Золотой дар

Глава 11

Дэмон Маркус Кинкейд взял в руки тончайшей работы стилет и бережно погладил его. Личный секретарь Кинкейда, молодой человек, старательно подчеркивающий свою безликость, с уважением посмотрел на хозяина.

Хэтч был буквально зачарован сверхъестественным сходством своего босса с этой изящной вещицей. Он уже знал, что Кинкейд относится к стилету с гораздо большим уважением и трепетом, чем к любому из смертных.

Порой секретарь испытывал весьма тревожное ощущение, что его босс нисколько не жалует людей.

Сильные, гибкие пальцы Кинкейда с невероятной нежностью порхали по стали кинжала. Такие пальцы могли бы оказать честь пианисту или художнику, человеку с душой творца… Дэмон Кинкейд всю свою жизнь творил лишь деньги да собственную власть. Он вполне подошел бы на роль чудовищного Борджиа.

Хэтч предпочитал не вдаваться в историю стилета. Недаром ведь поговаривали, что его босс тесно связан с миром теневых дельцов, частенько пренебрегающих общепринятыми законами честного бизнеса. Приятно, конечно, работать на столь могущественного шефа, но безопаснее все-таки не совать нос в его тайны.

И тем не менее честного Хэтча сильно настораживали эти секреты. Кинкейд платил щедро, грех жаловаться, но ведь деньги отнюдь не самое главное… В Сан-Франциско немало приличных работодателей, и Хэтч уже начал наводить справки — исподволь, разумеется.

— Прелестная вещица, не находите? — с искренним восхищением спросил Кинкейд, как будто кинжал был женщиной, которой он мечтал овладеть. — Начало шестнадцатого века. Превосходная работа. Знаете, Хэтч, ведь в Италии во время поединка кинжал зачастую использовался одновременно со шпагой. Шпагой делали выпад, кинжалом парировали удар.

— Наверное, это было непростое искусство, — равнодушно заметил Хэтч.

— Разумеется. Участие в настоящей дуэли требовало огромной тренировки. Впрочем, эти усилия с лихвой оправдывались, ведь обычное посещение церкви порой грозило смертельной опасностью! Заказные убийства были неотъемлемой частью национального колорита Италии эпохи Возрождения. Такой же, как похищения с целью получения выкупа.

— Представляю. — Хэтч едва заметно поморщился от собственной банальности. Но ведь не мог же он прямо сказать хозяину, что ему кажутся нездоровыми все эти неумеренные восторги кровавым прошлым!

Слишком часто во взгляде Кинкейда секретарь ловил нечто такое, от чего у него испуганно замирало сердце. Что это было? Хэтч чувствовал, что к обычному звериному энтузиазму воротилы американского бизнеса это не имело отношения. Если бы Хэтча все-таки попросили выразить словами то, что он смутно угадывал в натуре своего шефа, он, наверное, назвал бы это страстью. Но что это была за страсть? К чему? Этого Хэтч тоже не знал. Тайная склонность Кинкейда не была влечением ни к женщинам, ни к мужчинам. Хэтч подозревал, что она вообще не имеет ничего общего с сексом. Нет, здесь явно крылось что-то болезненное… Что-то глубоко порочное. Извращенное.

— Любопытный стилет. Итальянский, вы сказали? — вежливо осведомился секретарь.

Кинкейд медленно обернулся и окинул его холодным взглядом странных, ничего не выражающих глаз.

Выдерживать этот взгляд всегда было страшным испытанием для Хэтча, который хотя и проработал на своего шефа вот уже целых два года, но совершенно точно знал, что никогда не научится спокойно смотреть ему в глаза.

Возраст Дэмона Кинкейда неуклонно приближался к сорока, но он все еще был в превосходной форме. Тело его было гибким, сильным и стройным. Такие легкие, тренированные тела обычно бывают у профессиональных танцоров или фехтовальщиков.

Увидеть в Дэмоне Кинкейде танцора мог только слепец или непроходимый тупица. С первого взгляда становилось ясно — этот человек предпочитает смертельно опасные упражнения. Фехтование было одной из самых сильных привязанностей Кинкейда. Большую часть своего офиса он оборудовал под спортивный зал, где с потолка, как повешенный, свисал манекен для отработки ударов Впрочем, не только прекрасная фигура делала Кинкейда привлекательным мужчиной. Точеные черты его аристократического лица возникли словно из-под резца скульптора Возрождения. И лишь глаза были чужими на этом прекрасном портрете. Цвет их мог меняться от серого до голубого, порой они казались стальными. И лишь иногда серебристая мгла этих очей вдруг зажигалась дикой, нечеловеческой страстью.

Несчастному секретарю, отчаявшемуся подметить хоть что-нибудь в этой ледяной бездне, приходилось подбирать другие ключики к душе своего босса. Он должен был хоть как-то предугадать или истолковать его поведение. Иногда это удавалось, чаще всего нет… Как сейчас, например.» Господи, — взмолился несчастный Хэтч, — неужели я выказал недостаточное восхищение этой старинной железкой?!«

— Итальянский, — холодно подтвердил Кинкейд, но не стал бранить своего секретаря за неспособность оценить неземную красоту стилета. Вместо этого он отложил кинжал на мраморный столик и прошел к своему рабочему креслу, стоявшему за богато инкрустированным столом красного дерева. У этого стола не было ни единого ящика. Уже один этот маленький штрих красноречиво говорил посетителю о всесилии хозяина кабинета. Король могущественной корпорации мог позволить себе пренебречь современным деловым стилем.

В огромном помещении не было никакой мебели, за исключением роскошного стола и рабочего кресла, напоминающего королевский трон. Каждый, кто попадал в этот кабинет, вынужден был решать свои вопросы стоя. Кинкейд мнил себя психологом: единственный сидящий человек неизбежно будет восприниматься олицетворением самой власти Бедолаге Хэтчу оставалось только восторгаться столь глубоким проникновением в тайны человеческой природы.

Сам оставаясь абсолютно непроницаемым, Кинкейд, однако, обладал даром моментально оценивать других людей и определять, насколько они могут быть полезны ему. Именно этот талант он поставил на службу своему успеху в бизнесе.

Пол офиса был выложен гладко отполированным мрамором. Никаких ковров — ничто не должно смягчать холода и блеска сияющей поверхности. Стены украшали шпаги и кинжалы — все подлинные, относящиеся к периоду с четырнадцатого по шестнадцатый век;

И лишь висящая здесь же картина кисти Кейтлин Эванджер не несла в себе общего духа смерти и насилия, присущего этому кабинету. Хэтч не любил шедевров Кейтлин, хотя признавал, что они производят на него сильнейшее впечатление. Многие разделяли его чувство. Кинкейд, однако, был страстным коллекционером работ художницы.

Казалось, ему были вполне по душе и тревожный стиль, и жестокие образы, возникающие под ее руками.

Усилием воли Хэтч подавил желание переступить с ноги на ногу, дожидаясь распоряжений шефа. Застыв в почтительном молчании, он смотрел, как Кинкейд, развернувшись в кресле, разглядывает расстилавшуюся внизу панораму Сан-Франциско.

— Вы приготовили недельный отчет о Кейтлин Эванджер? — спросил наконец Кинкейд, не отводя прищуренных глаз от залива.

— Да, сэр. Согласно вашему распоряжению, частное агентство установило круглосуточную слежку за домом художницы. Наблюдение ведется с тех самых пор, как до вас дошли слухи о намерении Эванджер продать свою последнюю картину. — Секретарь порылся в своих бумагах, хотя, как всегда, знал назубок всю необходимую шефу информацию. По сообщениям детективов, Кейтлин Эванджер и ее компаньонка вернулись с минерального курорта перед уик-эндом. Единственный по-настоящему интересный факт — в понедельник Эванджер принимала гостей. На следующее утро визитеры уехали.

— У Эванджер были гости? — Голос Кинкейда прозвучал непривычно резко. — Это в самом деле любопытно. Мои информаторы особо подчеркивали, что Эванджер живет отшельницей. Она одинока и очень замкнута. Она ни разу не дала ни одного интервью прессе.

— Да, я помню. — Хэтч снова уткнулся в бумаги. — Ее гостями стали двое людей, с которыми художница познакомилась на водах. Это хозяйка местного кафе некая Вериги Эймс и работающий на нее Джонас Куаррел. Сотрудники агентства предполагают, что они, возможно, любовники. Но все это совершенно не важно, мистер Кинкейд! Эймс едва сводит концы с концами, а Куаррел моет у нее посуду и обслуживает клиентов. Такие люди равнодушны к дорогим картинам! Думаю, вам не стоит беспокоиться.

— Вы глубоко заблуждаетесь, Хэтч. Люди искусства эксцентричны и непредсказуемы. Даже по тем крохам информации, которыми мы располагаем, я заключил, что Кейтлин Эванджер обладает еще большими странностями, нежели многие ее коллеги по цеху. Почему бы ей не показать этим ничтожествам свой шедевр? Нет ничего невозможного в том, что» Кровавая страсть» могла заинтересовать их. А теперь представьте, что у кого-нибудь из этих голубков есть богатый дядюшка, способный тряхнуть мошной и одолжить кругленькую сумму на покупку?

Хэтч решил раскрыть карты:

— Сегодня утром Эванджер позвонила своему агенту и сообщила условия продажи «Кровавой страсти».

Кинкейд не шелохнулся, но Хэтч чувствовал, что босс весь превратился в слух.

— Аукцион?

— Частные торги, сэр. Эванджер пожелала провести их сама, в собственном доме.

— Когда? Кто приглашен? — Вопросы прозвучали как два коротких выстрела.

— Здесь имеется маленькая неясность, — озабоченно нахмурился Хэтч. — Очевидно, художница хочет устроить большой прием. Прощальный, так сказать, поскольку она, по-видимому, твердо намерена навсегда оставить живопись.

На этот вечер планируется собрать огромное количество людей, вращающихся в высшем свете, но лишь немногим избранным будет позволено участвовать в аукционе.

— Я должен быть в числе приглашенных, Хэтч! Более того, мое имя следует включить в оба списка. Займитесь этим. Я куплю эту картину.

Хэтч кивнул. Это будет несложно. Любой художник, пусть даже самый экзальтированный, сойдет с ума от счастья, узнав, что его холстами интересуется лично Дэмон Маркус Кинкейд! Всем известно, что этот человек никогда не скупится, оплачивая свои прихоти! Если босс что-то возжелает — будьте уверены, он за ценой не постоит! Стало быть, если эта Эванджер не дура, она вылезет из кожи, стараясь залучить к себе такого покупателя. И тогда ей останется лишь затащить к себе еще пару-тройку толстосумов, дабы придать живость состязанию и повысить ставки.

— Я свяжусь с галереей Эванджер в Сан-Франциско, — пообещал секретарь.

— И немедленно.

Хэтч недовольно поджал губы, хотя давно уже привык к властной манере своего шефа.

— Я сейчас вернусь, мистер Кинкейд, — ответил он и с легким сердцем покинул кабинет.

Если хочешь держаться на плаву среди акул, приходится каждую секунду быть начеку. Иначе в два счета из помощника превратишься в добычу.

Когда дверь за секретарем закрылась, Кинкейд снова отвернулся к окну. Неужели этот проклятый уродливый дом будет вечно преследовать его? Мистика какая-то… Нет, Кинкейд, конечно, знал, что в жизни бывают самые странные совпадения, но все-таки чувствовал безотчетную тревогу.

Он мысленно вернулся в тот день, когда впервые увидел дом. Тогда он был молод, немного навеселе и только-только начал входить в силу. Дом принадлежал старине Сэндквисту, с которым он был в ту пору необыкновенно дружен. После смерти Сэндквиста Кинкейд больше никогда не позволял себе подобных отношений с кем бы то ни было. Слишком опасно.

Но в те далекие времена повеса Кинкейд был просто в восторге от того, что старший приятель полностью разделяет его экзотические сексуальные вкусы и пристрастия. Сэндквист… Кажется, за всю свою жизнь Кинкейд больше не встречал человека, настолько свободного от норм морали! В те золотые деньки они оба старались вовсю, превращая дом на утесах в уголок самых пикантных забав. Совсем нетрудно оказалось заманивать туда тщательно отобранных женщин. У Сэндквиста был настоящий талант устраивать безумные в своей изысканности оргии. Наркотики, деньги и угроза физической расправы легко затыкали рот жертвам, большинство из которых были найдены на улицах.

И только однажды они с Сэндквистом едва не прокололись на женщине, которая вполне могла бы обратиться в полицию… если бы они ей позволили, конечно. Привезти в дом Сьюзен Коннели было непростительной ошибкой, но Кинкейд просто не устоял перед искушением. Малышка Сьюзен была превосходна — красивая, невинная, доверчивая, наивная и в придачу ко всему по уши влюбленная в него! Как тут было удержаться? Кинкейд и сейчас испытывал мгновенную эрекцию при одном воспоминании о том, как он постепенно сдирал с крошки все ее добродетели…

И все-таки эта волшебная ночь была смертельно опасна.

Когда Кинкейд опомнился, то решил избавиться от своей жертвы. Автокатастрофа на одиноком витке идущего над берегом шоссе послужила прекрасным выходом из положения. Сьюзен погибла. Кинкейд всегда отличался осторожностью и осмотрительностью, он внимательно перечитал некролог, чтобы убедиться в этом.

Именно это событие заставило его отказаться от причудливых уик-эндов. В ту пору Кинкейд как раз начал восхождение по крутой лестнице большого бизнеса, где забота о респектабельном фасаде была неотделима от налаживания тесных контактов с дельцами теневой экономики. Поэтому Кинкейд прямо заявил Сэндквисту, что не сможет больше предаваться еженедельным оргиям.

Друг воспринял это известие спокойно… И только через три года пути их снова пересеклись. Кинкейд до сих пор помнил животный ужас, охвативший его, когда от Сэндквиста пришло письмо с угрозами разоблачения.

Старый приятель оценил свое молчание в астрономическую сумму… Сейчас, оглядываясь на далекое прошлое, Кинкейд весьма сожалел о своей юношеской наивности.

Ему и в голову не приходило, что в каждой спальне Сэндквист установил скрытые камеры и записывал на пленку самые жестокие безумства.

Решившись шантажировать бывшего дружка, Сэндквист, по сути, подписал себе приговор. Кинкейду пришлось снова посетить дом на утесах. Болван Сэндквист не потрудился даже сменить систему охранной сигнализации! Все осталось как в те приснопамятные деньки. Кинкейд без труда вспомнил коды и проник в дом.

Он нашел Сэндквиста в большой угловой комнате на третьем этаже. Одурманенный выпивкой и наркотиками, несчастный даже не узнал предполагаемую жертву своего шантажа. Кинкейд просто выволок его из постели, спустил с лестницы и сбросил с высокой скалы.

Когда тело было найдено, причиной смерти сочли несчастный случай из-за передозировки наркотиков. Как трагично! Кто же знал, что у Сэндквиста были проблемы с героином? Но ведь в наше время, к несчастью, эта зараза охватила самые широкие слои населения…

В ту ночь Кинкейд покинул мрачный дом, уверенный, что видит его в последний раз. До тех пор пока в обществе не распространились слухи о скорой продаже последней работы Кейтлин Эванджер, он даже не подозревал, что дом продан.

Кинкейд уже купил три картины Эванджер. Для него это было не просто выгодное вложение капитала. Его возбуждала скрытая ярость этих полотен, нравилось мрачное мироощущение художницы, дикий, сюрреалистический мир ее образов. Эти работы находили странный отклик в темной душе Кинкейда.

Известие о намерении Эванджер навсегда оставить искусство мгновенно облетело коллекционеров. Кинкейд тоже не остался безучастным. Он жаждал заполучить «Кровавую страсть». С обычным бесстрастием он подумывал, что было бы очень неплохо, если бы Эванджер ушла со сцены красиво, совершив, например, скандальное самоубийство. Кстати, суицид художницы надолго защитил бы от инфляции его деньги, вложенные в картины. Кинкейд еле заметно улыбнулся. Решено: заполучив «Кровавую страсть», он позаботится, чтобы Эванджер действительно наложила на себя руки.

Но сначала надо убедиться', что его имя будет внесено в список участников элитарного аукциона.

А значит, Дэмону Маркусу Кинкейду придется снова переступить порог уродливого жилища. Возможно, когда все будет уже позади, он найдет способ стереть этот дом с лица земли. Слишком уж часто он вторгается в его жизнь. Кинкейд не собирается ждать четвертого раза.

Он повернулся к столу и нажал кнопку коммутатора.

Немедленно прозвучал вежливый голосок секретарши:

— Слушаю, мистер Кинкейд.

— Соедините с Хэтчем.

Хэтч отозвался немедленно:

— Слушаю, мистер Кинкейд.

— Когда закончите улаживать дела с аукционом, свяжитесь с нашими детективами. Мне нужны подробные досье на владелицу кафе и ее грязного любовника. Постарайтесь как можно скорее удовлетворить мое любопытство.

— Слушаю, мистер Кинкейд.

Кинкейд самодовольно откинулся на спинку кресла.

Нанимая людей, он неизменно предпочитал послушных исполнителей. Гораздо приятнее работать с людьми типа «слушаю, мистер Кинкейд», чем с теми, кто склонен слишком много шевелить извилинами.

Верити добавила щепотку карри в нежный йогуртовый соус и убрала глубокую стеклянную миску в холодильник, потеснив пиво, которое втиснули сюда ее отец с Джонасом. К вечеру соус настоится и будет превосходной заправкой к свежим овощам.

Вернувшись от Кейтлин, Верити не знала ни минуты покоя. Они с Джонасом приехали в десять — как раз чтобы в безумной спешке успеть подготовиться к ленчу. За весь день Верити даже не присела!

Она вытерла руки и окинула взором кухню. С двух часов кафе было закрыто, и все это время Верити трудилась самозабвенно и в полном одиночестве. Теперь было уже почт четыре, и она собралась немного передохнуть.

Судя по всему, ее помощничкам эта мысль пришла намного раньше. Вот уже два часа как обоих и след простыл, а вместе с ними исчезла маленькая упаковка пию.

Какая наглость! Даже не удосужились спросить разрешения на хранение своего мерзкого пойла в ее холодильнике! Верити открыла дверцу и увидела пирамиду упаковок. Что за милая детская непосредственность! Верити ужасно разозлилась, но решила повременить с выволочкой. Этим лодырям и наглецам крупно повезло, что сейчас у нее голова забита совсем другим!

Верити вышла через черный ход и сладко потянулась.

Теплое вечернее солнышко ласкало ее плечи, а она стояла и думала, куда бы податься. Можно прихватить баночку сока и прогуляться к озеру. Или проведать Лауру?

Подружка будет рада поболтать до ужина.

Или отловить Джонаса и спросить, не хочет ли он немедленно начать свои дурацкие психометрические опыты.

Засунув руки в карманы джинсов, Верити задумчиво посмотрела на дорожку к домику, который делили отец с Джонасом. Пройдя палисадником, она увидела обоих. Они расположились на крылечке и нежились на солнышке.

Каждый держал в руке по банке пива, остаток упаковки охлаждался в ведерке со льдом. Надорванная пачка чипсов с кетчупом лежала на верхней ступеньке. Верити даже головой затрясла от возмущения.

— Я вижу, вам не грозит нервный срыв при выходе на пенсию, — колко заметила она, приближаясь. — Надеюсь, вы слышали об этой проблеме настоящих тружеников. Многие умирают или сходят с ума, лишившись своего восьмичасового рабочего дня. Они впадают в глубокую депрессию, оставшись без дела. Как приятно, что вы счастливо избежали такой зависимости!

Джонас сидел, опершись на перила, поставив одну ногу на ступеньку крыльца, а вторую лениво вытянув перед собой. Он нагло похрустывал чипсами и с удовольствием потягивал пиво.

— Практика, практика и еще раз практика. Вот наши козыри, верно, Эмерсон?

— Чертовски верно, — отозвался тот и приветливо улыбнулся дочери. — Присоединяйся, Рыжик. Если обещаешь не читать нам нотаций, мы угостим тебя пивком, а может, на радостях даже отсыплем горсточку чипсов.

Верити страдальчески закатила глаза и сдалась:

— Идет. Сегодня я слишком устала, чтобы приводить вас в чувство.

Джонас потеснился, освобождая ей местечко.

— Славная новость. За это я даже открою для тебя банку.

— Ты очень любезен! — фыркнула Верити, но с удовольствием приняла у него запотевший цилиндрик. Как ни странно, она и в самом деле была не расположена пилить своих работничков.

Джонас снова прислонился к перилам и переглянулся с Эмерсоном.

— Откуда у твоей дочери такие устаревшие взгляды на трудовую этику?

— Что ты на меня так смотришь? — поспешно открестился Эмерсон. — Мои гены тут ни при чем.

Верити лишь сморщила носик, предпочитая игнорировать их подколы. Умной женщине приходится быть выше примитивного чувства юмора, присущего особям мужского пола!

Несколько минут троица сидела в дружеском молчании, наслаждаясь шепотом листвы и блеском озерной глади. Ни Джонас, ни Эмерсон не спешили начать разговор, поэтому Верити решила перехватить инициативу:

— Джонас, ты сказал папе, что собираешься поэкспериментировать с его пистолетами?

— Ну сказал, — пожал плечами Джонас.

Верити перевела глаза на отца:

— И что ты об этом думаешь, папа?

Эмерсон поскреб в затылке:

— О чем?

— О психометрии, — терпеливо пояснила Верити, стараясь не глядеть на Джонаса. — Ты в это веришь?

— Рыжик, я питаю доверие к множеству вещей, которые не могу потрогать или попробовать на вкус. Я верю в черные дыры Вселенной. Свято доверяю теории относительности. Хочу без предубеждения относиться и к тайнам человеческой психики. Раз Джонас говорит, что наделен таким талантом, значит, я посижу да погляжу.

— Но ты что-нибудь знаешь о психометрии? — продолжала допытываться Верити.

Эмерсон задумчиво вздернул кустистую бровь:

— Любой настоящий коллекционер или директор музея скажет тебе, что не раз сталкивался или слышал о людях, которые нутром чуяли подлинность того или иного экспоната. Обычно какая-то интуиция, основанная на обширных познаниях и богатом опыте, позволяет такому знатоку безошибочно отличить оригинал от подделки. В таком случае нетрудно себе представить, что некоторые люди могут обладать и природным талантом. У кого-то из них этот дар достигает необыкновенной силы. Я хочу непредвзято смотреть на такие вещи. Ну а ты, дочка?

Верити покосилась на Джонаса, запрокинувшего на перила темноволосую голову. Глаза его были закрыты, как будто тема беседы не имела к нему ровно никакого отношения.

— Я тоже, — тихо призналась Верити.

— Надеюсь, дети мои, мы с вами узнаем об этом намного больше, когда вы проведете свои эксперименты, — хмыкнул Эмерсон. — Это будет по меньшей мере забавно. Я всегда любил хорошие фокусы.

— Джонас не рассказал тебе, что во время последнего фокуса он едва не убил человека? — язвительно спросила Верити и сразу ощутила, как напрягся сидящий рядом с ней Джонас.

— Ты имеешь в виду лаборантишку? — беззаботно спросил Эмерсон. — Нашла трагедию! В наше время этих психологов развелось как собак нерезаных. Одним больше, одним меньше, невелика потеря!

— Папа!

— Шутка, — захихикал Эмерсон, протягивая руку за очередной банкой пива. — Когда ты собираешься начать свои опыты, Джонас? Я хочу быть в курсе. Не дай Бог, с пистолетами что-нибудь случится.

— Твоим пистолетам ничто не угрожает, — негромко отозвался Джонас.

— Могу я получить такие же гарантии относительно своей единственной дочери? — прямо спросил Эмерсон.

— С ней все будет в порядке, — так же тихо ответил Джонас.

— Конечно, как же иначе! — раздраженно огрызнулась Верити. — Что со мной случится, даже если Джонас и впрямь обладает сверхъестественным даром!

Джонас приоткрыл один глаз и задумчиво посмотрел на нее.

— Сейчас узнаешь, что с тобой случится, маленькая тиранка. Я поймаю тебя в этом коридоре, и тогда тебе не убежать! Там ты работаешь на меня.

Верити едва не поперхнулась пивом. Когда она пришла в себя, мужчины как ни в чем не бывало обсуждали время проведения эксперимента.

— Я думаю, сегодня, после того как Верити закроет свою лавочку, — говорил Джонас. — Обычно к вечеру она здорово выматывается. Надеюсь, в таком состоянии она не будет мешать мне вступить с ней в контакт.

Верити молча послала ему грозный взгляд. Джонас, естественно, имел в виду сугубо психический контакт, но ее вдруг впервые обожгла мысль о том, что каждый раз постель связывала их лишь после посещения таинственного туннеля.

Девушка мрачно ломала голову над вопросом, нет ли в самом деле связи между необъяснимыми переживаниями Джонаса и его последующей бурной страстью.

Весьма неприятная догадка.

Во вторник кафе «У нас без мяса» закрывалось на полчаса раньше обычного. Дел было мало, и Джонас с Эмерсоном в рекордные сроки закончили с уборкой. Верити слонялась без дела от одного к другому, в сотый раз перепроверяла счета и перебирала мелочи, которые и без того знала наизусть.

— Ты готова, Верити?

Она даже подпрыгнула от неожиданности, когда Джонас неслышно подошел сзади. Покосившись на него через плечо, встретила спокойный, решительный взгляд.

— Думаю, да… Как никогда.

Джонас помрачнел.

— Не делай такой вид, будто я приглашаю тебя на похороны. Это займет всего несколько минут. Может быть, за это время я получу ответы на вопросы, которые мешают мне жить вот уже пять лет.

Все раздражение Верити мгновенно улетучилось. Джонас верит в то, что наделен особым талантом. Прав он или нет, но это сознание постоянно гложет его, тяготит душу. Этот непонятный дар отравил Джонасу лучшие годы жизни. Так неужели же она откажет ему в помощи?

Верити с жаром схватила Джонаса за руку:

— Хорошо. Была не была.

Взгляд его потеплел, и он с благодарностью пожал хрупкие пальчики девушки:

— Спасибо. Я не останусь в долгу.

— Брось! Считай это поощрением за отличную работу. Учитывая твой минимальный оклад, ты давно заслужил премиальные.

«Например, пару раз переспать с хозяйкой и втянуть ее в свои опасные игры», — сухо подумала Верити.

— Папа, ты готов?

Подпиравший стойку Эмерсон утвердительно кивнул. В густых зарослях его бороды блеснула ослепительная улыбка.

— Что ж, вперед!

Они закрыли кафе и направились к домику. Вошли внутрь, заперли дверь. Эмерсон кряхтя полез под просевшую старую койку, вытащил ящик с пистолетами, поставил на стол и откинул крышку. В свете болтающейся на шнуре голой лампочки они выглядели особенно зловеще. Но ведь любое оружие кажется страшным и отвратительным…

— Что теперь, Джонас? — как можно спокойнее спросила Верити.

— Просто сядь на стул и не сопротивляйся мне или, чего доброго, удирай. Больше от тебя ничего не потребуется.

Верити хмуро опустилась на стул:

— Я и не собиралась сопротивляться! Я ведь сама согласилась, верно?

Джонас кивнул, устраиваясь напротив нее:

— Да, я знаю, но инстинкты могут заглушить голос воли. Вспомни, что ты в ужасе бежала оба раза, когда я пытался установить с тобой контакт в коридоре.

Верити не на шутку встревожилась. Значит, Джонас так же ясно, как и она сама, помнит все, что происходило в туннеле… Неужели он и впрямь был там, вместе с ней!

Девушка отказывалась в это верить. Немыслимо! Разумеется, существует какое-то рациональное объяснение всей этой чепухе И вообще, будь ее воля, она бы еще раз хорошенько проверила Джонаса, прежде чем бросаться очертя голову в бездны психометрии.

— Поехали, — процедила она сквозь зубы.

Джонас мрачно нахмурился и взял ее руку в свою.

— Слушаюсь, мадам.

— А как же я? — вмешался Эмерсон.

Джонас покосился на него, взгляд его стал задумчивым.

— Просто будь рядом. Если… ну, в общем, если тебе покажется, что ситуация выходит из-под контроля, забери у меня пистолет. Как только прекратится контакт с источником, сразу же исчезнет и все остальное.

— Уж не собираешься ли ты взбеситься? — подозрительно прищурился отец Верити.

Джонас снова улыбнулся:

— Со мной все будет в порядке, ведь теперь у меня есть Верити. Не пугайся, Эмерсон, я уже брал в руки твой пистолет, и он оказался совсем не страшным.

— Что это значит? — подала голос Верити.

— Это оружие не несет воспоминаний о смерти, — нетерпеливо отмахнулся Джонас.

— Слава Богу! Пожалуй, я уже готова.

— Скажите, какая храбрая!

Джонас больше не колебался. Он протянул руку и взял из ящика пистолет.

Он тотчас же почувствовал пока еще очень слабый, но знакомый отклик и закрыл глаза. Необъяснимое ощущение одновременного присутствия сразу в нескольких реальностях охватило его. Стены задрожали и начали изгибаться. В ту же секунду Джонас понял, что этот опыт будет намного безопаснее давешнего знакомства со шпагой в доме Кейтлин. Впрочем, он с самого начала знал это. Дуэльная пара относилась к гораздо более позднему периоду.

Пистолет в его руке был теплым и тяжелым. Джонас взмок от пота.

Но вот в сознании начали формироваться знакомые очертания бесконечного туннеля. Подгоняемый волнами прошлого, Джонас двинулся вперед. Усилием воли он преодолел их зов, решив сперва отыскать Верити. Джонас чуял, что она где-то рядышком, там, где клубящиеся тени заволакивали туннель Это ощущение мгновенно вернуло ему связь со своим временем.

Вот что-то сверкнуло впереди. Ликующее торжество охватило Джонаса. Она здесь! Здесь! Он увидел спокойно стоящую Верити. Девушка в любой миг была готова бежать, но пока не поддавалась панике. Джонас благословил ее самообладание. Что ни говори, она и впрямь очень мужественная.

Впрочем, он всегда знал это. Разве он не видел, с какой яростью Верити отбивалась от Педро?

Джонас двинулся в глубь коридора. Он полностью владел собой. Это было непривычно. Впервые ему не пришлось сопротивляться эмоциям и образам прошлого.

Джонас испытывал необыкновенное облегчение. Несомненно, это присутствие Верити окрыляет его. Девушка поможет ему укротить призраков. Сейчас он снова отыщет ее и даст бой прошлому.

Джонас миновал последний поворот и прямо перед собой увидел Верити. Она ждала его, решительно ехав кулачки Похоже, теперь Джонас мог немного осмотреться.

Он заметил, что они с Верити одеты так же, как днем.

Очевидно, их подсознания точно отображают существующую реальность. Главное же отличие состояло в том, что в этом мире они свободно передвигались!

Джонас увидел страх в больших глазах Верити и послал ей бодрую улыбку. Он все еще не решался дотронуться до девушки.

— Привет, — сказал он, смертельно боясь, что Верити испугается и снова убежит.

— Привет. — Она с трудом отвела от него глаза и огляделась. — Вот мы и здесь, да?

— Угадала. Представь себе подводный туннель.

Только нас окружает не вода, а время. Мы погружены в него.

Верити нервно обхватила себя руками.

— Ты думаешь, что этот коридор заполнен какими-то фрагментами и символами прошлого?

— Когда я держу в руках предмет, заряженный чувствами определенного исторического периода, эти эмоции просачиваются в коридор, словно пытаясь вновь слиться со своим источником. Мне трудно объяснить, Верити, но это так.

— Есть и другое объяснение, — слабо возразила она.

— Какое же?

— У нас съехала крыша.

Джонас отрицательно покачал головой:

— Я очень долго думал над этим. Мы не сумасшедшие, Верити. Иди ко мне. Я хочу посмотреть, что случится, когда мы взглянем на призраков, связанных с пистолетом.

С этими словами Джонас протянул руку Верити. Она немножко помедлила, затем послушно подала свою. Верити Эймс преисполнилась решимости сдержать данное Джонасу обещание. Он почувствовал огромную благодарность. Благодарность и восхищение.

Им не пришлось долго идти. Сделав несколько шагов сквозь клубящийся туман, они увидели яркое извивающееся щупальце. Оно тоже заметило чужаков и принялось жадно обвивать их, сжимая все сильнее.

Разноцветные ленты, как свора гончих, кинулись было к Джонасу, но тут случилось нечто странное. Вихри и щупальца замедлили свой бег, отступили назад и нехотя повернулись к Верити.

— Джонас? Что происходит? — Верити в ужасе застыла, глядя, как обволакивают ее многоцветные курящиеся кольца. Свободной рукой она попыталась оттолкнуть их от себя — Не бойся, они не причинят тебе зла. Ты менее чувствительна к ним, чем я. О Верити, твое присутствие освобождает меня! Когда мы вместе, мы гораздо сильнее всей этой нечисти. Ты видишь?

— Нет! — выпалила девушка, но тут же опомнилась:

— Да… Джонас! Это невероятно!

— Не тревожься. Я сам управлюсь с ними.

— Откуда ты знаешь?

Джонас задумался. Господи, до чего же приятно сознавать, что он может контролировать могущественные силы коридора! Ему даже не нужно сражаться с этой кружащейся, змеистой нечистью. На этот раз Джонас Куаррел был главной фигурой темного туннеля.

Джонас медленно протянул руку и коснулся льнущей к нему длинной золотистой ленты. И тотчас же эта полоска отделилась от своих разноцветных подруг и кольцом охватила его.

Кровь вскипела в жилах Джонаса. Чужое чувство проснулось в груди… Да, теперь он стоял посреди поля, влажного от утренней росы. На нем были узкие лакированные туфли и светлые брюки со штрипками. Неподалеку, возле экипажа, мялся растерянный слуга, держа в руках зеленый пиджак и мягкую фетровую шляпу… Джонас крепко сжимал рукоятку пистолета — того самого, который он взял в домике Эмерсона.

В нескольких шагах от Джонаса стоял его противник, вооруженный вторым пистолетом. Оба ждали сигнала секунданта. Неподалеку топтались и фыркали лошади. Громко бряцала упряжь. В стороне расположились наблюдатели.

Страх Джонаса сменился холодным бешенством. Сейчас он хотел только одного — прикончить негодяя, посмевшего оскорбить Аманду. Он преподаст хороший урок этому наглецу!

Прозвучал сигнал. Джонас уверенно поднял оружие, осознавая в то же самое время краешком сознания, что это не он. Куаррел все еще оставался зрителем, однако, увидев, как противник тоже прицеливается, Джонас понял, что сейчас всадит ему пулю в лоб.

И тут Верити вдруг дико взвизгнула и схватила его за руку. На какое-то мгновение образы смешались, Джонас словно раздвоился, он стоял на поле чести и следил за собой из тьмы коридора. Взбешенный неожиданной помехой, он с силой попытался отпихнуть Верити, но она только крепче вцепилась в него…

— Прекрати! Сейчас же прекрати, слышишь?! С меня довольно этого идиотства! — Она схватила золотую ленту и яростно отшвырнула ее прочь. Блестящая змейка покорно смешалась с клубком своих подруг, льнущих к ногам девушки.

Джонас изумленно вытаращил глаза, услышав в голосе Верити аристократический английский акцент:

— Аманда?

— Никакая я не Аманда! Я Верити, черт тебя возьми Идем отсюда.

Джонас покорно повернулся, заметив, как быстро тает картина хмурого предрассветного утра. Он смущенно посмотрел на Верити, которая тащила его за собой, осыпая страшными проклятиями.

— Я сказала, иди за мной, черт бы тебя побрал!

Куда-то исчез и ее причудливый акцент. Ну конечно, это же Верити! Его Верити.

— Мы уходим отсюда, слышишь?

— Как скажешь, дорогая. — Джонас хотел было успокоить ее, но Верити не оглядываясь тащила его, как на буксире, куда-то в глубь туннеля. — Все под контролем, Верити. Успокойся! Я просто хочу провести кое-какие исследования.

— Как выйти из этого проклятого места? — не обращая на его слова ни малейшего внимания, потребовала Верити Только тогда Джонас вспомнил о пистолете. Он разжал пальцы и выронил его на стол.

В ту же секунду все исчезло. Они с Верити в молчании сидели за столом друг против друга.

Джонас уже не удивился, почувствовав невероятное возбуждение. После прошлых случаев он даже ожидал этого. Но на сей раз желание стало нестерпимее, чем раньше. Струйки пота потекли по лицу Джонаса.

— Ну? — полюбопытствовал Эмерсон, переводя внимательный взгляд с одного перекошенного лица на другое. — Как путешествовалось?

— Чуть не заблудились, — угрюмо буркнула Верити.