— У меня все вещи собраны. И я нашла где мне сегодня переночевать. Поэтому, думаю нет смысла нам обоим усложнять существование друг другу, — заявляет гордо Злата, когда уходит дед.
— Ну уж нет. Раз договорились, значит остаёшься здесь. И не надо делать вид, что ты этому не рада, — закидываю в рот канапе и встаю из-за стола.
— Крыше над головой — очень даже рада, а вот компания оставляет желать лучшего, — ворчит, когда я на выходе из кухни равняюсь с ней.
— Бедная несчастная, придется тебе ютиться на одной жилплощади с холостым бизнесменом, владельцем мебельной компании, чьи доходы за год составляют такую сумму, которую ты, наверное, и написать будешь не в состоянии.
Злата поворачивается ко мне передом и поднимает голову, чтобы ввинтиться в меня своими голубыми глазами.
Красивыми глазами, с длинными пушистыми ресницами, не тронутыми тушью. Надо же, и даже не наращенными.
И губы у нее сегодня без помады. Не пухлые, но аккуратные, свои, верхняя чуть тоньше нижней, замечаю невзначай.
— Не впечатлил, — Издевательски ведет бровью, — Еще какими достоинствами похвастаешь? Или деньги единственное, чем ты можешь щегольнуть перед девушкой? Ах, ну да, я забыла. Ведь вежливость и культура общения не вложены в твою забитую материальными вопросами голову.
Взять бы ее, да отшлепать по этим губам.
— Деньги впечатляют любого, не делай из себя особенную.
— Без денег сложно, не спорю, но они не основа для счастливой жизни.
Мне хочется рассмеяться над её рассуждениями. Они настолько нелепы, что я снова не верю ни единому слову.
— А что же основа? — в ожидании складываю руки на груди и приваливаюсь плечом к дверному косяку.
Прям интересно послушать, какой вариант ответа у неё заготовлен.
— Люди рядом. Хорошие друзья, любимый человек, — перечисляет с такой уверенностью, будто реально верит в свои россказни, — Вера в чудо.
— Чего? — над последним искренне смеюсь. — Какое чудо?
— Самое настоящее. И не смейся. Когда ты живешь один и не ждешь от жизни ничего, кроме как понимания, что тебе нужно работать каждый день ради того, чтобы влачить свое существование, то… разве это жизнь вообще?
— Естественно, потому что, если ты не будешь работать, тебе придется ходить и искать ночлег. А, погоди, — наигранно постукиваю пальцем по подбородку, — не тебе мне рассказывать, как это бывает.
Сощурившись, Злата пропускает мимо ушей мою колкость. Складывает руки на груди, таким образом приподнимая свою небольшую грудь.
— А вот и нет. Я всегда верю, что даже из самой плохой ситуации есть выход. Моим выходом оказался ты. Хоть мы оба и не слишком этому рады, но я все-равно благодарна за то, что мне не пришлось искать ночлег вчера. Можно считать это стечение обстоятельств чудом.
— Ну конечно. И как часто в твоей жизни случаются «чудеса»? — черчу в воздухе кавычки, игнорируя ее попытки подчеркнуть свои слегка выдающиеся места.
— Да постоянно, — уверенно разводит руками. — Главное уметь их видеть и ценить. И даже такая не пробивная глыба как ты, может пересмотреть свои установки и предположить, что не только деньгами можно решить все вопросы.
— Я не настолько наивный. И в альтруистические поступки не верю. Если кто-то и делает добро, то только ради собственной выгоды.
— Ошибаешься.
— Не трать время напрасно на то, чтобы убедить меня в своих бреднях. Я дольше тебя живу на земле и могу тебя разочаровать. Чудес не существует.
В глазах напротив мерцает неслабая такая молния. Злата становится похожа на тушканчика перед нападением.
— Не веришь, значит?
— Нет, — усмехаюсь над тем, как она пыжится.
— А я заставлю!
Мда. Похоже у нее реально проблемы с головой и восприятием этого мира.
— Или я тебя заставлю снять розовые очки и увидеть внутреннюю сторону медали. Все в жизни покупается и продается. Даже твои чудеса.
— Наверное, это будет сложнее чем я думала, но я все равно попробую. А вдруг и у такого варвара как ты, окажется сердце.
Развернувшись на пятках, Злата уверенно дефилирует мимо меня в сторону своей спальни.
Посмеиваясь над ней, залипаю взглядом на подтянутой заднице и стройных ногах.
Вот в то, что она виляет сейчас ею ради того, чтобы я заметил, верю. Как и в то, что я самым натуральным образом… замечаю. И задницу и то, как джинсы туго ее обтягивают.
И у меня даже мелькает желание стащить их с нее, поставить на колени и хорошенько отодрать сзади. Напомнить, что такое взрослая жизнь, и чудеса оргазма, а не те, о которых она поет.
Вернувшись за стол, с аппетитом съедаю плов с салатом, потому что надо признать — это вкусно. И в доставке, приехавшей сразу после, уже нет необходимости.
После ужина закрываюсь у себя в комнате, и погружаюсь в работу, а когда ловлю себя на мысли, что уже зеваю в кулак, решаю, что пора закругляться.
Размяв затекшие мышцы, отправляюсь в душ.
Едва берусь за ручку ванной комнаты, как дверь открывается и на пороге вырастает Злата.
Ойкнув, вцепляется пальцами в край полотенца, обернутого вокруг ее фигуры.
— Я думала ты спишь уже, — смотрит на меня растерянно.
А я тоже смотрю. Скольжу взглядом по влажные волосам, рассыпавшемся по тонким плечам, каплям воды, стекающим по шее.
Машинально сглатываю.
От сна и напоминания не остается. Энергия вместе с кровью потоком приливает к паху, моментально накачивая его похотью.
Добрый вечер, Лев. Неделю секса не было и уже такая реакция?
— Отвернись пожалуйста, я пройду, — покраснев, Злата кивает в сторону своей комнаты.
Оценив стройные ноги, возвращаюсь взглядом к лицу.
— Не впечатлила, — раздраженно возвращаю ей ее реплику. Потому что понимаю, что весь этот спектакль был намеренным. — Здесь даже смотреть не на что, — взмахиваю в области ее прикрытой груди.
Злата обиженно надувает губы.
— Как будто ты эталон мужских прелестей, — надавив мне на грудь, прошмыгивает мимо и щелкает замком.
Я шумно выдыхаю. И правда ведь, было бы на что смотреть. Ничего выдающегося, обычная среднестатистическая грудь, а у меня стоит, как у пацана.
Стандарты женской внешности что ли понизились?
Громыхнув дверью, забираюсь в душ. Сжав член в руке, закатываю от кайфа глаза, представив еще раз задницу тушканчика, и с психом разнимаю пальцы.
Встав под ледяные струи воды, позволяю природе сделать свое дело и выкачать кровь холодом обратно в организм. Не хватало еще, чтобы я дрочил на всяких вертихвосток.
Выхожу уже полностью адекватный. Собираюсь вернуться в спальню, но от звуков музыки, настолько не вписывающихся в обстановку моего дома, торможу и меняю маршрут.
Моя гостиная, конечно, слыхала музыку, когда бывшая жена удумывала устраивать мне стриптиз. Но тогда это были сексуальные и возбуждающие мелодии, после которых мы зверски трахались на полу. А вот от такой музыки у стен комнаты завяли бы уши, если бы они у нее были. Собственно, как сейчас вянут мои. Потому что к перезвону новогодних песен я не то, чтобы не привык. Я в принципе его не вывожу. Все эти Джингл беллс и Хэппи Нью Йер далеки от меня также, как сельдерей от любимого лакомства медведя.
Но именно джингл беллс сейчас звучит в моем зале. И под эту какофонию звуков, на полу сидит Злата в пижаме с новогодними полосатыми карамельками. Вокруг нее ворох какой-то серебристой мишуры, из которой она что-то увлеченно вырезает.
— Ты что делаешь?
Вздрогнув, поднимает на меня взгляд.
— Вырезаю гирлянду.
— Зачем тебе гирлянда? — искренне не понимаю, зависая снова на ее внешнем виде.
Тушканчик затянула волосы в высокий хвост, соорудив на макушке что-то вроде гнезда. Не сексуально, но меня снова торкает. Да, блядь. Нездоровая суета какая-то.
— В детский дом. Мы с друзьями каждый год устраиваем детям праздник.
— В детский дом, значит?
Знакомые нарративы. Однажды я уже слышал историю о детском доме. Возбуждение, как рукой снимает.
— Решила идти по проторенной дорожке? — слышу, как мой голос приобретает холодный оттенок.
— О чем ты? — её брови вопросительно ползут вверх.
— Можешь не стараться. Во второй раз не прокатит.
Уронив руку с ножницами, склоняет голову на бок.
— Если бы ты изъяснялся понятнее, я бы возможно, смогла тебе что-то ответить. Но я не понимаю про какой второй раз ты говоришь. И про какие дорожки. Если ты боишься, что я начну просить у тебя денег детям, как мы делаем это с ребятами, когда ищем спонсоров, то можешь выдохнуть. Ты был бы последним у кого я их попросила.
Нервно сдув с лица прядь, возвращается к своей гирлянде, а я разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Музыку свою выключи, — бросаю через плечо. — Раздражает.
— Тебя всё раздражает, — летит мне в спину тихое ворчание.