Академия Хозяйственной Магии

ГЛАВА 2

– Добрый студент радеет об учебе и усердно занимается, не жалея сил своих и времени. С прилежанием посещает он занятие, не пропускает ни одной пары, стараясь, как губка, впитать и овладеть теми знаниями, которые стремятся донести до него. Благочестивый студент с огромным уважением относится к своим преподавателям, преклоняется перед их мудростью и многоопытностью, со рвением внимает каждому их слову. До чего же радостно, светло и приятственно быть прилежным студентом и вкушать от источника знаний струи понимания, сиречь разумения! Но как же плохо быть негодным учеником, лентяем и невеждой, заниматься кое-как, через пень-колоду, а то и вовсе пренебрегать занятиями, не чтить своих преподавателей, и, того хуже, дерзить им, предаваться разгульным кутежам и увеселениям в тяжелую годину, когда все свои силенки нужно бросить на овладение знаниями и умениями…

Я встала с постели, как сомнамбула, подошла к окну и высунула в него голову:

– Патрик, а ты не мог бы пойти со своими рассуждениями к семихвостому? Шесть утра, имей совесть!

Святой, устроившийся на карнизе под моими окнами с самым обстоятельным видом, страшно оскорбился не столько самим фактом того, что его послали (студенты это часто делали), сколько тем, куда послали.

Сейчас я была согласна на статуи самых страшных чудовищ за моим окном, лишь бы они молчали.

– Посмотри, какое чудесное утро, Фрэнтина, – Патрик светло улыбнулся. – Так и тянет встать пораньше и с доброй, веселой душой пойти на занятия!

– Какие занятия, Патрик? Брысь!

– Как какие? – наигранно удивился святой. – У твоей группы через полчаса практика по боевой магии на плацу запланирована!

– Рада за нее, – кивнула я. – А у меня через полчаса, час, два и даже три сладкий сон запланирован!

Я с треском захлопнула окно и задернула занавески. Но, как и следовало ожидать, это совсем не помогло. Громоподобный бас Святого Патрика, рассуждающего о радивых и нерадивых студентах и, в частности, студентках, звучал как будто над самым ухом.

Я вновь открыла окно, размышляя о возможных способах нейтрализации святого, среди которых самым безобидным был превратить его в горстку каменной крошки и рассыпать по дорожкам прилегающей к замку территории.

Для этой цели мне пришлось высунуться в окошко по пояс. Тут-то и произошло самое интересное. Патрик, сложивший ладошки на весьма объёмном пузике и ни на миг не прерывающий своих рассуждений о хороших и плохих учениках, посмотрев на меня, вдруг осекся на полуслове, покраснел, как маков цвет (статуи, оказывается, могут краснеть!) и скрылся в неизвестном направлении, громко ахая:

– Горбатого могила исправит! Это ж надо! В мое время такого не было!

Тут и до меня самой запоздало дошло, что что-то в моём облике не так, что-то не в порядке и не на своем месте. Я опустила глаза и ойкнула.

А потом вообще стала ойкать, как заведённая.

Вместо вполне симпатичной и устраивающей меня по всем параметрам груди, которая была не большой и не маленькой, было нечто, нечто, превышающее прежние параметры раза в три! Неудивительно, что святой спасся бегством, я б тоже убежала, но мне ретироваться было некуда: шикарный бюст имелся в наличии, и никуда исчезать не хотел.

Мало того, шнуровка корсажа платья пришла к выводу, что такое сокровище ей сдерживать не под силам, и с громким треском разорвалась, явив мой обнаженный бюст на свет божий, который в лице трёх первокурсников, что-то оживленно обсуждающих под окном, явно не был готов.

Один из юнцов запнулся на полуслове, да так и замер с открытым ртом. Товарищи принялись тормошить его, а парень в ответ, не закрывая рта, слабо указал пальцем вверх. Они проследили за его взглядом, и тут уж рты открылись у остальных членов компании.

Я ойкнула и резко присела, а потом ползком двинулась к большому зеркалу, стоящему в углу, чтобы оценить масштаб произошедших во мне изменений. Этот самый масштаб меня впечатлил и породил только одно желание – вернуть все, как было.

Дрожащими пальцами я выплела заклинание деактивации, затем уменьшающее, затем комплексной отмены… Толку от этого – ноль.

Лихорадочно соображая, я попыталась припомнить события прошлого вечера и обстоятельства, в которых могла бы обзавестись таким внушительным достоинством. Припоминалось смутно. Все-таки хорошая медовуха была, качественная!

Но, в конце концов, шестерёнки в моих мозгах заворочались быстрее, и смутная загадка озарила меня. Раз на грудь не действуют заклинания, значит, увеличилась она посредством зелья, им же и убираться должна.

Фил Шепард с его работой по зельеварению!

Кинувшись к кровати, я обнаружила валяющиеся у ее правой ножки осколки пузырька – стеклянные останки женской фигуры, у которой явно была обозначена огромная грудь.

Так вот у него, оказывается, какая важная работа! Попадись Шепард мне сейчас, я бы его прибила, честно. И без всякой магии! Да это зелье явно входит в реестр запрещённых в академии! Уж от кого-кого, а от прилежного ученика Шепарда зелья по увеличению женской груди, я не ожидала.

Бессовестный развратник! Сам правильным прикидывается, а между тем сварил такое! Хотя, если рассудить здраво, то на неприятности я сама нарвалась – раз украла зелье, надо было с ним осторожненько обращаться, а не бить. И все равно, я не я буду – но Шепард за свою подлянку получит!

Получит! Только мне сначала надо где-то взять нейтрализатор… Знать бы ещё где! Сама я его точно сварить не сумею – в зельеварении не сильна, я по заклинаниям больше, по магии боевой.

Дался же мне этот треклятый шепардский пузырёк! Впрочем, в том состоянии, в котором я была вчера, явно дался. А может, Фил специально позволил мне украсть свое дурацкое бюстоувеличивающее зелье? Рассказывает сейчас про это однокурсникам, и они дружно ржут.

Представив эту картинку, я чуть не взвыла.

Подлый Шепард, ты у меня ещё узнаешь! Я тебе тоже что-нибудь увеличу, да так, что ты из своей комнаты неделю носа не высунешь!

С отчаяния я попыталась ещё раз вернуть свою грудь к прежним милым размерам посредством заклинания уменьшения видимой формы предмета, и почувствовала в сосках приятное покалывание. Ну вот, кажется, заклятье действует, и слава богам! Представляю физиономию Шепарда, когда я приду на плац, невозмутимая, спокойная и сохранившая свои параметры. Ради этого даже стоит посетить пару, которую я вообще-то прогулять хотела. Вернее проспать.

Но к моему огромнейшему ужасу, все пошло не так, и, вместо того, чтобы уменьшиться, грудь выросла ещё, как минимум, на один размер.

О всевеликие боги! Пока я не уберу это, на глаза людям точно показаться не смогу.

В дверь раздался очень громкий и очень настойчивый стук.

– Эй, Фрэнтина! К ректору! Срочно!

Тьфу ты!

Это Малкольм, комендант нашего общежития и по совместительству гремлин, личность во всех отношениях неприятная и вредоносная. Как и все гремлины, он любит ходить в зеленых штанах и красной куртке, и, судя по исходящему от него запаху, крайне редко моется. В начале первого курса, когда нас только вселили в общежитие, мы вместе с Фионой и Рейвом заколдовали любимую одежку Малкольма перед собранием для первокурсников, которое гремлин проводил лично и на котором стращал студентов разными карами за испорченное имущество общежития, хранение у себя в комнате запрещенных предметов и веществ, а так же ночные прогулки вне стен общаги.

И вот, прямо посреди внушительно-строгого монолога Малкольма его любимые зелёные штаны и красная куртка вдруг с громким хлопком превратились в черное платьишко горничной с оборочками по краям и белым передником, а между длинных острых ушей возник кружевной чепец. Гремлин с трепетом посмотрел на свое платье, нащупал на голове чепец и заорал благим матом.

О том, что при виде таких метаморфоз стало со студентами, лучше многозначительно промолчу. Хотя нет, все-таки добавлю – некоторым из присутствовавших в зале прибежавший куратор группы профессор Лэмингтон немедленно выдала успокаивающую настойку. Кое-кому даже двойную дозу.

С той поры Малкольм, узнавший, кто заколдовал его одежку (семхвостый, вот на след Рейва с Фионой он почему-то не вышел, зато меня каким-то образом вычислил!) меня почему-то невзлюбил и страшно злился, что ему пришлось выдать мне, да ещё и одной, номер люкс с отдельной душевой и собственной кухней. При этом Малкольм не оставлял надежд выселить меня с шикарной жилплощади и периодически капал ректору, что я бессовестно порчу интерьер королевских хором, куда меня совершенно незаслуженно поселили, и что в комнате постоянный бардак.

Насчет первого наглая клевета и ложь, всего-то и один раз было, когда я, как добросовестная магичка, решила сделать домашнее задание по зельеварению и попыталась сварганить зелье, обнаруживающее, к каким предметам в комнате кто и когда прикасался (полезная штука для полицейского мага!). Сначала все шло неплохо, но затем жидкость в кастрюльке на плите вместо положенного ей серебристого приняла ядовито-зелёный цвет, и предотвратить катастрофу я уже не успела. Кастрюлька взорвалась, расплескав зелёную жидкость по стенам, полу и особенно потолку моей комнаты.

Малкольма, когда он все это увидел, аж затрясло и он побежал за магом-хозяйственником, который был один на весь ВИМП. Хозяйственник, похохатывая, привел мою комнату в идеальный порядок секунды за три, гремлин, конечно, сразу поскакал жаловаться ректору, ну а я решила никогда больше не пытаться сделать домашнее задание по зельеварению.

А насчет второго – мне всегда был по душе лёгкий творческий беспорядок.

В конце концов, это моя комната, когда хочу – тогда и убираюсь.

– Фрэнтина, я что, сто раз повторять должен? – в голосе гремлина неприкрытое злорадство. – Ректор велел тебя к нему привести в рекордно короткие сроки! И, по-моему, он не в духе.

Вот с кем с кем, а с ректором мне сейчас встречаться точно лучше не стоит!

– Передай ему, что я… э-э-э… заболела, – крикнула из-под двери я, метнувшись к шкафу со своими платьями – увеличившийся бюст следовало немедленно скрыть. – У меня… простуда! Температура там, насморк жуткий, а уж про кашель я вообще молчу!

И я сдавленно закашлялась, но не оттого, что хотела изобразить перед гремлином болезнь, а из-за того, что первое попавшееся платье, которое я сдернула с вешалки, стянуло мою грудь, будто железными цепями. Разумеется, ведь оно рассчитано на мой нормальный размер, а не на жуткое вот это! Не выдержав напора новой груди, платье треснуло пополам!

Нет! Все демоны ада во главе с семихвостым, нет! Это же было моё любимое платье!

Я попыталась соединить ткань в порвавшемся месте, прошептав заклинание объединения и сделав сложный пасс рукой, но дырища, как была, так и осталась на своем месте. Это была область хозяйственной магии, которая являлась для меня темным-темным лесом…

– Да хоть драконья оспа! – ехидно донеслось из-под двери. – Магистр Аштон велел доставить тебя к себе живую или мертвую. По правде, не завидую я тебе, Фрэн, – с обманчивой душевностью заметил гремлин. – Давно не видел его в таком состоянии.

Честно говоря, мне в данный момент было не особо до ректора. Я порвала шестое свое платье, и это была горесть, печаль и вселенская скорбь, ибо надеть было больше нечего. Противный бюст не то что убрать, его даже прикрыть не удавалось!

– Фрэ-э-энтина-а-а! – мерзопакостным голосом протянул гремлин и заколотил в дверь с утроенной силой. – А ну выходи, дорогуша, живо! Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому! У меня же есть универсальный ключ от всех дверей в блоке, ты помнишь? Сейчас я тебя отопру и насильно к магистру Аштону отправлю, вот!

И ведь отправит, подлец! У гремлинов есть особое магическое свойство – перемещать людей куда угодно, и даже без их на то согласия. Но я ему живой не дамся!

Я подскочила к двери и, вместо того, чтобы отпереть ее, усилила защитное заклинание, которое на нее наложила вечером, в три раза. Потом наскоро состряпала магический боевой щит, наделив его электрическими чарами и наложила на дверь.

Вроде должна устоять…

И действительно, устояла, а щит как сработал – просто красота. Это стало понятно по фиолетовой молнии, полыхнувшей по двери с влажным треском. За дверью что-то грохнуло, и раздался вопль гремлина:

– Ах ты, ведьма!

В корне неверное определение. Я не ведьма, я магичка, и, между прочим, потомственная, в седьмом поколении. Об этом я не преминула с обидой сообщить бестолковому гремлину, путающему такие важные понятия.

– Да хоть в сто шестьдесят первом! – заорал Малкольм. – Ведьма, магичка – мне вообще плевать, кто ты! А ну отпирайся и живехонько к ректору, девчонка!

В этот момент за дверью послышались тяжелые шаги и голос помощника Малкольма – циклопа Кьеркегора:

– Босс гневаться изволит, Фрэнтину требует сию же секунду в свой кабинет! Говорит, ждать больше не намерен!

– Так эта ведьма не открывает! – пожаловался Малкольм. – Я уж не знаю, что с ней и сделать!

Да не ведьма я, не ведьма! Обидевшись на непонятливость нашего коменданта, я решила усложнить ему задачу и быстренько навела на дверь ещё один щит. Хотела огненный, но потом все-таки решила, что с них хватит и водного.

– Да эту дверку сломать – раз плюнуть! – обрадовался циклоп возможности проявить свою недюжинную силу.

– Я бы не советовал… – запоздало начал Малкольм, но было уже поздно.

Дверь содрогнулась и пошла рябью, а затем за ней громко завопили и послышался плеск воды.

– Ведьма! – взвыл Кьеркегор. – Сейчас весь этаж затопит!

Так им и надо! Во-первых, ведьм от магичек не отличают, а во вторых ломятся в мою комнату, когда я раздета и совершенно не готова кого бы то ни было видеть, а тем более куда-то идти.

– Вызывай хозяйственного мага! – коротко приказал Малкольм циклопу, а мне сообщил вкрадчиво, – Ты исчерпала свой лимит моего терпения, магичка Фрэнтина! Гнев магистра Аштона обрушится на тебя подобно молнии с небес.

Слово «магичка» гремлин выделил особо. Затем за дверью все стихло. Ну, кроме весёлого плеска льющейся из сотворенного мной на двери щита воды.

Гремлин, разумеется, прав. С ректором мне сейчас, когда он не в самом лучшем настроении, лучше не видеться. Опасно для здоровья. А посему, фигурально выражаясь, нужно брать ноги (и мой шикарный бюст) в руки, линять из комнаты и укрыться в каком-то более тихом местечке для комплексного подхода к решению проблемы.

Ну что ж, раз все платья безнадежно испорчены, а голой прятаться не поскачешь, нужно попробовать незамедлительно сотворить себе платье, которое бы наглухо закрыло мою обновлённую грудь.

По правде говоря, сотворение платья из ничего – это область магии, которую я представляю довольно смутно. Нужна ткань, из которой, собственно, и будет состоять одежка (кстати, эта занавеска очень даже подойдет) и специальное заклинание облечения материи в нужную форму.

Я резким движением сдернула бархатную занавеску цвета морской волны с гардины и, когда она огромным полотнищем осела на полу, принялась выплетать пальцами формировочное заклинание, составленное с учетом всех моих параметров (обновившихся параметров, да).

Минут десять я потеряла, это точно. Но зато когда последнее слово, подкреплённое специальным пассом, слетело с моих губ, ткань занавески заискрилось лазурным сиянием, и секунды через две из лазури возникло платье. Оно зависло в воздухе, переливаясь свечением, которое становилось все слабее по мере того, как свежесотворённая магия покидала платье.

Эм… Не совсем то, что я творила, но особо выбирать не приходится.

Платье село, как влитое! И не думало на груди лопаться! Это даже извиняло его не особо симпатичный мешковатый фасончик. Ну, теперь я готова показаться перед людьми. Но не перед всеми, конечно. Например, меня очень интересует профессор зельеварения Чортрис, которая могла бы подсказать, как сварить нейтрализатор. А вот ректор не особо…

Пора смываться и быстро!

Я подскочила к окну и свистнула горгулью. Слава богу, хоть парней первокурсников нет!

Но нежданно-негаданно на мой зов явилась не милая оскаленная морда, а Святой Патрик собственной персоной. Было, правда, в облике святого нечто странное. На подвижном, но все-таки каменном лице статуи как-то нелепо смотрелись большие очки в форме сердечек.

– Фрэнтина! – простер ко мне руки святой. – Я пришел к тебе с приветом!

– С каким ещё приветом, о всевидящие боги! – взвыла я, нетерпеливо оглядываясь в ожидании горгульи, которая унесла бы меня из этого дурдома к чертям (ну, вернее, не к чертям, а в безопасное и тихое место). – Что ты нацепил?

– Очки, которые показывают сущность человека, а не его физический облик, – с довольным видом сообщил святой. – Это я на кафедре магического арсенала попросил. Сделаны из специального горного хрусталя, добытого с шахт Эргер. Теперь твой… хм… достоинства твоей фигуры не будут смущать меня, и мы сможем о них поговорить спокойно и здраво. Я надеюсь отговорить тебя от опрометчивого шага и вернуть твоей… хм… в общем, вернуть тебе былые параметры. Для начала скажи мне, Фрэнтина, что заставило пойти тебя на такое? Ведь ты понимаешь, что красота девушки, студентки, а особенно Высшего Института Магической Полиции, должна быть незамутнённой и скромной.

– Патрик, ты, конечно, как всегда нашел время! – пробормотала я и обернулась на дверь, за которой стих плеск воды и воцарилось гробовое молчание, которое было страшнее всего.

– ФРЭНТИНА. ТЫ. НЕМЕДЛЕННО. И. СИЮ. ЖЕ. СЕКУНДУ. ОТКРОЕШЬ. ЭТУ. ДВЕРЬ!!!

Голос, который я хорошо знала, который очень любила…

Но в гневе он страшен, а я нарвалась.

Горгулья уже спешила ко мне, скользя каменным телом по фасаду здания.

– Ты что, собираешься сбежать от ректора? – ужаснулся Святой Патрик. – Это преступление даже похуже того, что ты сотворила со своей… хм…

– Фрэнтина, я не намерен больше ждать!

Судя по голосу, действительно не намерен. Но придется.

Я хотела спрыгнуть на спину верной горгульи и быть такова, но этаж потряс до основания дикий лязг, что-то опасно затрещало и дверь со всеми моими защитами и щитами смело, как картонную.

На пороге стоял магистр Аштон, ректор нашего славного магполица.

Одновременно с этим с таким тщанием сотворённое мной из занавески платье исчезло, распалось, как будто сотканное из тумана.