Адвокат (СИ)

Часть 3

The winner takes it all.

ABBA

Мелькор раздраженно расхаживал по своему огромному кабинету. Манвэ и Гортхауэр сидели в креслах около стола и наблюдали за тем, как он теребит в руках ни в чем не повинную сигарету и все сильнее сжимает губы. Гор лениво курил, Манвэ крутил в пальцах ручку, на коленях у него лежал блокнот, он там всегда лежал, когда адвокат занимался делом.

— Я не хочу, что бы в моем районе началась война, — наконец рявкнул Мелькор. — Мне с головой хватило одной разборки. Я всю ночь объяснялся с полицейскими. Кремер очень зол, я совершенно не собираюсь портить с ним отношения… Гор, черт тебя дери, ты скажешь что-нибудь сегодня? Или ты мечтаешь о том, как бы скорее трахнуть своего красавчика?

— Не ори, — Гортхауэр бы что-нибудь сказал, но ему надо было проанализировать ситуацию. Роджер, конечно присутствовал в его мыслях, как всегда, но только на заднем плане. — Мне надо подумать.

— Думай быстрей, Эйнштейн хренов, а то нас могут ненароком пристрелить в собственных постелях! — заорал Мелькор. Манвэ встал, бестрепетно подошел к разбушевавшемуся возлюбленному, обнял его, потерся щекой о плечо и тихо попросил:

— Мелько, успокойся, подожди, мы сейчас что-нибудь придумаем.

Тот от близости любимого, от тепла его тела тут же расслабился, поцеловал его в пробор и сказал:

— Ладно, котенок, я чего-то и вправду разошелся.

Как ни удивительно, но с тех пор, как гангстер начал жить с Манвэ, вспышки бешенства у него резко пошли на убыль. Адвокат как-то умел их усмирять несколькими словами и прикосновениями, за что подчиненные Мелькора его очень полюбили.

— Ладно, — вдруг сказал Гор, поднимаясь. — Я пойду домой, подумаю, завтра скажу, чего надумал. — Лицо у него стало сосредоточенным, между бровями залегла складка, и Мелькор с облегчением понял, что Гор по-серьезному углубился в проблему. Собственно, чего и добивались. Но когда итальянец выходил из кабинета, окликнул его:

— Эй, ты, мыслитель, ты не обиделся?

— Нет, что ты. Я уже привык к твоим воплям. Они меня даже развлекают.

Оба расхохотались, и Манвэ подумал, что у них все же очень странные отношения.

Гортхауэр вернулся домой, сел в кресло, налил себе виски, закурил и стал размышлять.

Собственно говоря, способов прекратить войну между кланами было ограниченное количество. Можно было их помирить, уничтожить оба клана, один из них или просто прижать чем-нибудь. Его задача состояла в том, чтобы выбрать наиболее экономичный способ.

Уничтожать никого не стоило. Глава одного из враждующих кланов, Маэдрос, был личным другом Гортхауэра, хотя и говорят, что у гангстеров друзей не бывает, со вторым их семью тоже связывали давние отношения. Правда, наследника немецкого семейства Гогенцоллернов, Фрица, Гор почти не знал, так, видел пару раз, но он показался ему довольно симпатичным пареньком. Старика Вильгельма и Мелькор и Гортхауэр знали хорошо. Пока он размышлял, в кабинет неслышно вошел Тейлор, вернувшийся с репетиции. Он сел на ручку кресла, взъерошил Гору волосы и спросил негромко:

— Что-то случилось?

— Да, бельчонок. Неприятности на работе.

Роджер хмыкнул. Ему как-то никогда не приходило в голову называть деятельность Гортхауэра работой.

— Принести тебе чего-нибудь?

— Ага. Чаю завари, покрепче.

Тейлор ушел за чаем, а Гор подумал, что одним из бесчисленных достоинств его возлюбленного была редкая тактичность и понятливость. Он всегда знал, как вести себя с гангстером, чтобы не раздражать его лишний раз.

«Ладно, — подумал Гор. — Будем их мирить. Трудоемкая задача, зато почти бесплатно».

Три дня заняли переговоры с главарями враждующих кланов и, наконец, был достигнут необходимый компромисс. Встреча должна была состояться в особняке у Мелькора, оговорено было все от числа сопровождающих до продолжительности переговоров.

Мелькор, усмиряя непомерные амбиции договаривающихся сторон, несколько раз жаловался Гортхауэру и Манвэ, что чувствует себя полным идиотом. Наконец настал великий день. Ровно в половине третьего ворота особняка распахнулись, чтоб пропустить два автомобиля. Из машин первыми выскочили телохранители и почтительно распахнули дверцы своим боссам.

Манвэ и Мелькор наблюдали эту сцену из окна гостиной.

— Смотри, — сказал адвокат, — кто это? Разве сам Гогенцоллерн не приедет?

— Он сам уже давно никуда не ездит, малыш, — ответил ему Мелькор, — это его сын. Он занимается делами, требующими личного участия, но всем руководит его отец. Кстати, этот парень тоже гей. Его отец чуть не выбросил на улицу после того, как узнал о романе, который закрутил его сынок с собственным телохранителем.

Манвэ хмыкнул, иногда ему казалось, что они с Мелькором просто притягивают к себе геев со всего Нью-Йорка.

Фриц, о котором шла речь, в эту минуту быстро, не вынимая рук из карманов, взбегал по лестнице, ведущей ко входной двери. На нем был изумительный костюм жемчужного цвета и рубашка цвета лаванды, которая прекрасно оттеняла большие красивые голубые глаза. Одежда мальчишки стоила уйму денег и была продумана до мелочей. Он носил ее с небрежностью человека, уверенного в своей привлекательности и привыкшего распоряжаться другими. Манвэ отметил, что Фриц очень хорош собой и что его сексуальная ориентация здорово бросается в глаза, красивые нахальные глаза мальчишки семафорили всем окружающим: мне нравятся мужчины.

Его соперник — глава другого клана Маэдрос был огненно-рыжим, казалось, на солнечном свете его волосы вспыхивали, как медная проволока. Он нарочито неторопливо поднимался вслед за мальчишкой, всем своим видом выражая презрение к сопливому щенку, несущемуся впереди. Про него было известно, что он коллекционирует средневековые японские гравюры, женщин презирает, хотя иногда крутит роман с какой-нибудь кинозвездой или фотомоделью. Он выглядел много старше Фрица, лицо его было красивым и выдавало сильный и замкнутый характер.

Мелькор вышел встретить гостей. С обоими он поздоровался одинаково сдержанно и пригласил их в кабинет. Охрана осталась в соседней комнате, готовая по первому звуку ринуться на помощь.

Под непреклонным взглядом Мелькора Фриц и Маэдрос вынуждены были пожать друг другу руки. Начались переговоры. Поначалу оба противника цедили слова, не глядя друг на друга, и демонстрировали полное нежелание идти на какие-либо уступки. Мелькор начал сатанеть. Он с большим трудом держал себя в руках, как подобает наследнику главы сильного клана, и мысленно спрашивал себя, почему он пошел на эти переговоры. На самом деле, если бы ему удалось услышать, о чем думают высокие договаривающиеся стороны, он бы совсем не обрадовался.

Маэдрос, прищурив глаза, рассматривал нахального щенка, развалившегося в кресле перед ним, и размышлял:

«Ах ты, гомик хренов, да если бы я захотел, то ты бы уже сегодня был покойником. Только стоит ли тратиться на такую мразь? Нет, пора разобраться с этим козлом Вильгельмом, что он позволяет себе? Думает, я на его пащенка смотреть буду?»

Мысли Фрица имели примерно такое же направление: «Что же ты на меня так смотришь, милый? У тебя же на роже написано, что ты обо мне думаешь. Напрасно, я ведь не забуду и не прощу. Ты, конечно, трахаешь исключительно этих размалеванных дур и думаешь, что ты настоящий мужчина. О, попадись ты мне в другом месте, я бы тебя заставил ноги мне целовать, а потом еще посмотрел бы, пустить тебя в постель или не пустить. Так-то, золотко».

Спустя несколько часов высокие договаривающиеся стороны устали от взаимного презрения и, просто чтоб отделаться от общества друг друга, начали идти на уступки. Фриц все-таки выговорил себе какие-то привилегии по сравнению с Маэдросом и покинул кабинет Мелькора, вполне удовлетворенный собой. Впрочем, презрительные взгляды Маэдроса сильно подействовали на него. Он даже удивился этому. После того, как он понял, что ни один гетеросексуальный мужчина не в состоянии устоять перед его привлекательностью, он приобрел вполне благодушный взгляд на этот вечно озабоченный своей потенцией сброд. Но Маэдрос чем-то отличался от прочих знакомых Фрица, которые поначалу смотрели на него свысока, а потом рыдали в трубку, умоляя еще об одном свидании. Сидя на заднем сидении черного отцовского «роллс-ройса» и бездумно глядя в окно, наследник старого Вильгельма дал себе зарок во что бы то ни стало соблазнить неприступного Маэдроса.

К соблазнению Фриц приступил сразу. Он не любил откладывать дела в долгий ящик.

Маэдрос разговаривал со своим помощником, когда раздался телефонный звонок. Это звонил управляющий его казино «Барракуда», голос у него был взволнованный.

— Босс, у нас, кажется, проблемы.

— Какие? — холодно спросил Маэдрос, который редко терял голову.

— Тут пришел этот щенок, сын Вильгельма. С ним пара громил.

— И что он хочет?

— Ничего. Сидит, играет в покер, продул уже штуку баксов. Говорит, пришел развлечься. Что будем делать, шеф?

— Я сейчас приеду, — вздохнул Маэдрос. Этот щенок начал его раздражать.

Он вошел в зал, огляделся и сразу увидел Фрица. Тот действительно сидел за покерным столом. На мальчишке был черный бархатный костюм, белая кружевная рубашка, заколотая у шеи брильянтовой булавкой, и лицо его было бледным и возбужденным. Увидев Маэдроса, он нагло подмигнул ему.

«Ах ты, маленький мерзавец», — подумал тот, медленно закипая. Ирландская кровь его предков давала себя знать. Он медленно подошел к игорному столу и сел рядом с Фрицем.

— Привет, — хладнокровно сказал Фриц, беря еще одну карту. — Отличное у тебя казино.

— Спасибо, — процедил Маэдрос. — Ты не хочешь выпить у меня в кабинете?

— Зачем? — деланно удивился мальчишка. — Ты хочешь мне что-нибудь предложить?

— Ну, ты такой редкий гость… Хочется оказать тебе уважение.

— Редкий, говоришь? Теперь буду приходить часто, — Фриц бросил на Маэдроса такой откровенно раздевающий взгляд, что гангстеру захотелось дать ему по морде. Не то чтобы он был стопроцентным гетеросексуалом, он ничего не имел против мужчин, а особенно хорошеньких мальчиков, но этот его раздражал до безумия.

— Присоединяйся лучше ко мне, может быть, тогда мне повезет. Надоело просаживать денежки на благо твоего казино, — нагло сказал Фриц, с шуршанием разворачивая новую колоду.

Маэдрос скрипнул зубами.

— Я не играю в собственном заведении. И вообще не играю. Это для дураков.

— Боишься? Ничего, это бывает. Некоторая вялость темперамента. В постели очень неудобно, но вообще по жизни избавляет от многих неприятностей, — усмехнулся Фриц в лицо своему врагу.

Маэдрос почувствовал, что кровь бросается ему в лицо, он с колоссальным трудом сдержался, чтобы не дать мальчишке пощечину. Он обычно не обращал внимания на чужие подначки, но здесь он даже не понимал, почему его так заводит этот щенок.

— Может, все-таки поднимешься ко мне? — спросил он, с трудом справляясь с голосом.

— Ну, если ты так настаиваешь… — Фриц улыбнулся призывно и обольстительно. — Не могу устоять против таких пылких чувств.

Они поднялись в кабинет Маэдроса, и хозяин плотно прикрыл дверь. Фриц смотрел на него с тонкой улыбкой на губах.

«Ну что ж, руки у тебя не дрожат, может быть, ты и не переспишь со мной никогда, но готов поклясться, у тебя уже была такая мысль», — подумал Фриц.

Маэдрос отошел от двери и буркнул:

— Садись.

На Фрица он старался не смотреть.

Мальчишка, не благодаря, с удобством расположился в глубоком кресле, положил ногу на ногу и вынул из кармана пачку сигарет.

«Если он сейчас попросит прикурить, дам ему в морду», — стиснув зубы, подумал Маэдрос.

— У тебя не найдется прикурить? — поющим голосом осведомился мальчишка, и гангстер почему-то не нашел в себе силы начать драку. Он покладисто кинул Фрицу зажигалку.

«Ладно, — подумал он, — ссориться со старым Вильгельмом из-за такой малости, как этот глупый щенок…»

— Напрасно ты не дал мне прикурить сам, — произнес Фриц, выпуская облако ароматного дыма и глядя сквозь него на своего собеседника.

— Это еще почему? — буркнул Маэдрос.

— Так… Мне это нравится, а я никогда не забываю поблагодарить тех, кто доставил мне удовольствие.

Глаза у маленького паршивца светили собственным светом, как два прожектора.

— Слушай, ты! — взорвался гангстер. — Если ты думаешь, что все мужчины мечтают с тобой переспать, то ты такой же дурак, как бабы, которых ты презираешь!

— Бабы — дураки, — раздумчиво произнес Фриц, покачивая головой.

— Бабы — дуры, а ты — дурак, — расставил точки над i Маэдрос.

— И все только потому, что ты не хочешь со мной переспать, — подвел итог Фриц.

Маэдрос отвел глаза, мальчишка играл на своем поле. В разговорах вокруг постели он неизменно одерживал верх над любым противником. Некоторое время Фриц молча наслаждался победой, потом в приступе фальшивого великодушия спросил:

— А что ты такой нервный? Дела идут плохо?

Когда Маэдрос поднял на Фрица глаза, в них светилось искреннее недоумение. «Что этот мальчишка о себе думает, если позволяет себе говорить со мной в таком тоне?» — ясно говорили они.

Некоторое время соперники молчали. Потом Маэдрос кивнул на входную дверь и сказал:

— Пошел отсюда.

К его удивлению, мальчишка тут же поднялся. Он пошел к двери походкой, которую приберегал для особых случаев. Она была призвана подчеркнуть достоинства его стройного тела и разила без промаха. Не было в практике Фрица ни одного гетеросексуала, который не испытал бы мгновенного приступа безумия, кинув взгляд на ножки мальчика.

Даже у Маэдроса по спине побежали мурашки.

«Тьфу, тьфу, тьфу. Господи, сохрани меня и помилуй», — сказал он мысленно, закрыв глаза.

— Пока, — от самой двери проговорил мальчишка, разворачивая назад корпус, — может, еще увидимся.

— Дверь закрой, — слабым голосом отозвался Маэдрос.

Фриц сидел за стойкой, неторопливо потягивая мятный коктейль, и стрелял глазами во все стороны. Разговор с Фрэнком, который он вяло поддерживал, не требовал никаких усилий, а думал Фриц о своем. После посещения казино он с удовольствием отметил, что произвел впечатление, но точно не знал, во что это впечатление может вылиться. Он вспоминал побледневшее от злости лицо Маэдроса и думал, что от ненависти до любви — один шаг. Главное, разозлить его как следует. И тут его беспрерывно шарившие по залу глаза наткнулись на высокую фигуру. Некоторое время Фриц тупо смотрел на рыжеволосого человека, пробиравшегося в глубь зала, потом понял, что это отнюдь не эротическая галлюцинация, а тот, о ком он думал.

«Елки зеленые, — глаза наследника Вильгельма полезли на лоб от удивления, — что он здесь делает? Решил сменить ориентацию?» Маэдрос сел за столик, к нему тут же подскочил официант. Фриц покачал головой. Некоторое время он наблюдал за гангстером, тот сидел тихо, разглядывал публику, пил. К нему подсел какой-то невысокий юноша и что-то сказал. Маэдрос усмехнулся и ответил. Тут Фриц взбеленился — добычу уводили прямо из под носа.

Фриц ринулся в атаку. Он бросил Фрэнка, быстрым шагом подошел к столику Маэдроса и положил руку на плечо его собеседнику. Он уже успел рассмотреть, что это Макс. С ним Фриц не спал, но знал его очень хорошо.

— Этот мужчина не для тебя, киска, — сказал он ему на ухо, — иди, поищи себе кого-нибудь еще.

Макс обернулся, увидел Фрица и послушно поднялся. Все произошло так быстро, что Маэдрос не успел ничего сообразить. Только когда Фриц непринужденно уселся на место Макса, гангстер взбеленился:

— Ты, чертов щенок, что ты себе позволяешь?! Пошел отсюда!

— Милый, ты говоришь мне это уже второй раз, — спокойно ответил Фриц, — Если ты скажешь это в третий, я за себя не ручаюсь.

— Ты меня сильно напугал, — честно сказал Маэдрос. — Я тебя прошу, уйди и пригласи ко мне обратно того мальчика, которого ты прогнал. Ты меня этим очень обяжешь.

— Не могу, — с предельно чистосердечным выражением лица ответил Фриц. — Макс, к сожалению, очень занят. Но если ты хочешь снять мальчика, я могу тебе помочь.

— Не сомневаюсь, — огрызнулся Маэдрос. Фриц пропустил его реплику мимо ушей.

— Я тебе могу порекомендовать самого лучшего мальчика.

— Да? И кого же?

— Меня, — просто ответил Фриц.

Маэдрос деликатно посмеялся, не отрывая от лица мальчишки холодных глаз.

— Мальчик, — сказал он наконец с чувством, — не надо портить мне вечер. Я от этого становлюсь невозможно груб.

— О! — воскликнул Фриц. — Обожаю грубых мужчин! Может быть, поднимемся в номер?

— Нет уж! — отрезал Маэдрос.

— Ты хочешь трахнуть меня прямо здесь? — не отступил Фриц. — Мне это тоже нравится.

— А что, был случай? — ядовито осведомился Маэдрос.

— Да, вон на том диванчике. Правда, было уже очень поздно, в зале почти никого не было и свет притушили, но для тебя я готов повторить то же самое сейчас.

— Пошел ты, — сорвалось с языка у совершенно потерявшего терпение Маэдроса.

— Пойдем танцевать, — неожиданно предложил Фриц.

— Еще чего.

— Боишься?

— Ты что, с ума сошел? Тебя я, что ли, боюсь?

— Тогда пойдем.

Фриц был непреклонен, он уже поднялся и протягивал Маэдросу руку. Тот нехотя поднялся. Ему уже почти нравился нахальный напор мальчишки. Он и в самом деле подумывал, не подняться ли с ним в номер. В конце концов, ни одно переживание не лишнее.

Играли медленный танец, и Фриц тут же обвился вокруг партнера, закинув ему руки на шею. Он доставал высокому Маэдросу макушкой до плеча, так что лицом он уткнулся гангстеру в грудь, в разрез рубашки. От гибкого тела мальчика дышало жаром, от волос пахло какими-то пряными духами, и Маэдрос сам не заметил, как его руки с талии партнера переместились на его упругую задницу и стали ее легонько поглаживать. Покачиваясь в медленном ритме, Фриц подумал: «А у него нежные руки, и вообще, крепкий мужик… Интересно, как там со всем остальным? Очень бы хотелось попробовать». Эта мысль почему-то насмешила его, и он хихикнул. Маэдрос крепче прижал его к себе и вдруг ощутил на своей груди горячее прикосновение губ.

Он хотел сказать: «Эй, что ты делаешь», но голос не слушался его. Вместо него заговорил Фриц:

— Ты прекрасно танцуешь, милый, с тобой приятно.

— Да, с тобой тоже ничего, — не опуская глаз, чтоб не наткнуться на взгляд мальчишки, проговорил Маэдрос.

— Милый… Тебе уже приходилось танцевать с мужчинами?

Маэдрос усмехнулся:

— Нет, танцевать не приходилось, — он выделил слово «танцевать».

Фриц все прекрасно понял и еще откровенней прижался к партнеру. Он чуть раздвинул бедра, обхватывая ими бедра Маэдроса, и придал телу гибкое волнообразное движение.

— Прекрати, — шепнул Маэдрос, теряя последние капли неприязни к мальчишке.

Снизу на него глянули ставшие очень глубокими и нежными голубые глаза.

— Почему? Тебе не нравится?

— Нравится, но не здесь.

Фриц засмеялся, уткнувшись лицом в грудь Маэдроса. Он почувствовал, что плоть мужчины напряглась под плотной костюмной тканью.

— Не волнуйся, милый, когда будет нужно, я живо приведу тебя в боевую готовность, — шепнул он.

Тут музыка кончилась, и Маэдрос повел мальчика назад к столику.

Они еще немного посидели за столиком. Но Фриц отпускал такие откровенные взгляды, помешивая соломинкой коктейль, что у Маэдроса холодный пот выступал на лбу. Наконец он не выдержал, позвал официанта и заказал номер. Их почтительно проводили на второй этаж. В лучшей комнате клуба на столике уже стояло ведерко с бутылкой шампанского. Фриц вошел в номер первым, небрежно достал бутылку, посмотрел на этикетку и кивнул:

— Они не забыли мою любимую марку, это приятно.

Маэдрос, уже изрядно заведенный всем происходящим, подошел к нему сзади, силой повернул в свою сторону и прижался губами к губам. Фриц выдержал натиск достойно. Некоторое время он выдерживал поцелуи Маэдроса, стоя на ногах. Потом это ему надоело, и он одним прыжком вскочил на своего любовника.

— Ну, — сказал он, когда мужчина оторвался от него, — какую позу ты предпочитаешь?

Маэдрос не ответил, он донес Фрица до постели и опрокинул на нее, придавив мальчишку своим телом. На него взглянули потемневшие от бешенства глаза, и Фриц, кокетливое обаяние которого уступило злости, впился в губы мужчины. Поцелуй походил на поединок, любовники тяжело дышали и никак не могли одолеть друг друга. Маэдрос сквозь два слоя одежды чувствовал, как колотится сердце мальчишки. Он был зол на него за бесконечные шпильки и чувствовал, что Фриц испытывает к нему точно такие же чувства. Эта ночь обещала превратиться в безумие, но ни один из противников не собирался уступать.

На стороне Фрица был опыт, его ухоженное, юношески сильное тело не раз помогало ему выходить победителем из подобных схваток, и он был уверен в себе. Маэдрос не чувствовал ничего, кроме гнева и бешеного желания, большего залога победы он не имел, но это был верный залог. Мальчик и мужчина, по воле обстоятельств ставшие врагами и готовые превратить постель в поле сражения, а любовную игру в битву, смотрели друг на друга с холодной ненавистью. Маэдрос отпустил Фрица, и тот сел. Не отрывая глаз от лица любовника, Фриц с легкой улыбкой принялся расстегивать рубашку. Маэдрос поразился его глазам. Мальчик играл взглядом с искусством великой актрисы. Его взгляд был то зовущим, пленительным, как сама любовь, потом мужчина вдруг замечал, что в нем уже нет чувственности, а есть только холодная насмешка, которая сменялась вызовом. Испытав все свое искусство, мальчишка вдруг отбросил рубашку (Маэдрос и не заметил, что он уже снял ее и комкает в руках) и рухнул навзничь. Мужчина мигом оказался подле него и впился поцелуем в основание его шеи. Кожа юноши была шелковистой и гладкой, от него пахло духами и еще более приятным запахом его собственного тела. Он стонал, накрыв своими ладонями ладони Маэдроса, вслепую шарящие по его телу. Фриц то приподнимался, то опускался, опираясь на лопатки, так что под кожей двигались мускулы.

Маэдрос подумал, что он сильный мальчик, ничуть не изнеженный. Его пальцы нащупали на боку короткий шрам от пулевого ранения.

— Посмотрим, как ты будешь просить у меня пощады, когда я насажу тебя на вертел, — прошептал он в ухо Фрицу, сжимая пальцами его плечо.

В ответ мальчишка впился ногтями в спину Маэдроса, тот едва не заорал, почувствовав, какие длинные и отточенные у него ногти. Да, это был сильный противник, мужчина не мог отказать себе в удовольствии признать это. Все прочие мальчики, которые побывали в постели у гангстера, были избалованны и капризны, у них были слабые тела, лишенные желания. Во всяком случае, так казалось Маэдросу теперь, возле этого ежеминутно готового взорваться вулкана.

— Ты дурак, — хрипло, едва переводя дух, прошептал Фриц, — пощады пусть просят твои бабы.

— Я и с мальчиками имел дело, — ответил Маэдрос, не давая ему подняться и лаская щекой грудь мальчика.

— Только не со мной.

Вдруг бедра Фрица обхватили талию мужчины, и тот ощутил, как его лодыжки скрещиваются у него на спине. На миг Маэдросу показалось, что он сейчас потеряет сознание от прилива крови к голове. Тело Фрица пришло в исступленное движение, он изо всех сил стискивал ногами тело мужчины, прижимаясь к нему, и со стоном откидывался навзничь, так, что золотые волосы хлестали по подушке.

«Вот это да, — пронеслось в голове у Маэдроса, — да этот щенок трахает меня!», но сделать он уже ничего не мог, сладостное напряжение раз за разом накрывало его с головой, словно теплая волна. И вдруг Фриц оттолкнул его. Это было сделано так внезапно, на самой середине яростного объятия, что Маэдрос закричал от разочарования и гнева. Он ринулся на Фрица, но тот остановил его, упершись ладонью ему в живот, и вдруг сам с бесконечной нежностью прильнул к его груди. Фрицу казалось, что он участвует в съемках какого-то фильма, настолько его чувства были обострены и спокоен ум. Он прекрасно знал, что сделает в следующий момент, но это не мешало ему искренне наслаждаться телом Маэдроса. Он получал то же удовольствие, которое испытывает актер, чувствуя, что сцена удалась и внимание всего зала приковано к его фигуре, ярко освещенной рампой. Ему уже случалось развлекаться подобным образом в маленьких подпольных студиях, где снимали порнофильмы для любителей. Владелец студии как-то подцепил на улице красивого мальчика, и Фриц, ухмыляясь про себя, пришел по адресу. Впрочем, это занятие ему быстро надоело. Монотонная непристойность этих фильмов скоро утомляла и вместо того, чтоб будить чувственность, вызывала скуку. Фриц мечтал о фильме, чье великолепное сладострастие затмит видения Древней Греции, каждая сцена которого будет пьянить, как золотой дым. Ему казалось, что сейчас он участвует в съемках, и на Маэдроса смотрел почти как на своего партнера, верно и горячо отзывающегося на каждую поданную реплику.

«Мальчишка совсем спятил», — подумал Маэдрос и вдруг почувствовал, как горячая волна наслаждения снова разливается по телу. Фриц успел расстегнуть молнию его штанов, и его рука оказалась между ног мужчины. Они стояли на коленях друг перед другом, и Маэдрос судорожно расставил бедра еще шире, чтоб не упустить ни капли блаженства, от которого у него по коже бежали мурашки. Он был совершенно во власти мальчишки, но ему почему-то нравилось это. Мужчина начал даже забывать о той исступленной ненависти, которую испытывал к Фрицу вначале. Но мальчишка снова не удержался от того, чтоб не показать свою власть над любовником. Доведя Маэдроса до вершины сладостного оцепенения, с которой уже видны небеса, он вдруг отпустил его и отодвинулся, глядя в мгновенно исказившееся болью лицо мужчины. Глаза его с холодным любопытством впились в глаза Маэдроса. Он только пробовал свою силу, вызывая любовника на бой, но сейчас мальчишка немного перехватил. Маэдрос не походил ни на одного из его прежних мужчин, которые покорно признавали главенство Фрица. Едва рассеялся мучительный туман, окутавший сознание, как Маэдрос бросился к мальчишке, схватил за плечи и опрокинул на спину. Глаза Фрица на миг расширились. Мужчина принялся срывать с него оставшуюся одежду так яростно, что молния протестующе взвизгнула. Маэдрос был уже доведен до последнего градуса кипения и хотел только вогнать во Фрица изо всех сил и оттрахать мальчишку так, чтоб он извивался и кричал под его телом. Одежда полетела на пол, и Маэдрос всей тяжестью навалился на мальчика. На этот раз он не позволил ему обхватить себя ногами. Он уложил Фрица повыше и раскрыл ему бедра так, чтоб он касался начавшим напрягаться членом груди любовника. Он покрывал поцелуями тело мальчика, заводя его то резкими, то ласкающими движениями, пока не почувствовал, что на теле Фрица выступает пот и сам он стонет, уставившись в потолок невидящими глазами. Тогда он, сходя с ума от желания, перевернул его лицом в подушку и приподнялся на напряженных руках над его телом. Маэдрос ждал, пока Фриц попросит: «Возьми меня». Ему ужасно хотелось услышать эти слова. Тогда бы он вогнал в мальчишку по самую глотку и заставил бы его ответить за все свои фокусы. Но мальчишка только стонал, вцепившись ногтями в подушку. Он был потрясающе красив. Это Маэдрос понимал даже сейчас, когда у него в голове все мутилось от безумного желания. Линии тела мальчика были плавными и упругими, как у прекраснейших греческих статуй. К тому же это была живая статуя, наделенная огнем и желанием. И Маэдрос вдруг понял, что как-то незаметно для него самого гнев уступает место нежности. Он опустился на Фрица осторожно, но так, чтоб он не смог двинуться и выкинуть еще какую-нибудь штуку. Членом мужчина почувствовал упругое сопротивление ягодиц мальчика и, раздвинув их, мягко вошел в него. Фриц удовлетворенно застонал и расслабился под тяжелым телом мужчины. Теперь ему было хорошо. Мальчик любил горячую тяжесть чужого тела, прижимающего его к простыням, и предпочитал сильных мужчин. Ему не хотелось больше враждовать с Маэдросом, хотелось только покориться ему и ждать, пока мужчина доставит ему наслаждение. Их тела пришли в согласное движение, гибкое и упругое. Фриц раскинул руки, расслабив каждый мускул. Он не помогал своему любовнику, только раскрывался под ним, всякий раз поражаясь тому, как глубоко и сильно он входит в его тело. Маэдросу казалось, что наслаждению не будет конца. Он так крепко обхватил бедра мальчика своими, что не различал, где граница между их телами. Иногда он приподнимался, чтоб увидеть профиль Фрица, лежащий на подушке, и полюбоваться плавными движениями его тела. Он на несколько секунд прервал движение, желая сколько возможно продлить удовольствие, и мальчишка недовольно передернул бедрами. Это движение вернуло Маэдросу силы. Он снова принялся за дело, но на этот раз Фриц стал помогать ему. Он то сильно обхватывал его член ягодицами, то расслаблялся под ним, позволяя ему проникнуть так глубоко, насколько Маэдрос мог достать. Постепенно мужчина и мальчик пришли в прежнее возбуждение. Ни один из них не хотел позволить побороть себя в решающем туре и кончить тогда, когда это позволит партнер. Маэдрос с силой просунул руку под живот мальчика и нащупал его напряженную плоть. Фриц ответил ему стоном. Движения его тела вдруг стали резкими, взметнувшиеся руки впились в бока мужчины, и от боли, внезапно слившейся с наслаждением, Маэдрос кончил. Фриц отстал от него на секунду, и их вопли прозвучали почти одновременно. Потом Маэдрос свалился со спины мальчика, ощущая неприятное разочарование. Впрочем не такое сильное, чтоб испортить ему удовольствие. Мальчишка оказался силен, как дикий жеребенок, но тем интереснее объезжать такого.

— Послушай, если тебя не затруднит, принеси мне вина, — попросил Фриц, не отрывая лица от подушки.

Ему не хотелось, чтоб Маэдрос видел, какая на нем широкая довольная улыбка. Это было странным признаком. Обычно, одержав очередную победу в постели, мальчик тут же давал понять своему партнеру, чего он стоит в этой жизни. Деликатностью Фриц не страдал, и этот неожиданный порыв приписал исключительно редкому удовольствию, которое доставил ему этот мужчина. Почувствовав, что Маэдрос встал с постели, Фриц перевернулся на бок и подпер голову рукой. Мужчина вернулся, неся два стакана и бутылку, обернутую салфеткой. Он и не подумал накинуть на себя что-нибудь из одежды, и Фриц с удовольствием подумал, что сложен он очень хорошо и мужское достоинство у него солидное. Маэдрос умело откупорил бутылку и налил Фрицу в стакан пенящееся вино. Мальчишка выпил его залпом и прищелкнул языком.

— Всегда пью шампанское после занятий любовью. Это меня бодрит, — сказал он.

Маэдрос пил свое вино не спеша, сидя на кровати по-турецки.

— Я тебя не уходил? — не слишком трудясь прикрывать колкость, спросил он.

— Нет, милый, что ты, — немедленно откликнулся мальчишка с самым безмятежным выражением лица, — ты мне доставил удовольствие. У тебя неплохо получается. Из тебя мог бы получиться хороший любовник, со временем.

Маэдрос едва удержался, чтоб не дать мальчишке оплеуху. Впрочем, у него от усталости и вина кружилась голова, поэтому он просто лег в постель рядом с Фрицем и накрылся одеялом. Через секунду он уже спал и не заметил, как рядом растянулся мальчик. Свет в комнате так и остался не выключенным.

Наутро Маэдрос проснулся первым. Помотал головой, прогоняя хмель вчерашней ночи, посмотрел на спящего юношу, быстро оделся и вышел за дверь. Ему не хотелось дожидаться пробуждения Фрица. Он подозревал, что мальчишка опять начнет нарываться на ссору, а ему этого вовсе не хотелось. Он чувствовал, что на душе у него становится хорошо при воспоминании о голубых глазах и стройном теле мальчика, и ему не хотелось, чтоб острый язычок Фрица развеял это очарование.

«Этот чертов щенок воображает, что я буду ему названивать, — пробормотал Маэдрос вполголоса, глядя на телефонный аппарат, как на ядовитую гадюку. — Ни хрена. Надо будет, сам позвонит». Однако он понимал, что Фриц не позвонит.

Когда Маэдрос приехал домой этим утром, он был твердо уверен, что никаких контактов с Фрицем он больше поддерживать не будет. Он слишком хорошо помнил, какое безумие овладело им в постели с мальчишкой, какая ярость и страсть терзали его, а Маэдрос всегда старался сохранить холодную голову. Его бешеный ирландский темперамент причинил ему достаточно неприятностей в юности, так что в свои тридцать гангстер предпочитал избегать бурных страстей. «Надо держаться подальше от этого щенка. Черт его знает, что у него на уме», — сказал он себе. Но к вечеру мысли о Фрице стали неотступными, он просто места себе не находил. Разыгравшееся воображение подсовывало ему соблазнительные картины, он жалел, что вчера все ограничилось одним разом. Он уже понял, что Фриц вполне способен на большее, и если правильно себя повести… Но правильно вести себя было не с кем, и Маэдрос старался занять себя работой. Он лег спать рано, а на следующий день позвал своего ближайшего помощника и приказал ему установить слежку за сыном старого Вильгельма.

Фриц тоже целый день ждал звонка. Проснувшись в постели один, он даже обрадовался такому повороту. Ни за какие сокровища в мире он не признался бы Маэдросу, что эта ночь была лучшей в его жизни. И ему совершенно не хотелось опять начинать подначивать гангстера. В конце концов, имеет он право просто помечтать о том, как бы они были счастливы вместе, если бы не эта дурацкая война и не отвратительный характер Маэдроса? «И твой собственный, не забывай, — сказал он себе, одеваясь. — Ты тоже не сахар».

Маэдрос не звонил. «Гордый, сволочь, — думал Фриц, кусая губы от досады. Он поверить не мог, что не произвел никакого впечатления. — Ну я же видел… И все чувствовал, он чуть не спятил, так меня хотел. Вот дьявол, что же делать? Ведь не позвонит. Ни за что. Подыхать будет — не позвонит». Это ужасно раздражало Фрица, но и нравилось ему. Все остальные были так, массовка. Развлечение на пару ночей, они все ложились под маленькую ножку Фрица, как покорные бараны. А этот проклятый ирландец, похоже, сдаваться не собирался. Будет бороться до конца, как поют эти музыканты, которых раскручивает Мел.

К вечеру Фриц понял, что истерически бросается к телефону на каждый звонок. Он всегда очень гордился тем, что ему целый день названивали не по делу, а просто потому, что мечтали услышать его голос. Но сейчас он возненавидел их всех. «Сволочи, телефон только занимают, — бормотал он, швыряя трубку на аппарат и опускаясь на кровать. — Поехать, что ль, прошвырнуться куда-нибудь?»

Но и это не помогло. Фриц потолкался в гей-клубе (другом, не вчерашнем) и поехал домой в одиннадцать. Один. Ему ничего не хотелось. Дома он принял ванну, проделал обязательные косметические процедуры и лег в широкую постель на шелковое белье. Как всегда, удовольствие от прикосновения свежих простыней и от ощущения своего сильного, здорового и гибкого тела на секунду охватило его полностью, и Фриц потянулся, закинув руки за голову. Потом он представил себе, как бы отреагировал на это движение и на позу мальчика Маэдрос, и почувствовал острое желание увидеть его. Поворочавшись немного, не в силах избавиться от воспоминаний о минувшей ночи, Фриц встал, проглотил таблетку снотворного и уснул.

Через два дня, когда Маэдрос уже на стену лез от желания еще раз увидеть Фрица, ему позвонил его помощник.

— Босс, он приехал к нам.

— Куда? — стараясь сдержать дрожь нетерпения и говорить спокойно, спросил Маэдрос.

Помощник сказал, что звонит из гей-клуба, который тоже находился на территории Маэдроса. Это было вполне приличное заведение, в которое приходили не для того, что бы снять мальчика на ночь, а чтобы завести прочное знакомство или просто провести время с любимым человеком.

Маэдрос тут же сел в машину и поехал туда. Войдя в общий зал, он оглядел всех быстрым и цепким взглядом и тут же увидел Фрица, которого не заметить было невозможно. На мальчишке была алая шелковая рубашка, распахнутая на груди, кожаные черные штаны и кожаная жилетка. Он был хорош, как ангел.

Маэдрос, стараясь не привлекать к себе внимания, тихо прошел в угол зала и сел за столик. Ему тут же, ничего не спрашивая, принесли скотч со льдом, который он всегда пил, и гангстер принялся наблюдать. Он тут же увидел то, что проглядел в первый момент, зачарованный видом соблазнительной фигурки своего врага и любовника, — Фриц был с мужчиной. Молодой парень, вряд ли старше наследника Вильгельма, смотрел на своего спутника глазами умирающей от сухотки кошки. Судя по всему, мальчишка уже успел его полностью свести с ума и обратить в своего покорного раба.

«Конечно, — подумал Маэдрос, стиснув зубы, — что ты еще ждал от него. Он же просто подстилка. Ляжет под кого угодно». Это была совершенно несправедливая мысль, и Маэдрос это знал. Но ревность и гнев терзали его так, что в глазах темнело.

Фриц веселился и всем своим видом демонстрировал оживление и счастье. На самом деле, он тут же увидел Маэдроса, потому что не отрывал взгляда от входа, ожидая, что гангстер приедет, как только узнает, что он здесь. Он видел, как Маэдрос входил, оглядывался, как заметил его, и сердце мальчишки наполнила жгучая злая радость. Он хотел помучить и подразнить ирландца за то, что он не звонил, хотел, чтобы Маэдрос сам пришел к нему, на коленях приполз просить о любви. Тогда бы он еще немного поморочил ему голову, а потом… Видя, как горят глаза гангстера, Фриц усмехнулся про себя и подумал, что почти близок к цели. Чтобы усилить эффект, он позвал своего спутника танцевать.

Маэдрос смотрел, как Фриц прижимается к своему высокому партнеру, так же, как он прижимался к нему два дня назад, и горечь и боль сжимали его сердце. Ему почему-то казалось, что он теряет что-то важное, принадлежавшее только ему и необходимое, как дыхание. Он уже не пытался сделать перед самим собой вид, что ему безразличен Фриц. Маэдрос не знал, чего ему больше хочется — как следует отодрать мальчишку, чтобы знал, кто его хозяин, или достать из кобуры пистолет и всадить пулю в его хорошенькую головку. Он видел мужские руки, ласкавшие спину мальчика, вспоминал запах его волос и атлас его кожи, от гнева и страсти у него пересохло во рту, а по жилам вместо крови, казалось, тек чистый адреналин. Он отпил из стакана, с изумлением заметив, что руки у него дрожат, и постарался собраться. «Ладно, — решил гангстер, — черт с тобой. Не хочешь — не надо, у тебя новый мужик, отлично. Я не навязываюсь».

Фриц, изо всех сил изображая бешеную страсть, льнул к партнеру, он спрятал лицо у него на груди, представляя себе, как бесится Маэдрос, как он изнывает от желания и ревности. Когда танец кончился, Фриц бросил короткий взгляд назад и увидел, что Маэдроса больше нет. То есть, вообще. За его столиком целовалась какая-то парочка. «Во, блин, — растерянно сказал про себя Фриц. — Это как же? Куда он ушел?» Второй его мыслью было, что ирландец решил отплатить ему той же монетой и кого-нибудь подцепил. Он пошарил взглядом по залу, но ничего не увидел. Сердце Фрица заколотилось, он понял, что перегнул палку. «Так, успокойся, — приказал он себе, — может, он вышел. Имеет человек право пописать. Или он в бильярдной. Почему нет? Или еще где-нибудь. Клуб большой. Сейчас ты скажешь Пату, что хочешь пройтись по клубу и поищешь его. Только тихо».

Он, сделав самое небрежное лицо, попросил Пата подождать его за столиком, пробрался между танцующими парами и оказался во внутренних помещениях клуба. Служащие, уже осведомленные о присутствии конкурента, но не получившие на этот счет никаких инструкций, на всякий случай провожали его внимательными взглядами. Фриц, делая вид, что просто разглядывает клуб, заходил во все комнаты подряд, но Маэдроса нигде не было. Юноша начал нервничать. Теперь ему казалось, что Маэдрос принял всерьез его выходку с Патом и уехал. Это привело его в отчаяние, прикусив губу, чтоб не расплакаться, он выскочил из очередной комнаты и оказался в еще не отделанных до конца помещениях клуба. Здесь пахло свежей краской, в углу стояли аккуратно составленные ведра и кисти. Фриц пробежал по коридору и в поисках комнаты, где можно было бы прийти в себя, толкнул одну из дверей. Глаза его застилали слезы, поэтому он не сразу узнал человека, стоящего у окна. Юноша несколько раз сморгнул и остановился, не дыша. Это был Маэдрос. Гангстер медленно обернулся, причем выражение его лица не сулило ничего хорошего человеку, осмелившемуся потревожить его. Но тут он сам узнал Фрица, и на миг выражение злости на его лице сменило изумление и растерянность. Впрочем, он тут же взял себя в руки.

Фриц в свою очередь взмахнул ресницами, надеясь, что на них не блестят слезы. Противники ждали, кто нанесет первый удар. Фриц победил. У него был достаточный опыт в такого сорта переговорах, и держать презрительную паузу он умел до бесконечности.

— Ты зачем приперся? — наконец не выдержал Маэдрос. — Ищешь теплое местечко, где можно было бы поразвлечься со своим приятелем? Сказал бы мне, я здесь все-таки хозяин. С тебя даже комиссионных не возьмут за помещение.

У Фрица начали раздуваться крылья тонкого носа. Всего несколько раз в жизни его позволяли себе оскорблять подобным образом, и всякий раз оскорбившие его дорого отвечали за свою наглость.

— Вот как? — с холодной яростью проговорил он. — Ты очень хорошо представляешь себе порядки борделей. Занимаешься сутенерством? Ничего, деньги не пахнут.

Маэдрос, от злости не видя ничего вокруг себя, сделал шаг вперед. Он думал, что держался достаточно долго, но есть предел и его терпению.

Но Фрица было трудно испугать, он в свое время прошел хорошую школу у отца и побоев не боялся. Да он и сам не дурак был подраться. Одно время Фриц даже увлекался уличными драками, нарочно не пропуская ни одной, и заслужил в них славу опытного бойца.

Фриц стоял, спрятав руки за спину и сжав их в кулаки. Он чувствовал себя немного виноватым и в душе признавал, что напрасно притащил сюда Пата. Юноша видел, что Маэдрос переживает по-настоящему. Но именно это ощущение собственной вины распаляло его еще больше, заставляя нарочно искать ссоры.

Маэдрос подошел к нему на два шага и остановился. Он недаром был главарем клана и умел, если надо, не давать себе воли. Ему очень хотелось отколотить паршивого щенка, но Маэдросу не хотелось, чтоб Фриц презирал его за то, что он распустился перед мальчишкой.

— Ну и что? — упрямо наклонив голову, спросил юноша.

— Слушай, лучше уйди отсюда, — искренне проговорил Маэдрос, — мне в самом деле не хочется обижать тебя.

Фриц расхохотался, запрокинув голову, не убирая рук из-за спины. Смех звучал звонко и издевательски.

— Ах, вот как! Они встретились и вежливо поговорили. Хорошо, я пойду к Патрику, он умеет доставить мне удовольствие куда лучше, чем ты. Честно говоря, жалко было смотреть, как ты трепыхался в постели. Я всем об этом рассказал и все катались от смеха. Ой, какое у тебя тогда было лицо, — Фриц сделал отвратительную умиленную гримасу, — да ты чуть слюной не истекал.

Мальчишке сейчас было на все наплевать. Его здорово задела шпилька Маэдроса насчет денег. Фриц этим никогда не занимался, хотя в свое время шатался по совершенно непристойным кабакам под чужим именем. Ему вдруг показалось, что Маэдросу стало как-то об этом известно, и он теперь не хочет знаться с ним. Юноша и сам не предполагал, что его до такой степени будет смущать собственное прошлое. Ему захотелось ударить Маэдроса, повалить на пол и топтать ногами.

Маэдрос был заведен не хуже Фрица. Когда он услышал последние слова мальчика, ему показалось, что он сейчас упадет в обморок. Он даже не мог себе представить, что можно так откровенно лгать. Ведь он видел лицо Фрица в ту ночь, оно было нежным и покорным. Они стояли на пороге любви, мужчина уже почти любил Фрица. А теперь это наглый щенок топчет ногами то, что было Маэдросу дороже всего на свете.

И они посмотрели друг на друга одинаковым, исполненным бешеной ярости взглядом. Вдруг, Фриц даже сообразить ничего не успел, Маэдрос схватил его за локти, приподнял, так что ноги мальчишки оторвались от пола, и швырнул на кожаный диван лицом вниз. Сам навалился сверху и принялся стаскивать с него жилетку. Фриц извивался, сопротивлялся, пытался приподняться, одну руку ему удалось высвободить, и он со всей силы впился отточенными ногтями в шею Маэдроса, но тому все было нипочем. Сопротивление только заводило его еще сильней. Жилетка полетела на пол, рубашка с протестующим треском разлетелась на спине напополам, и Фриц почувствовал, как с него стягивают его кожаные штаны. Он стал бороться еще отчаянней, все происходило в полном молчании, они только тяжело дышали. Маэдрос крепко сжимал его ноги коленями, а одной рукой упирался в плечо. Когда он освободил себе достаточно пространства для деятельности, он расстегнул молнию на собственных джинсах и прижал освободившимися руками предплечья мальчика. Тот еще дергался, но вожделение, еще сильнее разгоревшееся в нем во время борьбы, уже полностью овладело им. Маэдрос был сильнее. Это приходилось признать, и неиспытанная еще сладость покорности разлилась по телу Фрица, в паху напряглись струны мышц, он дрожал от нетерпения. Маэдрос приподнялся над ним, посмотрел на вздрагивающее гибкое тело и со всей силы вбил в него член. Фриц стиснул зубы, чтобы не заорать, а орать очень хотелось, но сдаваться он не собирался. Однако через несколько минут понял, что на этот раз его карта бита. Маэдрос не целовал и не ласкал его, он просто трахал мальчишку жестоко и яростно, джинсы он не снял, и мальчик чувствовал, как впиваются ему в ягодицы острые зубчики молнии. Фрицу казалось, что в его теле ритмично ходит обезумевший твердый и горячий поршень, что он у него уже где-то в горле, он ощущал, как бешеная похоть сжигает его партнера, и сам с ума сходил. Он ничего не мог поделать и приближался к оргазму с неумолимой скоростью идущего на таран истребителя. Когда огненная роза, распустившаяся в теле, заставила его закричать во весь голос, Маэдрос поцеловал его в шею. Он не останавливался, и через пару минут Фриц кончил второй раз. И почти сразу же — третий. По телу прокатывался огонь, он забыл про все, кричал, всхлипывал, звал маму, терся лицом о кожаную обивку и содрогался всем телом. Когда он понял, что вплотную подобрался к четвертому разу, он не выдержал и закричал:

— Ну, кончай же, я сейчас с ума сойду, давай… — И услышав удовлетворенный стон Маэдроса, изо всех сил сжал ягодицы и сделал резкое движение всем телом, уже проваливаясь в очередной горячий вихрь. Ерзая и извиваясь под тяжелым телом, он с отчаянным наслаждением ощутил, как кончает партнер, и это продлило его блаженство еще на несколько секунд.

Маэдрос встал с мальчишки, застегнул джинсы и тяжело опустился на пол рядом с диваном. Фриц полежал еще несколько минут, потом приподнялся, разорванная рубашка клочьями свисала с его плеч, натянул штаны и опустился рядом с любовником. Некоторое время они сидели так рядом, не глядя друг на друга, и Фриц вдруг сказал:

— А если я на тебя в суд подам за изнасилование, что будешь делать?

— Буду насиловать тебя каждый день. Надо же знать, за что сидишь, — невозмутимо ответил Маэдрос.

Фриц хмыкнул. Посмотрел на свою разодранную рубашку и спросил:

— У тебя хоть есть, во что переодеться? Что я скажу Пату?

Не успел он договорить, как железная рука Маэдроса легла ему на горло, и мужчина изо всех сил вбил его затылок в подушки дивана.

— Какой Пат? — с ужасным выражением лица спросил Маэдрос. — Что ты тут лепечешь про какого-то Пата? Хочешь еще раз полежать мордой в диван?

— Хочу, — с вызовом сказал Фриц.

Они некоторое время смотрели друг на друга, потом Маэдрос отпустил мальчика. Фриц был совершенно невозможен, его можно было трахать до слез каждый день, но так и не заставить признать свое превосходство.

— Так ты дашь мне что-нибудь надеть? — с той же вызывающей интонацией спросил Фриц. — Или мне пойти в зал и говорить всем, что меня только что отодрал хозяин этого милого заведения?

Маэдрос поднялся и вышел из комнаты. Он вернулся через пятнадцать минут, в продолжение которых Фриц честно пытался понять, как же он к нему все-таки относится. Казалось бы, после того, что сделал с ним мужчина, у Фрица была только одна дорога — вендетта до полного собственного удовлетворения, но этого ему как раз совершенно не хотелось. Удивительно, но после всего случившегося он начал испытывать к Маэдросу какие-то глубоко личные чувства.

«Чувствую себя замужней женщиной», — про себя ухмыльнулся Фриц.

Маэдрос бросил Фрицу на колени совершенно идентичную первой красную шелковую рубашку. Фриц усмехнулся. Он снял с себя остатки одежды и начал медленно расстегивать пуговицы на новой. Маэдрос смотрел на его полуобнаженное тело, гладкую кожу, напоминающую самый роскошный атлас, на склоненную голову, пряди волос на шее, и дыхание его постепенно учащалось.

— Хочешь, поедем ко мне? — вдруг предложил он.

Фриц резко поднял голову, и Маэдросу на миг показалось, что он сейчас пошлет его к черту. Но вместо этого Фриц вдруг улыбнулся и сказал:

— Ладно, только мне надо сказать Пату.

— Никаких Патов, — отрезал Маэдрос.

Ему все еще не верилось, что мальчишка оставил свой вызывающий тон, и он ждал подвохов. Но Фрицу и в самом деле надоела эта война. То ли благотворно подействовали решительные действия, то ли еще что-то. В общем, Фрицу совершенно не хотелось снова заводить Маэдроса. Домой идти тоже не хотелось.

Когда мальчик был совершенно одет, Маэдрос крепко взял его под локоть и повел к служебному выходу. Вахтер посмотрел на них с немалым изумлением, а бедняга Пат, поискав Фрица по всем закоулкам клуба, в растрепанных чувствах отправился домой, зарекаясь когда-либо иметь дело с испорченным мальчишкой.

В огромном особняке Маэдроса было тихо и темно. Привыкший к стилю ампир, Фриц с интересом рассматривал современную обстановку особняка. Видно, Маэдрос не любил пышности, предпочитая четкую линию и простые яркие цвета. Они поднялись наверх, в спальню, гангстер включил свет, и Фриц увидел комнату, отделанную в черно-белой гамме. Посреди нее стояла большая кровать, покрытая белым меховым покрывалом. «Как у меня», — усмехнулся про себя Фриц.

— Выпьешь? — спросил Маэдрос, небрежно кидая пиджак в глубокое черное кресло.

— Да. Вина, пожалуй.

Маэдрос открыл вделанный в стену бар и через минуту подал Фрицу бокал с вином. Он отпил, присаживаясь в другое кресло — белое. «Однако, — подумал Фриц, распробовав вино, — это моя любимая марка, откуда он узнал?»

— Отличное вино, — кивнул он.

— Я знаю, что оно тебе нравится, — улыбнулся Маэдрос, не признаваясь, что купил его вчера, на всякий случай. Сам он пить не стал, налил себе минералки.

Некоторое время они молчали. Фриц разглядывал спальню, Маэдрос, стоя у стены, смотрел на мальчика.

— Интересный у тебя вкус, — наконец проговорил юноша. — Непривычно, но мне нравится.

— Я рад, — коротко ответил гангстер, не отрывая взгляда от его лица.

— Говорят, у тебя одна из лучших в стране коллекций японских гравюр. Покажешь?

— С удовольствием. Сейчас?

— Нет. Позже, — Фриц усмехнулся, ясно показывая этой усмешкой, чего бы ему хотелось сейчас.

— Позже, так позже. Можем пойти в ванну.

— Ну, ты и затейник, — расхохотался Фриц, впрочем, вполне добродушно. — Пойдем. Я люблю воду.

Маэдрос подошел к противоположной стене, нажал белую, почти невидимую на белых обоях панель, стена мягко раздвинулась, и Фриц увидел огромную ванную комнату, отделанную черным мрамором. Посередине на небольшом, в ступеньку, возвышении прямо в пол была вделана ванна размерами с небольшой бассейн. Она была подсвечена голубыми лампочками и напоминала гигантский драгоценный камень. «Неплохо, — подумал Фриц, — неплохо для лишенного воображения гетеросексуала». Впрочем, этот тезис уже казался ему сомнительным. Маэдрос тем временем скинул одежду и скользнул в воду. Фриц тоже стянул с себя все, что было на нем надето, и остановился у белых ступенек, ведущих в воду. Теплая, но не горячая маленькая волна коснулась пальцев его ног, и мальчик рассмеялся от удовольствия. Он очень странно себя ощущал, ему ничего не мешало, ничего не раздражало его самолюбие, а воспоминание, как Маэдрос его сделал, было скорее приятным. Обжигающе приятным. Гангстер поднялся из воды, взял Фрица за талию и, приподняв, опустил рядом с собой в ванну. Но мальчик тут же обвил ногами его талию, положил руки на плечи и посмотрел в лицо. Гангстер улыбнулся, и Фриц вдруг разглядел, что улыбка у него слегка печальная, как у людей, которые улыбаются мало и редко. Маэдрос крепко и нежно держал его на руках, пальцы поглаживали бедра мальчика, он просто стоял, молчал и смотрел на него. А Фриц вглядывался в продолговатое красивое лицо, обрамленное свернувшимися от влаги в совсем тугие кольца рыжими кудрями, в синие ирландские глаза под почему-то совершенно черными бровями и ему очень нравилось то, что он видел. «Может, у нас что-нибудь получится? — вдруг совсем непохоже на себя с замиранием сердца подумал Фриц, — Может, мне удастся привязать его к себе надолго? Мне бы так этого хотелось…» Но вслух, естественно, этого не сказал. Он просто нагнулся к губам Маэдроса и без всякой агрессии и напора, а, напротив, очень нежно раздвинул их языком. Он видел, как Маэдрос прикрыл глаза от удовольствия, и стал горячо целовать его. Маленькие зубки Фрица покусывали губы и язык гангстера, тот отвечал, сильней лаская его бедра.

— Как я тебя хочу, — вдруг глухо проговорил Маэдрос, оторвавшись от его рта. Фриц уже было совсем собрался отпустить колкость, но язык произнес совсем другое.

— Я тоже тебя хочу, милый, — пробормотал мальчик, утыкаясь носом в рыжие кудри, и поцеловал мужчину в ухо. Забрался в него языком, жадно, с уже нарастающим желанием, и Маэдрос застонал. Фриц вернулся к губам партнера, продолжая цепляться ногами за его талию, сполз чуть ниже и ощутил ягодицами твердую плоть мужчины, тот застонал еще громче, и ноги у него подкосились. Они погрузились в воду с головой, не прекращая поцелуя, и вынырнули только тогда, когда уже не могли дышать. Переведя дыхание, Маэдрос вдруг засмеялся, глядя на мокрое лицо Фрица с прилипшими ко лбу прядями. Он был так счастлив, что мальчик с ним, он почти дышать не мог от счастья. Фриц засмеялся тоже, пальцы его сжали крепкие плечи Маэдроса, он, хохоча, откидывал назад голову, и гангстер вдруг принялся целовать его шею и влажные плечи.

— Какой ты красивый, — прошептал он. — Самый красивый из всех.

Фриц перестал смеяться, по-прежнему закидывая назад голову, он закусил губу, глаза его сузились, ему хотелось, чтобы Маэдрос сказал еще что-нибудь, чтобы подтвердил, что да, Фриц — самый лучший для него. Он отчаянно желал этих объятий и поцелуев, всем телом и душой, мальчику было в первый раз в жизни все равно, победит он или потерпит поражение. Победитель или побежденный, он все равно получал все.

Маэдрос нежно провел губами по его груди, его ладони обхватили округлые ягодицы мальчика и принялись их ласкать. Фриц запустил пальцы в волосы ирландца, он терся об него, и тот ощутил, насколько напряжено легкое тело.

— Пойдем в постель или здесь останемся? — задыхаясь, спросил гангстер.

— Здесь, — ответил Фриц, ерзая в его руках, чтобы получше устроиться в больших ладонях гангстера. — Мы еще все успеем. Давай, мне нравится, когда ты так делаешь.

Мужчине тоже хотелось услышать что-нибудь от мальчика, хотя бы признание того, что ему хорошо с ним. Но он понимал, что Фриц легче съест живую лягушку, чем сознается, что кем-то увлечен. Так что он продолжал ласкать его, сдерживая собственное нетерпение.

Фриц слабо постанывал, откидываясь назад, он чувствовал себя легким и совершенно счастливым в руках Маэдроса. Вода приятно согревала его и без того пылающее тело, сейчас ему хотелось только одного — чтобы этот человек, которого он еще недавно так ненавидел, ласкал и любил его. Маэдрос вдруг взял его за талию, оторвал от себя и приподнял. Посмотрел снизу вверх в блаженное лицо Фрица, он держал его легко, как пушинку, и мальчик подумал, что этот человек действительно очень силен.

— Фриц, — тихо сказал он, — Фриц, ты мне очень нравишься.

У мальчишки вдруг сильно закружилась голова от радости. Как будто он не знал этого, как будто слова Маэдроса были для него откровением. Гангстер прижался лицом к плоскому животу Фрица, тот запустил руки в его волосы.

— Ты мне тоже. Очень, — и тут Фриц сказал такое, чего никогда не рассчитывал говорить, а уж Маэдросу и подавно:

— Прости меня за то, что я тебе наговорил. Я просто свинья.

Маэдрос издал какой-то странный звук вроде всхлипа, его губы на миг прижались к животу Фрица, потом он опустил мальчика в воду и сказал:

— Ты тоже прости меня. Я очень ревновал.

— Я знаю, — засмеялся тот, — я и хотел, чтобы ты ревновал. Ты мне так и не позвонил.

— Ты мне тоже. — Они смеялись, глядя друг на друга, потом Фриц вдруг стал серьезным и, обхватив руками шею мужчины, проговорил тихо:

— Давай. Я хочу этого.

Маэдрос быстро перевернул его спиной к себе и заставил всем телом навалиться на бортик ванны.

Некоторое время он только касался вставшим членом ягодиц мальчика, тот старался потереться об него и тихонько постанывал. Рука Маэдроса оказалась между ног Фрица и ласкала его, мальчик то сжимал, то шире раздвигал бедра, чтобы получить как можно больше удовольствия от этих ласк. Они действовали в полном согласии друг с другом, Фрицу очень нравилось все длить и длить возбуждение, а прикосновения Маэдроса сводили его с ума. Наконец гангстер завелся окончательно и толчком ввел в мальчика член. Тот сладострастно вздохнул и стал двигаться под ним. Руки Маэдроса лежали на бедрах Фрица, он смотрел, как ходят ходуном лопатки под гладкой кожей, как Фриц прогибается в пояснице, стараясь сильней надеться на плоть любовника, и думал в каком-то сладостном тумане: «Как же он крутит задницей, Боже мой, какое тело… Я не должен об этом думать, а то я сейчас кончу». Его страшно заводило зрелище возбужденных движений Фрица и его хриплые стоны.

Когда все закончилось, Маэдрос взял мальчика на руки, завернув его в большое полотенце, и понес в спальню. Он был полностью готов продолжать.

Уложив Фрица на меховое покрывало и выдернув из под него полотенце, Маэдрос встал рядом с ним на колени и стал смотреть на него. Фриц лежал, закинув руки за голову, его тело было расслабленным, но мужчина видел, какие сильные мышцы под гладкой кожей, как отточена каждая линия этого нежного тела. Голубые глаза мальчишки были полузакрыты, ноздри чуть раздувались, ему нравилось выражение почти благоговейного восхищения на лице Маэдроса. Ирландец выглядел так, как будто полностью забыл себя и погрузился в созерцание. Тонкая талия, длинные ноги, узкие бедра, чистый разворот плеч, стройная шея, кожа, загорелая до бледно-золотистого цвета — Фриц лежал на мягком белом меху, как жемчужина в раковине. Маэдрос нежно, почти робко, провел ладонью по его гладкому животу, на ощупь он был, как бархат.

— Ты — просто чудо какое-то, — пролепетал он не своим голосом. Губы Фрица тронула улыбка.

— Поцелуй меня, — попросил он нежно. — Я хочу, что бы ты меня целовал. Всего. И очень долго. Я хочу принадлежать тебе целиком.

Утром Фриц приехал домой в каком-то блаженном оцепенении. Он за всю ночь не сомкнул глаз, но ему совершенно не хотелось спать. Он был переполнен страстью, любовью и нежностью, он просто задыхался. Сейчас наследник Вильгельма хотел только одного — сделать Маэдросу что-нибудь такое хорошее, чтобы тот понял, как он дорог мальчику. За всю ночь Маэдрос ничем не обидел его и не задел его самолюбия. Фриц пару раз срывался и говорил колкости, которые вылетали из его рта уже непроизвольно. И каждый раз он сжимался от ужаса, что они опять начнут ссориться и все кончится разрывом, но Маэдрос только гладил его по белокурым волосам и улыбался. Его синие глаза сияли любовью, и у Фрица дыхание перехватывало от мысли, что они сияют только для него. Он призвал на помощь всю свою волю, чтобы не начать признаваться Маэдросу в любви. Фриц был уверен, что этим признанием роман не начинается, а заканчивается. Он сам уже прекрасно понимал, что бесповоротно влюбился в рыжеволосого гангстера и деваться ему некуда. Это было первое настолько серьезное чувство в его жизни. Вопреки обыкновению, Фрица занимал уже даже не сам секс. Близость с Маэдросом, его ласки, поцелуи, прикосновения, все это было для распущенного мальчишки настоящим откровением. Он и не знал, что можно сгорать от наслаждения от одного робкого прикосновения руки. Когда Фриц вспомнил, как гангстер, сходя с ума от нежности, целовал его маленькие ножки, сердце так заколотилось в горле у юноши, что он чуть не направил свой «порш» в столб. Он попытался пристыдить себя. «Тебя просто трахнули как следует, и ты уже размяк. Подумаешь, таких мужиков пруд пруди». И тут же засмеялся от глупой надуманности этих слов. Маэдрос был один. Он был единственный. Фриц собирался сделать все, чтобы удержать его при себе.

Едва он подъехал к дому, как, подбежавший охранник сказал ему, что отец требует немедленно подняться к нему. Фриц пожал плечами и помчался наверх. Ничего дурного он не подозревал, думая, что отцу, наверное, пришло в голову поручить ему какое-нибудь спешное дело. Времена яростного озлобления между отцом и сыном давно миновали.

Вильгельм взмахом руки отослал сиделку и велел сыну сесть. Руку для поцелуя он ему не предложил, что само по себе было дурным признаком. Фриц спокойно сидел в кресле напротив отцовского, гадая, что же так разозлило старика. А то, что Вильгельм был раздражен, не вызывало сомнений. Глаза его горели бешеным огнем, он сжимал подлокотники кресла. Фриц всем телом чувствовал, как рвется наружу неукротимая энергия старика, запертая в немощном теле.

Однако когда Вильгельм заговорил, голос его не выдавал настроения, нужно было очень хорошо знать старика, чтоб почувствовать неладное.

— Тебя видели с этим недоноском, Маэдросом, — начал он.

Фриц молча смотрел на отца, ожидая, что будет дальше. Честно говоря, он хотел бы как можно дольше сохранить в тайне свой роман, прекрасно понимая, что отец изо всех сил постарается прервать его.

— Что ты молчишь? — немедленно взорвался Вильгельм. — Или мне сказали неправду?

— Нет, отец, это правда, — спокойно ответил Фриц, — я действительно сейчас много времени провожу с Маэдросом.

Услышав эти слова, старый гангстер в изнеможении откинулся на спинку кресла, некоторое время он молча смотрел в потолок, пытаясь подобрать слова:

— Так, — сказал он наконец, — ты, значит, влюблен, или как это там у вас называется?

— Да, отец.

— Щенок, и ты так спокойно мне это говоришь! Да знаешь ли ты, сколько лет мы враждуем с кланом Маэдроса, тебя еще не было на свете, когда мои люди устраивали перестрелки с людьми его отца. Я не собираюсь рисковать собой, своим делом и своими людьми ради твоей прихоти. Если ты хочешь встречаться с ним, то не будь моим сыном.

— Хорошо, — просто ответил Фриц.

Это были ужасные слова, и он не представлял, как бы стал исполнять их, как бы ушел из родного дома, из семьи, из обеспеченной жизни.

Он поднялся и направился к выходу.

— Вернись! — остановил его окрик отца.

Фриц покорно вернулся с оттенком облегчения в душе.

— Ты думаешь, что я позволю тебе наделать глупостей ради минутного щенячьего каприза? Я не знал, что ты такой дурак, Фриц, а я-то считал тебя самым умным из моих сыновей. Никуда ты не пойдешь. Ты вообще не выйдешь из дома до тех пор, пока я не убежусь, что эта дурацкая прихоть покинула тебя.

— Я должен понимать это как приказ, отец? — спросил Фриц.

— Да, я распоряжусь не выпускать тебя из твоих комнат и отключить телефон. И попробуй только попытаться удрать.

От гнева Фриц перестал различать цвета — как это, его, словно мальчишку, запирают в доме, не слишком ли много берет на себя отец, так вольно распоряжаясь его судьбой? Но Фриц был слишком воспитан, чтоб открыто показать старшему свое раздражение, он только позволил себе сказать:

— Не думайте, что после этого я разлюблю Маэдроса. Вы сохраняете власть над моим телом, но не над душой.

— Неужели ты не понимаешь, мальчик… — покачал головой старик, и в голосе его слышался уже не гнев, а горечь. — Я его знаю давно, он молод, но он хитрый лис. — К слову сказать, «Лис» было прозвищем Маэдроса уже довольно давно. — Он просто использует тебя. Хочет взять нас если не силой, то хитростью. Ты в него влюбился, как дурак, а он смеется над тобой. Ты все думаешь, что можешь делать с мужчинами все, что захочешь, но его тебе не переделать. У него нет сердца.

«Нет, это неправда!» — захотелось закричать мальчику, эти слова жгли его, как кислота, но он промолчал.

— Я запру тебя ради твоего же блага, — словно самому себе сказал отец. — Иди.

Запертый у себя в комнате Фриц метался, как зверь по клетке. Ярость и страх терзали его. Может быть, отец был и прав, хотя Фриц был уверен, что ирландец любит его, и знал, что один взгляд возлюбленного рассеет его сомнения. Маэдрос ни разу не сказал ему о любви, и именно это еще больше убеждало Фрица в неправоте Вильгельма. Если бы эти чувства были неискренними, признание бы ничего не стоило. Но все равно, он должен был увидеть его, услышать его голос. Наконец Фриц вышел в смежную комнату. В кресле сидел охранник. Это был Курт, Фриц отлично его знал и даже с ним спал. Причем это предложение исходило именно от Курта. Он пять лет сидел в тюрьме и принципиально интересовался только мальчиками. Юноша вздохнул с облегчением, Курт был хороший парень, у них всегда были отличные отношения. Фриц присел на корточки рядом с креслом и сказал, придав своему голосу самую нежную и умоляющую интонацию:

— Милый, мне очень нужно позвонить.

Курт усмехнулся. Ему совершенно не нравилось, что мальчишку заперли, но он боялся Вильгельма. С другой стороны, Вильгельм тоже не вечен и Фриц будет боссом после него, а он не забывает добра, в этом гангстер уже убедился.

— Держи, — сказал он, оглянувшись, и протянул Фрицу мобильник. — Две минуты и тихо.

— Спасибо, — Фриц дрожащей рукой схватил телефон.

Быстро набрал номер и почти тут же услышал знакомый голос:

— Да.

— Это я.

— Здравствуй. Ты где? — Фриц почувствовал, как голос Маэдроса ослабел от счастья, и подумал, что подделать это нельзя.

— Молчи и слушай. Меня заперли. Отец не хочет, чтобы мы встречались. Ради Бога, будь осторожен…

Тут в коридоре послышались шаги, и Фриц захлопнул аппарат.

Маэдрос сидел на кровати, сжимая в руке теплую трубку, и лихорадочно думал. Он не был склонен к истерикам и переживаниям, когда на пути ирландца встречалось препятствие, он сразу начинал думать, как его преодолеть. Если он и был Лис, то такой, который, попав в капкан, отгрызет себе лапу, но выберется. Благодаря этому он и преуспевал в делах. Подумав еще некоторое время, а ему все время слышался отчаянный голос мальчика и при мысли, что Вильгельм как-то обидел его любимого, кровь вскипала в жилах вспыльчивого ирландца, он набрал номер и стал ждать.

Наконец он услышал голос, сухо сообщивший, что это резиденция Анджелини. Маэдрос назвал себя и попросил Мелькора.

— Да, слушаю, — раздался через минуту в трубке уверенный голос.

— Это я, Лис.

— Привет, — Мелькор был рад его слышать, они дружили втроем с Гором довольно давно, и если сейчас встречались реже, то из-за занятости, а не по каким-то другим причинам. — Что-то случилось?

— Ага, — Маэдрос коротко изложил, Мелькор присвистнул.

— Мне нужна твоя помощь. Я хочу забрать его оттуда, но не доверяю своим людям. Думаю, кто-то меня кинул.

— Хорошо. Мы поможем тебе. Давай, приезжай к нам, — и тут голос Мела стал веселым, но это было веселье особого рода. Мало кто, услышав эту интонацию, почувствовал бы себя в безопасности. — Поохотимся, как в старые добрые времена.

Тейлор сидел дома, готовил ужин, когда в двери повернулся ключ. Через секунду на кухне появились Гор, Мелькор и какой-то незнакомый рыжий высокий парень.

— Бельчонок, как вкусно пахнет, — сказал Гор, чмокая его в губы. Роджер терпеть не мог нежностей на людях и дал ему локтем в бок.

— Познакомься, это Маэдрос, он же Лис, — Гортхауэр нисколько не смутился. — А это Роджер.

— Очень приятно, — рыжий улыбнулся, у него были ровные белые зубы и приятная улыбка, но все же было видно, как он нервничает.

— Родж, мы сейчас заберем кое-что и уйдем. Я вернусь поздно.

— Постойте, хоть поешьте, Мел, ну ты чего, еда готова.

Тейлору удалось усадить компанию за стол в кухне, и, словно боясь, что они вот-вот сорвутся с места, ударник тут же заставил их мисками, полными мясного рагу, и тарелочками с закусками из корейского ресторана. Гангстеры в молчании поглощали еду, и это было своеобразным комплиментом готовке Тейлора. Рагу и в самом деле получилось отменное — сочное, пряное, в меру острое.

— Молодец, бельчонок, — с набитым ртом промямлил Гортхауэр. Тейлор горделиво усмехнулся. Маэдрос машинально отправлял в рот полные вилки рагу, но вкуса не чувствовал. Мысли его витали над особняком Вильгельма. Если бы кто-нибудь взял на себя труд как следует порыться в его голове, то обнаружилось бы, что Маэдрос так сильно желает выкрасть Фрица не только для того, чтоб ничто не стояло между ним и его любовью, но и для того, чтоб как следует позлить старика Вильгельма. Красноречивые шрамы на спине Фрица он уже успел обнаружить, но, поскольку мальчик не хотел разговаривать об этом и, похоже, давно простил отцу, Маэдрос тоже не поднимал эту тему. Но теперь еще меньше любил Вильгельма, чем в те дни, когда они были еще противниками в борьбе за территории. Ему казалось, и вполне обоснованно, что именно жестокому воспитанию отца Фриц обязан колючестью и несдержанностью своего характера. В общем, Маэдрос выходил на тропу войны и намерен был во что бы то ни стало выкрасть сегодня Фрица. От мысли, как вытянется лицо Вильгельма, когда он обо всем узнает, ему стало весело.

— Кончайте, ребята, — добродушно бросил он. — Пора.

Тейлор проводил их до двери, он все время заглядывал в глаза Гортхауэру, надеясь, что приятель смилостивится и возьмет его с собой. Роджеру казалось, что гангстера во всех его операциях подстерегают ужасные опасности, которые способно уничтожить одно присутствие Роджера.

А потом его пугало то, как они выглядели. Они были веселы и возбуждены, переглядывались азартно и выглядели так, как будто им было лет по восемнадцать. Мальчишки, играющие в казаков-разбойников. Море по колено.

Роджер со вздохом закрыл дверь и принялся ждать.

Поговорив по телефону, Фриц лежал на своей кровати, принадлежавшей некогда Людовику XV, и смотрел в потолок. После того, как он бросил телефон на колени Курту и юркнул в комнату, туда вошел слуга с передвижным столиком, на котором был сервирован обед. Фриц, не сдержавшись, сорвал на слуге раздражение, злобно выставив его. Еда его, против обыкновения, не заинтересовала, хотя обычно он уделял этой стороне жизни не меньшее внимание, чем любви.

Он пинком откатил столик в угол и с разбегу прыгнул на кровать. Оставалось только ждать действий Маэдроса. В том, что он тут же ринется выручать Фрица, мальчик не сомневался. Гораздо больше его занимали сейчас последние слова отца. Вильгельм, сам того не подозревая, бил по уязвимым точкам. Больше всего на свете Фриц ненавидел состояние зависимости, и мысль о том, что его и в самом деле могут использовать, а потом выбросить, как испорченную игрушку, не давала ему покоя. Он мысленно пробежал все встречи с Маэдросом, его слова, взгляды, которые он кидал на Фрица, и еще раз убедился, что если гангстер и разыгрывает влюбленность, то он выдающийся актер. Фрицу бы это не удалось.

Спать хотелось страшно. Фриц принял холодную ванну, чтобы немного взбодриться. Потом походил по комнате, завернувшись в кимоно, попытался читать, но не мог. Тогда он разделся догола и лег в постель.

Он полежал еще немного, вспоминая Маэдроса, но Фриц не спал ночь и страшно издергался, было уже часов шесть вечера, и он незаметно для себя заснул.

Черный «мерседес» затормозил глухой ночью в квартале от дома Гогенцоллернов. Гор раздал всем черные вязаные шапочки, которые надевают террористы и которые он сам называл «намордниками», и они вылезли из машины.

— Только без шума, — предупредил Маэдрос. — Мы должны сделать все так, чтобы никто не заметил. Никакой стрельбы.

— Есть, босс, — немедленно откликнулся Мел.

Особняк был по периметру окружен оградой, поставленной на сигнализацию. В будке у ворот сидел охранник. Подойдя к воротам, Гор остановил жестом Мела и Маэдроса и достал из кармана маленький черный пульт.

— Сейчас будет фокус, — сказал он тихо, направил пульт в сторону небольшого переговорника на воротах и нажал. Ворота плавно отъехали в сторону. Маэдрос посмотрел на Гортхауэра с уважением. Он знал, что у того ученая степень по физике и что его, когда он был студентом, предлагали оставить в Университете, а еще работать на правительство. У Гора был патент на несколько оборонных изобретений, но обычно он ими он делился только с Мелом.

Охранник увидел, что ворота открылись, и решил, что кто-то из задержавшихся обитателей дома воспользовался дистанционным управлением. Скорее всего, Август, который до утра торчал в клубах со стриптизом. Он поделился этими соображениями с напарником и вышел встретить сына хозяина. Однако никакой машины не обнаружил, собрался было крикнуть, что механизм заело, как из темноты выступила высокая фигура в черном, и Мелькор со всей силы заехал ему рукояткой пистолета в основание черепа. Охранник осел в траву. Его напарник высунулся из будки, чтобы посмотреть, куда делся приятель, и тоже получил привет от Мела.

— Готово, — прошептал гангстер своим товарищам. — Лис, ты не знаешь, они обходят дом?

— Скорее всего. Должны. — Они стояли под деревьями в темноте, дом был черен, светилось только окно на первом этаже, где сидела охрана.

— Ясно. Гор, разберись с замком и сигнализацией, а мы снимем остальных.

Пока Гор возился на крыльце, а его когда-то учил обращению с замками старый и очень опасный медвежатник, друг Ангела, Маэдрос и Мелькор обошли дом. Маэдросу на пути попался охранник с автоматом, он курил, прислонившись к дереву. Ирландец зашел ему за спину и обхватил левой, более сильной рукой за шею. Через секунду тот перестал дышать и обмяк. Маэдрос разрядил автомат и для спокойствия врезал парню по голове прикладом. Мел тоже встретил на своем пути охранника. Тот успел увидеть только выступившую из кустов фигуру, потом перед его глазами вспыхнул целый сноп искр, а очнулся он наутро в больнице со сломанной челюстью. Встретившись на задней стороне дома, они совершили еще один обход, а Гортхауэр к этому времени уже справился с замком и отключил сигнализацию. Они вошли в дом. Трое ребят, вооруженных до зубов, сидели в небольшой застекленной комнатке и играли в покер. Перед ними находился ряд мониторов, но на них никто не обращал внимания.

Мел, Гор и Маэдрос некоторое время разглядывали их, стоя за приоткрытой дверью.

— Надо их вырубить. Мало ли что, — тихо сказал Маэдрос.

— Сейчас сделаем.

— О да, — закатил глаза Мел. — Гор — великий химик.

На плече у Гортхауэра висела небольшая спортивная сумка, он достал из нее три маленьких респиратора и тонкую трубочку с кольцом. Дернул за кольцо и бросил ее на пол. Ничего не произошло. Но через пару минут один из охранников дернулся, закатил глаза и свалился со стула. Второй попытался доползти до пульта, но не дотянул. Третий тоже отрубился, и они спокойно вошли в холл.

— Ты знаешь, где его комната?

— Да, на первом этаже в левом крыле.

— Тогда иди за ним, а мы покараулим.

Гор достал из своей чудесной сумки небольшой пакетик.

— Встретишь кого-нибудь, предложи понюхать, — подмигнул он Маэдросу. — Парень проснется через двенадцать часов, бодрый и полный жизни.

Комнаты Фрица Маэдрос нашел сразу. В маленьком предбанничке спал охранник, положив на колени тяжелый «калаш». Маэдрос подошел к нему, ступая беззвучно, и прижал к его носу пакетик. Парень всхрапнул, вздрогнул и затих. Ирландец приоткрыл дверь и некоторое время стоял, привыкая к темноте. Потом он подошел к широкой кровати, на которой под одеялом скорчился Фриц, и нагнулся к нему.

Фриц сквозь сон почувствовал, как горячие руки вынимают его из-под одеяла. Он тут же открыл глаза.

— Кто здесь? — шепнул он, хотя уже наверное знал, кто.

— Это я, Фриц. Просыпайся.

— Ты?

— Да, вставай.

Он держал мальчика за плечи и смотрел на него, но Фриц не видел его лица, только блестящие глаза.

Он не стал ничего спрашивать, вскочил, натянул на себя джинсы и майку.

— Возьми с собой самое нужное. Свет не зажигай.

Фриц наощупь вытащил из маленького сейфа в стене документы и чековую книжку, подумал и прихватил фотографию Вильгельмины, которая всегда стояла на его столе.

— Я готов.

— Пошли.

Увидев Курта, который без признаков жизни валялся в кресле, Фриц обеспокоенно спросил:

— Что с ним?

— Жив, не волнуйся. Мы никого не убивали, если только Мел со всей дури кого-нибудь не пришиб.

— Мелькор с тобой?

— Ага, и Гортхауэр.

Они вышли в холл, и Гортхауэр, поджидавший у входа в коридор, торопливо протянул Фрицу респиратор.

— Держи, эта чертова штука, может, уже выветрилась, а если нет, то она бьет хуже «черемухи».

Оказавшись на воздухе, они вздохнули свободней. Через несколько минут, залезая в машину, Фриц еще раз оглянулся на свой дом, в котором он вырос, и подумал, что ни о чем не жалеет.

Гор сел за руль, и «мерседес» тронулся с места. Мелькор шумно и облегченно вздохнул. Маэдрос обнял Фрица за плечи и задал вопрос, который мучил его весь день:

— Он тебя бил?

— Пальцем не тронул, — Фриц облегченно прижался к возлюбленному, с удивлением чувствуя, как от его близости все сомнения выветриваются из его головы.

Мелькор, Манвэ и Гортхауэр занимались делами. Мел сидел за письменным столом над пачкой бумаг, предназначенных в налоговую инспекцию. Манвэ стоял на коленях на стуле, опершись животом о стол, и водил пальцам по строчкам, объясняя своему другу, почему это все никуда не годится. Гор сидел в кресле с сигаретой и просматривал список того, что они собирались перевести на более-менее легальные рельсы.

— Мелько, твой прошлый юрист просто идиот, — втолковывал адвокат возлюбленному. — Ты мог бы сэкономить гораздо больше. Смотри сюда.

Мелькор кивал головой и сосредотачивался.

Они придумывали, как бы сократить сумму налогов, поскольку даже легальное состояние Мелькора было порядочным и правительство хапало от него большой кусок. Потом Мелькору постоянно приходилось обосновывать, откуда у него берутся еще деньги.

Дверь приоткрылась, и вошел Бартоломео, доверенный помощник Мелькора и Гора.

— Мел, тебя к телефону.

На его лице было несколько осторожное выражение.

— Кто? — спросил Мелькор, не поднимая головы от бумаг.

— Вильгельм Гогенцоллерн.

— Да ну? — изумился Гортхауэр. — Барт, это он сам, лично?

— Ну да.

Мелькор взял трубку. Некоторое время он слушал, потом сказал:

— Если это так важно, то я приеду. Один? Нет. Нет. Да. Хорошо. Через час.

Через час Мелькор и Гортхауэр сидели в кабинете Вильгельма. Гортхауэр как младший молчал и наблюдал за разговором.

Мелькор сидел в кресле, положив ногу на ногу, но в его позе не было ничего вызывающего, наоборот, на его лице читалось уважение к хозяину. Сын Анджелини знал, как себя вести. Вильгельм в накинутом на плечи, несмотря на теплую погоду, теплом шерстяном кардигане, был мрачен, и его острые, выцветшие до светлой голубизны глаза сверлили собеседника.

— Ты мне должен помочь, Мел, — говорил он, — во имя той дружбы, которая связывала твоего отца и меня. Ты должен найти моего мальчика. Ты ведь дружишь с этим ублюдком.

— Вы имеете в виду Маэдроса? — вежливо спросил Мелькор.

— Не придуривайся. Ты отлично знаешь, кого я имею в виду. Маэдрос, этот рыжий ирландский ублюдок, украл моего парня. Никогда не знал, что произведу на свет не мужчину, а паршивую девчонку.

— Вы несправедливы к своему сыну, Вильгельм, — осторожно заметил Мел. — Фриц деловой человек и отлично ведет бизнес.

— Да, когда дело не доходит до мужиков. Почему молчит твой дружок? Я слышал, что он очень умный, пусть скажет нам что-нибудь.

Гор вопросительно посмотрел на Мелькора, тот кивнул.

— Я понимаю ваши чувства, сэр. — начал итальянец. — Но мне кажется, что деловые люди предаются эмоциям только тогда, когда это не мешает их делам.

— Разумно, — проворчал Вильгельм.

— Так вот я и говорю. Если вы уверены, что именно Маэдрос похитил вашего сына, а ваш сын на это согласился, то вместо того, чтобы объявлять им войну, не лучше ли поговорить с ними? В конце концов, вы говорите, что Фриц влюблен, потерял голову и не видит, что Маэдрос пытается использовать его. Но вы-то не влюблены и голову не потеряли, а проницательностью вас Бог не обидел. Поговорите с Лисом, может быть, все не так плохо и, наоборот, вы сможете держать его на крючке, используя его привязанность. Маэдрос умен, опытен, если его семья будет сотрудничать с вашей, от этого вам будет только выгода. И Фриц вернется.

На протяжении этой речи Мелькор глядел на приятеля все одобрительней, а старый Вильгельм то хмурился, то на его лице появлялось задумчивое выражение.

— Болтаешь ты складно, — наконец буркнул он. — Но даже если я и захочу его увидеть, он же не поедет ко мне, и будет прав.

— Ну почему, — Гор позволил себе вежливо улыбнуться. — Мы можем сопровождать его. Это будет гарантией.

Когда они вышли от старика, Мелькор так хлопнул Гортхауэра по плечу, что тот пошатнулся.

— Здорово. Молодчина. Надо звонить Лису. Если он поведет себя по-умному и не будет артачиться, все устроится.

— Ага, только если ты меня еще раз так одобришь, то вышибешь мне последние мозги.