Глория постаралась вычеркнуть из памяти занятие на тренажере Фила в пятницу вечером, несмотря на то, что ноющие мускулы мешали ей это сделать. Она перестала притворяться, будто Фил ее совершено не привлекает.
После ее разрыва с Джарвисом Люси посоветовала ей обратиться к психотерапевту. Одно замечание, брошенное вскользь врачом, застряло у нее в памяти. Он сказал, что ощущаемая ею необходимость в самопожертвовании, возможно, происходит от чувства неуверенности в себе.
Решительным движением руки Глория сняла трубку и набрала номер фирмы «Джанкер Ресторант Сэпплай». Может быть, наступит день, подумал она под аккомпанемент длинных гудков, когда она будет суперуверенной в себе. И вот тогда Фил будет ей по зубам. А разве повышение по службе — не лучший способ воспитания этого качества?
— Карла Паркера, пожалуйста. Это Глория Кемпбелл из «Фаст Фудс».
Сработал автоответчик. Ах да, ведь еще только восемь тридцать. Карл, главный бухгалтер «Фаст Фудс», не относился к числу ранних пташек. Она оставила на ответчике просьбу сообщить ей цены на экологически чистые кофейные фильтры.
В трех других местах Глории повезло больше. Все оказались уже на работе, и она без задержек получила нужные сведения. В этот момент к ней постучалась Люси.
С улыбкой во весь рот Люси бросила на письменный стол папку с данными об объеме розничных и мелкооптовых продаж за четвертый квартал.
— Это официальный предлог. А вообще-то я хотела рассказать тебе о Бобе. — Притащив из коридора стул, Люси приставила его к письменному столу сбоку.
Ну вот, не было печали. Люси исчезла вместе с Бобом в новогоднюю ночь и с тех пор как в воду канула. А теперь она собиралась пытать Глорию подробностями своих похождений.
Устроившись поудобнее на стуле, Люси начала:
— Глория, он тако-о-ой милый.
Пальцы Глории потихоньку подбирались к ежеквартальному отчету.
— И он такой щедрый, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Нет, — рассеянно ответила Глория, которой очень хотелось узнать, на каком месте по объему продаж стоит ее регион, и в то же время сделать это так, чтобы не заметила Люси.
Люси доверительно наклонилась к ней, отрезав доступ к отчету.
— У него есть язычок, и он умеет им пользоваться, — прошептала она, вздрогнув всем телом.
Из вежливости Глория выслушала подробности, на зависть пикантные, что, впрочем, можно было угадать с самого начала, а затем спросила:
— Ну и в чем его недостаток?
— Почему ты думаешь, что у него должен быть недостаток?
— Потому что идеальных мужчин не бывает, — ответила Глория. — Внешних изъянов у него нет, и все же он не женат. Что-то здесь не так.
Люси озабоченно нахмурилась:
— Он юрист и работает по восемьдесят часов в неделю. А на прошлой неделе у него был отпуск. — Она вздохнула. — Не знаю, когда я увижу его снова.
Женщины поболтали еще несколько минут, затем Люси нехотя встала.
— Ладно, мне пора. У меня там работы непочатый край. Хочу предупредить тебя, что перспективы мрачные. Объем продаж снизился.
— Ну и что. В это время всегда так бывает. Много праздников, люди не сидят в офисах и не пьют кофе.
— Нет, все гораздо хуже, чем ты думаешь. Я просто хотела предупредить заранее. Копии отчета будут разосланы членам правления только после ленча и тогда… в общем, жди совещания. Это я тебе гарантирую. — Люси щелкнула пальцами и ушла.
Не успела захлопнуться за ней дверь, как Глория бросилась на отчет, как коршун на цыпленка. К ее разочарованию, юго-западный регион прочно увяз в середине, как было весь прошлый год.
— Это отчет за последний квартал? — Услышав голос своего босса, Глория вскочила на ноги.
— Да.
Она протянула папку мистеру Гронштайну.
— Как он у вас очутился?
— В том отделе работает моя подруга. Они занимаются рассылкой этих отчетов. — Не хотелось бы, чтобы у Люси возникли неприятности. — Меня очень интересует, как у них обстоят дела по этой позиции, ведь я занимаюсь маркетингом.
— Гм… — Мистер Гронштайн просматривал отчет, стоя вполоборота к письменному столу Глории. Его лицо при этом оставалось невозмутимым.
Будь что будет, решила Глория, у которой от волнения подступил комок к горлу.
— По-моему, неправильно использовать показатели оптовой торговли в качестве единственных критериев для определения места.
Мистер Гронштайн повернул голову и посмотрел на Глорию, явно ожидая продолжения.
— Мы работаем в юго-западном регионе. Здесь теплее, а люди в теплые месяцы пьют меньше кофе. Регионы с более холодным климатом всегда будут впереди нас по объему как оптовой, так и розничной торговли.
— Правильная мысль. — Гронштайн вернул отчет Глории. — Однако боюсь, что в данный момент, когда произошел резкий спад в целом, она вряд ли будет иметь какое-либо значение. — Повернувшись к выходу, он пробормотал напоследок: — Плакала моя премия.
Приехав домой, Глория заперла дверцу машины на ключ и пошла к своему подъезду. Едва она начала подниматься по лестнице, как с ней поравнялся Фил. Похоже, он уже оправился от последствий недоработки по части техники безопасности. Во всяком случае, синяков на его симпатичной челюсти не было. Стало быть, единственный урон понесла гордость Глории.
— Как насчет второго раунда?
— Тебе не терпится разбить голову? — Глория, поднимаясь по лестнице, старалась сохранять ровное дыхание. — Кажется, в психотерапии это называется «антивитальные настроения».
— Нет, это называется по-другому. Настойчивость и решимость.
Глория почувствовала, что она опять попала в сети его неотразимого обаяния.
— Ты не дашь мне покоя, пока я не выполню твою десятиминутку, верно?
— Верно.
Глория показала ему язык и открыла дверь своей квартиры.
— Я переоденусь.
Надев те же самые шорты и тенниску, Глория вышла из спальни. Фил просматривал телепрограммы, сидя на кухонной табуретке.
— Я вижу, ты пользуешься большой популярностью.
— Почему ты так решил?
Фил показал на автоответчик.
— Уйма людей желает пообщаться с тобой.
На табло автоответчика высвечивалась красная цифра: четырнадцать. Глория нажала на кнопку воспроизведения. Пара звонков была от рекламных агентов, один раз звонивший повесил трубку, не оставив сообщения, и одиннадцать раз ей звонил отец.
Он звонил из какого-то Богом забытого городка. Глория посмотрела на часы.
— Папа сказал, что будет перезванивать каждые полчаса. Значит, следующий звонок будет в семь.
— Осталось двадцать минут. Еще куча времени для занятия на тренажере.
— Фил, я не думаю…
— Успеешь. Следующие двадцать минут ты просто потеряешь зря. Будешь слоняться по квартире и нервничать. Занятие на тренажере поможет тебе избавиться от дурных мыслей. Пойдем.
— О'кей. Но при условии, что путь до твоей квартиры ты зачтешь как разминку.
Последние три дня Фил потратил на усовершенствование своего тренажера. Он переставил брусья суппорта и изменил порядок упражнений. Десятиминутка растянулась почти до пятнадцати минут. Но это не смутило Фила. Он был чрезвычайно доволен и хотел угостить ее обедом, но Глория помчалась к себе.
Телефон зазвонил, едва она успела открыть дверь.
— Глория! Все в порядке? — голос отца выдавал крайнюю встревоженность.
— Папа, днем я на работе…
— Ах да… Однако непонятно, где твоя мать.
Глория постаралась побороть в себе раздражение.
— А какая тебе разница? — тихо спросила она.
— Что это за вопрос?
— Ты уехал и даже не попрощался.
— Насколько я припоминаю, это ты в тот вечер уехала, не сказав своему отцу пи слова.
— Это не одно и то же.
— Где же твоя мать? — спросил он усталым голосом.
— Не знаю. Теперь она живет своей собственной жизнью. — Глория старалась выбирать слова, почувствовав, как в ней опять стало закипать раздражение. Она не хотела, чтобы у нее вырвалась одна из тех язвительных реплик, которые крутились на языке. Потом об этом пришлось бы пожалеть.
— Мне нужно поговорить с ней.
— Но, может быть, ей это не нужно.
Последовал тяжелый вздох.
— Глория, есть вещи, которые ты не понимаешь.
Терпение Глории лопнуло:
— Нет, это ты не понимаешь! Мама делала за тебя всю черновую работу, все везла на себе ради того, чтобы ты стал большой шишкой. И как же ты отблагодарил ее?
Очевидно, отец был ошарашен этой тирадой, потому что он вдруг изменил тон и стал разговаривать, как мистер Гронштайн.
— Глория, не будешь ли ты столь любезна удостовериться, все ли в порядке с твоей матерью. Если кому-нибудь из вас понадобится связаться со мной, вы можете звонить в здешний универмаг. Его владельцы, супруги Лоуренсы, мне все передадут.
Положив трубку, Глория еще несколько минут стояла у телефона. Ей хотелось плакать. Никогда в жизни она так не разговаривала с отцом.
Она уже всхлипнула, но стук в дверь отвлек ее.
— Глория? С тобой все в порядке?
Фил решил навестить ее на всякий случай. Проявил заботу. Она вздохнула. Все было бы ничего, если ли бы он не был так чертовски привлекателен.
— Нет, — отозвалась она.
— Впусти меня.
Глория открыла дверь.
— Все мужчины — беспутные негодяи, которые думают только о себе. Ты все еще хочешь войти?
— Естественно. Чего же еще ожидать от одного из беспутных негодяев. — Он подошел к дивану, бросил какие-то бумаги на кофейный столик и сел на свое обычное место. — Что случилось?
— Мои родители сведут меня с ума, — жалобно сказала Глория и села рядом.
— Дай мне свою лапку. — Он повернулся к ней лицом и, взяв ее за руку, слегка наклонил голову набок. — Продолжай, Глория. Я готов выслушать тебя.
Такое поведение Фила немного озадачило ее.
А затем она увидела на его лице словно наклеенное, чуть ли не гротескное выражение сочувствия.
Она сузила глаза.
— Что ты делаешь?
— Внимаю твоим словам. Разве я не выгляжу искренним.
Глория вырвала у него свою руку.
— Нет.
Он сделал еще одну попытку.
— Так лучше?
— Ты похож на продавца подержанных библий.
Он провел рукой по волосам.
— Послушай, в статье, которую я прочитал в «Эдмонтон Крониклз», говорится, если женщина изливает то, что у нее наболело на душе, мужчина должен взять ее за руку, наклонить голову набок и проникновенно глядеть ей в глаза, периодически бормоча «гм».
— Совсем не смешно — И тут, к ужасу Глории, у нее вдруг защипало глаза. Она быстро заморгала, не зная, что делать.
— Ах, Глория…
Фил наклонился к ней совсем близко и, обняв за плечи, привлек к себе так, что ее голова оказалась у него на груди.
Она услышала ровное биение его сердца. Он был сильный и теплый, и ей было с ним спокойно и уютно. Правда, в голову сразу полезли всякие неправильные мысли, которые не положено иметь независимой женщине.
И тогда Глорию словно прорвало. Все обиды и огорчения, несбывшиеся надежды и печали, все это обрушилось потоком на Фила. Не удержалась она и от колких замечаний в адрес Джарвиса, что было глупо с ее стороны, потому что мужчины не любят выслушивать причитания о своих предшественниках.
Но Фил не сказал ни слова, он только поглаживал ее по плечу, касаясь подбородком ее затылка. Обошлось без рыданий и истерики, что само по себе уже было хорошо.
В конце концов она успокоилась.
— Знаешь, мы с мамой все время спорили. Мне трудно было поверить в то, что женщина, выросшая во времена расцвета феминистского движения за равноправие полов, вдруг добровольно откатывается назад. Но она утверждала, что все идет по плану, а я твердила ей, что это глупый план. Я говорила о том, что может произойти нечто непредсказуемое, но, если честно, то я не думала, что окажусь права. Лучше бы я ошиблась.
— Кто знает, может быть, все к лучшему.
Глория вырвалась из-под опекающей руки Фила.
— Как у тебя только язык поворачивается говорить такое? Моя мать здесь, покинутая, а отец на другом конце страны играет в отшельника.
— Глория, они почти тридцать лет прожили вместе. Есть вещи, которых ты можешь не знать.
— Все равно это отвратительно. Лично я не собираюсь прожить свою жизнь ради какого-то мужчины. Если он захочет посвятить мне свою жизнь, это его дело.
— Ясно… Ты не против, если кто-то, кого ты любишь, жил бы такой жизнью, которую ты сама презираешь? Интересно. Неужели ты действительно хочешь, чтобы мужчина в твоей жизни полностью зависел от тебя?
Ох, нет, если он поставил вопрос таким образом.
— Неужели тебе не хотелось бы, чтобы твой муж имел больше мужских качеств?
И это тоже. Ведь сейчас, когда Фил смотрел на нее очень по-мужски, ей это… как бы точнее сказать, ну, в общем, льстило. Тем более, она так отчетливо помнила прикосновение его рук. Ей опять захотелось прижаться к его груди.
Вдруг зазвонил телефон. Кто бы это мог быть?
— Глория, это Люси. — Похоже, Люси звонила с вечеринки или из бара. — Послушай. Это, конечно, не мое дело, но если бы она была моей матерью, и моя подруга увидела бы ее, я бы захотела, чтобы эта подруга хотя бы предупредила меня.
Глорию словно приморозило к дивану.
— Люси, ты где?
— Я в баре «Монморанси». Здесь твоя мать и… она вроде как… ну, все эти парни толпятся вокруг нее, а она…
— Что она?
— Она кокетничает с ними. О, черт возьми, Глория, по-моему, она подцепила одного типа и сейчас уйдет с ним.
В этот момент Глория поняла, что это значит, когда говорят, что кровь застывает в жилах.
— Не дай ей уйти. Я уже выхожу.
— Но я не знаю, смогу ли я тебя провести.
— Я пройду, даже если мне придется для этого выломать дверь. — Потрясенная, Глория положила трубку. — Мама в баре «Монморанси». Похоже, у нее поехала крыша.
Фил сгреб свои бумаги со столика и направился к двери.
— Встретимся на стоянке.
— Фил, но ты же не обязан помогать мне. Это дело семейное.
Взгляд, которым он одарил ее, был полон величественно-высокомерного презрения.
— Ты не очень хорошего мнения обо мне, не так ли? — Через секунду его уже не было.
Ум Глории лихорадочно заработал. Чтобы проникнуть в бар модного клуба, нужно шикарно одеться. У нее не было подходящей одежды. А если и была, то она не могла в нее влезть. Но у нее были туфли.
Она натянула на свои полные бедра черные шелковые брюки и надела шикарные черные лакированные туфли, в которых у нее вечно отмерзали пальцы ног. Сверху она надела светлую блузку, у которой расстегнула верхнюю пуговицу, подвела ресницы тушью. Сделав по паре мазков черным карандашом по нижним и верхним векам, Глория осталась довольна. Авось примут ее за девицу из богемы.
Она сбежала вниз по ступенькам, чудом не подвернув ногу, и засеменила к своей машине.
Фил уже был там.
— Ты знаешь, где «Монморанси»? — спросил он, протягивая руку за ключами.
Глория молча открыла дверцу и сама села за руль.
— Да. Может быть, я не из тех девиц, что идут нарасхват, но такие вещи мне известны.
Фил промолчал, что еще больше разозлило ее, потому что сейчас ей очень хотелось сорвать на ком-нибудь свою злость, а он был как раз под рукой, но, к сожалению, не давал и малейшего повода спустить собак.
Мотор взревел, и машина устремилась вперед. Выехав из проезда на главную дорогу, Глория увеличила скорость. Кое-где асфальт был покрыт тонкой корочкой льда, и езда требовала предельного внимания и осторожности.
Клуб «Монморанси» находился на другой стороне автостоянки в здании без вывески, примечательном лишь ярко-красной дверью и окнами, обрамленными сиреневым неоном.
Вокруг все пространство было заставлено машинами. Оставалась лишь одна возможность припарковаться — с помощью охранника клуба. Проехав под аркой, Глория остановилась и стала ждать, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю.
Неспешной походкой, вперевалочку, охранник подошел к машине. Это был огромный детина с руками, как у гориллы. В обычных обстоятельствах Глория почувствовала бы себя неуютно.
— Мэм, это частная вечеринка.
— Нет, это клуб «Монморанси», и я хочу попасть туда.
Детина отрицательно покачал головой.
— Как поживаешь, Чарли? — тихо спросил Фил, обращаясь к великану.
Детина наклонился и заглянул внутрь машины. Его взгляд миновал Глорию и остановился на Филе.
— Мистер Тойнби. Добро пожаловать, сэр. — Сказав это, он открыл дверь со стороны Глории и сделал это так быстро, что она чуть не вывалилась на асфальт. Тем не менее, ей удалось удержаться. Изменения в поведении Чарли не ограничились открыванием двери, он также учтиво подал ей руку и помог выбраться из машины.
— Чарли, это мисс Кемпбелл, — проинформировал Фил, обойдя машину.
Глория сделала вид, что не заметила, как Фил сунул Чарли сложенную ассигнацию.
— Какой напиток вы предпочитаете, мисс Кемпбелл? — спросил Чарли, садясь за руль. При этом машина накренилась на левую сторону.
Глория жеманно вздохнула:
— Я застряла на «астронавте». — Она понимала, что этот, когда-то популярный коктейль, уже вышел из моды, однако других не знала.
Чарли кивнул и отъехал.
Они подошли к двери, которая распахнулась внутрь при их приближении. Девушка при входе прикрепила к их запястьям пластмассовые бирки.
Ей досталась зеленая бирка, а Филу — синяя. Окольцованные, они прошли под аркой, за которой их встретила официантка, державшая поднос с двумя фужерами. В одном из них была жидкость желтого цвета, в другом — розоватого. Последний предназначался для Глории. Ее «астронавт». Знак персонального внимания.
— Чарли просит вас стать его гостями на этот вечер.
— Мы выражаем ему нашу глубокую признательность. — Фил мило улыбнулся и ловко сунул ей ассигнацию.
Коктейль сразу ударил Глории в голову. Она почувствовала это, когда обвела взглядом тускло освещенное помещение.
— Как тебе этот напиток? — спросил Фил. — Он тебе не понравился?
— Нет, — ответила она и скорчила гримасу.
— Тогда я закажу что-нибудь другое.
— Ни в коем случае! Я подержу его немного. Он гармонирует по цвету с моим костюмом.
Он широко улыбнулся, и его зубы показались Глории неестественно белыми. По всему залу в островках света мелькали запястья посетителей с разноцветными бирками. Играл джазовый ансамбль из трех музыкантов, исполнявших старые свинги в новой аранжировке.
— О, как хорошо, что ты здесь. — Люси появилась внезапно, вынырнув из полутьмы, и заглянула за плечо Глории. — Тебе и его удалось протащить сюда?
— Это он протащил меня, — поправила ее Глория.
— В самом деле? — Люси внимательно посмотрела на Фила, в то время как он и Боб обменивались рукопожатиями, а затем повернула Глорию к стойке бара. — Вон она.
Глория тут же услышала знакомый женский смех. Патриция Кемпбелл сидела на высоком табурете, положив ногу на ногу. Ее окружали мужчины — ровесники Глории. И на ней был АЛЫЙ ЖАКЕТ.