Завидный жених

Глава 9

Мередит стояла, укрывшись за портьерой, и разглядывала гостей, заполнивших гостиную лорда Грейборна. Судя по их количеству, вечер получился удачным. Из двух десятков разосланных приглашений ни одно не отклонили. Комната была заполнена юными красавицами и сопровождающими их дамами, и все они проявляли несомненный интерес или по крайней мере любопытство к лорду Грейборну.

Мередит обвела взглядом комнату и обнаружила почетного гостя – самого лорда Грейборна. При взгляде на него ее сердце уже привычно замерло, но на этот раз оно оставалось в этом ненормальном состоянии несколько дольше обычного. Он был очень хорош в вечернем костюме и с правильно – в виде исключения – завязанным галстуком. Его каштановые волосы блестели в свете восковых свечей. Очевидно, Филипп потратил немало сил на то, чтобы усмирить свою прическу, но одна непокорная прядь волос все-таки падала на лоб. Лорд Грейборн сосредоточенно беседовал с графиней Хикман и ее дочерью – леди Пенелопой. Леди Пенелопа пользовалась необычайной популярностью два последних сезона. Со своей светлой ангельской красотой и ангельским же нежным голосом, а также с весьма солидным приданым она могла бы стать идеальной невестой для лорда Грейборна. В свое время Мередит отдала предпочтение леди Саре лишь потому, что брак с ней был выгоден для обеих семей, так как в этом случае происходило расширение земельных владений.

В настоящий момент лорд Грейборн с глубочайшим интересом слушал то, что ему говорила леди Пенелопа. И сама она казалась не менее заинтересованной этой беседой. К тому же ее кожа мягко сияла в свете канделябров, декольте выгодно подчеркивало безупречную округлость груди, красивые белокурые волосы были уложены изящными локонами вокруг прелестного личика, а большие голубые, как небо, глаза взирали на лорда Грейборна с невинным восторгом.

Проклятие! Как заманчиво было бы, пройдя через весь зал, подойти к ним вплотную и отшлепать по щекам эту недалекую блондиночку. Мередит тут же возненавидела себя за подобное желание. Несомненно, ее мыслями и чувствами управляет откровенная ревность. Жгучая ревность. Она с наслаждением прямо сейчас отправила бы всех этих безмозглых, пустых девиц, только и мечтающих о замужестве, на какой-нибудь самый дальний необитаемый остров. Надо признать, что любая из них могла бы стать превосходной невестой для лорда Грейборна. Тем сильнее Мередит ненавидела их всех. Когда она видела кокетливые взмахи их вееров и ресниц, ей хотелось разбить или сломать что-нибудь – желательно носы, ноги и руки этих щебечущих блондинок.

Мередит глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. Ну хорошо, она не станет отрицать, что чувствует себя, как кошка, которую сначала бросили в воду, а потом еще и выпороли. Но она вполне может спрятать свою ревность и злость так же, как ей приходится скрывать другие чувства. Лорд Грейборн – ее клиент. И чем скорее она найдет ему жену, тем скорее ее жизнь вернется в привычную колею.

Кадриль только закончилась, когда Филипп заметил у дверей Бакари, шарящего глазами по залу. Наконец он обнаружил хозяина и кивнул. Извинившись перед леди Пенелопой, Филипп поспешил к нему.

– В чем дело? – спросил он, слегка запыхавшись.

– Ваш кабинет, – ответил Бакари, как всегда лаконично. Несколько секунд Филипп внимательно изучал его.

– Где ты был раньше? – спросил он. – Я несколько раз выглядывал в прихожую, но тебя там не было.

– Выходил.

Филипп удивленно поднял брови, но Бакари не дал ему никаких объяснений, а вместо этого повернулся и направился вон из комнаты по направлению к прихожей. Заинтригованный Филипп тут же покинул гостиную и быстро прошел к себе в кабинет.

Там он обнаружил Эдварда, стоящего у окна с бокалом бренди в руках. Филипп удивленно уставился на него:

– Эдвард, почему ты?.. – Он замолчал на полуслове, потому что Эдвард повернулся к нему, и Филипп увидел его лицо. Один глаз заплыл, и от него осталась узкая щелочка, на щеке под ним красовался огромный синяк, нижняя губа была рассечена. К тому же Филипп заметил белую повязку на пальцах и кисти правой руки. – Господи! Что с тобой? Я сейчас позову Бакари...

– Он меня уже видел. Промыл раны и перевязал руку и ребра. – Эдвард поморщился. – Чертовски больно!

– Но что произошло? Кто это тебя так?

– Не знаю кто. – Он начал ходить по комнате короткими, нервными шагами. – А что случилось, расскажу. Я не мог уснуть. Я страшно устал, но совсем не могу спать. – Он остановился и взглянул на Филиппа измученными, запавшими глазами. – Каждый раз, закрывая глаза, я вижу ее. Острое чувство вины и жалости пронзило Филиппа.

– Мне очень жаль, Эдвард. Я...

– Я знаю. – Эдвард остановил его, подняв руку, сделал большой глоток из своего бокала и продолжал: – Я решил, что, чем маяться всю ночь от бессонницы, лучше заняться делом и проверить еще пару ящиков. Я пошел на склад и приступил к работе.

– На склад? Как же ты проник туда?

– Ты имеешь в виду сторожа? Хочешь сказать, что он не должен был меня пускать?

– Нет, конечно! Я удивляюсь, что он оказался таким доверчивым.

– Я бы тоже удивился на твоем месте, но я случайно оказался знаком с этим парнем – Биллом Тимсоном. Он сам показал мне, где находятся твои ящики. Я работал чуть больше часа, когда услышал шаги у себя за спиной. Я обернулся и увидел какого-то человека с ножом в руке.

– Ты никогда не видел его раньше?

– Не знаю. У него на голове была черная маска, оставлявшая открытыми только глаза и губы. Я спросил его: «Кто вы?» – а он ответил: «Я пришел за тем, что находится в этом ящике». – Эдвард остановился и мрачно посмотрел на Филиппа. – Я боролся с ним... пытался бороться. Мне даже удалось вырвать у него нож и зашвырнуть его под ящики. Но он был гораздо сильнее. Наверное, я потерял сознание. Когда я очнулся, его уже не было. Было ясно, что он рылся в ящике, потому что все его содержимое было разбросано вокруг. – Он глубоко и судорожно вздохнул. – Несколько предметов было разбито, и, возможно, чего-то не хватало. Я не смог определить этого с первого взгляда. Я хотел выйти на улицу, но дверь склада оказалась закрытой – вероятно, негодяй запер ее снаружи. Мне пришлось разбить стекло и выбираться через окно. Я спешил и сильно порезался. Я поискал Билли, но его нигде не оказалось. Тогда я направился к тебе и бежал через дорогу, пока не нашел извозчика. Прости, Филипп... Грейборн положил руку ему на плечо:

– Тебе не за что извиняться. Слава Богу, что с тобой все в порядке. С тобой ведь все в порядке?

– Да, если верить Бакари. Переломов нет, трещина в ребре и несколько синяков. И чертовски болит голова! – Он осторожно потер поврежденную челюсть. – У этого негодяя кулаки, как булыжники. – Он, казалось, хотел что-то добавить, но остановился.

? Что?

– Ничего. – Эдвард покачал головой. – Просто... его голос... Он показался мне знакомым.

– Значит, это мог быть кто-то, кого ты знаешь? Возможно, кто-то, кто был с нами на борту «Мечтателя» и кто знает о ценности содержимого ящиков?

– Да, это возможно. Я должен показать тебе кое-что. – Он сунул руку в карман и достал оттуда небольшой измятый клочок бумаги. – Я нашел это в своем кармане.

Филипп развернул записку и похолодел, прочитав одну короткую строчку: «Страдания начинаются».

– Мне не нравится это, Филипп. Этот негодяй действительно причинил мне некоторые страдания, но мне все же кажется, что за этой запиской скрывается нечто более зловещее. И зачем кому-то понадобилось, чтобы я страдал? У меня нет врагов, насколько мне известно.

– Я думаю, – медленно сказал Филипп, – что эта записка предназначена не для тебя.

– Я, конечно, рад это слышать, но тем не менее я нашел ее именно в своем кармане, и избили тоже именно меня. Кому же она может быть предназначена?

– Мне. – Филипп быстро рассказал ему о беспорядке в своем кабинете и о записке, найденной на столе. – Я расспросил всех слуг, не прикасались ли они к моим журналам. Все решительно отрицали это, и у меня нет причин им не верить. Вторая записка и нападение на тебя не оставляют сомнений в том, что этот человек настроен решительно. Скорее всего он думал, что сегодня вечером на складе работать буду именно я.

Эдвард медленно кивнул:

– Да, возможно, ты прав.

Филипп снова почувствовал себя виноватым. Черт возьми, Эдвард избит из-за него. А сторож? Он тоже избит или... хуже? И смерть Мэри Бинсмор уже на его совести. Кто будет очередной жертвой? Отец? Кэтрин? Эндрю? Бакари? Мередит? Проклятие! Самый верный способ заставить его страдать – это причинить вред людям, которые ему небезразличны. Он закрыл глаза. Страдания начинаются!

Филипп подошел к столу, достал из ящика предыдущую записку и сравнил почерк.

– Это писал один и тот же человек.

– Знаешь, мне показалось, что он ищет какую-то определенную вещь.

– Почему ты так думаешь? Эдвард прикрыл глаза:

– Трудно сказать, все произошло так стремительно. Не когда мы боролись, он бормотал что-то вроде: «Это принадлежит мне» и «Когда я это получу, с тобой будет кончено». – Он открыл глаза. – Извини, больше ничего не помню. Судя по шишке на голове, он ударил меня довольно сильно.

– Мне ужасно жаль, Эдвард. И я рад, что твои травмы не оказались еще серьезнее.

– Да, все могло кончиться гораздо хуже. Филипп, мне не хочется выглядеть пессимистом, но я думаю, мы должны задать себе два вопроса: что, если он искал именно недостающий кусок Камня Слез? И что, если он нашел его?

Эти тревожные вопросы еще вертелись в голове Филиппа, когда он давал Бакари указания о том, как доставить пострадавшего домой.

– Сначала я заеду в магистратуру и сообщу об этом происшествии, – пообещал ему Эдвард.

– Я все-таки думаю, мне следует поехать с тобой... – начал Филипп.

– Нет. Тебе придется оставить своих гостей, и ради чего? Я все сделаю сам, а утром сообщу тебе о результатах.

Филипп неохотно согласился. Как только за Эдвардом закрылась дверь, он повернулся к Бакари:

– Насколько серьезны его травмы?

– Хуже всего шишка на голова и глубокий порез на рука. Будет болеть, но заживать.

Филипп с облегчением вздохнул.

– У нас могут быть... проблемы. Будь осторожней. Бакари молча кивнул. Он десятки раз слышал подобное предостережение во время их совместных путешествий, наполненных приключениями, и Филипп не сомневался в его способности справиться с любыми трудностями.

Кинув многозначительный взгляд на двери гостиной, Бакари фыркнул, и Филипп понял его без слов. Время возвращаться к гостям. Он глубоко вздохнул и вошел в комнату. Мередит тут же подошла к нему:

– Ну наконец-то! Где вы были? Сейчас должен начаться вальс и... – Она нахмурилась. – Что-то случилось?

Филипп заглянул в ее встревоженные голубые глаза и поклялся себе, что никогда не позволит ей пострадать из-за него. Ни ей, ни кому другому.

– Нет, просто пришлось заняться одним небольшим, но срочным делом.

Несколько секунд Мередит внимательно изучала его лицо, и он постарался притвориться спокойным и беззаботным. Вероятно, она все-таки что-то заметила, потому что спросила:

– Надеюсь, дело не в мистере Стентоне? Леди Бикли говорила мне, что его здоровье...

– Нет, с Эндрю все в порядке. В данный момент он находится у себя в спальне под присмотром Бакари и, я уверен, к утру будет совершенно здоров. – Он оглянулся вокруг и перехватил несколько любопытных взглядов, устремленных на них. – Мое отсутствие заметили?

– Да, все интересовались, куда подевался хозяин дома.

– А вы? – спросил он, глядя прямо в глаза Мередит.

Ее щеки вспыхнули, и Филипп решил, что она стала еще прелестнее. Ему нестерпимо хотелось дотронуться пальцем до нежной, порозовевшей кожи.

– Ну да, конечно! Я не знала, что и подумать. Мы с леди Бикли уже собирались организовать поиски. Комната заполнена женщинами, которые ждут не дождутся, когда вы пригласите их на вальс.

– Чудесно. Могу я пригласить на этот танец вас?

– Разумеется, нет. Я здесь не для того, чтобы танцевать. Я здесь для того, чтобы...

– Заставить всех этих юных леди поверить, что я великий и знаменитый путешественник, и нашептать в уши сплетниц, что слухи о моей мужской несостоятельности сильно преувеличены.

– Да. – Мередит вызывающе подняла бровь. – А что в этом плохого?

– Бог мой, разумеется, ничего. Какой мужчина не мечтает о том, чтобы собрание таких красавиц считало его великим и знаменитым?

– Вот именно.

– И ни один мужчина не хочет, чтобы его считали... неспособным к действию.

– Совершенно верно.

– Учитывая ваши успешные маневры и тот факт, что у меня имеются в наличии все зубы и волосы, а также отсутствует живот, я думаю, что за сегодняшний вечер я добился немалых успехов.

– Это действительно так.

– Поэтому я настаиваю на том, чтобы вы танцевали со мной. – Не давая Мередит возразить, Филипп наклонился к самому ее уху и прошептал: – Вы окажете мне большую услугу. Боюсь, я не особенно хорошо вальсирую. Наверное, мне стоит потренироваться с вами, вместо того чтобы наступать на ноги потенциальной невесте. – Он многозначительно поднял брови. – Ей это может не понравиться. Мередит с сомнением поджала губы:

– Может, вы и правы...

– Конечно, прав. Пойдемте, вальс начинается. – Филипп решительно взял ее под руку и вывел на середину комнаты.

– Это очень простой танец, – прошептала Мередит. – Достаточно считать про себя: раз, два, три – и переставлять ноги.

Музыканты заиграли мелодию вальса, и Филипп обнял ее за талию, совершенно так, как положено, и закружил Мередит по залу. Она подняла на него свои бирюзовые глаза, и он растворился в них. Ее бледная кожа окрасилась нежно-персиковым румянцем, а сладкий аромат помимо воли проникал Филиппу в ноздри и дурманил голову.

Пирог. Этим вечером Мередит пахла черничным пирогом. Его любимым десертом. Платье цвета морской волны подчеркивало необычный цвет ее глаз, а декольте, хотя и вполне скромное, дразняще приоткрывало соблазнительные полукружия груди. Взгляд Филиппа остановился на ее полных влажных губах, и он с трудом сдержал стон.

Куда же, черт побери, делась его железная воля и решимость? Идея пригласить ее на танец, несомненно, относилась к категории «крайне неудачных». Да, Филиппу хотелось прикоснуться к ней, но он и не предполагал, что это окажется такой сладкой и невыносимой пыткой. Ему потребовалось немало усилий, чтобы справиться с властным желанием прижать ее к себе и зарыться лицом в душистое тепло ее кожи. Чтобы не попробовать еще раз сладкий вкус ее губ. Ее губ... Боже! Он скрипнул зубами и сердито зашептал про себя: «Раз, Два, три. Раз, два, три».

Когда они делали уже третий круг по залу, Мередит подозрительно прищурилась:

– Боюсь, вы беззастенчиво обманули меня, милорд. Вы прекрасно вальсируете.

Филипп сбился со счета и тут же наступил ей на ногу. Мередит охнула.

– Ради Бога, простите меня. О чем вы говорили? Она бросила на него уничтожающий взгляд:

– Лорд Грейборн, подобные трюки, достойные пятилетнего ребенка, не могут ввести меня в заблуждение. Если вы приняли меня за идиотку – вас ждет жестокое разочарование.

– Я ни за что не наступил бы вам на ногу намеренно, Мередит. – Она удивленно подняла брови, услышав, что он назвал ее по имени. – Но должен признаться, что я совсем недавно обучился основным движениям этого танца.

– Что значит недавно?

– Сегодня днем. Я заставил Кэтрин порепетировать со мной, чтобы не осрамиться вечером.

– Она мне ничего не говорила.

– Мы договорились сохранить это в тайне, чтобы сделать вам сюрприз.

– Ах, вот как... Ну что ж, она прекрасно поработала. Вы все усвоили, и теперь нет никакой необходимости тратить время, танцуя со мной. Леди Пенелопа стоит возле чаши с пуншем. Я думаю, вам следует пригласить ее.

Мередит нацелилась двигаться в сторону леди Пенелопы, а Филипп столь же целеустремленно закружил ее в противоположном направлении.

– Мне кажется, вы пытаетесь вести, Мередит. Если я не ошибаюсь, это является прерогативой джентльмена!

– Я стараюсь приблизиться к чаше с пуншем, – прошипела Мередит.

– Но я не хочу пить!

– Если вы не прекратите танцевать со мной, пойдут разговоры.

– Обо мне и так уже болтают. Это только прибавляет мне загадочности.

– С вами невозможно разговаривать! Одного тура со мной вполне достаточно. Я даже благодарна вам за него, потому что вы публично продемонстрировали, что по-прежнему доверяете мне и не собираетесь отказываться от моих услуг. Но сейчас это уже переходит все границы! Не забывайте, что вы – виконт, а я – всего лишь наемная сваха.

– Вы моя гостья, – возразил Филипп с раздражением.

– Прекрасно, считайте меня гостьей, но не забывайте, что здесь присутствуют две дюжины других гостей, которым вы также должны уделить внимание. – Она опустила глаза на мгновение, а потом опять подняла их с таким видом, что у Филиппа замерло сердце. – Пожалуйста.

В умоляющей интонации ее голоса и в выражении глаз было что-то большее, чем простое напоминание об обязанностях хозяина. Неужели их близость приводит Мередит в такое же смятение, как и его? Неужели она ощущает то же нетерпеливое желание? Филипп надеялся, что так. Ему не хотелось страдать в одиночку.

Но он не мог проигнорировать ее просьбу. У него действительно были обязанности, которые придется выполнять до тех пор, пока не закончится этот чертов вечер. Но ведь ничто не может длиться вечно...

Нехотя кивнув, Филипп направился к чаше с пуншем.

– Лорд Грейборн, вы должны сказать нам, что вы думаете о... – голос леди Эмили понизился до шепота, – сами знаете о чем.

Филипп решил, что он наверняка ослышался.

– Простите?

– Ах да, пожалуйста. – Леди Генриетта кокетливо засмеялась. – Никто не решается говорить вслух сами знаете о чем, но я уверена, что вас это не испугает.

Филипп в изумлении смотрел на двух невинных барышень и никак не мог поверить, что они хотят поговорить с ним о взаимоотношениях полов.

– Боюсь, это не совсем прилично. – Фраза прозвучала столь чопорно, что он с трудом подавил смешок и подумал, что Мередит может гордиться им.

– Мы никому не скажем, – поклялась леди Эмили.

– Ни слова, никогда, – вторила ей леди Генриетта. Внезапно Филиппа осенило:

– Вы хотите, чтобы я рассказал об этом как историк? Юные леди недоуменно переглянулись и хором ответили:

? Да.

Ну что ж, может, это и не совсем прилично, но по крайней мере барышни проявляют какой-то интерес к его занятиям и к древней культуре. Филипп откашлялся:

– В иероглифическом письме изображение фаллоса часто использовалось как символ мужской силы.

Глаза леди Эмили стали похожи на блюдца, а у леди Генриетты открылся рот. Филипп тем временем оживился, заговорив на интересную ему самому тему:

– Особенно часто в древности изображался эрегированный пенис. Однажды в Египте я обнаружил великолепный экземпляр...

– Все в порядке? – осведомилась Мередит, поспешно подходя к ним.

– Мне надо присесть на минутку, – сдавленно прошептала леди Эмили, не дав Филиппу ответить.

– Мне тоже, – откликнулась леди Генриетта. Схватившись за руки, юные леди торопливо удалились.

– Господи, что вы им наговорили? – в ужасе спросила Мередит.

– Ни черта не понимаю! Они поинтересовались моим мнением относительно сексуальной культуры древних...

– Относительно чего?

– Я удивился не меньше вас, поверьте, но они настаивали. Их интересовала точка зрения историка.

– Вы уверены, что они интересовались именно... – она осторожно оглянулась и понизила голос, – именно этим? Что конкретно они сказали?

– Они спросили, что я думаю «сами знаете о чем». Я едва начал излагать им свое мнение, кстати говоря, чисто научным языком, когда вы подошли.

Глаза Мередит расширились, а лицо побледнело.

– Боже милостивый! Они же говорили с вами о предстоящем бале в честь дня рождения лорда Пикерилла.

– Дня рождения? – автоматически повторил Филипп, глядя на Мередит в полном недоумении.

– Бал для лорда Пикерилла. Леди Пикерилл планирует его уже несколько месяцев, и это сейчас самая популярная тема – не считая сплетен о вас. Все приготовления держатся в строгом секрете от лорда Пикерилла, и, чтобы не проговориться, все упоминают о «сами знаете о чем».

Филипп почувствовал приступ сильнейшего раздражения:

– Ничего подобного! «Сами знаете что» означает совсем не это. «Сами знаете что» всегда употребляют, когда говорят о сексе. По крайней мере употребляли, когда я уезжал из Англии десять лет назад. Какой идиот ввел эти новые правила?

Мередит кипела от возмущения:

– Вы лучше спросите себя, как вам пришло в голову обсуждать подобную тему с приличными молодыми леди?

– Вы сказали мне, чтобы я общался с гостями. Я общаюсь. Вы опять недовольны. Вам когда-нибудь говорили, как вам трудно угодить?

– Я просто прошу вас держаться в границах дозволенного...

– Всего-то?

– ...что, оказывается, вам не по силам большую часть времени.

– Ну что ж, раз я, кажется, совершил непростительный промах, остается радоваться, что вы оказались поблизости. Иначе я, несомненно, показал бы им изображения иероглифов, о которых рассказывал.

– Да, остается только радоваться. – Мередит глубоко вздохнула. – Ну хорошо, сохраняйте спокойствие...

– Я совершенно спокоен. А вам, по-моему, не помешает порция успокоительных капель.

Мередит кинула на него взгляд, призванный уничтожить провинившегося на месте:

– Надеюсь, мне удастся как-нибудь загладить ваш поступок. В противном случае могу себе представить заголовок в «Тайме»: «Проклятый виконт-импотент демонстрирует непристойные картинки юным леди».

Филипп ответил ей столь же негодующим взглядом:

– В картинках с изображениями древних иероглифов нет ничего непристойного, и я не демонстрировал их юным леди. И последний, черт возьми, раз говорю вам, что я не импотент!

Мередит почувствовала его гнев, но не отступила:

– Ну и прекрасно. Но сейчас важно другое. Необходимо что-то предпринять до того, как леди Генриетта и леди Эмили раскроют рот и оповестят всех о вашем промахе. Лучший способ пресечь неприятные разговоры – это лесть. Много лести. Вам надо рассказать как можно большему числу гостей, как умны эти две молодые леди и какие они прекрасные собеседницы. Особенно хвалите их за любознательность. – Мередит недоверчиво подняла брови. – Вы справитесь с этим?

– Думаю, что да, хотя мне будет нелегко придумать много лестных эпитетов для этих двух дур.

– Лорд Грейборн! Вы не должны забывать, что мы организовали этот вечер для того, чтобы подыскать вам достойную невесту, а не для того, чтобы нагнать ужас на всех возможных претенденток. Немедленно идите и постарайтесь исправить положение. И, умоляю, ведите себя прилично!

Не дав ему ничего возразить, Мередит развернулась и с царственным видом удалилась из комнаты. Филипп внимательно наблюдал за тем, как изящно изгибается при ходьбе ее стан. Несносная, деспотичная и требовательная женщина! Его губы скривились в улыбке. Когда же наконец кончится этот чертов вечер и он сможет поведать ей обо всем, что о ней думает?

Когда ушел последний гость и многочисленные слуги, нанятые Кэтрин, начали приводить дом в порядок, Филипп вздохнул с огромным облегчением. По вымощенной дорожке он проводил сестру до экипажа; Бакари следовал в нескольких шагах за ними.

– По-моему, вечер удался, – сказала Кэтрин. – Любопытство достигло пика. Все говорят только о тебе.

– А ты уверена, что при этом они не повторяют нелестные слухи?

– Уверена, – рассмеялась Кэтрин. – Кстати, мисс Чилтон-Гриздейл рассказала мне о... – она деликатно кашлянула, – об истории с «сам знаешь чем» и леди Эмили и Генриеттой.

– Об этом можешь не беспокоиться. При помощи бесстыдной лести я предотвратил все неприятные последствия.

Глаза Кэтрин весело блеснули:

– По слухам, которые мне удалось перехватить, на нескольких юных леди ты «произвел определенное впечатление».

– Я страшно польщен.

Сухость его тона вызвала у нее еще одну улыбку.

– По сравнению с ужасной ситуацией, в которой мы находились всего два дня назад, положение заметно улучшилось. А какая-нибудь девушка заинтересовала тебя?

– Думаю, можно сказать, что одна из них «произвела на меня определенное впечатление».

– Правда? – Голос Кэтрин зазвенел от любопытства. – Которая?

Филипп легонько щелкнул ее по носу, как делал когда-то в детстве:

– Не скажу. А то завтра нам уже не о чем будет разговаривать.

Кэтрин, как в детстве, показала ему язык.

– Не вредничай, Филипп! До завтра я умру от любопытства.

– Ну, ты же помнишь, что я всегда был вредным.

– Вообще-то вредной всегда была я. Но все равно я рада, что тебе кто-то понравился. И папа обрадуется. Знаешь, за последние две недели, пока мы ожидали твоего возвращения и свадьбы, ему стало гораздо лучше.

– Приятно слышать.

– Вы не помирились?

– Нет еще.

– Не откладывай, Филипп. У него бывают хорошие дни, но в целом его здоровье постоянно ухудшается. Я не хочу, чтобы ты впоследствии жалел о том, что между вами осталось что-то недосказанное, когда будет уже слишком поздно.

Печаль и сожаление затуманили лицо Филиппа.

– Не волнуйся, сестренка. Я все сделаю. – Он положил руки ей на плечи: – Мне надо рассказать тебе кое о чем. Кто-то проник на склад сегодня вечером и перерыл несколько моих ящиков.

– Что-нибудь пропало? – спросила Кэтрин встревоженно.

– Пока не знаю. Я бы не стал тебя беспокоить, но боюсь, это не обычная попытка ограбления. Возможно, это что-то более серьезное, направленное против меня. Пообещай мне, что будешь осторожна и никуда не станешь выходить одна. Сейчас Бакари проводит тебя до дома.

Глаза Кэтрин расширились, и она молча кивнула:

– Хорошо, я обещаю. А как же ты?

– Я тоже буду соблюдать осторожность. – И добавил, глядя в ее испуганные глаза: – Обещаю.

Филипп подсадил сестру в экипаж, пожелал спокойной ночи и напомнил, что ждет ее завтра. Затем он поспешно вернулся в дом, чтобы поговорить с последней гостьей. Мередит спускалась по лестнице ему навстречу, и Филипп чуть было не рассмеялся над своей реакцией на эту непонятную женщину.

– Я провожу вас до дома, после того как Бакари вернется с экипажем, – сказал он, приближаясь к ней. – Могу я пока предложить вам что-нибудь? Может, хересу?

– Спасибо. Кстати, мы можем сравнить наши впечатления от сегодняшнего вечера.

– М-да, сравнить впечатления. Именно этим я и собирался заняться.

– Значит, вы уже остановили свой выбор на ком-то?

– Да, остановил. Может, пройдем в мой кабинет?

Филипп пошел вперед, показывая дорогу, и закрыл за Мередит дверь кабинета. Прислонясь спиной к дубовым панелям, покрывающим стену, он наблюдал затем, как колышутся при ходьбе ее бедра под пышной юбкой. Потом перевел взгляд выше и залюбовался на нежный затылок и шею, которая казалась трогательно беззащитной под высоким узлом греческой прически. Блестящие локоны перехватывала бирюзовая лента того же цвета, что и платье. Сзади Мередит выглядела такой же восхитительной, как и спереди. Как он сказал? «Произвела определенное впечатление»? Ни черта подобного! Чувства, которые возбуждает в нем эта женщина, называются совсем иначе!

Филипп думал, что она присядет на диванчик, но вместо этого Мередит вдруг исчезла из виду. Испугавшись, что она упала, он быстро пересек комнату и обнаружил, что она опустилась на колени на коврик у камина и, к огромному удовольствию Принца, чешет ему пузо.

– Так вот где ты весь вечер прятался, маленький разбойник, – ворковала Мередит. – Я про тебя вспоминала.

Принц подпрыгнул и радостно поцеловал ее в подбородок, после чего опять перевернулся на спину и, бессовестно задрав кверху все четыре лапы, потребовал, чтобы его снова почесали. Мередит с удовольствием подчинилась.

– Я уверенно помещаю его в категорию «Самый сладкий щенок на свете», – смеясь сказала она.

Филипп взглянул на Принца и мог поклясться, что тот подмигнул ему. Самый сладкий щенок? Скорее – «Самый хитрый щенок на свете». Он не отрываясь смотрел на женские пальцы, ласкающие собаку. Или «Самый везучий щенок на свете».

Филипп вдруг представил себе соблазнительную картину: на каминном коврике вместо Принца лежит он сам, а обнаженная Мередит щекочет ему живот. В брюках немедленно стало тесно, и ему пришлось плотно сжать губы, чтобы не застонать. Несколько раз моргнув, чтобы прогнать соблазнительное видение, Филипп поспешил к хрустальному графину с бренди, надеясь, что Мередит не заметит его внезапно появившейся хромоты. Он плеснул в бокал янтарной жидкости и выпил ее одним глотком. Потом опять наполнил свой бокал, налил хереса для Мередит и, наконец взяв себя в руки, подошел к ней уже нормальной походкой. Она сидела на одном конце маленького диванчика, а другой был занят развалившимся Принцем, который часто дышал и смотрел на Мередит влюбленными глазами. Поскольку больше места на диванчике не было, Филиппу пришлось стоять. Он облокотился о мраморную доску камина и бросил на Принца свирепый взгляд, который тот совершенно проигнорировал. Бог мой! Куда катится этот мир, если человек завидует своей собаке?

Мередит приподняла бокал и улыбнулась:

– У меня есть тост, лорд Грейборн. Я предлагаю выпить за успех, которого мы достигли сегодня. Неожиданная опасность была своевременно ликвидирована, и, по-моему, мы добились всего, чего хотели.

Не отрывая от нее глаз, Филипп протянул руку и прикоснулся своим бокалом к ее. Хрусталь нежно прозвенел в тишине комнаты.

– За то, чтобы мы получили все, чего хотим. Мередит наклонила голову и сделала небольшой глоток.

– Прекрасный херес, – заметила она и, раскрыв ридикюль, достала из него два листка бумаги. – Я тут кое-что записала, пока гости разъезжались, и теперь хотела бы сопоставить свои заметки со списком ваших предпочтений, который мы составили два дня назад.

–Деловой подход. Боюсь, что я не сделал никаких записей. Но ничего – здесь, – он прикоснулся к своему лбу, – в безопасности хранятся все впечатления сегодняшнего вечера.

– Отлично. – Мередит опять взглянула на листы бумаги. – Я считаю, что вашим требованиям вполне отвечают несколько молодых леди, но одна из них – в особенности. Это...

– Нет, нет, не начинайте с лидера, – прервал ее Филипп. – Так будет неинтересно. Давайте начнем с самой нижней строчки вашего списка, а потом медленно и с удовольствием приблизимся к финалу.

– Согласна. Тогда начнем с леди Харриет Осборн. По-моему, она превосходный кандидат.

– Нет, боюсь, она совсем не подходит.

– Да почему же? Она отлично танцует, и у нее прелестный голос.

– Она не любит собак. Когда я рассказал ей о Принце, она сморщила нос, и я понял, что, если она станет моей женой, несчастного зверя придется отправить в ссылку в деревню.

Принц поднял голову и громко тявкнул, чем произвел впечатление на Филиппа. Ей-богу, это еще и «Самая умная собака на свете».

– Вот видите? Принц и слышать не хочет о женщине, которая выгонит его из дому, и я с ним вполне согласен. Кто у нас следующий?

– Леди Амалия Уортворт. Она...

– Абсолютно неприемлема.

– Вот как? Она тоже не любит собак?

– Понятия не имею. Но это не важно. Она ужасно танцует. – Он приподнял ногу – У меня до сих пор болят пальцы, которые она отдавила. Боюсь, что никогда не поправлюсь.

– Я не понимаю, при чем здесь танцы. Отлично помню, как вы сами говорили, что не особенно ими интересуетесь.

– Вот именно! И моя будущая жена должна привить мне вкус к ним.

– Не сомневаюсь, что леди Амалия научится танцевать, если возьмет несколько уроков.

– Это исключено! У нее совершенно отсутствует чувство ритма. Кто следующий?

Мередит посмотрела в свой список:

– Леди Александра Ригби. – Нет.

Мередит начала проявлять явные признаки нетерпения:

– Потому что?..

– Она мне не кажется привлекательной. Более того, она кажется мне отталкивающей.

На место нетерпению пришло изумление.

– Но почему? Она очень красива и прекрасно танцует.

– Истоки этого отвращения – в далеком прошлом. Ее семья гостила у нас в поместье Рейвенсли, когда мне было одиннадцать лет, а леди Александре – два года. Однажды я обнаружил ее в саду: она сидела на земле и ела – не знаю, как высказаться поделикатнее, – он понизил голос, – испражнения кролика.

Мередит закашлялась, чтобы не рассмеяться:

– Но ей же было только два года, лорд Грейборн! Многие дети в таком возрасте делают подобные вещи.

– Я никогда не делал подобных вещей. А вы?

– Нет, но...

Он поднял руку, заставляя ее замолчать.

– Я никогда не смогу ее поцеловать. Кто следующий?

– Леди Элизабет Уотсон.

– Невозможно.

– А эта тоже ела в младенчестве что-нибудь ужасное?

– Об этом мне ничего не известно, но сейчас – ест. От нее пахло брюссельской капустой.

– Постойте, я сама догадаюсь... Вы с детства терпеть не можете брюссельскую капусту?

– Да, и простую – тоже. И леди Бертильда Аткинс также должна быть исключена из списка.

– Потому что от нее пахнет...

– Да, капустой. – Филипп театрально вздохнул. – А жаль, она могла бы подойти!

– Я уверена, что леди Бертильду можно убедить поменять диету.

– Я никогда не посмею просить ее на всю жизнь отказаться от блюда, к которому она, очевидно, питает особое пристрастие. Кто следующий?

– А у вас есть еще какие-нибудь кулинарные антипатии? – спросила Мередит с подозрением.

– Нет, насколько я помню, – широко улыбнулся Филипп.

– Ну хорошо. – Она заглянула в список: – Леди Лидия Тадуэлл.

Филипп поморщился:

– Не подходит. От нее сильно пахнет...

– Я думала, мы покончили...

– ...бренди, а это не еда, а напиток. Вероятно, она... – Он жестом изобразил, как опрокидывает несколько рюмок. – Тайком. Абсолютно неприемлема. Дальше?

– Леди Агата Гейтсхолд.

? Нет.

Мередит обреченно вздохнула:

– Милорд, мне кажется, вы просто демонстрируете свое упрямство. Леди Агата идеально соответствует всем требованиям, входящим в ваш список.

– Согласен. Всем, кроме одного. Она неравнодушна к лорду Сассафрасу.

– Сассафрасу? Никогда о таком не слышала.

– Какой-то иностранец, – пожал плечами Филипп. – Кажется, итальянец по матери.

Мередит, очевидно, обуревали сомнения:

– Леди Агата никогда мне о нем не говорила.

– Правда? Наверное, просто не успела. Мне она прожужжала о нем все уши: лорд Сассафрас то, лорд Сассафрас се. Она явно и не особенно деликатно давала мне понять, что я ее нисколько не интересую. Не могу же я жениться на женщине, которая влюблена в другого. Кто следующий?

– Леди Эмили и леди Генриетта...

– Невозможно. Обе едва не упали в обморок при одном только упоминании об интимных сферах жизни мужчины и женщины.

– Так и должны поступать благовоспитанные девушки.

– Боюсь, что вы не так хорошо разбираетесь в светском воспитании, как вам кажется. Нет, ни леди Эмили, ни леди Генриетта не годятся. Я уверен, что при столь нежной конституции они просто не перенесут настоящего акта физической любви, а ведь мне надо как можно быстрее произвести наследника.

Щеки Мередит вспыхнули, и она несколько секунд буравила его сердитым взглядом. Филипп лишь невинно моргал, демонстрируя лояльность.

– Мне помнится, вы говорили, – наконец произнесла она, откашлявшись, – что вас не особенно тревожит то, какой будет ваша будущая невеста, лишь бы она не оказалась уж слишком отталкивающей. Сейчас же вы проявляете поразительную разборчивость.

– Хм-м. Да, возможно, создается именно такое впечатление. Кто следующий?

– Судя по предыдущим неудачам, я думаю, самым правильным будет просто прочитать верхнюю строчку моего списка и таким образом сэкономить наше время.

– И кто же возглавляет список?

– Леди Пенелопа Хикман.

– Ах да, леди Пенелопа!

– Леди Пенелопа обладает всеми качествами, которые вы соизволили указать как наиболее привлекательные в женщине. – Мередит начала перечислять, заглядывая в бумажку: – Она обожает музыку, играет на фортепьяно и поет, как ангел. Она проявила интерес к вашим историческим исследованиям и не выказала сильного отвращения к пыльным древностям. Она легко поддерживает разговор на любую тему. Ее не привлекает всякая романтическая ерунда, и она умеет вести хозяйство и управляться со слугами. К тому же она любит животных, прекрасно танцует, бегло говорит по-французски и изумительно вышивает.

Оторвавшись от списка, Мередит с триумфом воззрилась на Филиппа, как бы говоря: «Ну, попробуй! Найди у нее хоть какой-нибудь недостаток!»

– Хм-м, по-моему, вы еще не все перечислили. Мередит нахмурилась и опять посмотрела в список.

– Ах да, конечно! – воскликнула она. – Стройная, классически красивая. Мне показалось излишним упоминать об этом. Красота леди Пенелопы не вызывает сомнений.

– Мне кажется, она какая-то... бесцветная.

От возмущения Мередит широко раскрыла глаза:

– Она блондинка!

– Ну да, вот в этом-то и проблема. С некоторых пор я предпочитаю брюнеток.

Со вздохом, выражающим крайнее негодование, Мередит осторожно переложила спящего Принца со своих колен на диван, вскочила на ноги и, подбоченившись одной рукой, а другой потрясая списком, двинулась к лорду Грейборну.

– Что это за чепуха? Вы не можете предпочитать брюнеток. Филипп изобразил на лице крайнее удивление:

– Вы уверены? А я не сомневаюсь, что предпочитаю брюнеток. Кому и знать, как не мне, что я люблю.

– Вы смеетесь надо мной, лорд Грейборн, и мне это очень не нравится. – Мередит трясла списком у него перед носом. – Здесь все указано, я сама записывала два дня назад. Вы говорили, что вам нравятся, – она ткнула пальцем в строчку, – «стройные, классически красивые блондинки».

– Вообще-то это говорил не я, а Эндрю.

– Но вы же не сказали, что он ошибается.

– А он и не ошибался! Покажите мне мужчину, которому не нравятся «стройные, классически красивые блондинки». Однако я лично предпочитаю брюнеток.

Филипп услышал стук и не сразу понял, что это Мередит раздраженно бьет кончиком туфельки по мраморному камину.

– Два дня назад вы об этом даже не упомянули.

– Признаюсь, мои вкусы поменялись довольно недавно.

– В самом деле? Насколько недавно? В тот момент, когда я собрала в вашей гостиной целую толпу блондинок?

– Нет, немного раньше.

– Когда?

Филипп перевел взгляд на ее волосы, протянул руку и осторожно прикоснулся к одному из локонов, обрамлявших лицо, потом закрутил его вокруг указательного пальца. Стук внезапно прекратился. Мередит резко вдохнула и замерла.

– Вы действительно хотите знать, Мередит? Я могу точно назвать момент, когда мои предпочтения изменились.

Мередит стояла совершенно неподвижно. Слова Филиппа, его мягкий, внезапно охрипший голос, жар его взгляда сковали ее язык и дыхание. В его глазах светилось неприкрытое желание. Сердце Мередит стучало сильно и громко. Так громко, что он обязательно должен был услышать, как оно бьется.

– Сегодня вечером только одной женщине удалось заинтересовать меня. Я бы очень хотел, чтобы вы устроили мне еще одну встречу с ней.

Мередит судорожно сглотнула.

– Лорд Грейборн, я...

– Филипп, пожалуйста, называйте меня Филиппом. Хотите, я расскажу вам об этой женщине? – Он не дал Мередит прервать себя. – У нее темные волосы, темные, как ночь в пустыне. И они блестят, как богатая, черная земля, покрывающая берега Нила каждый год после половодья. Должен сказать, что ее волосы очень похожи на ваши.

– Вы хотите сказать, что мои волосы похожи на грязь? – с усмешкой спросила она.

Филипп не ответил, а вместо этого стал вынимать шпильки из ее прически, пока густые черные локоны не рассыпались по плечам. «Останови его!» – приказывал внутренний голос, но язык отказывался ему подчиняться. Воля и разум оставили Мередит, и она чувствовала, как затягивает ее чув-ственный водоворот. Длинные пальцы Филиппа зарылись в ее волосы, и ей пришлось прикусить нижнюю губу, чтобы не застонать от наслаждения.

– Грязь? Нет. Ее волосы... ее волосы... сияют. Они шелковые. Они чудесные.

Он медленно провел кончиками пальцев по ее лицу, и Мередит зажмурилась от удовольствия.

– Женщина, заинтриговавшая меня, не похожа на классическую красавицу. Ее черты слишком подвижны и резки для этого.

Кончик пальца коснулся губ Мередит, и она распахнула глаза. Филипп смотрел на ее губы с таким сосредоточенным вниманием, что ей стало жарко.

– У нее слишком большой рот и слишком розовые и пухлые губы. Но именно такие губы возбуждают желание, и будят соблазнительные фантазии, и отвлекают от важных дел и серьезных мыслей.

Мередит слушала его, едва дыша, а пальцы Филиппа продолжали нежно исследовать ее лицо.

– Нос чуточку широковат, а подбородок слишком упрямый. Но меня влечет к ней, как никогда не влекло ни к одной классической красавице! У нее заразительная улыбка, которая освещает все лицо. И когда она улыбается, вот здесь, – Филипп прикоснулся пальцем к правому уголку ее рта, – появляется ямочка. Ее кожа похожа на сливки и бархат одновременно, а иногда окрашивается в персиковый цвет – то более глубокий, то совсем нежный – в зависимости от настроения. А глаза... У нее необычайные глаза. Они напоминают Эгейское море – такие же синие и такие же бездонные. В их глубинах скрываются какие-то тайны, и это интригует меня еще больше. Должен сказать, что черты этой женщины удивительно напоминают ваши.

Филипп протянул руки и привлек ее к себе, и Мередит показалось, что нет ничего естественнее, чем обнять его за талию и прижаться к нему изо всех сил. От плеч до коленей они слились в одно целое, и Мередит животом ощущала его твердую горячую плоть. Ее тело в ответ загорелось огнем, который постепенно сосредоточился между бедрами. Соски болезненно напряглись, щеки пылали, и она знала, что глаза выдают все, что она чувствует. И все-таки Мередит не могла не смотреть на него и в его взгляде встречала ту же жажду, которую ощущала сама. На щеке Филиппа дрожал какой-то мускул, и она понимала, что он из последних сил пытается держать себя в руках. Такая же борьба происходила в ней самой, и Мередит понимала, что еще чуть-чуть – и она сдастся.

Филипп наклонился и прижался губами к ее шее. Она протяжно вздохнула, закрыла глаза и повернула голову, чтобы ему было удобнее.

– А ее запах, – шептал он, лаская шею Мередит теплым дыханием, – сводит меня с ума. Она пахнет, как только что выпеченная сдоба... свежая, мягкая и соблазнительная. Как может женщина так пахнуть? Каждый раз, когда она рядом, мне хочется откусить от нее кусочек. – Его зубы осторожно дотронулись до ее шеи, и Мередит задрожала от наслаждения. – Она пахнет точно так же, как и вы.

– А ее фигуре, – продолжал Филипп, не давая ей перевести дыхания, – может позавидовать любая «классическая красавица». – Его руки медленно двигались вниз по спине Мередит, достигли ягодиц и крепко обхватили их, а губы продолжали ласкать шею, обдавая ее теплым дыханием. – Она как будто специально создана для того, чтобы прижиматься ко мне. Я танцевал сегодня почти с двадцатью разными женщинами, но только она была в моих объятиях как дома. Точно так, как вы сейчас.

Он поднял голову и взглянул на нее, и Мередит пожалела, что он так быстро оторвался от ее шеи.

– Мередит, посмотрите на меня.

Она с трудом подняла отяжелевшие веки. Филипп глядел на нее как на самую прекрасную, самую желанную женщину на свете. Мередит почувствовала такой восторг и такую отчаянную беззаботность, каких уже много лет не допускала в свою жизнь.

Продолжая прижимать ее к себе одной рукой, Филипп провел другой по волосам, погрузил пальцы в распущенные локоны:

– Все эти златовласые красавицы, которых вы сегодня привели в мой дом, бледнеют по сравнению с вами. Никогда за всю мою жизнь меня не влекло к женщине так, как влечет к вам. Я думаю о вас постоянно. Видит Бог, я старался бороться с этим, но бесполезно. Вчерашний поцелуй не утолил мою жажду. Он только сильнее разжег ее. Теперь я хочу большего... – Он наклонил голову и продолжал, почти касаясь ее губ: – Неужели я хочу этого один, Мередит? Или вы чувствуете то же, что и я? Вы тоже хотите большего?

Его теплое дыхание опьяняло Мередит. Разум и сердце вели безнадежную борьбу, в которой у разума не было никаких шансов.

– Тоже хочу, – прошептала она.

После этих слов Филипп превратился в огнедышащий вулкан. Он впился в губы Мередит отчаянным и жарким поцелуем, в который вложил все свое желание. Язык нетерпеливо ласкал шелковую глубину ее рта, а руки все крепче сжимали тело.

Словно в знойном тумане, он стискивал ее спину, сжимал ладонями полукружия ягодиц, путался пальцами в душистом шелке волос. Потом провел ими по тонкой ключице, прикоснулся к жилке, пульсирующей у основания шеи, опустился еще ниже – и обхватил ладонью полную грудь. Мередит замерла. Твердый сосок упирался ему прямо в ладонь, и Филипп потер его пальцами через тонкий шелк платья.

Мередит задрожала, и его плоть немедленно откликнулась на эту дрожь, вызвав у него низкий протяжный стон. Филипп проклинал одежду, скрывавшую ее нежную кожу. Он хотел прикасаться к ней, хотел, чтобы она прикасалась к нему. Однако крошечная часть мозга, сохранявшая способность мыслить, подсказывала, что надо остановиться сейчас, пока он еще может это сделать.

Филипп оторвался от ее губ и замер, прислонившись лбом к ее лбу. Зажмурив глаза, он ждал, пока перестанет бешено биться сердце, и понимал, что этого не произойдет, пока ее мягкое тело прижимается к нему, пока ее грудь заполняет его ладонь. И пока Мередит цепляется за него так, словно собственные ноги больше не держат ее.

Наконец он выпрямился и открыл глаза и не увидел ничего, кроме тумана. Чертовы очки! Иногда они незаменимы, но, конечно, не во время поцелуев. Неохотно выпустив ее грудь, он поднял руку, чтобы снять запотевшие линзы, но маленькая мягкая ручка Мередит помешала ему.

– Можно мне? – спросила она шепотом.

Филипп не понял, о чем она просит, но все равно не смог бы отказать ей ни в какой просьбе, поэтому молча кивнул.

Она осторожно сняла с него очки и бережно положила их на каминную полку. Филипп заморгал, чувствуя себя разбуженной совой. Он подозревал, что и выглядит примерно так же. Мередит стояла так близко, что он отчетливо видел ее лицо, но знал, что если она сделает хоть шаг назад, то растворится в тумане.

Она откровенно изучала его, и огонек желания еще не погас в ее глазах, когда она тихо проговорила:

– Мне всегда было интересно, как вы выглядите без очков.

Она замолчала, наклоняя голову то вправо, то влево, разглядывая его, словно экспонат в музее.

– Ну и как? – наконец не выдержал Филипп. Ее губы дрогнули:

– Вы опять напрашиваетесь на комплименты?

– Даже и не надеюсь, просто проявляю здоровое любопытство.

– Без очков вы больше похожи на мальчишку. – Мередит протянула руку, чтобы откинуть с его лба упавшую прядь, и Филипп замер от интимности этого жеста. – Может, это потому, что у вас растрепаны волосы.

– У вас тоже. И вам это очень идет!

На дне его карих глаз клубилась страсть, и ее тело тут же откликнулось. Но здравый смысл уже проснулся и властно напомнил о себе. Мередит глубоко вздохнула и отступила, вырываясь из его рук.

– Лорд Грейборн...

– Филипп. После всего, что было, вы вполне можете называть меня по имени.

Мередит почувствовала, как теплая волна поднимается по шее и заливает щеки. Филипп, с растрепанными волосами, сбившимся набок галстуком и глазами, потемневшими от желания, казался ей неотразимым.

Два шага. Надо сделать всего два шага вперед, чтобы снова оказаться в его объятиях, почувствовать жар его сильного тела и ощутить на губах волшебный поцелуй. Желание сделать эти два шага было таким сильным, что Мередит испугалась. Ей не должны приходить в голову такие мысли. Но раз они все-таки пришли и изменить этого уже нельзя, надо немедленно прогнать их прочь.

– Филипп, то, что только что случилось, было... – «Невероятно, чудесно, неправдоподобно. И недопустимо!» Мередит откашлялась. – Было результатом моей непростительной ошибки.

– Возражаю, – прервал ее Филипп. – Это было результатом сильного и взаимного влечения.

Он протянул руку, чтобы коснуться ее, но Мередит быстро отступила так, чтобы между ними оказался диванчик. Ей было трудно сказать то, что она уже сказала. Если он прикоснется к ней, ее решимость рухнет. Но Филипп не сделал второй попытки. Вместо этого он взял с каминной полки свои очки и надел их.

Стиснув руки, Мередит выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза:

– Что ж, я действительно не могу отрицать, что нахожу вас привлекательным.

– И я не могу отрицать, что нахожу привлекательной вас. Даже слишком привлекательной.

Она мгновенно вспыхнула, вспомнив, как его возбужденная плоть прижималась к ней.

– Как бы то ни было, но вчера вечером в Воксхолле вы сами сказали, и я согласилась с вами, что повторение подобного следует считать непоправимой ошибкой.

– Я просто озвучил вашу точку зрения на ситуацию. Сам я так не думал и не думаю.

– Пустая болтовня. Суть в том, что мы не должны поддаваться этому влечению.

– Почему?

– Почему? Вы сами должны понимать, что это невозможно. Я могу назвать десяток причин.

– Так приведите их, пожалуйста, потому что я не вижу ни одной. – Филипп прислонился спиной к камину и скрестил руки на груди: – Внимательно слушаю вас.

– Вы опять смеетесь надо мной!

– Напротив, я совершенно серьезен. Вы сами признали, что нас влечет друг к другу. Я думал, что смогу справиться с этим, но сейчас мне совершенно ясно, что я ошибался. И я очень хочу узнать, куда приведет нас это взаимное влечение. У вас, кажется, есть возражения. Изложите их, пожалуйста.

– Но в этом-то все и дело! Впереди тупик.

– Могу я еще раз спросить вас – почему?

– Вы специально не желаете ничего понимать? Куда оно может привести? Вы связаны обещанием жениться. Я должна подыскать вам подходящую невесту. И надеюсь, что уже через пару недель у вас будет достойная жена. Давайте будем честными друг с другом. В вашей жизни совершенно нет места для меня. Я не могу стать вашей женой и не хочу быть вашей любовницей.

Последовавшее молчание нарушало только тиканье часов на камине. Прошла почти минута, прежде чем Филипп заговорил:

– Если предположить, что мне удастся избавиться от проклятия, могу я полюбопытствовать, почему брак со мной кажется вам таким тяжелым испытанием?

Боль и обида, которые Мередит расслышала в этом вопросе, заставили ее сердце сжаться.

– Та, которую вы выберете, – тихо произнесла она наконец, – будет очень счастливой женщиной. Я не сомневаюсь, что из вас получится прекрасный муж и... отец. И несомненно, это будет женщина, равная вам по рождению и по положению. Я совсем не такая. И даже если бы я была такой, то, как я вам уже говорила, у меня нет намерения выходить замуж.

– В это нелегко поверить. Почему вы испытываете такое нежелание сделать то, к чему стремятся все остальные женщины?

Если бы он только знал...

– Моя жизнь меня вполне устраивает. Мне нравится та независимость, которую обеспечивает мне моя работа. Кроме того, у меня есть Шарлотта, Альберт и Хоуп. Я слишком дорожу своей маленькой семьей и никогда не разрушу ее. Что касается другой возможности...

– Стать моей любовницей?

– Да. Я ни за что не поставлю под удар репутацию и благополучие своей семьи. За свою респектабельность я заплатила слишком дорого, чтобы рисковать ею.

Филипп взглянул на нее с удивлением, и Мередит с досадой отругала себя за болтливость.

– Я хорошо знаю, что бесполезно оглядываться назад и предаваться сожалениям. Надо идти дальше и учиться на собственных ошибках.

– Философия, достойная восхищения и, несомненно, основанная на собственном опыте. Какие же ошибки вы успели совершить, Мередит?

– Последнюю я совершила в этой комнате всего пару минут назад.

Филипп несколько секунд молча смотрел на нее, а потом глубоко вздохнул:

– Что ж, мне нравится, что вы так четко и откровенно выражаете свои мысли. – Он театрально поклонился. – Сейчас вы просто неотразимы.

Мередит душили чувство вины за обиду, которую она нанесла ему, и горькое сожаление о том, что ничего нельзя изменить.

– Я всегда буду помнить о том, что между нами было, Филипп, – сказала она: – Я не жалею о том, что это случилось. Но это не должно повториться.

Мередит произносила эти слова, а сама знала, что воспоминания о его поцелуе и объятиях будут мучить ее во время долгих одиноких и бессонных ночей. Что они открыли ворота всем женским желаниям и страстям, которые она так долго и трусливо прятала в отдаленном уголке души.

Она сказала ему, что никогда не предается сожалениям, но знала, что сегодня, лежа в постели, разрешит себе всю ночь горько сожалеть о своем прошлом, которое никогда не позволит ей связать жизнь с таким мужчиной, как Филипп.

Филипп отправил Бакари провожать Мередит, решив, что ему самому не стоит больше оставаться с ней наедине. Перед самым отъездом он рассказал ей о том, что произошло на складе, и попросил быть осторожнее. Дождавшись, пока экипаж скроется за поворотом, он вернулся в кабинет, опустился на диванчик рядом с крепко спящим Принцем и сжал голову ладонями.

Черт побери, что за вечер!

Отложив на время все беспокойные мысли о Мередит, Филипп задумался о том, над чем не мог подумать раньше – о происшествии с Эдвардом. Кто напал на него? Успел ли он что-то украсть? И если успел, то что? От волнения у Филиппа свело желудок. Но не мог же он украсть именно то, что они все так ревностно ищут! «Страдания начинаются»... Что это, черт возьми, значит? Он узнает, кто стоит за всем этим! Завтра утром надо будет поехать на склад и выяснить, что именно пропало. Хорошо бы Эндрю поправился и смог поехать вместе с ним.

Филипп снял очки и потер ладонью лоб. Сколько всего произошло за вечер: прием, танцы. Милые юные леди, почти все красавицы, оживленно щебетали в его доме, но, к сожалению, ни одна из них его не заинтересовала.

Он видел только Мередит.

Что она имела в виду, когда сказала, что ее репутация слишком дорого ей досталась? Что когда-то она была сильно испорчена? И когда она говорила об ошибках, ее голос дрогнул так, словно некоторые из них были непоправимыми.

Но разве прошлые ошибки что-нибудь значат? Нет. Мередит Чилтон-Гриздейл была, вне всякого сомнения, именно той женщиной, которая ему нужна. Есть случаи, когда можно бороться с собой, а есть такие, когда надо сразу признать свое поражение. Случай с Мередит, несомненно, принадлежал ко второй категории.

Надо просто решить, что же ему, черт возьми, с ней делать!