Злато в крови (Татьяна Алексеевна Мудрая) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Интерлюдия пятая. Ролан

Во всем, что случилось, — одно утешение: готические романы снятся не одному мне, а и всем прочим. И, похоже, снятся наяву и в твердой памяти.

Собственно говоря, я так и не уяснил себе, кто из нас что именно видел. Впрочем, как я могу судить, я, которому достаются лишь крошки с чужого стола, который подбирает яркие лоскуты и обрывки чужих грез?

Сводится всё, по видимости, к тому, что наша Селина во всем своем величии, которое на нее вздели вместе с Большим Магистерским Нарядом… Кстати, он был ее по закону или позаимствован? Ну, в общем, она позволила какому-то совершенно бесплотному созданию удалить себе голову (дежа вю, как говорится) и уже в виде призрака потолковала о чем-то с другим призраком на созданной в одном из «восточных» залов нейтральной территории. А вернувшись, спешно прирастила себе утерянное в лучших традициях Темного Народа. Какое это имеет отношение к проблеме двоякой Священной Сущности, что именно Селина продала и что купила, — не знаю и знать не хочу. Иду, куда меня ведут, во всеоружии моей вампирской брони.

А поскольку на этот раз мне не особенно есть чего поведать миру, приведу-ка я здесь стихи, что сочинила моя молочная матушка в честь поэтессы великого «серебряного» века, вдохновившись ее строкой, которая звучит так: «Я белый лист перу и чернозем для плуга». Петь их надо было в тяжелом ритме ступального колеса, постепенно его убыстряя:

Раба твоей любви — мне сладко повторять,

Сквозь мнимости земли нести твою печать:

Твоя печать на мне — быть не такой, как все.

Твоя печаль во мне — быть не такой, как все:

Тридцатой спицей в царском колесе,

Ступицей, что свою не чует ось.

И, приковавшись цепью к колесу,

Твоей мечты сугубый груз несу:

Вот только воплотить не довелось.

На мне твоя печать, во мне твоя печаль.

Желание — вот цепь, томление — вот связь,

Что не дают мне ни уйти, ни пасть;

Судьба моя влечется колесом.

Удел мой — влечься вслед за колесом,

Бессрочно окольцованной кольцом,

Что на свою ты руку положил.

Железом сплошь оправлено ярмо,

Ударило мне в мозг твое клеймо,

Проникло в сердце пламенем из жил.

Во мне твое клеймо, на мне твое ярмо.

Раба твоей любви — я подниму мятеж:

Смятение мое звучит в тебе, как гром.

Я почка — из своих я вырвалась одежд;

Я чистый, тонкий лист: коснись меня пером!

Вспомнил я эти песню оттого, что стремление вырваться из защитных и сковавших нас оболочек, пробиться через землю, став живым листом и принять на себя не мертвый оттиск печати, но животворящую запись, — это главное, о чем Селина говорила мне, и то, к чему она сама стремится сквозь всю свою смертную и бессмертную жизнь.

И знаете, что я вам поведаю? Мне до того ее жаль, что я более не ревную.