Зимний сад

Глава 2

Переход от сна к бодрствованию оказался мучительным – голова ужасно болела, нос был заложен, и сильно знобило. Какое-то время Мадлен даже не могла сообразить, где находится. В немалой степени этому способствовала темнота в комнате, а также неестественная тишина, царившая в доме, – в Марселе Мадлен привыкла с самого раннего утра слышать доносившийся с улицы шум.

Мадлен чувствовала, что уже позднее утро. Впрочем, она понятия не имела, который час, – небо затянули темные тучи, и свет не проникал в комнату. Обычно Мари-Камилла будила ее около семи, если Мадлен сама не просыпалась. Здесь же ее некому будить. Томас, естественно, не отважился бы войти к ней в спальню.

С того момента как Мадлен ступила на британскую землю, у нее практически не было времени, чтобы поразмыслить о том, в какой ситуации она оказалась. А ситуация сложилась следующая: она находилась в Англии и, по существу, совершенно одна. Хотя Мадлен привыкла к одиночеству, в последние годы она почти постоянно находилась в окружении многочисленных знакомых, поскольку этого требовали интересы дела. В Марселе она пользовалась всеобщим уважением и едва ли не каждый день получала приглашения на званые обеды и вечера. Были у нее и друзья, но даже они не знали, что Мадлен, если бы смогла, с величайшей радостью отказалась от своих французских корней и забыла свое невеселое детство. Сейчас, когда она вспоминала о жизни с невежественной, дурно воспитанной матерью, ей казалось, что все это происходило не с ней.

Что же касается ее нынешнего одиночества... Да, в Англии у нее действительно нет ни друзей, ни знакомых; ее никто здесь не знает, и это обстоятельство может сослужить ей хорошую службу. Она вольна создать для себя какой угодно образ и стать такой, какой пожелает. А впрочем, дело не в ее желаниях. Она опытный агент, профессионал и поэтому будет делать только то, что требуется для выполнения возложенной на нее миссии. А все остальное не имеет значения.

Дрожа всем телом – в комнате было сыро и довольно холодно, – Мадлен откинула простыню и одеяло и приподнялась. «Наверное, мне надо выпить чаю, – подумала она. – Может, тогда головная боль пройдет». Но сначала, конечно же, следовало одеться.

Немного помедлив, Мадлен свесила ноги с постели и, ступив на холодный пол, с трудом выпрямилась – мышцы после долгой дороги все еще ныли и болели. Комната, которую предоставил в ее распоряжение Томас, оказалась совсем крошечной; узкая односпальная кровать, маленький туалетный столик с зеркалом и небольшой платяной шкаф – только это здесь помещалось. Стены, как и в гостиной, были оклеены цветастыми обоями. Кровать стояла у единственного в комнате окна с белой кружевной занавеской.

Мадлен поежилась от холода и, обхватив плечи руками, направилась к шкафу. Она взяла с собой только три платья (не считая того, в котором приехала); одно – чтобы носить утром, другое – днем, а третье – по торжественным случаям. К сожалению, она не могла захватить с собой из Франции весь свой гардероб, и теперь ей предстояло день за днем носить одни и те же платья, причем весьма скромные. Да уж, не слишком заманчивая перспектива... Впрочем, Томасу, наверное, все равно. А что касается обитателей городка, то они и не станут ожидать от переводчицы шикарных нарядов.

Сбросив ночную рубашку, Мадлен надела желтое муслиновое платье с кринолином, которое намеревалась носить по утрам. Платье было с длинными рукавами и со скромным вырезом, но оно плотно облегало грудь, что Мадлен весьма порадовало: ведь именно на ее грудь Томас накануне обратил внимание. К тому же это платье было очень ей к лицу, хотя и выглядело слишком уж скромно.

Мадлен причесалась, заплела косы и уложила их кольцами. Дома она привыкла румяниться, чтобы выглядеть посвежее, однако в Уинтер-Гарден решила от румян отказаться. Англичане – люди консервативные, и они вряд ли с одобрением отнеслись бы к накрашенной женщине. Здесь предпочитают дам бледнолицых и плоскогрудых, а не пышущих здоровьем и чувственных. Мадлен терпеть не могла таких анемичных особ. Но в Англии ее вкусы и мнение никого не интересовали. В Уинтер-Гарден к ней наверняка будут лучше относиться, если она не станет пользоваться румянами.

Мадлен умылась холодной водой из кувшина и вытерла лицо мягким полотенцем. Затем легонько пощипала щеки и покусала губы, чтобы они порозовели, и, расправив плечи, вышла из комнаты.

В гостиной царил полумрак. Лишь потрескивавшие в камине поленья да маленькая лампа освещали комнату. Томас, сидевший на стуле лицом к огню, склонился над какой-то толстенной книгой. Сейчас он – в полном соответствии со своей ролью – походил на ученого, погрузившегося в научные занятия.

Услышав шаги за спиной, Томас повернулся и, окинув Мадлен взглядом, кивнул ей с явным одобрением. Она в смущении улыбнулась:

– Доброе утро, Томас.

– Доброе утро, Мадлен, – ответил он и тоже улыбнулся. Она взглянула на часы, стоявшие на каминной полке.

Половина десятого. Как поздно!

– Простите, что так поздно поднялась. – Расправив юбки, Мадлен уселась на диван. – Обычно я встаю очень рано.

Томас закрыл книгу:

– Ничего страшного. Ведь вы устали после нескольких дней пути. Хорошо выспались?

– Да, прекрасно, благодарю вас, – солгала Мадлен и тотчас же устыдилась своей лжи. Почувствовав себя крайне неловко, она откинулась на спинку дивана и пробормотала: – Хотя должна признаться, у меня ужасно болит голова. К тому же я замерзла.

На лице Томаса появилось насмешливое выражение.

– Дам вам сегодня вечером еще одно одеяло. Я сейчас заварю чай, а потом мы можем выйти в сад. – Он положил книгу на стол и поднялся со стула. – На свежем воздухе головная боль пройдет. Кроме того, Ричард Шерон примерно в десять часов совершает утреннюю верховую прогулку. Он будет вдалеке, но вы все равно сможете его разглядеть. А затем мы обсудим наши планы... Если вы, конечно, достаточно хорошо себя чувствуете.

Мадлен внимательно посмотрела на своего напарника. Было очевидно, что он хотел сразу же приступить к делу, так что ей оставалось лишь подчиниться.

Снова улыбнувшись, она сказала:

– Не беспокойтесь, я прекрасно себя чувствую.

– Вот и отлично.

Томас направился в кухню, и Мадлен, поднявшись с дивана, последовала за ним. Кухня была выкрашена в ярко-желтый и ярко-зеленый цвета – довольно смелое и необычное сочетание. У одного из окон стояла раковина с приспособлением для подачи воды. У дальней стены располагалась плита, а рядом с ней – маленький квадратный столик из темной сосны и четыре стула вокруг него.

Прислуги в доме не было, как сообщил накануне Томас. Кроме того, он сказал, что дочь викария будет для них готовить, но ведь не станет же она накрывать на стол и убирать за ними посуду. Значит, все это придется делать им самим. Хорошо еще, что Томас, похоже, не рассчитывал на то, что напарница будет ему прислуживать. Не вполне обычное поведение для мужчины. Впрочем, ничего странного. Они ведь не муж и жена. И даже не любовники. Их связывают всего лишь деловые отношения, не более того.

Томас поставил на плиту чайник, а Мадлен намазала толстый ломоть хлеба малиновым джемом. Усевшись за стол, они несколько минут беседовали на самые обычные темы – говорили в основном о погоде и том, что скоро наступит зима. Потом Томас поднялся из-за стола и вышел из кухни. Вернулся через несколько минут с плащом в руках.

– Я положил ваши перчатки в карманы, – сказал он.

– Спасибо, Томас, – кивнула Мадлен. Она облизала губы, сладкие от джема, и с удовлетворением отметила, что напарник не отрывает взгляда от ее губ. – О... Томас, вода уже закипает.

Он внезапно нахмурился и посмотрел ей прямо в глаза. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Наконец Томас спохватился и, поспешно отвернувшись, повесил плащ на спинку стула и занялся чаем.

Мадлен доедала хлеб с джемом, наблюдая за ним. Он наполнил чашку почти до краев. Затем положил в чай сахар и добавил сливок – похоже, заметил вчера, что она пьет чай со сливками.

Поставив чашку на стол, он потянулся к плащу.

– Готовы?

Мадлен молча кивнула и встала из-за стола. Повернувшись к Томасу спиной, она подождала, когда он накинет плащ ей на плечи, затем, застегнула его и взяла чашку с чаем.

Они вышли из дома, и щеки Мадлен тотчас же обожгло холодом. Но в плотном плаще и с горячей чашкой в руках она чувствовала себя очень даже неплохо.

Ей показалось, что Томас повел ее в дальний конец сада, к кустарникам, у которых они накануне познакомились. Впрочем, Мадлен не была в этом уверена – шагая следом за напарником, она видела только его широкую спину. Он остановился и, повернувшись к Мадлен, сказал:

– Мне придется взять вас за руку.

Она внимательно посмотрела на него, но сейчас его лицо вновь стало непроницаемым. Ей еще ни разу не приходилось прикасаться к нему, и Мадлен почему-то смутилась. Томас, похоже, не испытывал неловкости.

Собравшись с духом, Мадлен подала ему левую руку. И тут оба поняли, что она не сможет пробраться между деревьями и кустарниками в таких широких юбках и ей придется их приподнять. Не говоря ни слова, Томас взял у Мадлен чашку с чаем, а другую руку протянул к ее руке. Его прикосновение почему-то ужасно взволновало Мадлен, но она, изобразив на лице совершенно безмятежное выражение, приподняла юбки и последовала за напарником.

Осторожно шагая по узкой тропинке, скрытой густыми ветвями и усыпанной коричневыми прелыми листьями, Мадлен по-прежнему видела перед собой лишь спину Томаса. Когда они вышли на полянку, Томас отступил в сторону и перед Мадлен открылся такой прелестный вид, что у нее перехватило дыхание. Они стояли на берегу небольшого темно-синего озера, окруженного со всех сторон дубами и кленами, уже сбросившими листву, и соснами с ярко-зелеными иголками. Справа Мадлен заметила деревянную скамейку, потемневшую от времени, но, судя по всему, еще прочную. Сидя на этой скамейке, можно было в любое время года наслаждаться чарующим пейзажем и слушать мерный плеск волн, набегавших на берег.

– Какая красота, – прошептала Мадлен.

– Да, здесь очень красиво.

Покосившись на своего напарника, Мадлен заметила, что он пристально смотрит на нее. Сейчас в его карих глазах вспыхивали искорки; казалось, Томас был очень доволен тем, что она по достоинству оценила этот прелестный уголок. Наклонившись к ней, он кивком головы указал на противоположный берег.

– Там находится особняк Ротбери. Барон живет в нем круглый год и каждое утро, часов в десять, объезжает свои владения, которые тянутся вдоль южной границы озера. В одном месте тропинка спускается к самой воде, и скоро он на ней появится.

Мадлен окинула взглядом особняк, окна которого смотрели на озеро. Она подмечала и запоминала каждую деталь. За ветвями деревьев виднелась лишь часть дома, однако было видно, что он трехэтажный и уже довольно старый. Но особняк выглядел ухоженным и казался больше, чем те дома, которые Мадлен видела из окна экипажа, когда проезжала по Уинтер-Гардену.

Томас подвел ее к скамейке, и Мадлен, подобрав юбки, уселась на деревянное сиденье. Передав ей чашку с чаем, Томас присел рядом. Мадлен поднесла чашку к губам и сделала глоток, потом еще один. Она чувствовала на себе пристальный взгляд напарника, хотя старалась не смотреть на него.

– Я принял от вашего имени приглашение, – сообщил он. – Миссис Сара Родни устраивает чаепитие для местных дам. Она устраивает их раз или два в месяц. Приглашает дам из аристократических семей, а также тех, кто пользуется уважением в обществе. Несколько дней назад я зашел к ней по какому-то пустячному поводу – на самом же деле для того, чтобы сообщить ей о вашем приезде. Естественно, она сказала, что будет счастлива познакомиться с вами. – Он придвинулся поближе к Мадлен и с насмешливой улыбкой добавил: – Само собой разумеется, что приглашает она вас только из любопытства. Миссис Родни и все остальные дамы хотят побыстрее с вами познакомиться, поскольку совершенно ничего о. вас не знают. Знают только, что вы француженка, – это все, что я в тот момент мог сообщить.

Мадлен по-прежнему чувствовала на себе взгляд Томаса. Повернув голову, она наконец-то посмотрела на него – и у нее перехватило дыхание: она вдруг ощутила влечение к этому мужчине. «Но почему?.. – думала Мадлен. – Почему меня так влечет к нему? Что так на меня воздействует?»

Стараясь не выдать своих чувств, она сказала:

– Значит, скоро я буду в курсе всех новостей, не так ли? Томас кивнул:

– Да разумеется. У вас ведь есть подходящее для этого случая платье? Знаете, я только сейчас об этом подумал...

Она невольно улыбнулась. Как это похоже на мужчин – даже не почувствовать, что сумел произвести на женщину впечатление.

– Я привезла одно выходное платье, – ответила Мадлен. – Поскольку сундуки у меня совсем маленькие и в них немного места, пришлось взять только три платья. Кроме того, что было на мне вчера. – И тут вдруг она выпалила: – Должно быть, вам надоест постоянно видеть меня в одних и тех же нарядах.

Томас усмехнулся:

– Пусть это вас не беспокоит. Мне приятно видеть вас в любом платье.

Мадлен снова улыбнулась. Этот комплимент согревал лучше, чем чашка с чаем, которую она держала в руках. Нисколько не стесняясь, она посмотрела Томасу прямо в глаза. Не выдержав ее взгляда, он отвернулся и пробормотал:

– Впрочем, от переводчицы никто и не ожидает, что она станет одеваться ярко и экстравагантно. Для вашей роли гораздо лучше, если вы будете выглядеть поскромнее.

Мадлен молча кивнула. Она и сама так считала.

– Что касается сегодняшнего дня, – продолжал Томас, – то думаю, мы могли бы пройтись по городку, чтобы вы как следует осмотрелись. Возможно, вам даже удастся с кем-нибудь по дороге познакомиться.

– Прекрасная идея, – согласилась Мадлен. Она сделала глоток чаю. – Томас, нам с вами предстоит какое-то время жить под одной крышей... Не кажется ли вам, что нам следует хоть что-то узнать друг о друге?

Он пожал плечами:

– А что бы вам хотелось обо мне узнать?

Она внимательно посмотрела на него и спросила:

– Томас, вы женаты?

Мадлен тотчас же почувствовала, что ее вопрос удивил собеседника, хотя тот ничем не выдал своего удивления.

– Нет, не женат, – ответил он, немного помедлив. – Хотя был когда-то.

Мысленно улыбнувшись – ответ Томаса вполне удовлетворил ее, – Мадлен пробормотала:

– Были когда-то?..

Она надеялась, что напарник расскажет о себе подробнее, и он ее не разочаровал. Томас тяжко вздохнул и, упершись локтями в колени, устремил взгляд на гладь озера. Помолчав несколько секунд, он заговорил:

– Мою жену звали Бернадетта. Она умерла двенадцать лет назад во время родов. Девочка родилась мертвой. У меня есть сын, Уильям. Ему сейчас пятнадцать. Я отправил его в одну из школ Венеции. Вот, пожалуй, и все. Уверяю вас, в моей жизни нет ничего интересного. Кроме того, я участвовал в войне, там был ранен и теперь живу в Истли, но об этом я уже говорил.

– Наверное, вы скучаете по сыну, – заметила Мадлен. – И вспоминаете жену...

– По сыну я действительно очень скучаю. – Томас вздохнул. – Он играет на скрипке, причем подает большие надежды. Но чтобы чего-то добиться в жизни, мальчик должен находиться рядом со своими учителями. Иногда я вспоминаю и жену, но ведь с тех пор как она умерла, прошло уже много лет...

Мадлен насторожилась. Ей хотелось бы ошибиться, но она чувствовала: Томас что-то скрывает. Она уже поняла, что он человек очень замкнутый и не любит распространяться о себе. Следовательно, лучший способ его разговорить – быть с ним предельно откровенной.

– А я никогда не была замужем, – заметила Мадлен и снова поднесла чашку к губам. Чай уже почти остыл, и она, быстро допив его, продолжала: – Мне никогда не хотелось связывать себя узами брака и никогда не хотелось иметь детей. Мне нравится моя нынешняя жизнь, и я не вижу необходимости обременять себя семьей.

Мадлен покосилась на Томаса, и ей показалось, что он улыбается.

– А мне бы хотелось снова жениться. Ведь у женатого человека в жизни столько приятных минут...

– У мужчины – да, – отрезала Мадлен. – Но я, будучи женщиной, предпочитаю наслаждаться этими приятными минутами вне брака.

Томас взглянул на нее и пробормотал:

– Не уверен, что мы говорим об одном и том же, Мадлен.

Она усмехнулась:

– А вот я в этом уверена. Мне двадцать девять лет, Томас, и я бы не назвала себя наивной. Видите ли, я не желаю быть чьей-то собственностью, которой можно наслаждаться, когда вздумается.

Мадлен полагала, что собеседник будет шокирован ее откровенностью, но она ошиблась. Он лишь пристально взглянул на нее и – впервые с тех пор, как они познакомились, – широко улыбнулся. И эта улыбка мгновенно преобразила его; казалось, он помолодел лет на десять. У Мадлен перехватило дыхание; она вдруг почувствовала, что в ней разгорается огонь желания...

Томас вновь заговорил:

– Возможно, вам просто никогда не встречался мужчина, способный взбудоражить вашу кровь, вселить в вас такое желание, которое длилось бы вечно. Мужчина, который никогда не останется равнодушным к вам и заставит вас испытывать такие же чувства к нему. Такой мужчина, с которым вы были бы счастливы прожить всю жизнь.

Мадлен поняла намек Томаса и покраснела до корней волос. Потупившись, она поставила на землю пустую чашку и, чтобы чем-то занять руки, вытащила из карманов плаща перчатки и принялась надевать их. Когда же ей удалось овладеть собой, она заметила:

– Вы говорите так, словно испытывали подобные чувства к женщине.

– Я говорю то, что думаю, – последовал ответ.

Мадлен снова опустила глаза. Ей почему-то стало ужасно неловко. И в то же время ее одолевало любопытство – хотелось, чтобы Томас еще что-нибудь о себе рассказал. Но он упорно молчал, очевидно, полагал, что ему больше нечего добавить.

Не выдержав, Мадлен вновь заговорила:

– Возможно, вы правы, Томас. Но мне придется смириться с такой жизнью. Я слишком стара, чтобы выйти замуж. К тому же... Видите ли, я еще никогда никого не любила, и меня никто не любил. Поэтому сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Мне даже кажется, что я не смогла бы распознать такое романтическое чувство, как любовь. Страсть – да, но не любовь.

Томас пожал плечами:

– Такое чувство, как любовь, можно испытать в любом возрасте, Мадлен. Естественно, она не придет к вам, если вы не пожелаете впустить ее в свою жизнь. Но это уже зависит от вас самой.

Мадлен внимательно посмотрела на собеседника. Было очевидно, что Томас ни в коем случае не хотел ее обидеть – просто высказывал свою точку зрения.

– Моя служба слишком много для меня значит, – возразила Мадлен с некоторой запальчивостью. – Она всегда будет на первом месте.

Томас откинулся на спинку скамейки и, положив ногу на ногу, проговорил:

– Я вас прекрасно понимаю.

Мадлен была уверена: Томас говорил совершенно искренне. Однако он не мог знать, насколько ее служба важна для нее; она же не знала, как это ему объяснить. Действительно, как ему объяснить?..

В какой-то момент Мадлен взглянула на противоположный берег озера и заметила движение в кустах. В следующее мгновение из густых зарослей выехал всадник на рослом коне. Натянув поводья, он поскакал вдоль берега.

– Это барон? – спросила Мадлен. Томас кивнул:

– Да, он.

Тотчас же забыв об их с Томасом разговоре, Мадлен стала внимательно рассматривать барона. На нем был темно-синий костюм для верховой езды (но дорогой или нет – Мадлен с такого расстояния не могла разглядеть). Рыжеватые волосы барона были подстрижены по последней моде. Лицо бледное, гладко выбритое, с длинными бакенбардами. Средний рост – во всяком случае, Мадлен так показалось, – и довольно широкие плечи. И, судя по всему, он о чем-то размышлял, потому что хмурился. Однако Мадлен нетрудно было представить его веселым и улыбчивым красавцем, расточающим дамам комплименты на великосветских балах и вечерах. В седле барон держался довольно уверенно, и было очевидно, что он уже давно занимается верховой ездой.

Внезапно выражение его лица изменилось, и он, придержав коня, бросил взгляд на противоположный берег. Затем, натянув поводья, снова поскакал по тропинке. «Заметил нас с Томасом», – подумала Мадлен.

Барон продолжал свой путь, глядя в их сторону, хотя не поприветствовал соседей кивком головы и не улыбнулся. Лицо его казалось непроницаемым.

«Похоже, он умен и очень расчетлив, – рассуждала Мадлен. – И кажется, он мной заинтересовался».

Вдруг налетел ветер, и озеро покрылось мелкой рябью; листья, вспорхнув с земли, закружились в воздухе. Барон не обращал на ветер ни малейшего внимания; он пристально смотрел на Мадлен, и ей казалось, что взгляд его пронзает насквозь. Она почувствовала, как по спине пробежал холодок, и невольно поежилась. Томас, очевидно наблюдавший за ней краем глаза, решил, что она замерзла, и накинул ей на голову капюшон, отороченный мягким пушистым мехом. Мадлен потянулась к капюшону, чтобы поправить его, и при этом ее обтянутая перчаткой рука прикоснулась к руке Томаса. Помедлив еще несколько секунд, он наконец опустил руку. Мадлен покосилась на него, и ее как громом поразило; она поняла: жест Томаса – не просто любезность, а нечто гораздо большее. Он явно давал барону понять, что она, Мадлен, принадлежит ему, и барон, конечно же, заметил это.

– Может, вернемся в дом? – спросил Томас. Мадлен медлила с ответом. Она снова взглянула на противоположный берег, но барона Ротбери уже не было видно; вероятно, он исчез в зарослях кустарника.

– Да, пожалуй... – пробормотала Мадлен. – Давайте вернемся. – Она вдруг почувствовала, что у нее опять разболелась голова, и ей действительно хотелось вернуться в коттедж.

Поднявшись со скамейки, Томас предложил Мадлен руку. Машинально опершись на нее, она наклонилась и подняла с земли пустую чашку. Молча шагая рядом с напарником по узенькой дорожке, петлявшей в зарослях кустарника, Мадлен раз за разом задавала себе один и тот же вопрос: «Неужели Томас действительно имеет на меня виды? Или же он просто разыграл перед бароном такую сценку?»