Адвокат (СИ)

Часть 1

1.

Счастье можно симулировать. Он это отлично знал. Он всю жизнь только этим и занимался. Иногда он смотрел на себя в зеркало в ванной комнате и думал, до чего же благополучно он выглядит. На него из матовой запотевшей глубины смотрел красивый молодой человек с обаятельной улыбкой, молодой преуспевающий адвокат, семейный человек, живущий уже три года со своей прелестной молодой женой. И больше ничего. Ни следа того огня, который он тщательно гасил в себе последние семь лет. Ни мучений, ни отчаяния, ни одиночества не было в этих ясных голубых глазах и в тонком приветливом лице. Возможно, это было и хорошо. Хотя бы что-то в этой жизни ему удалось. Он научился держать себя в руках.

— Дорогой, ты поздно вернешься? — спросила Арлен, целуя мужа в щеку, и заботливо оправила на нем галстук.

— Поздно, — рассеянно ответил Манвэ. — У меня много работы.

Жена сделала недовольную гримаску. Она считала, что супруги как можно больше времени должны проводить вместе.

— Извини, — Манвэ ласково потрепал ее по подбородку.

— Ладно, иди, я все-таки не оставляю надежды стать первой леди.

— Тогда ты меня вообще видеть не будешь, — рассмеялся адвокат.

Он вошел в контору, улыбнулся секретарше, которая незамедлительно просияла, она была влюблена в него по уши, впрочем, как и все окружавшие нашего героя женщины.

— Вас ждет посетитель. — И добавила, понизив голос: — Он очень странный. Вам лучше не иметь с ним дел.

— Спасибо, Лиза, я посмотрю.

Когда он вошел в кабинет, посетитель поднялся из кресла ему навстречу. «Гангстер», — подумал Манвэ в первую минуту, а потом думать как-то сразу перестал. Перед ним стоял молодой парень, едва ли намного старше Манвэ, с длинными светлыми волосами, собранными сзади в хвост, высокий, широкоплечий, носивший свой дорогой бежевый костюм с изяществом человека, всю жизнь проходившего в хороших вещах. Глаза синие, чистые и яркие, нос с горбинкой, черные, прямые, как стрелы, брови. Но несмотря на ухоженный и даже, пожалуй, шикарный, с точки зрения среднего обывателя, вид, было сразу понятно, насколько он опасен. Он двигался с ленивой развинченной грацией, готовой в любую секунду перейти в хищную пластику профессионала. Он был похож на дикого зверя, которого одели в ошейник и научили не нападать на хозяев, но находиться с ним рядом всегда бы было риском для жизни. Он был непредсказуем и ослепительно хорош, во всяком случае, для бедняги адвоката, который даже слова не мог вымолвить, глянув в синие глаза.

— Добрый день, — весело сказал гость, в голосе его отчетливо слышалась легкая хрипотца. — Мое имя — Мелькор, и я прошу уделить мне несколько минут.

— Да, конечно, — пробормотал Манвэ. Он еще раз отважился взглянуть посетителю в лицо и вдруг понял, что его смятение увидели и разгадали. Он вздрогнул от стыда и прошел за свой стол.

— Мне вас очень хорошо рекомендовали, — продолжал Мелькор, жадно глядя на стройную, узкобедрую фигуру Манвэ. Он так беззастенчиво и восхищенно разглядывал его, что адвокат боялся поднять глаза на посетителя. Он просто раздевал его взглядом.

— Мне нужен хороший адвокат, чтобы он на меня работал. Сразу предупреждаю, что хлопот со мной много, но и сумма вознаграждения немалая. — И он улыбнулся наглой и призывной улыбкой так, что стало сразу понятно — форму вознаграждения можно будет обсудить отдельно. От этой улыбки Манвэ бросило в жар. Он сделал вид, что задумался, украдкой наблюдая, как Мелькор разваливается в кресле, вытягивая длинные ноги на полкомнаты, как он достает портсигар, крутит в сильных худых пальцах сигарету, потом сует ее в рот, все эти движения, полные небрежной точности, восхищали Манвэ до дрожи. А посетитель смотрел на него, не скрываясь, и думал:

«Черт возьми, какой красавчик… Мадонна, это же чистый ангел. Если бы папашка его увидел, он отдал бы концы. Даже у него бы встало. Какие глаза… А губы… И какие ножки… Ну, и задница тоже в самый раз. И эта улыбка… Святой Себастьян… Я его хочу. На кой мне адвокат, пусть лучше переспит со мной разочек. А как мы смотрим… Нам нравятся мужчины? Судя по всему, да. И нечего кусать губки, моя прелесть, ты своего мужчину уже нашел».

— У меня пока есть к вам пустячная просьба, — Мелькор еще раз улыбнулся и остался доволен эффектом. — Тут надо оформить кое-какие бумаги, не поможете?

— Конечно, оставьте мне их, я посмотрю. А насчет остального нам надо будет поговорить подробней.

— Отлично, — Мелькор вскочил. — Вот номер моего сотового, позвоните мне. Допустим, завтра. Управитесь?

— Конечно, — Манвэ мечтал только об одном: чтобы посетитель убрался и перестал смотреть на него так, что у адвоката мурашки по коже бегали. Мелькор пошел к выходу и, обернувшись, сказал хрипловатым и чувственным голосом:

— Позвоните мне завтра. Обязательно.

Дверь хлопнула, Манвэ откинулся на спинку кресла, обессилев от напряжения.

2.

Ночью ему приснился сон. Его часто мучили эротические сны из далекого прошлого, когда он еще потакал своей врожденной склонности.

О том, что его тянет к мужчинам, Манвэ узнал в четырнадцать лет. Потрясение это он перенес относительно легко, но когда об этом узнали родители (а к этому времени Манвэ был уже вполне сложившимся гомосексуалистом с достаточным сексуальным опытом), был жуткий скандал, курс у психоаналитика и прочие ужасы. А главное, четвертый курс юридического колледжа и блестящая карьера впереди. Чем-то надо было пожертвовать, и он пожертвовал личной жизнью, что при его ответственности и глубокой внутренней добропорядочности было единственным выходом.

Окончание колледжа, практика, наконец, своя контора. Несколько громких дел, пара статей в центральных газетах. Деньги. Работа. Резиновый и утомительный секс, после которого не остается ничего, кроме тупой опустошенности, с какими-то девицами и, позже, с Арлен. Женитьба на дочери начальника. По расчету, потому что он не мог любить женщину. Арлен была вполне симпатична ему и нетребовательна в постели. Во всяком случае, жалкие потуги Манвэ доставить ей удовольствие ее вполне удовлетворяли. А возможно, ее восхищала его несравненная красота и Арлен была уже довольна тем, что обладает таким мужчиной. Во всяком случае, их брак был достаточно спокойным, а карьера делалась без всяких усилий. Работа, работа и еще раз работа. Пара любезностей секретарше, знакомой из конкурирующей конторы, и ты уже прослыл Казановой. Все проистекает само собой, и удача улыбается тебе. Тебе двадцать пять, у тебя прекрасная квартира в Манхеттене и загородный дом в Мейне. Счет в банке и черный «порше». Размеренное спокойное существование. И никаких мужчин. Ни высоких блондинов, ни широкоплечих брюнетов. Такая жизнь. Ничего не поделаешь.

А сон был ужасный. В каком-то смысле это был кошмар. Во сне был Мелькор. Ничего не слушающий, наглый, властный, притягательный до дрожи. Он вытворял с адвокатом, что хотел, и тот таял во сне от возмутительной недозволенной сладости.

Проснулся он, как от толчка. Сел в кровати. Четыре утра. Арлен спит, темные волосы закрывают лицо, только голое плечо матово мерцает в полумраке. Манвэ тихо вылез из постели. Зашел в ванную, включил холодную воду, умылся. Посмотрел на себя в зеркало. Зрелище было жалкое. Как будто в этот паршивый предрассветный час проступило на его лице все тщательно скрываемое напряжение, в глазах какая-то загнанность, губы поддергиваются, ко лбу прилипла мокрая темная прядь. Смотреть на этот кошмар сил не было, и Манвэ спустился вниз. Достал из бара бутылку «Абсолюта», налил себе полстакана и выпил залпом. Он обычно не пил водку, но сейчас ему просто необходимо было расслабиться.

3.

Они встретились на улице. У Мелькора была спортивная, очень дорогая машина «viper» — «гадюка», пронзительного желтого цвета. Они сидели в этой машине, и Манвэ по очереди передавал ему бумаги, объясняя, что надо делать. Мелькор слушал, кивал, понимающе хмыкал, но ни один, ни другой ни на секунду не забывали, что его бедро плотно прижимается к ноге Манвэ и гангстер не хочет, а адвокат не может отстраниться. Наконец, Манвэ покончил с бумагами и стал прощаться.

— Стойте, — повелительно произнес Мелькор. — Нам надо еще кое о чем договориться.

— О чем?

— О нашей будущей совместной деятельности. Я приглашаю вас провести вместе уикенд.

— Но я…

— Дослушайте, пожалуйста. Мне надо смотаться в Филадельфию, поговорить с одним типом, и хорошо бы при этом присутствовал адвокат. Я вам заплачу. Остановимся в отеле за мой счет. А вы отдохнете и развеетесь, а то вон какие круги под глазами.

«Сволочь, — подумал несчастный Манвэ, — из-за тебя же, сукина сына, а то ты не знаешь».

Но отказать он просто был не в состоянии. Мысль о том, что они будут ехать вдвоем в машине, а потом, может, ужинать в ресторане, сводила его с ума. Он мечтал об этом, как мечтают дети о поездке в Диснейленд.

— Хорошо. Поедем. Там и поговорим.

4. НОМЕР ЛЮКС

— Почему вам пришло в голову взять двухместный номер? — спросил Манвэ, пока они поднимались в лифте.

— Так удобней, — беззаботно ответил Мелькор. — Ведь если тебя придут убивать, ты же себя не защитишь?

— А меня придут убивать?

— Могут и прийти. С них станется.

Номер действительно был шикарный. С двумя спальнями, гостиной и ванной величиной с гостиную. Все в салатно-зеленом цвете. Мелькор фыркнул — он не любил зеленый.

Он прошел в гостиную, с удобством расположился на диване и жестом предложил Манвэ устраиваться в кресле напротив.

Адвокат не слишком уютно чувствовал себя в отдельном номере под взглядом этих страшных глаз и изо всех сил пытался придать себе деловой вид. Мелькор со скрытой усмешкой смотрел на него, небрежно обрезая кончик сигары. Нервозный вид молодого человека, вцепившегося в свой блокнот, развлекал его.

«Ну-ну, красавчик, не дергайся так. Что же будет, когда дело дойдет до постели?» — думал гангстер.

Манвэ откашлялся и проговорил:

— Итак, каковы же ваши условия? Чего вы хотите от меня?

Мелькор едва удержался от усмешки:

«Если я скажу, чего хочу, ты вылетишь отсюда пулей…»

А вслух сказал:

— О, ничего невозможного, — тут он помедлил, буравя взглядом собеседника, ровно столько, чтоб до него дошло, что фраза имеет два смысла. — Вы должны следить за тем, чтоб мои бумаги всегда были в порядке, прикрывать некоторые рискованные операции. Ну, более полные инструкции вы получите, если выразите согласие работать на меня.

Манвэ опустил глаза. Он был не в силах смотреть на Мелькора. Только молился про себя, чтоб его состояние не было замечено этими всевидящими глазами и превратно истолковано.

В принципе, превратно истолковать его было довольно сложно. Те несколько взглядов, которые Манвэ отважился бросить на Мелькора, выдавали его с головой. И они оба это понимали, только Мелькор играл с ним, как кот с мышью.

«Никуда не денешься, — думал он. — Я же вижу, как тебе этого хочется. Ничего, подожди, вот наступит вечер, и мы с тобой посмотрим, чем нам заняться. И нечего цепляться за свой блокнотик. Он тебе не понадобится».

— Я… должен подумать, — нашел Манвэ спасительную отговорку. — Я скажу вам завтра.

— Завтра? — поднял бровь Мелькор. — Хорошо, посмотрим, что будет завтра.

От взгляда, сопроводившего эту двусмысленную реплику, Манвэ едва не поперхнулся и дал себе слово взять другой номер, пусть даже не люкс.

— Пойдем поужинаем, — невинно предложил Мелькор. — Здесь отлично кормят.

Однако его синие глаза продолжали следить за каждым движением молодого адвоката.

За столом кусок не лез в горло Манвэ, и он так и не смог оценить местную кухню. Мелькор ел с удовольствием и вел светскую беседу, в которой его сотрапезник участвовал на уровне «Ну да, ага, конечно». Больше всего ему хотелось пойти к администратору и попросить отдельный номер. С засовом. Но когда он представлял себе радостный хохот Мелькора и его ядовитые реплики, когда он обнаружит подобную трусость, ему уже хотелось не номер, а под землю провалиться.

«Ладно, — решил он. — К черту. Закрою спальню на задвижку».

«Если я тебе позволю», — подумал Мелькор, читавший его мысли по выражению лица, которое гордящийся своим самообладанием адвокат проконтролировать уже не мог.

Манвэ долго сидел в баре, спиртное пошло у него лучше, чем еда, но, выпитое на пустой желудок, оно оказало настолько губительное воздействие на решение хранить невинность, что адвокат сильно пожалел об этом. Он уже не мог не смотреть на Мелькора и отлично сознавал, что у него самого совершенно непристойное выражение лица. Бармен тоже поглядывал на них с интересом.

«Представляю себе, как я похабно выгляжу, — страдал Манвэ. — Небось, глаза, как у больной собаки, разве что слюна не капает. Господи, но какое же у него тело. И какие глаза. Вот если бы… Заткнись немедленно и помни о задвижке. А может, все-таки… Один раз. Никто ничего не узнает. А потом я пошлю его к черту. — Тут он посмотрел на решительный профиль своего клиента и вообразил, как он посылает его к черту. Получилось неплохо, но довольно болезненно. — Нет. Я дал себе слово. Я дал слово маме. Я не могу. Еще связаться с этим бандитом не хватало. Дверь на задвижку, и все. А если он ко мне пристанет? — И тут у него сладко заныло в низу живота, когда он представил себе, как Мелькор к нему пристает. — Что мне, как войду в номер, кидаться в спальню и запираться там?»

В отчаянии Манвэ вылил в рот еще один стакан джина и решил, что все устроится само собой. Может быть, в спальне и вовсе нет задвижки…

Мелькор делал вид, что его внимание полностью поглощают полуобнаженные девицы на сцене, и краем глаза следил за своим адвокатом.

«Все, готов, — подумал он. — Еще стакан, и он будет ползать у меня в ногах, умоляя трахнуть его прямо здесь».

Он решительно поднялся и сказал:

— Поднимемся в номер.

И добавил негромко, с вполне деловым выражением лица, которое любил придать себе в критические моменты жизни вроде этого:

— Я должен сказать вам одну вещь, о которой забыл предупредить.

«Слава Богу, — облегченно подумал уже порядком захмелевший Манвэ. — Может, я просто совсем спятил на почве секса? Он, похоже, вовсе не собирается ничего предпринимать. Ну, а двухместный номер… Мало ли, может ему нравятся двухместные номера… — размышлял он, плетясь за решительно шагающим по коридору Мелькором, — любит он их. Любит, чтобы кто-нибудь спал в соседней спальне. Или боится. Нечистая совесть. Кошмары…» — Он зашел за Мелькором в номер и упал в кресло. Честно говоря, он сильно сомневался, что сможет отказать этому типу. Но он намеревался бороться до конца. Каким бы он ни был.

Мелькор закрыл дверь и вернулся в гостиную. Пружинистой походкой матадора подошел к креслу Манвэ, уперся руками в подлокотники и склонился к адвокату.

— Ну, я полагаю, предлагать вам сейчас напитки было бы лишним. Может быть, прикажете развлечь вас каким-нибудь иным способом?

Манвэ, широко раскрыв глаза, смотрел в лицо Мелькора. Язык не слушался его. Мелькор властно положил ладони ему на плечи и принялся целовать оцепеневшего Манвэ. Но в середине страстного поцелуя к адвокату вдруг вернулась способность двигаться. Он вырвался из рук гангстера, вскочил и, встрепанный, с горящим лицом, отбежал на середину комнаты. Мелькор остался стоять на месте.

— Нет, — выдохнул Манвэ, — нет. Вы слышите?

Гангстер преспокойно уселся в кресло, которое еще хранило форму тела его несостоявшегося любовника, и закурил:

— Вот как? Что ж, я тебя не держу. Не думаешь же ты, что я стану силой заставлять тебя что-то делать? Я просто подумал, что тебе самому этого хочется…

У Манвэ задрожали губы. Он неловкими движениями ладоней отер лицо, словно на нем еще оставались следы поцелуев, и сделал движение, словно хотел уйти. Слишком робкое движение.

— Ну что ты трусишь? — продолжал гангстер насмешливо. — Жены боишься? Или мечтаешь стать президентом? Не бойся — на камеру я тебя не снимаю, я этого не люблю. Честное слово, просто смешно на тебя смотреть. Ты же стопроцентный гей. Ты думаешь, я тупой? Нет. Я прекрасно вижу, как ты на меня смотришь. Ты же умираешь от желания узнать, как я выгляжу без этого барахла, — он одернул пиджак. — Ну, кончай ломаться.

— Как вы смеете так со мной разговаривать? — дрожащим голосом спросил Манвэ.

Мелькор удивился.

— А как я должен с тобой говорить? Господин адвокат, не соблаговолите ли вы со мной переспать? Что ты трясешься? Когда у тебя последний раз был мужчина? Год назад? Три? Пять?

— Семь, — помимо своей воли ответил Манвэ.

— Тем более. Тебе, наверное, очень тяжело без этого.

«Ты даже представить не можешь, как», — чуть было не сказал Манвэ, но прикусил язык. Мелькор поднялся и медленно подошел к нему. Ловко развязал галстук и снял с замершего адвоката пиджак. Тот смотрел на него, как загипнотизированный кролик.

Он позволил увести себя в спальню, где была уже расстелена огромная кровать. Мелькор одной рукой (другой рукой гангстер удерживал Манвэ за плечи) погасил свет.

— Для начала мы будем заниматься этим в темноте, — услышал адвокат шепот у самого уха. — Ты все вспомнишь. Вспомнишь, как это сладко.

Шепча нежные слова, Мелькор раздел своего партнера и подтолкнул его к кровати.

— Ляг и укройся, ты весь дрожишь.

Манвэ повиновался. Его и в самом деле била дрожь, и желудок сжался в отвратительный липкий комок. Адвокат очень боялся, что его сейчас вырвет, но тут возле него очутилось горячее тело Мелькора, и все страхи покинули его.

— Ты женат? — спросил Мелькор, обнимая Манвэ и осторожно лаская ладонями его сведенное тело.

— Да.

— Ну и дура же твоя жена, — убежденно сказал гангстер. — Я тебе это докажу в два счета. Ну, давай, поцелуй меня. Не могу же я один стараться за двоих.

На губах Манвэ почувствовал его горячее дыхание, пахнущее дымом дорогих сигар, и со страстью, удивившей его самого, впился в губы любовника. Через несколько минут он уже жадно ласкал языком грудь Мелькора, а тот, постанывая от удовольствия, запустил пальцы в его короткие волосы.

— Молодец, — шептал гангстер, — вот видишь, как все хорошо, а ты упрямился. Давай, мальчик, не надо себя сдерживать.

Манвэ и не сдерживался. Он просто покорился собственному желанию, млея от давно забытых ощущений, от мужского тела под своими руками, от запаха табака и одеколона, от горячих сильных неженских рук.

«Как хорошо, — думал он. — Господи, как я мог жить без этого столько лет».

— Ну-ка, — Мелькор приподнял его голову, сжав лицо в ладонях. — Давай, сделай то, что тебе хочется. Доставь мне удовольствие. Возьми в рот. А потом я посмотрю, что с тобой делать.

От этого грубого приказа Манвэ почувствовал такое бешеное возбуждение, что несколько секунд не мог вздохнуть. Потом послушно прижался лицом к животу Мелькора, несколько секунд собирался с духом, а потом, как в омут головой, ринулся вниз. От не слишком осторожного прикосновения губ любовника, отвыкшего от таких удовольствий, Мелькор вскрикнул и схватил Манвэ за волосы.

— Не так резко, — прошипел гангстер. — Давай мягче. Вот так. Ты хороший мальчик.

Но через минуту он уже забыл все слова, кроме имени своего любовника. Он катался по постели, заставляя Манвэ принимать самые немыслимые позы, чтоб удержать голову между бедер Мелькора. Манвэ уже забыл, какое блаженство может доставить подобный процесс. Но зато его тело хорошо помнило, что надо делать, чтобы удовольствие получил партнер. То дразнящие, то нежные, то сильные прикосновения его губ и языка доводили Мелькора до экстаза. Он ощущал, что Манвэ завладел им полностью и ему оставалось только подчиниться и ждать, когда тот позволит своему возлюбленному кончить. Ему казалось, что еще секунда, и он не выдержит, но Манвэ искусно удерживал его на грани, и это все длилось и длилось, гангстер чувствовал, что кости плавятся в теле, а сердце сейчас выскочит из горла. Наконец, когда наслаждение достигло предела, он заорал, изо всех сил прижимая лицо Манвэ к своему животу.

— Ну, ты даешь, — пробормотал он, отдышавшись, весь в поту. — Теперь моя очередь.

Он поглядел на Манвэ, который лежал, зарывшись носом в его живот, плечи адвоката вздрагивали. Мелькор притянул его к себе и усадил рядом. Поглядел в лицо. Полузакрытые голубые глаза затуманены, рот приоткрыт, веки потемнели, Манвэ был хорош, как ангел, а возбуждение отчетливо читавшееся на лице, красило его еще больше.

— Тебе понравилось? — нежно шепнул он, прижимаясь щекой к груди Мелькора.

— Да, — усмехнулся тот и поцеловал Манвэ в губы. Адвокат с исступленным стоном прижался к нему, запустив руки в длинные светлые пряди. «Не фига себе, — думал Мелькор, целуя любовника. — И как он жил семь лет без этого дела? И самое главное, как он жил с этой бабой, и она ничего не заметила? Всегда говорил, что все бабы — дуры». Манвэ терся об него всем телом, совершенно одурев от его близости и вожделения.

— Котенок, — Мелькор оторвался от его рта и посмотрел в шалые блаженные глаза, — через тридцать секунд я буду готов, как штык, и весь твой.

Он заставил раскрасневшегося адвоката лечь на живот и сам лег на него.

Волнообразными движениями языка Мелькор прошелся по его спине. Зарылся руками в волосы и, убедившись, что его любовник содрогается от желания, одним движением овладел им.

Манвэ закричал.

— Тихо, — задыхаясь, прошептал Мелькор. — Тихо!

Он старался действовать мягко, и вскоре напряженное тело расслабилось. Манвэ изо всех сил вцепился пальцами в простыни. Раньше он даже представить себе не мог, что возможно такое острое непрекращающееся наслаждение, такое желание подчиниться и принадлежать чужому телу. Мелькор целовал его в ухо, покусывал мочку и бормотал:

— Сладкий мой мальчик, счастье мое, хорошо тебе? А ты не хотел… Я тебя так затрахаю, что твоя жена тебя не узнает. Вот так… Нравится, скажи, нравится?

— Да… — стонал Манвэ, хотевший только одного — чтобы это не прекращалось никогда. — Еще, сильней, мне уже не больно, давай же…

Сейчас он был готов на все, что угодно. Его измученное желанием и неудовлетворенностью тело пылало, как в огне, с каждой секундою все сильней. И когда пришло освобождение, он до крови укусил себя за руку, чтобы не кричать, но все-таки закричал.

Всю эту ночь Манвэ делал все, что хотел Мелькор. Он просто стелился под него, выполняя каждую прихоть. Создавалось впечатление, что это была последняя ночь в его жизни, и он собирался провести ее так, как ему хочется. А Мелькор думал, что у него никогда не было такого восхитительного секса. И такого партнера. Они сливались воедино так, как будто принадлежали друг другу всю жизнь. Гангстер включил лампочку под зеленым абажуром возле кровати, и в рассеянном свете Манвэ, лежащий обнаженным на белом шелке простыней, казался прекрасным, как греческая статуя. Мелькор говорил ему, что не видел никого красивей его, что он его ангел, божество, что он похож на Антиноя и всех богов разом. Манвэ смеялся задыхающимся мелодичным смехом и притягивал любовника к себе. Сейчас ничего, кроме Мелькора, не имело для него значения. Карьера и жена растаяли в голубой дали.

— Как ты прекрасен, мой милый, — шептал Мелькор, склоняясь над дивным телом партнера. — Клянусь Мадонной, ты — безумец, заставить такое тело столько страдать. Ничего, все кончилось, теперь я позабочусь о тебе.

Манвэ блаженствовал. В его горячем освободившемся теле все встало на свои места. Казалось, ночь никогда не кончится. Но наконец в окне забрезжил рассвет, и измученный Мелькор заснул, уткнувшись носом в плечо возлюбленного. А Манвэ заснуть не мог. Он смотрел на гангстера, лицо которого стало спокойным и почти детским, осторожно, чтобы не разбудить, перебирал тяжелые густые пряди светлых волос, и сердце его болело от любви. Это чувство было настолько сильным и острым, что Манвэ испугался. «Я не могу с ним остаться. Не могу. Он разрушит всю мою жизнь, пустит под откос все, ради чего я жил. Это невозможно. Хорошо, что это было, но я должен оставить его. Я его всю жизнь буду любить, но я не могу себе этого позволить». Он встал, быстро оделся, черкнул пару строк в блокноте, положил записку на тумбочку и еще раз на секунду склонился над Мелькором. «Прости меня, любовь моя, — тихо произнес он. — Я не могу. Это вся моя жизнь. Прости». И когда он спускался по лестнице, какой-то тихий голосок шепнул ему: «А чего она стоит, твоя жизнь? Разве это та цена, которую стоит платить?», но он с отчаяньем отмахнулся и через час на взятом в прокат «порше» уже мчался по направлению к Нью-Йорку.

5.

Мелькор проснулся поздно. Солнечные лучи упали ему на лицо и разбудили его. Он потянулся всем телом, повернул голову и увидел, что Манвэ в постели нет. Это ему совсем не понравилось. Он встал, прошелся по номеру, заглянул в ванную. Никого. И чемоданов тоже. Тогда он, уже начиная отчаянно нервничать, пошарил вокруг постели и нашел записку. В ней стояло: «Прости, пожалуйста, но мне лучше уехать. Спасибо за все. М.». Лицо гангстера побледнело и стало почти страшным. Он нехорошо оскалился, сжал записку в кулаке, и вдруг схватил со стола фарфоровую вазу и с размаху запустил в стену. Осколки разлетелись по комнате.

— Скотина, — проговорил он, весь трясясь от ярости. — Маленький мерзавец. Как он мог… — он, пошатываясь, подошел к кровати и тяжело опустился на нее. Разжал кулак и слепо посмотрел на смятый клочок бумажки. — Я люблю тебя, — произнес Мелькор глухо, обращаясь к записке. — Ты что, не понял? Я люблю тебя.

6.

Когда Мелькор закончил свой рассказ, старик в кресле, все это время просидевший неподвижно, шевельнулся, и черные горячие глаза взглянули в лицо гангстера.

— Хорошо, мальчик, — сказал он по-итальянски. — Ты все сделал правильно. Ты любишь его?

— Да, отец, — ответил Мелькор на том же языке. — Я думаю, что люблю.

— Тогда не злись. Укроти свою ярость. Я хорошо понимаю его. Он сделал то, что ему свойственно. Подумай сам, семь лет он сопротивлялся этому, ты думаешь, одна ночь способна все изменить?

— Да, но эту ночь он провел со мной! — возмущенно воскликнул Мелькор.

— Ты слишком самонадеян, — покачал головой старик, глядя на своего приемного сына. — Ему нужно время. Он должен смириться.

— А если он не вернется ко мне?

— Вернется. Есть предел и человеческим мукам, и человеческой воле.

Мелькор опустил глаза и отхлебнул из своего стакана. Потом достал сигарету и нервно закурил.

— Папа, он хорош, как ангел. А в постели он просто дьяволенок. Mama Mia, если бы ты знал, какой у него темперамент… А потом мне кажется, что он честен и будет верен мне. Помнишь, ты говорил, что обязательно найдется человек, с которым я не захочу расстаться? Вот мне кажется, что это он, клянусь Пресвятой Девой. Скажи, что мне делать, отец! Я знаю, что он принадлежит мне, почему он не хочет этого понять?

— Пойди и возьми то, что принадлежит тебе, сынок, — медленно ответил старик. — Сделай, как должно. Пойди и возьми это.

7.

Манвэ провел три кошмарных дня. Он почти не мог работать и совершенно перестал выносить чье-либо присутствие. Больше всего ему хотелось забиться в угол и вспоминать, перебирать ночь, проведенную в двухместном номере, по минутам. Однако он работал, говорил с посетителями, общался с женой, вел свою обычную жизнь. Мысль о том, что он больше не увидит Мелькора, приводила его в такой ужас, что он прилагал все усилия, чтобы она приходила к нему в голову пореже.

В этот вечер он вернулся домой, как обычно, ближе к девяти. В прихожую выскочила Арлен, она выглядела как-то необычно: веселая, возбужденная, раскрасневшаяся. Манвэ не успел и рта раскрыть, как она затараторила:

— Дорогой, твой приятель сидит здесь. Он такая прелесть, где ты его прятал? Он просто душка, я в него влюбилась, только, ради Бога, не ревнуй. Пошли скорее, он ждет тебя уже два часа…

— Какой еще приятель? — наконец удалось спросить Манвэ. — Ничего не понимаю.

— Ну, этот итальянец, хотя какой он итальянец… Неважно, пошли.

Манвэ прошел в гостиную и остолбенел на пороге. В кресле, перед журнальным столиком, уставленным бутылками и вазочками с оливками, крохотными сандвичами с сыром и паштетом, крекерами и орешками, сидел Мелькор, положив ногу на ногу, с бокалом мартини в руках. Увидев Манвэ, он подмигнул ему и радостно сказал:

— Здорово, что ты пришел, caro, а мы тут очень неплохо проводим время.

Адвокат произнес про себя самое черное непечатное ругательство, которое знал. Мелькор глядел на него с откровенной насмешкой. Выглядел он просто шикарно в свободных тонких темно-синих брюках, шелковой, сливочного цвета рубашке и шелковой же синей жилетке, расшитой маленькими золотистыми и зелеными цветами. Пиджак его валялся на диване.

Манвэ кинул кейс в угол, чего при нормальной ситуации никогда не делал, подошел к столику, налил себе джина и выпил.

— Ну что ж, — произнес он наконец, — уж если ты пришел, давай ужинать.

Ужин длился достаточно долго, чтобы Манвэ проклял все на свете. Мелькор был неотразим. К концу трапезы Манвэ был уверен — вечером Арлен объявит ему, что уходит к Мелькору. Гангстер рассказывал прелестные смешные истории из своей жизни с присущей ему итальянской экспансивностью и бурной жестикуляцией. Он шутил, а анекдоты его были безукоризненно свежи и уморительны. Арлен кисла от смеха, а Манвэ улыбался вымученной улыбкой и смотрел в тарелку. Мелькор старался на совесть. Он, затаив дыхание, выслушивал рассказы Арлен о том, какой у нее замечательный муж. Он клялся в любви всему племени адвокатов и вообще строил из себя этакого своего парня, искреннего и открытого, но, конечно, с бешеным южным темпераментом и щедростью. Оказывается, он, вдобавок, приволок роскошный букет из двадцати белых роз для Арлен, торт величиной с колесо грузовика и пять бутылок «Вдовы Клико». Однако Манвэ не верил ему ни минуты. Он-то отлично видел бесовский огонек в глазах гангстера, когда тот рассказывал Арлен трогательные истории из своей несчастной личной жизни и поминутно клялся разнообразными святыми.

«Сволочь, — думал Манвэ, — ничего святого у человека. Ну что он приперся? Мучить? Постыдился бы. Как же ему идет эта рубашка. И жилетка. Сдохнуть можно. Неужели Господь не сжалится надо мной? Я не могу выдержать его присутствия. Я не могу, пусть он перестанет смотреть на меня. А эта глупая курица… Черт побери, неужели она всерьез думает, что он очаровался ей? Какое право она имеет на него так смотреть? Она же к нему сейчас лезть начнет. А он и рад, небось. Ну, естественно, она ему нравится, таким, как он, всегда нравятся эти длинноногие куклы с большим бюстом. Только этого не хватало. Не могу больше. Сейчас скажу, что очень устал, и пойду спать. Пусть они здесь что хотят делают, хоть трахаются. Зачем он торт этот приволок, придурок? А она и довольна, дура…»

Мелькор же развлекался на полную катушку, глядя на мрачную физиономию Манвэ, и изо всех сил ухаживал за Арлен.

«Ах ты, котенок… Ревнуешь? Ревнуй, ревнуй, я тебя еще сперва помучаю. Ну, не делай такие глаза, тебе все равно не удастся надавать мне по морде. Это тебе за то, что убежал. Солнышко мое, а ты помнишь ту ночь? Вижу, что помнишь. Пари держу, ты вспоминал ее каждый раз, когда трахал свою очаровательную женушку. А иначе ты бы просто не смог этого сделать. Подожди немножко, и за воспоминаниями у тебя дело не станет. Я с тобой такое сделаю, клянусь святым Патриком, что ты меня до смерти не забудешь. От меня еще никто не уходил так. Сердце мое, посмотри на меня. Как же ты женился на этой дуре? Занятно было бы посмотреть на вас в постели. Бедняжка, солоно тебе пришлось. Мадонна, и она обладала этим телом три года… Как ты это допустила, Дева Мария? Она даже не понимает, что ей досталось. Если он еще раз вот так повернет голову и встряхнет волосами, я просто взорвусь… Ничего, я его достану, в ногах валяться будет, а я еще посмотрю, трахнуть его или нет».

Манвэ весь извертелся, дожидаясь конца этого кошмара. Наконец все было съедено, и Мелькор поднялся из-за стола.

— Ну что, нам пора и поработать. А, дорогуша? Арлен, все было восхитительно. Самый чудесный ужин в моей жизни. Пошли.

Мучительно придумывая, под каким бы предлогом выставить наглеца, Манвэ повел Мелькора в кабинет. Как только они вошли, гангстер захлопнул дверь и повернул пуговку замка. Через секунду Манвэ уже стоял, прижатый к стене, ладони Мелькора обхватили его ягодицы, гангстер ловко пропихнул колено между его раздвинутых бедер, и полупарализованному адвокату оставалось только одно — обнять его за шею, что он и сделал. Мелькор наклонился к нему и провел языком по нежной шее Манвэ.

— Ну, и зачем ты сбежал? — поинтересовался он хрипло.

Манвэ застонал в ответ и отвернулся.

— Отвечай, маленький мерзавец! — потребовал Мелькор, прижимая его к стене еще сильнее и не переставая ощупывать.

— Отстань! — Манвэ попытался вырваться, но сладкий яд вожделения уже проник в его кровь, поэтому Мелькору ничего не стоило удержать его.

— Нет, ты мне скажешь. Ты думаешь, меня можно просто так кинуть? Черта с два, клянусь Мадонной! — Он впился грубым поцелуем в то место, где шея переходит в плечо, так сильно, что остался след.

Манвэ не мог сдержать счастливой улыбки:

— Нет… Я не бросил тебя… Я все время думал о тебе.

— Тогда почему сбежал?

Улыбка сошла с лица адвоката. Он неожиданно сильным движением освободился из объятий гангстера и отошел в сторону. Мелькор остался стоять возле стены, выжидательно глядя на него.

— Понимаешь, — начал Манвэ, сплетая пальцы, — я отвык от всего этого. Пойми меня. Это было изумительно… Но у меня же семья и карьера. Знаешь, чего мне стоило избавиться от своей… склонности? — (Мелькор понимающе улыбнулся). — Я уже привык к такому существованию, стал даже получать удовольствие от жизни. И вдруг появляешься ты. Я почувствовал, что меня тянет на дно. В омут. Я испугался.

Только теперь Манвэ решился поднять на Мелькора несчастные глаза.

Но в синих глазах гангстера не было ни капли жалости. Одна решимость.

— Фигня. Ты здесь не в суде. Что тебе мешает делать, что ты хочешь? Жена? Только не надо заливать. Раздевайся.

Манвэ нахмурился, мотнул головой. В нем просыпалось упрямство, выгнавшее из него любовное оцепенение.

— Нет, — сказал он, — больше это не повторится. Мы вряд ли сможем работать вместе. Тебе лучше уйти.

Мелькор побледнел от ярости.

— Значит так, да? Я должен уйти. А ты будешь трахать эту глупую курицу и думать обо мне. Да мне плевать на твою счастливую семейную жизнь. Посмотри на себя в зеркало. Ты же абсолютно несчастен. У тебя глаза, как у побитой собаки, — говоря все это, он подходил к Манвэ все ближе и вдруг схватил его на руки.

Адвокат не нашел в себе сил сопротивляться. Слова Мелькора сразили его наповал. Ему вдруг стало жаль себя, и вместе с тем в нем проснулся гнев на тех, кто, вытравливая его естество, лишил его возможности быть счастливым. Страстным движением Манвэ закинул руки на шею Мелькора и приоткрыл губы. Поцелуй не заставил себя ждать.

Мелькор отнес его на кожаный диван, уложил и, освободив от пиджака, так рванул на нем рубашку, что пуговицы разлетелись по комнате. Навалившись всем телом на хрупкого Манвэ, он жадно целовал его, бормоча, что хочет его до умопомрачения, что сделает это здесь и сейчас и пусть он даже не пробует вырваться, а то он, Мелькор, его просто изнасилует.

— Только не на этом диване, — страстно прохрипел полузадушенный Манвэ.

Мелькор без слов поднял его на руки и, перенеся через всю комнату, опрокинул адвоката навзничь на широкий письменный стол. Бумаги разлетелись по комнате. Мелькор одним движением руки расчистил себе плацдарм, пошвыряв все на пол, и рванул на груди рубашку. Манвэ, полураздетый и совершенно без сил, смотрел на него безумными глазами. Мелькор, чертыхаясь, расправился с пуговицами на брюках. Потом подошел к столу и улегся рядом со своим адвокатом. Глаза у него сверкали, как у безумного.

— Сейчас ты за все поплатишься, — пообещал он. — И за бегство, и за жену, и за твои дурацкие байки. — Он быстро раздел Манвэ и прижал к себе так, что у того кости хрустнули.

— Ну, держись, парень.

Манвэ хохотнул. Он был готов платить Мелькору хоть до завтрашнего утра. Мелькор, полностью парализовав все его возможные движения, опрокинул адвоката лицом в стол, приподнялся и, упершись ладонями в полированную поверхность, резко вошел в него. В голове у него была только одна мысль — затрахать этого красавчика до смерти, чтобы больше не сопротивлялся. Ни о какой нежности и речи не шло. Он сразу взял такой бешеный темп, что Манвэ вскрикнул, судорожно вывернув голову. Он стонал, но не пытался вырваться, с острым наслаждением принимая эту сладкую муку, это блаженство — принадлежать любимому мужчине, как вещь, как раб. Мелькор тяжело дышал, короткими толчками вжимая любовника в твердую поверхность, на его лбу и широкой груди выступили капли пота. Окончательно обезумев, он нес уже такую похабщину, что сам, наверное, бы удивился, если бы соображал, что говорит. Впрочем, частично он нес ее по-итальянски, и Манвэ мог понимать только интонацию. Но и ее было достаточно, чтобы адвокат потерял голову от вожделения. Казалось, что чем дольше это длится, тем жарче разгорается в нем огонь желания. Он извивался всем телом, чтоб сильней и глубже почувствовать в себе любимого и просил:

— Еще, еще!

— Сколько скажешь… — хрипло говорил Мелькор, входя в него до упора. — Будешь еще от меня бегать? Говори!

— Нет! — вскрикнул Манвэ, в его голосе наслаждение вторило восторгу:

— Нет! Никогда! Только не останавливайся…

— Теперь ты мой. Только мой, слышишь? — Мелькор сделал резкое движение бедрами, от которого боль и наслаждение пронзили тело адвоката, как громовой удар.

— Еще, так же… — всхлипнул он, Мелькор схватил его за волосы и притянул к себе, заставив выгнуться дугой.

— Ты мой, — исступленно твердил он. — Моя собственность. Я сделаю с тобой, что захочу и когда захочу, ты понял?

— Да!

Манвэ всем телом прижался к поверхности стола. Изнеможение было так велико, что ему казалось, что в его теле вовсе не осталось костей.

«Боже! — думал он. — Боже…»

Мелькор вдруг вывернул ему голову так, что в позвоночнике что-то предостерегающе щелкнуло, впился ему в губы до крови, и адвокат ощутил, как сильное тело, прижимающее его к столу, содрогается в последней судороге.

Потом они долго лежали рядом, приходя в себя, и Манвэ опасливо крутил головой, размышляя о том, что разойдись гангстер еще немножко — быть ему парализованным до конца жизни.

Из размышлений его вывела рука Мелькора, ласково погладившая его по спине. Манвэ без раздумий повернулся и придвинулся к любовнику. Лежать на столе было холодно и твердо, но сейчас он казался ему самым восхитительным ложем на свете. Гангстер взял его за подбородок и взглянул в глаза.

— Я тебя не очень зашиб? — спросил он весело, но кроме насмешки Манвэ ощутил в его голосе искреннее беспокойство.

— Ну, если не считать того, что ты чуть не свернул мне шею, не очень.

— Извини, — криво ухмыльнулся Мелькор. — Не рассчитал.

Манвэ тихонько рассмеялся и потерся щекой об его большую руку. Потом кошачьим движением вывернулся из объятий и сел на столе, скрестив лодыжки и обняв колени. В этой позе, с растрепанными волосами, он в точности напоминал любовника какого-нибудь римского императора, взятого на ложе повелителя за редкостную красоту. Выглядел он не больше, чем лет на восемнадцать, и Мелькор глядел на него с восторгом, наслаждаясь одним фактом присутствия любимого.

— Может, все-таки поговорим? — настойчиво проговорил Мелькор.

— О чем? — беззаботно спросил Манвэ. — Ты лучше подумай, что ты натворил.

— А что я натворил?

— Арлен втрескалась в тебя по уши. Удивительно, что она не вламывается через каждые пять минут в кабинет, предлагая нам какую-нибудь еду. Наверное, марафет наводит.

— Ну что ж, это лестно.

— Интересно, что ты будешь делать, когда она начнет к тебе приставать?

— А она начнет?

— Обязательно. Она уже мне изменяла пару раз с моими же друзьями. Думает, что я ни о чем не догадываюсь, идиотка.

— Ну, пусть пристает. Мне ее трахнуть не трудно, но на большее пусть не рассчитывает.

В ту же секунду он оказался лежащим навзничь, адвокат с неожиданной силой прижал его плечи к поверхности стола.

— Только попробуй, — произнес он яростным голосом, и никакой шутки в его тоне не было. Глаза сверкали от гнева. — Только дотронься до нее, и я убью тебя.

— Ты что, ревнуешь ее? — спросил ошарашенный Мелькор. Манвэ отпустил его. Вернулся в прежнюю позу.

— Нет, — сказал он глухо, отворачивая лицо. — Пусть хоть со Статуей Свободы спит, мне плевать. Я ревную тебя.

— Это хорошо, — удовлетворенно произнес гангстер. — А ты не хочешь развестись?

Манвэ не успел ответить на этот ошеломивший его вопрос, как в дверь тихо стукнули.

— Дорогой, — услышал он осторожный голос жены, — очень поздно, долго вы еще?

— Мы будем работать всю ночь, милая, — абсолютно спокойным голосом ответил Манвэ. — У нас очень много дел.

— Тогда я ложусь спать, — несколько расстроенно сообщила Арлен. — Предложи Мелу у нас переночевать, постели ему на диване.

— Конечно. Куда он поедет на ночь глядя?

— Большое спасибо, — откликнулся Мелькор, садясь и свешивая ноги со стола. — С удовольствием переночую. Спокойной ночи, дорогуша.

— Спокойной ночи, — вздохнула Арлен.

Когда ее шаги удалились, Мелькор опять повернулся к Манвэ и спросил:

— Ну так что с разводом?

Манвэ лукаво улыбнулся:

— И переехать жить к тебе?

— Да, — не моргнув глазом, ответил Мелькор.

Адвокат усмехнулся и отвел глаза.

— Нет, я пока не могу. Я действительно слишком много сил вложил в приобретение того, что имею. Для меня жена, дом, работа значат совсем другое, чем для обычных мужчин. Для меня это гарантия стабильности, покоя. Я не могу пожертвовать всем этим в один момент. Пожалей мое бедное сердце.

Он умоляюще поднял глаза на Мелькора, развел руками, мол, не могу, ничего не могу с собой поделать.

— Так значит, что ты мне предлагаешь? — у гангстера дернулся уголок губ. — Спать с тобой тайком, прятаться от всех, делать вид, что мы с тобой просто друзья? Нет, так дело не пойдет. Я хочу иметь тебя целиком. Я хочу, чтобы ты жил в моем доме, засыпал и просыпался в моей постели.

Как только Манвэ вообразил себе этот рай, у него даже сердце остановилось от предвкушения. Но потом он одумался и покачал головой.

— Нет, Мел, я не могу. Это будет конец всему.

Мелькор посмотрел на него и понял, что сейчас настаивать бессмысленно и, пожалуй, опасно. Он все равно собирался настоять на своем, но позже. Привлек к себе Манвэ и поцеловал в чистый лоб.

— Слушай, — сказал он, — а чем тебе не нравится диван?

Манвэ рассмеялся, запрокинув голову:

— Он ужасно скрипит!

Мелькор некоторое время смотрел на него непонимающе, потом тоже захохотал.

8.

Однако и этой ночи не хватило для того, чтобы развеять сомнения Манвэ.

Спали они не больше трех часов и проснулись в обнимку на кожаном диване. Мелькор остался прибираться в кабинете, а Манвэ тихо прокрался наверх за рубашкой, на которой еще оставались пуговицы. Потом, не будя Арлен, они позавтракали остатками вчерашнего пиршества и поехали — Мелькор домой, а Манвэ в офис. Перед тем, как расстаться, Мелькор спросил:

— Когда мы увидимся?

Они стояли у подъезда, всюду лежал туман, было свежо и сыро.

— Сегодня среда? — задумчиво спросил адвокат.

— С утра была среда, — пожал плечами гангстер.

— В уикенд. Возможно.

Мелькор схватил его за руку:

— Мне это не нравится.

— Мне надо работать.

— Ты будешь работать на меня. Я заплачу тебе столько, сколько ты ни в одном сне не видел.

— Подожди, Мел, — покачал головой Манвэ, — подожди чуть-чуть. Дай мне время до пятницы. Я позвоню тебе.

— Va bene. До пятницы. Но если ты не позвонишь до семи, я опять приеду.

Он крепко поцеловал Манвэ в губы и, не оглядываясь, пошел к своей машине.

Манвэ провел в раздумьях всю среду и четверг. Он немного успокоился, хотя желание видеть Мелькора сжигало его все сильней. И все же это никуда не годилось. По собственному опыту адвокат знал, что шила в мешке не утаишь. Рано или поздно это выплывет наружу. А развод… Даже без последующего переселения к Мелькору он был бы нехорош, а с переселением… На карьере можно было бы ставить крест. Перед ним опять стоял выбор: либо человек, которого он любил так, что терял голову при одном звуке его голоса, либо карьера. «В конце концов это всего лишь сексуальная лихорадка, — уговаривал себя Манвэ. — Он очень притягателен. К тому же у меня давно не было ничего подобного. Да, но, — возражал он себе, — ты же не бросался на всех подряд. А против него ты не мог устоять. Вдобавок, мне почему-то кажется, что я знаю его всю жизнь».

Так он ломал голову долго, а потом решил пойти к психоаналитику, записавшись на прием на пятницу, на пять, рассудив, что Мелькору позвонить он успеет и тот не приедет искушать Арлен.

Но даже в полутемном кабинете, на мягкой кушетке адвокату не удалось расслабиться. Он никак не мог собраться с силами и рассказать наследнику Фрейда правду. Молол какую-то чепуху про тяжелую работу и непрестанный прессинг со стороны «одного человека». Психоаналитика этот «один человек» очень заинтересовал, и он все пытался узнать, кто он, или хотя бы какого пола и в каких отношениях находится с пациентом, но Манвэ почему-то не хотелось рассказывать незнакомому человеку про весь этот сексуальный бред. Так он лепетал что-то, когда дверь распахнулась и под негодующий писк секретарши в комнату влетел Мелькор.

— Так, — рявкнул он, — что ты здесь делаешь?

— Ты как сюда попал? — ошеломленный Манвэ вскочил, глядя на него во все глаза.

— Пошли. — Гангстер одной рукой схватил адвоката за запястье, а другой достал из кармана пятисотдолларовую купюру и швырнул ее врачу.

— Это вам за визит, — бросил он и выволок слабо упирающегося Манвэ из кабинета.

В машине Манвэ наконец получил возможность возмутиться.

— Ты — псих ненормальный! Тебе лечиться надо! Совсем спятил. Ты хоть понимаешь, что таких вещей не делают?! Какое ты имеешь право лезть в мою жизнь? Мне нужно было к врачу. И вообще, как ты об этом узнал?

Мелькор, который невозмутимо вел машину, ответил:

— За тобой следили по моему приказу.

От негодования Манвэ потерял дар речи.

— Да как ты посмел… — прошипел он наконец, — ах, ты…

— А что, мне было ждать, пока ты пойдешь к этому коновалу и он убедит тебя жить нормальной, на его убогий взгляд, жизнью? Нет уж, если ты ко мне попал, то я тебя не выпущу.

Некоторое время Манвэ, кипя про себя, смотрел в окно. Потом спросил довольно мирно:

— Куда ты меня везешь?

— В Бронкс, — ответил Мелькор. — Все итальянские мафиози живут в Бронксе, ты разве не знал? — и он весело подмигнул адвокату.

— Мне домой надо позвонить.

— Позвони, позвони, и скажи, что ты уезжаешь со мной в Лас-Вегас на весь уикенд и вернешься вечером в понедельник. По делам.

— Ты точно рехнулся.

— Хочешь провести воскресенье с женой?

Манвэ вздохнул и взялся за телефон.

Таких роскошных домов в Нью-Йорке Манвэ еще не видел. Это был настоящий дворец с огромным бассейном в холле. Он некоторое время крутил головой, обалдело оглядываясь по сторонам.

— Да, — наконец произнес он. — Впечатляет.

— Я рад, что тебе нравится, — рассеянно ответил Мелькор. — Я отпустил всю прислугу, чтобы ты не смущался. Так что пошли на кухню, пожрем что-нибудь.

На громадной кухне они уселись за стол и принялись за разные деликатесы, оставленные поваром.

— Это все твое? — спросил адвокат.

— Нет. Это принадлежит отцу. И мне частично. Он живет в другой половине.

— Ты живешь с отцом? Слушай, а откуда ты такой белокурый? Итальянцы же вроде черноволосые.

— Он мне не родной. Вообще-то я ирландец. Старик Анджелини подобрал меня на улице, когда мне было года четыре. Он стопроцентный гомосексуалист и у него никогда не было детей. А меня он воспитал, как родного. Он хороший мужик. Я вас познакомлю.

— Все с тобой ясно, — буркнул Манвэ, поедая трюфеля.

— Это ты насчет гомосексуализма? Да нет, с этим все всегда было нормально. Ему было сорок пять, когда он взял меня к себе. А последние тридцать лет он прожил со своим любовником, его звали Джимми, и он был классный. Он младше отца на двадцать лет и очень много возился со мной. Его в прошлом году убили, — добавил он, мрачнея. — Я как будто брата потерял. А старик совсем сдал после его смерти.

Манвэ поглядел на него с искренним сочувствием, но ничего говорить не стал. Это понравилось Мелькору.

Поев, они опять вернулись в холл. Мелькор посмотрел на адвоката испытующе.

— Ты, наверное, устал?

— Есть немного, — ответил Манвэ, ослабляя узел галстука. Ему дико хотелось избавиться от надоевшего костюма и принять ванну. Мелькор подошел к нему совсем близко.

— Для начала мы тебя помоем, — сказал он весело и нежно, — а потом посмотрим…

И гангстер легко подхватил своего любовника на руки и понес по лестнице вверх.

В огромной ванной комнате Мелькор ловко, как профессиональная медсестра, раздел уже не сопротивляющегося Манвэ и бережно опустил его в широкую ванну-джакузи, со дна которой рвались белыми струями маленькие пузырьки. Сам разделся и опустился напротив. В руках гангстера вдруг что-то хлопнуло, и обалдевший адвокат увидел, что тот разливает по бокалам шампанское.

— На тебя хорошо действует спиртное, я помню, — улыбнулся он обольстительно, протягивая Манвэ бокал. Тот взял, отпил и понял, что даже представить не может, сколько стоит это коллекционное вино. Мелькор внимательно следил за его реакцией.

— Это я для тебя купил, — сказал он серьезно. — Правда, я еще не знаю, что тебе нравится, но обязательно выясню.

— Ты, — ответил Манвэ, которому стало совсем легко. — Мне нравишься ты.

Мелькор покраснел от удовольствия, как мальчишка. И адвокат подумал, что этот наглый и самоуверенный человек, так легко уложивший его в постель, питает к нему куда более глубокие чувства, чем те, которые пытается продемонстрировать.

Некоторое время они лежали в потоках пузырящейся горячей воды и болтали о том, о сем, попивая шампанское. Потом Мелькор достал большую губку, придвинулся к Манвэ и принялся его этой губкой растирать. В этом не было ничего особенно эротического, и все действия он совершал с напряженным и сосредоточенным лицом человека, занятого важным и нужным делом. Но прикосновения были ласкающими, близость Мелькора пьянила, и когда гангстер вытащил разомлевшего адвоката из ванной, тот был уже совсем готов.

9.

Манвэ проснулся около полудня. Спальня была залита солнцем, Мелькор спал, сбросив одеяло и уткнувшись лицом в подушку. Иногда он горестно вздыхал во сне. Манвэ посмотрел на него несколько минут, потом вылез из постели и подошел к большому зеркалу. Ему понравилось то, что он увидел. Это лицо больше не было лицом несчастного человека. Голубые, еще сонные глаза светятся радостью, на губах улыбка, и его даже не смущало, как он будет объяснять жене синяки на шее и плечах. Он провел рукой по волосам и подмигнул своему отражению. Адвокат чувствовал себя легким, как перышко, парящее в воздухе, и абсолютно довольным. А мысль о том, что он проведет в этом доме еще три дня, делала его абсолютно счастливым. Он еще покрутился перед зеркалом, с удовольствием припоминая, какими лестными комплиментами награждал Мелькор его безупречную фигуру, но тут он обнаружил, что гангстер не спит, а наблюдает за ним из-под полуприкрытых ресниц. Он обернулся к нему.

— Кончай придуриваться. Я же вижу, что ты не спишь.

Мелькор потянулся и сел в постели.

— А ты, однако, себя любишь, — сказал он весело. — И я тебя понимаю. Есть на что взглянуть. Иди-ка сюда.

Манвэ подошел и сел рядом. Мелькор нежно провел пальцем по отметине от поцелуя на плече.

— Здорово я тебя разукрасил, — произнес он обеспокоенно.

— Ничего. Скажу Арлен, что ударился.

— Шеей? Судя по всему, ты просто бился обо все, что попадалось.

Манвэ засмеялся. Арлен и ее реакция казались ему чем-то настолько незначительным, что он даже усилием воли не мог заставить себя об этом волноваться.

— У тебя есть что-нибудь надеть? — спросил Манвэ. — Очень не хочется влезать в костюм.

— Сейчас сделаем, — Мелькор выскочил из постели и через пять минут принес Манвэ джинсы и яркую шелковую рубашку.

После завтрака Мелькор посмотрел на своего возлюбленного пристально, как будто оценивая его какие-то потенциальные возможности, и заявил:

— Я хочу тебя кое с кем познакомить. Пошли.

Манвэ безропотно согласился. Пройдя по второму этажу, Мелькор провел Манвэ по переходу между двумя частями дома и, открыв ключом дверь, вошел во вторую половину. Там они поднялись еще на этаж и через несколько мгновений оказались в большой светлой комнате с окном во всю стену. Около окна в покойном кресле сидел старик с густыми седыми волосами и лицом утомленного от жизни римского патриция. Он пристально посмотрел на вошедших, но не сказал ни слова. Мелькор подошел к нему, легко опустился на колени и почтительно поцеловал худую морщинистую руку.

— Доброе утро, папа, — сказал он. — Как ты спал?

— Уже день, сынок, — отозвался старик ласково. — А спал я неплохо, спасибо. — Он с любовью провел ладонью по волосам своего приемного сына.

— Ты представишь мне своего друга?

— Да, — Мелькор встал. — Это тот, о ком я говорил тебе. Его зовут Манвэ.

Манвэ неловко поклонился и пробормотал, что ему очень приятно.

— Это мой отец. Джованни Анджелини, — гордо сказал Мелькор.

Манвэ кивнул, чувствуя себя дико смущенным под этим пристальным взглядом.

— У тебя прекрасный возлюбленный, — произнес по-итальянски старик, обращаясь к Мелькору. — Я горжусь твоим выбором.

Мелькор торжествующе улыбнулся.

— Надеюсь, вы будете нашим гостем, — уже по-английски продолжил он. — И что мой непутевый сын будет с вами так же нежен и внимателен, как если бы вы были его младшим братом. Зайдите ко мне вечером, и мы побеседуем.

Кивком он отпустил их.

Выйдя, Мелькор хлопнул Манвэ по плечу.

— Ты ему понравился. Это отлично. Молодец, младший.

— А почему ты поцеловал ему руку? — набравшись храбрости, спросил адвокат.

— Он мой отец. Нас учат быть почтительными со старшими. Потом он дон.

— В смысле?

— Крестный отец, как сейчас говорят. Он оказывает мне огромное доверие, позволяя вести свои дела. — В тоне гангстера не было ничего, кроме огромного уважения. Это был какой-то другой Мелькор. Об этом человеке уже нельзя было сказать, что для него нет ничего святого.

Манвэ чувствовал себя так, как будто попал в рай. Эти три дня они с Мелькором не расставались ни на секунду, но это непрерывное общение нисколько не тяготило адвоката. Мелькор не заставлял его делать ничего, чего бы не хотелось Манвэ. Почти всю субботу они провалялись у бассейна на солнце, болтая о разных пустяках и пытаясь узнать друг о друге побольше. Мелькор рассказал о своей жизни в этом огромном доме, о своем приемном отце, державшем даже сейчас в страхе половину Нью-Йорка. Прозвище старого дона было «Паук», и он действительно сидел в центре громадной сплетенной им паутины.

— Сейчас ему помогаем я и Гор, это мой хороший друг, отличный парень. Отец всегда предпочитал торговать оружием, а не наркотиками, он человек старой закалки.

Манвэ выслушивал его простые и ужасные рассказы о разборках между кланами, о том, как нашли труп Джимми, которого кастрировали и изрезали все лицо, и какой террор навел старый Анджелини после этого.

— К нему приезжал мэр, просил прекратить. А он сказал, что пока этих ребят не поймают, все останется по-прежнему. Их вся полиция искала.

— Нашла?

— А как же. Попробовала бы не найти.

Манвэ поведал о своей жизни, о конторе, об Арлен, Мелькор смотрел на него с жалостью.

— Удивительно, как ты это выдержал. — Гангстер придвинулся к адвокату и провел рукой по его бедру. — Зачем себя так мучить, скажи?

— Чем-то надо жертвовать, — пробормотал Манвэ уклончиво, но этот старый тезис почему-то показался ему совсем неубедительным.

Вечером Мелькор предложил:

— Поехали куда-нибудь, развлечемся, хочешь?

— Не очень, — осторожно ответил адвокат, боясь обидеть возлюбленного. — Я хотел бы побыть с тобой. Да и твой отец нас приглашал.

Мелькор просиял.

— Отлично. Я люблю кабаки, но с тобой мне хочется общаться наедине.

Три дня прошли, как один. Воскресным вечером им даже удалось начать совместное сотрудничество, и Манвэ оформил кое-какие бумаги.

В понедельник, прощаясь с адвокатом возле его машины, Мелькор сказал:

— Знаешь, малыш, мне ведь действительно надо в Вегас. Я уеду на неделю, не больше. Приеду и мы тут же встретимся, — в голосе гангстера звучало искреннее страдание. — Я бы взял тебя с собой, но это опасно. Я не могу.

— Ничего, — тоскливо ответил Манвэ. — Я и сам не могу уехать. — Он подумал о недельной разлуке и веселых девушках Вегаса.

Он начал тосковать по Мелькору, как только отъехал от его дома на триста метров. К следующему дню эта тоска стала невыносимой. Адвокат лежал по ночам в постели рядом с посапывающей женой и истощал свой рассудок мыслями о том, что бы было, если бы рядом был Мелькор. Он вспоминал его объятия и поцелуи, нежные словечки, которые его возлюбленный придумывал для Манвэ, он думал, что отдал бы и карьеру, и деньги, только бы оказаться с ним рядом. К четвергу желание увидеть гангстера настолько сжигало Манвэ, что он, не выдержав, поехал к нему домой.

Открыл ему мрачноватый молодой человек в хорошо пошитом костюме и отлично развитыми челюстями. Ничего под его пиджаком не оттопыривалось, но Манвэ был уверен, что где-то там есть пистолет, а может, и не один.

Он назвался и сказал, что хотел бы встретится с мистером Анджелини.

— Подождите, — лаконически ответил привратник и захлопнул дверь перед его носом. Через пять минут он появился снова, и на его физиономии появилось что-то вроде приветливой улыбки.

— Прошу. Он ждет вас с нетерпением.

Старик принял Манвэ, сидя все в том же глубоком кресле.

— Я пришел навестить вас, — несколько робея, сказал Манвэ.

— Очень рад, что ты захотел проведать старика, — ответил тот и предложил адвокату садиться. — Выпьешь что-нибудь?

— Если можно, чаю.

— Чаю, так чаю.

Анджелини посмотрел на Манвэ ласково и с любопытством:

— Он не звонил тебе, chico?

— Нет, — Манвэ покраснел и опустил глаза. Но притворяться перед старым бандитом он не хотел.

— Не расстраивайся. Мой сын гордый, очень гордый. Он хочет, чтобы все было его, а он сам никому не принадлежал. Но это невозможно, не так ли?

— Наверное, да, — осторожно ответил адвокат, прихлебывая чай и заедая его шербетом. Он разглядывал комнату. Он была очень скромной и единственное, что висело на стене — простое гипсовое изображение мадонны. На письменном столе стояла большая фотография и, увидев, что Манвэ пытается рассмотреть ее, старик предложил:

— Возьми и посмотри, если хочешь.

Манвэ так и сделал. На фотографии был изображен молодой человек в распахнутой рубашке, красивый, черноволосый, с веселыми глазами.

— Это мой Джимми, — тихо сказал Анджелини. — Он не так красив, как ты, но разве это важно?

Манвэ еще раз всмотрелся в юное беззаботное лицо и поставил портрет на стол.

— Ему было пятьдесят, когда его не стало. Но я держу ту фотографию, на которой ему двадцать. Для меня ему всегда было двадцать.

— Мне Мел рассказывал про него.

— Да, он любил Джимми. Скажи мне, chico, ты любишь моего сына?

— Люблю, — с замиранием сердца выговорил Манвэ, он еще не говорил этого Мелькору, боялся сказать, но здесь ему почему-то не было ни страшно, ни стыдно.

— Это хорошо. Мелькор — хороший мальчик. Характер у него нелегкий, это правда, но он всегда был такой. И когда ему еще пяти не было, он смотрел так же, как и сейчас. Готов был постоять за себя. Ты не смотри, что он хвастает и задается, мой Мел умеет крепко любить. И тебя он любит.

— Мне бы очень хотелось этого, — вырвалось у адвоката.

— У тебя чистая душа, тебя трудно не любить.

— Не такая уж чистая, — попытался усмехнуться Манвэ.

— Э-э, парень, ты придаешь этому слишком много значения. Если Бог захотел, чтобы ты любил мужчин, значит, так тому и быть. Когда я завел себе первого, а мне было пятнадцать, мой отец тоже очень сердился. Я всем ему был хорош, кроме этого. Он хотел меня женить, нашел мне хорошую девушку, с Сицилии, только я ему сказал, что не хочу ломать жизнь ни ей, ни себе.

— А он? — спросил Манвэ с жадностью. Перед ним был человек, который прошел через все то же, что и он сам.

— Обиделся, — усмехнулся старик. — Но оставил меня в покое. Только, когда умирал, попросил взять к себе сироту, чтобы наш род не прервался.

— И вы всю жизнь… — адвокат замялся.

— Да, всю жизнь. Знаешь, Джимми тоже нервничал из-за этого. Особенно когда ему кто-нибудь говорил… Сам знаешь, что говорят в таких случаях. Он дрался. А потом перестал. Сказал, что у них нет такой любви, как у него, что с них взять.

Манвэ вздрогнул. Гангстер заметил это и произнес тихо:

— Держи крепче свою любовь, мальчик. Когда она уйдет, ты будешь плакать о каждом дне, когда пытался отказаться от нее.

Выйдя от отца Мелькора, Манвэ понял, что что-то сдвинулось с места в его душе. Он еще не мог оценить масштабы этого изменения, но оно уже произошло и пути назад не было.

Мелькор не звонил. Манвэ был уверен, что он не позвонит, но срывался на любой звук, издаваемый телефоном. Измученный тоской, он вел с Мелькором длинные воображаемые разговоры и считал минуты до того момента, когда он приедет.

Когда настал обещанный день, Манвэ не отходил от телефона, обрывая все разговоры на полуслове. Так он караулил проклятый аппарат, сидя в конторе, как дверь внезапно открылась и сопровождаемый по пятам разозленной Лизой вошел Мелькор.

— Этот человек ничего не слушал… Я ничего не могла сделать…

— Все хорошо, Лиза, — Манвэ не мог оторвать глаз от любимого лица. — Идите.

Дверь захлопнулась и была немедленно заперта, а Манвэ оказался в объятиях Мелькора.

— Я так скучал, — бормотал гангстер, зарываясь носом в темную стрижку Манвэ. — Я чуть с ума не сошел, только о тебе думал…

— Я тоже… — адвокат прижимался к любовнику, чувствуя, что еще минута, и он спятит от счастья. — Мел, милый… — он поцеловал гладко выбритую щеку, светлую прядь волос, выбившуюся из-под резинки, небольшое ухо. Мелькор счастливо вздохнул. Вдруг он чуть отстранил от себя Манвэ:

— С тобой все было в порядке, caro? Ты не болел? Тебя никто не обидел?

— Нет, я только очень тосковал по тебе.

— И утешался с женой?

— Нет, что ты?

— Не сердись. Это шутка. — Он опять притянул к себе возлюбленного и сказал жарко и страстно:

— Поехали ко мне, малыш, я не могу больше терпеть.

— Нет, Мел, — Манвэ посмотрел на него с отчаяньем. — У меня в четыре встреча, которую я не могу отменить. После, ладно? — он ожидал, что Мелькор возмутится, но тот только посмотрел на часы:

— В четыре? — Было пятнадцать минут третьего. — Мы успеем.

Он с сожалением посмотрел на крутящееся кресло и быстро прижал Манвэ к стене рядом со столом.

— Мел, ты с ума сошел… — успел пискнуть тот, но ему тут же зажали рот.

Какой-то довольно солидный промежуток времени вывалился из сознания адвоката. Он отвечал на поцелуи и ласки, не замечая, что его избавили от галстука и расстегнули рубашку. Манвэ весь горел, как в лихорадке, сжигаемый желанием. Вывел из его из транса звук расстегиваемой «молнии».

— Мел, не надо, кто-нибудь войдет… — проговорил он с трудом.

— Никто не войдет, я запер дверь, а телефон отключил. Стой тихо.

Когда Манвэ ощутил теплую ладонь Мелькора в низу живота, он исступленно застонал и уронил голову на плечо любовника. Он понимал, что находится в своей конторе и за стеной сидит секретарша, но остановиться уже не мог. Адвокат цеплялся за шею гангстера с отчаянием утопающего, сосредоточившись только на ритмичных, настойчивых и нежных движениях его руки. Мелькор шептал ему на ухо ласковые слова, его короткие поцелуи сводили Манвэ с ума. «Если сюда кто-нибудь войдет, мне конец», — мелькнуло в его воспаленном мозгу, наслаждение уже становилось невыносимым, и он хрипло простонал:

— Мел, не надо, пожалуйста… Я сейчас кончу…

— Естественно, — Мелькор жадно вглядывался в его побледневшее и ставшее еще более прекрасным лицо, — я этого и хочу.

— Ты с ума сошел, Мелько… О-о, как хорошо, не останавливайся, сильней, как же хорошо… О, Мел…

Медовая сладость затопила его с головой, ноги подкосились, и Мелькор поддержал его. Пальцы Манвэ оставляли на коже любовника царапины, когда адвокат сползал вниз по стене, не в силах остановить содрогающееся от оргазма тело. Очнулся он, опять прижатый к стене, гангстер склонился над ним, синие глаза горели, как язычки газового пламени.

— Ты спятил… — пробормотал Манвэ, по ощущениям от прильнувшего к нему тела он понимал, что Мелькору совсем ничего не перепало, кроме морального удовлетворения. Но гангстер, похоже, ни о чем не жалел.

— Ты можешь сам стоять? — спросил он.

— Да, наверное, — адвокат выпрямился. Коленки были еще слабые, но держался он нормально.

— Тогда покажи, где у тебя раковина?

— Вон там, видишь, дверь.

— Сейчас вернусь.

Когда Мелькор вернулся, Манвэ уже привел себя в порядок, только алые пятна на скулах да растрепанные волосы выдавали, что сейчас произошло.

— Ну, ты даешь, — сказал он, глядя на своего возлюбленного. — Почему ты все время выбираешь такие странные места для этого дела?

— Это не я, это ты выбираешь. Поехали бы домой и все было бы в порядке.

Когда в четыре часа важный клиент переступил порог кабинета Манвэ, Мелькор, положив ногу на ногу, с невозмутимым видом сидел в приемной и подтачивал ногти. Секретарша, поджав губы, лупила по клавишам пишущей машинки. На лице ее была написана решимость противостоять любым поползновениям сидящего напротив растленного типа.

Мелькор время от времени кидал на нее веселый взгляд исподлобья и думал:

«Ничего себе киска, наверняка спит с хозяином. Или нет? Не думаю, чтоб мой красавчик мог вытянуть двух баб одновременно. Но как у меня все получилось. Картинка! Гор будет умирать от смеха. Держу пари, что мой дорогой адвокат сейчас не может слушать своего чертового клиента, потому что у него перед глазами такое, что этому клиенту и не снилось».

Мелькор был доволен, да что там, он был в восторге. Прошло не больше двух недель, а преуспевающий адвокат, муж прекрасной женщины и, по всеобщему мнению, совершенно нормальный и неотразимый мужчина не может без него жить. Это был триумф. Правда, для окончательного торжества не хватало еще одной вещи: навсегда вырвать Манвэ из объятий жены и заставить его жить с ним. Мелькор не без удовольствия представлял себе события последних часов. После того, как он сходил помыть руки, благодарный Манвэ потащил его на диван. Мелькору не нравилось так вот, наспех, удовлетворять свою страсть, но он не счел нужным, а говоря честно, просто не смог отказать возлюбленному. Вообще же, если бы Мелькор дал себе труд поглубже заглянуть в себя, он понял бы, что его связь с Манвэ далеко не легкомысленное приключение, о котором потом можно будет весело рассказать Гортхауэру. Манвэ, что бы там ни говорил себе Мелькор, представлял для самоуверенного гангстера огромную ценность, потерю которой трудно было бы пережить.

Впрочем, ни себе, ни любовнику он сознаваться в этом не собирался. Мелькор считал, что Манвэ просто восхитительная игрушка, потрясающее развлечение и необходимо иметь его при себе постоянно. Он сказал тогда отцу, что любит его, но сейчас ему хотелось об этом забыть. Любовь была опасностью для его свободы. Но в глубине души гангстеру очень хотелось узнать, как адвокат относится к нему. И он собирался это узнать не позднее конца недели. У него был потрясающий дерзкий план, который все должен был расставить по своим местам.

Манвэ вышел из кабинета через час, и они поехали домой к Мелькору.

Они несколько утолили свою страсть, и разнеженный Манвэ остался лежать в постели, а Мелькор сбегал вниз и принес поднос с едой. Сел на постель, опершись спиной на изголовье, поставил еду рядом и, откусывая кусок холодной говядины, щедро политой острым соусом, стал рассказывать про Лас-Вегас.

Манвэ смотрел на него с обожанием, ел, лежа на животе, и ничего его не смущало, пока гангстер не задал свой коронный вопрос:

— Ну и как у нас с разводом?

Адвокат нахмурился и отвел глаза.

— Зачем тебе развод? — сказал он. — Я и так принадлежу тебе. Мы все свободное время проводим вместе.

— Мне этого мало, — отрезал Мелькор. — Я хочу, чтоб ты был рядом каждую минуту. Ты понял? Каждую!

Свободной рукой он схватил Манвэ за подбородок и повернул его голову в свою сторону.

— Но, Мелько, — попытался отшутиться адвокат, — мне иногда надо спать и заниматься своими делами. Не можешь же ты ходить со мной в туалет.

Мелькор криво усмехнулся:

— А что? Это бы меня сильно возбудило, — и добавил уже серьезно: — Не пытайся заморочить мне голову. Ты меня прекрасно понял. Я хочу тебя всегда, каждую минуту. Когда ты разведешься с женой и переедешь жить ко мне? Я ревную тебя к этой стерве.

Манвэ высвободился от него и сел на постели:

— Но как я разведусь, Мелько? Для этого нужен повод. Не могу же я в один прекрасный день прийти к жене и сказать: «Дорогая, мы провели вместе несколько прекрасных лет, а теперь я ухожу!»

— Почему нет? — пожал плечами Мелькор, глаза его неотступно следили за выражением лица адвоката. Тому становилось неуютно.

— Она не захочет просто так отпустить меня. У меня впереди карьера, у меня есть деньги, в конце концов, я еще могу стать президентом.

Последние слова Манвэ произнес с усмешкой, которая ясно показывала, как мало он в это верит.

— Никаким президентом ты не станешь, — отрезал Мелькор. — То есть, если я этого не захочу. А у меня нет никакого желания видеть тебя только за плечами охранников.

Он вдруг одним движением опрокинул любовника навзничь и лег на него.

— Послушай, котенок, — проговорил он страстным шепотом. — Разводись и делай это быстро. Иначе я просто похищу тебя, и пускай газеты пишут все, что угодно.

«И это будет называться, ты сам этого захотел, развелся бы по-хорошему и никакого скандала бы не было», — подумал Манвэ, но тут губы Мелькора прижались к его губам и всякое соображение покинуло адвоката.

Но когда тем же вечером Манвэ уезжал домой, он постарался опять выговорить себе хоть какое-то время на размышление. Когда гангстер был рядом, думать было невозможно. То есть возможно, но не о том.

— Мел, у меня куча дел, давай встретимся на уикенд. Сегодня среда, ну потерпим пару дней, а у тебя, наверное, тоже есть дела? — проговорил он, заискивающе заглядывая Мелькору в глаза. Тот нахмурился. Потом сказал:

— Ладно, черт с тобой, мне тоже надо провернуть одно дельце. Посмотрим. Я позвоню.

Однако думать без Мелькора было ничуть не лучше, чем с ним. Когда его не было рядом, Манвэ казалось, что развод — единственный выход, чтобы избавиться от мучающего его желания. Когда он работал или разговаривал с клиентами, адвокат с ужасом понимал, что не в состоянии сосредоточиться на происходящем, а в голову ему лезет такая эротическая пурга, что он начинает краснеть.

Наконец наступил вечер пятницы. Обычно Манвэ любил это время, но сегодня он только и ждал, когда можно будет улечься в постель, заснуть, и наступит завтра. А пока они сидели перед телевизором: Арлен в коротком розовом халатике, а Манвэ в шелковой, бледно-желтой, как чайная роза, пижаме и тут в дверь позвонили. Манвэ ругнулся и пошел открывать.

В дверях стоял Мелькор с ослепительной улыбкой и букетом роз в руках. За его спиной маячил посыльный, сгибавшийся под тяжестью ящика с бутылками и многочисленных свертков.

— Привет, малыш, — сказал Мелькор. — Как тебе идет эта пижамка, я хочу, чтоб ты был в ней в следующий раз.

— Зачем ты приехал, сумасшедший, — зашипел адвокат, втаскивая его в дом, — хочешь, чтоб у меня были неприятности?!

— Что ты, могу я в конце концов чинно и прилично, по-семейному, отметить успех одного маленького дельца?. Где твоя очаровательная женушка? Я по ней соскучился.

От Мелькора пахло дорогим вином, глаза у него были совершенно шальные. Манвэ понял, что отвертеться от его визита никак не удастся.

Он с вздохом приказал посыльному отнести все на кухню, что и было проделано быстро и бесшумно, после чего парень исчез за дверью.

Мелькор широким шагом вошел в гостиную.

— Привет, киска, — широко улыбнулся он. — Ничего, что я немного нарушу вашу семейную идиллию?

На лице у Арлен отобразилась полная гамма эмоций.

— Мел! — воскликнула она. — Как мило, что ты решил нас проведать! Я умираю со скуки. Мой Манвэ так выкладывается на работе, что на жену ему плевать.

Тут она с приличным томным выражением лица упала в объятия гангстера, подставляя ему щеку для поцелуя. Мелькор братски подхватил ее за локти, успев почувствовать довольно пышную грудь в вырезе халатика.

— Мне надо переодеться, — оживленно защебетала Арлен, ловко высвобождаясь из рук Мелькора.

— Зачем, дорогая, наконец-то я могу видеть тебя без всех этих ваших женских тряпок, которые выдуманы для костлявых старых дев. Тебе они совершенно ни к чему.

Но Арлен с мелодичным хохотком уже устремилась в свою спальню.

Едва она исчезла, как Мелькор одним прыжком очутился рядом с Манвэ и, заключив его в объятия, крепко поцеловал.

— Сумасшедший, — еще раз повторил адвокат. — Зачем ты приехал?

— А ты не догадываешься, caro? — деланно удивился гангстер, — Я не могу ждать до воскресенья из-за твоих дурацких дел. Разводиться ты не хочешь, вот и приходится мне довольствоваться встречами под надзором твоей женушки.

— Пусти меня, — попросил Манвэ. — Мне надо переодеться.

— Не надо, — сказал Мелькор. — Ты чертовски привлекателен в этой пижаме. Мне хочется тебя прямо здесь.

У гангстера был такой решительный вид, что Манвэ испугался и поспешил отделаться от него и уйти в свою комнату. Когда он спустя некоторое время вернулся, то в гостиной уже царило вполне непринужденное веселье. Слегка растрепавшиеся волосы Мелькора и шальные глаза Арлен ясно говорили о том, что парочка не теряла даром время.

«Скотина, — подумал Манвэ. — Убью».

Мелькор, разгадав его мысли, посмотрел на адвоката лукаво.

Манвэ сел в кресло напротив диванчика, на котором располагались гангстер и Арлен. Мелькор напропалую соблазнял ее, но делал это так элегантно, что адвокату не к чему было придраться. Зато Арлен плыла. Все ее желания были написаны на ее лице и в блестящих глазах. Манвэ старался не смотреть на нее. Зато Мелькор, когда не раздевал взглядом Арлен, так и ел его глазами.

«Ничего, котенок, — думал он. — Это еще только цветочки. Я приготовил тебе кое-что похлеще».

— Киска, — развязным тоном проговорил он, — ты напоила меня вдребезги. Я не доберусь до дома.

Он с самым комичным выражением лица уронил ей голову на плечо.

— Убирайся, мерзавец, — со смехом сказала Арлен, не спеша, впрочем, отталкивать его. — Как не стыдно приставать к замужней женщине?

— Нет, правда, — продолжал Мелькор, — ребята, я не попаду домой. Неужели у вас не найдется уголка для старого холостяка с самыми скромными потребностями?

— Найдется, — оживилась Арлен. — Манвэ, ты постелишь ему в кабинете.

«Интересно, — подумал адвокат, — а если я откажусь и предложу самому довести его домой? Пожалуй, она надает мне по морде».

Манвэ по просьбе Арлен сходил на кухню за чистыми фужерами. Все выпили еще раз, после чего Арлен пожаловалась на головную боль, которая никогда прежде ее не мучила, и отбыла.

Мелькор посмотрел на него совершенно трезвыми, полными страсти глазами.

— Я пойду приму душ, малыш, — тихо и серьезно сказал он. — Не могу же я заниматься с тобой любовью весь в духах этой дуры. Постели в кабинете и не вздумай уходить.

— Ладно, — проворчал адвокат. У него было огромное искушение устроить Мелькору сцену за то, что он так нахально приставал к его жене, но под взглядом этих полных огня глаз желание это скоро оставило его.

Мелькор вернулся из душа в халате Манвэ. Адвокат как раз взбивал подушки на том самом скрипучем диване. Гангстер неслышно подошел сзади, обнял его за плечи и принялся молча расстегивать на Манвэ пижаму. Тот не сопротивлялся, тяжело дыша и чувствуя, как желание начинает пульсировать в нем, словно кровь в пережатой артерии. Мелькор повернул его лицом к себе и опрокинул на диван. Исступленно целуя его лицо, он бормотал:

— Как хорошо, а ты говоришь, до конца недели. Я не выдержу до конца недели, я взорвусь.

Он сунул руку под завязку пижамных штанов и принялся ласкать любовника с таким пылом, что тот застонал, забыв про дрянную звукоизоляцию. Изогнувшись, Мелькор одной рукой сорвал с себя халат и отбросил его в сторону. Навалившись всем телом на Манвэ, он целовал его губы, потом провел языком по гладкой щеке, забрался в маленькое ухо.

— Как мне нравится делать это у тебя дома, — прошептал он. — Никогда ничего подобного не испытывал.

Манвэ высвободился из его объятий и быстро разделся. Потом он снова лег и прижался всем телом к Мелькору.

Арлен не очень торопилась. Она знала, что муж, скорее всего, уже принимает душ, значит, через двадцать минут он будет в постели, а через еще пятнадцать можно будет спуститься вниз. Она тщательно накрасилась, надушилась, взбила волосы, достала из шкафа черное белье, которое ей очень шло, и надела тонкие узорные чулки. Такой красавец, как Мелькор, заслуживал удовольствий по полной программе. Она была уверена, что тот с ума сходит от любви, ожидая ее. Уже предвкушая потрясающую ночь и удивительного любовника, Арлен подумала, что все, в сущности, складывается превосходно. Муж ее, которого она искренне любит, ничего не узнает, мужчину легко привязать к себе, и, возможно, ей удастся продержать Мелькора на коротком поводке столько, сколько захочется. Арлен с удовольствием посмотрела на себя в зеркало, провела руками по груди и по бедрам, посмотрела на часы и пошла вниз.

Она так была занята своими мечтами, что ничего не услышала. Но зато, когда приоткрыла дверь, то увиденное так ошеломило ее, что она даже сперва не поняла, что происходит.

На диване, среди разбросанных простыней, обнимались Манвэ и ее потенциальный любовник, причем страсть, с которой ее приличный и добропорядочный муж прижимался к красавцу гангстеру не оставляла никаких сомнений в том, что происходящее ему очень нравится. Арлен поняла, что сейчас потеряет сознание. Ее глаза зафиксировались на нескольких деталях происходящего, она видела все как будто кусками — сильную руку Мелькора, ласкающую спину Манвэ, тонкие пальцы мужа, запутавшиеся в густых светлых волосах, которые она уже мысленно перебирала, полузакрытые глаза Мелькора. Она открыла рот и издала неопределенный звук.

Мелькор оторвался от губ ее мужа, поднял голову и весело сказал:

— Привет, дорогуша, а мы тут коротаем время с твоим муженьком.

Манвэ огромными глазами смотрел на жену, стоящую столбом в проеме двери. Ему казалось, что сбылся самый жуткий его кошмар.

Следующие полчаса были насыщены событиями до предела. Зареванная Арлен с размазанной помадой носилась по дому, бешено кидая в чемоданы одежду и вопя, что ни минуты не останется в этом вертепе. Мелькор в накинутом на плечи халате спокойно курил в кресле и подливал масло в огонь. Манвэ тоже орал что-то вроде того, зачем это она в таком виде приперлась в его кабинет в два часа ночи. И что, если хочет, пусть убирается, он ее не держит!

Наконец Арлен громко хлопнула дверью, и на улице взвыл мотором ее автомобиль. Манвэ без сил упал на постель. Он был опустошен, болело сорванное горло, но сильнее всего было облегчение. Самое страшное, то, чего он боялся больше всего на свете, произошло. Все остальное не важно. Развод, скандал, все что угодно, больше его ничего не пугает.

— Поедем ко мне, малыш, — услышал он спокойный голос Мелькора и, обернувшись, увидел его бесстрастные глаза. — Тебе незачем оставаться в этом доме. Поедем. Я не буду к тебе приставать. Выспишься у меня. А завтра подашь на развод. Впрочем, она сама это сделает.

Манвэ медленно сел на кровати и посмотрел ему в лицо.

— Послушай-ка, — сказал он, начиная что-то понимать. — Ты что, забыл запереть дверь?

— Почему забыл? Я ее и не запирал, — раздалось в ответ.

— Так ты, ты все это подстроил?! — Манвэ, не догадываясь, какой потешный у него вид, вскочил на ноги. — Скотина, мерзавец. Убирайся немедленно! Я не хочу тебя видеть!

В глазах Мелькора зажглись огоньки гнева. Никому в жизни он не позволял так кричать на себя, к тому же его больно задела подобная реакция Манвэ. Черт возьми, он вел себя так, словно его обманом разлучили с любимой женщиной.

— Успокойся. Ты же сам этого хотел, не так ли? Ты просто не мог решиться расстаться с этой бабой. И я помог тебе.

Манвэ задохнулся от негодования.

— Ах так, — вымолвил он после довольно продолжительного молчания. — А с какой стати ты распоряжаешься моей жизнью?! С какой стати ты решил, что тебе все позволено?! Ты думаешь, что я вещь, что меня можно взять за шкирку, как котенка, и потащить за собой, а потом, если тебе взбредет в голову, выбросить?!

Мелькор даже рот открыл. Никогда он не видел своего возлюбленного в таком гневе.

— Убирайся к черту! — заорал Манвэ.

— Не уйду! — рявкнул Мелькор. — Ты же сам потом приползешь на коленях и будешь просить, чтоб я все забыл!

— Жди! — Манвэ развернулся и вылетел из комнаты, намереваясь немедленно собраться и уехать. Он в три прыжка одолел лестницу и грохнул дверью своей комнаты.

Мелькор потянулся за зажигалкой, стоящей на письменном столе, он с удивлением заметил, что пальцы у него трясутся.

«Ладно, — подумал он. — Этот щенок просто психанул. Я его понимаю. Если бы кто-нибудь поступил так же со мной, я бы его просто убил. Посидит в своей комнате, очухается, и я увезу его».

Он очнулся, только когда под окном послышался шум работающего двигателя.

Не смея верить своим ушам, проклиная себя за бестолковость, Мелькор выскочил на улицу и увидел красные огни отъезжающей машины. Отчаяние, внезапно осознанная боль непоправимой утраты заставили его взвыть, как раненого зверя. Он ударил кулаком по дверному косяку, еще и еще раз, пока не разбил кулак до крови. Гангстер даже представить себе не мог, что это будет так болезненно и страшно потерять этого глупого мальчишку.

Он влетел в комнату отца в четыре утра.

Старик спал, укрытый тяжелым одеялом, и проснулся тогда, когда Мелькор, упав перед кроватью на колени, потряс его за плечо. В рассеянном свете раннего июньского утра приемный сын Анджелини выглядел просто ужасно. Он был бледен, как простыня, глаза расширены, губы искусаны в кровь.

— Папа, — простонал он, — он от меня ушел.

Старик сел на кровати.

— Рассказывай, — потребовал он.

Мелькор, запинаясь и поминутно обзывая себя разными непечатными словами, приступил к рассказу. Когда он выговорил последнее слово, старый Анджелини размахнулся и тяжело ударил его по лицу. Мелькор снес пощечину молча. За ней последовала вторая, и гангстер понял, что отец рассердился на него не на шутку.

— Как ты мог так поступить с ним?! Что ты о себе возомнил, щенок?! Ты понимаешь, что ты сделал?! Для тебя нет людей, только вещи! Удивляюсь, как ты еще меня не отдал в богадельню за ненадобностью! — бушевал Анджелини. — Мадонна накажет тебя за твою глупость, если это глупость, а не твое пустое злое сердце!

— Папа, я виноват… — Мелькор опустил голову на край кровати. — Папа, мне нет прощения, но что мне делать? Я умру без него.

— Раньше надо было думать. Что ты расселся? Ты теперь будешь лежать здесь, как женщина, и оплакивать свою участь? Буди Гора, пусть ищет его, немедленно, пока он не уехал.

Мелькор вскочил, как ужаленный, и кинулся из комнаты.

Манвэ вел машину наугад. Он колесил по Нью-Джерси, не выбирая дороги и глядя строго перед собой. Вся жизнь его была разбита. Этот человек просто разрушил все, что создавалось так долго, и даже не понимал, что наделал. Перед ним, вокруг него, была пустота, черный вакуум, никакого будущего, ни работы, ни дома, ни друзей. Ни Мелькора. Как бы Манвэ ни ненавидел его сейчас, он все равно желал его с той же страстностью. Она еще больше усиливалась оттого, что их теперь разделяло все. Ему было стыдно, но он ни чуточки не жалел Арлен, он думал о ней с тупым безразличием человека, который уже не может вынести всего, что судьба обрушила на его плечи.

К утру он вырулил к какому-то мотелю, поставил машину, взял номер, заплатил по кредитке за неделю, и когда оказался в комнате, рухнул на кровать, не раздеваясь, и забылся мертвым сном.

В полчаса вся итальянская мафия в Бронксе была поставлена на ноги, Мелькор вернулся в дом Манвэ и, перевернув там все вверх дном, добыл фотографию своего возлюбленного. С нее в мгновение ока было сделано полсотни отпечатков, которые получили люди старого Анджелини. Сам Мелькор ринулся в загородный дом Манвэ. Высадив без лишних эмоций дверь и убедившись, что дом необитаем, он поставил там охрану, вернулся к себе и принялся ждать. В голове он все время перебирал варианты, куда же мог направиться его возлюбленный, но толком придумать ничего не мог. Мелькор изводился мыслью, что Манвэ задумал бросить его окончательно и, когда его наконец найдут и притащат, в чем гангстер не сомневался, он опять пошлет его к черту.

«Ну, что ж, — мгновенно сатанея, думал Мелькор. — Ты видел меня добрым, дорогой, увидишь и злым».

Прошли сутки, а Манвэ все еще не нашли. Во все мотели Нью-Джерси заходили вежливые молодые люди в приличных костюмах и показывали фотографию красивого молодого человека с голубыми глазами. Они обещали щедро заплатить за информацию, но все было глухо. Мелькор страшно орал на своих людей, кому-то дал по морде, но делу это не помогло. Наконец к утру следующего дня ему сообщили, что человека, похожего на Манвэ, видели в кемпинге неподалеку от маленького городка Гранд-Ривер в Нью-Джерси. Мелькор вскочил в машину и, пренебрегая всякими ограничениями скорости, ринулся туда. Он вел машину на пределе, дважды попавшись патрулю и откупившись крупной суммой. У него дрожали поджилки при мысли о том, что это не Манвэ и опять придется неизвестно сколько времени пребывать в неизвестности. Но больше всего он боялся, что увидит ледяной невидящий взгляд и услышит резкие слова от своего любимого.

Приехав, он сунул фотографию под нос портье, тот покивал головой и сказал, что да, этот парень остановился в седьмом номере и не выходит из него третьи сутки. Мелькор положил на стойку две тысячи долларов и сказал вежливо:

— Мне нужен ключ.

Портье сглотнул, уставился на деньги тупым взором и спросил:

— Вы хотите его убить?

— Нет, я не хочу вышибать дверь. Если бы я хотел его убить, я бы уже убил. И не стал тратить деньги. Ключ.

Когда он шел по коридору, то сердце у него колотилось, как бешеное, а артериальное давление подскочило до угрожающих размеров. Наконец он открыл дверь и вошел в номер.

Манвэ лежал на кровати, уткнувшись головой в подушку. Постель была в беспорядке, простыни свешивались до полу. На Манвэ была надета измятая голубая пижама. Услышав звук хлопнувшей входной двери, он поднял голову и наткнулся глазами на вошедшего Мелькора. Лицо у адвоката было измученное, глаза запали, нос заострился.

Мелькор почувствовал острый приступ жалости, но был так взволнован, что не мог вымолвить ни слова. Больше всего на свете он боялся услышать: «Уходи». Манвэ тоже молчал. Он извелся за эти три дня и не хотел уже ничего, только видеть своего возлюбленного. Теперь, когда это желание осуществилось, он был готов даже умереть. Мелькор шагнул вперед и схватил Манвэ в охапку.

— Зачем ты уехал? — горячо зашептал он. — Глупый мальчишка. Я чуть не разбил себе голову о стену от горя. Поставил всех на ноги, чтоб найти тебя. Не делай так больше.

Он был так счастлив, что наконец нашел его, что ощущает его тепло через тонкий шелк пижамы, слышит его дыхание, вдыхает слабый аромат темных волос, что все остальное стало для гангстера безразличным.

На глазах у Манвэ выступили слезы. Он, дыша через рот, уткнулся в рукав Мелькору. Сейчас он был готов сделать все, что прикажет гангстер.

— Собирайся, — шептал Мелькор, все еще держа Манвэ в объятиях. — Поедем ко мне.

Он отстранил возлюбленного от себя и посмотрел в его залитое слезами лицо. Манвэ ничего не мог поделать, слезы лились из глаз помимо его воли.

— Бедный мой мальчик, — проговорил Мелькор и изо всех сил прижал его голову к своей груди. — Все уже кончилось, мой хороший. Давай.

Он заставил Манвэ встать, велел умыться, а сам пока покидал в сумку его вещи. Адвокат вышел из ванной уже переодетый в джинсы и майку. Мелькор, привыкший видеть его в костюме и при галстуке, едва не присвистнул от восхищения. Его возлюбленный походил на восемнадцатилетнего мальчишку, впрочем, довольно голодного и замученного.

— Ты, что, не ел все это время? — спросил Мелькор. — Давай, я прикажу принести что-нибудь.

— Нет, — покачал головой Манвэ.

Мелькор жестом подозвал его к себе, обнял и крепко поцеловал.

— Зачем ты надел эти тряпки? — спросил он. — Я хочу тебя, я страшно соскучился.

— Подожди, Мел, я не могу сейчас.

— Почему? — испугался гангстер, который дико боялся, что Манвэ все-таки оттолкнет его. — Ты так сильно обиделся на меня? Не хочешь больше меня видеть? Манвэ!!! Скажи что-нибудь, не молчи…

Гангстер, словно ему вдруг отказали ноги, рухнул на колени перед своим возлюбленным. Он схватил его руки в свои и уткнулся в них лицом.

У Манвэ, не евшего трое суток, поплыло перед глазами. Слезы Мелькора обжигали ему ладони. Словно сквозь толстый слой воды донеслись до него прерываемые рыданиями слова Мелькора:

— Не уходи, я люблю тебя, я умру без тебя. Ну, прости меня или убей, если не можешь простить.

Мелькор рванул из подвешенной на боку кобуры револьвер и сунул его в безжизненные руки возлюбленного. Он смотрел на него потемневшими от слез, безумными глазами и ждал.

Ощущение холодного металла в ладонях вывело Манвэ из транса. Он выронил револьвер, с тяжелым стуком упавший на ковер, и, глядя в лицо Мелькора, прошептал:

— Нет, я люблю тебя. Я больше ничего не могу. Я устал.

Следующие мгновения стерлись из его сознания. Когда темнота перед глазами рассеялась, Манвэ увидел себя лежащим навзничь на постели. Мелькор всей тяжестью вжимал его в упругий матрас.

— Манвэ, я люблю тебя. Ты — вся моя жизнь. Никогда больше не смей убегать, иначе я просто умру. Никуда тебя больше не отпущу от себя. Буду держать взаперти.

Гангстер стиснул своего возлюбленного так, что у того перехватило дыхание.

У Манвэ от счастья выступили на глазах слезы. Темнота, окутывавшая его сознание все эти дни, исчезла. Тоскливая безысходность, доводившая его до истерик, до тупого оцепенения, покинула его сердце. Жизнь снова обрела смысл и радость.

«Он меня любит, о Господи, за что мне такое счастье», — подумал он и, подсунув руку под живот Мелькора, с трудом принялся расстегивать пуговицу на джинсах.

Мелькор тут же вскинулся над ним, одной рукой он сорвал с себя пиджак, обрывая застежки, освободился от кобуры и сбросил рубашку.

Манвэ тоже быстро разделся. Сердце его билось очень сильно, а перед глазами все, кроме фигуры его любовника, было погружено в белесоватую дымку.

Он чувствовал горячие поцелуи на лице, шее, плечах и сам пытался отвечать, руки его вслепую шарили по спине Мелькора, на которой был напряжен каждый мускул.

— Сейчас, котенок, — прошептал гангстер, всем телом наваливаясь на Манвэ и лаская раскрытой, напряженной ладонью внутренние поверхности его бедер. — Давай, любовь моя.

Манвэ уткнулся лицом в подушку и, дрожа от нетерпения, задерживал дыхание до тех пор, пока не ощутил, что Мелькор вошел в него.

Это было странное ощущение. От голода и переживаний прошедших дней он был в полуобморочном состоянии. Почти не ощущал своего тела. Юноша не мог бы сказать, где его руки и ноги, но наслаждение раз за разом разливалось по его телу, вызывая короткие, медленно гаснущие вспышки под закрытыми веками.

Мелькор старался действовать осторожно, но природный темперамент взял свое, и он скоро вошел в раж. Раз за разом глубоко входя в тело возлюбленного, обхватив руками его плечи, слившись с ним в одно целое, он забыл обо всем, кроме лежащего под ним тела. Кровать прогибалась до пола, подушка упала на пол, но влюбленные даже не заметили этого. Наконец острое наслаждение выгнуло Мелькора в дугу, и он закричал, Манвэ под ним лежал неподвижно, уткнувшись лицом в простыни.

— Котенок, — прошептал Мелькор, отдышавшись. Манвэ не ответил.

— Ну что с тобой, тебе плохо? — гангстер приподнялся и перевернул Манвэ на спину.

— Нет, — пробормотал тот. — Хорошо. Поцелуй меня.

Мелькор с готовностью исполнил его просьбу. Потом отстранился и поглядел на него с беспокойством.

— Тебе надо поесть.

— Надо.

— Принести сюда или спустимся в ресторан?

— Я спущусь… — Манвэ с трудом приподнялся. Мелькор вдруг легко коснулся его плеча.

— Малыш, ты… Ты правда меня любишь?

Улыбка осветила измученное лицо адвоката:

— Правда. Очень люблю.

— А как я тебя люблю… — счастливо вздохнул гангстер, он совершенно не походил на того самоуверенного наглого типа, которого знал Манвэ. Лицо его было ясным и счастливым, растрепанные волосы падали на глаза, и сейчас Мелькор напомнил Манвэ какого-то веселого диковинного зверя.

Гангстер помог возлюбленному одеться и отвел его в ресторан, где подавали китайскую еду. Секс подействовал на адвоката очень положительно, хотя и отнял много сил. Если раньше он не ел, потому что и думать не мог о еде, то сейчас в нем проснулся дикий аппетит. Он ел и не мог остановиться. Мелькор, который был тоже очень голоден, глотал пищу машинально, не переставая глядеть на вновь обретенного любимого. Наконец Манвэ с вздохом отвалился от стола. Гангстер тут же подсунул ему рюмку бренди.

— Выпей. Это полезно.

— Я засну тут же.

— И хорошо. Поспишь в машине.

Манвэ выпил, Мелькор расплатился, и они пошли к его «лексусу», который отливал зеленью и серебром на парковке.

В машине Манвэ действительно заснул. Сразу же. Мелькор пристегнул его ремнем и осторожно выехал со стоянки. Он вел автомобиль так аккуратно, как никогда в жизни. Он собирался довести свой драгоценный груз до дома и не хотел рисковать.

Через три часа Мелькор затормозил на собственном драйвее. Манвэ все еще спал. Гангстер осторожно вынул его из машины и внес в дом. У самых дверей его встретил Гортхауэр.

— Нашел? — спросил он тихо.

— Вот, — сказал Мелькор, демонстрируя ему Манвэ, обмякшего в его руках.

— Помочь?

— Не надо, он легкий.

Они вместе поднялись на второй этаж, в спальню Мелькора. Там Манвэ уложили на кровать. Гангстер постоял рядом и сказал гордо:

— Красивый, правда?

— Да, красивый. — Гортхауэр подумал, что рассказывая об этом человеке, Мел, похоже, не преувеличил, а преуменьшил его красоту. Да и слов бы не хватило, чтобы описать это нежное правильное лицо и прекрасное тело. Ничего удивительного не было в том, что Мелькор так влюбился. Хотя, честно говоря, Гор этого не понимал. Он любил своего друга спокойной дружеской любовью и тогда, когда они спали вместе, и сейчас. Если бы, допустим, Мелькор пришел к нему утешаться, Гор лег бы с ним, не задумываясь, но и не теряя головы. Он ее вообще никогда не терял. Его отточенный холодный интеллект учитывал все, и способность Гортхауэра к анализу делала его жизнь куда более простой, чем у пылкого Мелькора. Он видел, что Манвэ потрясающе красив, но что из-за этого так переживать, он не понимал. Всегда можно найти себе партнера или партнершу, которые удовлетворят твое желание, и не надо будет бегать по потолку из-за кого-то одного. Существует куча куда более интересных вещей. Например, наука. Или гонки. Гортхауэр был отчаянным гонщиком и не раз выходил на трек в любительских соревнованиях. В любом случае, забивать себе голову какой-то любовью, уподобляясь своему сумасшедшему приятелю, он не собирался.

Манвэ проспал до утра. Мелькор полночи сидел рядом с ним и смотрел на спокойное спящее лицо. Он ни о чем не думал. Он был просто совершенно счастлив.

Утром Манвэ проснулся от поцелуя Мелькора. Гангстер склонился над ним и, улыбаясь, гладил возлюбленного по лицу. Манвэ улыбнулся в ответ и обнял его за шею.

— Ты очень испугался? — спросил он тихо.

— Очень. Я все тут с ног на голову перевернул, — усмехнулся Мелькор. — Отец надавал мне пощечин за тебя. Я давно не видел его таким сердитым.

— О, Господи, кошмар какой. Все я перебаламутил.

— Это ничего. Главное, ты здесь. После завтрака сходим к отцу. Он тоже волновался. И с Гором я тебя познакомлю.

— Он живет в твоем доме?

— Да. Давно. Когда ему было четырнадцать, его отец покончил с собой. Он был крупный чиновник, и они с папой дружили. Ну, и мы взяли его к себе. Мне было семнадцать. Он — мой первый парень.

— Правда?

— Ага. Мы с ним года два были вместе, а потом все как-то само рассосалось. Но Гор — мой самый хороший друг. Он отличный парень. Не будешь ревновать?

— Нет. Я люблю тебя.

— А я тебя, — Мелькор еще раз поцеловал его. — Ты — лучше всех.

Манвэ горделиво улыбнулся.

— Иди сюда, — сказал он. — Я вчера был такой заторможенный, что не помню ничего. Я хочу еще.

После визита к старому гангстеру, за завтраком, Манвэ познакомился с Гором.

— Гортхауэр, — сказал тот и протянул адвокату сухую горячую руку. Он был чуть пониже Мелькора, с вьющимися крупными кольцами темными волосами до плеч, блестящими черными глазами, довольно резким, но правильно и красиво очерченным лицом, у него была хорошая улыбка, немного грустная, но он сам, похоже, об этом не знал.

После плотного завтрака еще очень слабый Манвэ пожелал лежать на солнышке. Ему ни о чем не хотелось думать. Он даже представить себе не мог, чем он будет заниматься дальше. Но это было неважно. Рядом с Мелькором Манвэ ощущал себя, как ребенок под надежной родительской защитой. Адвокат говорил себе, что подумает обо всем, когда немного отойдет от этого безумия последних дней.

Мел куда-то пропал, и развлекать Манвэ остался Гор. Это даже нравилось адвокату, а отсутствие любовника не очень волновало его. Он был в доме Мелькора и не собирался ни уходить отсюда, ни беспокоиться, что кому-то станет об этом известно.

Мелькор появился через час. В руках у него были какие-то фирменные пакеты, и гангстер был веселым и возбужденным.

— Мел, ты чего приволок? — лениво спросил Гортхауэр, лежавший в шезлонге с сигаретой.

— Да так, кое-что, — лукаво ответил Мелькор, не отрывая взгляда от возлюбленного. На Манвэ были только короткие шорты, его тело уже позолотило солнце, и выглядел он действительно, как юный греческий бог.

— Давай-ка, малыш, примерь, — Мел брякнул пакеты рядом с шезлонгом Манвэ. Тот запустил туда руку и вынул узкие кожаные штаны. Посмотрел на Мелькора с удивлением. За штанами последовали шелковая рубашка и кожаная жилетка.

— Совсем спятил, — убежденно проговорил Манвэ. — Я в этом буду выглядеть, как педик с какой-нибудь плешки.

— Спорим, не будешь, — подмигнул ему Мелькор. — Примерь.

Манвэ со вздохом забрал пакеты и направился в дом. Когда он вышел, почему-то очень довольный, Гор и Мелькор просто ахнули. В пакетах оказалась куча серебряных украшений, цепочек, колец, браслетов, и Манвэ надел их все. Он был хорош, как сказка. Мелькор даже застонал от восхищения, а Гортхауэр звонко присвистнул. Манвэ состроил им глазки и уселся обратно в шезлонг.

— Теперь будешь ходить только так, — решил Мелькор.