушая Шаляпина (как ни странно, испанский миллионер очень уважает Шаляпина), будет изумляться тому, как живут в России простые журналисты затрапезных газет… Я буду одета в приличествующее случаю открытое вечернее платье цвета индиго, которое сшила мне к прошлому Рождеству Оксанка, а на пальце будет поблескивать кольцо с сапфиром, подаренное перед смертью бабушкой Верой. Сапфир очень подойдет к цвету платья…

Кольцо! Кольцо с изумрудом к четвергу!

Некстати всплыло неприятное воспоминание о Мигуновой и юбилее газеты, и ласкающие воображение мысли сразу куда-то испарились. Я вздохнула и потянулась за второй сигаретой. Откуда же взять кольцо?..

Бабушкино кольцо с сапфиром выдать за него нельзя – Мигунова неоднократно его видела, да и сапфир – не изумруд. К тому же, оно простенькое и совсем не антикварное. А другого у меня нет.

Интересно, можно ли продать что-нибудь из имущества отца? Тут все, за что ни возьмись, стоит баснословных денег – фарфор, столовые приборы, подсвечник, картины… Но я ведь пока не наследница…

Ну, а кто это заметит? Если я продам, скажем, одну золотую ложечку?..

В прихожей раздался звонок телефона. Не иначе как Корсаков, больше некому. Чуть не свалив дубовый стул, я быстро захромала на клич адвоката.

Разумеется, это был именно он.

– Рад слышать вас, дорогая фройлейн. Как поживаете?

– Ничего, потихоньку.

Как вовремя он позвонил! Сейчас спрошу у него о продаже ложки.

– Надеюсь, нашли время прочесть завещание?

Мне было неловко признаться, что я даже не помню, где оно.

Он почувствовал заминку с ответом и протянул:

– Чувствую, что нет. Странно, очень странно!

– А что здесь странного? Вы же мне все рассказали…

Он издал раскатистый смешок.

– Я изложил содержание завещания лишь в общих чертах.

Я слегка растерялась.

– А что, есть какие-то частности?..

– Ну конечно есть, фройлейн Марта. Я уже упоминал, что квартира – только часть завещанного, и полагал, что вы уже забрали из банка деньги…

– Какие деньги? – изумилась я.

– Сбережения вашего отца, один миллион восемьсот тысяч евро. Они тоже теперь принадлежат вам.

– Сколько?!. – Я схватилась за ручку двери кабинета, чтобы не упасть на пол.

– Разумеется, отец оставил сбережения в немецких марках, но в пересчете на современные деньги получится приблизительно названная мною сумма.

Я никак не могла прийти в себя. МИЛЛИОН ВОСЕМЬСОТ ТЫСЯЧ ЕВРО! Завтра получу их в банке, куплю кольцо, машину, соболью шубу, бриллиантовое колье, норковое манто, сумку из крокодиловой кожи и туфли от Пьера Кардена. И приеду в четверг на юбилей газеты. Мигунову увезут на скорой и откачают только к утру… А утром я куплю редакцию.

– …Оглохла, что ли?! – прорезалось второе «я» служителя Фемиды.

– Простите, задумалась… А… деньги принадлежат мне уже сейчас или тоже надо ждать двадцатипятилетия?..

Когда же оно наступит?!

– О нет, нет! Двадцатипятилетия ждать не нужно. Это условие касается только квартиры. Деньги же и драгоценности принадлежат вам с момента вручения завещания.

– А юридические формальности?.. Ведь в наследство надо как-то вступать…

– Все формальности соблюдены. Вы же подписали бумаги, помните?

Я смутно припомнила, будто подписывала что-то.

А что это он там сказал про драгоценности?..

– Кроме указанной денежной суммы вам принадлежат несколько ювелирных украшений.

– А…

– Деньги и драгоценности находятся в банке Фридриха Якобса. В воскресенье банк не работает, а в понедельник с утра – милости просим. Ключ от банковской ячейки в кабинете, в правом верхнем ящике стола. Кстати, вам не одиноко в таком огромном помещении? – внезапно перешел он на другую тему.

– Есть немного, – призналась я, мечтая, чтобы скорее наступил понедельник.

Придется ненадолго отпроситься с работы, чтобы зайти в банк… Ведь редакцию я куплю только в пятницу. Я невольно улыбнулась.

– Ничто не тревожит?

Тревожит, и даже очень… А с чего вдруг эти вопросы?

– Нет, ничего… – ответила я, явно кривя душой.

– Вот и славно.

На этот раз он, наверно, не захотел копаться в залежах моих мыслей.

– Как вам понравился портрет?

– Безумно понравился.

Мне почудилось легкое дыхание за левым плечом.

Что это?!.

Не оборачивайся!

Ноги мгновенно стали ватными.

– Ну что вы опять умерли?! Какого вы мнения о портрете?

Сзади послышался едва уловимый слухом шелест, и в полумраке возле гостиной мелькнула смутная тень.

Я, остановив глаза, стояла не шевелясь и не могла произнести ни слова.

– Марта Вильгельмовна! – надрывался абонент на том конце провода.

– Да, – машинально отозвалась я, не отрывая взгляда от двери гостиной.

– С вами все в порядке?

– Что?..

– Вы не заболели?

– Не знаю, – ответила я и повесила трубку.

Ноги сами понесли меня в гостиную.

Зачем я туда иду? Я же хотела полежать в ванне, а потом посмотреть телевизор!..

Но какая-то сила неумолимо влекла сквозь полутемную прихожую, и я сама не заметила, как приблизилась к двойным дверям из мореного дуба.

Нечего мне там делать! – из последних сил отчаянно убеждала я себя.

Но какие-то чужие мысли хозяйничали в голове; чужая воля управляла телом.

Двери без скрипа отворились, и сама того не желая, я вошла в гостиную. Из большого, наполовину зашторенного, окна комнату заливал сумеречный свет стремительно угасающего дня, бледно озарявший картины и папирусы на стенах. На потолке, диване и креслах уже лежали темные тени.

И стояла гробовая тишина, которую нарушал только ход старинных часов.

В этой темноте и тишине я неверными шагами подошла к портрету.

Очертания пейзажа и фигуры на его фоне были едва видны, но еще вполне различимы, и я увидела знакомые лес, реку, зеленый луг.

Отец стоял на мосту в той же позе.

Ну все, посмотрели – и будет!

Но он опять будто поймал мои глаза в ловушку.

Куда ты спешишь, Марта?

Пусти меня!

Упавший из окна и тут же исчезнувший яркий луч на миг исказил красивое бледное лицо отца, и мне показалось, будто он усмехнулся.

Преодолевая невероятное сопротивление, я изо всех сил пыталась перевести взгляд, но это было сильнее меня.

Я как завороженная смотрела в его глаза, а он опять взирал на меня без усмешки, спокойно и строго.

Внезапно лес за его спиной шелохнулся.

Я судорожно сглотнула слюну.

Померещилось?..

Вдруг комната начала быстро наполняться ароматами; в нос ударил резкий запах аптечной ромашки, затем слабо повеяло клевером, тут же его перебил тысячелистник…