— Давай, расскажи мне. Какой он?..
— Скоро увидишь сама, — спокойно ответила Кора соседке. — В девять Ида привезет его, чтобы он мог увидеть дом.
Марта пришла под предлогом того, чтобы показать Корине фотографии своей поездки во время отпуска в Европу. Что только не придумает Марта, чтобы удовлетворить свое любопытство!
— Если хочешь, я уйду, — предложила она, так и не встав из-за стола в кухне Корины.
Чтобы как-то успокоить нервы, Кора решила испечь ореховое печенье по новому рецепту. Итог ее труда будет с удовольствием съеден детьми в школе. Однако Корина преследовала другую цель, нежели просто еще раз испытать свои кулинарные способности.
В школу-интернат, которая существовала на добровольные пожертвования, в основном брали детей из неполных семей.
Во многих случаях матери таких детей самостоятельно зарабатывали на жизнь. Но на уход за ребенком-инвалидом требовалось время. Кора старалась помочь детям научиться обслуживать себя, заботиться о себе самостоятельно, что всегда полезно в любом возрасте, и чуть-чуть побаловать.
К тому же рецепт печенья был невероятно прост, и дети наверняка получат удовольствие от сладостей, которых не имеют дома.
— Ммм… как вкусно! — воскликнула Марта, попробовав печенье, которое Кора только что достала из духовки.
— Я думала, ты еще на диете, — напомнила подруга.
— Вчера бросила, — пробурчала Марта с полным ртом.
Обе женщины повернули головы к кухонной двери, услышав звук подъезжающей к дому машины.
— О, Марта… ты разве не собиралась уходить? — требовательным тоном спросила Ида, когда Кора открыла дверь и провела ее и будущего квартиранта на кухню.
Марта и Ида не были старыми знакомыми, вероятно поэтому Ида чувствовала, что не может помыкать ею так же, как это делала с Корой, а значит, и сейчас не осмелилась нахальным образом выпроводить восвояси. Корина никогда не считала себя человеком, которым легко помыкать, но временами…
— А вы, должно быть, мистер Гатти, — воскликнула Марта, игнорируя слова Иды и пожимая руку гостю. — Я — одна из соседей Коры… И насколько понимаю, теперь и ваша тоже. Вам понравится жить здесь, хозяйка избалует вас, — сообщила Марта. — Корина так прекрасно готовит.
— Судя по запаху, вы правы, — согласился Луиджи.
Сегодня утром он был одет менее официально, чем на ужине у Фаррингтонов. На этот раз на нем были брюки, песочного цвета, водолазка и пуловер. Для любого другого мужчины такая одежда могла быть слишком стильной, а Луиджи носил эти вещи легко и непринужденно.
Было что-то в этом мужчине, вихрем ворвавшемся в ее жизнь. На первый взгляд казалось, что он совершенно не заботится о внешнем виде. Но даже так он был чертовски привлекателен.
Кора поймала себя на мысли, что открыто разглядывает его, а Луиджи, заметив это, наблюдает за ней.
— Я… Э-э… Откуда вы хотели бы начать?.. Может, со спальни? — торопливо предложила Корина, но тут же покраснела, словно девчонка, и сама удивилась этой странной реакции. Ну что со мной?
Да что на нее нашло? Она ведет себя, как… как… Кора знала, как она себя ведет, только не это ее волновало.
Ида, нахмурившись, пошла к лестнице.
— Луиджи, конечно же, хочет осмотреть весь дом.
— Конечно, — подтвердил Гатти.
— Этот дом достался по наследству первой жене моего брата, — стала рассказывать Ида, в то время как Кора покорно направилась к двери. — Дом был заброшен, и они с Сарой полностью обновили его. У Сары был прекрасный вкус, а у Оливера достаточно денег, чтобы претворить в жизнь ее идеи. Это была ее мысль — использовать лишние холл и спальню для того, чтобы сделать ванные комнаты для четырех других спален, не так ли, Кора? — Не дожидаясь ответа, Ида продолжала разговор с Луиджи.
Все они уже находились в холле, в отчаянии заметила Корина, открывая раздвижные двери в гостиную. Гость как раз мог увидеть цветовую гамму, которую описывала Ида.
Кора прекрасно помнила, как первый раз вошла в эту комнату, помнила, какой благоговейный страх испытала перед совершенной красотой, и в то же время почувствовала себя защищенной этими стенами. Вся комната дышала необъяснимой безмятежностью.
Не отдавая себе отчета, Кора нахмурилась и несколько смутилась, увидев, что свадебная фотография Сары и Оливера в серебряной рамке стоит в дальнем конце журнального столика возле дивана, в то время как более скромное фото ее свадьбы кто-то выдвинул вперед.
Конечно же, это сделала Барбара. Она всегда спорила с отцом по поводу его упорства. Ведь он предпочитал фотографии первой жены. Правда, сама Корина никогда не возражала против этого.
— Первая жена вашего покойного мужа?
Кора помедлила с ответом, когда Гати подошел сзади и взял со столика фотографию, которую она только что передвинула.
— Да, — согласилась Корина. — Барби, моя приемная дочь, очень похожа на мать… Такая же красавица, хотя Оливер не признавал этого. Он считал, что никто и никогда не сможет сравниться с Сарой… Ни в чем, — добавила она.
Кора не заметила нахмуренный взгляд, которым одарил ее Луиджи, услышав грусть и тоску в ее тихом голосе.
Неужели эту женщину не беспокоило то, что муж так сильно любил ее предшественницу? И если нет, то почему? Либо она очень необычная женщина, либо…
Пробежав по красивой, безупречно обставленной комнате, его взгляд задержался на картинах, которые никак не вписывались в интерьер.
Заинтригованный, Гатти подошел поближе, чтобы как следует рассмотреть их.
— У Сары было хобби — она вышивала картины, — тихим голосом объяснила Кора. — Все вышивки на стенах она сделала, пока была беременна. Поздняя беременность и очень тяжелая. Ей приходилось много отдыхать.
Едва заметная тень тронула лицо женщины.
— К несчастью, отдыха оказалось недостаточно… Оливер потерял ее, когда дочери не было и трех месяцев. Страшная трагедия!..
Настолько страшная, подумал Луиджи, что Оливер так и не смог пережить это, даже несмотря на то, что встретил юную красивую Кору и женился на ней. И даже несмотря на то, что она, судя по тому, что говорили Фаррингтоны, относилась к такому типу женщин, которых мужчине легко полюбить на всю жизнь… Слишком легко…
Гатти еще сильнее нахмурился. Ему совсем не нравилось, какое направление принимали его мысли, особенно после того инцидента в парке, когда он, словно сумасшедший, набросился на нее с поцелуями. Целовал и чувствовал, что ее губы слегка дрожат, становясь все более мягкими и податливыми. Луиджи не помнил таких губ со времен бурных лет своего юношества…
— Все мы почувствовали облегчение, когда Оливер женился на Корине, — сказала Ида. — Было время, когда мы начали бояться, что брат хочет сделать из дочери точную копию Сары.
— Он просто пытался сделать для дочери все, что мог, — запротестовала Кора. — Оливер так сильно любил Сару!.. Он был уверен, что она совершенна во всем…
Корина запнулась, увидев краем глаза, как Гатти смотрит на нее — это была смесь жалости и любопытства. Гордость и непреклонность вспыхнули в ее взгляде, когда она подняла голову и посмотрела на него в ответ.
Детство Корины было таким же, как и у Барбары. Будучи еще ребенком, она осиротела, и жила у тетки матери — монахини с очень строгими взглядами на воспитание детей, особенно девочек.
Под ее опекой Корина выросла интеллигентной, но очень скромной и неуверенной в себе девушкой, у которой было мало общего со сверстниками.
Тетушка умерла от сердечного приступа, когда Кора поступила в университет. Через несколько месяцев после этого она встретила Оливера, как раз после…
Луиджи, по-прежнему наблюдавший за ней, задумался над тем, что так внезапно сделало ее взгляд затравленным, как у загнанного в угол зверька.
Несмотря на явное напряжение между ними, Гатти не мог сожалеть о том, что произошло во время их первой встречи. Тот поцелуй… Однако он никак не мог разобраться, какой она была на самом деле: страстной, волнующей женщиной, как тогда, в парке, или пассивной, как сейчас, согласной на все вдовой, когда-то выполнявшей роль жалкой замены первой жены для мужа.
Ведь вполне очевидно, что Кора чувственная и сексапильная женщина. Именно поэтому Гатти никак не мог понять, как она могла быть счастлива с мужчиной, который, судя по всему, не мог удовлетворить ее духовных потребностей, а возможно, и физических тоже.
Луиджи нахмурился, заметив, что его мысли принимают очень личный характер.
Только ведь он сам видел, какой мягкой и нежной была Корина и с детьми, и с Фаррингтонами. Ее легкая улыбка смягчила резкость, с которой говорила о своем муже Ида.
Неудивительно, что Тео предпочитает проводить свободное время, помогая вдове в саду.
Гатти нахмурился еще сильнее, когда подумал, действительно ли отношения между Кориной и Теодором так невинны, как кажутся всем на первый взгляд.
Пока что ничего в поведении Иды не говорило о ее подозрениях по отношению к мужу или невестке. Тогда почему же она так настаивала на том, чтобы Луиджи остановился у вдовы? Может, в надежде на то, что новый мужчина положит конец роману?
Если у Коры были какие-то отношения с Теодором, то это объяснило реакцию на тот короткий поцелуй в парке и ее с трудом сдерживаемый гнев вчера за ужином и сегодня.
Луиджи снова нахмурился, не желая задумываться, почему чувствует разочарование и боль от того, что Корина состоит в связи с другим мужчиной.
Что же на самом деле волнует его? Мысль о том, что первое впечатление об этой женщине, когда он счел ее ласковой, открытой и одинокой, было ошибочным? Или, быть может, то, что он с самого начала неверно судил о ней?
О чем думает гость, рассуждала Кора, заметив, как он хмурится. Может, ему не нравится дом и удобства? Или она сама?
— Если бы вы последовали за мной… — проговорила Корина, стараясь контролировать себя и заставляя голос звучать официально.
Поднимаясь наверх, Гатти думал, что есть в ней что-то, что кажется ему притягательным и необычным: бросающийся в глаза контраст между сильной, теплой, эмоциональной женщиной, которая с таким жаром защищала своих воспитанников, и той холодной, сдержанной личностью, которой она была сейчас.
Кора остановилась возле двери одной из спален и подождала, пока Луиджи присоединится к ней. Ида и Марта следовали за ними. Ида нахмурилась, увидев, какую дверь открыла невестка.
— Но это ваша спальня — Оливера и твоя, — запротестовала она. — Я думала, ты поселишь гостя в спальне Барбары.
— Эта просторнее и… удобнее, — тихо ответила Корина.
— А где же будешь спать ты?.. — строго спросила Ида.
— Я…
— Послушайте, меньше всего я хочу лишить вас вашей спальни… — начал Гатти.
Но Кора покачала головой, и ее лицо слегка вспыхнуло.
— Я… я сплю в гостевой спальне. Это… спальня Оливера. Была и моя тоже, — торопливо поправилась она. — Эта обстановка больше подходит мужчине. Здесь есть своя ванная комната, письменный стол с машинкой и телефоном. Иногда муж работал за ним…
— Ты давно переехала из этой спальни? — пристала Ида, будто не замечая, что Корина не желает продолжать тему.
Она похожа на провинившуюся школьницу, которую застукали за запретным занятием, подумал Луиджи.
Почему? Почему она не может поменять спальню, если ей так хочется? Ведь, в конце концов, это ее дом… Он вспомнил взгляд ее кротких глаз, когда она говорила о любви покойного мужа к первой жене, к женщине, чьим «домом» было это место.
— Хотела сделать здесь перестановку. Я никогда не чувствовала особой любви к этому месту, и…
— Но это хозяйская спальня, — протестовала Ида.
— Да, — согласилась Кора.
В ее тихом голосе послышалась ирония, которой не заметила Ида, но на которую обратил внимание Луиджи. Значит, Кора хладнокровна и остроумна — самая очаровательная и опасная комбинация женских качеств. По крайней мере, так он всегда думал.
Комната была довольно большой, признал Луиджи, войдя внутрь. Много места занимали шкаф и кровать. Заметив ее, гость издал вздох облегчения. Он терпеть не мог стандартных американских спален с полуторными кроватями. Гатти с детства привык к королевским размерам семейных итальянских кроватей, передаваемых по наследству из поколения в поколение.
Взгляд гостя оценивающе скользнул по безупречной чистоты покрывалу и гардинам. Трудно было преодолеть искушение, которое сулила эта комната. Внезапно он услышал за спиной голос Иды, в котором читалось обвинение.
— Ты сменила покрывало и занавески?
По ответу Коры Луиджи догадался, что наблюдательность Иды смутила ее, и предположил, что все поменяли специально для него. Она действительно необычная женщина, подумал Луиджи, когда хозяйка показала ему ванную комнату.
Ванная была маленькой, но все же в ней оказалось достаточно места для душа и ванны. Пока Кора поджидала его на лестничной площадке, Гатти еще раз осмотрел комнату и признал, что уют и комфорт тут почти как в его собственном доме.
Из окна спальни открывался вид на прекрасный сад, который был разбит на множество лужаек с разными растениями. Улыбка тронула губы гостя, когда он заметил, что трава в одном месте сильно вытоптана.
Такой же клочок примятой травы был и на лужайке за его домом в Италии. Прошлой осенью он хотел заново засеять все травой, но родственники запротестовали, не желая, чтобы он трогал любимое всеми местечко, где играют дети, и собирается вся семья.
Спускаясь по ступенькам, Кора чувствовала, как ее лицо заливает краска злости, когда Ида уже в который раз посетовала:
— Дорогая, я думала, ты собираешься поселить его в комнату дочери…
— Я… я думала, что это будет не слишком подходяще. Обстановка в той комнате больше подходит женщине, — ответила Корина, не желая говорить, что не хочет, чтобы Барбара, вернувшись из свадебного путешествия, обнаружила свою комнату занятой.
Кора хотела, чтобы Барби считала этот дом своим, чтобы падчерица могла вернуться в свою комнату, когда пожелает. В душе, конечно же, Корина не хотела, чтобы это произошло — ведь теперь место Барбары рядом с мужем, и там ее дом.
— Но чтобы выехать из собственной спальни!.. — не унималась Ида.
— Это не моя комната, — сказала тихо Корина. — Это была комната Оливера, наша комната, — поспешно добавила она, увидев, что Луиджи направляется к ним.
Как она объяснит Иде — или кому-нибудь другому — что после смерти мужа вместо того, чтобы найти успокоение в комнате, в постели, которую они делили все годы десятилетнего супружества, она нашла эту комнату… холодной, и что предпочла ей маленькую, уютную комнатку для гостей, которую теперь считала своей?
К тому же и раньше бывали ночи, когда она просыпалась и, не в состоянии снова заснуть, тихонько пробиралась в комнату для гостей, чтобы найти там уединение и нечаянно не разбудить Оливера.
— Так что ты думаешь, Луиджи? — спросила Ида тоном человека, который уже знает ответ.
— Уверен, мне здесь будет очень удобно, — ответил он, а потом повернулся к Корине. — Я понимаю, что у нас еще не было возможности обсудить финансовый вопрос. Вас устроит, если я перезвоню позже?.. Скажем, сегодня вечером… Нормально?
— Сегодня вечером? О нет, боюсь, я не могу. Я ухожу.
— Уходишь? — с грозным видом спросила Ида. — Куда?.. С кем?
Кора стала спускаться по ступенькам и столкнулась с Мартой, которая предотвратила дальнейшие расспросы своим комментарием.
— Так-так… Это не может быть мужчина. По крайней мере, не тот, которым заняты твои мысли…
Заняты мысли? Луиджи нахмурился. Означает ли это, что в ее жизни кто-то есть? Должно быть, Корина не хотела, чтобы о нем знала Ида. Это было видно по тоскливому выражению лица вдовы.
— Это родительское собрание в школе, — объяснила Корина.
— Но они же не думают, что ты придешь, — сказала Ида. — Ты же, в конце концов, не родитель!
— Да, но я воспитатель! — возразила Кора, и все в ней как-то резко изменилось — и голос и взгляд стали тверже и властнее.
Эта женщина могла быть решительной, даже почти агрессивной в своем стремлении защитить слабых и обиженных, всех, кто нуждался в ее покровительстве — будь то ребенок или взрослый, подумал Гатти.
— И я хочу быть там. Простите, но не смогу увидеться с вами сегодня вечером, — извинилась она перед гостем. — Возможно, завтра утром.
— Да, да, — согласился тот. — Я позвоню вам завтра. — Долгий перелет начинал сказываться, к тому же нужно было ехать в офис для встречи с Теодором.
Однако у Гатти пока не было сил начинать серьезные исследования проблем американского филиала компании. Впрочем, он уже стал понимать причину постоянного напряжения Тео в его присутствии: все эти дни беднягу преследовал страх быть уволенным. Интересно, он так же терзался, когда предлагал руку и сердце Иде? Будет ли такой день в моей жизни? — подумал Гатти.
Перед глазами возник последний семейный сбор в Новый год.
— Тебе нужно жениться, — ворчала Моника, одна из его сестер.
Конечно же, она и остальные члены семьи сделали все возможное, чтобы найти ему подходящую жену. Луиджи поймал себя на мысленном вопросе — а понравилась бы им Корина? — и тут же оборвал себя, понимая, насколько подобные размышления чужды ему. Меня заинтриговало то, что она не похожа на других, заверил себя Луиджи.
— Ух ты! Вот это и называется — настоящий мужик! — прокомментировала Марта, жадно поглощая очередное печенье, когда они с Корой наконец снова остались одни. — Я представляла его совсем не таким, думала, он будет относиться к тому типу, у которых короткая стрижка, узкие брюки и самомнения на десятерых. Но зубы у него все-таки свои, — задумчиво продолжала она. — У итальянцев всегда хорошие, сильные, белые зубы… Чтобы быстрее съесть тебя, моя дорогая, — беспечно добавила Марта и усмехнулась, когда Кора с подозрением взглянула на нее. — И взгляд у него такой призывный, говорящий, что он очень хорош в этом деле…
— Если ты имеешь в виду то, что я думаю, то ты имеешь в виду… — натянуто начала Кора, но почти сразу же сдалась и покачала головой, когда Марта прервала ее.
— Я ни на что не намекаю, а просто говорю, что он очень… сексуальный мужчина. Ведь все-таки, может быть, что-то есть в том мифе о букете новобрачной, — задумчиво пробормотала она.
— Марта! — суровым тоном предостерегла ее Кора.
— Ладно, ладно, знаю — ты приняла обет безбрачия, и я не должна больше ничего говорить. Жалко, что все это напрасно… Такой мужчина!..
Марта вскоре ушла, а Корина поднялась наверх и остановилась перед дверью хозяйской спальни. Она постояла немного, а потом медленно, почти с неохотой, открыла ее и, ненадолго задержавшись на пороге, вошла внутрь.
Эту комнату она делила с Оливером все годы их супружества. Однако, стоя сейчас посреди спальни. Кора не чувствовала присутствия призраков прошлого, которые бередили бы ее душу.
Находясь в этой комнате, нельзя было сказать, что людей, когда-то живших здесь, эти стены защищали, что здесь они смеялись и плакали, ссорились и мирились, ласкали и любили друг друга. Кора видела, как гость нахмурился, разглядывая комнату, и обеспокоенно подумала: может, он тоже уловил здесь недостаток каких-то невидимых импульсов?
Странно, что человек привыкает к некоторым вещам, приспосабливается, принимает их и, наконец, считает это нормой. И нужен кто-то другой, кто заставит посмотреть на все с совершенно иной точки зрения.
Расправляя и без того безупречно гладкое покрывало на постели, Корина почувствовала, что ее руки дрожат. Ее брак… ее жизнь… ее личная жизнь… все это принадлежало ей, и никому другому. Не стоит беспокоиться, что кто-либо еще — кто угодно — когда-нибудь узнает ее тайну, заверила себя Кора.
Единственная возможность для него… для них узнать — это услышать ее рассказ, а она, конечно же, никогда не сделает такой глупости.
Во время встречи с управляющим Гатти вдруг обнаружил, что у него нет бумажника. Прокручивая в уме все события этого дня, он подумал, что, возможно, обронил его в ванной в доме Вудов. Взглянув на часы, Луиджи решил, что быстрее будет сразу же вернуться, нежели звонить и предупреждать о приезде.
Он вежливо прервал разглагольствования Теодора о капризной погоде и ее влиянии на объем продаж и объяснил, что у него есть срочное дело, которое не терпит отлагательств.
Луиджи подъехал к дому Коры и увидел, что задняя дверь чуть приоткрыта. Это было очень по-семейному. На Гатти нахлынули воспоминания детства, и он, не задумываясь, без стука распахнул дверь и вошел внутрь.
Гатти нашел Корину в гостиной. Она осторожно стирала пыль с фотографии в серебряной рамке и, увидев Луиджи, быстро, почти виновато, поставила ее на место. Почему-то это защитное движение разозлило гостя, и он резко спросил, указывая на фотографию:
— Неужели вы никогда не ревновали мужа к ней? Неужели никогда не желали быть первой, чтобы выбраться из тени, которой укрыл вашу жизнь ее образ?
Лицо Коры вспыхнуло. Сначала от удивления, вызванного неожиданным визитом, и смущения за собственное поведение, ведь она вела себя так, словно не имела права находиться здесь, в этом доме. Потом — от гнева.
— Возможно, в вашей стране принято задавать интимные вопросы, критиковать личную жизнь, заглядывать в самые потайные уголки души чужого вам человека, но только не у нас! — резко выпалила Корина. — Мой брак…
— Ваш брак! — прервал ее Гатти. — В моей стране мы не относим те отношения, которые были у вас с мужем, к нормальному браку, — сердито отозвался он. — В моей стране, — подчеркнул он, — ни одна женщина не принимает покорно роль человека второго сорта…
— Мой брак не был второго сорта, — яростно сопротивлялась Корина. — Выходя замуж за Вуда, я знала, как сильно он любит Сару. Тогда я знала о…
— О чем? О том, что все, чего он от вас хотел, — это чтобы вы заботились о мавзолее, в который он превратил дом? И вы были счастливы от этого? Вы принимали это?..
Презрение в его голосе заставило Кору защищаться.
— Вы не знаете самой важной вещи о браке.
— Разве? — обманчиво мягко отозвался Луиджи. — Как любой другой мужчина я знаю, что такое быть мужчиной. Когда вы оставили вашу спальню, простите, спальню мистера Вуда? — спросил он.
— Я… После смерти мужа… Я не…
— Что «не»? Вам не нравилось делить постель с привидением? Смешно, ведь в течение всей супружеской жизни вы делили ложе с призраком его первой жены. Вы спали втроем!
Гатти не нужно было слышать ее напряженный вздох или видеть гнев в глазах, чтобы знать, что он зашел слишком далеко, сказал больше, чем следовало. Он понял это, как только жестокие слова сорвались с языка, но, конечно же, было поздно брать их назад, слишком поздно ругать себя и спрашивать, что двигало им, что заставило его — именно его, который много лет назад понял, что нужно осторожно подходить к легко уязвимым чувствам людей, — сказать это. На этих принципах Луиджи вырастил своих сестер, а теперь так злостно и безжалостно оскорбляет другого человека. Почему? Что в этой женщине заставляет его вести себя так вызывающе, так агрессивно?
— Простите, — тихо извинился он. — Вы правы… Я зашел слишком далеко. Просто… — Он указал на фотографию и продолжил. — Наверное, не могу отделаться от мысли, что сам чувствовал бы, будь вы одной из моих сестер. Для вас не было легко… быть замужем за мужчиной, который…
— Который что? — бросила Кора. — Любил первую жену больше, чем меня?
Ее губы слегка скривились в усмешке, когда она заметила, как Гатти отвернулся от нее. Значит, она смутила его. Что ж, он этого заслуживает. Ведь он сам затронул тему ее брака, а небольшое смущение — это меньшее, чего он заслуживает после всего, что сказал.
— К тому же я не ваша сестра, — яростно продолжила Корина, — и мои отношения с Оливером, наш брак…
Она запнулась, и внезапно глаза ее наполнились слезами.
— Должно быть, вы очень любили мужа…
Кора услышала его хриплый голос, а Луиджи в это время думал, как и когда Фаррингтон вошел в ее жизнь.
То, что сказал Гатти, отчасти правда, призналась себе Корина. Однако она любила не самого Оливера, а то, что он для нее сделал.
Только это было слишком личным, чтобы открыть кому-либо, особенно мужчине, который стоит рядом и наблюдает за ней.
— Он умер почти два года назад, а вы по-прежнему держите это место, как мавзолей, — сказал Луиджи. — Почему?
Интересно, все европейцы так прямолинейны, так… так нескрываемо любопытны, когда речь идет о личной жизни других людей? Кора терзалась сомнениями. Что сказать ему, чтобы дать понять, насколько неприятными были его вопросы? Что, наконец, неприлично затрагивать подобную тему.
— Это дом Оливера и Сары, — уклончиво ответила Корина, надеясь, что он оставит ее брак в покое и скажет, зачем вернулся.
Вместо этого Луиджи ухватился за ее слова и набросился на Кору с умением и скоростью кобры.
— Это был их дом! Время прошло, они уже в прошлом, а вы — в настоящем. И вы должны оставить прошлое позади…
Что же он опять говорит? Луиджи увидел, как изменилось ее лицо, напряглось тело.
— Не всегда легко забыть прошлое, — тихо ответила Кора. — Даже если мы этого хотим… — Она резко замолчала.
Луиджи подумал, что она, вероятно, сказала больше, чем намеревалась.
— Зачем вы вернулись? — спросила Корина, сменив тему. — Передумали жить здесь?..
Она не очень-то хочет, чтобы я оставался в этом доме, подумал Гатти. Нет сомнения, что ее втянула в это чересчур напористая золовка. Зачем? Чтобы защитить работу своего мужа или свой брак?
При нормальных обстоятельствах Луиджи, извинившись, просто поселился бы в отеле, но сейчас он понимал, что не хочет терять контакт с этой загадочной женщиной. Пока что не хочет… До тех пор, пока… До тех пор, пока что? Пока не поймет, что в ней вызывает у него бурю неуловимых и незнакомых ощущений. Если тебе действительно нужно время, чтобы разобраться во всем, то ты выбрал плохой путь, мысленно упрекнул себя Гатти. Она манила его, злила… возбуждала… волновала его, и если когда-нибудь она переспит с ним, ему придется сначала убедиться, что в их постели нет никаких призраков.
— Нет, я не передумал, — ответил Луиджи, нарочно выдержав паузу, а потом нежно добавил: — Совсем не передумал.
Было очень странно наблюдать, как яркий предательский румянец покрывает ее лицо, словно у неопытной в любви девчонки.
— Я… Если можно, я хотел бы еще раз осмотреть свою комнату, чтобы принять окончательное решение, — продолжил Гатти. — Э-э… что за той дверью?..
Кора ничего не могла с собой поделать, чувствовала, как тепло разливается по всему телу. Она была абсолютно уверена, что Луиджи знает, куда хочет войти, однако представила себя стоящей в открытых дверях спальни, увидела широкую кровать… кровать, на которой он очень быстро превратится в страстного партнера, занимаясь любовью с женщиной, которая со всем пылом тянется к нему.
Но не она была этой женщиной… Она никогда не могла быть этой женщиной.
Увидев, что тень легла на ее лицо, Гатти разозлился на себя вновь за то, что мучил ее. Это так не похоже на него — подобное поведение он часто пресекал в своих братьях.
— Ладно, — тихо обратился он к Коре. — Думаю, я сам найду дорогу. Просто мне показалось, что утром я обронил бумажник. Поэтому и вернулся…
— Ваш бумажник?.. О! Я…
Он вернулся за бумажником. Тогда зачем притворялся?.. Кора не понимала. Она нахмурилась, наблюдая, как Луиджи поднялся по лестнице, перешагивая через две ступеньки, и направился прямо к двери хозяйской спальни.
Очень многого я не понимаю в нем, с тревогой подумала Корина, поджидая, пока он спустится вниз. Но больше всего беспокоило ее то, что именно непонимание с необычайной силой притягивало к нему.