Английские эротические новеллы

Глава первая. Приключение в трактире

«Эх, устал я с дороги! Кружку пива и закуску!» – Поздней осенью 1503 года Рыцарь Мартин, после счастливого возвращения из святой Земли, собирался заехать в придорожный трактир, чтобы перекусить и отдохнуть перед дальней дорогой. Солнышко по весеннему припекало, мелкие мошки вовсю досаждали и всаднику и его верному коню.

– А, вот то, что мне и надо! – Он увидел трактир, из окна которого торчал длинный шест и привязанный к нему пучок зелени – знак того, что в этом месте можно отведать эль. Когда Мартин подъехал ближе, он увидел, что дом сложен из неотесанных камней, крыша соломенная. Все места у коновязи свободны.

– Ну что, мой пегий друг, – вот мы и нашли пристанище!

– Ай! Ой! Спасите! – услышал он, подъезжая к коновязи.

«На заднем дворе что-то происходит!» – понял мужественный рыцарь, и, прихватив заслуженный меч, отправился туда.

Глазам Мартина предстало весьма пикантное зрелище: молоденькая девушка с задранной юбкой лежала на козлах для дров, а низкорослый бородатый мужчина, не шутя, охаживал оголенные ягодицы несчастной пучком свежесрезанных прутьев.

– Ай! – снова заорала девушка, получив очередной удар.

Полуобнаженная девушка подпрыгнула, сжалась и упала обратно. Хорошенькие голые ножки дрожали, а маленькие пальчики трогательно сжимались и разжимались в такт ударам. Волосы на голове несчастной растрепались и теперь напоминали сноп пшеницы, потревоженный ветром.

– Воровка! – При виде рыцаря воспитатель и не думал останавливаться. – Сейчас ты у меня попляшешь!

– Что здесь за шум? – рыцарь решил вмешаться.

Девушка обернулась и жалобно посмотрела на рыцаря. «Сэр рыцарь! Изнурительный военный труд оставили на лице и нашего гостя многочисленные следы! – подумала она – может, он спасет меня от наказания?».

– Рад приветствовать вас, доблестный сэр рыцарь, – мужчина поклонился, – Анна, вот эта мерзавка, получая деньги за эль, присвоила себе целых пять пенсов! [1]По-хорошему, вздернуть бы девку за воровство на ближайшем дубу, но я решил пожалеть сироту и ограничиться, так сказать, домашним внушением!

Трактирщик оглядел незнакомца. Высокий и широкий лоб, нездешний загар и крупный с горбинкой нос придавали лицу Мартина благородное выражение, белый рубец шрама внизу щеки добавлял подбородку решительности. Одним словом, вид рыцаря весьма недвусмысленно говорил: “Не смотри, что я весел и добродушен, если что – не помилую!” Уважения к гостю добавлял и меч, висевший в потертых ножнах.

– Внеси эти деньги на мой счет, а сейчас отпусти ее! Я злой и голодный после дальнего пути. Короче, мне нужна яичница с луком, беконом и маслом, а моему коню порция овса. Не забудь подать самую большую кружку эля!

– Эля вам или коню? – уточнил трактирщик и почти церемонно помог девушке слезть с козел.

– И тому и другому! – Рыцарь по достоинству оценил тонкий английский юмор.

– Спасибо, сэр рыцарь! – Девушка одернула юбку и нашла силы улыбнуться, правда, улыбка получилась натянутой.

Личико служанки раскраснелось, а волосы растрепались.

– Марш на кухню! – приказал трактирщик. – Наш гость голоден!

В гостинице не было других постояльцев. Ожидая обед, Мартин сидел, вытянув ноги к огню, и наслаждался отдыхом. «А хороша была чертовка на козлах! – думал рыцарь, уплетая скворчащую яичницу прямо со сковороды. – В святой земле, где я воевал, таких хороших попок мне не попадалось!»[2]

– A toi, ma cherie![3] – Улыбнулся он девушке, и поднес кружку с элем к губам.

С каждым глотком эля настроение рыцаря поднималось.

– Сэр рыцарь, – трактирщик вежливо поклонился и поставил на стол вторую оловянную кружку темного эля, – вам нужна комната на ночь?

– Нет! Дорога дальняя, но часик-другой я, пожалуй, сосну! А эль вы варите действительно замечательный! Темный и крепкий, как и положено быть доброму английскому напитку!

Рыцарь решил, что обед был слишком плотным для того, чтобы сразу продолжать путь. Под крышей у трактирщика была отгорожена маленькая комната для постояльцев. Постелью служил ящик, наполненный соломой, и прикрытый грубой тканью, но рыцарь привык к лишениям, и такая постель вполне устраивала закаленного воина.

– Сэр рыцарь, – услышал он сквозь сон тихий женский голос, – вы так добры, сэр рыцарь…

Открыв глаза, он увидел девушку, недавно спасенную им от жестокой порки.

– Меня к вам хозяин прислал, он говорит, что у вас наверняка найдется еще одна серебряная монетка, вроде той, что вы расплатились за обед! – Анна выдернула шнуровку из платья, и оно поползло вниз, открывая взору Мартина нежные плечи, спелые груди и плоский живот. – Думаю, вы в дороге соскучились…

Мартина охватила такая похоть, что свело челюсти.

– Найдется! – Рыцарь не привык к сантиментам и по мужской привычке брал все, что дают.

Он без лишних слов повалил девушку на кровать и принялся обнимать нежное тело.

– Сэр рыцарь, я так благодарна вам за спасение. – Анна обмякла и уткнулась лицом ему в плечо и горько расплакалась. – Ты будешь ласковым со мной?

– Не пугайся, la petite![4] – Искушенный не только на поле брани рыцарь знал, что даже при случайной интрижке лучше зажечь в девушке страсть и хотя бы немножко в себя влюбить. От связанных или распластанных на земле с помощью солдат женщин проку было мало. Они годились только на то, чтобы утолить мужской голод после вынужденного долгого поста.

При виде красавицы раскинувшей ноги, жесткие черты постояльца смягчились.

– Тебе понравится! – Как говорил Гораций: Ne sit ancillae tibi amor pudori[5] – Рыцарь вынул из спутавшихся волос трактирной девчонки соломинку. «Это я делаю не для нее, а для себя, – думал Мартин, изучая все уголки юного тела, – пусть девочка сомлеет! Потом ее ждет один сюрприз!»

– Какое у тебя вкусное тело, – рыцарь провел пальцем между круглых грудей, – о, что у тебя там?

Анна почувствовала, как ладонь рыцаря прикоснулась к заветному местечку между ее ног.

– Сэр рыцарь, я не знаю латыни! – от прикосновения девушка вздрогнула. – Но я буду послушна! Совсем послушна!

«Участь моя сиротская, – думала Анна, – прислушиваясь к прерывистому дыханию гостя, – вот уже три года я грею своему отчиму постель, а он ни разу меня не приласкал! Только подкладывает меня под каждого, у кого есть деньги! Зато розги у него всегда наготове!» Девушка закрыла глаза и готовилась к тому, что вот-вот должно было произойти.

– Гораций говорит, что служанка достойна любви! А теперь раскинь ножки, ma belle[6] – Сейчас я покажу тебе одну штучку…

Удивительно приятными оказались поцелуи, прикосновения натруженных в боях мозолистых рук к телу, особенно к половинкам расколотой луны, которым так сегодня досталось.

– О, сэр рыцарь, – привычно раздвинув ножки, служанка приняла Мартина в себя, – вы меня раздавите!

Девушка не на шутку испугалась за целость потаенного местечка.

– Не раздавлю! – рыцарь начал двигаться. – Медовая девчонка!

Девушка смотрела в потолок, на свисающую с балок солому и думала о нелегкой сиротской участи, но тело не осталось безучастным к ласкам доблестного рыцаря. Внутри родился горячий жар и Анна испытала странное, ни на что не похожее наслаждение.

«Давненько меня так крепко не брали в оборот, – думала она, – и все же, не зря говорил священник во время воскресной проповеди, что вся наша судьба в руках святых угодников!»

Когда все кончилось, она обмякла и уткнулась лицом ему в плечо.

– Рано расслабилась! – Мартин решил, что получил слишком мало, – сейчас я тебе расскажу, как на востоке женщины разжигают мужчинам силы…

– Я так не могу… Это же смертный грех! Гореть нам в геенне огненной! – девушка покраснела, но, увидев, как рыцарь потянулся к ремню, встала на колени и оказалась примерной ученицей.

– Ну, медовая, учиться никогда не поздно! – Рыцарь решил взяться за воспитание служанки. – Для начала облизни губы языком, сложи их колечко и прикрой ими свои жемчужные зубки!

– Так-то вот! – Мартин постанывал от удовольствия. – В святой земле девушки потрясающе сладко умеют это делать! Теперь двигай головой вперед-назад!

Девушка в ответ только закашлялась.

“В конце концов, это лучше, чем кулаки и розги от пьяного хозяина!” – решила она.

Незаметно летело время, и когда сэр рыцарь собрался в путь, на небе показались первые звезды.

– Сэр, я зажарил курицу вам в дорогу! – трактирщик, довольный щедрым постояльцем решил уговорить остаться на ночь. – В наших болотах неспокойно! Призраки умерших пьют кровь у несчастных путников, а огромная собака, порождение дьявола, сжирает их вместе с костями! Оставались бы вы у нас!

«Бабушкины сказки!» – рыцарь подумал, что хозяин не искренен, а просто хочет получить еще одну монету.

– Нет, мне пора в путь! Конь мой уже отдохнул!

– С Богом! – Трактирщик перекрестил щедрого постояльца и пошел варить эль.

«Я узнала сегодня много интересного! – подумала трактирная девушка. – Ну, пусть бог и все святые пошлют ему удачу!»

Глава вторая. Ночь на болотах

Вскоре рыцарь понял, что зря не послушал совета трактирщика. Над дорогой повис туман и стали сгущаться сумерки.

– Чертово место! – Ворчал Мартин, обгладывая на ходу куриную ножку. – Ну, пегий друг, выручай! – Теперь моя жизнь зависит только от тебя и от господа Бога, да простит он мне грешному все мои согрешения вольные и невольные! По собственному опыту он хорошо знал, что лошади нередко обладают удивительной способностью находить нужное направление.

Как только добрый конь, почувствовал по ослабленным поводьям, что хозяин предоставил волю, силы животного как бы удвоились. Гордясь оказанным доверием, он насторожил уши, и пошел гораздо быстрее. Выбранная им тропинка круто сворачивала в сторону от прежнего пути, но, видя, с какой уверенностью конь двинулся по новой дороге, рыцарь не противился ему.

«Еще рано любоваться красотами болот, – думал Мартин, проезжая по узкой тропинке. – Орхидеи не зацвели! Зато как хорошо я пристроил деньги, выигранные в честном споре! Он вспомнил, как в портовом кабачке увидел хорошенькую танцовщицу и поспорил с друзьями, что разденет ее несколькими взмахами меча, не повредив кожи. Пока друзья спорили, девушка запела старинную песенку, любимую воинами.[7]

– Ничего у тебя не выйдет, – друзья разлили вино по кружкам, – ты же пьян, как шотландский йомен на Рождество, и глаз тебя может подвести. Откажись от этой затеи: боевой меч – не инструмент для раздевания девушек. Зачем тебе это! Кинешь монетку, и эта девчонка итак будет твоя!

– Ша! – со смехом Мартин смахнул все, что было недопитого и недоеденного на столе. – Прыгай на стол, смуглянка!

– Алле! – Босоногая девчонка ловко запрыгнула на стол, улыбнулась спорщикам, и продолжала песню.

Смуглокожая плясунья, увидев, что рыцарь вынул меч из ножен, остановилась. «Неужели зарубит?» – глаза танцовщицы стали круглыми как мавританские пуговки, когда она увидела вынутый из ножен меч.

– Танцуй, и пой, детка! – ревели пьяные спорщики, предвкушая потеху. – Не бойся!

– Ни одной царапины! – повторил Мартин условия сделки!

Трактирная девушка колебалась недолго: к тому, что слишком часто посетители вели себя, а под пьяную руку могли и отлупить, к чему она уже успела привыкнуть.

– Танцуй! – Мартин медленно встал из-за стола. – И пой веселей! – Клянусь святым Георгием, наша жизнь коротка, так будем же веселиться, пока живы! Да она прелестна, эта девица, или пусть мне никогда не видеть Вестминстерское аббатство!

Юная красавица вертелась все быстрее и быстрее, под развевающимися юбками мелькали стройные ножки, широко развевались распущенные волосы.

Улучив момент, когда девушка подняла руки вверх, рыцарь взмахнул мечом. Зрители и глазом не успели моргнуть, как верхняя юбка соскользнула с бедер, и упала на стол.

– Ой! – Девушка остановилась, не зная, что ей делать.

«Да поможет мне пресвятая Женевьева, – подумала она, – ох, и влипла же я в историю!»

– Танцуй, – повторил приказ Мартин, – быстро и весело! Музыку! – Рыцарь смахнул одежду на пол, сосредоточился, посмотрел плясунье в глаза, уловил охвативший ее страх и ласково улыбнулся. – Не бойся, ничего тебе не сделаю, разве что отрежу уши. Клянусь спасением души! Танцуй для меня!

До девушки, наконец, дошло, что от нее требуется. Взмах меча и шнуровка на рубашке оказалась ловко перерезана. Меч вошел точно в ложбинку между грудей, не поцарапав при этом кожу.

– А может, не надо? – Раздался голос из угла таверны. – Не жалко портить такую кожу?

– Нет! – пусть продолжает! – Раздавались пьяные голоса. – Пари есть пари!

Девушка не стала прикрывать ладонями груди, а подняла руки вверх и закружилась на столе, поражая собравшихся красотой, ловкостью и бесстыдством.

– Придержи язык, не то тебе самому будет хуже! – заорал пьяный посетитель. – А кто ты такой, что портишь доблестным воякам удовольствие?

В такой переделке девушке бывать еще не приходилось. Тут посетители с соседних столиков отодвинули эль в сторону и развернулись к танцовщице, чтобы лучше видеть веселое представление.

Мечом рыцарь владел мастерски: ни одной царапинки, ни одной капли крови зрители не увидели, зато тело испанки все больше и больше оголялось.

Восторженно заревели слушатели, затопали ногами, застучали кружками об столы – видимо, им особенно пришелся по вкусу последний куплет.

– В Испании девушки сладки, а вина кислы! – Мартин ловко резанул по шнуровке на юбке. – Клянусь святым Христофором, девушка вкусна, как персик! Эля!

В слабом свете мелькали высокие девичьи груди, пышные округлости блестящего от пота животика и бедер. Последним штрихом было дешевое ожерелье, ловко срезанное рыцарем прямо с шеи плясуньи.

Наградой рыцарю были не только деньги, но и танцовщица, которую он оприходовал тут же, на столе под одобрительные комментарии. Он не привык к затягиванию дела, и, кроме всего прочего, красотка была вкусна как персик.

Девушка лежала спиной на мокрой от пролитого пива столешнице, закинув ножки рыцарю на плечи, сладко постанывала, думая о том, насколько щедрым будет этот странный клиент.

В этот день ей повезло: кроме двух серебряных монет Мартин подарил бусы из зеленых камней и странную монетку из неизвестной страны с дыркой посередине на счастье.[8]

Воспоминания Рыцарю испортила надвигающаяся темнота.

– Ну, любитель овса и эля, что ты испугался? – Мартин повернул верного скакуна в низину, надеясь пересечь болота до вечернего звона. Но прежде чем половина пути осталась позади, он был сбит с толку множеством разветвляющихся тропинок. На болота опустилась ночь. Не в силах ничего разглядеть, кроме окружающего бурого вереска, он совсем потерял направление и не знал, куда ему следует двигаться.

– Помилуй меня, Господи! – с жаром взмолился Мартин, подняв глаза к ночному небу.

Луна бросала сквозь черные тучи лишь слабый отблеск света. Порой она появлялась во всем великолепии из-за завесы, лишь на миг, открывая лик перед несчастным путником.

– А вот и чудище! – Рыцарь потянулся к верному мечу. – Трактирщик не врал! Экое создание!

На тропинке, роняя слюну, стояла огромная собака, явно не местной породы. Величиной с теленка, черная и лохматая, она, похоже, собиралась пообедать рыцарем и конем. Впрочем, рыцаря собакой было не напугать.

– Ты, блохастая псина, – рыцарь натянул поводья, – я, таких как ты не один десяток съел, когда в стане запасы кончились!

Конь, нахлебавшись эля, вместе с овсом решил, что можно и повоевать в ночных болотах. Почувствовав, что хозяин отпустил поводья, он бросился на собаку, надеясь растоптать копытами.

Адский зверь, увидев, что добыча пошла в атаку, еще раз показал зубы и дал деру.

– Да, родной Девоншир неласково встречает странствующего рыцаря! – Мартин не сразу сумел удержать воинственного коня, и тут понял, что тропинка осталась где-то далеко.

«Чего только не рассказывали об этих болотах! – думал он, мечтая только об одном: не провалиться в трясину. – Сколько путников приходили сюда и не возвращались!»

Конь храпел и несся во всю прыть, но собака оказалась проворнее, и разрыв между нею и преследователями увеличивался.

– Проклятье! – Рыцарь сказал, не стесняясь в выражениях, все, что он думает и о болотах, и о собаках, и о пьяном коне и о собственной глупости. – А все из-за того, что трактирщик варит слишком крепкий эль! Неужели придется здесь ночевать?

Надежда и врожденная смелость вынуждали двигаться вперед, но, наконец, усиливающаяся темнота да Собака исчезла в темноте. Рыцарь не зря доверился верному коню на болотах: чутье, которое проявляют благородные животные при переходе через трясину, факт общеизвестный и составляет любопытное свойство их природы. Вскоре взмыленный конь остановился, решив, что на сегодня с него подвигов уже хватит. Усталость победила: страшась сдвинуться с твердой почвы и, опасаясь невидимых трясин и ям, рыцарь в отчаянии спешился и сел на землю.

– Говорил мне трактирщик, оставайся! – Рыцарь вспомнил приятное ощущение от прикосновений к вздувшимся красным рубцам на круглой попке и еще раз пожалел о своем решении. – Спал бы сейчас на мягкой соломе в объятиях очаровательной служанки!

Но недолго пребывал рыцарь в таком состоянии: до него долетел звон колокола. Он встал и, повернувшись на звук, различил тусклый мерцающий огонек.

– Ну, мой пегий друг, – Мартин взял коня под уздцы и осторожно направился в сторону огня, – нам повезло во второй раз! В болоте не утонули, а впереди ночлег!

Верный конь остановился у рва с водой. Тут Луна соизволила выглянуть из-за тучки, и рыцарь увидел большой старинный замок с башнями по углам и широким подъездом посредине. На всем лежала заметная печать времени. Крыша во многих местах рухнула, зубцы на башнях наполовину обвалились, а окна по большей части разбиты. Подъемный мост через развалины ворот вел во двор. Рыцарь Мартин вошел на него, и тут свет, исходивший из окна одной из башен, мелькнул и исчез. В тот же миг Луна нырнула в черную тучу, и ночь стала еще темнее, чем прежде. Минуя въездную башню, Мартин не удержался, задрал голову, и внутренне сжался. Он вспомнил, как три года назад проезжал, под тяжелыми, с острыми зубьями воротами. Старая решетка сорвалась и рухнула на него. Удар был такой силы, что рассек лошадь пополам, а всадника спала лишь молитва и оберег из Святой Земли. На этот раз ворота держались, и не стали опускаться даже после того, как он въехал во двор. Царила полная тишина.

– Вот мы и нашли ночлег! – Мартин привязал коня под навесом и, подойдя к зданию, зашагал вдоль него.

Вокруг все было спокойно, как в царстве смерти. Внутри замок был таким же холодным и негостеприимным, как и снаружи.

Он заглянул в окна, но ничего не смог различить и непроницаемой тьме. Немного поразмыслив, рыцарь взошел на крыльцо и, взяв в руку громоздкий дверной молоток, поднял его и после некоторых колебаний, громко постучал.

Рыцарь не терял времени на то, чтобы рассматривать в подробностях замок, а, соскочил с коня и поблагодарил святого Юлиана – покровителя путешественников – за ниспослание ему надежного ночлега.

– Эй, кто-нибудь есть! – Звук глухо пронесся по всему особняку.

– Нет никого! – раздался тихий голос, и все затихло…

Мартин с тоской подумал о трактире, где доступная девушка позаботилась бы устроить его в тепле и уюте. Дверь, насколько он мог рассмотреть при скудном свете, была массивная, из дубовых досок, сплошь обита гвоздями.

«Но кто-то же сказал, что ту нет никого, – с замирающим сердцем он поднял руку и ударил еще раз, – пусть только попробуют, не открыть! Клянусь святым Мартином, я разнесу этот замок по камню!

Он постоял еще немного, подождал. В доме воцарилась мертвая тишина.

– Откройте, грешники! – Мартин принялся не шутя колотить молотком в дверь. – Откройте или я разнесу дверь к чертовой бабушке!

– Говорят же вам, нет никого! – снова послышался тихий голос. – Стучать бесполезно!

И тут до рыцаря донесся отчаянный женский крик. Проползла долгая минута, но ничто не шелохнулось, только летучие мыши сновали над головой.

– Кто тут шутит? – Мартин постучал еще раз и опять прислушался.

Глава третья. Дом с привидениями

А сейчас стоит познакомиться с другими героями нашей повести. Сэр Стефан Лобстер, названный так в честь своего далекого предка короля Стефана, девятнадцать лет правившего Англией, мягкостью характера не отличался. Мало того, его черная душа была далека от заповедей христианской морали, молитвам он предпочитал эль, а покаянию – вино. Соседи, старающиеся не встречаться с Лобстером, поговаривали, что он продал душу дьяволу, и служит вместе со своими слугами в подвале черные мессы. А теперь слово древней летописи:

…Рыцарь Стефан творил подлости и был несправедлив: он никогда не держал слова своего. Всегда он преступал клятвы свои и чести своей не хранил, а в своем замке творил всякие непристойности и бесчинства. Он угнетал простых людей Земли, заставляя работать в замке своем. Его замок наполнили бесы, призраки и злодеи. Тут он стал хватать людей, которых считал имущими, по ночам и даже днем, мужчин и женщин, держал их в заключение, дабы отнять золото и серебро, пытал их страшными муками, и не было мучеников несчастнее их… Когда же он видел, что нечего у людей больше взять, он жег их дома…

Понятно, что Мартина не ждал у такого хозяина радушный прием! Напрасно он думал, что в замке найдет прием, достойный доблестного рыцаря.

– Раздевайся, надевай саван и ложись в гроб! – Кричал на жену сэр Стефан, злобный хозяин развалин, куда злая судьба занесла рыцаря Мартина. – Моя собака привела к нам гостя! Не даром я купил ее за два нобля![9] Наверняка, будет, чем поживиться!

Жена рыцаря была настоящей красавицей: ее голову с двумя толстенными косами роскошных черных волос удерживала серебряная диадема. Изумительная кожа – гладкая, как фарфор, сливочно-белая, нежно розовевшая на щеках. Оспа, страшная болезнь, уродующая лица, обошла ее стороной.

Сейчас прекрасное лицо хозяйки замка таким не казалось: женщина с ненавистью смотрела на супруга. Сросшиеся на переносице брови, придавали лицу волевое одновременно грозное выражение.

– Ты смеешь возражать? – Левую бровь пересекал шрам, а черные глаза, казалось, метали громы и молнии. – Забыла, как умеет кусаться мой хлыст?

Правая щека мужчина непроизвольно подергивалась, что было крайне неприятным предзнаменованием. В минуты перед дракой, боем или насилием тик усиливался, а глаза они становились почти черными.

Гнев и смех зажигали их адским пламенем, а лицо становилось малиново-красным, когда хозяина охватывала ярость. Прямой, резко очерченный нос, был свернут в одной из бесчисленных драк и при глубоком дыхании издавал храп. Кроме того, мужчина был низкорослый, длиннорукий и сутулый. Одним словом, это был ходячий ужас.

Сказать, что Стефан не сознавал производимого впечатления, было бы неверно. Он довольно откровенно пользовался этим, особенно в отношениях с женщинами из окрестных ферм. Горе той молодке, что, зазевавшись, не успевала спрятаться!

– Вор, – ты позоришь звание рыцаря! – Молодая и очень красивая женщина не хотела участвовать в спектакле. – Настоящие рыцари ходят в походы, а не грабят на большой дороге с помощью страшных собак!

В очаге, освящавшим зал, громко треснуло, и дрова затрещали, а потом вспыхнули ярким пламенем. Эллин, слегка отклонившись от огня, смахнула набежавшую слезу. Блики танцующего огня в очаге играли на нежной округлости щек, высвечивая гладкую кожу. Она знала норов мужа, но все равно не собиралась подчиниться.

– Ты опять за свое! – Мужчина ухватил длинный собачий хлыст и вытянул супругу по ногам.

Дикий нечеловеческий крик наказанной женщины услышал даже рыцарь Мартин, нетерпеливо размахивающий молотком у входа.

Стефан, еще раз послал черный хвост вперед. Силу в удар он не вкладывал, заранее зная, какая боль сейчас пронзит женщину. Змеиный конец сразу обвился вокруг бедра, оставляя наливающийся темной кровью след. Она встретила хлыст, сжав зубы, теряя дыхание.

После третьего удара хвост обвился вокруг правой лодыжки, сэр Стефан дернул рукоятку на себя, и женщина упала на пол.

Снова раздался свист, и страшный ременный кончик еще раз впился в нежное тело, пересекая наискось спину.

– Стерва! – Мужчина заскрипел зубами и затрясся в бешенстве, наливаясь кровью.

Эллин прикрыла руками лицо, вздрогнула от нового обжигающего удара, и выслушала поток ругательств, больше подходящих матросу, а не рыцарю.

– Я третий раз повторять не буду! – Гибкий хвост прошелся между лопаток несчастной женщины. – Занимай свое место!

Впрочем, вид женщины, укладывающейся в гроб, был настолько приятен Стефану, что он решил не церемониться и воспользоваться моментом.

– Я долго буду ждать! – Мартин бил молотком в ворота так, что створки дрожали, но сейчас хозяину замка было не до него.

Ответом был еще один жалобный женский вопль.

– Тут, похоже, гостям не рады! – Мартин прекратил стучать в дверь и прислушался. – А может, тут действительно никого нет?

Стефан, решив, что ночной гость никуда не денется, выдернул ноги жены из гроба, раздвинул их в стороны и овладел добычей с такой яростью, что несчастная Эллин не посмела сопротивляться.

“Ненавижу, – думала Эллин, вздрагивая от омерзения под потным, давно немытым телом супруга, – чтоб ты сдох!”

Если учесть изначальную ярость супруга, Эллин повезло: он кончил очень быстро. Женщина не успела сосчитать и до тридцати. Избитое тело отмстило мучителю: оно стало безответным и таким холодным, словно было действительно таким, каким принято укладывать в гроб.

– Я снесу эти [Неприличное выражение] ворота к чертовой матери! – Позабыв про закоченевшие ноги, холод и все остальное, Мартин напрягся, и стукнул в третий раз, и в третий раз все было тихо. Тогда он отошел назад, дабы взглянуть, не виден ли где в доме свет. И свет вновь появился в том же самом месте, но быстро исчез, как и прежде… В тот же миг с башни раздался зловещий звон. Сердце Мартина в страхе остановилось – на какое-то время он замер, затем ужас вынудил его сделать несколько поспешных шагов к коню…

“Непобедимый рыцарь празднует труса?” – стыд остановил бегство, и, движимый чувством чести и непреодолимым желанием положить конец сему приключению, он возвратился на крыльцо.

– Похоже, моему позднему визиту здесь совсем не рады! – Мартин потер шею, где кольчуга раздражала кожу поверх сбившейся под ней рубашки. – Господи, прости меня грешного! Помолившись на скорую руку и укрепив душу решимостью, он одной рукой обнажил меч, а другой поднял на дверях запор.

Тяжелая створка, заскрипев на петлях, с неохотой поддалась.

– Чертова дверь! – Он нажал плечом, с трудом открыл, и шагнул вперед.

Дверь тут же с громоподобным ударом захлопнулась. У Мартина кровь застыла в жилах – он обернулся, чтобы найти дверь, но не сразу трясущиеся руки нащупали ее.

– Святые угодники, – даже, собрав все свои силы, он не смог открыть ее вновь, – похоже, замок заколдован, и я попался в ловушку!

После нескольких безуспешных попыток открыть замок он оглянулся и увидел в дальнем конце коридора широкую лестницу, а на ней – бледно-голубое пламя, бросавшее на все помещение печальный отсвет.

– Горит же так какая-то [Неприличное выражение] – Рыцарь вновь собрался с духом и двинулся к пламени. Оно отдалилось. Он подошел к лестнице и после мимолетного раздумья стал подниматься.

– Привидения явно экономят на свете! – Рыцарь медленно поднимался, пока не вступил в широкую галерею. Да поможет мне святой Мартин и святые угодники!

Пламя двинулось вдоль нее, и в безмолвном ужасе, ступая как можно тише, ибо рыцаря пугал даже звук собственных шагов, Мартин последовал за ним. Оно привело к другой лестнице, а затем исчезло. В тот же миг с башни прозвучал еще один удар.

– Так звонят по покойнику! – Мартин ощутил всем своим сердцем леденящий ужас. – Не по мне ли?

Теперь он находился в полной темноте. Вытянув перед собой руки, он начал подниматься по второй лестнице.

Тут его левого запястья коснулась мертвенно-холодная рука и, крепко ухватившись, с силой потащила вперед. Мартин пытался освободиться, да не мог, и тогда он нанес яростный удар мечом. В тот же миг слух пронзил громкий крик, и на его руке осталась недвижная кисть.

– А кровь течет настоящая! – Он отбросил обрубок и с отчаянной доблестью ринулся вперед. – Я хоть и боюсь всякой нечисти, но с живыми как-нибудь справлюсь!

Лестница стала уже и начала извиваться, на пути то и дело встречались проломы и отвалившиеся камни. Ступени становились все короче и, наконец, уперлись в низкую железную дверь. Всюду пахло сыростью, как будто замок давно был брошен обитателями.

Большая крыса пискнула, посмотрела на незваного гостя и исчезла в норе.

– Понастроили тут [Неприличное выражение]! – Мартин толчком открыл дверь. – Один латник может тут держать целый отряд!

Слабого света из зарешеченного окна было достаточно, чтобы разглядеть коридор.

Под сводчатым потолком раздался низкий приглушенный стон: за стенкой, в главном зале избитая женщина занимала место в гробу. Мартин не знал, что к его приходу готовится грандиозный спектакль, и продолжал идти вперед. Достигнув первого поворота, различил то же самое голубое пламя, что вело прежде.

– Чертовы огоньки! – Он последовал за ним, непреодолимый порыв необъяснимого любопытства увлекал рыцаря, все дальше через анфиладу мрачных комнат. – Замок наверняка кишит привидениями!

Тут, будто услышав его слова, в конце коридора возник призрак в полном боевом облачении. Угрожая незваному гостю, он взмахнул старинным мечом.

– Защищайся! – Мартин бесстрашно бросился вперед, чтобы нанести сокрушительный удар: но призрак в тот же миг исчез. Пламя теперь полыхало над створками дверей в конце галереи. В тот же миг двери распахнулись, открыв огромное помещение, в дальнем конце которого на столе покоился гроб, а по обе стороны горели четыре толстые свечи. Камин, прогорев, света почти не давал.

Вдоль стен комнаты стояли фигуры в балахонах с капюшонами, а вместо лиц у них были оскаленные черепа. Тут крышка гроба открылась, и раздался удар колокола.

– А вот и обед! – При появлении рыцаря фигуры одновременно приняли угрожающие позы.

Раздался удар колокола. Из гроба поднялась дама в черном покрывале и протянула руки к незваному гостю. В то же время фигуры звякнули саблями и шагнули вперед.

– Надо же, сказки про заколдованных принцесс не врут! – Прижавшись спиной колонне, он яростно махал мечом, намереваясь продать свою жизнь подороже. Помещение огласилось стонами и ругательствами.

Рыцарь Мартин знал, что в таких случаях стена или колонна как союзник на поле брани надежнее десятка латников. Меч опытного рыцаря легко и беспощадно находил цель. Страшный металл летал кругами в воздухе, не давая нападавшим и близко подойти к отважному рыцарю. Особо воинственные негодяи уже корчились на полу, истекая кровью, мешая остальным подобраться к Мартину. Помещение огласилось стонами и ругательствами.

– Я вам не барышня! – ругался Мартин, разя мечом направо и налево. – Рыцаря хотят победить! Всем головы снесу, порублю как немец капусту!

Вот еще один бросился вперед, поскользнулся и упал. Никто и понять не успел, в какую секунду меч Мартина описал дугу и снес смельчаку голову. Кровавый фонтан долетел до потолка, а тело корчилось в предсмертных судорогах.

– Ну, грешники, в Аду вас заждались! – Запах свежей крови подействовал на него как напиток из мухоморов на викинга.

В пылу сражения рыцарь забыл обо всем и, как обычно, со всем жаром отдавался упоению битвы. Обитатели замка не привыкли, что гость вместо того, чтобы упасть замертво от ужаса, так отчаянно сопротивлялся. Вид тел павших тоже не придавал разбойникам решительности. Тут еще одна голова слетела с плеч, и Мартин пнул ее ногой как набитый тряпками мячик на сторону противника. Это было последней каплей.

– Спасайся, кто может! – Среди вояк, атаковавших рыцаря, началась паника, закончившаяся беспорядочным бегством и свалкой у двери.

С первого же удара Мартин понял, что голые черепа не более чем театральные маски из картона.

– [Неприличное выражение] гнойные! [Неприличное выражение] – Рыцарь пошел в атаку, рубя мечом направо и налево.[10]

– Негодяи! Вам коров пасти, а не саблями махать! – Сердце рыцаря билось сильно, но ровно, во рту стояла сухость, но уже от учащенного дыхания.

Сколько врагов осталось лежать на полу, рыцарь не знал. Упоение битвы захватило его. Глаза налились кровью ненависти, на губах застыла жесткая улыбка. «Порублю на котлеты, нашинкую как капусту! – думал он, отражая удар, чтобы тут же нанести ответный выпад. – Вот это гостеприимство!»

Глава четвертая. Прекрасная леди Эллин

О том, как рыцарь Мартин попал в страшный замок и о том "теплом" приемы, что он встретил – рассказано в первых главах. А сейчас ему в одиночку придется разобраться с злодеем хозяином и его слугами.

Рыцарь робким гостем не был. Теперь хозяевам страшного замка расхотелось драться. Тут главное – унести ноги, пока голова еще держится на плечах. Как всегда, во время беспорядочного отступления началась паника, а у маленьких дверей образовалась пробка. Мартин, оценив численное превосходство нападавших, и не думал о рыцарском великодушии.

– Зарублю! – Страшный меч обрушился на разбойников.

Нескольким «мертвецам» страх и отчаяние придали смелости и они решили если не победить озверевшего рыцаря, то хотя бы подороже продать собственную жизнь.

– Ху-Ха! – Дыхание сбилось, рыцарь задыхался, но не собирался сдаваться.

Он, успел присесть, и страшная сабля прошла в половине дюйма над его головой, и тут же ткнул мечом в грудь мавра, одновременно прикрываясь проткнутым врагом как щитом от новых ударов.

– Тоже мне, вояки! – Рычал он.

Подучив-таки удар по голове, рыцарь внезапно потерял сознание, а, придя в себя, обнаружил, что лежит на шелковом персидском диване в уютной ярко освещенной комнате. Помещение резко отличалось от темных галерей казематов остальной части замка. В камине ярко горели дрова. На полу вместо тростниковой подстилки лежали два больших ковра. Кольчугу кто-то умудрился с него снять, окровавленной туники тоже не было: вместо нее на рыцаре красовалась шелковая рубашка.

Посредине находился накрытый на двоих стол. Открылись двери, и появилась дама несравненной красоты.

«Никаких следов оспы! – удивился Мартин. – Бывает же такое!»

Женщина была невысокого роста, но при этом имела высокую грудь и тонкую талию – редкое сочетание в те далекие времена, но больше других прелестей Мартина привели в невменяемое состояние огромные глаза, которые, казалось, лучились изнутри, подобно пламени в очаге. Он не сразу признал в ней женщину, восставшую из гроба при его появлении.

Она подошла к рыцарю и, упав на колени, поблагодарила как своего освободителя.

– Я леди Эллин! Ты спас меня из рук злодея-мужа и банды, которые терроризировала всю округу. – Она обняла Мартина и нежно поцеловала в губы. – Мой замок совсем обветшал, но как видишь, в нескольких комнатах жить можно! Ты можешь сесть к столу или принести сюда?

Поцелуй был так сладок, что рыцарь не удержался и осторожно потянул даму к дивану. «О такой женщине я мечтал со времен участия в крестовом походе!»

– Мой, твоими стараниями, покойный муж, хоть и был дворянином, предпочел стать не героем, а главарем шайки разбойников, – Эллин ласково посмотрела на Мартина. – Ренты ему было мало, а воевать за короля не хотел! Мой супруг, да примет дьявол его душу, вел себя не как рыцарь, а как крыса в амбаре с пшеницей! Соседи наш замок за три мили обходят!

– А почему они меня не добили? – Удивился рыцарь.

– Думаешь, приятно лежать в гробу, пугая гостей? – Эллин вздохнула. – На полу валялось много оружия, а твой меч посеял среди них такую панику, что мне не пришлось долго возиться! А какой у тебя замечательный меч![11]

Очаровательные юные девушки возложили на голову Мартина венок, а дама села рядом. Девушки разместились вокруг, а вошедшие в зал слуги сначала подали яблочный пирог, а потом зажаренного кабанчика. Украшением стола был облепленный паутиной кувшин с драгоценным испанским вином. Непрестанно играла восхитительная музыка.

– Этих мой муж с приятелями уже перепортил! – вздохнула Эллин, наливая густое вино в серебряный кубок. – Девушки, принесите еще кувшин. А ты, доблестный рыцарь, если хочешь, бери на ночь любую!

Рыцарь от удивления даже не мог говорить – он мог выражать свое почтение лишь учтивыми взглядами и жестами.

– А если я хочу тебя? – Выпивка придала Мартину смелости.

Казалось, в глазах хозяйки можно утонуть, как в проливе Ла-Манш, а фигура… Такая красавица могла бы заставить любого вояку позабыть о долге, а тут, когда битва позади…

«Эта молодая леди наверняка знает толк в постельных баталиях, – подумал рыцарь, – хотел бы я проверить, способна ли она удовлетворить любые прихоти. Именно о такой я и грезил в походах!»

– Можно и меня! – Женщина наклонилась к поясу Мартина и развязала его. – Я твоя по праву победителя!

Эллин выскользнула из платья, как змея из старой кожи, и посмотрела на служанок. Те поспешили удалиться, оставив гостя наедине с хозяйкой.

От ласкового прикосновения прекрасной ручки оружие рыцаря стало увеличиваться и принимать весьма внушительные размеры.

– Ох! – простонала женщина, когда рыцарь начал любовное сражение. – Еще!

– О блаженство! Ты слаще меда! – Рычал Мартин, сжимая даму в крепких объятиях победителя. – Ты крепче шотландского пойла!

– Какой страшный шрам, – молвила она, касаясь побелевшего рубца, наискось пересекавшего правое бедро.

– Пришлось повоевать! – Теперь ночное приключение казалось рыцарю забавным, но он был рад, что теперь предстоит вкушать плоды победы. – Во славу Господа! Да и у тебя на теле следов хватает!

– Мой муж не выпускал хлыста из рук, – женщина почесала следы от ударов, потянулась, повела плечами, готовясь к сладкому штурму и почетной капитуляции.

– На бедре след сабли, мы весело провели время в Мавритании! – Мартин раздвинул прекрасные ножки Эллин и с силой вошел в горячее лоно. – Знаешь, месяцев шесть хромал из-за него, но в общем, как всегда, все зажило. Главное, что мой меч цел оказался. Всего на пару дюймов выше и…

Сверху он видел тени от прижатой руками простыни.

– Страшно подумать! – Черные глаза Эллин светились от счастья. – Как хорошо, что все закончилось!

– Я хочу тебя, Эллин, как не хотел ни одной женщины в жизни, – Мартин погладил набухшие груди.

Впервые в жизни самообладание, казалось, покинуло его. Мартин стиснул зубы, стараясь хотя бы внешне унять волнение.

Эллин в могучих руках Мартина оказалась бессильным ребенком, тело сразу перестало подчиняться.

– Моя радость! – Мартин сжимал нежное тело в объятиях, наслаждаясь шелковистостью кожи. – "Utinam hanc etiam viris impleani amicis!"[12]

– Похоже, моя крепость сейчас сдастся на милость победителю! – Эллин не могла, да и не хотела вырываться из крепких объятий. – Девственности подарить тебе не могу, – шептала прекрасная дама, – зато ты вернул мне свободу, а вместе с ней и право наследования окрестных земель, этого замка и ренты! В Англии найдется не так много невест с таким приданным! Я выберу самую красивую девушку из детей моих крестьянок, что не успела побывать в лапах разбойников. Она подарит тебе то, чего нет у меня!

Посмотрев на нее с сомнением, Мартин подумал, что у женщин часто так бывает: говорят одно, а на уме совсем иное.

Впрочем, привыкший воевать, грубый рыцарь не был искушен в красивых речах.

– Хорошая мысль! – Мартин закинул ножки прекрасной госпожи себе на плечи. – Девственниц у меня еще не было. Может, действительно, остепениться, завести детишек?

Тут Мартин почувствовал, что снова хочет овладеть прекрасной хозяйкой замка.

– Нет ничего постыдного, что ты откликаешься на зов природы, – Эллин сладко потянулась в объятиях Мартина, глаза госпожи стали неестественно яркими, она крепко прижалась к нему – пусть попы и уверяют нас, что ублажать ее – грех, зато какой сладкий!

– Я знаю, – Эллин, в отличие от большинства англичанок того времени не лежала на спине, глядя в потолок, а отдавалась искусству любви со всем тщанием изголодавшейся по ласке женщины, – что у вас, странствующих рыцарей, все счастье – на острие копья. Вас не прельщают ни богатства, ни земли. Но удача в войне переменчива, подчас захочется тихого угла и тому, кто всю жизнь воевал да странствовал. На широком ложе прекрасной Эллин рыцарь растаял, как снежинка тает в ладони, его одолевала приятная усталость, и не хотелось никуда ехать.

Они провалялись до самого утра, пока не пришло время завтракать.

– Извини любимый, слуги, решив, что мой муж отныне в завтраке не нуждается, решили оставить меня и тебя голодной! Я скоро вернусь!

Глава пятая. Трое в брачной постели

За небольшую мзду слуги закона быстро оформили введение Эллин в наследство и брачный контракт, в обсуждении которого хозяйка замка приняла живое участие. Среди прочих пунктов было регулярное выполнение Мартиным супружеского долга.

– Интересно, полюбит ли меня мой Мартин или мне придется мучиться так же, как и с первым мужем, – думала Эллин, стоя перед алтарем сельской церкви.

Мартин смотрел в глаза невесты, и думал о том, что вот он, самый счастливый миг в его жизни: огромное приданное, спокойная жизнь в замке, хоть и требующем большого ремонта, но зато в подвалах большие запасы старого вина и других вкусных вещей, вдобавок ко всему этому прекрасная женщина!

Леди не обманула и в первую брачную ночь третьей на супружеском ложе оказалась прекрасная девушка, лет пятнадцати. Современным читателям не понять, почему Эллин решилась на такой поступок. Женщина в те времена считалась имуществом, таким же, как корова или лошадь. Эллин, выходя замуж, фактически отдала себя в рабство мужчине, своему хозяину. Она знала, что с момента венчания цель жизни определена до последних дней: обслуживать господина на супружеском ложе, и рожать детей. Обязательно родить парочку мальчиков, которым передать наследство, и девочек – для продажи в качестве невест и заключения кровных союзов между семействами. К тому, что муж при ней будет наслаждаться юной девицей, Эллин относилась с философским спокойствием: «Мужчина заводит любовницу для удовольствия, – думала она, – а не для пытки. Мартин будет любить меня, а с этой девкой у него не будет ничего, кроме простого влечения. Что в ней хорошего, кроме очарования ранней юности? Ничего! А молодость и красота – временное явление!»

Алисин, предназначенная Мартину в качестве подарка, являла собой настоящее воплощение типично английской красоты, и показалась рыцарю символом чистоты и невинности. Вот только несчастная девушка никак не могла смириться со своей участью. Ее силой увели у матери, а потом служанки раздели Алисин и стали мыть в корыте, отпуская соленые шуточки по поводу невинности и красоты свадебного подарка.

– Вот погодите, – веселились они, увидит рыжую призрак Максимилиана, – так обязательно постарается залезть к ней под одеяло! Он страсть как любит таких веснушчатых, молоденьких и вкусненьких!

Наконец, ее одели в короткую тунику, завернули в плащ и повели в брачные покои.

– Поздравляю Вас, – девушка неумело поклонилась молодоженам.

В спальне жарко пылал камин, горели свечи, но девушке все равно казалось, что в помещении холодно. В замке она была впервые. До последней минуты она не верила в то, что отдадут новому господину.

– Ты настоящая красавица, – Мартин улыбался, решив, что церемониться с девицей он не будет, – подумать только, какие бутоны распускаются на местных болотах!

– Я не на болоте выросла, – девушка нисколько не смутилась или не подала вида, – я живу в деревне у матушки…

Волосы, как заметил Мартин, отливали красной медью, а по лицу рассыпались веснушки. Что ж, если при взгляде на рыженькую девчонку мысли рыцаря невольно повернулись совершенно в противоположную от молодой жены сторону.

– Интересно, – Мартин показал жене на портрет рыцаря, – висевший на стене спальни. – Эллин, ты не находись сходства?

– Не удивительно, если оно есть! – Эллин посмотрела на портрет, а потом на девушку. – До сих пор в округе ходят рассказы о похождениях моего дедушки Максимилиана. Он тут ни одной юбки не пропустил! Впрочем, и умер он на женщине, и это в возрасте семидесяти лет, когда надо думать не об удовольствиях, а о Боге и спасении души! Его призрак до сих пор гуляет по замку! Кстати, Алисин, ты боишься привидений?

– Боюсь! – Честно ответила она.

«Леди Эллин совершенно голая, – девушка не могла поверить своим глазам, – раздеваться вот так перед мужчиной смертный грех! Да и господин тоже не обременен одеждой! Это же содомский разврат! Боже, куда я попала?»

– Девочка, – леди Эллин вылезла из-под одеяла и подошла к Алисин и сорвала плащ. – Лучше запоминая сразу: тут твой господин и твоя госпожа! Ты будешь делать все, что скажут! При малейшем возражении вместо ночи в теплой кровати отправишься прямо в склеп к моему деду! То-то он обрадуется! – Леди, решив в первую брачную ночь обойтись без ночной рубашки, вынула из-под подушки маленький, но очень острый обоюдоострый стилет. – Ты с этого момента принадлежишь мне и моему мужу душой и телом!

«Неужели это происходит со мной? – Сердце Алисин отчаянно колотилось. – И меня сейчас будут насиловать, как портовую проститутку?»

– Мне кажется, что на тебе слишком много одежды! – Стилет с хрустом впился в ткань, и располосованная туника упала к ногам девушки.

Филигранной точностью Мартина Эллин не обладала, и на коже «подарка» выступило несколько капелек крови.

Следом упала на пол заколка для волос. Распущенные рыжие волосы рассыпались по плечам. Теперь перед Мартиным стояло сразу две голых женщины!

Боже, как он хотел их обоих: юную рыженькую кошечку и породистую белокожую кобылку с черной как смоль гривой!

– Милорд, я еще девица, – девушка покраснела, как маковый цветок и попыталась прикрыться руками, – пощадите мою невинность!

– Значит, тебе повезло, что бутон сорвет настоящий джентльмен, – отвечал Мартин со смехом.

– Я не буду, я не могу! – Сгорая от стыда, Алисин пыталась спрятаться за Эллин. Впервые в жизни она стояла голая перед мужчиной, и испытала настолько сильное потрясение, что едва не лишилась чувств.

– Incredulus odi![13] – Огрызнулся Мартин.

Зеленые венчальные свечи горели, в старинном бронзовом подсвечнике, и в их мерцающем пламени Мартину вдруг показалось, что дедушкин портрет улыбается, глядя на двух красивых женщин и одного доблестного рыцаря.

«А не его ли я видел, гоняясь за Стефаном в замке?» – подумал рыцарь, но когда тебе предстоит доказать мужскую доблесть сразу двум дамам, о призраках думать не хотелось.

– О, представь, что это такое, когда такие стройные ножки переплетутся с твоими, Мартин! – Эллин шлепнула девочку по попке и постаралась отвернуться от портрета. – Она не врет! Мои служанки подтвердили ее невинность!

«Ну, как сказать мужу, что призрак повелел обязательно повесить его портрет в спальне? Не знаю, зачем ему это понадобилось, но если дедушка начнет чудить, так вся челядь из замка разбежится!»

Алисин увидела, как портрет шевельнулся, а парадное бесстрастное выражение лица Максимилиана сменилось похотливой улыбкой. Оцепенев, девушка словно приросла к месту. Коленки ее дрожали. «А вдруг, служанки не врут, и призрак действительно приходит к ним по ночам и даже залезает под одеяла?»

Привидений девочка боялась еще сильнее, чем рыцаря и его жену. Остатков мужества хватило лишь на то, чтобы прикрыть ладошкой низ живота. Ложиться на широкое ложе совсем не хотелось.

– Значит, ты девственна? – Рыцарь рассматривал живой подарок, а она от стыда была готова провалиться сквозь землю. – Волоски у тебя внизу такие же рыжие? Ну-ка, убери руки!

– Да, рыжие! – Алисин смотрела на кровать так, как смотрят заключенные в тюрьму на орудия пыток.

Страх, стыд, ужас перед предстоящим насилием, – все перемешалось в ней. От ее взгляда не укрылись ременные петли, оставшиеся на брачном ложе еще от первого мужа Эллин. Не надо обладать большой фантазией, чтобы догадаться об их назначении.

– Ты знаешь, что должно произойти? – Молодая жена подтолкнула девушку на шаг к кровати.

«Нет, я не отдамся этому мужчине! – думала Алисин, но тут ее взгляд упал на оживший портрет. – В склеп тоже очень не хочется!»

Она сделала еще шаг кровати, но природное упрямство, свойственное многим девушкам, мешало трезво оценивать ситуацию и сделать правильный выбор.

Алисин стояла красная, от маковки до пят, стыдливо прикрывая грудь и низ живота руками. «Господи, прости меня, грешную!» – взмолилась она.

Эллин строптивость девчонки начала надоедать. Портрет на стене тоже стал проявлять нетерпение.

– Мартин, мне кажется, что девица попалась с норовом и необходимо поучить ее покорности! – Эллин ловко опрокинула девушку на кровать. – Давай, взнуздаем!

Вместе с мужем она привязала Алисин за ноги и за руки так, чтобы жертва не могла пошевелиться.

– Необъезженная кобылка! – Улыбнулся рыцарь. – Жаль, что по хорошему не понимает!

Кожаные петли по углам кровати остались со времен первого мужа Эллин. Алисин лежала на кровати как морская звезда, выброшенная штормом на белый песок.

«Боже, как стыдно, – девушка инстинктивно сжимала ягодицы в безуспешных попытках скрыть самые интимные местечки в ложбинке между трепещущими очаровательными холмами, – неужели у новобрачных нет ни капли сострадания?»

– У нас на болотах растут замечательные березки! – Эллин подсунула под живот девочке расшитую подушечку, – Сейчас я популярно объясню ей, как надо слушаться!

Алисин дернулась, зашипела от боли: хорошенькая попка подарка украсилась первыми розовыми следами.

«Я сделаю так, что мерзавка удовольствия не получит! – думала Эллин, вставая на носки, чтобы сильнее врезать розгами по нежному телу. – Строптивая скотина! До крови просеку!»

Мартин решил не вмешиваться. Раскрасневшаяся жена с горящими глазами, усмиряющая пучком прутьев юную девушку, представляла восхитительное зрелище. Впрочем, рыцарь не был единственным свидетелем этой сцены. Портрет Максимилиана улыбался, предвкушая удовольствие.

– Мама! – Алисин дернулась, наивно пытаясь увернуться от жалящих укусов, но привязь удержала ее на месте. – Больно! Ой!

– Вот так-то лучше! – улыбалась Эллин.

В этот момент обе были чудо как хороши, и девочка, подпрыгивающая от страха и боли, и молодая женщина, что с большим усердием махала прутьями.

– Знаю этих деревенских простушек! – Эллин еще раз вытянула прутьями Алисин между лопаток. – Знаю этих, рыжих! Для таких и дюжины дюжин розог мало!

Вот и первые капли крови появились на юном теле.

– А теперь ты давай! – Эллин устало села на кровать, – покажи, кто тут хозяин! Этих девок как лошадей, в узде держать надо!

Мартин взял розгу, прицелился и ударил так, что кончики прутьев пришлись точно в щель между пухлыми половинками. Спальня наполнилась отчаянным визгом.

– Так ее, так ее! – командовал портрет, но на фоне визга жертвы его никто не слышал.

– Слезы ей только к лицу! – улыбнулась Эллин, наблюдавшая за мужем. – Продолжай! Ничего, ничего, пусть выплачется всласть! Я тоже плакала, когда впервые ноги раздвигала!

– Прошу вас, простите меня! – Алисин рыдала и мотала головой.

– Как видишь, – прекрасная Эллин довольно улыбалась, – розги в мужских руках великолепное лекарство от девичьего упрямства! От моих так не пела!

Порка девушки, которая будет делить ложе с собственным мужем, доставила хозяйке замка огромное удовольствие. Она не могла подавить в себе женскую ревность и теперь с удовольствием любовалась девчонкой, извивающейся под розгой.

– Ай! – Обезумев от боли, девушка была согласна на все. – Ой!

Конечно, Алисин не раз пробовала березовой каши, но так больно девушку не секли ни разу в жизни.

– Правильно, так-то лучше! – Эллин с интересом смотрела, на то, как меч мужа наливается, поднимается и готовится к решительному штурму.

– Больно! – Мольбы и рыдания сменились жалобными всхлипываниями. Алисин вздрагивала всем телом, а раскрасневшееся лицо спрятала в подушку. – Пощадите!

«Пресвятая дева, – молилась она, – за что мне ниспосланы такие мучения?»

Желание поиметь подарок от Эллин овладевало Мартиным. Но, кроме влечения к близости у рыцаря было желание любоваться нежным телом собственной жены, восхищаться гармонией его движений.

– Похоже, хватит! – Мартин швырнул измочаленные прутья в угол комнаты и полюбовался проделанной работой.

– Славно ты ее отделал! – Улыбнулась Эллин. – Ну что, лисичка, ты поняла, что будет с тобой в случае строптивости?

Алисин лежала на кровати, обнаженная, распростертая, и украшенная полосками лучше, чем та трактирная девочка на козлах: на боках, куда попадали тонкие кончики веток, показались капельки крови.

«Теперь моим телом воспользуется мужчина, – думала Алисин, – моя жизнь кончена! Пусть делают со мной все, что хотят. Я отдамся, а потом утоплюсь!»

Розги действительно помогли научить бедняжку покорности. Теперь подарок не сопротивлялся и был готов на все, рассчитывая умереть на утро…

Мартин не стал переворачивать Алисин на спину и освобождать из петель. Для англичанина той поры это не был обычный способ обнимать женщину, но для Мартина, побывавшего на востоке и видевшего интересные картинки в богопротивных книгах, любовь была искусством, не терпевшим однообразия.

– Ну, малышка, а теперь покатаемся! – Мартин придавил Алисин всем своим весом к кровати и уткнулся лицом в рыжие волосы.

Огромное естество вонзалось в нее, вызывая до селе неизвестные ощущения, усиленные зудом и болью на нежных частях тела. Алисин рыдала в расшитую шелком подушку, судорожно кусая ее.

«Вот так-то лучше! – Мартин занимался самой приятной для мужчин работой. – Права оказалась моя Эллин! Тело после порки стало нежным, горчим и удивительно вкусным!»

Нежное тело по желанию Эллин, было отдано на заклание, как жертвенный агнец на алтаре.

«Вот тебя бы так, розгами, – думала Алисин, повернув голову к Эллин, – ты бы по-другому себя вела!» И тут девочка впервые обратила внимание, что на теле госпожи достаточно много следов от не так давно перенесенных экзекуций. «Похоже, и ты знакома с поркой не понаслышке, злорадно подумала девушка. Мало тебе досталось!»

– Простушка, – Эллин внимательно наблюдала за реакцией Алисин, – ты должна привыкнуть к тому, что исполнение супружеского долга, включает созерцание и прикосновение ко всем тем местам, которые женщина прячут под одежду. На брачном ложе стыду не место!

«Порка ей пошла явно на пользу! – подумал рыцарь. – Теперь приступим к самому вкусному! Ни разу мне еще не доставалась девственница!»

Он несколько раз глубоко вздохнул и приподнялся на локтях. В таком положении девушка была полностью доступна, а поднявшееся мужество новобрачного требовательно упиралось ей в ягодицы.

«Он будет использовать меня, как захочет! – Поняла несчастная Алисин. – С этого момента я себе не принадлежу! Мое тело станет сосудом греха! Гореть мне в геенне огненной!» И эта мысль показалось ей страшнее, чем что-либо еще. «Самоубийцам все равно закрыть путь в царство Небесное!»

– Хватит собираться, – ворчал портрет прадедушки, – с первым лучом солнца мне предстоит отправиться в Ад, и я не увижу самого интересного!

Свечи начали заплывать, сначала одна погасла, потом вторая, к аромату весенней ночи примешался запах горячего воска, а несчастная Алисин, прижатая к кровати лицом вниз ощутила острый запах здорового мужского тела.

«Хорошо он поставил ее в замок, – думала Эллин, – залез на девчонку как породистый бык на телку!»

– Прошу вас, – девушка жалобно всхлипывала, – милосердия!

Большими пальцами Мартин прикоснулся к соскам Алисин и обнаружил, что они затвердели. Она вскрикнула и обмякла.

«Господи, – подумал Мартин, – я больше не могу терпеть!»

Мартин за свою военную службу побывал в разных переделках и преодолевал сопротивление многих женщин. Это и зазевавшиеся перепуганные крепостные крестьянки, и горожанки, не говоря уже о смуглокожих пленницах, и знал, как на смену твердому сопротивлению приходят неудержимая дрожь и беспомощная слабость, а тут ремни облегчали задачу.

«Что же он медлит? – не понимала девушка, чувствуя руки Мартина на своем теле. – Неужели он снова будет меня бить?»

Алисин довольно наслышалась о том, что происходит в спальне от подруг, от мамы, и от веселых служанок. Вдобавок, она не раз видела, как спариваются животные. Боль между ног была пустяковиной по сравнению с поцелуями розог. Сейчас она была в положении телки, приведенной к племенному быку на случку.

– Мартин, – прошептала Алисин, закрыв глаза, – видит Бог, как я тебя и Эллин ненавижу! Мое тело в твоих руках, делай скорее!

Она почувствовала, как что-то огромное давит между ног, и стало очень-очень больно.

Последняя, самая толстая свеча не успела догореть и до половины, как девочка Алисин издала звук, похожий на тихий стон, и вновь стало тихо.

По шелковой простыне растеклось пятнышко темной крови…

Портрет дедушки Максимилиана расплылся в довольной ухмылке. «Сегодня не самый плохой день вечности, – думал он, – эх, грехи мои тяжкие!»

Алисин жалобно всхлипывала, уткнувшись лицом в кровать, но где-то там, в потаенных углах души ангел-искуситель шептал:

– А ведь тебе понравилось! Толи еще будет!

Обесчещенная Алисин вздрогнула и расслабилась. После пережитого она считала себя грешной и испорченной, а свою душу погубленной раз и навсегда. Слезы текли из глаз несчастной, тело мелко вздрагивало.

Мартин решил приласкать жену, устроившую такой великолепный свадебный подарок, но и малютку Алисин ему не хотелось оставлять с ощущением боли и обиды. Она больше не плакала, но что бы и как бы он ни шептал ей, каменно молчала.

– Алисин! – Он опустился на нее всем телом и вновь зарылся лицом в ее волосы.

– Да, сэр рыцарь.

– Тебя отвязать? – Он шлепнул девушку по исполосованной попе. – Или еще розог?

– Пожалейте! Не надо меня бить! Я обещаю, что буду послушной!

Алисин освободили из петель и велели лежать на краю ложа. Она смотрела в закопченный потолок без мыслей, без чувств.

– Ты успокоилась? – Эллин смотрела на слезы в глазах девушки. – Хватит мочить слезами подушку! К деду в склеп захотела?

– Не надо ее в склеп! – муж решил, что, получив удовольствие, необходимо успокоить девчонку, хотя, возможно, как раз в его утешении она меньше всего нуждалась.

– Ты взял меня по праву сеньора. – В душе у Алисин была пустота. – На что мне сердиться?

Тут в разговор вмешалась Эллин.

– Если ты в другой раз будешь лежать, как бревно, или вновь потребуются тебя привязывать, то я собственноручно высеку тебя так, что душа слетит с кончиков твоих губ! Смотри и учись, как надо вести себя женщинам в постели!

Женщина села и стала ласкать уставшего от приятной работы супруга.

Мартина поразило, насколько поведение жены отличалось от поведения несчастной девчонки. Эллин было приятно слышать дыхание Мартина, и чувствовать тепло и запах вспотевшего от постельной баталии тела.

«И я должна смотреть на их грех? Мало я претерпела за эту ночь?» – подумала Алисин и хотела отвернуться, но портрет так строго посмотрел на нее, что несчастная решила посмотреть все, что будет делать рыцарь с госпожой до самого конца.

Мартин чувствовал, как подрагивали губы Эллин. Женщина так и не смогла окончательно победить в себе ревность. Он все понимал, и, тем не менее, решил и от жены получить все, что положено.

– Иди ко мне, медовая! – Обняв одной рукой за плечи, а другой за талию, он притянул ее к себе.

Белые налитые груди касались его груди. Он нежно поцеловал ее, в глаза, виски, подбородок, шею. Мартин повернул ее на спину и приподнялся над ней. Он чуть раздвинул вкусные ножки коленом, и дорога открылась навстречу.

«Неужели это может нравиться? – Думала Алисин, глядя, как Мартин, ее первый мужчина, целует Эллин. – По-моему, нет ничего хуже!»

Супруги слились в объятиях. Эллин обхватила мужа бедрами, так, что пятки уперлись в ягодицы Мартина. При этом она стонала явно от удовольствия.

«Это не честно! – Алисин судорожно втянула в себя воздух. – А как же я?»

Она не поняла, что в этот момент в ней умерла девочка и родилась женщина. Пара слилась и долго не распадалась. Каждый толчок Мартина, каждый стон Эллин делали Алисин еще несчастнее.

– Красивая, – прошептал Мартин, – и вкусная! Спасибо за свадебный подарок! Поцелуй меня!

Едва дыша, она послушно прикоснулась губами к его губам.

– Я буду любить тебя, Эллин, – Мартин поцеловал жену между грудей. – Мы на этой кровати сделаем кучу детишек!

«Интересно, – думал Мартин, – до сих пор я брал женщин лишь для того, чтобы получить удовольствие! А теперь я собираюсь обзавестись потомством. И моя жена необыкновенно красива!»

– Любовь моя, – прошептал он, целуя, Эллин, – ты моя любовь!

– Клянусь Святым Мартиным, – я поставлю серебряную статуэтку в его часовню за такой поворот в моей судьбе! Женщина приподняла колени и скользнула ногами по его ногам. Тут погасла последняя свеча!

Теперь только угли камина бросали на постель красноватый свет. «И когда она закончит? – Алисин смотрела, как Мартин погружался в Эллин ритмичными уверенными толчками. – Это же просто ужасно!»

Рыцарь не торопился, хотя после лишения невинности Алисин, утомленное в любовной схватке тело настоятельно требовало отдыха. Он чувствовал, пятки Эллин на своих ягодицах. Опираясь таким образом, женщина умудрялась поворачивать таз, усиливая приятные ощущения мужчине.

«С каким удовольствием Эллин это делает! Черт бы ее побрал» – думала Алисин, и в ее душе стало разгораться доселе неизвестное чувство – ревность!

Для нее снова время потекло медленно. Каждый молчок Мартина, каждый сладкий стон Эллин болью отзывался в душе измученной девушки.

И тут Эллин повернула голову и посмотрела на Алисин. Ее взгляд был тяжелым от страсти.

Еще несколько толчков и тело Эллин выгнулось дугой, вздрогнуло и расслабилось. Рыцарь довел и себя и жену до вершины блаженства.

Морфей подарил троице несколько часов сна.

Алисин проснулась первой, с удивлением отметив тот факт, что ей все же удалось заснуть: супруги использовали ее тело вместо подушки. После пережитых мучений тело требовало отдыха: она спала довольно глубоко и без сновидений, но проснулась рано и без приятной надежды на то, что все случившееся накануне было сном.

Прошлая ночь дала знать о себе довольно грубо: саднящей болью между ног, в ягодицах и между лопаток. Мартин проснулся на рассвете с блаженным чувством легкости и беззаботности. Камин погас, но в постели, нагретой тремя телами, было тепло и уютно.

– Доброе утро, сэр! Доброе утро, госпожа Эллин! – Алисин, заставила себя поднять взгляд и посмотреть на счастливых супругов, но тут ей страшно захотелось по естественной надобности.

Под смех молодоженов, наслаждающихся ее смущением, ей пришлось сесть на ночную вазу прямо в их присутствии.

– Я не удивлюсь, если у нашей рыжей подушки после такой ночи заведется потомство! – Эллин сладко потянулась.

– Рожать внебрачных детей – это грех! – Алисин попыталась прикрыться руками. – Наказание за это падет на тех…

В ответ Мартин громко рассмеялся, а Эллин строго глянула на нее.

Для Алисин все было кончено. Теперь ее ждала незавидная судьбы игрушки в руках господ, которую могли сломать и выбросить в любой момент. Боль, страх и ужас сменились полной апатией. Чувства словно бы отключились.

Впрочем, Эллин сразу обо всем догадалась.

– Теперь я отведу ее в башню, и там она будет сидеть до тех пор, пока не войдет во вкус! – Эллин откинула одеяло и посмотрела на красное пятно на простыне. – Действительно, девица… Была! Эллин смачно шлепнула девушку по наказанной попке. – Знаю я таких, поначалу пытаются утопиться в колодце или во рву, а потом от мужика клещами не оторвешь! Не плачь, моя сладкая, вот приговорю какого-нибудь воришку к смерти, а ты его от плахи спасешь тем, что пойдешь за него замуж! Он тебе по гроб жизни благодарен будет!

– Не надо! Вы уже и так сломали мою жизнь, – Алисин жалобно смотрела на Эллин. – Я не хочу замуж за разбойника!

– Возможно, – Мартин поцеловал Эллин – мы найдем этой девчонке другое применение!

– Не надо меня в башню! – Плакала девушка, стыдливо прикрываясь руками. – Пожалуйста. Не надо!

– Ладно, давай оставим девушку в замке, – решила Эллин, почувствовав приближение женских недомоганий, – пока!

«Во всех отношениях разумнее держать мужа под контролем, стоит держать этот кусок рыжеволосого мяса поблизости. В конце концов, это всего лишь наложница, для тепла в постели. Честное слово, я сама как-нибудь займусь ее воспитанием! Девочка ничего не умеет! Просто ужас какой-то!»

Эллин, не смотря на свою красоту и добросердечие, не задумывалась о том, что скрывается за юным телом и миловидным лицом в обрамлении медных волос.

А Мартин был очень даже рад такому подарку. Ну а мнения Алисин никто и не собирался спрашивать.

Глава шестая. Алисин и родовое проклятие

После той брачной ночи, где девственная Алисин была в качестве свадебного подарка рыцарю Мартину, несчастная девушка считала себя грешной и испорченной, а свою душу погубленной раз и навсегда. Кутаясь в плащ, она покорно шла за слугой, гадая, какие новые испытания ждут впереди. Пока они поднимались по наружной лестнице, Алисин дрожала от мысли, что Эллин решила запереть в сырой подвал или в один из мрачных казематов башни. Слуга провел ее через нижний зал к внутренней лестнице, ведущей к боковой башне.

– Скажи, куда мне идти, я пойду сама, – попыталась протестовать Алисин.

Ответа она не получила, а когда поднялись наверх, он так толкнул в дверной проем, что она едва удержалась на ногах.

Алисин, оглядела комнату: маленькая, круглая, единственное окно забрано решеткой, через которую пробивался солнечный лучик. В его свете пылинки от сухой тростниковой подстилки мелькали крохотными звездочками.

«Слишком высоко окно! – Алисин больше ничего не оставалось делать, как следить за полетом этих звездочек, да лучиком света, проникающем сквозь окно-бойницу. – Петлю на решетку не накинуть и не повеситься! А может, можно сбежать?»

Прежде всего, она тщательно осмотрела комнату и поняла, что надеяться на спасение бегством было нечего. Комната не имела никаких тайных дверей и, находясь в уединенной башне с толстыми наружными стенами, по-видимому, не сообщалась с другими помещениями замка. Изнутри дверь не запиралась ни на ключ, ни на задвижку. Обесчещенной девушке оставалось только запастись терпением и всю надежду возложить на бога, к чему обычно прибегают выдающиеся и благородные души. У окна стояла корзина с одеждой.

«И молиться сил нет! – Алисин оделась и легла на подстилку из тростника, заменяющую слугам постель, – что меня ждет, когда надоем Мартину и Эллин? В том, что это случится, нет никаких сомнений! За такой грех гореть мне в Аду! Господа-то не станут терзаться угрызениями совести и вычеркнут из своей жизни с той же жестокой бесцеремонностью, с которой заставили принять участие в играх на брачном ложе!»

– Ну что, красавица, понравилось? – С жалобным скрипом открылась дверь, и слуга принес низкий столик и кувшин с водой. – Замковые слуги уже разыгрывают тебя в кости. Как только прикажет госпожа Эллин… Впрочем, я могу принести тебе кое-что с барского стола, если ты будешь со мной ласковой!

Лицо слуги растянулось в похотливую улыбку.

– Пошел вон! – Алисин удержалась, чтобы не заплакать.

«Вот награда за мое тело: кусок хлеба и стакан воды! Похоже, я угодила в тюремную камеру! – Вздохнула она, как только закрылась дверь. – В кости меня разыгрывают! Однако, надо хотя бы умыться и причесаться!»

Ее завтрак был прерван самым наглым образом. Прямо из стены вышел призрак рыжебородого мужчины в рыцарских доспехах.

«Это же рыцарь с портрета! – поняла девушка. – О, ужас!»

Алисин сковал страх, пожалуй, более сильный, чем в спальне госпожи.

– Я вижу, тебе не понравилось, в спальне? Разве ты не видела, как спариваются животные? Или, может быть, тебе мама не говорила ничего об этом?

– Сэр призрак, – челюсти девушки дрожали от страха, – мне мама говорила. Но я… – Алисин снова разрыдалась. – Я никак не думала, что свою брачную ночь поделю пополам с леди Эллин.

– В это нет ничего удивительного! Вы обе являетесь моими внучками! – уточнил призрак, – было первое мая, приход весны. На моей земле шумел праздник. Девушки в лучших нарядах срывали цветы, и танцевали. Я устроил выходной для черни и даже выкатил бочку пива. Девушки установили «майское дерево» и вокруг него водили хороводы, на что хотя местный священник в воскресных проповедях клеймил его как проявление язычества. Твоя бабушка, как и все девицы, радовалась приходу весны. Я, милостиво позволил крепостным пойти в лес! В другое время я разрешал входить туда только за особую плату, а в честь праздника позволил притащить оттуда хворост для больших костров, которые горели всю ночь. В их красном свете, веселились простолюдины, а твоя бабушка зазевалась. Клянусь адским пламенем, что терзает мою грешную душу, твоя бабушка была такой же строптивицей, как и ты! Моим слугам пришлось ее держать за руки и ноги, а потом ничего, ей даже понравилось! Волосы у нее были похожи на твои – шелковистые, мягкие, пушистые. Кстати, она тоже наивно думала, что супружеская жизнь доставляет женщине удовольствие. Боюсь, я ее разочаровал! Эх, Алисин, по человеческим меркам это было так давно… В Аду времени нет. Впрочем, вспомнить приятно! А теперь я хочу посмотреть на тебя совсем голую! Раздевайся!

Дрожа от страха, унижения и холода, девушка подчинилась.

– Сладкая какая! Рыжая, вся в меня! А Эллин совсем на меня не похожа! Кто знает, не наставила ли мне моя старуха рога? По крайней мере, поймать с поличным на измене мне не удалось ее ни разу! Хитрая была бестия!

– Не надо! – Голенькая Алисин почувствовала холод от прикосновения рук призрака. Впрочем, бесплотное тело не причинило никакого вреда.

– О горе мне! – Призрак, поняв, что не сможет воспользоваться телом внучки, растаял.

После беседы с призраком девушке стало совсем плохо, а тут служанка принесла яичницу с ветчиной и глиняную кружку с пивом.

– Скорее я прыгнула в яму со львами, чем заставлю себя проглотить хоть кусочек. – Заявила она. – Какой там завтрак!

– Не торопись отказываться, – служанка улыбнулась и оставила все на столе. Не прошло и часа, как все было съедено. – И оденьтесь! тут не жарко!

Вечером слуга вновь пришел за девушкой и повел ее знакомой дорогой в спальню молодоженов. Целую неделю, пока у госпожи было женское недомогание, Алисин пришлось выполнять супружеский долг за нее.

Сначала она не испытывала ни желания, ни страсти, только чувство непонятного тепла, поднимающегося из поруганного местечка, делало ее нежной и податливой.

Супруги раз высекли наложницу розгами, за отказ рыцарю в милых шалостях, считавшимися в те времена смертным грехом: предоставить для запретный утех свою шоколадную дырочку.

Тут снова пригодились ременные петли.

– Ну вот, – для начала он положил ладонь на то самое местечко, которое девушка не хотела давать.

Алисин, казалось, поняла, что сопротивление бесполезно, но все же безуспешно попыталась сдвинуть ноги.

– Все только начинается! – рыцарь просунул в колечко кончик указательного пальца. – Corruptio optimi pessima![14]

По телу Алисин прошла судорога.

– А теперь покажи, кто тут хозяин! – Эллин протянула мужу пучок связанных прутьев. – Она еще будет решать, что можно моему мужу, а что нельзя! Видимо, наш первый урок она уже успела позабыть.

Мартин смотрел, как раскраснелись щеки и загорелись глаза у его супруги, и решил по-рыцарски поучить непослушную девчонку.

– Ну, раз она не хочет по-хорошему… – Рыцарь взмахнул розгой. – Будет по-плохому!

Размахнувшись, он на секунду задержал прутья на ляжках Алисин, а потом дернул их на себя.

На этот раз порка была весьма суровой, но и рыцарь оказался на высоте. Мужчине показалось, что розги сделали Алисин податливой, покорной и горячей. Мартин плюнул в шоколадную дырочку, а потом вошел в нее резко, с силой, причиняя каждым ударом еще большую боль.

– Ты будешь делать все, что тебе приказано! – Он жестко насиловал девственное место и получал от этого огромное наслаждение.

Он резко вогнал оружие по самое основание. Такого девушка явно не ожидала. Рыцарь обнял девушку, просунув руки ей под живот, и вошел в нее медленно, но уверенно, не останавливаясь и тогда, когда заметил, как она сжалась от боли и страха, и продолжал движение, пока не вошел до конца. Затем он остановился, давая ей освоиться с новыми ощущениями. Почувствовав, что кольцо податливо растянулось, Алисин застонала тихо, потом громче.

«Хорошо, что Мартин заставляет ее так страдать, – Эллин любовалась слезами на лице наложницы. – Удовольствие от мужа должна получать только я!»

– Ну вот, а ты боялась! На самом деле это не так страшно, как считают глупые девицы и церковники! – Мартин довольно улыбнулся. – Движения рыцаря стали неторопливыми. – Dixi![15]

Иногда он совсем останавливался, целовал и ласкал ее ушки, мял ладонями груди и живот.

– Ну что, сладкая, – Эллин смотрела на то, как наложница осваивает итальянский способ, – не сладко?

Из глаз потекли слезы, что не понравилось Эллин, и она решила обязательно высечь девчонку еще раз. Впрочем, к великой досаде Эллин, Мартин предпочитал добиваться покорности, не наказывая, а тем, что ласкал наложницу, до тех пор, пока в ней не пробуждалось желание. Сколь ни сладостно было Алисин потом, собственная слабохарактерность казалась ей унизительной.

Алисин еще не осознавала, что стала женщиной во второй раз. Она больше не носилась со своим горем, как наседка с яйцом.

– В конце концов, раздвигать ноги приятнее, чем подставлять попу под розги! – решила она.

Появившееся плотское удовольствие от любви, надежно повторялось при желании, вселило в уверенность, выкорчевало корни раздражения и горечи. Больше того, она поняла, что, отдавая себя, ничего не теряет.

Утром Эллин объявила Алисин, что по ночам у нее появляется новая обязанность.

– Ты будешь вылизывать меня так же тщательно, как моего мужа! – Строго сказала она. – По первому требованию! В случае малейшего недовольства – розги! Кстати, у нас уменьшился их запас. Так что не забудь его пополнить!

«Что угодно, только не розги, – думала наложница, услышав новую придумку госпожи. – В конце концов, я вылизывала у Мартина после того, как он кончал в мою госпожу, так что знаю, какая она на вкус!»

– Тебе надо объяснять, чего я хочу? – Эллин раскинула ноги в стороны.

– Нет, моя госпожа, – Алисин покосилась на пучок розог, замоченный в корыте, и встала над хозяйкой на четвереньки.

Впрочем, перспектива быть высеченной или отданной слугам тоже не радовала.

– Ну, бабы! Ну, бабы! – воскликнул Мартин, увидев, чем они занимаются. – Вот еще на мою голову! Ей-богу, Si Deus creavit hominem mulieres – ipse diabolus[16], чтобы всех отправить в ад! Нет, кажется, сегодня я высеку их обеих!

В самой глубине души оставалось что-то отчаянно черное, что могло всплыть наружу, оглушить и сломить ее, но это было очень далеко.

Глава седьмая. Эллин и священный колодец

Эллин очень хотелось родить Мартину ребенка, но все усилия и молитвы не помогали. Зато помог призрак дедушки Максимилиана.

– Credo in unurn Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, – Эллин надеялась отмолить грехи, visibilium omnium et invisibilium![17]

«Сколько грехов я натворила в спальне! – Эллин украдкой вытирала слезы, глядя на то, что вытворяет Мартин с наложницей. – Неудивительно, что ничего у меня не получается!»

– Сходи к колодцу на болотах! – Призрак устал смотреть, как внучка плачет и молится перед распятием. – Карту колодца найдешь под гобеленном, в спальне. И не забудь взять с собой хлыст Омара!

– А хлыст-то зачем? – Не поняла Эллин.

Призрак растаял, не удостоив женщину ответом.

– Хлыст, так хлыст! – Вздохнула леди Эллин. – Нам женщинам к порке не привыкать! Если это поможет, я все перетерплю!

Молодожены развлекались игрой в мяч.

– А не сходить ли нам к святому колодцу? – Эллин перебросила мяч Мартину. – Про него ходят много разных слухов! Говорят, он и бездетным парам помогает!

Муж, услышав о священном колодце и о плети ничуть не удивился. Английские законы позволяли мужьям поколачивать жен. Впрочем, Мартин, обожавший Эллин еще ни разу не поднимал на супругу руки.

– Ты веришь в эти сказки? – Мартин ловко отбил набитый тряпками мячик дощечкой. – Не знаю, поможет ли нам святой, но потонуть в этом гиблом месте можно запросто! Сколько слухов об этом мрачном месте по округе ходит. Будь этот колодец действительно чудотворным, на этих болотах было бы не протолкнуться от паломников! Что-то я не видел там особого религиозного рвения!

– Да ты никак боишься? – Эллин пропустила удар.

«Эту Алисин бы, да вот этой дощечкой пониже спины! Чует сердце мое, затяжелела она от Мартина! Без всяких молитв! У этих деревенских все быстро получается!»

– Я не боюсь, а ты не зевай! Знаешь, еще у древних греков и римлян была игра, в которой мяч отбивали рукой или палкой. Но в эту игру «джидоко»[18] знают уже двести лет в Италии и Франции. С той лишь разницей, что французы отбивают прыгающий мячик рукавицей, а итальянцы деревянной лопаточкой. Именно они придумали сверлить в них дырочки! Даже во дворцах я видел залы для игры в мяч! Аристократы не любят под дождиком играть!

Мартин обожал эту игру, и научил играть Эллин.

– Сама знаешь, я старый солдат и смерти не боюсь, хотя в болоте тонуть не самая благородная смерть! – Мартин, сжимая в руках дощечку, терпеливо ждал, когда Алисин принесет мяч из колючих кустов. – Я не привык рисковать жизнью любимой женщины!

Кожаный мячик был набит опилками, и отскакивал только от твердой поверхности.

– Пошли пить пиво! – Эллин вытерла пот со лба. – Я проиграла!

Увидев, что муж привязался к рыженькой девчонке, она не стала выгонять наложницу из постели, но сделала так, что и на супружеском ложе Алисин доставалась роль служанки: вылизать господина до и после исполнения супружеского долга входило в ее обязанности.

Попытки возражать господам у рыженькой служанки были, но быстро пресекались супругами с помощью розог. «Удовольствие в постели должна получать только я! – думала Эллин, поручая Мартину в очередной раз наказать служанку. – Этой простушке сразу бы согласиться, ну, да раз она упирается, получит все, что заслуживает! На этот раз пущу в ход дощечку для игры в мяч!»

– Ай! Не надо! – Алисин вздрагивала на привязи. – Я буду, буду делать все, что прикажете!

Слезы и стоны несчастной переросли в жалобный вой.

Мартин, мечтавший попробовать знаменитую ласку из арсенала восточных красавиц решил не жалеть строптивую служанку и наказывал в полную силу.

– Так ее! – Эллин обожала смотреть на мучения девушки: неистребимая женская ревность получала в этот момент полное удовлетворение. – Чтоб неделю сесть не могла!

Впрочем, экзекуцию пришлось отложить: наблюдая за конвульсиями несчастной Алисин, Мартин так возбудился, что сумел доставить Эллин несколько очень приятных минут.

Девушка, так и не освобожденная из привязи, всхлипывала и смотрела на игры хозяев.

«Я вылижу его, пусть только больше не бьет! – думала она, понимая свою ошибку. – Все что угодно, только не порка!»

– А теперь, – Эллин посмотрела на Алисин, – пора посмотреть, пошло ли наказание впрок нашей рыжей подруге!

Мартин развязал Алисин и лег на спину.

Поначалу девушке пришлось подавлять подступающую к горлу тошноту.

«А если укусить? – вдруг подумала она. – Сомкнуть зубы и отмстить за все, что они со мной сделали? Отмстить за свою поруганную честь и за мучения?» Ее тело задрожало от предвкушения мести, но тут она вспомнила, как быстро судьи расправляются с преступниками, тела некоторых из них до сих пор качаются в петлях на деревьях вокруг замка. Боль в наказанном теле вернула к действительности: за такой поступок она явно одними розгами не отделается.

«Нет! – Закрыв глаза, Алисин представила себе, как стоит под деревом, а палач надевает на ее нежную шею пеньковую веревку. – Не хочу!»

– Облизни губы, обхвати ими свои зубки, – учил Мартин девушку основам запретных ласк, – и теперь обхвати и работай этим колечком вверх-вниз!

Наблюдая, как реагирует муж на прикосновение чуткого языка, Эллин и сама захотела попробовать девушку.

«А никуда не денется, – подумала госпожа, – будет плохо стараться, так высеку! Мой первый муж, сэр Стефан, обожал сечь хлыстом непослушных крестьянок, что медлили задирать подолы, да и мне самой доставалось не раз! Чтоб ему черти в Аду дров под котел подбросили! А сейчас мне надо это наследство взять с собой!»

О чем говорили супруги в ту ночь, усталая Алисин не слышала, и тихо спала на краю кровати. Утром солнце еще не взошло, когда они вышли на дорогу и двинулись по заповедной тропе. Путь к священному колодцу решили проделать пешком, так как это делали паломники.

– Похоже, это здесь! – Пара успешно миновала трясину и увидела поросший кустарником холм. – Вот камень с крестом! Кто не знает этой приметы – может запросто сгинуть! Эллин посмотрела в старый пергамент. Отсюда направление прямо на вершину холма!

– Кабы не эта топь, – Мартин нащупывал дорогу шестом, – паломники давно бы по камешку растащили этот колодец! Он свернул в сторону и, проверяя каждый шаг, пошел вперед. Она легко шла следом, иногда оборачиваясь: место гиблое, и паломники не случайно старались обходить его стороной.

– Ты вполне уверена, что от нашего путешествия будет прок? – Мартин тяжело дышал. – Пеший переход был утомителен. Солнце скатилось за горизонт, оставив путешественников в темноте. «Ну вот, опять я ночью на болоте! – Мартин вспомнил приключение. – Теперь я не один, а с женой! Впрочем, мы уже пришли!»

– Ну, муженек, теперь будем ждать восхода Луны! – Эллин стала раздеваться. – В пергаменте сказано, что надо быть такими же, как Адам и Ева! Только так колодец может дать свою силу!

«Вот это приключение!» – подумал рыцарь, следуя примеру супруги. – А еще говорят, что семейная жизнь скучна и не интересна!»

– А вот и Луна! – Эллин посмотрела на бледный небесный лик, расплела свои косы и ловко стянула волосы лентой. – В руки Твои, Господи, Иисусе Христе. Боже мой, предаю дух мой.

Путь к священному колодцу начинался с узкого выложенного камнями входа.

– Господи, прости нас, грешных! – Мартин зажег факел и пошел впереди. – Огради меня, Господи, силою животворящего креста Твоего и сохрани меня в эту ночь от всякого зла.

– Аминь! – Эллин уложила вещи в дорожный мешок, и пошла следом за мужем.

Огонь осветил вход длинный тоннель.

– Похоже, здесь еще римляне добывали руду! – Рыцарь увидел, что камни, образующие стены и потолок, уложены плотно и надежно, по итальянскому образцу.

Ступени уходили вниз.

– Смотри! – Мартин вошел в маленькую пещерку и осветил ее. – Не больно похоже на житие святых!

Посереди подземного зала стояла странная пара, вытесанная из мрамора: перед мужчиной на коленях стояла женщина в ошейнике. Впрочем, паломники, побывавшие здесь, не оставили статуи в покое, и повесили им на шеи деревянные крестики.

– Вот это да! – Эллин подошла и встала рядом.

Неизвестный художник наполнил каменные изваяния движением. Казалось, что голые, поразительно красивые люди из камня недвижными губами и каменными глазами улыбались живым.

– Мне кажется, – голос у Мартина вдруг пропал, – что эти каменные изваяния изучают нас, грешников! Похоже, Максимилиан сыграл с нами злую шутку: а не ведет ли этот колодец прямиком в Ад?

– Нет, не похоже! – Эллин было холодно и очень страшно. – Посмотри: все стены исписаны фресками, и кто-то копотью вывел на них изображение креста! Впрочем, коптить статуи у паломников рука не поднялась.

– Действительно, – Мартин поднял факел немного выше, – здесь бывали и до нас! Пойдем дальше!

Статуи остались позади. Тоннель заканчивался глубоким колодцем.

– Ну вот, мы и пришли! – Мартин остановился, подозвал женщину к себе жестом руки. – Вот он, священный колодец, хотя честное слово, больше походит на языческое капище!

– Мне кажется, что он уходит в бездну! – Эллин поправила ленту, заправила выбившиеся пряди. – Неужели это и есть святой колодец?

Мартин невольно залюбовался ею: нагота была беззащитна и в то же время прекрасна.

– Помолимся? Если это святое христианское место, то молитва поможет! – Он, на мгновение, удержав ее в своих объятиях, отпустил и подтолкнул к колодцу. – Интересно, как мы достанем воду? Он бросил в колодец камешек. Очень нескоро раздался тихий всплеск.

– Колодец сам решит, как нас напоить! – В движениях Эллин появилась упругость и грация, которую он раньше не замечал.

– Laus Deo, pax vivis, salutem defunctis, – Эллин встала на колени и сложила руки в молитве. – Et beata viscera virginis Mariae quae portaverunt aeterni Patris Filium![19]

Мартин, повторяя следом слова хвалы Господа, смотрел на жену и любовался ею! Нагая в коленопреклоненной позе она была чудо как хороша.

Колодец был сделан из того же серого камня, которым строители выложили тоннель. Четыре угла были украшены кольцами, вокруг которых обвивались цепи, заканчивающиеся браслетами.

Мартин зажег новый факел и укрепил его в подставке над колодцем.

– Вот уж, местечко? – Мартин заглянул в черную бездну. – А не ведет ли он прямо в преисподнюю?

В мерцающем свете факела появились две фигуры, те самые, что были высечены из белого мрамора.

«Они ожили!» – Эллин почувствовала, как коленки у нее стали дрожать. – Не может быть!»

Рука Мартина сама собой потянулась к мечу, но ни меча, ни одежды на нем не было.

– Вы пришли к священному колодцу! – Произнес мужской голос. – Когда-то и мы были здесь и познали друг друга. Потом нас предали смерти как христианских мучеников в Колизее. Ваша молитва ненадолго пробудила нас к жизни. Что откроет священный колодец сейчас, это его тайна. Сейчас еще не поздно вам уйти, но никогда не сможете вернуться сюда и не сможете обрести супружеского счастья. Принимаете ли вы условия колодца?

– Да! – Хором сказали супруги.

Призраки с барельефа растаяли. И там, где были их фигуры, появилось четкое изображение. Люди, беснующиеся на трибунах, высокий помост, сделанный из каменных плит. На помосте обнаженная женщина. Ее руки и ноги растянуты по краям алтаря и прикованы. Все тело покрыто красными, сочащимися кровью рубцами. Над ней стоит Мартин, занося руку с кнутом для удара. Толпа вокруг в старинной одежде беснуется от запаха крови и смерти. Кнут впивается в тело, раздирая нежную кожу. Жалобный крик, вздох толпы. Изображение качнулось, на его месте снова возникли каменные изваяния. Опять зазвучал мужской голос:

– Это цена за исполнение вашего заветного желания! За грехи надо платить дорогой ценой. Согласны?

– Да! – на подгибающихся ногах Эллин подошла к краю колодца.

– Ложись сюда! – Призрачная женщина, похлопала колодцу рукой. – Священный колодец не ждет!

Призрак мужчины протянул руку и положил на алтарь хлыст, припасенный Эллин. Мартин шагнул к женщине, помог улечься на холодный камень лицом вниз, защелкнул бронзовые кольца на запястьях и лодыжках.

– Испытание круче, чем в секте флагеллантов! – Он отошел от колодца, отвел руку назад и, сделав два шага назад, он раскрутил гибкий хвост над головой и опустил на нежное тело.

Раздался отчаянный визг, эхом отразившийся от стен колодца.

«Неужели запорет насмерть? – Эллин отчаянно мотала головой. – Только смерть может искупить наши грехи? А может, колодец пожалеет?»

Гибкий хвост зашипел в воздухе еще раз.

На теле вспухла еще одна полоса. Муж, поняв, что Эллин терпит страшные муки не торопился, и дал возможность проораться и выровнять дыхание.

«Как долго я смогу терпеть, – успела подумать Эллин, – или я превращусь как Алисин в кусок мяса, орущий от боли?»

Третий удар чуть было не заставил ее взвыть. Всем телом, вдавливая свою боль в бездушный камень, она рванулась.

Цепи натянулись, давая женщине возможность отключить сознание от собственного страдающего тела и перекинуться на борьбу с оковами. Теперь боль не позволяла расслабиться.

Мартин увидел, как она, прижавшись лицом к камню, пальцами охватила державшие цепи.

«По приказу колодца мне приходится бить собственную жену! – Сознание рыцаря раздваивалось. – Вот это мужество!»

Ему вдруг показалось, что напряженные, широко разведенные бедра женщины, ждали боли, боли, которой он заставит наконец-то покориться колодцу и телом и душой. Память откликнулась эхом: служанка в трактире, рыжая Алисин совсем не так вели себя во время наказания. Хотелось отбросить хлыст и впечатать тело Эллин в камни колодца, наваливаясь всей тяжестью, чувствовать, как она трепещет и задыхается под ним.

Колодец разбудил древние, могучие силы самца, которые настойчиво требовали выхода.

«Так женщина должна всю жизнь служить мужчине душой и телом! – поняла Эллин требования колодца. – Вот только хлыст может сделать жизнь очень-очень короткой!»

Благодарность колодцу, открывающему сокровенную тайну бытия, меркла сейчас перед тем, с каким звуком хлыст ложился на беспомощное тело, отданное на растерзание.

Он видел, как страдает, растянутая на камнях Эллин: крик несчастной колокольным звоном отдавался в его ушах. Только теперь это была не реакция на боль, а крик отчаяния перед неумолимостью следующего удара, крик, жаждущего помилования. Только он один может сейчас решить, куда ляжет хлыст.

Священный колодец молчал, отдав власть Мартину.

«Не щади! – понял Мартин приказ колодца. – Женщина должна искупить первородный грех!»

Эллин почувствовала, как серый камень пил тепло ее тела. Потом тяжелая жгучая боль охватила ноги.

Наконец, крик, рождаясь в глубине измученного разума, поднимается в груди, комком подкатывает к горлу, выталкивая из него изначальный вопль, вой, крик. Давясь криком, глотая ранящие грани. Она стала на одну секунду сплошным комком отчаяния, сгустком пульсирующей боли, охвативший тело раскаленными полосами.

Факел, мерцая, освещал страшную сцену.

– Колодец требует жертвы, жаждет крови! – Понял Мартин. – Понятно, почему сюда не ходят толпы паломников. – Не каждый флагеллант может выдержать такую порку! Интересно, кто посоветовал моей супруге прийти сюда?

О том, что совет дал дедушка Максимилиан, Эллин решила мужу не говорить. «Неужели старый хрыч меня обманул? – успела подумать она в паузе между ударами. – Неужели такие муки напрасно терплю?» Эта мысль лишила женщину мужества, а Мартин, повинуясь воле колодца не торопясь, но очень больно сек, заранее выбирая, куда положить удар. Не украшенных полосками мест оставалось все меньше и меньше.

Женщина уже не могла ни о чем думать. В сознании только боль. Боль искупления и боль жертва. Еще четыре раза хлыст, описывая дугу, со свистом обжигал беззащитную спину. Два огромных креста взбухшим пурпуром потянулись от плеч к изгибу талии. Четыре раза стены пещеры сотрясались от дикого крика.

– Нет! – Она, напрягаясь всем телом, от шеи до кончиков пальцев, отдавалась хлысту так, как никогда еще не отдавалась Мартину.

Теперь она уже не ждала боли, а слилась с ней. Казалось, в пещере исполнялась страшная музыка: каждый аккорд ужасного хлыста заставлял звучать ее все громче и громче.

«Когда же колодец насытится? – Мартин видел, что силы жены на пределе. – На ней же живого места нет! Неужели смерть цена искупления?»

Губы, закушенные до крови, искривились, из глаз ручьем текли слезы. «Нет! Не могу! Не хочу! – Эллин вертелась в оковах. – Не могу больше!»

Поняв, что происходит с женщиной, рыцарь решил сделать небольшую передышку. Крик перешел в жалобный вой и начал стихать.

– Эллин, священный колодец сам скажет, когда хватит! – Рыцарь снова раскрутил хлыст над головой и пустил в полет.

Хвост наискось перечеркнул ягодицы, и без того украшенные поперечными полосами.

Ответом был отчаянный визг Эллин. – Боль разрывала тело так, как волки рвут добычу. Задыхаясь от крика, она мотала головой в порыве желания остановить, прекратить поток ударов.

Тут Мартин увидел, как тени от факела сгустилась в черный комок и превратилась в огромного черного нетопыря. Красные глаза чудовища пылали так, что в пещере казалось светлее. Описав круг, демон бросился Мартину в лицо. Одного взмаха разящих когтей было бы достаточно, чтобы убить. Никакого оружия, кроме хлыста у Мартина не было.

«Сейчас я могу остаться вдовой! – Поняла Эллин, увидев, как нетопырь легко обогнул свистящий хлыст, занес стальными когти над его головой. – Помоги мне пресвятая Богородица!»

Эллин поняла, должна остановить исчадие Ада.

– Confiteor Deo omnipotent.[20] – Нашла в себе силы закричать Эллин. – Нет! Он должен жить. Я так хочу!

Крик не боли тела, а боли сердца разбил пространство.

От первых слов молитвы нетопырь отчаянно закричал и упал в колодец!

Эти слова полностью обессилили несчастную женщину, и покаянную молитву дочитал Мартин.

Она не сразу пришла в чувство и не поняла, что все уже кончилось. Цепи мешали вытереть слезы, но с последним «Аминь» они сами разомкнулись и отпустили ее. Зазвучал голос священного источника:

– Все! – Раздался голос. – Бросьте хлыст в колодец! Вы прошли испытание и заслужили награду!

Раздался шум прибывающей воды: колодец до краев наполнился водой.

– Напейтесь, и обмойте свои тела! – Призраки мужчины и женщины вернулись.

У Эллин не было сил встать.

– Молодец! – Мартин напоил жену из горстей и обмыл раны водой.

Холодная вода уменьшила боль и вывела женщину из полубесчувственного состояния.

– А теперь получи заслуженную награду! – призрачная женщина поцеловала Эллин. – Твой муж тебя хочет! Покажи ему, как может любить настоящая женщина! Плод любви будет расти в твоем чреве!

– Мартин, – мраморный мужчина погладил Эллин по растрепавшимся волосам, – твоя женщина с честью выдержала испытание! Теперь очередь за тобой! Возьми ее по праву мужа и господина!

Положив ладони на плечи Мартина, Эллин притянула его к себе. Губы их встретились, словно что-то взорвалось в груди женщины. Она почувствовала, как язык рыцаря скользнул ей в рот.

«О Господи, – подумала Эллин, – никогда не думала, что придется заплатить такую цену!»

Казалось, Мартин был похож на ожившую статую. Сходство придавало не только мускулистое тело, но и неимоверно огромный меч, подрагивающий в нетерпении!

– Скорее, – шептала Эллин. – Возьми меня, пока я еще жива!

– Для начала сделай так, как наши каменные хозяева! – Мартин погладил жену по растрепавшимся волосам.

– Как прикажешь, – Эллин обхватила губами неслабых размеров член так, как это делали каменные изваяния.

«А я брезговала этим, заставляла Алисин! Считала это занятие недостойным замужней женщины!»

– Молодец, моя девочка, – Мартин не пожелал изливать семя таким образом, – а теперь повернись, и встань на четвереньки!

«Теперь я точно похожа на корову, приведенную пастухом на случку к племенному быку!» – думала женщина, чувствуя, как муж раздвигает измученные хлыстом ягодицы.

– Все будет хорошо! – он одним мощным толчком загнал меч в ножны.

– Хорошо, если только не свалимся в этот колодец! – Край колодца был узковат.

Не волнуйся, крепкие руки Мартина держали ее за бедра цепко. Он неутомимо насиловал Эллин, разрывая ее внутренности неимоверно огромным мечом, словно палач, наслаждающийся страданиями жертвы. Мартин просто отдирал Эллин, с силой толкал разгоряченный меч.

– О боже, – прошептала Эллин, – так глубоко ты ни разу не входил!

Но Мартин продолжал двигаться все быстрее и быстрее. Он вталкивал меч все глубже и глубже, постоянно рыча. Хриплый стон, вырвавшийся из его уст – это было последнее, что запомнила Эллин. Она лишилась чувств.

Очнулась она от боли, которая уже не терзала тело, а мутила сердце.

Дедушка Максимилиан знал, куда отправлять Эллин. Хлыст мог сломать ее, но мог и подарить новую жизнь.

– На, попей еще! – Мартин напился сам и протянул жене воду в горстях.

«Неужели все кончилось? – В сознании промелькнула ненависть к нему. – За что? Зачем?» Она приподнялась на локтях.

– Вставай! Пора уходить.

Она смогла подняться и пойти за ним следом. Это оказалось легко: вода из колодца обладала целительными свойствами.

Оказалось, что в колодце они пробыли почти всю ночь. С первыми лучами солнца они оделись и собрались в обратный путь.

– Смотри, Эллин, – Мартин вынул из мешка мокрый хлыст, – колодец вернул наш подарок! Вон. Еще мокрый!

– Да. – Эллин вздохнула, – лучше бы он лежал на дне!

Глава восьмая Пока мужа нет дома

В предыдущих главах я рассказывал об отважном Рыцаре Мартине и его приключениях. В результате он получил прекрасную жену Эллин, родовой замок и наложницу Алисин в качестве свадебного подарка от жены.

Для того, чтобы родить ребенка прекрасная Эллин сходила вместе с мужем к священному колодцу…

После приключения в священном колодце прошел месяц. Судя по первым признакам, священный колодец помог. Фигура женщины откликнулась на ожидание потомства, соски набухли и потемнели, а грудь торчала так, что издалека выдавала «интересное положение». Впрочем, Мартин, как истинный джентльмен, не обращал внимания на то, что происходит с женой и, тем более, с постельной наложницей.

Худшие подозрения Эллин сбылись: Алисин тоже беременна!

«Высечь девчонку или не высечь?» – Эллин лежала на спине и смотрела в полог над постелью. – Вон, забрюхатела без всяких походов к священному колодцу! Как это просто у них получается?»

Рыцарь Мартин мирно храпел и не собирался выяснять, что же творится у них в головах. Его вполне устраивало, что в одной кровати его греют сразу два тела, и, судя по всему, постельные игры еще не скоро превратятся в простое исполнение супружеского долга.

Счастье ожидания ребенка испортил прибывший курьер с важным письмом. Оказалось, мирная жизнь закончилась. Необычайно холодный и дождливый апрель сменился теплым и солнечным маем. Сюзерен, решив, что погода подходит для войны, потребовал Мартина под свои знамена.

Расставание было тяжелым. Как и было принято в те далекие времена, все свои дела он привел в полный порядок. Яркое солнце показалось обитателям замка добрым предзнаменованием.

– Alea jakta est![21] У меня нет времени на разговоры, Эллин, – Мартин собрался в поход. – Я, как верный вассал, не могу предать своего сюзерена Лорда Оливера Хаксли и отсиживаться дома.

– Но, Мартин, дорогой мой супруг, подумай о том, что ты уже добыл немало военной славы, вспомните, сколько шрамов от ран, полученных в кровавых сражениях, украшают твое тело.

– Я вернусь, клянусь спасением души! – Он обнял жену и припал к ней долгим поцелуем, потом поцеловал глаза и щеки, снова вернулся к губам.

– Благослови и храни тебя Господь, дорогая моя. Не бранись, что моя любовь заставляет просить тебя быть осторожней. Позаботься об Алисин! – добавил он, целуя на прощание жену.

В первую ночь после отъезда мужа, небо над старым замком было почти сплошь затянуто тучами, и только иногда в просвете появлялась Луна. Ничто не нарушало в замке тишины, если не считать глубокого буханья большой выпи, которую каким-то образом занесло на замковый двор, и вздохов ветра, гулявшего по коридорам и лесенкам.

Теперь Эллин вдруг ощутила себя одинокой женщиной, оставленной в замке, чтобы ждать, молиться, вышивать и гадать, что станет, если Мартин не вернется.

Эллин изменила отношение к наложнице. Выпестованная злоба и ревность к Алисин отошли на второй план. Ожидание счастья сблизило обеих женщин настолько, что ночи в осиротевшей постели они продолжали проводить вдвоем, не обращая внимания на перешептывания замковых слуг.

– Подвинься, Алисин, к тебе хочу, – Эллин тошнило, и голова кружилась, – мне холодно. Представляешь, мой духовник заставил меня каяться и жертвовать на нужды церкви. Правда, он сказал, что Бог простит всех раскаявшихся грешников, и грешниц в том числе!

– Да уж! – Алисин подбросила дров в камин, и скользнула под одеяло к госпоже. – Я тоже каялась перед ним, стоя на коленях. Интересно, а раскаявшихся служителей церкви Господь тоже помилует?

Она тоже была на исповеди и, так как денег на покаянный вклад у нее не было, пришлось делать духовнику покаянное seminen in ore.[22] Благо он тут же простил девушке и этот грех и все, чем она занималась в спальне супругов.

«Да простит меня Господь, – думал священник, млея от удовольствия, – грешен я, ох как грешен, но кто из людей без греха? Все мы грешники! Безгрешны только младенцы и Господь!»

Алисин видела, что происходит со священником, но довела процесс до полного завершения.

– Может, ты ведьма? – духовник, получив покаяние, поправлял одежду, – и тебя вздернуть надо на ближайшем дереве?

– А как же я после этого приду в другой раз каяться? – Алисин поняла, что нашла в духовнике слабую строну, и тут же ею воспользовалась.

– И то верно! – Священник был в слишком хорошем настроении, чтобы спорить. – Ступай с Богом, дочь моя!

Так Алисин спасла себя от излишнего внимания церкви. Теперь обе женщины чувствовали себя в сравнительной безопасности. Конечно, в те времена был шанс того, что соседи, узнав об отсутствии мужа и большей части его солдат, нападут на замок и тогда… Но об этом думать как-то не хотелось.

«Повезло мне, что я забеременела, – Эллин погладила себя по животу. – Нацепил бы на меня пояс верности, а это та еще штучка! А что у меня с этой девчонкой? Почему я позволила ей так часто спать с моим мужем и не спровадила ее на кухню или в птичник? Какие же струны в моей душе задела эта рыжая лисичка?»

Алисин протянула к ней руку. Рука была холодной, и Эллин натянула ей на плечи одеяло.

– Холодно как? – Она тихонько поглаживала холодную ладошку, вроде бы согревая.

Постель без господина казалась женщинам огромной и неуютной. Камин, хоть и исправно кушал дрова, не мог согреть их так, как это делал Мартин. Обе женщины молили Пресвятую Деву о спасении его на поле брани. Наконец, сон сморил их.

– Госпожа, – Алисин очнулась от беспокойного сна, при котором она крутилась и что-то бормотала.

– Уехал на войну… Мне скучно, – Эллин прижалась к наложнице, – мужчины считают, что война это развлечение и заставляют нас, женщин, страдать!

– Сейчас, – Алисин вздохнула и поцеловала госпожу между грудей. – Хотите, я подготовлю вас?

Алисин глубоко вздохнула и провела рукой по вздувшемуся животу Эллин. Под его рукой ребенок шевельнулся, и Алисин ощутил слабое биение новой жизни. Ее лицо расплылось в широкой, радостной улыбке.

– К чему подготовлю? – Не поняла Эллин, – Мартин от нас далеко.

– Да хотя бы согреемся! – Алисин вздохнула, – Христос милостив, а Отец небесный добр и справедлив. Все, может, так и будет. У меня тоже живот растет. Ты слышишь своего ребенка, Эллин? Я своего слышу. – Не знаю почему, – Эллин несильно шлепнула служанку по попке, – но это существо, что шевелится у меня под сердцем, заставляет душу петь!

«Пожалуй, я знаю, чем можно заняться в спальне двум женщинам, пока хозяин отсутствует. – Подумала Эллин. – Раз священный колодец вернул мне хлыст, значит, я им воспользуюсь!» Выскользнув из объятий Алисин, Эллин встала и достала из тайника хлыст, что едва не разлучил душу с грешным телом на краю священного колодца. Деревянная рукоятка страшного орудия была отполирована частым употреблением и вполне годилась для той игры, что задумала Эллин.

– Вы хотите меня бить! – Алисин упала на колени и заплакала. – Госпожа, меня не надо сейчас наказывать, я же беременна! Пожалейте моего ребенка!

– Высечь тебя никогда не поздно, – в голосе Эллин появились железные нотки. – Впрочем, как и отдать замуж! Но сейчас мне хлыст нужен совсем не для этого. Ну-ка встань и раздвинь ноги!

Эллин пристроила деревянную рукоятку между ножек Алисин, обернула гибкий хвост вокруг ее бедер, пропустила между ног и затянула узлом на крестце.

«Что она делает? – Алисин чувствовала, как кожа впилась ей между половых губ. – Зачем?» Ее тело протестовало против подобного обращения, но женщина знала, что в спальне всегда есть запас моченых розог и не стала возражать.

– Да, эта штучка не сравнится с мечом Мартина, – Эллин села в кровати и стала осматривать свою работу, – и болтается как на корове седло! Однако, это все-таки лучше, чем ничего!»

«Обидно! – Призрак Максимилиана смотрел на приготовлениями, но не имел сил сойти с портрета. – Какие черти дернули Алисин освятить спальню? Эта простушка обрызгала все вокруг святой водой и теперь мне не выйти! Боится, видите ли, за младенчиков! Ну, ничего, я ей еще отмщу!» Усы на портрете грозно поднялись вверх, но женщины не обращали на него внимания.

– Госпожа, – до Алисин вдруг дошло, чем они сейчас будут заниматься, – а ведь это смертный грех!

– А ты что, не умеешь каяться? – Эллин знала о духовнике столько интересного, включая покаяние Алисин, что на следствии у несчастного служителя церкви могли бы быть очень большие служебные неприятности.

Огонь в камине ярко пылал, и портрет дедушки Максимилиана, казалось, вновь ожил. Впрочем, после окропления спальни святой водой он не мог помешать женщинам в столь непотребных играх.

«А мне казалось, что в земной жизни я все видел и всего пробовал! – думал призрак, наблюдая, как Эллин надевает на служанку импровизированную упряжь. – Оказывается, нет!»

– Мы столько раз совершали на этой кровати смертные грехи, что одним больше, одним меньше – роли уже не играет! Иди сюда и пристраивайся!

Эллин встала на четвереньки в кровати. Беременный живот отвис вниз, и стало сразу легче дышать. Подними его рукой и вперед!

«Прости меня грешную!» – Алисин пристроилась на коленях сзади и подняла деревянную рукоятку в боевую позицию.

Сладкое местечко госпожи выпустило капельку сока любви.

– Аккуратнее! – Эллин чувствовала, как рукоятка заполняет ее изнутри. – А теперь начинай двигаться. И знай, если я не кончу, вылетишь из замка! Замуж отдавать не буду, а просто продам тебя нашему духовнику в услужение! Заодно и свои грехи замолю!

«Господин не раз и не два ставил так и меня и Эллин, – Алисин обхватила госпожу ладонями под живот и начала двигаться, подражая Мартину. – В конце концов, почему бы и не сделать то, что тебя просят?»

Тут женщина поняла, что игра не оставила ее безучастной. Ремень, пропущенный между ног, стал скользить по маленькой горошинке, постепенно наполняя сладостью тело.

«Да что же это? – Алисин продолжала двигаться, чувствуя приближение разрядки. – Если я кончу раньше госпожи, розог не миновать, а то и тот же хлыст прогуляется по моему телу!»

Прекрасную Эллин хлыст тоже не оставил равнодушной. Ее первый муж несколько раз насиловал рукояткой, но делал это гораздо грубее, чем Алисин. Впрочем, тогда боль от порки заглушала все ощущения и всю прелесть отполированного дерева госпожа смогла оценить только теперь.

– Разрешите? – Алисин прикоснулась пальцем к шоколадному отверстию Эллин.

– Давай!

Верная служанка ввела палец в кишку и там, сквозь тонкую перегородку почувствовала движение твердой рукоятки. Именно этого не хватало Эллин для полного блаженства.

– Еще, еще! – Стонала она.

Эллин было так хорошо, что сладостный стон Алисин она пропустила мимо ушей.

«Чем только не приходится заниматься, когда муж в отъезде!» – думала она, в полном бессилии упав на кровать.

Алисин отдохнуть не удалось. По заведенному обычаю ей еще предстояло вылизать госпожу.

«Похоже, она довольна! – думала служанка, слизывая солоноватые капельки. – Значит, из замка меня не выкинут и замуж за висельника или в услужение духовнику не отдадут!»

– Иди сюда! – Удовлетворенная госпожа развязала узел на хлысте и освободила служанку от ременной упряжи. – Вон, смотри, какая кожа мокрая!

Эллин хитро улыбнулась и понюхала хлыст. Кажется, тебе самой понравилось?

– Да, госпожа, – призналась Алисин, – в начале мне было страшно и неудобно, а потом…

– Потом будет завтра, – Эллин убрала хлыст в тайник, – утром как следует, намажешь хлыст салом, а вечером завтра я сама тебя попользую!

На портрете дедушка Максимилиан довольно улыбался.

Глава девятая Радушный прием

Мартин приехал год спустя, уставший и постаревший. После подлой измены сюзерена, лорда Оливера Хаксли душа вассала закоченела, как у покойника, успевшего раскаяться и принять причастие. «Все, отвоевался! Ни одна сила не заставит меня покинуть замок!» – решил он.

Эллин первая увидела мужа во время прогулки по стене замка. Она схватила плащ и выбежала во двор навстречу. Встречавшие хозяина домочадцы молча расступились перед госпожой, а Мартин, сойдя с коня, поцеловал ей руку, а потом губы.

– Слава Богу! Мы не зря молились с утра до вечера! – Эллин была рада увидеть мужа целым и невредимым, но сразу поняла: что-то случилось страшное и непоправимое. Прикосновение губ рыцаря было холодно-вежливым, и ее радость сменилась испугом.

– Что-то не так? – Эллин пробрала дрожь, но не от холодного ветра, трепавшего ее плащ, а от дурного предчувствия. – Что случилось? Ты не ранен?

– Fortune de la guerre![23] Много чего случилось, дорогая, но позволь мне войти. Теперь, слава Богу, спешить больше не надо. Отвоевался! Мой сюзерен, лорд Оливер Хаксли, нас предал накануне решающего сражения! Где старые добрые понятия о рыцарской чести? Ему в обмен за измену обещано местечко поближе к трону короля, а я… Я вернулся навсегда.

– Совсем?! – Эллин не могла поверить своему счастью. – Мы так по тебе соскучились!

Как и каждая женщина, она хотела, чтобы муж сидел дома, занимался семьей и детьми. Но холодность мужа не на шутку испугала ее.

«Похоже, война убила в нем любовь, – подумала Эллин, увидев, что глаза мужа устремлены мимо нее. – Если я не отогрею его сердце, все пропало! От былой страсти, казалось, не осталось и следа. Ничего, рыжая Алисин мне поможет! А не поможет – выгоню!»

– Пойдем, осмотрим наш замок! – Он подставил ей руку, так как джентльмен предлагает руку знакомой даме. – Проверю, как ты занималась хозяйством!

Призрак дедушки Максимилиана перестал появляться! – Пыталась развеселить мужа Эллин. – Говорит, что не выносит детских криков.

– Призрак меня мало волнует. Он никого не предавал и умер как настоящий мужчина. А я вернулся совсем, без трофеев и без победы, которую украл у нас Оливер Хаксли! – Кулаки рыцаря непроизвольно сжались. – Хватит! Повешу меч в кладовую, если, конечно, не придется отражать нападения на наши владения. Это я еще смогу сделать. А так все! Хватит! Отслужил! Кстати, а где Алисин?

– Ты сейчас все увидишь и все поймешь! – Эллин повела его в дальнюю комнату, где Алисин дремала над двумя детскими кроватками.

– Сэр Мартин! – Алисин вскочила со стула, тут детки хором заплакали.

Настроения рыцарю малыши не прибавили: отцовским чувствам нужно время, чтобы появиться!

Со стены улыбался прадедушкин портрет. Осмотр замка продолжился в обеденной зале.

– Ah, mes belles![24] – Рыцарь взялся за третьего цыпленка. – Давненько я так сытно не ел!

Скромный обед удался на славу. Эль лился рекой, а жареные цыплята были чудо как хороши, но Мартин сидел за столом, чернее тучи.

Слуги, поняв, что господин не в настроении, старались не попадаться ему лишний раз на глаза.

– Да простит Господь нашего сэра Мартина! – Поварята на кухне чистили лук и обсуждали последние новости. – Что-то будет!

Солнце скатилось за горизонт, ударил вечерний колокол, и обитатели замка пошли спать.

Мартин сидел в корыте с горячей водой без улыбки смотрел на раздевающуюся жену.

«Неужели это те самые женщины, о которых я мечтал целый год? – думал он. – Ни следа былой страсти!»

– Как мы тебя долго ждали! – Эллин глубоко вдохнула и стала гладить низ живота Мартина более энергично, а потом решила поцеловать заслуженный меч господина.

Алисин помогала Мартину оттирать с господина походную грязь.

«Я могу даже утверждать, что такой лаской легко возбудить мужчину! – Эллин решила, что на этот раз ей должна принадлежать инициатива. – В конце концов, женщина я или не женщина?»

– Ты устал после похода, – супруга наклонилась и с легкой, почти дьявольской улыбкой погладила яички, – так предоставь инициативу нам, хорошо?

– Mes anges![25] – Мартин смотрел на прелестных женщин, все еще не веря, что война позади и он теперь дома. – А почему Алисин до сих пор не постели? Может, она забыла свои обязанности и ждет розги?

– Я жду приказа! – Алисин выдернула шнуровку из рубашки.

«Да, и от лисички, что пришла к нам в постель в первую брачную ночь, практически ничего не осталось, – подумал Мартин, любуясь обнаженной наложницей: формы ее округлились, груди набухли и соски потемнели, – Теперь это прекрасная женщина! Роды пошли ей только на пользу!»

Его колени неожиданно задрожали, когда Эллин с легкой улыбкой уперлась в них руками. Затем пухлые губы Алисин сомкнулись вокруг меча, и на несколько секунд остановились.

– Ты что, разучилась? – Прикрикнула на нее Эллин.

Алисин, глядя на господина снизу вверх, принялась за работу. В ее широко раскрытых глазах загорелся лихорадочный блеск: сейчас губы ее и госпожи работали над мечом Мартина с двух сторон. Такого утомленный воин не мог даже представить!

– Предупреждаю тебя, – улыбнулся Мартин и растрепал стоящих на коленях женщин волосы, – настроение у меня плохое! Если мне не понравится, отправлю на кухню!

– Ты не забыла свои обязанности? – Эллин улыбнулась, глядя на служанку.

Алисин только чмокнула, не отрываясь от занятия. Теперь в ход пошел язычок, что вызвало у рыцаря непередаваемо приятные ощущения.

– Подожди, – улыбнулась Эллин, – это только начало! Продолжим в постели?

С этими словами она исчезла под одеялом, а Мартин, вытертый грубым полотенцем, уставился с самыми противоречивыми чувствами: над членом теперь трудились сразу два ловких язычка.

Некоторое время Мартин с довольно нерешительным видом сидел, чувствуя, что возбуждается.

«Век живи – век учись! – подумал он, наслаждаясь от непривычных ласк. – Оказывается, я просто зря тратил на войне время! Я же сейчас кончу!»

Мартин разозлился, чувствуя, что больше не может сдерживаться.

Эллин и Алисин, поняв его состояние, прекратили занятие.

– Все только начинается! – Эллин села на постели. – Но мы не закончили! Теперь ты в состоянии, когда должен вот-вот разразиться. В кого ты хочешь?…

Она не закончила предложение, да в этом и не было необходимости. Он посмотрел на развеселившихся женщин.

– Ну, конечно, господин не доволен нами, – Эллин поняла настроение мужа, – Алисин, давай покажем ему кое-что! А ты, мой любимый смотри, и трогай только глазами!

– Что ты делаешь? – спросил Мартин, млея от прикосновения ласковых пальчиков Эллин.

– А ему плохо видно! – Эллин откинула одеяло. – Это она помогает себе сама! А ты себе вот так делал?

– Я… сейчас кончу! – простонал он.

– Не кончишь! – Она сдавила яички и снова встала на колени. – Смотри на Алисин!

Когда пальцы жены стали гладить промежность и задний проход, тело напряглось, и Мартин отчетливо почувствовал, как в нем что-то забурлило и вот-вот вырвется наружу.

– Ах? А ты еще не готов? Подобралась ближе, она не отрывала от парочки взгляда. Рука женщины находилась в непрестанном движении.

– Сейчас, – в изнеможении хватал Мартин ртом воздух. – Я…

Сдерживаться более не было никаких сил. Эллин слишком хорошо разбиралась в том, что надо делать с мужем.

Каждую выбрасываемую из себя каплю, Мартин ощущал с неимоверной отчетливостью и при этом так же отчетливо чувствовал, как каждая такая капля громко проглатывается.

Облака наслаждения рассеялись, лишь, когда Эллин внезапно отстранилась.

– Отдохни, а за одно посмотри! – Эллин вовлекла в игру Алисин.

Та, сама уже давно дрожащая от нетерпения и страсти, с готовностью подчинилась. Эллин посадила Алисин на стол и прижалась ко рту покрытыми от спермы губами.

Глядя на ласкающихся подруг, Мартин почувствовал, как вновь просыпается желание. Обе женщины были полностью заняты собой и не обращали на него внимания.

«Понятно, чем они тут занимались, пока меня не было дома! – подумал рыцарь. – И ревновать вроде бы не к кому!»

С закрытыми глазами Алисин опустилась на кушетку, а Эллин наклонилась над ней. Мартин увидел, что они сейчас живут в совсем ином мире. Они с дикой страстью целовали друг друга.

– Ты чудесная, – голос Эллин был хриплым, прерывистым.

При этом Мартин не мог оторвать взгляда от обнаженных попок абсолютно совершенной формы.

– Ты тоже, – отвечала Алисин, раздвигая бедра. При этом она закрыла глаза и полностью отдалась во власть совершенно новой ситуации.

Любуясь женщинами, Мартин достиг опять такого состояния, что почти не мог уже сдерживаться, что не удивительно: картина, представшая перед глазами, вызывала желание, и терпеть уже не было никаких сил.

Никогда в жизни Мартин еще не бывал свидетелем, о чем которых рассказывал пленный евнух из гарема султана Измира, и когда теперь Эллин, издав что-то нечленораздельное, склонилась и закрыла растрепавшимися волосами весь обзор интимного местечка, Мартин чуть было, не кончил.

Алисин раскрыла рот и лихорадочно облизнула губы, она абсолютно ничего не соображала. Мужчине показалось, что она в этот момент не понимает, где находится и что с ней происходит. Сейчас она была похотливым существом, а не скучающей в тоске по мужу Пенелопой.

Эллин осторожно раздвинула нижние губы Алисин и впилась языком в глубину, наполненную влагой желания.

Мартин уже не мог вынести всего этого. Какой мужчина смог бы остаться безучастным? Он по-хозяйски ухватился за круглые попки.

«Похоже, он все-таки оттаял! – Подумала Эллин и издала какой-то странный хрюкающий звук, не отрываясь от нижней части живота Алисин. – Осталось чуть-чуть и он снова станет прежним Мартиным!» Рассуждая, таким образом, она чуть выше приподняла попку.

«Почему я до сих пор жду? – Мартин чувствовал, что из военного Ада он попал в Рай. – Вот какую из них взять первой?»

Они сплелись в клубок из голых потных и стонущих от удовольствия тел.

Алисин не была перепуганной невинной и неумелой девочкой, что пришла к ним в первую брачную ночь две женщины понимали друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда.

«Вот это женщины! – лихорадочно думал он, зажатые между женой и наложницей. – Мартин не испытывал более ничего, кроме горячего, сжигающего желания. – Как много я потратил времени даром, пытаясь заслужить славу на войне!»

Пальцы обеих рук нашли вход в горячие и влажные местечки, и быстрее двигалась вперед и назад.

– Ах! Ох! – Прерывистые вскрики Алисин становились все громче, а сосательные и облизывающие движения подруги все более интенсивными.

"Исповедаемся, покаемся и Бог нас простит!" – Думала Эллин, блаженствуя. – Пожертвую церкви золотой нобль за наши грехи!"

Доблестный рыцарь почувствовал, что должен перевести дух. Плоть и кровь, привыкшая к военным лишениям, просто не выдерживала сладости мирной жизни.

Оставим пока Мартина наслаждаться честно заслуженным отдыхом в объятиях любимых женщин и познакомимся с новыми героями повествования.