Часть пятая. Сила волшебной реликвии

Глава первая. Сила волшебной реликвии

…всё, что делает Бог, пребывает вовек; к тому

нечего прибавлять и от того нечего убавить;

и Бог делает так, чтобы благоговели перед лицом Его

Екклезиаст, Глава 3

Над Крейцбергским монастырем сгустились черные тучи. Начинал накрапывать дождь. Стаскиваясь друг с другом облака, казалось, хотели устроить рыцарский турнир, и кидали друг в друга копья-молнии, сбивая друг друга, они издавали такой грохот, что старые стены монастыря вздрагивали.

В такую погоду монашкам стоило бы лишний раз помолиться о спасении своих грешных душ, да и спасении самого монастыря, но осенний день, наполненный молитвами и работой, подошел к концу, и они мирно почивали в своих кельях, полагаясь на заступничество Господа и Священной реликвии.

– Dominus, dimitte me a peccator[194] – Только матушке Изольде, настоятельнице монастыря не спалось. Она знала, что в такую погоду монастырь, оставленный без молитв, и должного присмотра может посетить нечистая сила. Матушка Изольда искренне считала, что мир полон физических, а еще более – духовных опасностей, а искушения для грешных душ так просто попадаются на каждом шагу. В то же время она, истинная дочь своего века, верила в привидения и во всю нечистую силу.

– Dominus, nisi et tueri mansionem![195] – Матушка Изольда отложила Библию и взяла четки и расходную ведомость. Управление обителью не такое простое занятие, как это кажется на первый взгляд. – Какой то запах у меня в келье непонятный… Как сдохла крыса под кроватью…

«Я сегодня введу это благочестивую монахиню в великий и смертный грех!» – Инкуб, враг рода человеческого следил из угла кельи за монахиней. – Мой запах ей не нравится! Сегодня я отмщу ей за милосердие! Слава темной стороне, ее привратница грешит с пастухом и мне открыт путь в этот монастырь! Молись, грешница, а у меня еще одно очень приятное дело…»

Монахиня не видела темную тень, с крыльями нетопыря, но она чувствовала чье-то присутствие. Впрочем, молитвы хранили ее от Инкуба.

– Да простит нас, грешниц, Господь, но священная реликвия начинает приносить доход. В этом году мы сумеем свести концы с концами! И это при том, что чиновники нашего короля Генриха VIII, да продлит Господь его дни, совсем озверели!

Монашка сама не заметила, как задремала, Янтарные четки упали на пол.

«Спи, голубушка, так монастырь и проспишь!» – Инкуб пошел в келью к молодой монашке.

Тем временем наступила глубокая ночь, и окутала монастырь тяжелым черным покрывалом. Сова, бесшумно махая крыльями, полетела на ночной облет монастыря. Заблудшая крыса решила перебежать монастырский двор и тут же нашла свой конец в лапах ночной птицы, только пара капель крови упала на камни…

– Угу! – Крикнула сова, окончательно разбудив матушку Изольду, настоятельницу обители, и улетела в свое дупло.

«Видимо, не спать мне сегодня!» – Матушка сладко потянулась и села в постели.

Луна умудрилась выглянуть из-за туч, подарив келье немного света. По полу потянулись длинные темные тени и затрепетали, забегали, словно живые.

– – Sancti Dei[196] – В келье было очень тихо, лишь изредка потрескивали яблоневые дрова в камине, охваченные красным пламенем. – Не к добру!

И тут она услышала чей-то жалобный стон.

– Но это уже не сова! Это рыдает женщина! – Сон покинул добрую матушку окончательно. – Неужели призрак девичьей башни решил меня навестить? Но он крайне редко покидает башню!

Луна спряталась за тучи, и на черепичную крышу монастыря обрушился холодный осенний дождь. «В такую погоду нечистая сила так и норовит гадить чистым христианским душам!»

Матушка зажгла свечу и прислушалась. С каждой минутой непонятный шум становился все более четким, и напуганной настоятельнице показалось, что это какой-то неожиданный потусторонний зов, что зовет и манит к себе ее грешную душу…

Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen tuum. Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra.[197] Творя Господню молитву, она встала, вышла из уютной кельи, и пошел темными коридорами на таинственный зов.

Матушка любила свою латинскую Библию, в кожаном переплете, с золотым тиснением. Давно, еще в конце IV века святой Иероним перевел всю Библию на латинский язык. Этот перевод, известный под названием «Вульгата»[198], был признан равноценным оригиналу на католическом Тридентском соборе в XVI веке. С тех пор латинский, наряду с древнееврейским и древнегреческим, считается одним из священных языков Библии. В чтении книги она находила и утешение, и ответы на все вопросы. Но сейчас священная книга осталась в келье.

Изольда осталась одна в темном коридоре и с единственной свечой. Язычок пламени дрожал, норовя вот-вот погаснуть.

Panem nostrum quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo[199].

Огонек был не в силах разогнать темноту, он вздрагивал на фитиле как грешница-монахиня, приговоренная матушкой к порке и покаянию. С каждым шагом сердце Изольды занималось пламенем страха. Знакомый коридор, казалось, наполнился тенями покойных монашек и грешников всех мастей. Всем хотелось укрыться от грозы и прикоснуться к церковному пламени. Вдруг ей послышалось собственное имя, произносимое нечеловеческим голосом, но с каким-то жутким и коварным вздохом…

– Amen. – Неужели опять в мой монастырь черти принесут какую-нибудь грешную заблудшую душу? – Матушка была не робкого десятка женщиной, но сейчас в ее сердце стал закрадываться страх. – Может, у нее найдется и подаяние для моей обители?

За поворотом осталась родная келья. Предательски, со стоном кающегося грешника, скрипнула под ногой ступенька. И снова стоны… Охи-вздохи…

Поворот коридора, казалось, отбросил часть пути назад. Но тут в зарешеченное окно с улицы пробился слабый лучик света. Серебристый свет Луны, освободившийся от объятий грозовых туч, словно загипнотизировали ей сознание. «Вот не надо было книг покойного отца Гая читать! Сидела бы в своей келье и коротала бы ночь с микстурой грешного аптекаря Авраама! В голове пульсировала мысль о том, что монастырь ждут очень крупные неприятности…

«Пусть хранит ее Господь! – Призрак девичьей башни, стоя в нише коридора, смотрел на монахиню. – К сожалению, я не могу ни предупредить, ни защитить ее! А она своими молитвами столько раз облегчала вечные муки! Но моей душе не суждено обрести покой!»

Творя молитвы и перебирая второй рукой четки, монашка вышла в коридор.

Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et nunc, et semper, et in saecula saeculorum. Amen.[200]

Коридор кончился, и матушка настоятельница добралась до кельи, из которой доносились странные голоса.

– Неужели опять мои монашки грешат? И это вместо молитв!

Надо сказать, что матушка весьма терпимо относились к человеческим слабостям, и не наказывала за плотский грех монахинь строго. Мало того, ей удавалась извлечь время от времени и доход монастырю, и тогда дело вообще оканчивалось ко всеобщему удовольствию. И тут она услышала какой-то ужасающий смех… Кроме этого смеха не было никаких слов… Словно некий безумец решил поглумиться над матушкой…

– Ну, все! Хватит! – Ее терпение кончилось. Ударом ноги матушка Изольда распахнула дверь, решительно ворвалась в келью, желая, наконец, узнать, что же происходит в монастыре, но увиденное оказалось тяжеловатым для ее восприятия…

В келье, откуда раздавались непонятные стоны, на монастырской кровати лежала совершенно обнаженная монахиня. На нее сверху навалился мужчина с черными крыльями за спиной! Распятие было занавешено одеждой грешницы. В келье витал странный запах серы, мертвечины и еще чего-то такого, от чего настоятельницу тошнило.

– Excludunt tenebrarum! Satana Delete![201] – Из горла несчастной монашки взлетел страшный стон, страшный крик! Так чистая душа попадает в хитрые и коварные руки слуг Ада.

– Damnant! Damnant![202] – Лицо матушки исказилось невероятно страшной гримасой, она тяжело закашлялась и схватилась за свое горло. Монашка села на постели, прикрывшись до горла простыней, Несчастная матушка Изольда, как подкошенная, рухнула на холодный пол и лишилась чувств. Инкуб торжествовал победу.

Монашка Селина, рискнувшая спать без ночной молитвы, и грешившая сама с собой стала легкой добычей Инкуба. Теперь поняв, что происходит, она перекрестила Инкуба и прочла «Отче наш».

«Поздно молиться! Свое я получил! И я умею быть нежным с женщинами! Этой ночи ты никогда не забудешь! Ты будешь звать меня снова и снова! И твоя душа станет моей добычей! А до матушки я еще доберусь! – Торжествовало порождение тьмы, бросаясь вон из кельи, подальше от молитв. – Никуда от меня она не денется! Я не забыл, что она пригрела Джейн, мать моего ребенка и вырвала мою законную добычу![203] Я не я буду – устрою ей ловушку!»

Никто, кроме ночной совы не видел, как над монастырем поднялась темная тень с перепончатыми крыльями.

* * *

Наступил рассвет. Яркое солнце выглянуло из-за горизонта и направило свои животворные лучи на монастырские витражи…

Закричал монастырский петух, приглашая кур на утреннюю трапезу, а монашек на молитву.

С его криком вся нечисть поспешила попрятаться, а призрак девичьей башни удалился на самый верх башни, чтобы снова и снова, в какой уже раз за прошедшую соню лет пережить свое грехопадение и бесславную гибель.

Монастырь стал просыпаться, монашки потягивались, наскоро творили утренние молитвы и шли умываться. Моррис, монастырский пони, топал ногами и ржал в своем стойле, требуя еды и ласки.

Тело грешной монашки еще сладко ныло от мучительно нежных и ласковых объятий Инкуба. Увидев в свое отражение, слова утренней молитвы замерли у нее в горле.

– Domine, miserere mei! Peccavi, Dominus![204] – Ей почудилось, что черты лица мистическим образом стали похожи на сплошную маску странного цвета, в которой был всего один глаз!

Ita Deus Pater, Deus Filius, Deus Spiritus Sanctus.[205] – Как завороженная она смотрела на страшное отражение, и ужасу грешницы не было конца… Вдруг большой глаз, расположенный прямо посреди лба, с большой скоростью завертелся в разные стороны, словно желая выпасть из своей орбиты…

– Наваждение! – Монашка перекрестила зеркальце, и ее охватило невероятное помутнение, – не по уставу зеркало держать! Напасть, к счастью, миновала. Она снова посмотрела на отражение, теперь уже на нее смотрело родное знакомое лицо. – Монахиня убрала зеркальце в шкаф. Сердце ее отчаянно билось: ночное приключение не останется без последствий.

«Меня замуруют живьем в девичьей башне, или высекут! – От воспоминания о монастырском наказании у грешницы подкосились ноги. – Пост на хлебе и воде я переживу, но розги…» Однако у нее хватило благоразумия одеться, позвать монашек и заняться бесчувственной матушкой настоятельницей…

Собравшиеся на шум монашки перенесли матушку Изольду в ее келью. Но она никак не могла очнуться: ей грезился пережитый в келье ужас…

– Deus benedicis Mater Superior![206] – С ней осталась сидеть Катрина[207]. Глядя на бесчувственную матушку, она украдкой смахивала слезу. «Что же будет с монастырем, если матушка погибнет?» – Катрина шептала молитвы и надеялась на чудо. И тут ей в голову пришла мысль: «Священная реликвия!». Я столько перетерпела из-за нее, чуть не отдала под плетьми Богу душу. Она поможет!

Сбегать в церковь и принести реликвию не заняло много времени. Катрина вложила ларец в холодные руки матушки, и свершилось настоящее чудо.

«Я лежу, а в монастыре творятся страшные грехи! – Настоятельница очнулась и закричала, так же отчаянно, как и прошлой ночью, но на этот раз она уже не теряла сознания.»

– Ой, Катрина, похоже, я ударилась головой! – Наваждение кошмара преследовало несчастную Изольду. – В наших кельях каменные полы!

Окна кельи, в которой лежала настоятельница, были украшены замечательным витражами, превращавшими сияние утреннего солнца, в разноцветные блики.

«Как болит голова! – она стала смотреть вокруг, словно ища кого-то недоброго, но так никого и не нашла. – ужас!» В келье сидела Катрина. Остальные монашки пошли на утреннюю молитву.

– С Селиной придется разобраться! А ее келью освятить! – Успокаивая молитвами чувство опасности, которое еще тлело в душе, матушка Изольда поцеловала реликвию, и с трудом поднялась на ноги.

– Credo in unum Deum, Patrem omnipotentem, factorem caeli et terrae, visibilium omnium et invisibilium[208]. Надо было выяснить, что же произошло прошлой ночью, и что это был за ужас, от которого она, совершенно не склонная к обморокам женщина, неожиданно потерял сознание.

– Матушка, с вами все в порядке? – Катрина преклонила колени.

– Твоими молитвами, дочь моя! Отнеси реликвию в церковь! – Приказала она. – Мне надо побыть одной! И подумать!

«Неужели я, и мои монашки так согрешили, что в монастырь прорвалась нечистая сила? – вроде недавно весь монастырь освятили? – Матушка привычно дала девушке благословение. – Да как это стало возможным, чтобы в моем монастыре, всегда полном мира и спокойного духа, внезапно появилось нечто страшное и потустороннее. – Конечно, я приняла под свои стены раскаявшуюся ведьму, да и сама не всегда вела праведный образ жизни, но это не великий грех!»

– Quicumque vult salvus esse, ante omnia opus est, ut teneat catholicam fidem![209] На это раз молитва не помогла, как бы она не напрягалась, и как ни старалась, ей все же никак не удавалось ничего придумать. «Ну, грешную монашку я высеку, а дальше? Узнает начальство, и обитель разорят, реликвию отберут, монашек разгонят! И так наш король католиков не жалует!»

От молитвы головная боль отступила. Стоя на коленях посреди пустой кельи, матушка Изольда лихорадочно соображала, пытаясь, что бы смогло внятно объяснить недавно пережитое событие и как спасти обитель от повторных визитов нечистой силы.

– Quam nisi quisque integram inviolatamque servaverit, absque dubio in aeternam peribit.[210] Наконец, молитва принесла успокоение и мир в душу матушки…

«Пожалуй, стоит осмотреть келью Селины и поискать улики!» – На этот раз коридор не казался матушке темным и страшным. И запаха серы в келье не было.

– Начнем с того, что всех посажу на строгий пост! Разберусь обо всем вечером! – Матушка Изольда внимательнее осмотрела келью, она увидела в вазе увядшие осенние цветы, и это показалось немного странным. – Обычно осенние цветы стоят долго! Ну, монашки… Могли бы и свежие цветы поставить!

Казалось, цветы умерли очень давно.

– Наваждение! И дело не в цветах! Интересно, что же это было? А я не склонная к обморокам женщина! Жаль, что я не успела рассмотреть! Может, это просто мужчина, а мне пригрезилось? Тоже грех, но вполне простительный! Сама грешна! Всем монастырем будем читать покаянные молитвы! Нет, мужики серой и мертвечиной не пахнут!

– Так вот оно что!

На полу кельи грешной монахини лежала Веревка святого Антония[211]… Но и у меня есть такая же веревка… Не может быть, чтобы эта шалость впускала нечистую силу! Пожалуй, стоит принять несколько капель микстуры грешника Авраама!»

Аптекарь Авраам, которого не раз и не два спасала матушка от слишком ретивых прихожан-христиан, сам придумал рецепт, настояв на перегнанном вине вытяжку из кожи змеи, порошок из сушеных шотландских грибов, о которых издавна ходили легенды об их невероятных и целебных свойствах, и еще несколько экзотических компонентов…

«С монашками я еще разберусь!» – Не желая задерживаться в келье, Изольда поспешно покинула ее, творя молитвы, чтобы хоть как-то успокоиться.

Fides autem catholica haec est: ut unum Deum in Trinitate, et Trinitatem in unitate veneremur.[212]

На этот раз молитвы не приносили облегчения душе, она вышла в коридор и, шагая в направлении монастырской церкви, с недоверием смотрела на бледные лица монашек, что молились там, как ни в чем ни бывало. Только у Селины голос дрожал.

Утренний ветер разогнал облака и над монастырем ласково светило солнце.

«Всех грешниц высеку! Помолиться лишний раз в грозу им лень! Все погрязли в грехах!» – Молитвы никак не шли монашке в голову. С трудом она отстояла утреннюю службу и, раздав указания монахиням, пошла к себе в келью. И пусть приготовят побольше розог! Перед обедней будем выгонять нечистого из Селины. А пока ее в подвал! На хлеб и воду! И пусть молится о своей грешной душе!

Переступив порог своей кельи, она почувствовала приятный аромат свежих цветов. Катрина знала, что матушка любит цветы, и сменила увядшие на свежие.

«Похоже, Катрина с цветами постаралась! Хорошая девушка! Когда придет мой смертный час – оставлю монастырь на Катрину! Глотну-ка я капельку за свое и ее здоровье!»

Матушка подошла к шкафчику, извлекла оттуда микстуру, и сделала добрый глоток. По жилам потекло приятное тепло, а оттаявшая душа вернула еще одно воспоминание: черные перепончатые крылья.

Схватившись за это воспоминание, словно за тонкую соломинку, Изольда легла на остывшую постель, и принялась размышлять над тем, что вспомнила.

«Катрина, отец Гай… Ревизоры… – Все эти грехи мы давно отмолили. – Да и монастырь имеет священную реликвию! Но эти жуткие крылья, увядшие цветы и запах серы – указывают на то, что минувшей ночью в моем монастыре побывала нечистая сила!»

Она неожиданно вспомнила рассказ раскаявшейся ведьмы, приятой ею в монастырь, и осколки мозаики сложились в единую картину. Это не призрак с крыльями, Это не Сатана, это Инкуб! – она сконцентрировалась еще сильнее, и вспомнила лицо этого существа. – Ее словно ударило ударом свежепросоленного прута!… Он решил навестить свою жертву, но или перепутал двери или просто решил захватить еще одну душу! Пожалуй, стоит помолиться!

Qualis Pater, talis Filius, talis Spiritus Sanctus.(Каков Отец, таков же и Сын, и таков же Дух Святой). – Встрепенувшись, матушка Изольда потянулась за микстурой Авраама, и сделав хороший глоток, стала задуматься над тем, что, видимо сама успела совершить несколько смертных грехов. «Возможно, он и меня хотел соблазнить! Я же спасла леди Эвелину, заработала грешным местом на нужды монастыря… Ублажила ревизора и несколько знатных прихожан! Может и не несколько, кто же считает! Но эти все мелочь! Бог простит!» На протяжении всей жизни в должности монахини, а потом и настоятельницы, она не упускала возможности подзаработать на церковные нужды и не считала большим грехом для пополнения кассы даже плотский грех. «Не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься!»

– Aeternus Pater, aeternus Filius, aeternus Spiritus Sanctus![213] Последняя молитва, а может быть и еще один глоток микстуры, помогла привести запутанные мысли в порядок.

Матушка Изольда сконцентрированным усилием воли снова оживила в памяти недавно воскресшее воспоминание и перед ним восстала вовсе не галлюцинация, а какой-то реально существующий призрак! Он был похож на человека с темными крыльями, и он ужасал своим безумным взглядом… Значит, стоит подобрать молитвы, которые отвадят Инкуба от моих стен.

Преклонив колени, она молилась перед распятием и размышляла о ночном происшествии, но вдруг в дверь кто-то громко постучал.

Снова послышался навязчивый стук в дверь. Матушка Изольда открыл дверь.

На пороге стояла Катрина.

– Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum. Benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc, et in hora mortis nostrae. Amen.[214]

– Матушка, Вы заболели? – Во взгляде молодой монашки читался страх. – Мы молились за вас!

Изольда, ради того, чтобы успокоить девушку, произнесла:

– Ваши молитвы пошли мне на пользу! Господь не оставил меня, грешную! Я рада тебя видеть, но не смотри так испуганно! Можешь мне поверить, что со мной все в порядке. Надеюсь, ты пополнила запас розог? Сегодня они нам пригодятся!

– Virga est semper inebriabitur![215] – Катрина потупила взор.

– Пора разобраться с Селиной! – Матушка Изольда без лишних покинула келью, и, переполненная невероятным желанием высечь грешную монахиню, двинулась открывать дверь.

– Et tamen non tres aeterni, sed unus aeternus.[216] – Изольда на мгновение остановилась и посмотрела в маленькое серебряное зеркальце, которое висело на стене.

На заднем дворе уже было все готово к процедуре изгнания беса.

Широкая монастырская лавка стояла, застеленная конской попоной. Монашки и приговоренная ждали матушкиного вердикта.

«Попона на скамье!» – несчастная Селина дрожала от страха. Шерстяное монашеское одеяние впитывало липкий пот грешницы. Она знала, что попону стелют только тогда, когда провинившуюся ждет нешуточное наказание. Встать сама она уже не сможет, и ее на этой попоне унесут.

– Грешницы, обратились ко всем собравшимся матушка Изольда. – Одна из наших сестер сегодня ночью ввергла свою душу в величайший грех. – Сейчас помолитесь за нее, а ты, Селина, раздевайся и ложись!

Монашки запели молитвы, а несчастная Селина стала раздеваться. Она понимала, что сопротивление бесполезно.

Не успели монашки допеть «Каюсь», а Селина уже лежала на животе, покорно вытянув руки и ноги. Две монашки тут же уселись на нее, чтобы удержать.

Матушка, перекрестившись, взяла мокрый прут. Читаем «Anima Christi».

«Душу Христа»!

Спустя секунду задний двор огласился криками и стонами несчастной.

– Anima Christi, sanctifica me.[217] – Пели монашки, а матушка в такт словам работала розгой.

– Corpus Christi, salve me.[218]

Селина уже не могла воспоминать слов молитвы. Ее тело дергалось, насколько позволяли монахини, прижимавшие ее к скамье.

– Sanguis Christi, inebria me.[219]

Для Селины слова молитвы слились в единый гул. Она уже не понимала, что с ней и где она. Страшная боль терзала грешное тело.

Боль была такая, что Селина забыла обо всем! Он отчаянно пыталась вырваться, но монашки держали ее крепко. Матушка била на этот раз без всякой жалости. «Несчастная, – Катрина сидела на ногах Селины и чувствовала каждую судорогу несчастной! – В свое время мне и больше попадало! Впрочем, я это заслужила. От порки во имя священной реликвии я уже оправилась, и могу приступить к своим обязанностям!»

«В Испании или во Франции за такой грех ее бы сожгли на костре, а я всего лишь высеку!» – думала матушка Изольда, работая прутьями так, что капельки пота выступили у нее на лбу.

Вскоре крики прекратились. Монашка лишилась чувств.

– Amen! – пропели монашки.

– Окатите ее водой и унесите в келью! – Матушка помнила рецепт отца Гая и время от времени им пользовалась. Ведро холодной воды кого угодно приведет в чувство.

Грешную монашку унесли.

Матушка стерла пот со лба и подумала, что было бы очень неплохо выпить монастырского пива, которое так хорошо варит раскаявшаяся монастырская ведьма.

Глава вторая. Молитва грешной Селины

Селина очнулась в своей келье. Тишина, немного света давала свеча. Монашек рядом не было.

"Почему так тихо? И монастырский колокол не звонит! А я на этом свете или на том? Почему тишина? Однако боль в истерзанном розгами теле подсказала монашке, что она все еще на этом свете.

"Как хорошо жить! – подумала она, пытаясь встать. – На мне еще пылают росчерки розог. Удивительно, как я ее пережила! Да, я совершила смертный грех. Ну и что из этого? Я была рождена в грехе, жила в грехе и умру в грехе! Может, матушкины розги спишут хоть часть моих грехов? Впрочем, участь у меня одна – Ад! И никакие молитвы не спасут мою душу!

Я Селина. Мой друг, красивый мужчина с крыльями за спиной время от времени навещает меня. Он необычный. Он вершит зло и собирает грешные души, и я отдала ему свою душу просто так. Здесь, в монастыре есть его бывшая любовница, но она раскаялась и не подпускает его близко. Какая удача! Теперь он со мной и в этом смысл половины моей жизни, вторая половина – мщение и власть! Эта обитель станет моей! Так обещал он и так будет.

Смысл жизни не в том, чтобы изнурять свое тело постами, молитвами и работой, а в том, чтобы почувствовать власть над душами и телами, и плотскую страсть. Власти у меня тут пока нет, а страсти хоть отбавляй! Но и власть тоже будет и скоро! Свою цену за власть я уже заплатила, лежа на скамье под розгами. И сегодня же будет мщение: наивная матушка Изольда отправляется в лес, исцелять лесника. А там ее съедят и я стану настоятельницей! Я, я, я! А не эта Катрина! И тогда я ей отмщу! Отмщу за то, что матушка ей благоволит, отмщу за то, что она своим телом добыла для монастыря священную реликвию! Отмщу за то, что я лежу сейчас на конской попоне и не могу пошевелиться! Нет, убивать я ее не буду! Это слишком просто! Убивать – это не выход. Мне уже говорил мой друг, что король Генрих VIII разорит эту обитель, но рассчитаться я успею!

Я знаю, что я с ней сделаю! У матушки остался запас розог! Я лично спущу с Катрины шкуру! Я хочу услышать, как она будет кричать от прикосновения прутьев к обнаженному телу! Бить буду так, что расправа на церковном аналое во имя священной реликвии покажется ей нежной лаской! А потом, после ликвидации монастыря я навещу своих родственников, что отправили меня сюда по совету сэра Дика. Их души давно ждут в Аду!

Детства у меня не было! Меня его просто лишили. Была только работа! У меня, в чьих жилах течет голубая кровь, заставляли трудиться наравне со служанками. А потом, чуть подросла – отдали в этот монастырь! Грехи замаливать! А какие грехи? Мой отец погиб, сражаясь за короля, а маму унесла язва. Родственникам был нужен мой замок, мои деньги и мое тело!

Они получили все, а я получила келью и розги.

Что бы я делала, если бы мой крылатый друг не нашел меня и не сумел дать мне именно то, чего я действительно хотела. Я хотела любви, хотела страсти и нежности, и он дал мне все это!

Мое тело сливалось с его телом! Мы были теми, кого называют "единым целым". Его черные крылья обнимали меня, и нежнее объятий я не знала!

Как долго я была простой монашкой, беспрекословно подчиняющейся монастырской жизни. Но ночь – ночь была моей, пока все не испортила Матушка Изольда!

Признаться, монашки меня недолюбливают. Но дело не в том, лучше или хуже, дело не в том даже, с кем делила я постель, а с кем не делила! Если ты живешь по монастырскому уставу, от заутрени до вечерни, – это не жизнь. Я как тот спящий вулкан, что ждет своего часа в Италии. Кажется, он потух навечно, но рано или поздно он проснется и…

Впрочем, впереди конец один – смерть. И хотя, после визита моего крылатого друга, я не боюсь смерти, я гордо живу с единственным смыслом – любить и властвовать. И я его люблю! Он для меня как воздух, а жить без воздуха невозможно. Сегодня он отмстит за меня! А матушка Изольда пойдет на трапезу людоедам. Он говорит, они своим жертвам ломают дубинами кости, чтобы мясо напиталось кровью. И я буду отмщена!

* * *

Мое первое греховное знакомство с мужчиной было банальным. Я, узнав о том, что меня продали в монастырь, выбросила в воду свой крест на шнурке. И появился Он! Красавец оруженосец с убийственно-прицельным взглядом приехал с письмом к моему отчиму и опекуну. Я – никому ненужная девчонка, которая всем мешает. Вспоминали обо мне только тогда, когда хотели выпороть за очередную проделку. Помню, он улыбнулся, потрепал меня по волосам и долго и пристально смотрел в мне глаза.

– Пойдем! – Просто сказал он, и потащил на сеновал, как простую служанку.

Но я не могла ничего с собой поделать!

– Все равно меня отдадут в монастырь! – Думала я раздеваясь перед ним. – Но я хочу быть хотя бы час любимой! А потом было то, что я до сих пор вспоминаю с нежностью и содроганием. Он сделал меня женщиной! Подарил нежность и страсть! Самый большой подарок в моей жизни. Но все хорошее рано или поздно заканчивается! Я видела, как он, получив свое, расправил перепончатые крылья! Мне было слишком хорошо, чтобы пугаться!

Я уже знала, что матушка Изольда приедет за мной и вкладом в монастырь. Меня продали! И я должна отмстить!

Теперь-то я понимаю, что это был рок, а тогда на сеновале радовалась, как обыкновенная крестьянка, что настоящий рыцарь возьмет мое тело до того, как монастырь получит мою грешную душу! Я до сих пор вздрагиваю от прикосновений его требовательных рук и изощренных пальцев, которые умеют вытворять такое, что всем нашим монашкам и не снилось!

Наша матушка Изольда – полное ничтожество, погрязшее в грехе и располневшее от пива и слишком обильной пищи. Носится со своим монастырем! Подкладывает монашек под знатных господ, сама плотским грехом не брезгует, и подсчитывает прибыль! Неужели она думает, что хоть чуть-чуть лучше меня? Правда, как говорил мой друг, она вполне искренне молится и кается, за что ей грехи списываются. Но это позволяет ей грешить снова и снова.

Когда я в первый раз увидела ее пышное тело, красивое лицо, хоть и покрытое мелкими морщинками, я почувствовала, как по моей коже пробегает волна смеха: она должна была заменить мне родной кров, стать моей и мамой, и любовницей, и палачом. Она заставила выпить меня какую-то гадость и я потеряла плод грешной любви! Этого я ей никогда не прощу!

Однажды у меня в келье остался богатый прихожанин. Тот всю вечернюю службу пожирал меня голодным взглядом, насквозь пропитанными похотью,а потом просто попросил матушку меня на ночь. За окном шел, как и сегодня, дождь.

– Мне было плевать, с кем он спал до меня, так же как и ему.

В келью подали пива. Горели в камине дрова. Занавесив распятие, я разделась. Нет, не этого человека хотело мое тело. Страшная болезнь покрыла язвами его кожу, но у меня, грешной, не было выбора.

Зато пришел он, крылатый демон, и вошел внутрь моего гостя. И стало все замечательно! Правда, я знала, что цена ночи моей любви будет для больного похотливого грешника – его собственная жизнь! Спустя неделю мы отпевали его в нашем монастыре. В этот момент петь заупокойную молитву особенно приятно! А сегодня нашу матушку будут ждать в гости людоеды! Отпевать нам будет нечего! А потом вернется он! Я знаю, он обязательно вернется и наши губы сольются в поцелуе! Он всегда возвращается!

Я жила одним желанием – увидеть его снова! И вчера в страшную грозовую ночь он пришел!

– Ты звала меня? – Я в курсе, что ты ненавидишь настоятельницу! Мы проведем с тобой ночку, а потом – потом матушка отправится к людоедам! Они отмстят за твое поруганное тело!

И он снова меня обнял.

– И кто я теперь? Я Селина, зверски высеченная монашка, что добровольно отдала себя врагу рода человеческого. Еще на том сеновале, когда он распустил надо мной крылья, я поняла, с кем связала меня судьба и покорно все ему отдала. И ничуть об этом не жалею!

Жалею лишь о том, что не увижу смерти матушки Изольды! Как закрою глаза – слышу свист розги, рвущей мое тело. И за это она должна умереть!

И я стану настоятельницей и обязательно буду его любить! Я готова ради него на все! Даже на то, чтобы подняться в проклятую Девичью Башню!

И меня, существо отдавшего душу, мучения этого призрака будут только радовать! Пусть посмотрит, как мое и его тела сольются в греховной страсти!

Лишь с ним я обрела смысл жизни! С ним я знала, что каждый дюйм моей нежной кожи – это искусство дарить любовь!

А что делала с моим телом Матушка Изольда, что с минуты на минуту станет обедом? Первое время она жила со мной, как с женой, а потом укладывала меня под розги, не догадываясь о том, что ее ждут дубины людоедов! Хороший конец для благочестивой монахини…

Как больно она меня секла! Иногда мне казалось, что помру до свидания с любимым и наша новая встреча произойдет уже в Аду, но его любовь помогла пережить мне страшную порку! И теперь я дождусь сладкой минуты мщения! Весь монастырь станет моим! Матушка Изольда получит свое, за все! И за ночь с большим благодетелем тоже! И да покарает Ад матушку Изольду!

* * *

Глава третья Возвращение Изольды

«А на ее месте могла быть я, – думала матушка привратница, глядя, как наказывают Селину. – Я ведь согрешила прошлой ночью! Прямо на дежурстве. Грех был, но какой сладкий! Принес пастух письмо для матушки, ну и я немножко с ним согрешила… Письмо? Я же до сих пор не отдала письмо!»

– Матушка Изольда, – матушка привратница почтительно поклонилась, как только наказание было окончено, вам передали письмо!

И девушка протянула большой пергамент с красной печатью.

– Qui vult ergo salvus esse, ita de Trinitate sentiat.(И всякий, кто желает обрести спасение, должен так рассуждать о Троице!) – Перекрестившись и испросив благословения, привратница простилась и удалилась, радуясь тому, что матушка не рассердилась за задержку при передачи свитка.

«Вот еще новость! – Изольда все стояла и смотрела на желтый пергамент, словно в нем было спрятано известие о судьбе монастыря. – И печать незнакомая!»

В душе матушки появилось странное предчувствие и ей показалось, что от пергамента попахивает таким же непереносимым запахом смерти, который с утра витал в грешной келье с увядшими цветами…

Sed necessarium est ad aeternam salutem, ut incarnationem quoque Domini nostri Iesu Christi fideliter credat.[220]

«А не происки ли это Инкуба? – Изольда рассердилась, захотела порвать его на крошечные клочки, но в последнюю минуту взяла себя в руки. – Мне всюду, как больному на голову испанскому инквизитору, кажется нечистая сила! Слава Богу, у нас в Англии инквизиции нет!»

Анализируя последние события, она решила, что не стоит серьезно прислушиваться к тяжелым предчувствиям и делать какие-то необдуманные действия.

– Господь пребывает с нами, а молитва всегда поможет! Ну, а мне нужно смириться с тем, что здравый смысл постепенно покидает мое грешное тело.

«Может принять еще микстуру Авраама? А пергамент никуда не уйдет! И печать на нем незнакомая! А микстура Авраама обеспечит способность трезво мыслить!»

Взяв новый флакон с микстурой, матушка Изольда села за стол и вытащила зубами пробку.

– Ух! – В горле перехватило… Разноцветные пятна пронеслись перед глазами… На душе стало очень спокойно. Но разум не задурманивался, а заработал очень четко… В этом был своеобразный секрет микстуры нехристя Авраама – успокоить, но разум оставить в полноценном рабочем состоянии.

– Так-то лучше! – Изольда сломала печать и раскрыла свиток.

Готический шрифт был написан опытной рукой с замечательным мастерством! Еще не начиная читать, она и любовалась текстом, как произведением искусства. Осмотрев свиток со всех сторон, матушка Изольда приступила к чтению:

"Как солнце своим животворным лучом согревает и обновляет землю, так и Ваш монастырь, обладающий священной реликвией, исцеляет и лечит людей в грешной потребности. Матушка, вся округа знает, что вы помогаете страждущим грешникам в бедах, никому не отказываете, поэтому не откажите и мне, грешному. Будьте добры, в ближайшее время навестить мое скромное лесное жилище, чтобы исцелить меня, грешного лесника. Я очень болен, и никто не может поднять меня на ноги. Приходской священник говорит об одном – о смерти… А я еще не готов предстать перед светлыми очами Господа Бога Нашего. Не отвергайте моей просьбы, ибо я уповаю только на Вас! Моя хижина находится в лесу в трех милях от Вашего монастыря. Ну, а я приготовил вклад в монастырь!»

"Интересно, кто служит лесником? Судя по почерку, это явно очень образованный человек!" Впрочем, никто в те времена ничему не удивлялся. Иногда и короли жили отшельниками.

– Наш долг исцеление и утешение! А три мили не такая уж дальняя дорога! За одно и разомнусь! Матушка Изольда решила собираться.

Положив в дорожную сумку реликвию, она не забыла микстуру Авраама, флягу со святой водой, тяжелые четки, и кинжал, ловко вделанный в дорожный посох… Печальный опыт подсказывал монашке, что дорогие четки лучше оставлять дома, а в путь брать попроще, но потяжелее, чтобы ими можно было при случае воспользоваться и как оружием.

– V. Ecce ancilla Domini[221]. – Одев дорожную рясу, проверив замок на тюрьме Селины и дав распоряжения монахиням, матушка собралась в дорогу. Подумав, она не стала запрягать Морриса, монастырского пони, в повозку и пошла пешком. Норов у пони был мягко скажем, тяжелый. Матушка давно собиралась продать его Аврааму на колбасу, но не сходились с аптекарем в цене. Впрочем, судьба послала ей и попутчика и средство передвижения.

– Мир вам, матушка, – молодой крестьянин остановил лошадь, запряженную в повозку, груженую сеном. – Садитесь, подвезу! Я хочу вас отблагодарить за то, что ваша реликвия вылечила мою жену от бесплодия!

– Bonum salutem![222] "Это Питер, наш прихожанин!" – Внимательнее присмотревшись к лицу крестьянина, матушка Изольда узнала его и согласилась.

– Ох, матушка, крестьянин делился своей бедой. – Моя жена, как забеременела, не подпускает меня к себе! А если ребенок недоделан? И я по жене очень скучаю!

– Эх, юные грешники, Матушка улыбнулась, – скажи жене, что матушка настоятельно рекомендовала не прогонять мужа с супружеского ложа! А нельзя ли стегнуть твою лошадку? Мне нужно как можно быстрее добраться до леса, который находится в трех милях от монастыря. Там ждут моей помощи.

– Нам как раз по дороге, матушка Изольда! – Скрипучая повозка тронулась в путь.

Внезапно начал падать дождь, хотя минуту назад ничто не извещало о его приближении. Дождь был настолько сильным, что матушке пришлось укрыться овечьей шкурой, предложенной добрым крестьянином.

– Матушка, я бы вам не советовал заходить в этот лес. – Уже на опушке у крестьянина развязался язык. – Плохие слухи ходят о нем!

– Какие именно? – С интересом спросила Изольда. – Разбойников вроде бы как год назад повесили вон на тех деревьях!

– Разбойники долго качались на потеху воронам! Но говорят, что здесь бесследно пропадают грешные люди.

– Как это – пропадают? – Спросила матушка. – И куда смотрят власти?

– А очень просто – грешники заходят в эту чащобу и исчезают навсегда. Никто из него еще не вышел живым…

– А пропадают только грешники? – Матушка Изольда скептическим взглядом посмотрела на возницу. – Свят! Свят! – Думаю, что все эти слухи преувеличены. Люди всегда стараются придумать что-то таинственное. «В лесу и тем более в болоте сам Господь поселил нечистую силу. А теперь она и до монастыря добралась! Но я взялась и со мной священная реликвия!»

– Ну, как знаете, – крестьянин замолчал, – но я не герой! Я всего лишь вольный землепашец и верный арендатор своего сюзерена!

Слезая с повозки, Изольда почувствовала стремительное дыхание холодного осеннего воздуха. Дождь к тому времени уже перестал падать, и все же было очень сыро и неприятно. Крестьянин истово перекрестился и перекрестил матушку.

– Благословите меня, грешного! – Посмотрев в направлении буковых деревьев, обступивших дорогу, Изольда почувствовала какую-то странную гнетущую атмосферу, что незримо неслась от них. Вместе с этим у нее возникло чувство, будто от леса потянулись сотни невидимых паутинок и крепко обхватили ее пышное тело, для того чтобы она никуда не делась и не сбежала.

Матушка Изольда не произнесла ни одной молитвы и даже не услышала, как удалилась повозка, потому что была околдована мглистой и таинственной картиной осеннего леса. Природа одела деревья в желтые и багровые тона, а ветер еще не успел оборвать этот красочный наряд.

Приблизившись к первому древу, она увидела возле него засохшие розы… "Откуда тут розы?" – Матушка Изольда сочувственно коснулась одного цветка, но он рассыпался в ладонях…

Далее, ступая меж густых трав, она решительно двинулась в лес…

– Стойте! Стойте! Я не возьму греха на душу! – Ее нагнал крестьянин, вооруженный топором. – Не могу я бросить женщину в таком страшном месте.

– Sunt vobis realis heros![223], – улыбнулась Изольда. – Значит, ты не такой трус, каким казался сам себе! Господь таких смельчаков сумеет наградить!

– У вас есть крест и реликвия, а у меня топор! Вдвоем мы не пропадем!

– А еще у меня есть посох, вырезанный из тиса, того самого, под которым сидел апостол Павел! Значит, не пропадем! – Они пошли по засыпанной листвой тропинке, крестясь и творя молитвы. "Кузнец залил в мой посох свинец… и на другом конце на пружине нож – неплохое получается оружие!" – подумала матушка, озираясь по сторонам. Казалось, лес хочет схватить путешественников и никуда не отпускать!

Когда они нашли старую хижину лесника и обошли вокруг, страх снова посетил их души: как грибы из-под опавшей листвы на них смотрели человеческие черепа.

– Dominus! Quam multa inquietum animas[224]! – Матушка перекрестилась. – Ну, сэр рыцарь, пошли!

В хижине стояла дикая вонь. Гости поняли, что этот запах мог источать только какой-то давно сгнивший труп, или даже множество трупов…

А сам лесник, – лежал, притворившись, что болен, на грязной подстилке из волчьих шкур.

– Еда пришла! Эй, все сюда! – Закричал он.

От ужасного запаха мертвечины обоим стало дурно… Неожиданно и матушка Изольда с крестьянином Питером увидели, как большим ярким огнем вспыхнул огонь факела в неизвестной руке. Эта рука, бросила факел в камин, дрова ярков вспыхнули, осветив обстановку хижины во всех подробностях.

Перед ними стояло страшное существо, спиной загораживая выход!

– Пожаловал обед! – Держа чадящий факел в своей мускулистой покрытой жесткими волосами руке, ужасный одноглазый монстр с каждой секундой все ближе и неумолимее приближался к гостям дьявольской хижины, и они все никак не решались бежать.

Слова молитвы застряли у монашки в горле.

Монстр, широко открыв щербатый рот, хриплым голосом проговорил леденящие душу слова:

– Теперь послушайте меня, гости долгожданные. Вы еще даже не представляете, куда вы попали. Вы попали в ужасную лесную хижину, в которой живут бывшие крестьяне, выгнанные феодалами со своих земель. Теперь это головорезы и людоеды. Посмотрите на меня – я проливал кровь за вашего короля. Потерял глаз, а вот это клеймо поставили мне королевские палачи за бродяжничество. Спину мне поломал кнут палача! Зато, попав в эти стены, мы связались с темной стороной бытия – с самым запредельным хаосом ужаса и вдоволь наелись теплого мяса…

"Живыми нам отсюда не выйти!" – Поняла матушка, увидев, что за в дверях показалась целая толпа таких же волосатых чудовищ, вооруженных дубинками.

И тут священная реликвия стала светиться в руках у матушки, возвращая силы и мужество…

– С нами крестная сила! – Питер стал размахивать топором, а матушка Изольда четками. – “Miserere![225] Получайте чертовы дети!

– Во имя Отца И сына и святого Духа! Аминь! – Матушка Изольда бросила четки в лицо ближайшему людоеду. От отбросил их в стороны, но секунды замешательства хватило матушке, забывшей о молитвах, чтобы ударить его посохом меду ног.

С диким воем разбойник согнулся пополам и его шею тут же нашел топор Питера.

Не ожидавшие отпора разбойники опешили и второй людоед упал с раскроенным черепом.

Матушка принялась жестоко работать посохом, стараясь попасть им снизу вверх по грешным мужским местам.

Избушка наполнилась криками стонами и воем. Дубины людоедов в небольшом помещении оказались бесполезными, но за ними был численный перевес.

Скорее всего, в неравном бою пали бы и Питер и Матушка, но с ними была священная реликвия! Ошибкой монстров было пригласить монашку в гости вместе с нею! Ларец светился, придавая монахине и крестьянину сил.

Не привыкнув к сопротивлению, людоеды попытались убежать, но у двери образовалась пробка. Топор Питера и посох матушки работали, не зная пощады. Вскоре грешные души людоедов, покинув телесные оболочки, отправились в Ад. Только лесник продолжал лежать, накрывшись шкурой.

– Матушка Изольда подошла к нему и сказала, окатив грешника на подстилке из флаги со святой водой:

– А тебе грешник, пожалуй, стоит покаяться! Ибо ты впал в великий грех! Ты думаешь, что гибель монашки тебе сойдет с рук? Мы уже разнесли на куски твоих грязных прихвостней, а теперь пришла и твоя очередь! Ах ты, грязное лесное отродье!

– Подождите не убивайте меня! – Под действием святой воды с телом лесника стало происходить что-то невероятное. – Во мне сидит демон Ада! Он рвется наружу и хочет вам обоим что-то сказать!

И они увидели, как из живота у лесника прорываются чьи-то руки… Было ясно – лесник одержим демоном. Поэтому крестьянин, стоя возле Изольды, предложил:

– Матушка, нужно уничтожить то, что скребется наружу в наш мир!

Но тут из живота лесника вырвалось жуткое существо всё в слизи начало говорить своей пастью:

– Я хочу захватить ваш монастырь! Я само воплощение дьявола! А Селина мне поможет!

– Ах ты мразь! – закричала монашка и плеснула в монстра святой водой, осеняя себя крестным знамением!

– Не надо! – завопило с чудовище.

Крича от боли, чудовище бросилось в огонь камина и пропало там, точнее отправилось в Ад зализывать раны. Тело лесника хрипело в агонии.

– Rex gloriae, Christe[226]. – Изольда уже достала из посоха нож…

Лесник лежал, не смея молить о пощаде. В этот момент он понял всю низость того греха, в который впали и он сам и его кровожадные друзья. Вместо сытного обеда монашка принесла им смерть. Покаяться грешник не успел.

– Бог меня простит! – сказала Изольда и вонзила нож…

– Вот уж не думал, что мой верный топор так ловко рубит головы. – Крестьянина тошнило и выворачивало наизнанку. – Великий грех! Но реликвия дала мне и сил и сноровки! Матушка, а ведь мы стали свидетелями настоящего чуда! Я скромный землепашец, не святой и не воин! Вот их сколько…

– Все в порядке! Мы сделали доброе дело: спасли лес от шайки людоедов! – матушка отпила Микстуры Авраама. – Реликвия дала сил! Глотни моей микстуры, и подпали хижину.

– Ух, крепкая! – Лицо крестьянина порозовело.

– Requiem aeternam![227] – Творя покаянные молитвы, матушка вместе с Томасом пошла подальше от этого страшного места. Гнилая солома занялась, не смотря на дождь. В каменной хижине людоеды припасли достаточно дров, чтобы жарить человечину. Теперь их грешные тела отправились в огонь вслед за грешными душами.

Питер решил подвезти матушку обратно.

– Надо будет собрать крестьян и похоронить несчастных, чьи кости разбросаны вокруг хижины, по христианскому обычаю!

Умная лошадь сама знала дорогу, и повозка покатилась по лесной дороге.

Но чудеса волшебной реликвии на этом не кончились. Она снова засветилась и монашка с крестьянином обнялись.

– Матушка, я на краю греха!

– Не согрешишь – не покаешься! Сын мой! – Матушка овладела инициативой.

Крестьянин и не думал, что, выжив в таком неравном бою, можно потерять голову в объятиях монашки – но потерял!

– Я всегда знала, что Господь не считает плотский грех смертный грехом! Прочтешь дома десять раз «Каюсь» и десять раз «Богородицу!» Матушка Изольда искренне считала, что мир полон физических, а еще более – духовных опасностей, а искушения так просто попадаются на каждом шагу. На то оно и искушение, чтобы грешить и каяться.

Их дыхание стало общим, их стоны сливались, а сердца бились в унисон. И, казалось, пропало все: дорога, повозка и лошадь. Остались только мужчина и женщина. Два тела, слившиеся в единое целое.

«Это не смертный грех! Отмолю!» – Матушка накрыла крестьянина своим пышным телом. Реликвия светилась, всем своим видом показывая, что совсем не против такой шалости для тех людей, что совершили великий подвиг.

Дорога шла под гору и лошадь почти без труда тащила повозку.

«Я еще устрою этому монастырю сладкую жизнь! Не прощу! – Инкуб в Аду уже строил планы мести. – Ну, кто же знал, что реликвия обладает такой силой?»

Селина, услыхав о благополучном возвращении Матушки Изольды, поднялась на девичью башню, чтобы броситься вниз, но после общения с призраком, показавшим грешнице всю глубину ее падения, передумала…

Матушка Изольда, узнав, кто искушал Селину, решила устроить обряд экзорцизма, а за одно и задобрить отца ревизора.

Глава четвертая Визит ревизора

На монастырской кухне пахло горячими колбасами и пивом. Распоряжалась тут трудница Джейн, в недалеком раскаявшаяся ведьма.

«Снова напасть! – Матушке Изольде было снова не до молитв. Даже колбасы и пиво не дали матушке хорошего настроения. – Джейн, снова беда! И священная реликвия, что спасла мою грешную душу от людоедов, не спасает от ревизии!» Тут матушка была совершенно права. – О, Gosh![228] – Пресвятая Троица! Да минуют наш монастырь напасти!

Король Генрих VIII как мог притеснял католическую церковь, разорял монастыри и описывал их имущество, пополняя казну. Матушке очень не хотелось, чтобы обитель постигла печальная участь соседних монастырей. Джейн, представляешь, тут ревизор![229] Святой отец был наделен правами экзорциста. Ревизор во времена Генриха восьмого мог запросто разорить монастырь! Экзорцизм в те времена совершается рукоположенным служителем католической церкви, который действует от имени церкви и через ее авторитет на основании власти, полученной в священническом рукоположении. И вот такого ответственного ревизора оставалось задобрить. "Попадись мне этот ревизор лет двадцать назад. Живым бы не ушел! А теперь… Aliis inserviendo consumor.[230]"

– Но ревизор – пьяница. – Раскаявшаяся ведьма, что во время разговора продолжала варить пиво, была неплохой советчицей. – Слышала я, что он пиво любит! Так я сварю ему самого лучшего! Добавлю сушеных яблок для вкуса и крепости!

– Варить хорошее пиво всегда полезно! – Матушка подписала счет на ячмень.

– Кроме того, он лысый! И очень похотливый. Я его знаю, он не раз и не два гостил у сэра Шелли, моего беспутного господина. И мне лучше не показываться ему на глаза.

– Лысый это не плохо, – вздохнула матушка, лысые мужики ооох какие… Но не на тебя ни на меня он не посмотрит! Ты еще молода, но седая как ветла… Катрина – но после порки во имя священной реликвии она утратила всякое желание быть с мужчиной. Она, конечно не откажет, но ревизору не понравится. Правда, у нас в монастыре есть Селина! Она хоть и совершила смертный грех, но очарование ранней юности не истратила!

– А она согласится? Помнится, нее так давно вы ее высекли за грех с Инкубом! Мне потом пришлось целую неделю врачевать ее тело! Aditum nocendi perfido praestat fides.[231]

– Высекла, но за дело и за смертный грех! И, помнится мне, в отличие от тебя она не покаялась и не собирается каяться! Тело ты вылечила, а душу? Будем встречать ревизора и молить небеса о спасении! Матушка отрезала себе изрядный кусок окорока. Esse oportet ut vivas, non vivere ut edas![232] Хороший окорок! Думаю. Отцу ревизору он понравится! Ну, моя дорогая трудница. Я поблагодарю тебя за труд. Смотри. Что я купила у грешного Авраама!

С этими словами монашка достала игрушку, напоминающую утешитель святого Антония, но выполненный из какой-то гладкой кости[233] и систему кожаных ремешков, чтобы женщина могла пристегивать его к себе.[234]

– Отвлекись от своего котла. Матушка Изольда сняла рясу и ловко закрепила его на себе.

– Сейчас! – Ведьма, оценив по достоинству игрушку, закрыла дверь, задрала рясу и легла животом на кухонный стол.

«Прямо как мой грешный дедушка Карл! – вспомнила ведьма грех ранней юности. – Но я это грех полностью искупила! А матушка… Матушка отмолит!»

Воздух на кухне наполнился запахом женской похоти, перебившим даже аромат пива. Ведьма вцепилась руками в столешницу и застонав, расслабилась. Матушка Изольда умела и любила доставлять удовольствие и дарить его самой.

– Если ревизор будет доволен – игрушка станет твоей! А я помолюсь за спасение твоей грешной души! Пообещала матушка, утомленной труднице. – Приходи в чувство и доваривай пиво! Alea jacta est![235]

А что касается Селина и экзорцизма – Ex malis eligere minima.[236] Выживет!

Глава пятая Неискупимый грех

– Abyssus abyssum invocat![237] – Селина не забыла ни ласк Инкуба ни того страшного наказания, что выбрала для нее матушка Изольда. Подчиняясь правилам монастыря, она молила Инкуба о наказании матушки и о новой встрече. Вечера в келье она проводила за молитвами, но не теми, что обычно умиротворяют дух молоденьких монашек. А сейчас ее молитву прервал визит матушки Изольды.

– Выручай, – просила Матушка Изольда Селину. – Отец ревизор на утренней молитве он только на тебя смотрел! Если ты не согласишься – он разорит нашу обитель! Попадись он мне лет десять назад… – Матушка Изольда могла бы и сама ублажить ревизора, но… годы моей молодости давно позади! Да, он лысый и толстый, но от него зависит – быть обители или не быть!

"Не согласится – высеку до полусмерти! – думала матушка. – Из-за ее упрямства обитель может пропасть!"

«Инкуб услышал мои молитвы! Монастырь разорят! Такая удача! Но мне нельзя и вида показать…»

– А потом Вы меня за грехопадение с отцом ревизором запрете в девичью башню… Я слышала, что вы собираетесь устроить мне обряд экзорцизма! Снова под розги и молитвы? Я не так давно садиться снова научилась!

– А ты как думала? С Инкубом согрешила! Если бы не крестьянин Томас – съели бы меня людоеды! И толком не покаялась! И сейчас в твоем взоре не вижу раскаяния! Считаешь, что той порки ты не заслужила? Так я ее и без отца ревизора повторить могу! Но от девичьей башни могу и спасти!

– Я искренне молюсь и не нарушаю устава монастыря! – Монашка отрицательно помотала головой. – Не буду. Зачем? Cogitations poenam nemo patitur![238]

– Глупая девица! Мысли ты, о чем хочешь! Тебе я даю возможность хоть частично искупить грех перед Господом и монастырем. Тебя, малышку, наверняка захочет отец ревизор. А я буду за вас молиться! Beati pauperes spiritu, quoniam ipsorum est regnum caelorum![239]

– Мой грех уже неискупим, – грешная монашка показала матушке язык, – я и так с ним могу! Раскинуть ноги и читать Pater Noster… Как раз к концу молитвы все и закончится!

– Да! Твой грех действительно придется долго отмаливать! Но Господь милостив! Если будешь лежать бревном под ревизором – от тебе такой экзорцизм устроит, что моя порка тебе нежной лаской покажется!

– Значит, небеса примут мою грешную душу! – Монашка скрестила руки на груди с видом "фи". – Вашими молитвами адские силы не рискнут забрать меня к себе!

Ни раскаяния, ни сочувствия в ее взгляде матушка не увидела.

– А из теплой кельи могу переселить насовсем в девичью башню! К привидению! – Вот ему и будешь показывать язык!

Привидение наносило ужас на всех монашек, включая настоятельницу.

– Только не туда, – с визгом упав на колени, – пожалейте меня, матушка!

– Тогда молись как следует, и жди в гости отца Ревизора. И от твоего старания зависит, переживешь ты обряд экзорцизма или нет, и будет ли дальше жить наша обитель.

– Да хранит вас Господь! – Закивала юная монашка и побежала в свою келью.

"Мне придется пожертвовать своим телом во славу монастыря! Матушка уговорила меня лечь под отца Ревизора! – Селина стояла перед распятием и молилась. – Конечно, я совершила великий грех и не раскаиваюсь в нем, и за это меня постигнет страшное наказание! Наивная матушка! Она считает, что можно спасти мою грешную душу, но для этого надо терзать грешное тело и ввергнуть его в дополнительный грех!"

– Ну, вот что, Селина, хватит молиться! – Отец ревизор вошел в келью с кувшином пива и большим окороком в руках. Сейчас ты снимешь монашеский головной убор… – Он поставил дары на стол. – А потом и все остальное! «И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо это то же, как если бы она была обритая. Ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается. Итак, муж не должен покрывать голову, потому что он есть образ и слава Божия; а жена есть слава мужа.

Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа. Посему жена и должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов». – Отец Ревизор обожал цитировать Библию.

– Селина стояла на коленях перед распятием и горячо молилась. Когда вошёл посторонний, она не шелохнулась. Не шелохнулась, и когда похотливый ревизор принялся ее разоблачать. Лишь повела носом с отвращением.

– От монаха пахло потом и козлом. Снимай рясу! Хрипел он, задирая ее через голову.

"От Инкуба и то лучше пахнет!" – подумала Селина, уступая.

«Следуй за Мной». – как говорила Святая Елизавета! – Отец ревизор стал раздеваться.

"И из такой хорошенькой монашки надо будет изгонять дьявола? Ничего, справимся! И не таких обламывали! – Монах смотрел на малышку, не скрывая похоти. Пожалуй, я сам ею и займусь!" Своей рясой монах занавесил распятие.

– А ведь мы совершаем грех! – Селина молча подняла руки, позволяя снять с себя одежды. На секунду закрыла глаза.

– Все мы грешны! Какая юная грешница. – Монах стал гладить ее как барышник лошадку. Какие красивые темные волосы…

Девушка вздрагивала от омерзения.

– Завтра тебе предстоит обряд экзорцизма! – сама понимаешь, чем ласковее ты будешь, тем больше шансов у тебя будет этот ритуал пережить и остаться в живых! Ну и за все прегрешения разом и ответишь! А я помолюсь за тебя!

– Экзорцизм! – Селина испуганно захлопала глазами. – Это что, меня будут снова жестоко пороть?

– Вот именно! И далеко не так нежно, как это делает с вами, грешными, матушка Изольда! Олененок ты мой сладкий! – Монах бесстыдно лапал малышку.

"То есть я получила рандеву перед смертью! Прямо таки королевская милость для раскаявшейся грешницы! Мне осталось получить удовольствие, возможно, последнее в земной жизни! А монашки меня отпоют и закопают! De mortuis aut bene, aut nihil.[240] – Девушка продолжала стоять на коленях и не двигалась, закрыв глаза и наслаждаясь ласками. – А впереди у меня смерть мучительная и адский огонь! Что ж, я сама выбрала свою участь!"

Единственно, что запах весьма портил удовольствие.

– Кайся, грешница! – Монах глотнул пива и потащил монашку на кровать. – Edite, bibite, post mortem nulla voluptas![241]

Мужчина озверел от похоти и желания. Перед ним белело нежное юное тело, и сейчас уже ни небеса, ни преисподняя не отговорили бы его от того, чтобы взять его.

"Пусть делает то, зачем пришел!" – Селина не сопротивлялась. Она просто закрыла глаза.

– Грешница! – Монах раскинул ей ножки, потискал руками лобок и накрыл девушку своим телом. Своим слюнявым ртом, пахнущим пивом и чесноком он впился в рот девушки, а уд стал толкать в нежное лоно. "Не девственница, понял он, но сладкая!"

"Вот оно, мое последнее свидание! – Селина просто лежала на кровати, на спине раскинув ноги и ожидая, когда всё это кончится. – И никакого удовольствия!"

– Сладкая юная грешница! – Монах был толстый и потный.

Монашка смотрела в потолок и молчала.

– Сладкое тело! – Он оторвал свои губы от Селины и сделал ей глубокий засос на шее, продолжая двигаться внутри. – будешь лежать как полено – завтра запорю!

"Леди не шевелятся!" – Вспомнила монашка старинную пословицу.

Маленькая келья заполнилась запахом пота толстого ревизора. Потрескивали в камине дрова.

А в это время матушка Изольда молилась в своей келье. Монашки резали прутья на берегу и готовили их к завтрашнему ритуалу. "Отец Ревизор может запросто запороть насмерть такую малышку, думала Катрина. Однако, есть одно средство…

Схожу-ка я к нашей поварихе! она поможет!"

– жако, если она отдаст богу душу во время ритуала. А у отца ревизора рука тяжелая. Не даром молодые годы он провел не в монашеской рясе, а в рыцарских латах! Будем выручать девушку! – Вдвоем с поварихой они распарили краснотал в кипящей бочке с уксусом. Теперь прутья стали не только более гибкими, но и потеряли часть своей секучести. У несчастной Селины появился шанс на спасение.

– А утром я намажу ее бальзамом на основе гусиного сала! – пообещала повариха. – От боли и полос он не спасет, но заживет быстрее! Катрина, в свое время испытавшая бальзам на себе, согласилась.

* * *

Первой задачей монаха-экзорциста является распознание, имеет ли он дело с действительным влиянием лукавого. Но отец ревизор не хотел этим заниматься. «Есть в ней бес или нет – все равно выгоним! Сейчас я устрою ей покаяние!» – Монах не думал о том, что завтра ему предстоит. – хрипел над делом девушки, упиваясь ее беззащитностью и своей полной властью!"

Селина попробовала отвечать на его ласки, но в сравнении с суккубом он был ужасен. Девушка, тем не менее, честно пыталась, даже обняла его за шею, и сама поцеловала, морщась, и подалась вперёд, начав двигать тазом и бёдрами.

– Ревизор вдруг понял: что-то не так, где-то притаилась опасность.

Повернув голову, он увидел крысу, подбирающуюся к окороку.

– Изыди! – Он швырнул в нее подушкой. Обиженно пискнув, крыса убежала в нору. Монах, повернувшись к девушке, продолжил свою работу. "Пожалуй, стоит получить еще немного удовольствия!"

Он сел Селине на грудь и потребовал от юной монашки "Seminen in ore[242]" Ибо после греха с Инкубом грехом больше – грехом меньше не так уж и важно! А завтра за все грехи она ответит на монастырском аналое.

– Тут, наконец, отец Ревизор понял, что его насторожило. Запах! В келье пахло смертью. Это был тот самый, сладковатый запах крови, который ощутила Матушка Изольда при виде Инкуба, запах был ядрёным, приторным. Сейчас повисший аромат крови был слабее, но от этого ощущался не менее отчётливо. – Открой рот, грешница, – хрипел он, думая, что сейчас никакой запах его не остановит!

«Гадость! – Селина зажмурилась, задержала дыхание и открыла рот… – Ну почему он не может кончить?»

Над старым монастырём, проплывало однотонное серое небо.

"Похотливый монах! – думал Инкуб, для удобства превратившийся в крысу. – У тебя такие черные помыслы, что завладеть твоей душой не составит никакого труда!

А монах, получив требуемое, урчал от удовольствия. – Давай, грешница!

– Селина давясь от омерзения, старалась не дышать, во рту сразу появился противный вкус и только Сатана знал, как её не стошнило.

"Потерпи моя девушка, думал Инкуб, добравшись до окорока и наблюдая из-за него всю картину! Мне нужна душа этого грешника!" А отец ревизор наконец-то стал разряжаться. – Глотай, требовал он! Глотай моя сладкая грешница!

Но Селина закашлялась…

– Это дорого тебе обойдется! – Обиженный монах отодвинул член он Селининых губ и дай ей несколько сочных оплеух. Шлеп! Шлеп!

Селина застонала и зажмурившись. Голову удержала кровать.

– Ничего толком не умеет! – Монах встал с кровати, и пошел запивать пивом свой подвиг. Крыса успела спрятаться. – Гадкая монашка! – Монах стал ласкать сам себя, поднимая уд в бой. – Ты сейчас будешь содомирована! На четвереньки!

– Сними крест! Грех-то такой… – Селина сняла крест с себя и послушно перевернулась… Уткнувшись лбом в кровать.

– Ладно! – Монах снял с себя крест. "Молодец Селина! Догадалась! – Этим тут же воспользовался Инкуб, тенью войдя в тело монаха.

Только Селина, глядя в стену, могла видеть, как у тени грешного ревизора выросли черные перепончатые крылья. Уд ревизора стал огромным и толстым.

Инкуб, как всегда воспользовался человеческой слабостью!

«Он пришел! Он не оставил меня! – Селина улыбнулась. – Теперь я и матушку ублажу, и ревизора, и Инкуба и Себя!»

Монах не понял, откуда у него взялись силы. Он пристроился к девушке сзади, плюнул в коричневую дырочку, потер плевок и надавил. – Дрова в камине давали немного света и монах мог увидеть тень от крыльев Инкуба на стене, но он не замечал ничего.

– Он тискал нежную попку юной монашки и пытался пропихнуть головку внутрь.

"Теперь я все снесу! – Селина широко открыла глаза, улыбнулась и подставила попку поудобнее. – Теперь я даже рада, что мой адский друг воспользовался телом этого потного грешника!"

Она стала сжимать и разжимать ягодицы так, как учил ее Инкуб.

– Молодец! – Ревизор усмехнулся, протискиваясь вглубь. – Давно бы так! Его потные пальцы схватили монашку за попку. Толстяк тяжело дышал! "Такого вкусного содомского греха я не имел даже с опытными послушниками! – Думал он. – Пожалуй, я напишу бумагу о том, что в монастыре все хорошо!"

– Давай! – Хрипел он.

Темные крылья за его спиной шевелились в такт его движениям.

"Вот теперь и мне немного удовольствия достанется!" – Селина, уткнувшись лицом в постель, старательно вертела попой, и сама постанывала.

– Сзади ты вкуснее, чем спереди! – Монах вошел на всю глубину и стал наращивать темп. – У тебя есть шанс заслужить прощение!

"А у тебя есть шанс завтра оказаться в Аду!" – подумал Инкуб, и Селина поняла его мысль.

"Инкуб и не на таких управу находил!" – С улыбкой девушка прогнулась и застонала, продолжая двигать тазом.

– Ты настоящая дьяволица! – монаху очень понравилось поведение девушки!

Дьявол! Кончаю!

"Да тут я! и незачем так орать! Подумал Инкуб! Побереги себя! ты мне нужен живой… До завтра!". Монах, не выходя из Селины провалил ее животом вниз на кровать и навалился сверху. Теперь его вонючее дыхание было у девушки над ухом.

– Она слышала шелест перепончатых крыльев.

– Сила, бесовская поигрывает… – думала Селина, глядя на ревизора.

Она даже не представляла, насколько была права. Сделай милость, забери этого козла в сутане в АД! – Молила любовника Селина.

"Отправлю!" – поняла она ответ Инкуба. Раз ревизор тебе, как мужчина, не понравился!

– Настоятельница хочет, и монастырь спасти от ревизии и очистить Селинину душу. – Монах тискал девушку за попку. – Он искренне считает, что молитва и розги помогут искупить все грехи, и что были и что будут! А раз уж все равно Селину пороть, так хоть чтоб она спасла монастырь от дотошной ревизии…

– Наверное, и сейчас матушка молилась в своей келье.

Селина знала запах Инкуба Она уже поняла, что в келье произошло – А монах тем временем разрабатывал грешное место у Селины. "Завтра я ее высеку и под розгами она отмолит и свой грех и мой" – отец ревизор не торопился слезать с монашки.

– Сладкая моя, – хрипел он.

– Селина просто молча лежала: она умудрялась, и наслаждаться ласками Инкуба, и с отвращением к отвернула голову от монаха.

– Qui tacet – consentire videtur![243] – Отец ревизор посчитал, что монашке с ним понравилось.

"Я знаю, что будет очень скоро. На обратном пути он встретится с феей Меллюзиной. Эта милая бестия отправит его грешное тело в АД! Но тебе придется потерпеть! От покаянного ритуала я не могу тебя спасти!"

– Наконец, монах отвалился от девушки, и пошел пить пиво… Стараниями Инкуба ночь пролетела быстро. Колокол зазвонил к заутрене. Инкуб при первом же ударе исчез.

"Теперь можно и позаботиться о себе! – думала монашка, понимая, что ночь прошла и Инкуб исчез. – Или моя грешная душа расстанется с телом!"

– Пощадите меня! – Она бросилась к ногам монаха и, устремив на него умоляющие, полные слез глаза, стала просить сжалиться.

– Ты получишь то, что заслужила, ибо мой долг позаботиться о твоей грешной душе!

Ее молодость, ее греховное тело под сутаной монахини, безыскусная пылкость ее поведения проникли ему в самое сердце, но когда низменный интерес овладевал сердцем монаха, он замораживал любое пылкое и благородное чувство;

– Умывайся и одевайся! – Ревизор был очень доволен проведенной ночью.

Мужчина не понял, что, сняв крест с шеи, он потерял надежду на спасение. Он сам не мог понять, откуда у него столько сил. После утренней молитвы тебя ждет ритуал изгнания беса. Молиться можешь начать уже сейчас!

– Селина вздохнула и, шепча молитву Деве, принялась за туалет…

Глава шестая Изгнание Дьявола

Над монастырем взошло солнце. Матушка Изольда смотрела, как поют монашки.

Сегодня монахини плохо старались: они знали – Селину ждет страшный ритуал. А отец ревизор сидел и сочинял реляцию вышестоящим властям о том, что в монастыре все в полном порядке. После ритуала он собирался неплохо провести время, но уже с другой монашкой…

Селина молилась вместе со всеми. Ритуал экзорцизма совершался в монастыре согласно канона Римского ритуала. Для обряда было выбрано изолированное место: монастырская часовня, в котором, доминирует изображение Распятого Христа. Кроме священника и Матушки Изольды в экзорцизме принимали участи монахини, задача которых заключалась в подготовке Селины к ритуалу, в молитвах за терзаемую жертву и, если необходимо, в помощи священнику-экзорцисту.

Им было категорически запрещено произносить какую-либо формулу экзорцизма.

– А теперь, матушка скомандовала монахиням, приготовьте Селину к ритуалу!

– Остальным читать покаянные псалмы!

Монашки подошли к Селине и стали ее раздевать. Катрина принесла корыто, полное длинных красных прутьев. Монашки молились за освобождение грешной души, которая кроме духовного воздействия позволяет убедиться, что Селина действительно находится под влиянием лукавого.

Она билась в руках монашек, но никто не мог точно сказать: толи это бес, толи монашка противится предстоящему ритуалу.

«Раз она дергается и брыкается, во время этой молитвы – думала матушка Изольда, – значит появляются дополнительные симптомы, свидетельствующие о действии сил зла, и нам можно перейти к торжественному экзорцизму!»

"Обожаю изгонять бесов из таких вкусных монашек! – У отца ревизора от предвкушения вспотели ладони. – Мало ей не покажется!"

"Это для меня? – Селина сжала ноги и зубы при виде прутьев. – так много?"

– Монашки, не смотря на сопротивление жертвы, сорвали с нее всю одежду, повалили животом на аналой[244] и привязали за руки и они.

Катрина утром успела натереть тело девушки мазью… К сожалению, от боли она не спасала! Не занятые приготовлениями монашки пели покаянные псалмы.

Сперва экзорцист окропит девушку святой водой в память очищения, получаемого при крещении.

– Вот и пришел мой смертный час, – Селина послушно лежала, бесстыдно напрягая бёдра. – Придется перенести его со всем смирением…

– Матушка настоятельница выбрала три прута, выровняла их и попробовала их в воздухе. Аналогично поступил отец ревизор, встав с другой стороны.

"Будут бить!" – Селина поёжилась и зажмурилась.

– Во имя отца, и сына и святого духа Аминь! – На Селину с двух сторон обрушились розги. Гибкие прутья безжалостно впились в тело.

– АААА! – Селина закорчилась в крике…

Далее монашки пели молитвы: чтение псалмов и Евангелия.

Священник и матушка секли монашку, призывая силу Святого Духа, чтобы лукавый оставил терзаемую. – Экзекуторы позволяли девушке проораться и ударяли синхронно еще раз.

Поющие монашки видели, как набухают на нежном теле следы.

– Селина повторяла, дергаясь в криках и корчах.

– Грешную душу надо очистить через тело! – Снова розги ударили синхронно, но по бедрам.

Она знала о коварном свите, и о людоедах, что стерегли меня в лесу и не предупредила!

– Девушка истошно завопила от боли, вскинув голову.

Прервав порку, отец ревизор дунул в залитое слезами лицо страдающей.

– И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего! (2 Фес. 2,8).

– И еще раз по бедрам! – скомандовал ревизор.

Монашки видели, что там, где кончики прутьев впивались в тело, показались первые капельки крови.

Несчастной Селине было просто больно, и она кричала, забыв про молитвы и покаяние.

Гибкие прутья могли бы еще послужить, но запас был большой, и экзекуторы их успели заменить. Как только крики перешли в всхлипы розги упали на поясницу.

Затем монашки стали читать Апостольский символ и Молитву Господню ("Отче наш…"), после которой отец ревизор остановил порку, показал святой крест и осенил терзаемую крестным знамением.

В третий раз сменили прутья.

– И снова девушка забилась в визге и криках. Юное тело бесстыдно вздрагивало, насколько позволяли веревки.

Били ее без всякой жалости. Но теперь экзекуторы изменили тактику. Сначала матушка ударяла розгами, задерживая их на теле, и следом бил отец ревизор.

– "Они засекут ее до смерти! – Подумала Катрина. – Она слишком молода, чтобы стерпеть такое!"

– На теле несчастной от шеи до икр не осталось живого места. Кожу пересеки, багровые рубцы успевшие набраться крови. Теперь они были сине-багрового цвета.

– Монашки молились, но слова застревали в глотках. Постепенно крики стали хрипами, а потом остались только слабые подёргивания.

Отец ревизор произнес просительную формулу к Богу и повелительную формулу, изгоняющую дьявола во имя Иисуса Христа.

Обряд завершается песней благодарения, молитвой и благословением, но его Селина уже не услышала.

– Изыди сатана! – матушка и ревизор ударили по последней розге.

– Amen!

Монашки стояли на коленях и глотали слезы. От чистого белого нежного тела не осталось и следа. Несчастная Селина уже ничего не чувствовала.

– Охолоните ее! – Приказала матушка.

Катрина вылила на нее ведро холодной воды.

Девушка слабо застонала и столь же слабо зашевелилась.

– Жива! – Монашки отвязали девушку, перекинули на конскую попону и вынесли на воздух. – Еще водички! – Отец Ревизор собственноручно вылил на девушку ведро воды и перекрестил ее.

– Селина застонала громче, но не дёрнулась. Двигаться не хотелось совсем.

– "Ну, это дорого тебе обойдется!" – Инкуб не смел сесть на монастырский двор, наблюдая за трагедией сверху. Меллюзина скоро прилетит!

– Инкуб дал ей задание: соблазнить и съесть ревизора, как только тот покинет монастырь.

"А не перестарались ли мы? – Думала матушка Изольда, глядя на бесчувственное тело. – Но по грехам и награда!" Катрина и Селина унесли девушку в келью. Там Монашки разжав девушке зубы, влили немного микстуры грешника Авраама, на трехкратно перегнанном вине, настоянном на грибах, змеиных головах и прочей гадости.

– Отец ревизор отдал Матушке Изольде необходимые бумаги у пошел пить пиво с привратницей. Девушкой простой в обращении и радой любому мужскому ласковому взору, не говоря уже о мужской ласке.

– О том, что Ревизор чуть не убил монашку – он уже и думать забыл. "Умрет с искупленными грехами и попадет в рай!"

Католическая церковь определяет экзорцизм как приказ, данный демону именем Бога, чтобы тот покинул место, вещь либо человека. И, по мнению матушки Изольды, приказ был выполнен.

* * *

– Ожила! Опытная монахиня успела перевернуть девушку на живот и подставить тряпку! Теперь надо ее растереть! Той де микстурой! И монашки стали натирать иссеченные места.

– Девушка очнулась и отчаянно завизжала.

– Хорошая микстура! – Монашка взяла покрывало и стала работать им, как опахалом.

– Сейчас мы ее обезболивающей мазью на гусином сале натрем! – Улыбнулась вторая монашка. "А на сладкое у меня есть утешитель Святого Антония![245]

– Как тебе опахало?

– После микстуры ТАААК печёт…

– Сейчас будет легче! – Монашка стала натирать девушку мазью на сале. Там была добавлена мята и арника. Мазь чуть-чуть охлаждает и частично снимает боль.

– Хорошая мысль. – Вторая монашка раздвинула девушке ноги и привычным движением нашла клитор.

– Селина чуть вздрогнула и застонала.

После страшного ритуала несчастная чувствовала боль, сменившуюся зудом, усталость, ослабление, боли в животе, голове, и спины. Жить не хотелось.

Монашка ввела в девушку два пальца, нашла внутри волшебную точку и стала нежно на нее давить, продолжая ласкать клитор. Вторая монашка продолжала обрабатывать иссеченное тело.

– Полностью – боль не уйдет! Но мазь и мои ласки принесут облегчение! Рассказывала монашка, продолжая внутренний массаж. – Но легче должно стать!

На сей раз тебе досталось без всякой жалости. Ни матушка, ни ревизор тебя не пожалели. Если бы розги не распарили, то сняли бы шкуру напрочь! А так только кожу просекли! И как дела, красавица?

– Может, попьешь? – Монашка поднесла к губам девушки кубок с водой.

– Селина постепенно стала стонать громче, но любая попытка шевельнуться отбрасывала всё назад, а не шевелиться от возбуждения было невозможно.

Хотелось просто полежать, чтобы никто не трогал, но сил даже на то, чтобы сказать внятно не было.

– Пить она вроде не хочет! – Ничего! В сознание пришла! На свидание с Господом еще успеет! – Селина, мы помолимся за твою грешную душу, а сейчас попей! В напитке маковый сок – обезболивающее и снотворное!

– Поднять голову девушка всё ещё не могла.

– Монашки сами приподняли ей голову и поднесли кубок к губам.

– Пей, грешница!

– Не будешь пить – монашка потискала иссеченную промасленную попку. Сама нашлепаю!

Селина прогнулась с визгом.

– Пей! А то хуже будет!

– Девушка постаралась дотянуться до жидкости.

– Optimum medicamentum quies est![246] – Селина врачевала изуродованное тело греховной монашки.

Игрушку матушки Изольды он честно заслужила.

– Монашки почти насильно влили в нее почти весь кубок и уложили спать.

В последствии Селина могла вспомнить ход экзорцизма только приблизительно, из воспоминаний не было ничего, кроме боли.

Глава седьмая Искушение цыганки

Отец ревизор показал монастырь в замечательном настроении. Фляга монастырского пива, окорок и приличная сумма денег придавали ему бодрости. Lucri bonus est odor ex re qualibet![247] Хорошо провел время! И дьявола изгнал из монашки… И Матушка привратница такая вкусная!" Смирный мерин шел шагом по лесной тропинке. И тут он увидел хорошенькую девушку. Цыганка мыла ноги в ручье подоткнув юбки. На ветки сохла немудреная одежонка.

"Хорошенькая цыганка! – подумал он. – Конь сам свернул к шалашику.

– Кто ко мне едет! – девушка увидела монаха в рясе, перепоясанного веревкой, но сидевшего в седле по-военному.

– Сейчас я ее… – не додумал он мысль и повёл своё тело к шалашу, куда направился и конь с седоком. Цыганка лишь подхватила с сучка свои одежды.

– Красавица! – Монах спешился и привязал коня к дереву. – Ты что тут делаешь? Как зовут тебя, дитя мое?

– Что в имени тебе моём? – улыбнулась девушка, – ты ведь не за этим сюда свернул? Nihil habeo, nihil curo![248]

Улыбнувшись, скрылась в шалаше.

– Выгляни, красавица! – Ревизор глянул шалаш. – Поймал голую ножку и потянул на себя. Какая она вкусная. Как говорится, memento mori![249]

Красавица слабо попыталась вырваться и высунула наружу голову.

Какая курчавая, черноволосая красавица… Или сюда! Я сделаю тебя христианкой!

– Христианкой? – Девушка с любопытством посмотрела на монаха. – Чем же такой христианин отличается от язычника?

– А иди сюда, объясню! – Монах стал срывать с девушки одежду. – Окрещу в ручье! Узнаешь! Монаха уже одолевала похоть.

– Будешь молиться и каяться!

– Так вода уже холодная! Каяться? – Цыганка нисколько не стеснялась наготы, и не препятствуя раздеванию. – Quid brevi fortes jaculamur aevo multa?[250]

– А много ли я от тебя хочу, о грешница египетского племени, знающая латынь. А я тебя потом согрею! Собственным телом!

"Смугленькая, стройненькая! Вкусная! – Монах порвал на девушке рубашку. – Каяться, поститься и грешить!"

Наградой монаху послужил удивлённый взгляд.

Монах увидел клеймо на девушке. И сразу понял, что есть шанс сломать гордячку быстро. Не согласишься – сдам стражникам, и тебя повесят за бродяжничество! – Он сорвал девушки остатки одежды. – Ты согласна стать христианкой?

Цыганка грустно вздохнула и ничего не ответила.

– Не хочешь по хорошему – Монах сорвал с себя веревку, сложил вдвое и засунул голову цыганки между ног. – будет по плохому! Еще не поздно! Покрестишься, грешница?

"Красивая смуглая попка!"

«Ну почему эти англичане так любят драться? Неужели нельзя по-хорошему? Впрочем, и так и так я его съем!»

Девушка громко завизжала:

– ДАААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Церемониться с клейменой цыганкой монах не собирался и стал стегать грешницу веревкой.

Шлеп! Шлеп! Петля веревки впивалась в грешное тело. "Давно я не порол девушек с таки удовольствием! – Ревизор чувствовал, как цыганка пытается вырваться из его колен, но безуспешно! Научу ее покаянию и раскаянию!"

Лес огласился девичьими визгами, сопровождаемыми принятием различных весьма непристойных поз.

– Хорошо поешь! – Ревизор продолжал бить девушку веревкой.

На попке расцветали полоски и колечки.

А девушка продолжила визжать и корчиться, одновременно возбуждаясь от наказания.

– Ну, покаешься – повешу на этой самой веревке!

Пару раз он стегнул по спине.

– ДАААА!!!!!!!!!!!! – провизжала девушка, когда немного перевела дух.

Пот это хорошо! – Монах отложил веревку и потискал попку. – Я всегда знал, что у цыганок чистая и светлая душа. – А как на счет тела?

– Ты дашь свое тело своему духовному отцу?

Хорошая у тебя ЗАДНИЦА! Это самая нудная часть грешного тела ее наказывают, ей же чувствуют, на неё ищут приключения, a когда найдут, в ней же и сидят! Согласна, малышка?

– Да, – захихикала цыганка. – Согласна! Только не надо веревки! Но вначале ты меня согреешь! А потом креститься в ручье!

– Договорились! Грешница! – Вонючий монах сорвал с себя рясу, пошли в твой шалаш! Я расскажу тебе там, что такое грех…

– Пошли, – посмотрела девушка на раздетого монаха, особенно на одну часть его тела.

Монах затащил девушку в шалаш и навалился сверху. Он был слишком возбужден, чтобы тратить время на проповеди.

Тело девушки было таким теплым, вкусным и страстным… Раздвинь ножки, грешница!

Цыганка ойкнула и повиновалась, зажмурившись.

Монах задвинул изрядный размеров хозяйство внутрь девушки и тут обратил внимание, что язык у цыганки раздвоен.

– Грешница, ты так и не сказала, как тебя зовут!

– Что в имени тебе моём? – повторила девушка, едва не зашипев.

– Язык у тебя раздвоен… Я слышал о такой девушке! Никак ты не та самая Меллюзина, которая умеет предсказывать судьбу? Впрочем, это не так уж важно! Сладкогрудая ты моя! Монах пошел на решительный штурм.

– Дааа… – застонала прогнувшись девушка.

Монах тяжело дышал. Шалашик был тесным.

– Потом ты мне предскажешь будущее! – Выйдя из девушки, он стал покусывать грудки…

Чем заставил её продолжать возбуждаться и просунуть руки себе к низу животика.

– Да ты бритая! – Монах обхватил местечко девушки и стал покусывать, обхватив губами.

Руками он стал тискать цыганку за попку.

Завизжав, девушка выгнулась и обмякла.

Обрадованный монах вытащил девушку за ноги на травку и поставил перед собой на колени, а черные шелковистые волосы намотал себе на руку.

– Ты знаешь, что надо делать?

Девушка молча открыла рот.

– Молодец! Покажи, что умеет делать твой язык! – Монах ткнул головку к губам.

"Какое замечательное приключение!" – думал ревизор.

Девушка погрузила член себе в рот, а её раздвоенный язык обвил спиралькой человеческую плоть и стал ритмично сжимать, одновременно массируя.

Молодей! Это грех, но я тебя прощу! Работай!

Член стал подрагивать, готовясь выстрелить.

Язык продолжил массировать и мять член монаха.

«Смелый! И не страшно, что я со змеиным языком? Впрочем, судя по запаху, монах выпил слишком много монастырского пива!» – Меллюзина старалась так, что монах, в самом деле решил отпустить ей все прегрешения..

На всякий случай он держал девушку за волосы…

Конечно, если зубы сомкнуться, волосы уже не помогут, но он не встречал за свою жизнь сопротивления.

– Будешь плохо работать – накажу! А понравится – награжу!

Язык продолжил старательно воздействовать на член.

– Уф! – Монах разрядился, даже не подозревая, как адски от такого подарка разгорелся у цыганки аппетит.

«Легкая закуска перед обедом. – Девушка плотно обжала член губами и втянула в себя выделения. – Впрочем, дам ему шанс на спасение! Но нарушит запрет…»

– Чувствую, ты созрела для изгнания грехов! Монах потрепал цыганку по голове.[251]

– Да. А что нужно для изгнания? – с любопытством.

– Святая вода! Я сейчас… – Монах хотел освятить воду в ручье, но утопил в нем свой нательный крест.

Не без колдовства Меллюзины, конечно! Но монах этого не понял. Девушка рассмеялась и с визгом плюхнулась в ручей, чтобы остудить наказанное место.

– Только не подглядывай! – Девушка лукаво посмотрела на монаха. – Потом креститься будем!

– Ой, грешница… Монах отвернулся, но искушение посмотреть на купающуюся девушку было слишком высоким. Сейчас он забыл и про грехи и про утопленный крест!

«Взять цыганку с собой? Сан не позволяет. Но хотя бы провести с ней еще ночку… Ревизор не выдержал и обернулся!

– Зря ты меня не послушался! – на месте цыганки стоял дракон. – Не буду я тебе гадать!

Крылатый ящер шлепнул монаха хвостом. – Не у тебя будущего.

В тот же миг его тело раздавили зубы и еще живого поглотила влажная горячая тьма, и оно заскользило по мягкой трубе куда-то вверх, а потом вниз.

«Драконий желудок!» – Успел понять монах.

К тому же драконам нужно много еды, а попадается она редко…

У монаха осталась ветчина и пиво. Конь в ужасе сорвался с привязи и дал деру, растеряв поклажу.

Инкуб, наблюдавший за Меллюзиной издали, полетел делиться с Селиной новостью. Говорить «спасибо» Меллюзине он не стал, ибо нечисть не отличается вежливостью.

Над окрестностями раздались мерные хлопки крыльев, и вскоре лошадь составила компанию своему хозяину. Впрочем конь был не столь, или наоборот более, удачлив и попал в желудок уже в виде кусков мяса, а не живьём.[252]

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги