А может, это любовь?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

— Когда он уехал? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Ник.

Круглое лицо и черные глаза выдавали в хозяйке пансионата ее итальянское происхождение.

— Он сказал, что нанялся на какое-то ранчо, но не сказал, на какое именно.

— Жаль, я его, видимо, упустил. Мне нужен работник на ферму. Пожалуйста, не говорите шерифу, что я был у вас, а то мне попадет за то, что я уехал по своим делам в служебное время, — попросил Ник, нахлобучивая шляпу.

— Не скажу, — засмеялась женщина.

Этот человек изворотлив, как уж, чертыхнулся Ник. Он не мог себе простить, что упустил его. Описание его машины — черный пикап — ничего не давало: у половины парней в штате были такие машины.

В довершение всего, вернувшись в город, он увидел Стефани, которая входила в «Медвежий зуб» в сопровождении какого-то пижона в полосатом костюме. Это же недавно появившийся в их краях адвокат, и он явно времени зря не теряет, злобно подумал Ник. Ухлестывает за самой красивой женщиной в городе.

В таком гнусном настроении Ник патрулировал шоссе, выдав двадцать квитанций на штраф за превышение скорости и сделав три предупреждения за неработающие тормозные огни и огни поворота.

Окончив смену, Ник поехал к себе на ферму. Примитивный сарай, доставшийся ему в наследство от прежних хозяев и казавшийся вполне сносным, чтобы иногда переночевать, показался вдруг страшно убогим. Может быть, пора построить дом, настоящий, со всеми удобствами?

— Что вы на это скажете? — обратился он к ламам, высунувшим головы из-за загородки.

Глаза животных блестели от любопытства. На самом деле они совсем не такие умные, какими кажутся. Как некоторые, не будем называть имен. Из тех, что сохнут по женщине, которая…

— А, черт, — пробурчал он, вспоминая, чего только он не наговорил Стефани…

Уже сгущались сумерки, небо стало темно-синим, как глаза Стефани, когда она бывала огорчена. Впрочем, она дала ему ясно понять, что ее проблемы его не касаются.

Только дураки не учатся на своих ошибках, так что он получил то, что заслужил.

Вдобавок ко всему лама, любившая плеваться, явно нацелилась на него, так что ему пришлось быстро отскочить в сторону.

— Еще раз такое позволишь, приятель, — пригрозил он ламе, — и пойдешь на жаркое.

Стефани оттолкнула теленка, который нацелился схватить край ее юбки.

— Шалишь, — отругала она его, ополоснула ведро и поставила на полку.

Одна из кошек, живших в сарае, стала тереться о ее ногу. Стефани почесала у кошки за ухом, и та от удовольствия зажмурила глаза и замурлыкала. Если бы в жизни все было так же просто, вздохнула Стефани.

Она вошла в дом и в одиночестве села ужинать. Дуги остался сегодня ночевать у Клайда. Мальчики снова стали неразлучными друзьями. Оба играли в футбол и восхищались каждым словом своего тренера, бывшего для них непререкаемым авторитетом.

Стало уже прохладно, когда она, надев спортивный костюм и толстые носки, вышла посидеть на крыльце. Читать не хотелось. На душе почему-то было тревожно. Когда она закрывала глаза, ей виделся Ник, вспоминался их поцелуй.

Она пыталась думать о других вещах, например о том, что зимой жить на ранчо будет холодно, им лучше перебраться в город.

Кругом было очень тихо, и это ее угнетало. Огни в доме были погашены, и поэтому казалось, будто тут вообще никто не живет. Луна серебрила траву на лугах, но сегодня их красота ее не восхищала.

Болело сердце, да и сломанная рука давала о себе знать. Наверно, перетрудила ее в магазине, распаковывая товар.

И вдруг, без всякого предупреждения, слезы градом покатились у нее из глаз. Она и сама не понимала, о чем плачет: то ли о жизни, которая прошла, то ли о любви, которую уже не воротишь. Так, вся в слезах, она отправилась спать.

Проснулась она еще до рассвета. Болело горло, и голова была тяжелая. Умывшись, она пошла на кухню сварить себе кофе. В церковь она сегодня не пойдет, а займется чем-нибудь дома, например немного подкрасит сарай.

Когда она чуть позже вышла, чтобы достать из почтового ящика газету, то заметила грузовичок, припаркованный за конюшней. Тихо пройдя вдоль сарая, она осторожно заглянула в него и обнаружила какого-то парня, который копался в коробках, стоявших на полках.

Стефани вспомнила, как Клей учил ее, что в таких случаях важно запомнить номер машины. Но когда она добралась до угла конюшни, то поняла, что прошмыгнуть незамеченной ей не удастся.

Может, снова пробраться в дом и позвонить Нику? Пока она размышляла, парень вышел и стал затворять ворота.

Он наверняка ее заметил, но не подавал виду. Ее прошиб холодный пот. Наступление — лучший способ обороны, решила она и спросила не слишком вызывающе, но достаточно твердо:

— Чем могу помочь?

Ковбой сначала обернулся в испуге, но потом улыбнулся, прищурившись и оценивая ее взглядом.

— Босс приказал мне найти щипцы для клеймения, но, по-моему, здесь больше никто не живет. — Вид у него был несколько смущенный.

— Это мой участок. Кто вас послал?

— Меня только что наняли на работу. Это разве не ранчо Андерсов? — спросил он, сдвинув шляпу на затылок.

— Нет. Оно по ту сторону изгороди.

— Да, я видел ворота, — признался он. — Извините, мэм, за вторжение. Надеюсь, я вас не напугал?

Он, видимо, хотел прикинуться этаким простачком ковбоем, но явно переигрывал.

— Моя земля начинается у ручья и кончается у дороги. Всего шестьдесят акров. У меня двадцать коров, три лошади, несколько кошек и собака, которая сейчас у ветеринара. — Последнее было неправдой, но она решила, что завтра же обзаведется собакой.

— Хорошее местечко, — осклабился парень. — Где же мне искать тот сарай, который мне велели проверить?

— Вам надо пересечь ручей и проехать еще примерно милю.

Незнакомец поблагодарил, сел в свой грузовик и уехал.

Стефани отметила про себя, что, отъезжая, он постарался сделать большой круг, чтобы не дать ей разглядеть номерные знаки. Но у нее было острое зрение, и она щепкой начертила номер на дорожке. Войдя в дом, она тут же стала звонить Нику.

Через несколько минут он уже был у нее.

— Заходи, — крикнула она ему из кухни. — Оладьи будешь?

Ник шумно вздохнул и ответил:

— Я боялся, что тебя уже убили или еще что-нибудь с тобой сделали.

От этих слов ее сердце затрепетало, но, вспомнив, что он ей говорил вчера, Стефани постаралась взять себя в руки.

— Я же передала диспетчеру, что со мной все в порядке, — с досадой сказала она, а потом призналась: — Когда ты мне сказал, что кто-то за мной следит, я тебе не поверила.

— А теперь веришь?

Повесив шляпу на крючок у входа, Ник сел за стол.

— Какой-то ковбой искал что-то в конюшне. Когда я его спросила, что он делает, он притворился, что перепутал ранчо. Думаю, он врал.

— А тебе, конечно, надо было вылезти и заговорить с ним, — упрекнул ее Ник.

— Я уже была во дворе, когда увидела его машину. Я хотела рассмотреть номерные знаки, но он, должно быть, заметил меня через щели в конюшне.

— Но ты запомнила номер?

— Вот. — Стефани протянула Нику бумажку с номером. — Он сказал, что только что нанялся на соседнее ранчо.

— А как он выглядел?.. Это он, — подтвердил Ник, выслушав описание Стефани. — Я его видел, когда наблюдал за тобой.

— За мной?

— Я же предупредил, что не спущу с тебя глаз. Ты оформляла витрину и ничего бы не заметила, даже если бы за тобой наблюдал целый полк, — насмешливо отозвался Ник.

— В витрине мне вряд ли угрожала опасность.

— Как знать. Может, угостишь кофе? Я дома не успел…

Стефани поставила на стол две кружки. Ник отпил глоток и сказал:

— Напиток жизни. Диспетчер сказала мне, что ты просила позвать к телефону меня.

— Так ведь это ты меня предупредил.

— Ты могла бы позвать дежурного. — Это был явный вызов.

— Но это твой участок.

— У меня сегодня выходной.

— Извини, я об этом не подумала, — сухо возразила Стефани. Она не знала, о чем еще говорить, опасаясь, как бы разговор не вернулся ко вчерашней теме. — Я боюсь за Дуги. Если этот человек знает, что Дуги может его опознать, как бы он не попытался что-нибудь с ним сделать.

Ник подождал, пока она сядет за стол. В шортах, завязанной под грудью рубашке и с зачесанными за уши волосами она выглядела так, словно ей опять восемнадцать.

— Я могу переехать к вам.

— Я собираюсь завести собаку.

— Приятно сознавать, что так просто найти мне замену. — Ник не смог сдержать смеха.

Стефани поджала губы, явно раздосадованная. Ему захотелось перегнуться через стол и поцеловать ее. Но это было бы серьезнейшей ошибкой. Вдруг он не смог бы остановиться?

— Я хотела сказать, что собака предупредила бы, если бы появился кто-то чужой.

— И что бы ты сделала? Взяла бы камень, как тогда, когда собиралась прикончить койота?

— У меня остался пистолет Клея. Между прочим, мне сказали, что койот не был бешеным.

— Да, он нажрался какого-то яду, рассыпанного кем-то из фермеров.

Несколько минут они молчали.

— Тяжелая у тебя работа, — посочувствовала наконец Стефани. — То мошенники, то подозрительные личности, то местные жители, которые не задумываются над тем, что делают.

Ее сочувствие было приятным, но ему нужно было не это. А что же? Поцелуи? Но ведь они вовсе не означают вечную любовь, как было когда-то. Человек должен рассуждать трезво, а не жить иллюзиями или поддаваться страстям.

— Что случилось? — спросила Стефани, словно угадывая его мысли.

— Ничего не случилось. Я переезжаю, и все тут.

Ник завтракал, будто это был обычный день их жизни. Они вообще что-то слишком часто последнее время едят вместе, подумалось ей. Зря она его сегодня угостила не только кофе, но даже предложила оладьи.

— Что ты сказал?

— То, что ты слышала. — Ник улыбался, но его взгляд оставался жестким и непреклонным.

Стефани решила не реагировать. Когда они, бывало, расходились во мнениях с Клеем, это было лучшей тактикой. Она молча смотрела на Ника, выжидая. Этот прием обычно срабатывал. Но с Ником номер не прошел.

— Я поселюсь здесь на некоторое время. Так что тебе не придется заводить собаку, — решительно заявил он и усмехнулся.

Это ее разозлило.

— Ничего такого не будет.

— Я расследую преступление, — мягко возразил Ник, — а ниточка тянется к тебе. Я могу получить предписание суда на вселение, но будет лучше, если ты сама разрешишь мне пожить здесь.

— Лучше для кого: для меня или для тебя? — Голос ее был полон ядовитого сарказма, но Ник, казалось, этого не замечал.

Стефани постаралась придать своему взгляду как можно больше строгости, но ответный взгляд Ника был таким суровым, какого она никогда не видела раньше.

Воин.

Непрошено возникшее слово не имело ничего общего с тем, что Ник был полицейским. Оно определяло генетические свойства его натуры, его сущность.

— Для нас обоих. Ты, конечно, можешь упрямиться и тем осложнить ситуацию. А можешь и помочь. Результат будет тот же.

Ник молча наблюдал за ней. Он посмотрел на родинку над губой, потом перевел взгляд на губы. Она непроизвольно вытерла их салфеткой. Суровое выражение его глаз внезапно смягчилось, и Стефани опустила глаза.

— Трусиха.

— Почему это? — вызывающе спросила она, выпрямившись.

— Сама знаешь, почему. — Ник закончил есть, положил вилку и вытер рот. — Больше не собираюсь тебе потакать.

Атмосфера все больше накалялась.

— Приятно слышать. Значит, ты не станешь хватать меня и целовать когда вздумается, как это было на рождественской вечеринке у Эми? Не воспользуешься ситуацией, вроде той, когда я отключилась от укола?

— Если ты не перестанешь без конца твердить об этих поцелуях, я могу подумать, что они тебе понравились, — заявил он с чисто мужским высокомерием.

— Ха!

— Тебе они точно нравились, и ты на них отвечала, пока не вспоминала, что должна играть роль образцовой вдовы, преданной памяти образцового мужа.

— Ты… ты… — Стефани задохнулась от ярости, — что ты-то об этом знаешь?

— Я знаю, что Клей был далеко не образцом. Он был хорошим полицейским, хорошим другом, но идеальным он не был. Ты пытаешься насильно возвести его на пьедестал, которого он не заслуживает. И делаешь это не из любви, а из чувства вины; может, это даже навязчивая идея, но только не любовь.

— А что ты знаешь о любви?

Ник прислонился к стене. В его глазах, как в зеркале, она увидела холодную, лишенную всяких эмоций оценку ее поступков, и это привело ее в бешенство.

— Знаешь ли ты, что такое тосковать по кому-либо так, что впору умереть? Но надо держаться, потому что от тебя зависит жизнь и душевное равновесие твоего ребенка. Знаешь ли ты, что такое ответственность за воспитание сына? Необходимость вырастить его таким, чтобы его отец мог им гордиться?

— Да, это трудно, — согласился он, однако в его ответе не было ни капли сочувствия. — Но такое выпадает на долю многих. Моему отцу, например, пришлось одному поднимать пятерых.

— Но у него было процветающее ранчо и молочная ферма… и его мать переехала к нему помогать растить детей.

— Все равно, у него было не меньше забот, чем у тебя, однако он никогда не изображал из себя жертву.

— А я изображаю? — Уже не в первый раз он обвиняет ее в том, в чем она не собирается признаваться. — Ты не понимаешь…

Ник схватил ее за плечи и с силой притянул к себе, так что ей даже пришлось приподняться на цыпочки.

— Чего я не понимаю? Как больно любить и сознавать, что тебя не любят? Расскажи мне об этом. Как разрывается сердце от переполняющих тебя чувств? И об этом расскажи. Как ночами, когда луна выходит из-за гор, чувствуешь в душе такую пустоту, что хочется завыть, как койот, отбившийся от стаи? Ну же, рассказывай!

Но ведь и она чувствовала то же самое! И она помнит ночи в пустом доме, когда ей казалось, что она умрет от одиночества. Как ей тогда хотелось, чтобы именно этот человек держал ее в своих объятиях и утешал.

— Боже, — прошептала она, — как мне все это знакомо!

Казалось, что они вот-вот сорвутся в бездонную пропасть своих эмоций.

— Расскажи мне, Стефи, — прохрипел Ник, будто не слышал, что она сказала. — А потом я расскажу тебе о твоих желаниях… впрочем, и моих тоже… о тех, с которыми мы не можем справиться, когда мы вместе.

— Твои желания — это всего лишь мимолетная страсть, Ник. Но этого недостаточно.

— Когда-то, — продолжал он тем же взволнованным хриплым голосом, словно не слыша ее, — я думал, что ты моя, что мы будем вместе, у нас будет дом, дети… Ты говорила, что любишь меня, а сама ушла к другому.

— Да, но я любила тебя, как может любить в первый раз молодая девушка. Ты был моим героем, моим принцем, моим доблестным рыцарем.

Дрожащими пальцами она отвела с его лба упрямую прядь волос, на какое-то мгновение погрузившись в то далекое время, когда они были молодыми и она ждала, что он позовет ее, не верила, что он может вот так ее бросить.

— Я вышла замуж только через два года. Подумай, через два года!

— О чем тут думать! У тебя сын от человека, за которого ты вышла замуж вместо меня.

— Ты неверно истолковал то, что увидел. Ты осудил, не дав мне возможности объясниться. И это ты называешь любовью? Любовь — это больше чем страсть. Это доверие, сочувствие и понимание.

— И Клей дал тебе все это?

Чуть поколебавшись, она кивнула. Она уже не была уверена в том, что дал ей Клей. Он очень изменился в последние годы их брака. Но она оставалась ему верной, никогда не позволяла себе думать о Нике иначе как о друге.

Ник выпустил Стефани из объятий и вышел. В окно она видела, как он прошел на конюшню, потом стал изучать следы шин на дороге. Когда она увидела, что Ник возвращается на кухню, то притворилась, будто чистит сковородку, чувствуя, что не в силах встретиться с ним взглядом.

Но Ник, не сказав ни слова, надел шляпу, вышел, сел в машину и уехал.

Стефани силилась понять, почему они все время ссорятся из-за прошлого. Это же бессмысленно. Надо думать о будущем. Но Ник, видимо, никак не мог смириться с тем, что он считал изменой. Ему придется простить ее, и тем самым он простит себя за то, что не поверил ее любви.

Ник клял себя всю дорогу до города. Говорить такие вещи, выворачиваться наизнанку…

Мужчина должен видеть жизнь в перспективе. Все, что было между ними, произошло просто по молодости лет. А он распинался так, будто все еще сходит по ней с ума. Надо же быть таким идиотом!

Заехав в управление, Ник доложил шерифу о происшедшем.

— Что собираешься делать?

— Установить наблюдение за ранчо. Он что-то ищет и наверняка вернется. Может, я и не прав, но мне кажется, что он ищет бриллианты.

— Хоть бы это было не так, иначе пострадает репутация не только Клея, но и всего нашего управления. Народ ведь считает его героем.

— Знаю.

И не только народ. Стефани сочинила для себя идеального мужа и запрятала свое сердце глубоко внутрь этого идеала. А то, что она чувствовала к Нику, она назвала девичьей любовью. У него до сих пор уши горят от унижения.

— Тебе лучше перебраться на ранчо к Стефани и мальчику. Мне не нравится, что они там одни, — заметил шериф.

— Я ей так и сказал, а она взбеленилась, словно я предложил ей заняться чем-то предосудительным на городской площади.

— Мы не можем допустить, чтобы эмоции наших граждан мешали нам делать свое дело, — хохотнул шериф. — Мы будем их защищать, хотят они того или нет. Можешь передать ей мои слова.

— Ладно, передам.

Ник заехал домой за кое-какими вещами и поехал к себе на ферму. Там он налил воды в поилку и выпустил свое стадо пастись на лугу. После этого он поехал в сторону ранчо Андерсов. Он объехал его вокруг и заметил, что ограда была в некоторых местах недавно починена. Тщательно изучив следы от машин, он не обнаружил похожих на те, что были на ранчо Стефани, и вернулся к себе.

С наступлением сумерек Ник поехал на ранчо Боултов. Асфальтированная дорожка кончалась у гаража, и отсюда были хорошо видны освещенные окна кухни. Стефани накрывала на стол, Дуги что-то ей рассказывал, и оба они смеялись.

При виде этой сцены у Ника защемило в груди. Успокойся, черт возьми, ругнул он себя.

Заглушив мотор, он положил в карман ключи и постучал в дверь.

Стефани видела, как Ник ставил машину, и сердце у нее екнуло. В ней боролись гнев и сочувствие, но она приказала себе: никаких эмоций. В конце концов, она ничем ему не обязана.

Ник постучал.

— Кто там? — спросил Дуги.

— Это Ник. — Стефани отодвинула засов и открыла дверь. — Привет. С чем пожаловал? — улыбаясь, спросила она, не приглашая его войти.

— Ты рассказала Дуги, кто такой Грисли? — спросил Ник, не утруждая себя приветствием.

— Грисли?

— Тот ковбой, который нанялся на соседнее с вашим ранчо. Похоже, что он и вправду ошибся.

— Слава Богу, — вздохнула Стефани. Значит, Нику незачем переезжать сюда, обрадовалась она.

— Привет, Ник, заходи. Хочешь пирога с вишнями? Мама только что испекла.

Гостеприимство Дуги было некстати. Стефани все еще не пришла в себя от предыдущих встреч с Ником, а он казался спокойным и смотрел на нее с насмешливой улыбкой. До нее вдруг дошло, что он ждет приглашения войти в дом.

Сухо кивнув, Стефани отступила в сторону, давая ему пройти.

— Хочешь мороженого? — Не дожидаясь ответа, Дуги достал из холодильника коробку и стал раскладывать мороженое на куски пирога, уже разложенные по тарелкам.

— Не откажусь.

— А сколько времени длится футбольный сезон? — вдруг поинтересовалась Стефани. И сколько мне еще придется терпеть Ника? — подумала она.

— Не чаешь, когда от меня избавишься?

— При чем тут это? — Она глянула на Дуги, занятого мороженым.

— Вкусно, правда? — осведомился Дуги.

— Очень. Спасибо за угощение, — ответил Ник, обращаясь к Дуги. А потом повернулся к Стефани. — Мне придется остаться у вас на несколько дней.

— Как здорово! — в восторге воскликнул Дуги. — Правда, мама?

— Ты что? Как на это посмотрят люди? — растерянно проговорила Стефани, не веря своим ушам.

— Таково распоряжение шерифа.

На это ей нечего было возразить, но она живо представила себе все последствия пребывания Ника на ранчо.

Дуги отправился с Ником осмотреть ранчо на ночь. Прислонившись лбом к стеклу, Стефани вглядывалась в темноту, с бьющимся сердцем наблюдая, как они идут, плечом к плечу, разговаривая и смеясь. И что они там обсуждают?

«Мужской разговор, — так, бывало, с усмешкой говорил Клей. — Тебе этого не понять, — поддразнивал он ее. — Обсуждаются важные проблемы, вроде той, кто дальше плюнет».

Стефани сама не понимала, почему у нее так тяжело на душе. Странным образом, но ссоры с Ником заставили ее переосмыслить свою жизнь и понять, насколько она стала пустой. Она старалась заглушить чувство одиночества работой, чтобы не было времени задуматься.

Может быть, и с Ником происходит то же самое?

Ему тридцать четыре, и он один из самых завидных женихов в городе. Его обличительная речь на тему любви и одиночества нашла отклик в ее сердце, будто это были ее собственные мысли… Правда, у нее не хватило бы мужества признаться ему в этом так открыто.

Стефани села почитать, потом включила телевизор — послушать новости. Дуги вернулся в дом и отправился спать. С замиранием сердца она ждала появления Ника, но он так и не пришел. Выключив телевизор, она выглянула в окно: машины Ника не было видно. Слава Богу, у него хватило ума уехать, подумала она.

Стоя у окна, Стефани пыталась думать о Клее, но никак не могла вызвать его образ в своем воображении, а воспоминания о вещах, которые они, бывало, делали вместе, не приносили ей утешения, как прежде. Глядя на залитые лунным светом горы, она почувствовала тоску, о которой говорил Ник, и еще что-то неведомое, что переполняло ее душу…

Ее начали душить слезы. Но это же просто смешно! Надо жить реальной жизнью и быть хорошей матерью своему сыну.