Глава 9

Вера чувствовала себя ингредиентом какого-то блюда на большой тарелке, в которое постоянно тычут то ножом, то вилкой. Даже наркоз, как ни странно, не отключил окончательно мозговую деятельность. Она все помнила и знала, что с ней происходит.

Когда приехала «скорая» и сотрудники полиции, она успела онемевшими губами сказать про детей. Про мужа, которому нужно сделать звонок…

— Ужас то какой! Ужас! — как шарманка крутился в голове скрипучий голос соседки. — Загубила девку кикимора. Раньше мы — бабы, друг другу космы повыдирать могли… А, эта проходимка резать надумала! Ужас какой, ужас!

Бок намок от теплого и вязкого. Вера понимала, что лежит в луже собственной крови.

Вера знала только одно — она должна выстоять, выдержать, вытерпеть. Ей нужно вернуться к дочкам. Ей хочется взглянуть Дмитрию в глаза и спросить: «Доволен? Твоя шлюха оказалась законченной психопаткой. Всю жизнь ты мне испоганил, Копейкин. Видит Бог, не прощу!».

Возвращаться в мир живых было больно и совсем непросто. Только вынырнет из небытия, и ее затягивает обратно вязкая трясина. Приходится барахтаться в одиночку. Молить. Просить. Торговаться. Плакать. Вере нужно обратно, и она готова ради этого вгрызаться зубами и ползти на свет… Свет, где есть страдание и борьба, где есть твари похуже чудовищ из ужастиков.

— Павел Егорович, есть признаки улучшения. Пациентка шевелит пальцами и смотрите, у нее дергаются веки.

— Из реанимации переводить еще рано. Слишком тяжелые повреждения. Пришлось удалить одну почку, — отвечало белое пятно. — Муж этой женщины твердит про какого-то ребенка… Чокнутый совсем. Еле спасли. Я ему так и сказал: Даже если была беременность на небольшом сроке, то с такой кровопотерей и операцией, невозможно было ее сохранить. Разорался, что мы ту все некомпетентны. Пойдет жаловаться. Даже не поинтересовался, в какой она состоянии.

— Урод, — вздохнул женский голос.

— Согласен, — не возражал некий Павел Егорович.

Шаги и голоса отдалялись. Вере хотелось закричать, чтобы они ее не бросали. Хоть кто-то бы руку подал и вытянул ее из болота. Простое, самое обычное человеческое тепло и участие. Но, нет его. А, здесь так сильно холодно и пусто. Сама, все сама… Слишком много людей ломаются, не подозревая насколько близко они были к намеченной цели.

— Вер, ты меня слышишь? — гнусавил противный Димкин голос. — Людку арестовали. Оказывается, она давно к психологу ходила с навязчивыми идеями. Я тут выдал, что мы расстаемся, Вер. Все, как ты хотела, чтобы мы были вместе. У нее там перемкнуло. Комиссия Людку освидетельствовала и признала вменяемой. Яровой грозит реальный срок. — Копейкин сделал паузу. Закопошился, зашуршал целлофановыми пакетиками.

— Вер, я тут ходил на очную ставку… Людка такая страшная без штукатурки. Просто жесть, Вер. Умеют же бабы внешность свою приукрашивать, нас мужиков заманивать в ловушки. Если бы ты прихорашивалась для меня, Вер… Разве я посмотрел на другую? Могла бы для меня красиво одеваться и быть поласковей.

«Вот, упырь! И здесь спихнул часть вины на нее!» — внутреннее «я» оскалилось, будто хотело закусать Копейкина. Да, что там? Башку ему отгрызть дырявую. Взять так за ноздри двумя пальцами и… Хоть раз бы помог по дому и с детьми, чтобы она была цветущей и красивой!».

— Дети у моей мамы. Все время про тебя спрашивают. Ася больше всех плачет и зовет тебя. Вер? Хватит прикидываться. Я же знаю, что ты сильная, ты справишься. Поправишься и сыночка мне родишь.

«Он… он что ее тормошит, скотина? Она тут умирает. Вокруг во все места провода понатыканы. Даже ссать приходится по трубочке. Шов в боку еще не зажил. Ох, она встанет! Так встанет, что мало не покажется. Какие сыночки, Копейкин? Размножаться не получится, когда она все причиндалы ему оторвет. Под корень».

В Вере кипела такая ярость, столько гнева просилось наружу, что казалось пар из ушей пошел. Адская смесь химичила и бурлила в крови, придавая ей силы.

Как только стихли все жалобы и звуки, Вера приоткрыла одни глаз, чтобы убедиться: тварь двуногая ушел?

Загрузка...