Знамения любви

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Аромат бабушкиных духов стал первым знаком. С детства известное и нежно любимое слияние жимолости, гардении и розы. Тонкий запах сгущался с каждым мгновением для того, чтобы снова распасться, смешаться с обыденной городской полуночной прохладой, а потом внезапно потянуло холодком, стало зябко до дрожи.

Карисса Грейс чутко улавливала знаки. Многие из них становились предзнаменованием, другие же просто расцвечивали ее жизнь, но неизменно вызывали к себе серьезное отношение.

Вот и на сей раз Карисса обеспокоенно осмотрелась, вглядываясь в непрерывный поток автомобилей, проносящихся мимо сиднейского «Коув-отеля». Сводная сестра вызвалась подбросить ее после выступления в музыкальном баре отеля, которое закончилось глубоко за полночь. И вот уже более двадцати минут Карисса, мысленно поторапливая, вынуждена была поджидать запаздывавшую Мелани.

Монотонную приглушенность ночных звуков прорвали, пронзительно взвизгнув, тормоза стремительно приблизившейся к отелю кареты «скорой помощи», запах резины столь же бесцеремонно нарушил благоухание ночи. Из соседнего ночного клуба доносилось волнующее, чуть сиплое вибрато незримого саксофона. Эти мелодические переливы были заглушены клацаньем лакированного металла, фары не гасли, влившись в оранжевое свечение ночного города, сбрызнутое пестрым неоном. Бригада с носилками устремилась к дверям отеля, ловко разминувшись с беззаботными гуляками.

Несколько ошеломляющих секунд Карисса Грейс не могла пошевелиться, захваченная созерцанием быстроменяющегося людного пространства вокруг. Праздная толпа, казалось, дышала в унисон, голоса сливались в дружный шелест, приправленный кокетливым придыханием и беспечным смехом. Девушка, недвижимая и безмолвие в средоточии этого потока, обтекаемая неспешно бредущими со всех сторон незнакомцами, почувствовала себя неодушевленным наблюдателем. Она замерла как утес, обдаваемый пенными водами, жадно улавливая обступавшие ее настроения, наслоения сложной игры неразличимых монологов и красноречивой эмоциональности возгласов.

Карисса обожала погружаться в новые фантастические ощущения. Она смаковала их с замиранием сердца. При этом самой себе она казалась невидимкой, поэтому весьма удивилась, когда услышала мужской голос, обратившийся к ней со словами:

— Простите, если задел!

Извинение было произнесено формально, с поспешностью автоматизма, голосом низким и шершавым, тоном неудовольствия и безразличия к той, кого он даже если и задел, то незаметно.

Вздрогнув, Карисса обернулась, приподняв брови. Ее широко раскрытые глаза, подернутые усталостью, обратились к мужскому силуэту на фоне залитого светом холла отеля, отделенного от них огромным витринным окном.

Ослепленная этим ледяным сиянием, она могла разглядеть лишь превосходную стать незнакомца, широкий разворот плеч, гордую посадку головы. Не более того.

Мужчина, обратившийся к ней, отступил, направляясь прочь. Он торопился, Карисса видела это. Но все же остановился и уверенно проговорил:

— Для одной из постоялиц вызвали «скорую». Неожиданно ей стало плохо.

Карисса вгляделась в щедро озаренное пространство холла. Медики везли к выходу каталку с пожилой дамой, которая лежала без сознания, укрытая простыней, а в ногах у нее стояла сумка с вещами. Всего несколько минут назад пианистка видела ее в добром здравии среди публики, перед которой выступала в небольшом музыкальном баре. Медики приглушенно переговаривались, направляя каталку к машине. Карисса проводила их взглядом и тихо пробормотала:

— Как она?

— Хотел бы я знать… — проговорил мужчина, которого она теперь могла разглядеть получше. В темных джинсах и футболке, он был не небрежен, как ей показалось сначала, а взбудоражен и напряжен. Челюсти были стиснуты плотно, отчего лицо виделось резким и непримиримо жестким, напруженная жилистая шея вытягивалась по мере того, как медики с каталкой удалялись. — Но это можно выяснить, — неожиданно объявил он, не глядя на случайную собеседницу.

В его голосе прозвучала убежденность, подкрепленная сознанием собственной значимости. Это заставило Кариесу повнимательнее вглядеться в незнакомца.

В сумятице океана вечерних женских духов ей удалось уловить запах, который источала его кожа.

Карисса огромное внимание уделяла запахам. Они всегда были для нее посланцами сокровенного мира личных предпочтений. Мнение, что человек анонсирует себя с помощью тех или иных ароматов, с годами оформлялось в принцип. Она чутко вслушивалась в благоухание, распространяемого окружавшими ее людьми. Так и теперь.

Аромат складывался из сладковато-пряных, бархатистых и бальзамических нюансов, с тонкой ореховой горчинкой, он был душистым, насыщенным, лесистым и морским одновременно. Все это органично переплеталось, производя исключительное сочетание.

Сколько одеколонов ни перебрал жених Кариесы, Аласдайр, а желаемой органичной симфонии ему так достичь и не удалось, с легкой горечью констатировала она. Иное дело этот поразивший ее своей неброской врожденной уверенностью незнакомец, вслед которому глядела теперь Карисса. Аласдайр не столько пах, сколько разил безыскусными «шипучими» отдушками, так не вязавшимися ни с его внешностью, ни уж тем более с его научными амбициями. Аласдайр получал степень магистра во Франции, что само по себе не вызывало у девушки протеста, однако этот процесс несколько затянулся. Молодого человека это обстоятельство, похоже, нисколько не тревожило. По какой-то непонятной причине он не боялся упустить Кариесу, тогда как она не чувствовала себя готовой к столь длительным ожиданиям.

— Прости, я опоздала! — донеслось до ее слуха с другой стороны. Запыхавшаяся Мелани соизволила объявиться с победной улыбкой на смуглом лице. — Сначала пробки, потом «скорая» парализовала целую полосу, заставив остальные машины потесниться… — пустилась она в поспешные объяснения.

— Да-да, «скорая»… Все верно, — рассеянно пробормотала Карисса в ответ, бросив на сводную сестру мимолетный взгляд. — Ладно, пойдем.

Машина с девушками осторожно вырулила на дорогу. Карисса в последний раз посмотрела на благоухающего мужчину с обеспокоенным взглядом и вспомнила о том, что не далее как через семь дней должен приехать Аласдайр. И она больше не будет чувствовать себя столь одинокой. Днем и ночью. В особенности ночью. Все вновь будет хорошо, когда Аласдайр вернется, как пить дать, устремленный в ее постель.

— Аласдайр не вернется!

Единственная исписанная знакомым почерком страница заставила Кариесу произнести фразу, смысл которой еще предстояло уразуметь в обескураживающей полноте. Но все муки она предпочитала вверить своему одиночеству, а до сестры донесла один лишь факт.

Лицо Мелани моментально трансформировалось: сестра изобразила сочувствие.

— О, Кэрри… — протянула она, подавая Кариссе чай со льдом, который постукивал на дне высокого запотевшего стакана, где плавал свежий лист мяты — утешительно красиво.

Карисса еле взглянула на напиток, но из рук сестры приняла и даже пригубила, продолжая изучать строчки прощального письма сухими глазами.

— Мне очень жаль, — попыталась вызвать ее на откровение Мелани. — Вы были вместе целых семь лет, чтобы вот так… расстаться! — произнесла она. — А что случилось?

Карисса отложила скупое письмецо, пожала плечами и ответила как нечто само собой разумеющееся:

— Он нашел мне замену. Пока я ждала его в уверенности, что столь долгое отсутствие объясняется напряженной учебой, он, верно, завоевывал сердце некой распрекрасной мадемуазели. Полагаю, таких там немало… Вот только не пойму, для чего ему понадобилось после стольких месяцев лжи извещать меня о том, что ее зовут Пирр и что это настоящая любовь. Рассчитывает на мое благословение? — холодно процедила Карисса.

— Брось, Кэрри! Конечно, это чрезвычайно неприятная новость, но ты же не станешь из-за столь заурядной подлости предаваться скорби.

— Ну, уж нет! — категорически отмела такой вариант Карисса, а миг спустя, вопреки всем своим намерениям, слезно пробормотала: — Но я верила ему, ждала его… Понимаешь? За эти годы я привыкла думать о нем как о своем единственном. Я была убеждена, что он воспринимает меня так же. И что теперь?

Мелани растерянно посмотрела на сестру. Она бы хотела отделаться какой-нибудь оптимистической формулировкой, но вопрос был ужасающе конкретным.

— Все это время я была наивной дурой, думая, что любима… — продолжала Карисса.

— Но послушай, Кэрри, — попыталась остановить ее причитания сестра, — все становятся глупцами в любви. Лучше искренне верить, чем чураться возможных сложностей. И не нужно думать, будто Аласдайр обманывал тебя. Просто он допустил непозволительную вольность: погряз в новых отношениях прежде, чем открылся тебе…

— Подстраховался на тот случай, ели потерпит неудачу с француженкой! — обличительно произнесла Карисса.

— Вероятно, — тихо согласилась с ней Мелани. — Но, как мне кажется, в вашем случае не было возможности расстаться полюбовно… — робко добавила она.

— Вот как?! — воинственно отозвалась Карисса. — Отлично! — подытожила она и яростно скомкала письмо.

Девушка преувеличенно гневалась, внутренне удивляясь тому, что не столько задета предательством, сколько возмущена тем фактом, что Аласдайр оказался в конечном итоге не лучше, чем все те, с кем бы ей не хотелось иметь ничего общего. Он так и не дал Кариссе восхититься своей верностью и серьезностью в отношении их общих планов на жизнь. Сиюминутные утехи взяли верх над рыцарской стойкостью.

Конечно, Карисса ничего не знала о своей сопернице, но та легкость, с которой Аласдайр обнадеживал ее на расстоянии и укреплял отношения с новой пассией, не позволяла ей относиться к его новому увлечению как к чему-то основательному. Хотя как знать…

— Самое неприятное то, — хмуро начала она, — что я искренне верила в незыблемость нашей связи. Оказывается, это была лишь иллюзия… Клянусь, Мел, я сделаю все, чтобы этот разрыв не был для меня болезненным. К счастью, мы не в браке, у нас нет детей, зато у меня есть собственный дом, который следует лишь привести в надлежащее состояние, и работа.

— Мне нравится, как конструктивно ты мыслишь, сестренка, — одобрительно отозвалась Мелани. — И не забывай, что у тебя есть я.

— Я знаю, Мел. И за все тебе спасибо… Открою маленький секрет, — таинственно произнесла Карисса, понизив голос и смущенно улыбаясь. — Я все еще храню невинность, прошедшую сквозь множество испытаний всяческими соблазнами.

— Не поняла, — пробормотала Мел. — Хочешь сказать, в свои двадцать шесть… после семилетнего романа… Как такое возможно?

— Поверь, это факт, — просто проговорила Карисса. — Моя девственность до сих пор при мне, чего не скажешь о душевном спокойствии… Мы с Аласдайром, вне всякого сомнения, были близки в определенной степени, он был ласков со мной и обходителен, и мне всегда казалось, что он понимает меня и разделяет мое желание не переступать последний рубеж… до свадьбы. Вот я и жила предвкушением, ждала его. Думала, как только он вернется, мы поженимся, и все станет возможным.

Мелани расплылась в улыбке, снисходительно выслушивая этот романтический бред.

— Считаешь, я сама спровоцировала его на разрыв? — робко спросила сестру Карисса.

— Какая разница, что я в связи с этим думаю, если ты была уверена в своей правоте, — дипломатично ответила Мел.

— А все-таки?

— По-моему, тебе нужно испробовать то, в чем ты все это время себе отказывала, чтобы понять, стоило ли оно того.

— Это твой совет, Мел?

— Вообще я стараюсь не давать советов, милая. Но твой вопрос свидетельствует о том, что прежней убежденности ты больше не испытываешь. Есть простая формула: не попробуешь, не узнаешь… Только, заклинаю тебя, не кидайся в другую крайность.

В субботу Карисса Грейс выступала перед публикой в музыкальном баре «Коув-отеля». В камерном зале был аншлаг: заявленный в программе «Ноктюрн» Шопена вызвал живой отклик аудитории. Карисса даже приметила лица постоянных слушателей, что доставило особенное удовольствие молодой исполнительнице. Остальные были туристами, которые с одинаковым рвением предаются осмотру достопримечательностей, знакомству с экзотическими сумчатыми обитателями австралийских заповедников, валянию на пляже, хождению по ночным клубам и перевариванию деликатесов под фортепианную музыку.

И вдруг Карисса увидела его, своего незнакомца, проскользнувшего в музыкальный салон, стараясь остаться незамеченным. Высокий и широкоплечий, и кажется, в той же одежде, что и в их первую встречу.

Завсегдатай? — изумленно подумала Кэрри. Вряд ли. Она играла здесь по пятницам и субботам вот уже два года. С понедельника же по четверг она исполняла нелестную роль официантки в одном из пригородных баров, где платили вполовину меньше, чем в «Коув-отеле». Карисса дорожила своей работой.

Исполнив программные произведения этого вечера, девушка взялась за сонату Людвига ван Бетховена, обычно называемую «Лунной». Украдкой бросая взгляды на незнакомца, она ощущала необыкновенный прилив вдохновения, сыграла волнующе, трепетно и вместе с тем сдержанно и целомудренно, без броских эффектов, с сокровенной торжественностью.

И сорвала аплодисменты.

Незнакомец занял свободный столик между окном и входом и заказал пиво, которое затем медленно потягивал, слушая.

Кэрри играла с упоением. Интуитивно стремясь разрешить внутреннее смятение, возникали то неистовые, то кроткие, одинаково отчаянные и изнуряющие повторения «Лунной» сонаты. Никогда прежде пианистке не удавалось воссоздать с такой определенностью эту светлую, щемящую и одновременно безотрадную красоту человеческой тоски… Еще ни разу она не играла этот опус так осмысленно, не терзала клавиши столь бескомпромиссно, никогда не была так опустошена, доведя гениальную музыкальную мысль до звенящих нот финала, безнадежно падающих затем в пустоту и мрак.

Бен Джемисон наблюдал за пианисткой со своей всегдашней сосредоточенностью, подумывая, что вечер становится с каждой минутой все приятнее. Он исчерпал всяческие возможности коротать однообразные вечера в одиночестве, и его темперамент нуждался в выплеске.

Невразумительная настойчивость внутреннего голоса привела сегодня Бена в музыкальный бар «Коув-отеля». Теперь он понял почему. До того Бен успел исходить все сколько-нибудь привлекательные места Сиднея, от живописных бухт до развеселых ночных заведений, чтобы унять растравляющие душу мысли, но нигде не задерживался надолго, понимая, что усилия его тщетны.

Сделав еще один большой глоток пива, Бен с большим интересом всмотрелся в пианистку, точеные кисти которой виртуозно порхали над двуцветными клавишами. Он с удовольствием переводил взгляд с пианистки на нелицемерно восторженные лица собравшихся в зале с приглушенным освещением, где, казалось, не было случайных людей, а только близкие и посвященные. Так сказать, интимный кружок — мечта любого серьезного исполнителя.

Он понимал, что девушка играет талантливо, что она страстно предана своему делу, однако всей глубины исполнения прочувствовать не стремился, хотя его явно растревожила ее способность извлекать столь разные по характеру и эмоциональной насыщенности звуки. Он определенно заслушался, не забывая вместе с тем исследовать визуальные параметры музыкантши.

Девушка стройная, достаточно высокая, но не чересчур. Она почему-то напомнила ему свечку в старинном фигурном подсвечнике. Должно быть, из-за особого воскового мерцания ее кожи. Он даже осмелился предположить, какова она на ощупь, эта матовая кожа.

Ему понравилась богатая палитра оттенков волос пианистки. Темно-русые у корней, они расходились прядями медового, пшеничного и золотисто-солнечного тонов. Не было сомнения, цвет натуральный. Такое разноцветье могло сотворить только щедрое австралийское солнце.

Изучая ее, Бен Джемисон постепенно отвлекся от музыки, заворожившей постояльцев отеля, и окончательно отдался во власть безыскусных фантазий, мысленно бороздя стройное тело, облеченное в голубой шелк.

Карисса не удержалась от того, чтобы еще раз осмотреть своих слушателей, задержав взгляд на одном из них, кто меньше всех походил на привычных для ее взора меломанов. Впрочем, музыкальные пристрастия этого мужчины волновали девушку менее всего. Похоже, он заметил верные признаки ее заинтересованности. Взгляды молодых людей встретились, и кровь волной прилила к щекам Клариссы, чтобы тут же отхлынуть, свинцом разлившись по членам.

Девушка быстро отвела глаза, машинально производя короткие поклоны в ответ на аплодисменты благодарной публики.

После концерта она имела обыкновение выпить бокал коктейля, перед тем как отправиться переодеться, поэтому и сейчас подошла к стойке бара.

— Позволите мне угостить вас? — услышала она мужской голос.

И острым чутьем своим вновь уловила бальзамический дурман, исходящий от незнакомца.

Карисса обернулась, намеренно оценивающе осмотрела его и подчеркнуто вежливо улыбнулась, легко покачав головой. При этом ее веки в дымке перламутровых теней непроизвольно прикрыли глаза.

— Персоналу отеля непозволительно вступать в подобного рода общения с постояльцами, — проговорила Кэрри. — В стенах отеля, — тотчас пояснила она.

— В таком случае не пройтись ли нам до побережья и не выпить ли в одном из тамошних баров? — предложил незнакомец. Он галантно протянул ей руку и представился: — Бен Джемисон.

Его губы изогнулись в асимметричной улыбке, похожей на скрадываемую ухмылку. Забавная ямочка образовалась на правой щеке.

Карисса насторожилась, но руку пожала. Представляться ей не было необходимости. Два года у входа в музыкальный бар висел плакат, анонсирующий ее выступления.

. — Сожалею, мне нужно успеть на последний автобус до дома, — ответила девушка.

— Я берусь оплатить вам такси, — заявил мужчина..

— О… нет, — испуганно пробормотала она.

— Пойдемте со мной, — призывно попросил он, взяв ее за руку. — Благодаря вашей талантливой игре вечер получился волшебный. Вам незачем меня бояться. Мы не зайдем дальше, чем вы позволите.

Карисса никогда не испытывала на собственной скромной персоне более непосредственного, а вместе с тем хитроумного домогательства. Мужчина был настолько в себе уверен, что хотелось верить: у него на это имелись веские причины.

Подкупленная его откровенностью, Кэрри широко улыбнулась:

— Самое трогательное предложение, которое

мне доводилось слышать.

— Простите… вас зовут?..

— Карисса, — ответила она, продолжая белозубо улыбаться.

— Карисса, у вас с собой, полагаю, сумочка?

— Да, она в гримерной. Мне приходится переодеваться. Сами понимаете, в вечернем платье в автобусе не слишком уютно.

— Этим вечером переодеваться вам не придется, — таинственно проговорил Бен Джемисон. — Вы ведь согласитесь прогуляться со мной.

— И все же мне нужно забрать свои вещи.

Мужчина ее дождался. Они вышли на ночную улицу и присоединились к потоку гуляющих.

— Вы всегда пользуетесь общественным транспортом? — спросил ее Бен.

— Да, с тех самых пор, как продала машину.

Он понимающе покивал. До бара на побережье оставалось рукой подать.

Бен распахнул перед ней дверь и, деликатно коснувшись полуобнаженной девичьей спины, сопроводил внутрь бара.

— Чего бы вам хотелось? — справился он.

— Минеральной воды со льдом, пожалуйста, — не задумываясь, ответила Кэрри.

Он с шутливой укоризной покачал головой.

— Несколько сортов пива с надеждой смотрят на вас, Карисса.

Но девушка отказалась.

Они заняли места за освободившимся столиком.

— Любите музыку? — спросила она.

Бен запрокинул голову, подыскивая нужную формулировку.

— Я уже поняла… Вы не любитель фортепианных пьес. Скорее, приверженец мощных басовых аккордов и электронных преобразователей, — предположила она.

— Но даже такому невежде, как я, понятно, что вы талантливая пианистка. Сегодня вечером вы играли сердцем.

— Как лестно слышать, — отозвалась Карисса, рассмеявшись.

— Какого цвета у вас глаза? — неожиданно спросил Бен, склонившись корпусом над столиком и посмотрев на нее в упор. — Тут темно.

— Голубые, — помогла ему разобраться девушка.

— Голубые, — мечтательно повторил он. — Хотел бы я увидеть их при свете дня… Позвольте, скорее уж ультрамарин. Глубокий и таинственный взгляд, Карисса… Можно еще один вопрос?

— Попробуйте, — позволила пианистка.

— Чем вы занимаетесь, когда не у рояля?

— По вечерам играю в баре, а днем приходится подрабатывать официанткой.

Бен удивленно приподнял брови.

— А вы? — поинтересовалась Карисса.

— Бизнес, — коротко и неопределенно ответил мужчина.

— Так вы не героическая личность? — с напускным разочарованием в голосе спросила его девушка.

— Прошу прощения? — потребовал он пояснений.

— В прошлую субботу возле отеля вы были так обеспокоены состоянием той пожилой женщины. Я полагала, вы всерьез намерены взять шефство над ней.

— Нет-нет, — возразил он. — Я вовсе не герой.

Разочарованы?

— Сложно сказать, — ответила Карисса. — Откуда вы?

— Вырос в Мельбурне, некоторое время жил на ферме, женат не был, даже не собирался.

— Ваши родители?

— Мама в Мельбурне, отец умер.

— Вы надолго остановились в «Коув-отеле»?

— Не могу ответить с определенностью… А знаете, о чем я подумал, слушая вашу игру?

— О чем же? — тихо отозвалась Карисса.

Бен пересел к девушке на диванчик и провел тыльной стороной ладони вверх по ее руке.

— Мечтал коснуться вас. Меня занимал вопрос, какая же вы на вкус, — признался он. — Позвольте?

Не дожидаясь ответа, он скользнул губами по ее губам и тотчас отпрянул, с серьезным видом читая в глазах Кэрри смесь изумления и любопытства.

Карисса облизнула губы. Он оставил на них вкус светлого пива.

Бен перехватил ее плечи и поцеловал основательно, проскользнув языком в волнуемое пространство меж мягкими губами. Шелковисто влажный ее язычок и щекочущие ровные зубки упоительно понежили его жажду тесного общения.

Правая рука Бена потянулась к полуобнаженной спине Кариссы, а затем проскользнула под тонкую ткань.

— Что вы об этом думаете? — очень серьезно спросил он девушку.

Она уперлась ладонью ему в грудь, намереваясь оттолкнуть от себя напористого мужчину, но, сморенная требовательным и пристальным взглядом Бена, уронила руку на пряжку его ремня. Дрожь проняла ее. Как было ответить, что она думает о ночи с незнакомцем?

Видя ее нерешимость, Бен счел необходимым помочь:

— Могу посадить вас в такси, могу отвести в свой номер. Выбор за вами. Но решайте прямо сейчас.

Опустив глаза, Карисса пробубнила:

— Не разрешается служащим бывать в номерах постояльцев иначе как по работе.

— Это не проблема, — бросил Бен.

— То есть как это?

— Мы просто нарушим правила, но никто об этом не узнает, — убежденно проговорил он.