А после они... (СИ)

Глава 15

Чуть больше года спустя

— Женька, давай быстрее! Я сейчас коня привяжу, сколько можно?!

Отвлекаюсь от разговора с веселым мужичком, торгующим елками. Сунув нос в теплый шарф, с укором гляжу на Феоктистова. Говорила ему — одевайся тепло, так нет же! Кто меня слушает?

— У меня пять лет не было елки, Фома. Я хочу выбрать самую красивую.

— А я хочу выжить, блин. Пожалуйста, давай быстрее, а?

Закатываю глаза. Тычу пальцем в первое попавшееся дерево. И сама начинаю пританцовывать, потому что после пяти лет жизни в Тае морозы родной страны — действительно то еще испытание. И экзотика, от которой я успела отвыкнуть.

Вообще приезд сюда мы не планировали. Это решение родилось спонтанно. Вот мы еще сидим в квартире Феоктистова в Сингапуре и решаем, чем займемся на новогодних каникулах, а вот — уже покупаем билеты. А дальше — торопливые сборы, перелет, каршеринг, и вот мы здесь.

— Уверена, что у меня получится ее допереть? Может, поменьше елку-то выберешь?

— Давай, малыш, я в тебя верю. Заодно и согреешься.

— Нам еще чемоданы поднимать, забыла?

— Они на колесиках, Феоктистов. Кончай ныть.

Чемоданы мы бросили у консьержа. И сразу пошли за елкой. Фома нудел и бурчал, что это можно сделать и позже. Но я не сдавалась. Вышла из машины у дома, задрала лицо к фонарю, в свете которого лениво кружили снежинки, и так остро, словно вернувшись в детство, ощутила приближение праздника, что захотелось вот прям немедленно и елку, и мандарины, и шампанское, и оливье, которого я сто лет не ела… И все это непременно разделить с ним.

— Как-то твоя елка даже елкой не пахнет, — пыхтит Фома, волоча на себе дерево.

— Это из-за мороза. В помещении смола оттает и распахнется на всю квартиру.

Как дурочка улыбаюсь каждому встречному. Радуюсь, едва не подпрыгивая от пузырящегося внутри счастья. Не знаю, кто сказал, что отношения на расстоянии невозможны. На самом деле нет ничего невозможного, если ты действительно любишь. Все можно организовать. Любую разлуку скрасить. Не обязательно страдать при каждом расставании, сводя свою жизнь к бесцельному ожиданию новой встречи. Мы с Фомой договорились, что этого не допустим. Мы не сидим затворниками каждый в своей квартире, а наши разговоры по фейстайму не сводятся к нытью о том, как же мы скучали. В конце концов, это и так понятно, зачем тратить бесценные минуты вместе непонятно на что? Лучше рассказать что-то интересное, поделиться тем, как прошел твой день, вспомнить, что приснилось… Или просто послушать музыку. Или устроить совместный киносеанс. На самом деле, проявив фантазию, можно найти тысячу интересных занятий для совместного продуктивного времяпрепровождения. Можно встретить закат, или выйти на прогулку. А можно, принарядившись, сходить на свидание в ресторан. И даже умудриться там напиться. Кто-то скажет — ты обманываешься, это суррогат. Но ведь это вопрос твоего личного восприятия — и ничего более. Сколько людей чувствуют себя одинокими, живя с партнером в одной квартире? А я даже в разлуке не чувствую, что одна. Фома не дает. Он у меня тоже с фантазией. То букеты организует мне, то доставку чего-нибудь вкусненького. Ни разу за все время, что мы вместе, даже когда Фома по работе был загружен так, что ночевал в офисе, я не сомневалась в своей ценности.

— Пф-ф-ф. Я, кажется, надорвал спину.

— Мой герой. Не забудь, что ее нужно будет установить.

— Прямо сейчас? После двенадцатичасового перелета?

Эх. Это у меня на эмоциях не садится заряд, а Фома реально устал. Что ж, придется потерпеть.

— Можем завтра.

Дзынькает лифт, извещая о том, что мы приехали на нужный этаж. Вываливаемся в холл. Достаю из сумочки ключ-карту. Прикладываю к замку.

— С минуты на минуты привезут еду. Голодный?

— Угу. А что ты все-таки заказала?

— Все-е-е! — смеюсь, проходя вглубь квартиры, и, еще не понимая, что меня насторожило, осматриваюсь. Фома, пыхтя, затаскивает елку. Чемоданы… Квартира у нас с папой огромная. И вся как будто холодная и пустая после моего премиленького кондо в Тае.

Наклоняюсь, чтобы разуться, и застываю с открытым ртом.

— Папа?! — пищу я.

— Мама?! — одновременно со мной вскрикивает Фома.

Немая сцена. Бросаю взгляд на Феоктистова, чтобы убедиться — он видит ровно то же, что и я. В смысле… Наших полуголых родителей.

— Колбаса?! А ты чего здесь? Я думал, грабители. Вот, даже биту достал.

Интересно, зачем бы она ему понадобилась, учитывая, что в руке моей будущей свекрови самый, блин, настоящий ствол?!

— Мама?!

Та-а-ак. Похоже, Фому заклинило. Нет, я тоже в шоке, но… Тычу ему кулачком в бок. Господи Иисусе. Дети не должны видеть своих родителей… эм… вот так. Сколько бы лет этим самым детям не было. Они трахались. Это очевидно. Фу-у-у… Интересно, как давно это началось? И не с этим ли связаны участившиеся командировки отца?! Выходит, не у нас одних с Фомой отношения на расстоянии?

— Вы же ненавидите друг друга! — озвучивает мои мысли Феоктистов.

— От ненависти до любви один шаг. Да, Алунчик? Ну, что ты застыла? Иди оденься, что ли. И на стол чего-то метни.

Мой… Мой папа отвешивает этой… ладно… моей свекрови… то есть самой настоящей генеральше шлепок по заду и подходит ко мне обняться. А та ничего. Опускает ствол в карман шелкового пеньюара и, кажется, в самом деле смутившись, бормочет какие-то приветствия и… сбегает.

— Озвереть, — комментирует увиденное Фома, недоверчиво тряся головой.

— А елку вы зачем купили? У нас есть!

— Вообще-то, пап, тебе тоже не мешает одеться, — бурчу я.

Отец окидывает взглядом свои синие трусы от Тома Форда. И почесав лысину, послушно уходит, велев нам напоследок располагаться.

Кусая губы, поворачиваюсь к позеленевшему Фоме.

— Он ее, что ли, трахает? — ошалело интересуется он, будто мы видели не одно и то же.

— Похоже на то.

— Пипец. Просто жесть какая-то. Ей же под пятьдесят!

— Как и ему. Ты думаешь, люди в этом возрасте не трахаются?

— До этого момента я был уверен, что родился в результате непорочного зачатия.

— Серьезно? Она не знакомила тебя со своими…

— Нет! — рявкает Феоктистов. — Боже. Как мне это развидеть? У нее что, сделанная грудь?!

— Ты про импланты? Я не разглядела. Но форма у Аллы Витольдовны что надо. Правда, я думала, отец найдет себе кого-нибудь помоложе.

— Эй! Моя мать не старая. На хрена ей твой отец? Он же еще тот ходок и…

— Ты вообще-то о моем папе говоришь. Имей совесть! — топаю я ногой. Фома осекается. Замерев друг напротив друга, осознаем, что, может быть, впервые ругаемся. И из-за кого? Из-за наших спятивших на старости лет родителей!

Отодвинув елку ногой к стене, оседаю рядом с Фомой на банкетку.

— М-да… Попахивает инцестом.

— Мы не кровные родственники, так что вряд ли.

Прерывая наш разговор, звонит домофон.

— Кого еще принесло? — бурчит отец, возвращаясь и на ходу натягивая футболку.

— Это курьер. Мы с Фомой планировали поужинать.

— Как вы вообще здесь оказались?

— А вы? — язвлю. Отец вздергивает бровь. Что заставляет меня тут же сдуться. — Это было спонтанное решение. Встретить Новый год со снегом, елкой и…

— В общем, как положено, — заканчивает отец за меня, довольно кивая.

— И давно вы мутите? — спрашивает Фома, сводя на нет наши попытки сменить тему беседы.

— Да сколько знакомы, столько и мутим, да, Алунь?

Не дав матери и рта раскрыть, Феоктистов опять напирает:

— А молчали чего?

— Не хотели, чтобы наши мутки на ваших отношениях отразились. Правильно, Ал? Это же была основная причина?

— Сынок, — начинает необычно взволнованная Алла Витольдовна, но тут ее опять перебивают, на этот раз мой отец.

— Ну, ты опять? Кончай парню сопли вытирать. Подумаешь — трагедия. Мать замуж вышла.

— Замуж? — охреневает вконец Фома. И тут я его понимаю, конечно. — Вы поженились?

— Я бы никогда этого не допустила, но… Кое-что случилось… Меня заставили.

Алла Витольдовна опускается на низкий столик, на который мы, когда здесь жили, ставили цветочные композиции. Узнать в этой женщине знакомую мне генеральшу практически невозможно. У той все под контролем, она, блин, почти машина. Единственная слабость которой — ее драгоценный сынок. И эта женщина вдруг потерянным голосом говорит, что ее заставили? Серьезно? Товарищи инопланетяне, верните мою свекровь. Мы вас раскусили.

— Короче, так. Никто никого не заставлял. Мы поженились. Скоро родим вам братика.

— Аа-а-а?

Мне же послышалось, да? Перевожу взгляд на Фому. В его глазах — те же недоверие и ужас, что одолевают меня саму.

— Так получилось, — окончательно сникнув, шепчет Алла Витольдовна.

— В каком смысле получилось?! Тебе полтинник скоро! Как ты вообще могла залететь в таком возрасте?

— Мне сорок шесть всего! — поджимает дрожащие губы моя, господи помилуй, мачеха.

— А ну-ка прекрати орать на мать! — синхронно с ней гаркает отец. Как два барана, они с Фомой встают друг напротив друга — хоть ставки принимай, кто первый бросится.

— И ты мне еще что-то там говорил про контрацепцию! — возмущенно пищу я, оттесняя Феоктистова за спину. — А сам?!

— Перед тобой я еще не отчитывался! — багровеет отец.

— Стас… — шепчет Алла Витольдовна, хватаясь за живот.

— О, черт! Мама… — подскакивает к ней Фома.

— Так, все! Успокоились. Выдохнули. Будете мне жену волновать — выставлю за порог.

— Да мы и сами уйдем, — быкует Фома. — Пойдем, Жень.

Это, конечно, лишнее. Но хорошенько узнав Фому, я знаю, что нет никакого смысла пытаться его образумить, пока он в таком состоянии. Бросив извиняющийся взгляд на отца и Аллу Витольдовну, подхватываю наши чемоданы и бегу его догонять.

Фома стоит у лифта, залипнув в приложении такси.

— В отель? — мямлю я.

— Нет, ко мне поедем.

В квартиру, где они жили с Аленкой? Серьезно? Вот чего я точно бы не хотела.

— М-м-м.

— Мать там ремонт сделала. Поедем, ночь переночуем, а там решим, как быть. Я выпотрошен.

Ну, если ремонт, то ладно.

Тот же двор, те же подъезд и лифт. Здесь почти невозможно отстраниться от прошлого. Не знаю, что он себе думал. Лично мне неприятно. Возвращается чувство вины. А у меня после встречи с родителями и так такой бардак в чувствах! Вот тебе и праздник.

— Ты пока осмотрись, а я постелюсь в спальне.

Пыльно… Хотя не так, как могло быть. Наверное, кто-то здесь прибирается, как и в нашей с отцом квартире. Интересно, они в ней планируют жить? Папа переедет? А как же наша фирма? Все так запуталось. Вот это да… Братик.

Опускаюсь на диван. Сижу, перевариваю. Так проходит не одна минута. А Фомы все нет. Иду за ним. Феоктистов стоит спиной, свесив голову и опустив руки. В одной из которых зажата какая-то бумажка. Стопка белья валяется неразобранной в ногах.

— Эй! Ты чего? Так сильно расстроился?

Нет, я тоже в шоке, но ведь это хорошо, да? Жили себе два одиноких человека, а потом встретились… А ребенок… Наверное, я, в отличие от Фомы, была готова, что отец когда-нибудь заведет новую семью. У мужчин с этим все обстоит гораздо проще, чем у женщин. А тут — сюрприз.

— А?

— Из-за родителей.

— А… Нет. Тут… другое. Вот. Почитай…

Не скрывая удивления, забираю из рук Фомы бумажку, и кровь в жилах стынет. Почерк Аленки я узнаю из тысячи. Мы же… Боже, мы десять лет сидели за одной партой в школе!

Меня страшно манит написанное. И в то же время я так боюсь это прочитать. Руки дрожат. Бумага шуршит, словно и ей передалась моя истерика.

— Да ты не бойся, — вдруг улыбается Феоктистов, видя, как отчаянно я трушу. — Там нам благословение.

— Правда? — шепчу, недоверчиво распахнув глаза.

— Ага. Читай.

Я ныряю в текст. Жаль, он совсем короткий. Под конец Аленке было трудно держать в руках ручку.

Прочитав, утыкаюсь носом в плечо Фомы. Тот целует меня в макушку, а потом отстраняется.

— Выйдешь за меня? — спрашивает вдруг, протягивая коробочку с кольцом. Если бы не это, я бы решила, что это спонтанное решение, на которое повлияло полученное послание, и засомневалась — решился бы он когда-нибудь на этот шаг, если бы не оно. Но ведь кольцо было куплено явно заранее. А значит…

— Только если ты меня любишь.

— Очень.

— Тогда ладно, — всхлипываю. — Давно ты его купил? Красивое какое.

— Уже месяца три таскаю в кармане, с тех пор как точно понял, когда смогу перебраться в Тай. Все ждал какого-то особенного момента, и только теперь понял, что особенным мы их делаем исключительно сами. Правда?

Трясу головой. С визгом бросаюсь к Фоме на шею. Он хмыкает и крепко-крепко обнимает меня в ответ.

— О чем думаешь?

— О том, что надо ехать мириться со стариками.

— Наши старики нас, молодых, обскакали, а ты говоришь.

— Это типа намек на ребенка? — хмыкает Феоктистов, поглаживая меня по щеке.

— А ты не хочешь?

— Да нет. Теперь дело принципа — догнать и перегнать.