Золотая судьба

Глава 6

Лестер Пью раздвинул плюшевые занавески на окне своей комнаты, расположенной над принадлежащим ему салуном «Золотой кошелек», и взглянул на главную улицу Доусона — «Золотого города», или, как некоторые называли его, «Прямоугольника на болоте».

Половина верхнего этажа здания была превращена в апартаменты Пью, где он останавливался во время редких визитов в Доусон. Это были довольно удобные комнаты, даже роскошные по северным меркам, и теперь Пью решил проводить здесь все свободное время.

Новичку растущий город мог показаться унылым поселком, состоящим из наскоро сооруженных построек и пыльных тропинок, которые служили улицами, но Пью видел нечто иное — он видел открывающиеся перед ним возможности. Доусон рос с невероятной быстротой, и самые предприимчивые могли быть уверены, что очень скоро станут миллионерами, если правильно разыграют выпавшие на их долю карты.

Хорошо, что он не стал ждать и приехал в Доусон теперь. Возможно, федеральный агент оказал ему неплохую услугу, заставив стряхнуть с себя ленивое оцепенение.

Громкий стук в дверь отвлек его от размышлений.

— Войдите! — крикнул он.

Дверь распахнулась, и вошел Чет Хартер. Улыбка его была натянутой, глаза ярко блестели. Он снял шляпу и бросил ее на диван.

— У меня для вас новости, Эл Пи. Есть хорошие, есть плохие.

— И что это за новости? — Пью достал золотой портсигар, извлек из него сигарету, аккуратно вставил в мундштук и зажег. Нельзя было показывать Хартеру, что он волнуется.

Хартер подошел к столу с остатками завтрака, поднял кофейник и, обнаружив, что он пустой, поставил на место.

Пью мысленно отметил его манеру держаться. Хартер опять был преисполнен чувством собственной незаменимости. Настало время поставить его на место.

— Я задал тебе вопрос, Чет, — тихо произнес Пью. Хартер, прищурившись, посмотрел на него.

— Я прекрасно слышал, Эл Пи. Просто я проверял, не осталось ли здесь кофе, но, похоже, нет.

Он улыбался, но тон его был высокомерным, и Лью мрачно нахмурился, рассматривая тлеющий конец сигареты. Пора осадить наглеца!

Пью неторопливо взял трость и слегка покачал ее в руке. Хартер смотрел на него с улыбкой. Вдруг с неожиданной для его грузного тела кошачьей ловкостью Пью вскочил на ноги и вытянул руку с тростью вперед. Он нажал кнопку — и раздался щелчок.

Глаза Хартера широко раскрылись, лицо побледнело — он почувствовал у своего горла острый клинок. Пью усилил нажим, и маленькие капельки пота проступили на лбу Хартера.

— Какого черта, Эл Пи? — хрипло спросил он, боясь пошевельнуться. — Эта проклятая штука достаточно острая!

На губах Пью появилась злорадная ухмылка.

— Неужели? Эту маленькую штучку я приобрел у проезжего торговца, который привез ее из Франции. Трость с вкладной шпагой — так они ее называют. Думаю, это идеальное оружие для джентльмена.

Хартер шумно сглотнул.

— Но в чем дело, черт возьми?

Улыбка Пью стала шире, и он слегка надавил на трость, отчего лицо Хартера стало еще бледнее, а пот струйками стал стекать со лба.

— Дело в том, мой друг, что пора было привлечь твое внимание. Кажется, у меня возникли некоторые проблемы. Я много раз говорил тебе, Чесли, что меня нельзя назвать терпеливым человеком и что тебе следует это учитывать. Я говорил тебе это?

Хартер осторожно кивнул. Он очень не любил, когда его называли именем, данным ему родителями, и Пью знал это. Толстяк медленно опустил трость, нажал кнопку, и тонкое лезвие, шурша, вернулось в футляр трости.

— Ну, и на чем мы остановились?

Прежде чем ответить, Хартер вытащил из кармана огромный носовой платок и вытер лоб, на мгновение спрятав лицо под складками ткани. «Когда-нибудь, — с ненавистью подумал он, — этот жирный ублюдок зайдет слишком далеко, и я вспорю его толстое брюхо!»

Но когда он убрал платок, его лицо опять было бесстрастным.

— Этот агент. Он в городе. Насколько я понимаю, сукин сын добрался сюда раньше нас. Сделал заявку на участок и разбил лагерь около Медвежьего ручья. А вы уверены, что этот парень — федеральный агент? Я хочу сказать, что это довольно глупо — преодолеть столько трудностей и не искать золото.

Пью коснулся пальцами подбородка.

— Я абсолютно уверен, Чет. Абсолютно уверен. Но похоже, он умнее, чем я думал. Достойный противник. Пусть все остается как есть. Я не могу тратить на него много времени. Потом от него надо будет избавиться. Полагаю, что это была хорошая новость. А какова плохая?

— Эта сучка Ли, фотограф, — она тоже здесь. Ума не приложу, как ей удалось выбраться живой из той бури! Она открыла свое дело в палаточном городке в конце улицы. Мне следует еще раз попытаться добыть фотографию?

Пью поджал губы.

— Думаю, да. Но на этот раз действуй осторожно. Мы на канадской территории, и я не хочу привлекать к себе ненужного внимания. Это все?

— Да, за исключением того, что внизу я столкнулся с Монтаной и он просил передать вам, что бухгалтерские книги готовы и вы можете просмотреть их.

— Превосходно. — Пью стремительно поднялся на ноги, и его живот затрясся. — Мы спустимся вниз прямо сейчас.

Внизу, в маленьком кабинете в задней части здания, Монтана Лидс разложил на столе огромный гроссбух и расправил страницы.

Он знал, что все в полном порядке, но все же чертовски нервничал. Почему-то Лестер Пью всегда так на него действовал. В этом человеке была холодная безжалостность, чего не могли скрыть его наружность и мягкие, вкрадчивые манеры. Он предполагал, что Пью занимается темными делишками, но ему, Монтане, не было до этого никакого дела.

Монтана знал, что Пью — опасный человек, и не строил иллюзий относительно своей судьбы, если он совершит крупную ошибку, обманет Пью или каким-либо другим образом вызовет гнев этого толстяка, по поскольку Пью ему очень хорошо платил, он мог спокойно продолжать свою работу — по крайней мере пока.

Монтана вздохнул. Возраст его приближался к шестидесяти, но он оставался элегантным и еще красивым мужчиной с копной белых волос, веселым нравом и громким смехом. Он был слишком талантлив, чтобы работать на других, особенно таких, как Лестер Пью, но человек должен ведь как-то жить. Если бы все сложилось удачно…

Он криво улыбнулся. Похоже, обстоятельства всегда складывались для него неудачно. Так было всю жизнь. Одна сияющая мечта сменяла другую, и каждая обещала богатство и успех, а кончалось все одним и тем же — крахом.

Его последняя мечта — обогатиться на Клондайке — поначалу, казалось, начала осуществляться. Монтана и его компаньон нашли богатый золотом участок и застолбили его. Они тянули жребий, чтобы определить, кто поедет в Доусон, чтобы оформить заявку, и Джексон, его компаньон, выташил длинную соломинку. Монтана остался на участке.

Через неделю Джексон вернулся. Размахивая ружьем, он приказал Монтане убираться с принадлежащей ему земли. Джексон оформил заявку на свое имя.

И только то, что Джексон предусмотрительно взял ружье, спасло ему жизнь. Монтана пожаловался в полицию Доусона, но у них было столько похожих жалоб, столько неоконченных дел и, кроме того, из доказательств было только его слово против слова компаньона, что Монтана понимал — у него нет шансов когда-нибудь увидеть даже часть того богатства, которое полилось из найденной жилы. Все, что у него осталось, — это золото, которое он добыл, пока Джексон отсутствовал.

Он даже лишился возможности отомстить, поскольку Джексон вскоре продал заявку и уехал отсюда.

Человек послабее после такого случая мог посчитать себя неудачником, смириться и стать обычным обывателем, но он уже разрабатывал новый план. На этот раз ему должно повезти. Теперь это не было мечтой о славе и известности, за которыми он гонялся раньше, это было то, что ему следовало сделать давным-давно. Он собирался оставаться здесь, управлять салуном, копить деньги, пока не наберет достаточно средств для…

Его мысли прервал донесшийся снаружи звук тяжелых шагов. Он откинулся на стуле и придал своему лицу выражение, которое, как он надеялся, придется по вкусу драгоценному хозяину. В комнату вошли Лестер Пью и его помощник Чет Хартер.

«Вот так надо себя вести, чтобы добиться успеха», — подумал Монтана.

Белинда смотрела на фотографии, разложенные на столе в глубине палатки. Она одобрительно улыбнулась. Фотографии были хороши — она это точно знала!

Многие из них были отпечатаны в лагере на озере Беннет, где они вынуждены были ждать оттепели, прежде чем продолжить путь в Доусон.

Вспоминая это путешествие, она каждый раз переживала его заново. Слава Богу, у нее был Чарли, оставшийся с ней, хотя остальные носильщики вернулись к своим семьям в Дайе. Без знаний и сноровки маленького чилкута заключительная часть путешествия была бы просто невозможна.

Во-первых, следовало построить лодку, то есть свалить и распилить деревья. Затем нужно было плыть по коварным водам Юкона. Затем они пересекли озеро Беннет при сильном встречном ветре, отчего каждый шаг превращался в упорную борьбу с волнами, грозившими выбросить лодку на берег. После озера Беннет они преодолели озеро Тагиш, ожерелье овеваемых ветрами фиордов, центральная часть которого забирала больше жертв, чем водопады «Белая лошадь». Это просто чудо, что они миновали его целыми и невредимыми, и имя этому чуду — Чарли. Белинда считала, что они с Аннабел обязаны Чарли жизнью.

Теперь она сортировала фотографии, внимательно разглядывая каждую и складывая в стопки. Тут были волнующие снимки каньона Майлз, яркий флаг, предупреждающий об опасности, и дощечка с надписью: «Каньон».

Белинда взяла одну из более ранних фотографий, которую она сделала на Чилкутской дороге во время схода лавины. Несмотря на то что камера побывала в грубых руках напавшего на нее мужчины, пленка не пострадала, и Белинда проявила ее на озере Беннет.

Она поднесла снимок к свету, льющемуся в окно палатки, и наклонилась над ним, чтобы рассмотреть маленькое пятнышко сбоку в верхней части снимка. Странно, как это она не заметила его раньше! Пятнышко походило на человека, но что он делал так далеко в стороне от тропы?

Впрочем, это не имело особого значения, поскольку не портило общую композицию.

Она отложила фотографию в сторону, и в этот момент в палатку вошла Аннабел. На ней были розовое муслиновое платье и шляпка, подчеркивающие ее румянец. Белинда улыбнулась, подумав, какая восхитительная вышла бы фотография, если бы фотопленка могла передавать цвет.

— Хорошо провела время? — спросила она.

— Разве можно хорошо провести время в этом захолустье? — пожала плечами Аннабел. — Ужасное место, пыльное и мерзкое, а комары просто съедают тебя заживо! — Она швырнула перчатки на койку. — Би, когда мы переедем в приличное место? Я жутко устала жить в этой палатке!

Белинда, нахмурившись, вздохнула. Ей казалось, что она слышит от Аннабел одни лишь жалобы — то на одно, то на другое.

— Мы переедем, когда заработаем достаточно денег, чтобы построить дом, — коротко ответила она. — Я уже начинаю собирать деньги. Это не займет очень много времени. Золотоискателям не терпится получить свои фотографии, чтобы послать их домой. Каждый день приходит все больше и больше народу.

— Не понимаю, зачем нам ждать, — нахмурилась Аннабел. — Знаешь, здесь есть гостиницы. Это не бог весть что, но там по крайней мере настоящие стены и настоящие кровати. — Она с силой ударила по брезентовой койке.

Белинда покачала головой:

— Цены там умопомрачительные, а денег у нас пока нет. Впрочем, мне надо идти работать. Поговорим об этом позже.

Она с трудом сдерживала гнев, и это в последнее время случалось все чаще. Белинда хотела напомнить Аннабел, что та сама напросилась сопровождать ее, но потом сдержалась — она и так говорила об этом слишком часто.

Аннабел надулась:

— Я знаю, что разговора вообще не будет. Знаешь, Белинда, это я старшая сестра, а не ты. И я должна решать, где нам жить.

Белинда взяла теплую шаль и молча отвернулась. Кажется, Аннабел забыла, что все это время они жили на заработки Белинды, и это, по ее убеждению, давало ей право принимать решения. Она накинула шаль на плечи.

— Ты могла бы здесь немного прибрать, пока я работаю, — многозначительно сказала она. — Эта палатка напоминает свинарник.

Не дожидаясь ответа, Белинда вышла и направилась ко второй палатке, где находились ее камера и оборудование для фотолаборатории. Перед входом располагался низкий помост с разрисованным задником, на котором были изображены горы, русло реки и фигуры старателей, склонившихся над золотопромывочными ковшами и желобами. Куски породы и живопись были так искусно совмещены, что передний план выглядел очень натурально.

Белинда чрезвычайно гордилась своей съемочной площадкой. Задник разрисовал бродячий художник, а передний план она соорудила собственными руками.

Белинде очень хотелось заняться настоящей работой, и она проводила утренние часы, снимая то, что ее интересовало. Она фиксировала на пленке насыщенную жизнь быстро растущего Доусона и людей, которые приехали сюда за золотом. Но они с Аннабел нуждались в деньгах, и поэтому дневное время, с часу до четырех, она посвящала изготовлению портретов, за которые старатели очень хорошо платили. Вот и теперь ее уже ждали больше десятка человек, выстроившихся в очередь возле деревянной таблички, на которой крупными черными буквами было написано:

«Б. ЛИ, ФОТОГРАФ, ПОРТРЕТЫ И ПЕЙЗАЖИ КЛОНДАЙКА».

Вид этой таблички несколько подбодрил ее, и она, выбросив из головы личные проблемы, принялась за дело.

Аннабел со злостью разглядывала унылый зеленый брезент над головой. Ей было скучно, и она в который раз отругала себя за то, что настояла на этом злополучном путешествии.

Поначалу ее захватила перспектива увидеть далекий Юкон, мифический и таинственный, ощутить дух приключений, познакомиться с людьми, искавшими и, судя по сообщениям, находившими богатства, которые им и не снились.

Но кто мог предположить, что здесь будет так холодно и неуютно, а все приключения останутся в мечтах?

И Белинда к тому же становилась совершенно невозможной!

Дома, в Нью-Йорке, с ней тоже приходилось нелегко — она была властной, самоуверенной и резкой. Кто-то из знакомых мужчин как-то сказал Белинде — Аннабел сама слышала, — что «у нее мозги, как у мужчины». В его устах это был комплимент, и Аннабел призналась себе, что на нее он произвел впечатление, но Белинда в ответ лишь улыбнулась и с гордым видом заявила:

— Мужчины, похоже, этого не осознают, но на самом деле они понятия не имеют, что такое интеллект!

Аннабел подумала, что теперь, в этой Богом забытой глуши, Белинда стала еще более властной и безрассудной. Недавно у нее появилась привычка впадать в мрачное настроение, и она становилась колючей, как дикобраз. С ней просто невозможно было разговаривать!

— Тут есть кто-нибудь?

Звук мужского голоса у входа в палатку заставил ее мгновенно вскочить на ноги.

— Да? — нерешительно отозвалась она. — Кто там?

— Чет Хартер, мэм. Могу я войти?

Чет Хартер? О да! Франтоватый парень со зловещим, испещренным оспой лицом, которого она видела в Дайе.

Аннабел поднесла руку к волосам. Наверное, у нее смешной вид, но внутри палатки довольно темно. Следует ли впускать его? Ведь она здесь одна. А почему бы и нет? Ей было скучно, хоть вой!

— Войдите, мистер Хартер, — ровным голосом сказала она и быстро присела на край койки, красиво расправив юбку.

Клапан палатки отодвинулся, и вошел Хартер. Аннабел с интересом начала разглядывать его. Он был привлекателен — завораживающей зловещей красотой, которая одновременно пугает и притягивает к себе. Ее сердце учащенно забилось.

Она встала, опустив голову, а затем робко посмотрела ему в глаза — этот трюк она всегда считала чрезвычайно эффективным для привлечения внимания мужчин.

— Какая приятная неожиданность, мистер Хартер! Что привело вас в Доусон?

Он склонился к ней, возможно, чуть ближе, чем следовало, и приятные мурашки пробежали по спине Аннабел. Да он еще и дерзок!

— У меня здесь дела, и мне только что попалась на глаза вывеска вашей сестры. Я подумал, что тут вряд ли есть еще один фотограф по фамилии Ли, и поэтому решил выяснить, действительно ли это вы с сестрой. Чрезвычайно рад убедиться, что не ошибся.

— Я тоже очень рада вас видеть, — бойко ответила она. — Должна вам признаться, здесь ужасно скучно, и мне приятно видеть знакомое лицо. Вы надолго в Доусон?

— Вероятно, пробуду здесь некоторое время. Вы, кажется, собирались куда-то уходить?

Аннабел весело рассмеялась и тряхнула головой, так что ее локоны подпрыгнули.

— Я уже выходила в город, если можно так выразиться.

Он улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Его улыбку нельзя было назвать приятной.

— Да, я знаю, что это неподходящее место для дамы, мисс Ли, — сказал он. — Но Доусон быстро растет, и здесь уже есть парочка портних и кондитерская. Можно сказать, что Доусон стоит на пороге цивилизации.

Аннабел рассмеялась и почувствовала, как у нее закружилась голова. Это были самые приятные минуты с начала этого несчастного путешествия! Ей так не хватало флирта, этой добродушной пикировки между мужчиной и женщиной, которая была неотъемлемой частью ее жизни в Нью-Йорке.

Она заметила, что он пристально смотрит на нее, и опустила глаза.

— У меня появилась идея, — сказал он. — Поскольку вы одеты для выхода… Что вы скажете, если я предложу вам отправиться в «Аврору» и пообедать? Еда там неплохая, несмотря на то что они дерут за нее непомерную цену.

Аннабел задрожала от радостного предвкушения. Но ведь Белинда придет в ярость, если она уйдет, ничего не сделав по дому.

— Даже не знаю. — Она встряхнула кудрями, а затем опустила глаза и снова подняла их, чтобы он имел возможность оценить длину ее ресниц и то, как красиво они лежат на ее щеках. — У меня много дел…

— О, я уверен, что дела могут подождать. Кроме того, такая милая девушка не должна работать в этот чудесный день. Пойдемте? Ваше общество доставит мне огромное удовольствие.

— Черт возьми, а почему бы и нет? — Она вскинула голову. — Беседа с цивилизованным человеком явно украсит мой день, и, кроме того, я не прочь немного перекусить. После прогулки у меня разыгрался аппетит.

— Великолепно! Тогда вперед!

— Я только оставлю записку Белинде.

Аннабел принялась рыться в шкатулке с письменными принадлежностями в поисках листа бумаги. Хартер прошел в глубь палатки и стал рассматривать разложенные на столе фотографии.

— Это снимки вашей сестры?

Аннабел, писавшая записку, слушала его вполуха.

— Да, их сделала Белинда.

— Они очень хороши, — задумчиво произнес Хартер. — Понимаете, я думал, что фотография для нее просто забава, но она разбирается в том, что делает. — Он взял один из снимков и стал внимательно разглядывать его. — Никогда не видел таких великолепных фотографий.

Аннабел сложила записку и рассмеялась:

— Скажите об этом Би! Это доставит ей удовольствие.

— Обязательно. — Он отвернулся от фотографий. — Ну, вы готовы? Пойдем?

Она радостно кивнула, впервые за несколько недель ощущая прилив сил. Как это волнующе!

— Всегда готова! — ответила она.

Он придержал перед ней клапан палатки, когда она выходила. Она с радостью приняла предложенную руку. Как приятно, когда с тобой вновь обращаются как с дамой, а Белинда может злиться сколько влезет. Аннабел знала, что предстоящее удовольствие стоит таких жертв.

Взглянув на соседнюю палатку, Аннабел убедилась, что Белинда занята съемками и не заметила ее ухода.

В кафе «Аврора» Чет Хартер распорядился отвести их в отдельный кабинет, и Аннабел, запоздало вспомнив о своей репутации, слабо запротестовала.

Хартер предупредительно повернулся к ней:

— Да, мисс Аннабел, в чем дело?

Аннабел стало немного не по себе. Неужели она ведет себя глупо, изображая наивную девушку? Но дома считалось неприличным обедать в таких кабинетах наедине с мужчиной.

— Я понимаю. Вас беспокоит отдельный кабинет. Но я просто хотел оградить вас от грубого общества, с которым мы можем столкнуться в общем зале. Но может, вы против?

— О нет. Все в порядке, — поспешно ответила она.

Хартер поверх ее головы кивнул официанту:

— Мы берем кабинет.

Аннабел почувствовала неловкость — она не привыкла к подобному ощущению и не любила его. На мгновение она засомневалась в разумности своего решения прийти сюда с этим человеком, но когда их отвели в маленький кабинет с бархатными занавесками и накрытым скатертью столом, эти мысли исчезли. Здесь было так изысканно — первая цивилизованная комната, которую она видела с тех пор, как они покинули Нью-Йорк. Аннабел вскрикнула от удовольствия и с размаху опустилась на диван, красная бархатная обивка которого гармонировала с занавесками.

— Как здесь красиво! — воскликнула она.

Хартер широко улыбнулся и потянулся за бутылкой вина, которую официант оставил в серебряном ведерке.

— Я рад, что вам понравилось, — сказал он, наполняя бокал густой темно-красной жидкостью. — Давайте выпьем немного вина, пока нам принесут еду.

Блюда были хорошо приготовлены, гораздо лучше, чем те, что подавались в большинстве заведений Доусона, и хотя Хартер ел с аппетитом, мысли его были заняты совсем не едой.

Он пребывал в прекрасном расположении духа и тайком разглядывал сидящую напротив молодую женщину. Разве мог кто-нибудь предположить, что ему так повезет в этом оторванном от цивилизации городе?

Да, это настоящая удача! Хартер надеялся, что палатка Ли пуста, и был немного разочарован, услышав ответивший на его оклик голос, но все обернулось чудесно. После того как он обнаружил снимок, сделанный Белиндой на тропе, не составило особого труда незаметно сунуть его в карман. Он не успел внимательно изучить фотографию, но, насколько он мог судить, там не было ничего, что могло быть поставлено ему в вину. Действительно, гора с плеч. А потом он обнаружил, что Аннабел отвечает на его ухаживания и что она даже красивее, чем он думал, — ему на самом деле сегодня везло!

Хартер взял бутылку и повернулся к Аннабел:

— Еще немного?

Ей-богу, она была лакомым кусочком — высокая грудь, тонкая талия. Большинство женщин здесь походили на рабочих лошадей или были настолько потасканными, что общение с ними не доставляло никакого удовольствия.

Аннабел хихикнула.

— Думаете, стоит? — произнесла она. — Я хочу сказать, что, кажется, совсем опьянела.

— Вы нисколько не пьяны, — ответил он, наполняя ее бокал до краев. — Всего капельку, чтобы не дать исчезнуть румянцу с ваших щечек. Прелестных щечек, должен вам сказать. — Он погладил ее.

Она опять засмеялась и покраснела.

— О, вы такой… такой… льстец! — Она залилась смехом. — О Боже!

Он рассмеялся вместе с ней:

— Давайте пересядем на диван, там нам будет удобнее.

— О, мне и так удобно…

Но Хартер уже подхватил ее под локоть и помог переместиться на обитый бархатом диван.

Он знал об Аннабел гораздо больше, чем она о нем. Он знал, например, что, несмотря на все ее кокетство, девушка неопытна. И хотя она была твердо уверена в своей власти над мужчинами и гордилась своей способностью укрощать их, Хартер не сомневался, что весь опыт Аннабел ограничивается юнцами ее возраста, неуверенными в себе и легко управляемыми. Тот факт, что она не представляла себе, что ее ждет, усиливал его удовольствие. Он любил девственниц. Он любил быть первым, подавлять и подчинять себе женщин, твердо веря, что так предначертано Богом: мужчина — хозяин, а женщина обязана служить ему.

Последний бокал вина начал действовать, и прекрасные глаза Аннабел остекленели. Хартер взял у нее бокал.

— Я чувствую себя немного… странно, — слабым голосом сказала она.

— Просто вы слишком взволнованны, вот и все. Все будет хорошо — вам только нужно прилечь. Давайте я расстегну ваш корсет, чтобы было легче дышать.

— Я… я…

Ее рука нерешительно поднялась, чтобы оттолкнуть его, но Хартер, шепча успокаивающие слова, начал сражаться с пуговицами на ее платье. Желание его все усиливалось. Глаза Аннабел были закрыты, и она, казалось, не сознавала, что происходит. Хартер увидел белую гладкую кожу над кружевами и лентами. Он осторожно раздвинул кружева и нащупал шнурки корсета. Боже, и как только женщины умудряются втиснуться во все это?

Наконец он добрался до мягких, женственных округлостей, несколько секунд любовался ими, а затем положил ладонь на правую грудь Аннабел, ощущая шелковистую гладкость кожи под своими огрубевшими пальцами и наслаждаясь ее теплом. Затем, уже не в силах справиться с желанием, он грубо сжал ее, и Аннабел вскрикнула.

Ее глаза открылись, и ужас, который он увидел в них, еще больше распалил его.

— Нет, нет! — крикнула она, преодолевая вызванное вином головокружение.

Она была пьяна, но уже понимала, что происходит. Он был доволен — именно это ему и нравилось.

Хартер грубо сдернул с нее юбку, порвав застежки, затем потянул вниз нижние юбки и кружевные панталоны, обнажив стройные ноги.

Его глаза жадно впились в треугольник вьющихся волос между бедер девушки. Теперь Аннабел плакала и слабо сопротивлялась, но Хартер был силен как бык.

Смеясь, он раздвинул ей ноги и уставился на ее лоно, одной рукой пытаясь расстегнуть брюки. Да сегодня у него действительно удачный день!