Ах, карнавал!..

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Ее сердце сильно забилось, но от радости или страха?

Джино здесь, перед ней.

Выглядел он точно так же, как в прошлом году на Карнавале, — черный костюм, маска, которая скрывает половину лица. Она замерла, когда он подошел еще ближе.

— Рут, что случилось? — спросил он голосом Пьетро.

Она ахнула и, закрыв рот рукой, прислонилась к стене.

— Ты! — воскликнула она.

— А кто же? — Пьетро всмотрелся в ее лицо. — О ком ты подумала?

— О Джино. Он был в таком же костюме на Карнавале в прошлом году. Я вдруг подумала…

— Понятно. Так и знал, что он брал его для того, чтобы пустить пыль в глаза. — И Пьетро указал на геральдический крест из герба Банелли на рукавах. — Он любит производить впечатление на девушек. Это часть его личности. Прости, я не хотел напугать тебя.

— Это ты меня прости, глупо с моей стороны было так реагировать. Просто недавно я вспоминала о нем и о прошлогоднем Карнавале, на котором мы были с ним вместе. Оказывается, это коварный праздник. Под маской люди скрывают свою истинную сущность.

— Наверное, его дух отчасти присутствует в каждом жителе Венеции. Пока на тебе чья-то личина, твое истинное лицо никто не видит… — Тон его был грустным.

— Значит, пока на тебе маска, то можно делать все, о чем только мечтаешь, — не приняв во внимание его пессимизм, бодро проговорила она.

— Да, праздник таков, — согласился он с ней.

Она закружилась на месте, так что ее юбки разлетелись.

— Подойдет?

— Ты будешь королевой бала.

— Только Серафине не говори.

Пьетро рассмеялся. Однако его разбирала злость на Джино. Ему было больно увидеть лицо Рут в тот самый момент, когда он несколько минут назад попался ей на глаза в этом костюме и маске. Она была ошеломлена так, что еле удержалась на ногах и вынуждена была прислониться к стене, чтобы не упасть.

Да, Рут быстро пришла в себя и даже смеялась, как всегда. Но он сразу понял: ей хотелось увидеть Джино.

И это кольнуло его в сердце.

Впрочем, долго думать об этом не было времени. Во дворец начали собираться люди, купившие билет на бал-маскарад. Пьетро медленно спустился вниз, где Франко под руку с Серафимой встречали гостей, точно хозяева палаццо. Увидев Пьетро, Серафина тут же оставила своего барона, и поспешила к нему.

— Ты пригласишь меня на первый танец? — по-кошачьи выгнувшись, кокетливым тоном проговорила она.

Франко, увидев, что остался один, подошел к Рут и с галантным поклоном произнес:

— Дорогая леди, не узнаю вас в этой маске, но наверняка вы прекрасны.

Рут поняла, что ее не узнали, сделала реверанс и приняла его руку. Пьетро тяжело вздохнул и, смирившись с неизбежным, пригласил на танец Серафину.

Обе пары сошли вниз по ступеням огромной дворцовой лестницы в сверкающий огнями бальный зал, полный гостей, разодетых в яркие карнавальные костюмы. Среди них было несколько арлекинов. Но большинство мужчин были в камзолах, а дамы — в кринолинах, многие — и те и другие — в тщательно уложенных париках.

Рут радовалась, что Пьетро не надел эту башню из напудренных белых волос и тем самым не испортил свой великолепный мужественный облик.

Не успели они сойти с последней ступеньки, как их тут же ослепили вспышки фотокамер: Серафина все-таки пригласила репортеров. Теперь понятно, почему она прицепилась к Пьетро.

Музыка закружила людей в танце, Пьетро поклонился и пригласил даму на вальс. Франко и Рут последовали за ними, как и все остальные.

Девушка обнаружила, что новая роль прекрасной незнакомки начинает ей нравиться. После первого танца ее стали приглашать другие мужчины, с которыми она могла свободно, легко и весело флиртовать в духе Карнавала.

— Когда же настанет моя очередь? — тихо спросил Пьетро, когда они оказались рядом.

— Когда граф исполнит свой долг хозяина дворца, — ответила она ему в тон.

— Ты должна похитить меня у злой Серафины и ее сестер с этого бала.

— А разве Золушке разрешено появиться на балу и наслаждаться им?

— Уверен. Как только с бала исчезнешь ты, исчезну и я, знай это.

— Но до этого я бы хотела насладиться балом во всей его красе.

И с этими словами, воспользовавшись моментом, когда он совершал поворот в танце, она скользнула мимо него, и вместо ее руки он схватил воздух.

— Осторожней… — начал Пьетро, но рядом уже никого не было.

На длинных столах, сервированных тонким китайским фарфором и фамильным венецианским хрусталем, был накрыт роскошный ужин. Во главе застолья в роли гостеприимного хозяина восседал Пьетро, однако глазами он то и дело старался отыскать Рут. Она растворилась среди гостей, бродивших по дворцу. Пьетро замечал, как ее белое платье мелькает то здесь, то там.

Неожиданно он увидел Тони. Бедный пес с несчастным видом стоял в дверях и высматривал хозяина в толпе.

Наверное, лохматый бедолага выскользнул из комнаты, когда Мина отвлеклась. Надо побыстрее увести его отсюда, и Пьетро, извинившись перед гостями, поднялся из-за стола.

Но когда он вышел в коридор, то собаки нигде не увидел.

Вдруг откуда-то со стороны до него донесся такой знакомый голос:

— Идем же, идем, дорогой. Я тебя жду.

Словно завороженный, Пьетро последовал на его звук.

— Сюда, милый.

Коридор вывел в другой коридор, более узкий, в котором было уже меньше народу. Пьетро пошел дальше, гадая, кого же зовет за собой Рут.

— Идем же, идем…

Когда на него повеяло уличной свежестью, Пьетро понял, откуда идет этот голос. Во внутреннем дворе палаццо был небольшой сад, к которому вела длинная лестница. Внизу нее Пьетро увидел женскую фигуру в белом платье. Это была Рут — и в то же время будто и не она: какая-то новая, таинственная и загадочная. Это ощущение усиливала маска в пол-лица. Незнакомка подзывала Тони, который осторожно спускался вниз по ступенькам.

— Бедняжка, — жалея собаку, мелодично проговорила она, — все позабыли в этой суматохе, что тебе надо на прогулку. И ждать ты не можешь, правда? Идем же, здесь тоже улица, а я тебя покараулю, не бойся.

Пьетро спрятался в тени, наблюдая за собакой и дамой в белом платье.

Пьетро смотрел на нее в полном недоумении. Она покинула бальный зал, мужчин, очарованных ею, ради… собаки? Казалось, Тони занимал все ее внимание.

— Идем же, — сказала она наконец. — Я отведу тебя спать… О, Мина, ты здесь.

Домработница появилась откуда-то из-под арки, которая окружала сад, и взяла на себя заботу о собаке.

— Ох, простите, я за ним не уследила, — виновато проговорила она.

— Ничего, теперь уже все в порядке.

Мина ушла, забрав с собой Тони, и Пьетро ждал, что Рут поднимется по ступенькам. Но нет. Она прислонилась к стене и устремила взгляд на звездное небо. Пьетро заметил улыбку на ее лице. Любопытно, кому же она предназначалась? Кто занимал мысли этой девушки?

Поправив свою маску, он тихо спустился вниз и очутился рядом с ней. Услышав движение, она резко развернулась, и ее глаза оказались перед его глазами.

— Это всего лишь я, — произнес он. — Мне просто стало интересно, отчего сбежала женщина, которая очаровала всех мужчин бала.

Она тихо вздохнула, но тут же поддела его в ответ:

— А почему же хозяин дворца поспешно покинул своих гостей?

— Он отправился за ней.

— А может, она всего лишь хотела остаться одна, — уклончиво ответила Рут.

— Это неправильное желание. Такой красавице не следует быть одной.

— Но, может, под маской вовсе не такая уж красавица? Откуда он знает?

— Не обязательно видеть лицо, если известно, какое у нее доброе, любящее сердце.

— Это, конечно, любезно с вашей стороны, но какое это имеет отношение к красоте?

— Это единственное, что достойно называться истинной красотой, — сказал он.

Она явно была смущена, но быстро нашлась:

— Какой неподходящий для бала-маскарада разговор!

— Вот уж действительно. Наверное, надо флиртовать и смеяться? Но это не имеет значения, красота ее останется неизменной, — тихо проговорил он, и улыбка тронула его губы. — Даже когда она промокла насквозь под дождем и волосы повисли влажными прядями. Даже такой она останется навсегда милой для мужчины, которого выберет в друзья.

— Властелин дворца боится не стать ей другом?

— Просто… между ними могут быть барьеры, которые станут для обоих фатальными.

— Думаешь, она не захочет их разрушить? — спросила Рут более оживленно.

— Кто знает… Ее мысли и чувства скрыты от него — и даже от нее самой.

— Правда, — кивнула она.

И продолжать разговор в таком духе можно было бесконечно. Как хорошо было стоять вот так рядом, под звездами, под этим небом. Но неожиданно до них донеслась громкая музыка. Оба вспомнили о празднике.

— Тебе надо вернуться к гостям, — сказала она, очнувшись от очарования их разговора.

— Идем вместе.

И они рука об руку пошли по коридорам. Пьетро приобнял Рут за талию, готовый закружить ее в медленном танце.

— Надо воспользоваться шансом, — прошептал он ей на ухо.

Она рассмеялась в ответ, и он ощутил ее теплое дыхание на своей шее. В этот момент они были так близки друг к другу, как тогда вечером, когда начиналась прелюдия любви. На этот раз то была всего лишь игра, и их кружила магия Карнавала. Трудно было сказать, кто они сейчас такие. И это было восхитительно, за это не надо было потом отвечать перед совестью и людьми.

Вот двери перед ними распахнулись, и они снова оказались в суете бала, их заметили и зааплодировали. Но для Рут это было сущим наказанием, она мечтала выгадать момент и сбежать от этой суеты.

Поэтому, когда какой-то гость отвлек Пьетро, она тут же тихо ускользнула. Оглянувшись в поисках своей партнерши, он обнаружил, что Рут танцевала уже с другим мужчиной.

Праздник близился к завершению, и ожидание окончания вечера было для Пьетро мучительным. Серафина каждому говорила «до свидания», но вот наконец последний гость ушел, и баронесса замолчала, гневно глядя на Франко. Впервые за долгое время на балу центром внимания была не она, а загадочная женщина, которая исчезла, но занимала мысли каждого.

— Хотел бы я знать, кто она такая, — вздохнул Франко.

— Это была Рут, — холодно сообщил Пьетро. — Парик и маска отлично скрыли ее.

— Рут? — ахнула Серафина и высокомерно хмыкнула. — Но ведь она лишь…

Пьетро одним взглядом оборвал ее на полуслове. Она недоуменно заморгала.

— Настоящая хозяйка Карнавала, — поспешил договорить Франко.

«Таинственная незнакомка», — радовался Пьетро. Именно такой она и была, и это сводило его с ума.

Ослепительно улыбаясь, он проводил Франко и Серафину наверх, в их комнаты, сделав вид, что не слышит намеков на то, что они не прочь остаться тут еще на пару деньков. Пожелал спокойной ночи и с облегчением покинул их, отправившись на свою половину дворца.

Там в гостиной он и нашел Рут, которая уже избавилась от карнавального наряда и успела переодеться в привычную одежду. Теперь она никак не напоминала тот ослепительный образ, который занимал его мысли на протяжении всего маскарада.

— Куда ты пропала? — спросил он.

— Какое блаженство! — пропела она, не ответив на его вопрос. — Никогда бы не подумала, что на свете столько привлекательных мужчин. По крайней мере под масками не было понятно, так ли они красивы. Но это все равно. А там кто знает…

Пьетро пожал плечами:

— Несколько масок были сняты под конец бала.

— Возможно, не стоило этого делать. Лучше радоваться мечте, чем столкнуться лицом к лицу с реальностью.

Он быстро повернулся к ней.

— Ты правда так считаешь?

— Даже не знаю. Это же Карнавал, и как большинство его участников, я всего лишь хочу взять от него побольше положительных эмоций, — уклончиво ответила она.

Девушка быстро справилась с ужином и пошла мыть посуду. Когда Рут вернулась, Пьетро уже переоделся.

— Я должна уйти, — глядя ему в глаза, вдруг сказала она. — Мне больше нечего здесь делать.

— Не уверен, что ты права.

— У меня свои планы, и я не хочу ничего менять.

В ее тоне послышалась незнакомая доселе деловая нотка.

— А как же Джино? — Пьетро перевел взгляд на темное окно.

— Он не собирается возвращаться. Придется свыкнуться с этой мыслью и начать жить своей жизнью, без него. И… без тебя.

Последние слова она выговорила с явным усилием.

— Так ты уйдешь прямо сейчас? — спросил он. — После сегодняшнего триумфа?

— Ничего такого сегодня не произошло.

— Значит, ты до сих пор винишь себя в случившемся? — Он испытующе посмотрел ей в глаза.

— Ты имеешь в виду ту ночь, которая не состоялась? В этом нет моей вины. Просто я изменила образ своих мыслей. Мечты — это, конечно, чудесно, но… лучше смотреть на вещи реально. Мне очень жаль, если я растревожила твою одинокую жизнь, Пьетро.

— Я не вполне понимаю тебя.

— Правда? Но это же ясно. Я совершила самую большую глупость на свете: взяла и влюбилась в тебя. Надо наконец это признать. Теперь я свободна от Джино. И думаю о нем только потому, что он бы пригодился мне, чтобы прояснить некоторые забытые эпизоды моей жизни. Человек, которого я люблю, — это ты.

— Но… уверена ли ты в том, что сейчас говоришь?

— Да. Совершенно точно. И я отвечаю за свои слова и поступки. Мне необходимо уехать. У меня нет права вмешиваться в твою личную жизнь.

— О чем ты говоришь? Моя жена., давно в могиле.

— Но ты до сих пор живешь мыслями о ней, до сих пор любишь ее. Ничего, я наконец-то это осознала и смирилась. Ты хочешь одного: навсегда погрести себя в этом мавзолее с Лизеттой, потому что так ты сможешь притворяться, что она жива.

— Да что ты об этом знаешь!

— В душе ты тоже мертв. Ты хочешь быть рядом с ней. Но, Пьетро, не пора ли уже смириться с тем, что ее нет, а ты — есть! И никто не силах ее вернуть. Это факт.

Его взгляд обжег ее.

— Да мне не нужно ее возвращать, я этого не хочу! — выкрикнул он. — И потом, она не мертва. Она вечно здесь, рядом со мной. В каждой комнате, куда бы я ни вошел. Когда я сплю, она рядом. Когда просыпаюсь, тоже.

— То есть ты не можешь дождаться, когда же останешься один, — сделала вывод Рут.

— Она меня вечно преследует, — пытался объяснить он.

— Неужели этого никак не изменить? — тихо прошептала она в ужасе. — И для нас нет шанса?

— Что ты от меня хочешь? Ты хочешь, чтобы я признался тебе в любви?

— А ты можешь мне это сказать? Здесь и сейчас? — спросила она, тяжело дыша.

— Я… — было видно, что внутри него идет мучительная борьба. — Нет! — эти слова вырвались из самой глубины его души. — Я не люблю тебя!

Надо только было видеть, с каким трудом дались ему эти слова. Она все поняла. Он любил ее. Ее глаза заблестели, и слезы радости побежали по щекам.

— Спасибо, — вздохнула она, судорожно всхлипнув. — Только… неужели так трудно сказать эти слова?

— Просто невозможно. Потому что это неправда. Это не может быть правдой.

— Пьетро, пойми, наконец, она мертва. И ты — свободен.

— Свободен? — Эти слова были для него как нож в сердце. — Никогда я не буду свободен. А знаешь, почему? Именно потому, что она умерла. Потому что это я убил ее. И от этого не убежать. Это факт. Она умерла по моей вине.

Эти слова были окончательными и обсуждению не подлежали. Вот уж чего она совсем не ожидала.

— Не может быть, — прошептала она, закрыв рот рукой. — Она же умерла при родах…

— Она ушла из жизни из-за ребенка, а ей нельзя было рожать. Лизетта была слабенькой, но притворялась сильной, а я делал вид, что верю ей. Мне нужен был этот ребенок. Самая ужасная правда в том, что его я желал больше, чем ее, и она это прекрасно понимала. Лизетта никогда не думала о себе и делала все только ради меня. Потому что знала… — он сглотнул, — что я не люблю ее.

В его голосе было столько мрачного отчаяния, что Рут всей душой потянулась утешить его. Молчание длилось слишком долго.

— Но ведь ты женился на ней, значит, не мог не любить, — тихо возразила она, чтобы нарушить тягостную тишину.

— Ну да, она мне очень нравилась. Она была такой миленькой и хорошей. Я знал ее всю мою жизнь. Помнишь те фотографии?

— Игра в кости? Да, помню.

— Даже когда мы выросли и танцевали друг с другом, я воспринимал ее как сестру, потому что мы сто лет знали друг друга. Мне и в голову не приходило…

Он неловко замолчал.

Но Рут все поняла и без слов.

— Когда я стал юношей и начал замечать женщин, то словно с цепи сорвался, — горько усмехнулся Пьетро. — Я же был сыном графа Банелли, это давало ряд преимуществ. Я мог иметь любую женщину, как игрушку, какую бы ни захотел. Увы, даже современное общество склоняется перед титулами и знатью. И я пользовался своим преимуществом на всю катушку. Уж не буду вдаваться в детали. Могу только сказать, что сейчас мне гордиться нечем.

Рут вспомнила слова Джессики. Она кивнула.

Впрочем, она-то точно знала, что женщин привлекал не только его титул. Пьетро по своей натуре был настоящим мужчиной, каких еще поискать.

— Да, бурная была у тебя юность, — сказал она, улыбнувшись. — Как и у большинства людей с именем и богатством. Что-то должно было тебя остановить.

— Да. У моего отца случился сердечный удар. Я был в отъезде, и Лизетта позвонила мне. Она ухаживала за ним и так ему понравилась, что только рядом с ней он чувствовал себя хорошо. Я был ей очень благодарен. И хотя ему стало лучше, все понимали, что это ненадолго. Он дал понять, что перед смертью хотел бы увидеть рядом со мной достойную женщину в качестве жены и понянчить своего внука. Он настаивал на том, чтобы выбор соответствовал нашему титулу и социальному положению. И это — в двадцать первом веке! Впрочем, уж я-то отлично знал своего отца. Ведь и его женитьба была обставлена по тому же правилу. Они с матерью всегда были в хороших отношениях, но это не было страстью. Так что мне это казалось нормой. Он был при смерти, и я не мог ослушаться его и выполнил его желание. Именно он посоветовал мне жениться на Лизетте. Мы прекрасно знали друг друга, она мне нравилась, и я думал, что это взаимно. Я долго не подозревал, что с ее стороны чувства были куда сильней.

— И ты не узнал об этом, даже когда сделал предложение? — изумилась Рут.

— Нет, мы говорили о дружбе, о симпатии, но я ни разу не говорил ей о любви, потому что это было бы нечестно и оскорбило бы ее. Она знала меня слишком хорошо, чтобы сразу увидеть ложь.

— Бедная Лизетта, — прошептала Рут. — Думаю, она скрывала свои чувства, чтобы не отпугнуть тебя. Надеялась завоевать твою любовь в замужестве.

— Да, я понял это слишком поздно, — простонал он. — И как я мог раньше быть таким слепцом!

— Потому что ей это было нужно. Она привыкла добиваться того, чего хочет.

Он испытующе взглянул на нее.

— Ты забыла, чем это для нее закончилось.

— Нет. Будущее для нас всегда скрыто. Мы имеем право лишь сделать шаг, а уж потом смириться с последствиями. Она была мужественной женщиной.

— Мужественной?

— Только подумай о риске, на который она шла. Сколько ей было лет?

— Двадцать пять.

— Она ждала тебя. Она все поставила на кон — на тебя: пан или пропал. А на это требуется большое мужество.

— Ты права, — сказал он после некоторого раздумья. — Она была очень смелой. Я стремился быть хорошим мужем, и одно время мне это удавалось. Она сразу забеременела, и мы были счастливы.

Он тяжело вздохнул.

— И что же случилось потом?

— На шестом месяце она потеряла ребенка. Случившееся доконало отца. Он умер, не выдержав этого известия. Лизетта во всем винила только себя. Все мои попытки разуверить ее были напрасны. Она знала, что я женился на ней, только чтобы угодить отцу и ради ребенка. Без всего этого наш брак не имел смысла. Если бы я только мог ее полюбить! Отчаянию ее не было предела.

Он уронил голову на руки. Голос его неожиданно сел:

— Она твердила о том, что непременно отпустит меня. Но вскоре забеременела снова. С каждым днем я ощущал себя все более жутким чудовищем, мужчиной, убивающим женщину, которая любит его всей душой. Самое худшее, что она возлагала все свои надежды на ребенка. Она не знала, что доктор запретил ей рожать. Я все никак не мог рассказать ей об этом, все откладывал. А потом… было уже поздно.

— Бедняжка, — прошептала Рут.

— Да… — с горечью проговорил Пьетро. — Ведь тогда бы у нее не осталось надежды. Я не мог дать ей то, на что она рассчитывала.

— Как она справилась?

— Она сказала, что непременно окрепнет, нужно только время. Сначала она стала принимать таблетки, таким образом усыпив мою бдительность… А потом…

Он с отчаянием махнул рукой.

— Я не мог не верить ей. Ведь не враг же она самой себе. Но оказалось, что она через некоторое время прекратила прием таблеток. Мне стало известно об атом уже поздно, когда она забеременела. У меня перед глазами до сих пор ее лицо, сияющее в ту минуту, когда она сообщила радостную новость. Я пытался втолковать, насколько опасна эта затея для ее здоровья, но она и слушать не стала ни меня, ни доктора. Он умолял ее не рожать. Я говорил о том же, но никто из нас не смог ее переубедить.

— Боже… — Рут закрыла рот рукой.

— В течение всей беременности ей становилось все хуже и хуже. Но она была счастлива. Одно время мы думали, что все удастся. Но потом ей стало совсем плохо. Ребенок родился живым, она даже успела подержать его на руках, перед тем как уйти из жизни. Я никогда не забуду этого счастья и ликования в ее глазах. Она же родила мне ребенка, и это все, чего она хотела, хотя жизнь из нее утекала. Жертва ее была напрасной. Как напрасно было вымаливать прощения над ее гробом. Я бы все отдал за то, чтобы она простила меня, но… этого никогда не случится. И причина ее смерти — я.

Рут не в силах была произнести ни слова. Его искренняя сумбурная исповедь потрясла ее. Но именно сейчас настал решающий момент для исцеления. Она должна была попытаться. Если не сейчас, то никогда. Одно неверное движение — и провал, конец. Теперь Рут ставила на кон все, что у нее было. Тяжело вздохнув, она про себя попросила у Бога благословения и бросилась в атаку.