Зеркала и лица: Солнечный Зайчик

Глава 1 Проклятая мельница

— Ну сколько, скажи на милость, можно торчать перед зеркалом?!

Строгий голос Петунии заставил Лили отскочить от трельяжа. У отражения там, в сверкающей загадочной глубине, был забавный, обескураженный, одновременно обиженный и возмущенный вид.

— Разве можно быть такой тщеславной, Лили? — укорила Петуния.

— Я не тщеславна!

— Люди, лишенные тщеславия, не таращатся на себя в зеркало по целому часу.

— Вовсе и не по часу, Туни. И вообще…я не на себя смотрела.

— А на кого же тогда? — изобразила заинтересованность сестра. — На Кровавую Мэри?

Лили раздосадовано встряхнула головой.

Стоило ли пытаться объяснить сестре свою зачарованность зеркалами? Лили казалось, что там, за копией точно такой же комнаты, совершенно другой мир. Каждый раз, оборачиваясь к зеркалу, она надеялась хоть краешком глаза заглянуть в иное измерение. Чем дольше стояла она перед зеркалом, тем больше её «затягивало»: тайна, неизвестность, а не собственное отражение в нём.

Созерцая двойника с точно такими же тугими косичками, в точно такой же школьной форме, Лили задумывалась — кому из неизвестных ей существ выпала роль изображать её: ходить, как она, улыбаться, как она. Наверняка у той загадочной личности за стеклом другой характер, привычки и вкусы. Другая жизнь. Загадочная, увлекательная, необычная.

— Лили! — теряя терпение, вскричала Петуния. — Ты твердо решила опоздать в школу в первый же день?!

— Я уже готова, — вздохнула девочка. — Пошли.

В дом номер № 4 на Бирючиновой аллее Эвансы переехали недавно. Лили с наслаждением ходила по новым половицам, разлинованным солнечными лучами, словно свежая, ещё пахнущая типографией тетрадка. Ей нравилось проводить ладонью по перилам лестницы, едко пахнущим лаком и полиролью; касаться каминной полки, переставлять на ней различные безделушки. Она получала удовольствие просто от того, что бежала вприпрыжку через холл на кухню, откуда распространялся аромат кофе.

— Ты можешь ходить спокойно? — фыркнула Петуния в спину Лили.

— Ходить вприпрыжку для Лили — это вполне нормально, — улыбнулся отец, подмигивая своей любимице.

— Почему опять не спустилась вовремя? — строгий голос матери словно компенсировал попустительское отношения отца. — Проспала?

— Опять перед зеркалом вертелась, — донесла Петуния.

Лили, остановившись в дверях кухни, переступила с ноги на ногу.

— Лили! — продолжала выговаривать мать. — Бери пример с сестры. Петуния никогда не опаздывает. Она ведь не сможет всю жизнь за тобой следить!

— Да, мама.

— Ешьте аккуратней, девочки, — предупредила миссис Эванс. — Переодеваться нет времени. Лили! — мать обернулась к младшей дочери, уже потянувшей к себе тарелку с выпечкой. — Ничего не забыла?

— Но мама! Если мы начнем читать молитвы, есть будет уже некогда!

Петуния, сложив руку перед собой, уже бормотала какой-то псалом.

Лили испытала огромное желание пнуть дражайшую сестричку. Лицемерка! Но вместо этого девочка чинно сложила руки перед собой и успела прошептать «Аминь» со всеми вместе.

— Билл, ты отвезёшь девочек? — обратилась Роза Эванс к мужу после завтрака.

— Конечно, — кивнул отец.

Поднявшись из-за стола, он привычно «клюнул» жену в щеку, изображая поцелуй. Девочки, схватив салфетки, поспешно промокнули рты.

Завтрак был окончен.

Денёк обещал выдаться погожим. Солнце светило ярко, отпуская солнечных зайчиков погулять в аккуратном садике, где миссис Эванс успела разбить цветник. Табличка с номером четыре на двери нового дома Эвансов тоже ярко сверкала под солнцем.

Мать махала им с порога до тех пор, пока они не свернули с Бирючиновой аллеи.

— Волнуетесь? — улыбнулся отец девочкам.

— Нет, — ответила Лили.

— Не очень, — сказала Петуния.

В отличие от младшей сестры она далеко не так легко заводила знакомства. Хоть Лили и рыдала, словно глупая корова, когда Эвансы покидали родной городок, она быстро забыла старых друзей ради новых знакомых.

У Туни так не получалось. Хотя бы потому, что новых друзей у неё пока не было.

— Постарайтесь подружиться с кем-нибудь, — напутствовал мистер Эванс.

— Да, папа, — почти хором ответили девочки.

Выбравшись из машины, они, встав плечом к плечу, махали вслед удаляющемуся автомобилю, словно две маленькие копии своей матери.

— Ну что? — повернулась Лили к Петунии. — Пошли?

— Пошли, — обреченно кивнула Петуния.

Лили с интересом поглядывала по сторонам. Она любила все новое. А вот Петунию новизна пугала.

Лили не хотелось, чтобы Петуния об этом догадывалась, но у сестры был нерешительный и одновременно сердитый вид.

Вскоре девочкам пришлось разделиться.

Быть новенькой всегда непросто. Людям свойственно одновременно тянуться к неизвестному и отвергать это.

Миссис Уинтер представила девочку классу:

— Ребята, это Лили Эванс. Она будет учиться вместе с вами. Я надеюсь, вы подружитесь.

Уже к концу дня вокруг младшей Эванс собралась стайка ребятишек. В то время как старшая даже в столовой сидела одна. Заметив это, Лили покинула новых знакомых и подсела к Петунии.

— Как прошел день?

— Нормально, — поджала губы старшая сестра.

Наверное, она чувствовала себя униженной, потому что не умела в одно мгновение стать популярной, попасть в центр внимания. А Лили чувствовала себя виноватой, потому, что у неё это как-то легко получалось. Наверное, потому, что она была красивее? Собственное преимущество во внешности всегда мучило младшую Эванс. Оно было незаслуженно и, положа руку на сердце, незначительно. Ну какое значение имеет внешность? Это не знания, не таланты. Вот Петуния гораздо умнее Лили. Петуния никогда не опаздывала, никогда не «ловила ворон», по выражению миссис Эванс. Она никогда не таращилась часами в окна или зеркала, не читала по ночам книги, не была такой импульсивной. Петуния рассудительна, умна и справедлива. Вот только почему-то не умеет нравиться людям.

— Интересные были уроки? — спросила Лили.

— Уроки — они и есть уроки, — отрезала Петуния, поднимаясь из-за стола.

После уроков сестры ходили смотреть пруд в городском парке. И хотя водоем был искусственный, Лили он все равно понравился. По нему плавали лебеди. Девочки скормили им французскую булочку.

— Знаешь, — Лили, усевшись на одеяле по-турецки и расчесывая на ночь волосы, делилась впечатлениями, — мне лебеди не понравились. Всё про них врут. Никакие они не изящные и не прекрасные. Они на гусей похожи. Жирные и сердитые.

— А мама считает тебя поэтичной особой, — ехидно улыбнулась Петуния.

Она наблюдала, как расческа скользит по золотистым прядям сестры, заставляя их сиять ещё ярче.

— Не люблю поэзию, — задрала вверх носик Лили, — она скучная. Все эти баллады, оды, панегирики! Такие же лицемерные и надутые, как лебеди. Знаешь, мне кажется, люди настолько привыкают доверять чужим авторитетам, что становятся просто неспособны думать своей головой. Один сказал: «Ах, какое чудо эти лебеди!». Остальные и повторяют, не задумываясь. Даже если и видят, что это не так. Туни, согласись, что лебеди — это гуси!

— Отстань, пожалуйста, — Петуния хотела, чтобы голос её прозвучал строго, но против воли не могла сдержать улыбки.

— Не отстану, — засмеялась Лили, отбрасывая расческу в сторону. Прыгнув на кровать к сестре, она принялась её тормошить. — Признавайся! Я права.

— Прекрати, — сдавленно хихикала Петуния. — Ты навязываешь мне своё мнение, между прочим.

— Ага. И не отстану, пока не навяжу.

— Я хочу спать. Поэтому пусть твои лебеди станут гусями. Да хоть курами! Брысь с моей кровати.

— Спокойной ночи, Туни.

— Спокойно ночи, Лил.

— Я люблю тебя.

— А я — тебя.

К концу недели Лили не только перезнакомилась со всеми в классе, но успела записаться в вокальный, театральный и танцевальный кружки.

Петуния объявила, что она не может, как некоторые, менять друзей, словно перчатки, сделала строгое лицо и «надела траур по своей былой жизни», — по выражению Лили. Лили была готова с радостью втянуть в свою вулканическую деятельность сестру, но Петуния заявила:

— Не вижу смысла в том, чтобы как мартовский заяц нестись по всем направлениям сразу.

И осталась при своем интересе. Или при отсутствии такового.

— Пошли с нами на площадку, а? — канючила Лили. — Будет весело.

— И какое же веселье можно затеять в этом детском палисаднике?

— Вовсе и не детском, — возражала Лили. — Дик и Роберт твои ровесники. А Билл, тот даже старше.

— Пусть ваша компания взрослая и крутая. Мне все равно.

— Ну пойдем с нами…

— Куда, скажи на милость?

Лили, оглянувшись, проверила, нет ли мамы в обозримом пространстве и, придвинувшись к сестре поближе, поделилась:

— Дик клянётся, что неподалёку от Ткацкого тупика есть разрушенная проклятая мельница …

— Ой, Лили! — скривилась Петуния. — Ну вот опять ты начинаешь, да? Что за прелесть во всех этих ужасах, не понимаю.

— Там привидения.

— Нет там никаких привидений!

— Ну и пусть нет, — отмахнулась Лили. — Главное, что искать их весело. Пойдешь с нами?

— Пойду.

Лили радостно захлопала в ладоши:

— Вои и здорово! — чмокнула она сестрёнку в щеку, обнимая за шею.

Петуния отпихнула сестру от себя:

— Не люблю я все эти твои телячьи нежности.

— Не люби, — согласилась со смехом Лили. — Главное, что ты со мной. Остальное не так уж и важно.

В восемь часов вечера они встретились с мальчишками на детской площадке. На скамейках ещё сидели мамочки с колясками, но появлялась уже и другая, более сомнительная публика.

Петуния, подозрительно прищурившись, осмотрела новых приятелей. Ничего особенного не нашла: мальчишки как мальчишки.

— Готовы? — спросил невысокий худой пацан в дутой куртке стального цвета, взявший на себя роль вожака.

Петуния ничего не сказала. Она с трудом подавляла желание развернуться и уйти. Не любила она приключения, особенно сомнительные. А иными они, приключения, по определению не бывают.

Гуськом, друг за другом, дети перебрались через небольшую речушку, с трудом пробиравшуюся среди заросших, замусоренных берегов. Петуния, сначала выразительно глянув на помойку, бросила сестре возмущенно-осуждающий взгляд.

Лили похлопала в ответ широко распахнутыми невинными глазами.

От воды тянулись белые туманные испарения.

«Словно призраки», — подумала Лили и прижалась к Петунии. Той, наверное, тоже страшно, но она не станет показывать этого младшей сестре. И спасибо ей за это огромное. Пусть лучше кроит умные, презрительные мины. Тогда и Лили найдёт в себе силы не быть трусихой.

На мальчишек рассчитывать нельзя — они же едва знакомы. Да, мальчишки, они и есть — мальчишки. В решающий момент всегда бросят и сделают ноги, заботясь только о себе.

А вот Петуния, та хоть кричит, ворчит и плюется, но ни за что и никогда её не бросит…

— Мы пришли, — сказал Билл.

Над детьми высился огромный мельничный остов, темный и зловещий. Оттого, что вокруг не раздавалось ни звука, только шелестела вода, было жутко. Огромное, кое-где просевшее, покосившееся мельничное колесо, бог весть, сколько времени не бегущее по кругу, полоскало на своих балках обрывки ткани.

Клонившееся к земле солнце высвечивало черную громаду, визуально её увеличивая.

— Хочешь сказать, мы пойдем внутрь? — с вызовом обернулась Петуния к Биллу.

— Да, — кивнул мальчик.

— Это старые развалины, — заявила Петуния. — Соваться туда попросту опасно.

— Не хочешь — как хочешь. Пошли, Лили?

— Я все родителям расскажу! — предупредила Петуния.

— Какая вредная у тебя сестра, Лил. Идешь ты или нет? Или завтра следует рассказать всей школе, что ты понтуешь, а на деле «пшик»?

Лили в нерешительности перевела взгляд с сестры на заброшенную мельницу. Мельница и возможные призраки пугали её не так сильно, как выбор.

Пойти и разозлить сестру?

Не пойти и стать посмешищем?

— Я пойду, — она выдернула ладошку из руки Петунии.

— Молодец! — похвалил Билл. — А ты сиди тут. Трясись как заяц. Трусиха!

— Лучше быть трусихой, чем дурой, — презрительно парировала Петуния.

Лили не обернулась на сестру, когда уходила с мальчишками. Совесть мешала.

Внутренний голос не просто говорил — он орал о том, что она ведёт себя неправильно. Во-первых, предаёт Туни. Во-вторых, идти куда-то одной с мальчишками…? Папа бы её за это выдрал.

Десятилетняя Лили Эванс смутно представляла, что является причиной подобных ограничений. Но вот мама говорила, что девочки могут попасться насильникам, которые ловят и мучат детей, делают из них фарш и котлеты.

Но ведь её ровесники насильниками быть не могут? Зачем им делать из Лили котлеты? Они не голодные.

За речушкой, на том берегу, высился лабиринт кирпичных домов. Даже отсюда было видно, что в некоторых из них окна либо выбиты, либо просто заколочены.

Они протиснулись внутрь мельницы через щель, образовавшуюся между стеной и просевшей, покоробленной, сгнившей дверью. Внутри было ожидаемо темно. Пахло мокрицами и плесенью. Свет от карманных фонариков не разгонял темноту. Он делал её более страшной и пугающей. Кружки фонариков, мельтешащие по стенкам, вызывали в памяти желтые глаза невидимых чудовищ.

— Вон на той балке, говорят, и повесился отец старика Тобиаса Снейпа из Ткацкого тупика.

Голос мальчика звучал плоско, глухо, будто стены его поглощали.

— Повесился? — охнула Лили. — Зачем?!

— За ним Белая Горячка пришла, вот он и повесился, — презрительно заявил Билл.

Он явно храбрился. Но голос выдавал, что и ему страшно.

— А я слышал, он повесился, когда узнал, что его невестка — ведьма, — возразил его друг с модной, пижонской стрижкой.

— Заливай!

— Сам слышал, как мама божилась миссис Коуп, будто она видела, как Эйлин Снейп летала верхом на помеле.

— Я тоже слышал, что эта Эйлин — настоящая колдунья, — поддержал друзей третий мальчик. — Стоит ей пройти мимо дома, как молоко скисает, даже если оно в холодильнике. Ещё говорят, она по ночам свиньёй оборачивается и бегает по округе.

— П…почему…? — заикаясь от страха, спросила Лили. — П…почему свиньёй?

— Не знаю, — пожал плечами Дик, тот, у которого была модная стрижка. — Говорят, что когда отец нынешнего старины Снейпа встретил свинью около дома, он её лопатой как даст! Свинья — визжать! У неё на заднице во-о-о-т такой след остался! А утром, когда невестку сына встретил, у той нога в крови! Смекнул старик, в чем дело. Да и повесился с горя…

Мальчишки, беспорядочно стреляя светом от фонарика, осторожно двинулись вперёд. Лили старалась не смотреть наверх, туда, где повесился неизвестный и оттого более страшный мистер Не-Помню-Как-Вас-Зовут.

Стайка зверьков, налетевшая на них пищащим смерчем, показалась напуганным детям демонами. Они с воплями кинулись к выходу. Лили споткнулась обо что-то, с треском под ней провалились доски и девочка с визгом полетела вниз. При приземлении острая боль пронзила ногу.

На крик отозвалась Петуния. Девочка, вместо того чтобы убежать за мальчишками, спасаясь от неведомой опасности, кинулась на помощь младшей сестренке, бесстрашно вбегая в Проклятую Мельницу.

— Лили?! Лили?!

— Туни!!! Осторожней!

Лили попыталась встать, но со стонам опустилась обратно. Ногу обожгло, словно каленым железом.

— Доски гнилые! Не ходи — провалишься!

— Ты где? — голос сестры раздался ближе.

— Туни! — встревожено закричала Лили. — Иди за взрослыми! Пусть они меня вытащат.

— Ты в порядке? — тревожно спросила старшая сестра.

— Иди за папой, Туни. Без взрослых мне не выбраться.

— Здесь же страшно! — с отчаянием всхлипнула девочка. — Как я тебя оставлю? Считай до ста, Лил. Считай до ста, и как только сосчитаешь, я вернусь.

— Туни!

— Что?

— Будь осторожна!

— Я всегда осторожна. В отличие от некоторых.

Лили всхлипнула.

— Раз, два, три… — начала считать девочка.

Ей было холодно. Что-то подозрительно шуршало по углам — наверное, мыши. Лили зажмурилась — она до смерти боялась хвостатых тварей.

«Десять, одиннадцать, двенадцать…».

Туни придёт, стоит только досчитать до ста. Сестра обещала, а Лили не могла припомнить случая, чтобы Туни хотя бы раз её подвела. Петуния может ругаться, закладывать Лили родителям, сколько угодно выводить из себя. Но Петуния никогда не оставит её. Она найдёт выход из положения, если младшая глупая легкомысленная сестренка ждет её.

«Двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь…».

Конечно, мальчишки выдумали все эти истории о ведьмах. Ведьм не бывает. Это все сказки! Ведьм не бывает. Не бывает. Не бывает.

Петуния придёт. Нужно просто ждать. И не поддаваться страхам.

«Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…».

Так тебе, Лили Эванс, и надо. Мозги у тебя коротенькие-коротенькие. Ничего-то в тебе по-настоящему ценного нет, кроме хорошенькой рожицы, на которую все и покупаются. Ты заслужила сидеть тут со сломанной ногой…

— Поторопись, Туни… — прошептала девочка, всхлипывая.

Ей мерещились красные горящие глаза во мраке. И шорохи. Половицы наверху заскрипели. Словно мертвец спрыгнул со своей балки и теперь ползёт за ней.

— Мне страшно, сестренка! — шептала девочка в темноту, кусая губы, чтобы не расплакаться.

Расплакаться было страшно. Тогда она точно сойдет с ума от ужаса. Как страшно сидеть неизвестно где, не имея возможности подняться и что-то делать.

Нужно верить — Петуния вот — вот вернётся. Мертвецов не бывает. Они не приходят за живыми. А вот старшие сестры всегда возвращаются, чтобы надавать тумаков, наказать, наговорить колкостей и спасти. Нужно просто ещё капельку подождать. Самую капельку!

«Восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто».

Скрип досок наверху стал более отчетливым. Лили всхлипнула. А вдруг про ведьм Билл не наврал?

— За каким чертом лысым вас понесло на Проклятую Мельницу? — услышала девочка глухой хриплый прокуренный низкий голос.

— Они поспорили, — услышала Лили дрожащий голосок Петунии.

— Дьявол забери всех непослушных детей! — прогремел мужской голос. — Вечно вы влипаете в истории. Где это отродье?

— Я здесь! — прокричала Лили.

В следующее мгновение её ослепил свет от фонарика.

— Раздери меня сатана! — хохотнул неизвестный наверху. — Как твоя сестричка себе шею не сломала?! Никак дьявол лично её в люльке качал? Только чертовка тут копыта себе могла не обломать.

— Вытащите меня отсюда!

— А где «пожалуйста»? — насмешливо прогнусавил мужчина наверху.

— Пожалуйста, — покорно попросила девочка.

— Ладно. Подожди.

Свет фонарика погас, перестав больно бить в глаза. Раздался шорох. Потом вновь вспыхнул свет.

— Сейчас я сброшу тебе верёвку. Обвяжись ею, я тебя вытащу. Лады?

— Лады, — откликнулась Лили.

Она несколько раз обмотала крученую, толстую, похожую на канат веревку вокруг пояса. Когда мужчина потянул, веревка натянулась, больно врезаясь в тело. Лили визгнула.

— Терпи. Не хрен было лезть к черту на рога.

Через секунду девочка стояла наверху, и Петуния обнимала сестру.

— Спасибо вам! Спасибо большое! — взглянув на своего спасителя, девочка вытаращила глаза.

И как у Петунии только храбрости хватило к такому обратиться?! Мужчина был худ, жилист и высок. Длинные черные патлы спадали на горящие, словно у дикого зверя, глаза. Нос у него был заостренный и крючковатый, как у злого колдуна из сказки; губы — тонкие, щеки — запавшие.

— Ну — с, тварь ты лупоглазая, как тебя зовут? — насмешливо обратился к девочке мужчина.

— Лили…Лили Эванс…

— Ну, так вот, Лили Эванс. Приличным девицам неприлично шляться по ночам? Усекла? Ладно, хрен с тобой. Все вы бабы одним маслом мазаны. Мозгов на вас у бога не хватило. Ты хоть, в отличие от твоей подружки, хорошенькая. Дай осмотрю твою ногу.

Присев на корточки, мужчина поставил ступню Лили на своё острое колено и жесткими пальцами, от которых пахло табаком, принялся ощупывать её лодыжку.

Лили ойкнула.

— Не смей распускать нюни, девчонка! Я этого не терплю.

Вспомнив про насильников и котлеты из непослушных маленьких девочек, Лили сочла за благо вести себя тихо, как мышка.

— Нет у тебя никакого перелома, — сплюнул на пол мужчина. — Вывих. Это мы сейчас поправим.

Лили заорала.

— Вы поосторожней не можете?! — возмутилась Петуния.

— Отойди! Твоя дурная сестрица на своей опухшей лапе далеко не ухромает, а я не намерен никого не хребту тащить. До дома доковыляешь, выпроси у мамаши лед и приложи к опухоли. К утру сойдет.

Лили, с трудом наступая на раненую ногу, опираясь на руку Петунии, поковыляла следом за своим жутким спасителем. Как она ни крепилась, спустя несколько десятков шагов силы её оставили и незнакомый спаситель — грубиян, проклиная свалившихся на его голову «бестий», подхватил девочку на руки.

Нельзя сказать, что это принесло облегчение, но передвигались они теперь гораздо быстрее.

От незнакомца пахло сигаретами, кожей и едкими растворителями. Лили сочла бы такое сочетание вполне приятным, если бы её меньше ругали.

Весь квартал уже стоял на ушах. Около дома сверкали огнями полицейские машины, а миссис Эванс отчаянно рыдала на ступенях нового дома.

Отец, увидев дикого на вид, незнакомого мужчину, поспешил им навстречу:

— Это ваше? — грубо спросил неизвестный, хмуро взирая на подоспевшего к нему мистера Эванса. — Следите лучше за своими паршивками.

С этими словами он грубо всучил Лили отцу, словно она была мешком с картошкой.

— Подождите, милейший! — окликнул незнакомца подоспевший полицейский.

— Чего ещё? — обернулся тот.

— Вы бы хоть имя нам своё назвали! Должны мы знать, кого поминать в своих молитвах?

— Меня зовут Тобиас. Тобиас Снейп.