Английские эротические новеллы

Как и в прошлый раз, в работе над текстом использовались, причем весьма вольно, английские эротические новеллы 16-21 веков.

1. “Nurs ander Moon” Andy Green [“Лечение под Луной” Энди Грин];

2 “The Malicious grandfather ” Martin Brown [“Злонамеренный дедушка ” Мартин Браун];

3. «Cook» Andy Sniffer 1907 [«Повар» Энди Снайффер 1907];

4. “ Night execution ” Andy Moon [Ночная расправа Анди Мун];

5 “ A face of fate ” the Anonym – [«Лицо судьбы» Аноним];

6. «Sleepless night» the Anonym [«Бессонная ночь» Аноним];

7. «Punishment of the moon» Sindy Morgan. [«Наказание лунной» Синдай Морган];

Глава первая. Кое-что о свиных окороках и наведении порчи

«Неужели это я?» – Думала Джейн, изучая свое отражение в медной сковородке. Воспользовавшись отсутствием деда, Джейн занавесила поплотнее окно, зажгла масляную лампу и решила помыться в корыте: ей показалось, что сегодня нищенка, требовавшая подаяния на кухне, навела сглаз. О том, как это опасно не раз рассказывал дедушка Карл.[74] К великому несчастью Джейн дед свято соблюдал правило «кто жалеет розгу, тот портит ребенка» и уверенный, что провинившаяся шалунья «будет помнить и благодарить его до конца своих дней». Он представлял собой смесь лукавства и простодушия, любил блеснуть образованностью, а также отличался завидным аппетитом.

Внутреннее убранство дома, было весьма убогим, ибо дедушка Карл считал неразумным обставлять его иначе, возбуждая жадность соседей. Главным украшением дома была юная Джейн.

Забросив за спину длинные черные волосы, она взяла зеркало в руку и поднесла к грудям, снизу, сперва к одной, потом к другой. За черные волосы и белую кожу к Джейн с детства и навсегда приклеилось прозвище «ведьма». Критически посмотрела сверху и осталась довольна: в сковородке отражались почти идеальные полусферы, украшенные большими сосцами…

Двигая сковородку вниз, Джейн опустила ее ближе к животу, двумя пальцами обвела круглое углубление пупка. Сдвинула руку еще ниже, к пушистому холмику, сплошь покрытому вьющимися черными волосами. Здесь она заколебалась, бросила быстрый взгляд на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта. Вытянула вперед одну ногу и положила на стул, стоящий рядом со столом. Осторожно поместила сковороду между ногами… Раздвинула рукой большие губы.

– Да нет там у меня никаких зубов! – Джейн любовалась собой. – А может, они еще глубже?

Открыв заросший вход, девушка увидела, совсем маленькие губки…

– Vagina dentata![75] – Улыбнулась она. – Вот придет дед, я покажу ему, что зубов у меня там точно нет.

Камин горел достаточно ярко и в домике было тепло. Топлива у них было вволю, так как соседнее болото давало торф, а лакомка лесник соглашался удовлетворять потребности маленькой семьи в дровах и в строительном материале для домашних нужд.

«Хорошо, когда тепло и можно вот так посидеть голой, как Ева в райском саду! И дед не мешает!» – Мысль о том, что может прийти дедушка, вогнала Джейн в краску. Что угодно она была готова стерпеть, лишь бы не показываться перед ним в таком виде.

– Вот и все! – Джейн нагнулась и погладила себя еще раз… – А если проверить на всякий случай пальцем?

Еще раз, смущенно оглянувшись на дверь, вдвинула чуть-чуть указательный палец в глубокую щель нежно поглаживать гладкую, влажную и горячую нору. Сначала палец обошел все вокруг, потом вдоль, и надавила на нежную кожу малых губ. Ощущение было необычным, но очень-очень приятным. Хотелось продолжения!

«А теперь, грешница, – погладь вон ту горошинку, – что вылезла над входом! Нажми, придави, отпусти! А теперь вокруг!»

Бедная девушка забыла, что такие советы может давать только нечистая сила… Следовать им было уж слишком приятно!

К возвращению деда она успела привести себя в порядок, и теперь ничто, кроме раскрасневшихся щек не указывала на те грешные игры, что проводила девушка в одиночестве.

– Эх, грехи мои тяжкие, – ворчал дед, – разговор к тебе серьезный! – Ты уже выросла и кое-что должна знать для того, чтобы палач не сократил тебе намеренный Господом срок жизни. Ты из старинного рода людей-кошек, у которых глаза в лунном свете суживаются по-кошачьи![76]

– Ты даже не представляешь, как это опасно! Ты что, не понимаешь, глупышка, что твоя красота несет тебе же и погибель? Однако тебе надо еще многому научиться, и выпечка пирогов с начинкой из зайчатины не самое главное. Рано или поздно, твоя кровь проявит себя! Среди простых воздействий самым простым и является «сглаз». Как он получается, понятно по названию: его легко можно навести на человека неосторожным завистливым взглядом, взглядом полным ненависти, а если добавить и крепкое грубое слово, сглаз будет наведен как надо!

– Да ладно, дед! Все это сказки! И глаза у меня обычные! У ведьм между ног растут зубы, а у меня их там нет! Сама проверяла!

Замечание о проверке наличия зубов дед пропустил мимо ушей.

– А дьявольская твоя красота? Ты – соблазн. Ты смущаешь души тех, – он кивнул в сторону замка, – скудных умом и телом! Тверды они на голову и слабы на передок! Молодость!

– Но я!…

– Молчи лучше!

Уже два года, как дедушка Карл отселил ее на отдельное ложе, так что Джейн могла регулярно проверять себя так, как хочется. Кровать девушке заменял плоский деревянный ящик, наполненный чистой соломой, поверх которой были разостланы две или три овечьи шкуры. На укусы насекомых в те времена не обращали внимания.

«Клопы спать не дают, велят богу молиться!» – считали простолюдины.

Хуже укусов был законный мужской интерес замковых слуг. Правда, внимание заключались в бесконечных придирках, щипках и шлепках по попке.

– Да причем тут зубы? Ты даже не представляешь, внученька, сколько злобных испанских женщин взошли на костер только из-за того, что при свидетелях прокляли соседей. Дело в том, что чем больше чувств ты в это вкладываешь, тем больше вероятность получения сглаза. Правда, если чувство будет слишком сильным, на помощь тебе может без спроса явиться всякая нечистая сила. На нашей родине, в Испании до сих пор ходят легенды о людях, которые даже могут убивать таким способом. Другое дело, что потом за услуги нечисть предъявляет такой счет, что при жизни не расплатишься! И на том свете достанут!

– А как распознать, что тебя сглазили? – Интересовалась внучка. – Или на нас, людей-кошек, сглаз не действует?

Дед по-простому обучал внучку основам колдовства, испанской кулинарии и порядку на кухне. Неудивительно, что в медную сковороду можно было смотреться, как в зеркало: заневестившаяся девушка хорошо знала характер деда, а ремня, излюбленного воспитательного инструмента, боялась просто панически. Сейчас в маленьком домике, крытом соломой, говорились такие вещи, что не дай Бог, кто узнает – не сносить головы обоим! Впрочем, дедушка Карл надеялся на толщину стен и крепость засовов.

– К сожалению, сглаз действует на всех! Это очень просто! Первым признаком наведенного сглаза является внезапное легкое недомогание, легкая тошнота, головная боль.

«Неправда это, – Джейн поймала себя на мысли, что не раз и не два посылала к чертам управляющего замком, но тот даже не чихнул!»

– Да это у любой девушки перед месячными бывает! – Джейн не могла поверить в дедушкины сказки. – Какой тут сглаз?

– Эти признаки, – дедушка профилактически дал внучке легкий подзатыльник, – обязательно не должны иметь под собой чисто обычных объяснений. Если наш хозяин стишком много выпьет, у него и без сглаза будет утром болеть голова! Сам сглаз, даже если на него ничем не воздействуешь, проходит быстро! В зависимости от силы и опыта того, кто навел, от двух часов, до двух дней! Чтобы снять сглаз с себя, надо вымыться в корыте, а воду обязательно вылить в землю! Если это не доступно, тогда надо разуться, сесть на землю и попросить Господа простить тебя, грешную. Молитвы «Ave» и «Patter Noster» также хорошо помогают избавиться от сглаза. Многие носят христианский крестик, неплохой способ защиты!

– Тогда понятно, управляющий на креме носит святые мощи и никакой сглаз его не берет. А вот меня сглазили, и придется лезть в корыто! – Вздохнула внучка. – Не иначе как главный повар! Вот уж кого повесить за колдовство не мешает!

– Главный повар слишком глуп для этого! Что он видел, кроме своей кухни, толстой жены и старой церкви? Я вот побывал в разных странах! – В долгие вечера, когда на улице шумел ветер, облака закрывали Луну, и звезды дедушка любил вспоминать родную Испанию, а, выпив вина, начинал рассказывать внучке страшные с точки зрения инквизиции вещи.

Казалось, что такого колдовского в элементарной процедуре, как мытье в корыте? Однако в Испании, на родине Джейн считалось, что ведьмы моются во время колдовских ритуалов, перед тем, как намазаться колдовской мазью и лететь на метле, на шабаш. Если женщина, собираясь помыться, недостаточно плотно закрывала шторы, и соседи доносили на нее – дело о купании могло закончиться очень печально. В Англии нравы были проще, но неприятности все же могли быть!

– Запомни, девочка, – строго говорил дед, – занавешивать окна всегда полезно! И не только тогда, когда собираешься купаться!

Впрочем, Джейн не собиралась спорить: не так давно она осознала, как удивительным образом тело преобразилось: на месте плоских детских грудей выросли упругие бугорки, увенчанные крепкими темными сосцами. Зеркал в домике повара не водилось, зато кухонная посуда содержалась в безукоризненной чистоте.

«Вот и Луна взошла. Посмотрим, что там дедушка говорил про зрачки? – Джейн вышла вместе со сковородкой во двор. – Интересно, а как же мои глаза?» Действительно, под лунным светом зрачки у нее казались кошачьими!

– Значит, я из рода ведьм? – И тут девушку охватил ужас. – И моя мама погибла на костре за дело? Значит, мой дед на самом деле сбежал? И все, что он рассказывал про порчу сглаз и колдовство – правда?

Испании, своей родины, Джейн практически не помнила. Дед, замковый повар, любил вспоминать зеленые холмы и дубовые рощи родной Эстремадуры. Там, если верить деду, паслись самые знаменитые со времен древнего Рима черные иберийские свиньи “пата негра”, аристократы в мире домашних свиней.

– Эх, внученька, – вздыхал дедушка Карл, глядя на белых чесоточных свинок из замкового скотного двора, – разве из них можно сделать настоящий окорок? Кормят отбросами! Желуди, и то не всегда им перепадают! В нашей родной Испании черные свиньи пасутся свободно, а в горных лесах на склонах! А нам приходится из этих хрюшек ветчину делать!

С давних пор в далекой Испании проживало ценимое гурманами животное – черная иберийская свинья. Еще за три века до рождества Спасителя римляне записали в своих книгах иберийские рецепты приготовления из него сыровяленого свиного окорока[77], которому нет равных. Английские свинки не шли с ними ни в какое сравнение.

Сэр Шелли, принимая Карла на должность, потребовал изготовления окороков не хуже, чем испанских. Надо сказать, что Карл с внучкой неплохо справлялись со своей задачей, но сэр Шелли был придирчив, и никак не хотел успокаиваться на достигнутом.

Джейн, слушая рассказы деда, никак не могла понять, почему так получается в жизни, одни окорока едят, а другие только ремня за них получают!

– По степени воздействия на организм человека, порча гораздо сильнее сглаза! – Дед продолжал учить внучку уму-разуму. – Навести ее сложно, но вполне можно с помощью того же окорока! Тут есть и особенности! Во-первых, она практически сама не может пройти, ее необходимо снимать, так она может сидеть на человеке годы.

– А во вторых?

– Во-вторых, она имеет выборочное воздействие. Так мужчина может потерять всю свою силу, а женщина стать бесплодной! Колдуны определяют порчу как канат, прикрепленный к телу жертвы и уходящий к тому, кто ее наложил. Признаки порчи – болезнь, которую нельзя снять ни лекарствами, ни постом, ни молитвой! Кроме того, порча воздействует не только на тело, но и на душу. Проще говоря, в нее вселяется враг рода человеческого, заставляя его думать определенным образом.

– А это как? – Не поняла Джейн.

– Это в голове поселяются дурные мысли, похоть заменят чистые помыслы, а потом в душе поселяется такая тоска, что хоть в петлю лезь! Мало того, проклятье может наводиться не только на человека, но и на весь его род!

– Так что, деда, – Джейн осмотрела на свои стройные ножки, – значит, я сглазила всех замковых слуг, что не дают мне прохода!

– Да не ты, а твоя красота, будь она неладна! Женская красота великая сила! И всякая нечисть часто пользуется ею!

“Ну почему, почему проклятие не миновало мою внучку? – Думал дед, вспоминая, как ночью пришлось бежать с маленькой Джейн на руках вон из Севильи. Элида, мама несчастной Джейн погибла на костре, сожженная по обвинению в колдовстве. Красавица получилась, вся в маму. Боюсь, и в Англии нам покоя не будет!»

– Ты слышала, как кухарки в замке толкуют о приворотах! Так вот, глупая внучка, приворот – это тоже разновидность порчи. Впрочем, у нас в роду всегда умели, и наводить и снимать порчу. Вот, например, завязка:

завязываешь веревочку в узел, а лучше на два-три узла и кладешь в трубу камина, чтобы высохла! И не просто так, а с наговором.[78]

– И как же порча действует? – Джейн вдруг поняла, что искушение навести настоящую порчу, может быть очень и очень большим.

– Действует на мужчин, развивая бесплодие! – Дедушка сдвинул брови и строго посмотрел на внучку. – Со временем ни сил, ни желания не остается! Женщинам тоже годится, они выполняют свой супружеский долг без удовольствия! Тут не всякий крест поможет, а только чудотворный или настоящие христианские святыни. Одно плохо, если по доносу факт порчи докажут – готовь шею для петли или дрова для костра!

«Да, навести бы порчу на всех молодых слуг, – иногда думала девушка, – научил же Карл разным штукам, но приходится терпеть молча, уж очень в петлю не хочется! И почему у меня нет дедушкиных кулаков? Я бы без всякой порчи съездила бы повару в ухо!»

Джейн поморщилась, вспомнив последнее приключение в замке. Парни затащили Джейн в сарай, чтобы полакомиться свеженьким телом, но дед вовремя вмешался. Карл знал не только кулинарное искусство, но и кулачный бой. Свора молодых людей разбежалась, вытирая кровь и сопли. С тех пор в замке к ней стали относиться с уважением, не рискуя сталкиваться с жилистыми кулаками повара.

– При такой дуэнье как дед, – судачили мужчины, – она может умереть старой девой! Кто знает, а не откупорил ли ее этот старый хрыч? С него станется!

Впрочем, Джейн знала и о пересудах и о пари. Не удивительно, что она платила парням неприступностью, а повзрослевшее тело с нетерпением ожидало полного и окончательного превращения в женщину.

В меленьком домике была только одна комната, а девушка уже выросла и стеснялась мыться в присутствии деда.

– Ладно, приводи себя в порядок, а у меня и в замке дела! – Дед, работавший на кухне в замке, был голубых дворянских кровей, и приучил внучку к чистоте не только тела, но и кухонной посуды. – Знаешь, внученька, нельзя роптать на судьбу! Лучше быть поваром в Англии, чем сожженным заживо дворянином в Испании!

Дед закрыл дверь и ушел в вечернюю непогоду.

В камине вскипел котел с водой, и Джейн решила вымыться, пока деда нет, а за одно отпить немного вина из дедушкиных запасов.

«Глаза у меня кошачьи, но зубы там не растут, – думала девушка, тщательно проверяя себя пальцем, – интересно, почему, если потереть пальчиком там, тело пробирает дрожь, а потом как вспышка молнии и очень-очень сладко?» Надо сказать, что после того открытия под луной, Джейн почти каждую ночь, проверяла, не растут ли там зубы, и находила в этом свое, совсем не детское удовольствие.

Красное вино и горячая вода заставили кровь быстрее бежать по жилам.

– Неужели это мои груди? – Прикоснувшись к влажным холмикам куском холстины, служившей полотенцем, Джейн почувствовала приятную тяжесть внизу живота. – Как же так получилось, что я вот так переродилась?”

То ли от прикосновения ладони, толи от непонятных желаний, груди налились соком и набухли и слегка приподнялись, чем привели свою обладательницу в изумление. Изучения самой себя было прервано появлением деда и стуком дверь.

– Открывай, дочь греха! – Даже по голосу было понятно, что дед рассержен.

«Похоже, на меня навели-таки сглаз! – думала купальщица, открывая засов, – что же теперь будет?»

Карл хлопнула дверью так, что весь домик затрясся, девушка поняла, старик рассердился не на шутку.

– Поганка![79] – Карл запер дверь и строго посмотрел на внучку. – Ты опять все испортила! Ну, что ты сделала с испанским окороком? Ты что, забыла, что сэр Шелли, наш хозяин, имеет право виселицы, дарованное самим королем?[80]

Джейн поняла, что предстоит очень неприятный разговор: она не предупредила деда о том, что начались женские проблемы, а подошла к окорокам. Теперь, судя по настроению деда, возмездие будет быстрым и очень суровым.[81]

– Дед, – внучка попыталась возразить строгому воспитателю. – Ну, где мы можем взять черную настоящую свинью? Ну, нет их в Англии!

– Да не свинье дело, а в тебе грешной! – Карл, ничуть не стесняясь того, что из одежды на теле внучки всего лишь кусок холстины, – больно схватил Джейн за ухо. – Почему ты не предупредила меня о месячных? Что скажет сэр Шелли, когда попробует окорока?

Карл, конечно, понимал, что изменить породу свиней они с Джейн не в силах. Теперь мужчине просто требовалось выместить обиду.

– Запомни, – Карл тяжело дышал, он не выпускал уха внучки из крепкой руки, – испанским окороком “подкрепляли плоть” многие сильные духом люди! Конквистадоры, моряки, монахи, монархи – все любят хамон! А ты его портишь женской сущностью!

«Будет бить! – Сердце Джейн замерло, потом учащенно забилось. – А может, простит?»

– Умоляю, не надо меня мучить, – взмолилась она, и голос ее теперь сорвался от страха на хрип. – Я ни больше не буду… Дедушка, милый, пощади!»

К сожалению, Карл был слишком зол, чтобы прислушиваться к мольбам внучки.

«Влипла! Это наказание мне за грех, что я вытворяла со сковородкой! – поняла Джейн. – Боже, как стыдно! Ведь я почти совсем взрослая, а он все считает меня маленькой и достойной порки! Ведь едят хозяева окорока и только хвалят!”

– Наш окорок, не только лакомство, которое в течение многих месяцев и даже лет сохраняет свои качества! – Дед продолжал ругаться. – Не даром говорят, что учить женщину готовить, только даром терять время! Ты нарушила запрет и теперь вся партия окороков стухнет, а нас вздернут на ближайшем дереве!

– Я не хотела… – Девушка жалобно захныкала. – Ну, положили чуть меньше чеснока. Стухнуть он все равно не успеет. Хозяин не будет месяцами его хранить! Кто же знал, что месячные начнутся у меня раньше срока? Ну, кто заметит, что он не такой? Съедят по пьяному делу и еще попросят! Деда, ну, отпусти!

– Ты еще оправдываешься? На протяжении полутора тысячелетий испанцы создавали хамон, и прославились с его помощью в гастрономической истории Европы! – Дед больно сдавил ухо внучки пальцами. – А ты, что сделала ты? Я шкуру с тебя спущу!

"Точно – спустит!" – поняла Джейн.

Она даже не представляла, чем для нее кончится дедушкина взбучка.

Но об этом в следующей новелле.

Глава вторая Трагедия по пьесе Инкуба

«В свое время я собственноручно заколол любовника ее матери, – подумал Карл, – за то, что он обрюхатил мою дочку и отказался жениться, но, похоже, я был не прав! Без Инкуба тут не обошлось!” Ну, разве я мало молился и каялся? Почему проклятие нашего рода не миновало ее?»

Он даже не догадывался, насколько близок к истине!

– Дедушка! – Из глаз внучки потекли слезы, сердце отчаянно колотилось, в пойманном крепкими пальцами ухе стоял звон… – Отпусти меня! Больно!

– Грех-то, какой! – Дед разжал пальцы, невольно залюбовавшись внучкой. – А теперь принеси ремень! Одеваться не надо!

Понимая, что сейчас произойдет, Джейн поплелась исполнять приказание. Заслуженный дедушкин ремень длинный, толстый и очень страшный на вид, висел на крючке, скучая без дела вот уже целый месяц. Две крючка в пряжке придавали ему сходство с головой сказочного дракона, готового прокусить нежное тело до крови. Впрочем, пряжкой дед не пользовался, а складывал ремень вдвое.

“А хороша же у меня внучка, – дедушка вздохнул, вспоминая свою бурную молодость. – И в кого она такой красавицей уродилась? Бедра, не худые и не толстые, да и сама она не бледная кухарка, а пышущая юным здоровьем и жизненной силой аристократка! Нос прямой как у римлян, не то, что курносые носы англичанок!”

– Не надо меня бить! – Для повзрослевшей Джейн, стоять обнаженной дедом было просто инквизиторской пыткой…[82]

На подгибающихся ногах она пошла за ремнем. Ей вдруг стало очень стыдно оттого, что дед видит ее повзрослевшее тело совсем без одежды, и она прикрыла руками низ живота.

– Надо, моя маленькая ведьма, – Карл взял ремень и очень строго посмотрел на нее, – надо сделать так, чтобы та раз и навсегда запомнила, что делать окорок во время месячных нельзя! – Его смуглое лицо побелело от гнева. – А крестик твой где?

Теперь Джейн уже мелко дрожала: огонь в камине ничуть не согревал. Вопрос деда подействовал на девушку, как ушат холодной воды.

– Я его потеряла! – Честно призналась она. – Шнурок порвался!

Щеки девушки окрасились румянцем, глаза блестели, черные волосы рассыпались по плечам, и как невыразимо хороша была в ту минуту внучка.

“Я клялся страшной клятвой своей дочери, что не буду бить Джейн розгами, а на ремень эта клятва не распространяется! – Дед, сев на скамеечку, тяжело дышал, набираясь сил. – К сожалению, я начал сечь дочь, да упокоит Господь ее грешную душу, слишком поздно и на нее донесли инквизиторам! Теперь я один должен воспитывать это чудное незаконнорожденное создание. Ох, грехи мои тяжкие!”

В последние месяцы сердце испанца все чаще и чаще работало с перебоями.

– Сама понимаешь, согрешила и теперь придется наказать!

«Похоже, тучи сгустились над нашей головой. В замке и на кухне сплошные неприятности, – думал Карл, – крест от нее не случайно ушел! Ну да что же поделать?”

“Конечно, не случайно, – подумал Инкуб, демон Ада, незримо присутствующий в домике – я специально прервал свои дела, чтобы получить не только ваши тела, но и души! Без крестика моя задача упрощается! А ты, старик, еще и сам не понимаешь, что станешь игрушкой в моих руках!”

– Ох, годы мои, ни сбросить, ни продать, – Карл привычно сложил ремень вдвое. – Ложись-ка животом на стол! Придется поучить тебя уму разуму!

«Сейчас будет очень больно! – думала Джейн, привычно прижимаясь животом к деревянной столешнице. – Бедная моя попка!»

Ухо продолжало гореть как лепешка на сковородке. Обернувшись к деду, Джейн со страхом смотрела на ужасные приготовления. Дед достал кусочек того самого окорока и деловито стал им натирать толстую кожу верного ремня.

“Значит, меня ждет необычайно суровое наказание! – поняла она. – Таким злым я не видела деда уже очень давно, и сала не пожалел!”

С детства она знала, что сопротивление только ухудшить и без того печальную участь, и покорно замерла на столе, наглядно демонстрируя, что готова принять заслуженное наказание. Только вздрагивающие плечи и бедра выдавали страх.

“Как же была красива! Дрожит-то, как осенний листик на ветру! – Подумал дед, деловито натирая ремень куском соленого сала, и мысли одна грешнее другой стали рождаться в голове. – А может, это на нас кто-то порчу навел? Еще немного, и я не смогу наказать ее как следует!”

Джейн привычно расставила ноги шире плеч, и в этой позиции дед без труда мог увидеть то, что девушки стараются вообще никому не показывать.

Впрочем, и старый Карл не остался к этому зрелищу равнодушным: почему-то хотелось не наказывать внучку, а стать перед ней на колени и поцеловать плачущую месячной кровью заветную лощинку между ножек.

“Ох! Грехи мои тяжкие! – Он тряхнул головой, чтобы отогнать наваждение. – Не сглазила ли меня часом внучка, пробуя свою колдовскую силу?»

Джейн тоже не понимала, что происходит: сколько раз уже приходилось подставлять себя под ремень, но всякий раз каждая частичка юного тела протестовала против подобного наказания. А сейчас, впервые осознав себя взрослой и красивой, отдаться на растерзание безжалостной просоленной коже, а всю себя на рассмотрение деду стало особенно унизительно. Ощущение того, что кровь течет по бедру, лишило девушку остатков мужества. Такого дедушка не должен был видеть, ни при каких обстоятельствах. «Кажется, я готова заложить душу кому угодно, – подумала она, лишь бы спастись от ремня!» Джейн вдруг вспомнила предупреждение Карла, что поминать нечистую силу бывает очень опасно! Ей показалось, что кто-то невидимый стоит рядом с дедом и с нетерпением ждет начала расправы.

Девушка не ошиблась: Инкуб, оставаясь незримым, разыгрывал адскую пьесу собственного сочинения как по нотам. Вместе с дедушкой Карлом он смотрел, как кожа спины и плеч несчастной Джейн стала покрываться мелкими пупырышками: юная красавица готова провалиться в преисподнюю от стыда, страха и от предвкушения наказания.

«Ад от тебя никуда не денется, – ухмыльнулся Инкуб, – но твой земной путь еще не закончен! Ты даже не представляешь, какой у тебя впереди вечерок!»

“Для начала хорошая порка, – подумал демон, – а потом она станет женщиной, но ее грехопадение будет куда более страшным, чем у ее покойной мамочки! Я не говорю уже про наивную и глупую Эвелину!”

– Ты ничего не хочешь сказать? – Спросил дедушка и подбросил в камин несколько поленьев. – "Facinora ostendi duni punientur, flagitia autem abscondi debent".[83]

Теперь на белое тело внучки, падали красные отблески разгорающегося огня.

– Прости! – успела произнести Джейн и крепко зажмурилась.

И в то же время, как вдруг показалось Карлу, внучка беззвучно потребовала: “Возьми меня! Возьми так, как мужчина берет любимую женщину”.

«А теперь надо расслабить тело, – вспомнила она уроки деда, – так легче терпеть будет? Да только как его расслабишь, в такой вот позе? Лучше бы на кровать положил!»

– Ну-с, нерадивая кухарка, начнем! – Мужчина по-хозяйски погладил и потискал кругленькую попку, чтобы усилить и без того мучительные переживания внучки. – Греховодница! Сейчас твоя попа получит то, что заслуживает! Понятно?

– Да! – Сумела выдавить из себя Джейн.

“Подумать только, – думал дед, сжимая правую половинку, – и когда она у меня успела вырасти? Попка крепкая, круглая, мясистая как хороший окорок, так что порция ремня ей не повредит!”

– Ну, теперь разговаривать с тобой будет мой ремень. Надеюсь, не забыла его кожаный язык! Кажется, целый месяц не разговаривали? Ну, ничего, сейчас вспомнишь!

“Век бы с ремнем не разговаривала!” – успела подумать девушка.

Карл сделал шаг назад и первый шлепок просаленной кожи смачно припечатал правую половинку.

– Шлеп!

Джейн, зная, что дедушка не любит криков во время порки, стиснула зубы и тихонько зашипела.

– Шлеп! – Второй получился сильнее, и попку пересекла широкая, быстро краснеющая полоска.

“Слабовато получилось, – подумал Карл, – ну да это только начало!”

Еще один звонкий щелчок, и на попке вспухла еще одна красная полоса, а девушка, не сдержавшись, взвизгнула как поросенок. К четвертому удару Джейн отчаянно мотала головой, лицо блестело от слез, а ротик скривился.

Черный таракан, выползший из щели, пошевелил усами прямо перед носом девушки и уже собирался уйти, но Карл, ненавидевший насекомых, прихлопнул его ударом ремня, дав, тем самым девушке небольшую передышку.

“Это вытереть невозможно! Еще немного и моя душа отправится в рай!” – Успела подумать девушка, крепко вцепившись руками в стол. Усы прибитого таракана продолжали шевелиться перед самым носом Джейн.

Дед любовался шикарным видом: черные как смоль волосы растрепались, спинка покрылась мелкими бисеринками пота, бедра, и ягодицы сжимались, пока внучка старалась справиться с болью и боролась с желанием убежать подальше от жалящего ремня.

– Шлеп!

– Ай! Ой! – Теперь девушка не могла удержаться от крика.

– Вот. Начинается разговор, а то молчать как-то не вежливо! – Улыбнулся Карл.

От каждого нового удара она вздрагивала, покачивая попкой вправо-влево, словно пытаясь освоить новый придворный танец под руководством дирижера-ремня.

Теперь, к удовольствию Инкуба, она уже не могла стоять неподвижно и безмолвно.

– Запела, птичка! – После десятого удара Карл остановился, и Джейн с облегчением выдохнула.

“У меня такое ощущение, что за нами кто-то наблюдает, – мужчина подошел к маленькому окну, посмотрел, достаточно ли хорошо оно занавешено, – странно! Никого нет!”

– Господи, прости меня грешную, – шептала она, – во имя Отца и Сына и Святого духа!

“Неужели мое тело заслуживает только разговора с ремнем, – думала Джейн во время очередной передышки, – неужели оно совсем не заслуживает ни нежности, ни ласки? Ну почему у меня нет крыльев, чтобы улететь прочь отсюда? – она снова почувствовала, как боль раздирает тело на куски. – Куда угодно, лишь бы подальше от деда и страшного ремня?” Но эта мысль была прервана новым жгучим укусом.

– Шлеп!

– "Incredulus odi".[84] – Ухмыльнулся дед. – мало тебе досталось!

– Ой! – Из глаз девушки брызнули слезы: у деда рука была тяжелая, да и соль вносила свою лепту: каждый последующий удар казался вдвое сильнее предыдущего.

Не удивительно, что теперь она еле-еле удерживалась от крика во весь голос.

– Вот послал Бог внучку! – Карл уже бил изо всех своих сил. – Господи, прости ее, грешную!

Ремень, в отличие от розог, не сдирал кожу, но участь ягодиц все равно была печальной: соленая бычья кожа оставляла память как минимум, на неделю.

– Шлеп-ка! – Зачастил ремень. – Шлеп-ка!

Карл так и не понял, что на этот раз порча была наведена на него самого. Вместо мыслей о строгом, но справедливом наказании, в голову старика полезли совсем другие, крамольно-похотливые мысли. Мало того, он вдруг осознал: и тело уже поддается соблазну.

– Ай-ай! – Взвизгнула Джейн от неожиданной и резкой боли, когда кожаная петля попала четко между ягодиц, “поцеловав” при этом шоколадную дырочку.

Ей вдруг показалось, что третий, невидимый участник расправы вернулся и придавил ее к столешнице: не смотря на желание убежать, подальше от озлобленного деда и его ремня. Какая-то сила удерживала на месте.

“За молитву я тебя накажу, – подумал скорчившийся от боли Инкуб, – путь дедушка воспользуется своей властью в полную силу, не буду ему мешать!” Вскоре уже вся попа девочки горела адским огнем, к великому удовольствию демона.

Поняв, что пора сделать небольшой перерыв, дед сделал шаг вперед, сжимая натруженный ремень в руке. Он решил слегка погладить попку, уже получившую порцию “дисциплины”, и бедра, ожидающие своей очереди, чтобы и самому слегка успокоиться отдышаться, а за одно, чтобы соль подействовала.

– Прости меня! – жалобно хныкала девушка. – Прости!

– Стой, как стоишь! – Приказал дед. – А я свет поправлю!

«Может, действительно, хватит? – Карл остановился в нерешительности. – На попе ни одного белого пятнышка!» Масляный светильник начал чадить, и деду пришлось прервать наказание, чтобы долить масла и привести убогий источник света в порядок.

“Продолжай!” – приказал недовольный Инкуб.

Джейн тихо плакала: соль начала давать о себе попа горела, как раскаленная сковорода. Хоть яичницу жарь!

– Шлеп! – Ремень шмелем прогудел в воздухе и впился чуть ниже ягодиц.

Ответом был отчаянный визг Джейн. Терпеть пытку ремнем после перерыва казалось просто невозможным.

“Еще немного и я не выдержу!” – Успела подумать Джейн между ударами.

«Мне надо, обязательно надо быть жестоким, – думал старый замковый повар, вновь размахиваясь для удара, – глупая девчонка не понимает, что только так можно выбить дурь из головы! Пусть эта порка послужит хорошим уроком! Он еще раз вспомнил весь ужас того дня, когда пришлось спасаться бегством с маленькой внучкой на руках, он еще раз ударил Джейн изо всей силы. Однако, до чего же соблазнительный вид! Эх. Лет двадцать назад…»

– Ай! – Заорала несчастная в полный голос. – Ой!

И вдруг все кончилось.

– Молчи! Не дай Бог, соседи услышат! – Сердце строго воспитателя, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. – Донесут сэру Шелли, хозяину замка, – считай, пропали! На костер захотела?

“Те, кому надо, услышали, – ухмыльнулся Инкуб, продолжая удерживать девушку, и пришли! Надо ввергнуть обоих в бездну греха!”

Карл знал, что Англия стояла несколько особняком от сферы влияния ортодоксальности и оставалась в таком положении всегда. Не случайно именно туда он сбежал от преследования испанцев. Истерии, захлестнувшей всю Европу, не так-то просто было пересечь Ла-Манш. Поэтому у англичан не было всеобъемлющего страха и мгновенно возникающих подозрений в колдовстве, которые были характерны для континентальной Европы.[85]

“Слава Богу, попа не лопнула, только болит сильно! – Подумала Джейн, потирая руками наказанное местечко, – неужели он продолжит наказание?”

– Дед, – пыталась возразить измученная внучка, – тут ведь не Испания! На кострах никого не сжигают!

Теперь боль сменилась зудом, особенно мучительным при малейшем прикосновении к попе.

– Руки на стол! – Карл снова угостил девочку смачным ударом ремня, – тут просто вешают!

Девушка знала, что Карл говорит правду. Сколько раз ей приходилось видеть раскачивающиеся на веревках тела, оставленные в назидание живым.[86]

Светильник, получив подпитку, ярко разгорелся.

“Моя милая внучка даже не представляет, насколько чарующе она сейчас выглядит! – Думал дед, с удивлением чувствуя, как давно уже вышедший в отставку орган начинает просыпаться от долгой спячки. – Особенно хороши круглые ягодицы!”

– Моя маленькая Джейн, я хотел и хочу тебе только добра! – Втянув носом воздух, он почувствовал тот неповторимый аромат, как пахнут только молоденькие девочки, не знавшие мужа.

– Дед! Прости! – Джейн обернулась к воспитателю.

Растрепавшиеся, взмокшие от пота волосы закрыли девичье личико, и сквозь их завесу умоляюще поблескивали прелестные, мокрые от слез глазки, с кошачьими зрачками.

«Они суживаются при Луне! – Деду потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться и с новыми силами взяться за вразумление. – Полнолуние – это проклятие нашего рода! Никакая занавеска не помогает»

“И все равно, кто-то в доме есть!” – Карл перекрестился и начал класть удары, стараясь попасть не по одной, а сразу обеим половинкам.

– Не торопись, – шепнул Инкуб деду, – удар справа – вдох, выдох, удар слева! Еще окочуришься, а ты мне пока живой нужен!

Карл не понял, кто дал ему такой совет, но решил, что действительно, надо прицелиться, чтобы удары ложились точно в цель. Греховные помыслы переполняли его душу. Наказанная девушка казалась такой вкусно и такой желанной, что Инкуб смог без труда воспользоваться его телом в качестве оболочки.

“Силы небесные!” – Джейн жалобно посмотрела на мужчину и сквозь слезы увидела страшное рогатое существо с перепончатыми крыльями за спиной! Инкуб похотливо, как парни из замка смотрел на нее!

Зрелище было таким ужасным, что она отвернулась, крепко зажмурившись и, забыв попросить у деда прощения.

– А теперь шире раздвинь ноги! Карл решил осмотреть результаты работы. – Кровь течет, но не от моего ремня! Значит, все в порядке.

“Ага, губы набухли и чуть увлажнились, – подумал Инкуб и сладко облизнулся, – еще немного и она будет готова! Ну что ж, Карл, мы отвесим еще десяток в том же духе по ляжкам! Что молиться неповадно было!

– Санта Мария! – успела произнести плачущая девушка. – Господи, прости меня, грешную!

Слова молитвы ударили демона с такой силой, что он вылетел из тела Карла, и упал на пол.

– Не жалей ее! – просил деда Инкуб, которому молитва свернула на бок скулу.

Шлеп!

Теперь каждый удар исторгал из девушки громкий стон. “Вот сейчас умру от боли, и это страшилище утащит меня в Ад! – мелькнула мысль в голове у несчастной Джейн, – и всего-то за окорок!”

– Я все поняла, я больше не буду! – Хныкала Джейн, не решаясь обернуться еще раз.

Девушка сдавленно всхлипывала, длинные черные кудри рассыпались по спине, Слезы текли из закрытых глаз.

Попа была расписана на совесть: из белой она стала пунцовой, в местах, куда ремень попадал несколько раз – багровой. Впрочем, сало сделало свое дело: обошлось без кровопролития.

Наконец-то решил, дед, что внучка наказана достаточно.

– И-и-и! – Ныла девушка.

Боль в наказанном теле была столь сильна, что девушка не могла сдерживать слез, и они продолжали катиться из прекрасных глаз. Джейн, не пытаясь встать со стола, тихонько лежала, тяжело дыша. Второй таракан пробежал прямо перед ее глазами, пошевелил длинными усами и ушел куда-то по своим делам. Дед на этот раз был слишком занят ягодицами внучки, и не заметил усача.

“Хорошо этому насекомому, – подумала внучка, – его никто не бьет! Только живи и старайся не попадаться человеку на глаза!”

Измученное тело покрылось бисеринками холодного липкого пота. “Хорошо поработал Карл! – Инкуб любовался пунцовыми полушариями Джейн. – Сейчас будет мой выход!”

Карл снова почувствовал зов плоти. Потайное местечко выглядело воистину таким лакомым, что в душу к воспитателю с новой силой полезли греховные помыслы. Этого и ждал коварный Инкуб. Теперь он мог без труда воспользоваться телом Карла в своих целях!

Какая-то адская сила подтолкнула деда в спину, ближе к наказанной внучке.

“Сейчас произойдет превращение! – Подумал Инкуб, вновь входя в тело воспитателя. – Джейн, моя дочка, должна стать настоящей ведьмой и моей же женой! Этот старый хрыч и подумать не может, что станет безвольной игрушкой в моих руках! Вот и настал час моего триумфа!”

Монстр наклонился и увидел, как стекают капли крови по ноге, он начал медленно слизывать их снизу вверх. Добравшись до щелки, он начал вдыхать замечательный возбуждающий аромат, а потом начал облизывать все складки.

– Да что это со мной? – Удивленный Карл осознал, что стоит на коленях со спущенными штанами, возбужденный как двадцатилетний ландскнехт перед плененной горожанкой, – и целует внучку в самое потаенное местечко.

Мало того, член каким-то непостижимым, волшебным образом приобрел каменную твердость. – А ведь она в полной моей власти! – При мысли о том, что можно взять и запросто вставить такой юной и вкусной девочке, у Карла заломило в паху. В нем вновь проснулся бесшабашный юноша, привыкший бесчинствовать в захваченных городах и деревеньках. Перед ним была не любимая внучка, а просто молодая и очень красивая девушка, на которую он имел все мужские права.

– Ну, моя сладкая внученька, это еще не все! – Хрипел Карл, забыв обо всем. – Сейчас в нем жил не любящий дед, а демон Ада, наконец-то добравшийся до сладкого мяса. – Вот так и лежи на столе!

Карл с силой сжал девичьи ягодицы и провел по складке головкой члена. “Может, излить ей между бедер? – мелькнула мысль у Карла. – Все меньший грех!”

– Нет! – Всхлипнула девочка, мотая головой из стороны в сторону, но так и не решаясь обернуться.

– Стой, как стояла! – Инкуб пальцами раздвинул половые губы. Джейн отреагировала так, словно дед прикоснулся к ней раскаленным железом.

Она попыталась сжать ягодицы, но из этого ничего не получилось.

– Пожалуйста, на надо! – Девушка несколько раз дернулась, и с губ сорвался слабый всхлип.

Он широко развел внучке ноги и подложил ладонь под живот. Раскрыл двумя пальцами влажные губки, а средним стал ласково водить сверху вниз, так, как это она сама делала, проверяя отсутствие нижних зубов.

– Пожалуйста, на надо! – Девушка несколько раз дернулась, и с губ сорвался слабый всхлип.

Дед стал дышать прерывисто и часто.

Девушка закрыла глаза и не сопротивлялась: казалось, боль куда-то ушла, а впереди только счастье и ожидание чего-то нового, волшебно-прекрасного. Она чувствовала силу руки, которая лежала под животом, а пальцы другой стали сладко входить через раз внутрь ее. Вся тяжесть внизу живота чугунно, как колокол откликалась на бесстыдные действия.

«Кажется, я всю жизнь только и мечтала быть распластанной на этом столе! – подумала она. – Хотела, что бы он так ласкал так меня всю оставшуюся жизнь!» И заполнившее желание достигло такого предела, что она полетела в пропасть. Она смогла только произнести какой-то незафиксированный языковедами гласный звук. И, как ей показалось, умерла без всякого права на восстановление.

А потом была боль другая, какой она не испытывала никогда. Что-то огромное, теплое, давившее между ног, казалось, разрывает изнутри.

Джейн было больно, страшно, но она боялась ослушаться строгого деда. Тот снова надавил, и опять не до конца!

– Не надо! – Джейн чувствовала, что при третьем заходе в ней что-то начало рваться.

Что-то жгло, внутри, казалось, кол палача проткнул между ног насквозь и разворошил внутренности.

– В первый раз всегда больно, – дед тяжело дышал, – но это только один раз. Потом только спасибо скажешь. Тут он резко надавил, воткнул член полностью, и начал неторопливо двигаться, вперед и назад, внутрь и наружу.

“Не забыл! – Обрадовался дед, – не забыл, как это делается! Столько лет без практики!”

Девственная кровь смешалась с месячной кровью. У нее кружилась голова, хотелось пить, и все тело превратилось в мешок, наполненный болью. Впрочем, после порки Джейн окончательно потеряла способность к сопротивлению и позволила сделать с собой все, что желал Карл и Инкуб.

Крови было столько, что она стекла по бедрам и образовала на полу небольшую лужицу.

– Ну что скажешь, пошел тебе урок на пользу? – Он продолжал возвратно-поступательные движения, постепенно увеличивая напор.

– Больно! – Выдавила из себя Джейн.

Ощущение, что с ней происходит что-то не только болезненно-неправильное, совсем не христианское и ужасное, закралось к ней в душу. Решившись, наконец, открыть глаза повернуть голову, она снова увидела сквозь слезы на месте деда Адского монстра, широко расправившего черные перепончатые крылья.

“Я погибла навсегда!” – Слова молитвы застряли у нее в горле.

– Скажешь, кому – до смерти запорю! – Дед вот мощными точками вгонял член на всю длину, до шлепка бедрами об исхлестанную попку, и вновь вытягивал назад, так что внутри оставалась только головка.

«Похоже, на деда навели самое настоящее проклятие, а может, весь наш род действительно проклят? Чтобы спасти его есть несколько способов, – вспомнила Джейн наставления деда, – чтобы снять ее самостоятельно, надо пойти в церковь, и там молиться, не просто, а полностью отдать себя молитве! Потом покаяться священнику! Душу я его может, и спасу, а вот тело отдам палачу! Нет, клянусь вечным своим спасением, я этого не сделаю! Буду просто молиться за него всей душой!»

– Все! – не в силах сдерживаться, мужчина разрядился и отвалился от сладкого тела, как насосавшийся крови клещ. – Понимаешь, внученька, я должен был это сделать!

Несчастная Джейн поняла, что теперь ни один священник не сможет снять такой грех с ее души.

– Мама! – Она уже не могла плакать. – Лучше бы меня сожгли вместе с тобой!

Старик намочил в ведре и приложил к попке мокрую тряпку. Только теперь до него дошла та низость, что он сотворил. Ему вдруг очень захотелось выпить.

– Ты на меня не сердишься? – Из глаз деда, осознавшего всю глубину грехопадения, покатилась скупая слеза. – Вставай! Выпьем по глоточку вина из моего заветного кувшина.

Поняв, что пытка, наконец, закончилась, Джейн поднялась на трясущиеся ноги. Карл взял из кадки немного воды и смыл с натруженного члена кровь внучки.

– Ай да я, – Инкуб был очень доволен сегодняшней ночью, – сразу две души без всякого договора отправятся в Ад!

Карл отошел на шаг в сторону, посмотрел на внучку и полез в угол за заветным кувшином.

“Он выпорет меня еще раз! – подумала Джейн. – Его запас наполовину пуст! Ну, я ведь только попробовала вина, правда, несколько раз!” Тут с глаз Джейн будто спала пелена: монстр и не думал таиться от нее.

– Воровка, что пьет чужое вино и соблазняет любимого деда, достойна второго круга Ада! Теперь твоя душа навеки погибла, – услышала она голос Инкуба, – твой дедушка тоже отправится на вечные муки, но не сейчас! Твоя юность и красота погубила его бессмертную душу!

– Нет! – Закричала Джейн!

До нее еще не успел дойти весь ужас того, что произошло в эту ночь.

“А к вам, мои сладкие, я еще не раз прилечу! – Демон, посчитав, что получил на этот вечер достаточно, вылетел через трубу. – До скорых встреч!”

Легкое дуновение ветерка, и присутствие третьего лишнего перестало ощущаться. Теперь несчастная, избитая и изнасилованная внучка жалобно смотрела на Карла. Сил плакать уже не оставалось, впрочем, девичий стыд тоже куда-то пропал.

– Дедушка, ну прости! – Внучка подняла к нему залитое слезами лицо и дед больше не могла выдержать строгости.

Дед чувствовал себя как выжатый лимон, и никак не мог отдышаться. А Джейн, так и не одевшись, тихо плакала, без сомнения радуясь тому, что суровое испытание подошло к концу, и больше ее не будут бить и мучить. Вина набралось всего лишь на одну оловянную кружку. Однако наказывать за воровство дед не стал.

“Бог ты мой, что же я наделал! – подумал старый повар, но раскаяния почему-то не почувствовал. – Теперь сушиться нам обоим на солнышке, если хоть кто-то узнает, что здесь произошло!”

– Прости меня! – Джейн вдруг бухнулась на колени перед дедом. – Я виновата во всем! Я пила вино из твоего кувшина, хотела водой долить, но не успела! Грез на мне! Если бы я не потеряла мамин крестик, ничего бы этого не было!

Теперь Джейн каялась деду так, как будто решила признаться законному мужу в измене и воровстве и предать себя в его руки, надеясь на милосердие.

– Допей! – Карл сделал глоток и протянул остаток внучке. – Запомни, что если ты нарушишь запрет, или расскажешь о том, что здесь было сегодня ночью, пытать нас будут в тысячу раз больнее! Тогда тебе мой ремень покажется нежной лаской! Я из-за тебя впал в величайший грех! Гореть мне в геенне огненной!

Зубы несчастной стучали о края, и часть вина вылилась на глиняный пол.

– А теперь, становись в корыто! – Надо же привести тебя в порядок!

«Странно, никакого стеснения я теперь не чувствую, – думала она, позволяя деду смыть с себя следы их грехопадения, – теперь я женщина, порождение греха! Теперь мне неделю точно не сесть! На мне уже столько грехов, что можно каяться всю оставшуюся жизнь!”

Утром, как всегда, Карл ушел работать на кухню в замок сэра Шелли.

Впрочем, мужчины из замковой челяди успели заметить, что девушка с трудом передвигает ноги и с большой аккуратностью садится на чурбан, служивший вместо стула.

– Хорошо ей перепало, – злорадно шептались они, – видимо, за дело!

Джейн, после той ужасной ночи, преобразилась. Она, позабыв недавний стыд, снова и снова приходила на ложе к Карлу. Девушка быстро вошла во вкус, Карл удивлялся своим мужским способностям, а слуги только глотали слюни, и вытирали о штаны вспотевшие от желания ладони, глядя на молодую кухарку. Казалось, бутон распустился, и расцвела настоящая роза.

– А можно сделать его снова твердым, – спросила в одну из ночей внучка, когда все слишком быстро кончилось.

Вокруг бушевала непогода. Маленький домик вздрагивал от ударов стихии, но внутри жилища все было по-домашнему уютно, как это бывает с тех случаях, когда любовники согреваются не, сколько огнем, сколько телами друг друга.

– Можно, – улыбнулся Карл, – если пососать, как мартовскую сосульку с крыши! Сумеешь?

Девушка села на ложе, на минуту задумалась, а потом старательно облизнула вялый отросток и обхватила его губами…

– Молодец, давай, давай, не останавливайся! – Дед, чувствовал, как от прикосновения вкусного язычка член вновь обретает упругость.

“Как-то быстро он перестал умещаться во рту! – Думала Джейн, усердно работая язычком. – Да простят меня все святые!”

Поймав губами оживший орган, она аккуратно стала заглатывать его. В этот момент она была похожа на змею, поглощающую мышку. Щека смешно оттопырилась, подбородок выдвинулся, а глаза зажмурились.

– Молодец! – Карл почувствовал влажное тепло язычка приятно щекочущего чувствительную уздечку. Если бы ты училась готовить так же быстро, как научилась любить, цены бы тебе не было!

Девушка, не имея опыта в подобных играх, не рассчитала момент, когда надо было прекратить, и закашлялась, когда семя попало в горло.

– Ничего, научишься! – Карл погладил внучку по растрепавшимся полосам. – Зря церковники говорят, что seminen in ore[87] великий грех! А теперь спать! Завтра у нас на кухне много работы!

“И снова придется терпеть щипки и шлепки этих противных слуг! – Думала Джейн. – А не проклясть ли мне их всех вместе? Только тогда дед меня факт, до смерти запорет!”

На девушку во всю заглядывались не только молодые парни, но даже и сэр Стаффорд, замковый управляющий. Первое лицо для обитателей всей округи, до тех пор, пока сэр Шелли путешествовал по Испании в свите лорда Б***. За кружкой эля заключались пари, кто первый обломает лепестки с этой розы, но никто не хотел просить у Карла руки его внучки.

Дед каждую ночь Карл каялся в содеянном, а демон не забывал их навещать, а за одно поучаствовать в грешных забавах. Совместные покаянные молитвы кончались тем, что она сама приходила в объятия к деду. “Этим стоит заниматься хотя бы потому, что дедушка перестал меня бить, – думала она, позволяя Карлу гладить себя между ног, – а грех-то на проверку слаще спелых груш из замкового сада!”

– Ты у меня настоящая красавица, – шептал дед, проводя рукой по черным блестящим волосам, – гореть мне в Аду за наш грех!

– Дед, – Джейн прижималась к нему разгоряченным телом, – лучше я буду с тобой, чем с этими похотливыми слугами! А не дай Бог, наш хозяин обратит на меня внимание?

Ей очень нравилось садиться на деда сверху и кататься на нем, как на лошадке. Член в такой позе проникал особенно глубоко.

– Вот уж действительно, – дед гладил грудки Джейн, любуясь прекрасной наездницей, – не дай Бог! Скоро приезжает сэр Шелли! У нас будет много работы. Постарайся не попадаться ему на глаза!

Накануне шестнадцатилетия Джейн общая ночь была самой долгой. И на этот раз Карл, хоть и был повод, не стал бить внучку. Не было слез и девушка, хоть и почувствовала присутствие постороннего, просто не обратила не него внимания.

Демон уговорил Карла вспомнить молодость, а за одно обучить внучку сношению по итальянскому способу.

– Не бойся, просто ляг на живот и расслабься! – Дед смазал топленым салом шоколадную дырочку, спрятанную между нежных ягодиц. – Поверь мне, итальянцы знают толк в любви! Тебе понравится!

“И демоны тоже! – Инкуб любовался приготовлениями. – Мне нужно, чтобы Джейн родила мне нового Инкуба или новую ведьму!”[88]

Колечко сжималось, чтобы воспрепятствовать вторжению.

Джейн легла на живот и сама, по просьбе деда, раздвинула руками ягодицы.

– Сейчас моя сладкая, – дед взял немного гусиного сала, и смазал заветное местечко, – ты лишишься невинности второй раз!

Он приложил член к узенькому отверстию.

Джейн почувствовала тупую боль.

– Лежи спокойно и расслабь живот! Так легче войдет, – услышала она голос сзади. – Самое интересное впереди, когда я воткну до конца!

Слезы сами собой брызнули из глаз Джейн. “Устроила я себе подарок на шестнадцать лет! – подумала она, – И когда же этот кошмар закончится?”

Колечко после нескольких толчков капитулировало, и Джейн пришлось привыкнуть к новым ощущениям. “Теперь я знаю, что чувствовали несчастные, которых сажали на кол, – думала она, – ужас-то какой! И как больно!

Дед так и не понял, откуда у него взялись силы для долгой итальянской оргии. Он хрипел от удовольствия, загоняя член в коричневую дырочку.

Когда монстр в образа Карла вышел, наконец, из тела Джейн, то заметил, что дырочка покраснела, сжалась и выпустила назад капельку жемчужно-белой жидкости. “Ничего, моего семени хватит для задуманного! – подумал он. – Ну, а Карл мне больше не нужен!”

– Запомни, – шептал дед, – у нас на родине, в Испании тысячи женщин безжалостно мучают и убивают только за то, что они молоды и красивы. Помни, что твоя мама погибла на костре, и будь осторожна! Тебе уже шестнадцать лет, ты молода и красива, а Сэр Шелли весьма жесток с хорошенькими женщинами! От него мои кулаки не спасут! А в замке у него со времен сэра Томаса де Брюэна оборудована комната пыток!

Дедушка уснул, забыв на ночь помолиться. Джейн спала и видела страшный сон: вот она в белом балахоне, закованная в цепи, босиком идет на площадь. Впереди и позади нее идут женщины в таких же нарядах. Вокруг свистит и улюлюкает толпа. В нее летят гнилые овощи.

– Смерть ведьме! – кричат они. – В огонь ее!

На балахоне Джейн нарисован факел пламенем вверх, значит, ее сожгут живьем! На ее спутнице, что шествует на шаг впереди, факел нарисован огнем вниз, ее палач перед костром задушит! Проснулась она в тот момент, когда герольд, по-испански зачитав приговор, дал знак палачу, и тот кинул в хворост факел. От едкого дыма она закашлялась и открыла глаза.

– Да хранит Господь душу Карла, – Джейн и перекрестилась, бормоча молитву за упокой души, – мне грешнице теперь нет защиты!

В домике чадил забытый очаг. В окно пробивались первые лучи солнца, а рядом с ней лежало успевшее окоченеть тело деда. На лице Карла не было ни страдания, ни умиротворения. Отлетающая душа оставила на вытянувшемся лице откровенную печать сладострастия, сообщая всем, пришедшим проститься о том, что в свой последний миг старый испанец испытывал несказанное блаженство плоти.

Так она лишилась деда, единственного человека на свете, который любил и защищал.

Похоронив Карла, Джейн не находила себе места от горя и одиночества. Сэр Шелли, вернувшийся из Испании, не обратил на располневшую кухарку никакого внимания, а сэр Стаффорд решил больше с сиротой не церемониться.

Глава третья Среди крыс и окороков

Над старинным замком собирались тучи. Два огромных, темных налитых свинцом облака, казалось, решились сойти в схватке. Казалось, сами Небеса были против замка и его обитателей.

– Боже, храни нас, грешных, – замковые слуги молились, чтобы беда обошла их стороной, но вот, облака сошлись, грянул гром так, что весь замок вздрогнул от подвала до крыши, и сверкнула молния.

– Pater Noster…[89] – Шептала Джейн молитву – Sanctificetur nomen Tuum…

Вместе со смертью деда, кончились спокойные дни. Управляющий, попробовав созревшие свиные окорока, признал их вполне съедобными и оставил Джейн в замке. Тут бы радоваться, да найти себе покровителя, но… Спустя месяц после похорон деда-мужа Джейн поняла, что забеременела.

Молодой женщине казалось, что небо проливает горькие слезы над ее участью. Длинная страшная молния вылетела из облака и ударила в старый дуб, чьи толстые ветви не одну сотню лет служили надежной перекладиной для висельников.

“Вот, чует сердце мое, что висеть мне на этом дубе, – Джейн шептала слова молитвы, – и никто меня не спасет!”

Несчастной женщине было, чего опасаться. Теперь ее положение стало совсем печальным. Замуж точно никто не возьмет, без покровителя не выжить, а кому нужна девушка с приплодом, черт знает от кого? Живот медленно, предательски рос и спустя полгода стал уже вполне заметным украшением. Сделать аборт ad frigus depellendum[90] вязальной спицей по примеру замковых служанок девушка не решилась: не так давно Альмера, ее подруга и любовница сэра Стаффорда умерла после такой манипуляции в страшных мучениях. Джейн с ужасом рассматривала себя: будущее материнство сделало ее еще прекрасней. Волосы стали блестящими и переливались на солнце, фигура слегка округлилась, а груди налились спелым соком. Шутки и непристойные предложения замковых слуг сыпались со всех сторон. Лишь старая кочерга, верная спутница Джейн на кухне, убавляла наглецам спесь.

За толстыми стенами бушевала гроза. Струи воды, казалось, собрались смыть и замок и всех его обитателей.

“Погода погодой, а службу надо справлять!” – подумала Джейн и пошла в подвал, оставив на кухне любимую кочергу. Это не укрылось от внимания негодяя. В конце концов, случилось именно то, что должно было случиться. Сэр Стаффорд, замковый управляющий, вполне оправдывал прозвище «tondeurs и ecorcheurs», то есть обирала и живодер. Второй его чертой, была страсть к плотским удовольствиям и блуду. Он всегда бросался только на беззащитную жертву, когда та была в полной его власти, и не могла ускользнуть. Несчастная Альмера, деревенская сирота, взятая на кухню, была далеко не единственной его жертвой, но, пока она была жива, Стаффорд слегка приутих.

“Мне гроза не помеха, – думал Стаффорд, предвкушая удовольствие, – свое я все равно получу!”

Лишившись покорной Альмеры, управляющий постоянно чувствовал мужской голод, решил, что именно на нем должна лежать почетная обязанность превращения вольной девушки в замковую проститутку. Оставалось только улучить момент, когда Джейн расстанется с кочергой и окажется в уединенном местечке.

К несчастью для жертвы, ей регулярно приходилось заглядывать в кладовую и проверять, как созревают окорока. Тут то ее и поймал управляющий замка.

– Слушай, ты, кошка блудливая, – сэр Стаффорд зашел вслед за Джейн, закрыл дверь изнутри на засов.

Женщина поняла, что угодила в ловушку.

– Я сохраню за тобой место кухарки и привилегии твоего деда, – он повалил женщину, – если ты будешь со мной чуть-чуть поласковее! Давно пора delectabitur pulchritudine tua![91]

Он не знал ни милосердия, ни пощады в тех случаях, когда мог действовать безнаказанно;

– Не надо! – Она жалобно посмотрела на Стаффорда. – Не хочу!

Перепуганная женщина показалось управляющему еще прекраснее. Приняв такие меры предосторожности, он медленной поступью прошел через весь подвал, пристально глядя на загнанную добычу. Этим взглядом он желал отнять у Джейн волю – так змеи, как говорят, парализуют кроликов. И точно, со стороны могла показаться, что глаза негодяя имеют силу над несчастной пленницей. Джейн, раскрыв рот, и с таким ужасом глядела на свирепого управляющего, что все тело его как бы уменьшилось в объеме под этим упорным зловещим взглядом лютого норманна.

– А твоего желания никто и не спрашивает! – Сэр Стаффорд был слишком возбужден для того, чтобы рассматривать зрачки жертвы. – Твои окорока никуда не денутся. О, какие у тебя окорока…[92]

– Нет! – Джейн прикусила белыми зубками нижнюю губу и с трудом удержалась от того, чтобы не взвесить мужчине крепкую затрещину.

«Проклятье! – Женским чутьем она чувствовала, что новая жизнь, которая у нее по сердцем, может быть погублена наглым грубым вторжением, а тут силы были явно на стороне грубого мужчины. – Проклинаю весь твой род!» В этот момент женщина в себе почувствовала силу своей покойной мамы. Проклятье, вспомнила она урок деда, пожалуй самый сложный и опасный вид воздействия и особенно хорошо получается в моменты, когда жизнь висит на волоске. Когда проклятье грамотно наведено, канал уходит не к тому, кто его навел, а в Ад! Силы покидают тело жертвы. Как правило, оно не исчезает со смертью человека, а остается на всем роду. Многие древние фамилии так и вымерли. Чтоб снять проклятье, надо или просто молиться, вообще – молитва – универсальное средство, так она связывает нас с высшими сущностями, которые сами все снимут.

Управляющий уже ничего не хотел слушать. Он выдернул шнуровку из рубашки Джейн, грубо схватил девушку за горячие груди.

– Вот увидишь, тебе понравится! – Он задрал подол, пробираясь к вкусному местечку между ног. – Куда ты денешься, когда разденешься! Despardieux![93]

“Ох, не вовремя ты помянул черта, – подумал Инкуб, – впрочем, нечистая сила всегда появляется там, где о ней вспоминают! Молодец Джейн, прокляла управляющего от всей души. Теперь душу Стаффорда получить проще простого! Однако сейчас я не буду ему мешать! Пусть полакомится напоследок!”

Джейн казалось Стаффорду самой желанной добычей на свете. Большим и указательным пальцем мужчина взялся за груди и начал с силой сжимать их пальцами.

– Живот-то, какой ты наела на кухне! – рычал Стаффорд, – Воруешь? Забыла закон о двух яйцах! Судья напомнит! А дуб давно тебя ждет![94]

– Нет! И вообще, это моя vie privee.[95]

– Я тебе сейчас покажу vie privee! Мало не покажется!

Джейн еще при жизни деда поняла, что на роль покровителя сэр Стаффорд не тянет. Участь замковых женщин была тому примеру.

“Полакомившись пару раз, он просто-напросто бросит меня и займется какой-нибудь молоденькой крестьянкой, а мне, грешной, придется ложиться под каждого замкового мужчину при первом же требовании! – Эта догадка придала сил к сопротивлению. – Говорил же дед, что проклятие срабатывает не сразу!»

– Не хочу, – Девушка отчаянно сопротивлялась, – по-твоему не будет! Сам к судье пойдешь. Закон карает насильников!

– Изнасилование в нашей стране наказывается штрафом в два фартинга![96]

– Мужчина отвесил Джейн крепкую оплеуху. – Я их вычту из твоего жалованья!

Удар был такой силы, что из носа несчастной Джейн потела кровь.

– Здесь, в замке, командую я! – Управляющий ударил ее по другой щеке. Ты сама разденешься, и будешь моей здесь и сейчас!

Он почувствовал, как от вида молоденькой и очень вкусной женщины у него вспотели ладони.

Джейн, даже в самых страшных снах она не представляла, что когда-нибудь сможет оказаться в такой ситуации: дед был надежной защитой, а теперь раздвигать ноги здесь, на этом складе перед управляющим… Девушку бросало то в холод, то в жар. Сейчас она пожалела, что между ног зубы так и не выросли.

– Будь умницей и все будет хорошо! – В грубом голосе мужчины появились похотливые нотки.

Его слова прервал очередной раскат грома.

“Люблю, когда строптивые необъезженные кобылки сами раздеваются, – думал он, – нет ничего прекраснее раздевающейся женщины!”

– Нечего невинность из себя строить! – Характерно округлившийся живот, не остался обойденным вниманием управляющего. – Нагуляла или наела с хозяйских окороков?

Он нагло ущипнул Джейн за живот и улыбнулся, показав ряд гнилых дурно пахнущих зубов.

– Прошу вас, не надо! – Голая Джейн чувствовала, что силы покидают ее. – Что скажет сэр Шелли, узнав, что вы его опередили?[97]

– Ему все равно! – Он провез из Испании такую сладкую мавританку, что на тебя он просто не обратит внимания!

“Ну, почему пророк Илья не разнесет молнией весь этот замок, и не испепелит этого наглого управляющего!” – Джейн чувствовала, как потные руки грубо шарят по ее телу.

“И никто не придет на помощь! Стены замка построены на совесть! – Джейн с ужасом поняла безвыходность положения, и решила подчиниться. – Не в первый же раз, в конце-то концов, мною будет обладать мужчина!”

– Вот так-то лучше! – Стаффорд стянул с себя штаны. Член похотливого управляющего давно уже был твердым и стоял в позиции без пяти двенадцать. – Ложись!

– Как видишь, это совсем не страшно! – Дрожа от нетерпения, Стаффорд прижал кухарку к холодному склизкому полу.

Вход без сальной смазки был очень болезненным, и к тому же она не собиралась насильнику помогать. Где-то рядом пищали крысы, но Джейн было не до них. Она лежала, глядя на окорока, висевшие под потолком, и ждала, когда же этот кошмар закончится.

“Будет, о чем рассказать приятелям за кружкой эля, – думал негодяй, наконец-то добравшись до самого сладкого, – ишь, какой животик на нашей кухне отрастила!”

– Будешь сопротивляться – до смерти засеку! – Хрипел Стаффорд. – Обвиню в воровстве, или в колдовстве и шериф вздернет тебя на замковом дубе! То-то будет развлечение! Я с удовольствием выпью эля за упокой твоей души, и закушу окороком!

– Дед! – Закричала девушка, чувствуя, как огромных размеров член проникает в заветное место, но насильник заткнул ей рот рукой.

“Не девственница, а ломается-то как в первый раз! – Стаффорд грубо вошел в нежную плоть. – Интересно, кто же ее до меня поиметь успел! Неужели это старый хрыч до нее добрался? Надо бы вбить осиновый кол в его могилу!”

Несчастная, чувствуя внутри себя член насильника, мечтала лишь о том, чтобы весь этот кошмар поскорее кончился, но Сэр Стаффорд был неутомим. Джейн содрогалась от мощных и жестоких толчков, которые наносил вздувшийся член. Стараясь вытолкнуть оружие пытки, ведьма извивалась всем телом, билась ногами об пол. Но страсть мужчины от каждого движения жертвы только усиливалась.

– Совсем обезумела толстопузая девчонка, – подумал управляющий, глядя в огромные, как серебряные шиллинги, перепуганные глаза Джейн. На мгновение озверевшему от похоти мужчине показалось, что зрачки девушки сузились в палочки.

“Я и ведьму оттрахаю! – Подумал он, ускоряя темп.

Вдруг тело его напряглось в последний раз и мгновенно обмякло…

– Так-то лучше! А повесить всегда успеем! Это, впрочем, хорошая мысль!

Он представил себе, как Джейн болтается на веревке между свиных окороков с прокушенным в предсмертной судороге языком.

Несчастной кухарке казалось, окорока под потолком стали раскачиваться в такт раскатам грома и грубым толчкам насильника. Насильник заметил, что темные глаза жертвы остекленели и уставились куда-то в потолок. Странным было то, что она как будто засветились в темноте, подобно кошачьим, а зрачки стали узкими, как палочки.

“Ну, когда же он кончит? – Думала она, забыв предупреждение деда что никто не должен видеть ее глаза вблизи, в полнолуние. А тут как на грех, лунный лучик упал на ее лицо через узенькое подвальное оконце.

«Навалился на меня так, что дышать невозможно! – Джейн решила, что настал ее последний час. – Никто не мне поможет!»

– От стыда и сознания полной беспомощности Джейн расплакалась.

«Будь ты проклят во веки веков!…» – На этот раз она прокляла насильника, глядя в сальные от похоти глаза.

– А теперь, моя хорошая, ты будешь сосать! – Мужчина решил, продлить удовольствие.

– Не надо, прошу вас! – Несчастная кухарка глотала слезы. – Это смертный грех!

Унижение сделалось невыносимым…

“После этого репутация Джейн будет погублена полностью и окончательно! – подумал насильник. – А я получу то, от чего постоянно старалась отказаться моя покойная Альмера! Вообще для строптивых женщин есть только два лекарства: плетка и розги!”

Воля Джейн оказалась парализованной. Душа покинула телесную оболочку, но, повинуясь Инкубу, не торопилась улетать на страшный суд. Женщина показалось, что она смотрит на себя, на все, что происходит, откуда-то сверху…

– Нет! – Джейн стыдливо прикрылась разорванной рубашкой. – Не буду!

“И эта отказываться вздумала, – Стаффорду вдруг очень захотелось высечь строптивую кухарку розгами, да так, чтобы по примеру покойной Альмеры неделю сидеть не могла, но в кладовой ничего напоминающего этот воспитательный инструмент, не было. Зато был кожаный ремень.

– Ты опять за свое? – Сэр Стаффорд взял ремень, намотал волосы Джейн себе на руку и методично начал украшать попку девушки крепкими ударами пряжки. – Я два раза не повторяю! На колени!

Кошмар в виде до боли знакомой дедовской порки, и реального общения с кусачей пряжкой вернулся, добавив несчастной и телесных, и душевных мучений.

– Не надо меня бить! – Джейн, почувствовала, что боль от ударов передается ее ребенку, и тот забеспокоился в животе. – Я все сделаю!

Демонстрируя покорность, встала на колени, и открыла рот. Из прекрасных глаз потекли слезы.

– Вот так то лучше, командовал сэр Стаффорд, – для начала обведи языком вокруг головки. А теперь оближи губы и возьми его в рот. Вздумаешь прикусить – раскрою твой череп здесь же, в кладовке!

Покорившись судьбе, Джейн захватила губами член целиком.

Сэр Стаффорд, не смотря на религиозность, обожал seminen in ore, смертный грех с точки зрения церкви. На этот раз девушка оказалась достаточно умелой для того, чтобы получить удовольствие от вкусного теплого языка и нежных губ. “Укусить не посмеет! – думал он, чувствуя, как язык Джейн прошелся по уздечке. – Она же не самоубийца!”

На складе была тишина, только парочка крыс с любопытством наблюдала за происходящим. Впрочем, были еще свидетели: юный мастер Джон, младший сын сэра Шелли увидев, что Стаффорд пошел за кухаркой в подвал, пролез в тайный ход и теперь подглядывал в дырочку, отчаянно наяривая себя правой рукой. Член подростка напрягся так, что мелко вздрагивал, но никак не хотел выпускать семя. Вторым, незримым, был Инкуб, прервавший все свои дела, чтобы полюбоваться зрелищем.

Слышно было только возбужденное дыхание насильника, да характерные звуки чмокающих губ.

“С тобой, – от Инкуба не укрылось присутствие мастера Джона, – я займусь в самое ближайшее время! И тебе будет уготована маленькая роль в моем спектакле. Ох, подведет тебя дурная кровь предков! Никуда ты от меня не денешься!”

– Забыл заповедь «Не прелюбодействуй», – радовался Инкуб, теперь смертный грех лишил твой крест всей силы, – теперь я доиграю спектакль до конца!

Поглощая отросток, Джейн стала сжимать яички так, как учил покойный дед. “Не для того чтобы доставить тебе удовольствие, а для того, чтобы ты скорее кончил и оставил меня в покое! – Думала она, борясь с искушением дернуть за мошонку изо всех сил. – Убьет, если я это сделаю!”

Воздух в кладовой наполнился запахом похоти, перебившим даже божественный аромат созревающих окороков. Способ покойного Карла сработал. Сэр Стаффорд зажмурился и сладко застонал. Джейн выпустила член изо рта, поперхнулась и закашлялась.

– Дедушка, спаси меня! – взмолилась Джейн, наивно надеясь только на чудо.

– Продолжай! – Сэр Стаффорд был на седьмом небе от удовольствия.

«Наконец-то эта испанка стоит передо мной на коленях! – Сейчас он мстил ей и за неприступность и за кулаки покойного Карла. – Будет о чем рассказать друзьям! Жаль только, что меня опередили, и пари на бочку эля я проиграл! Ничего. Эта сладкая девчонка отработает проигрыш!»

Инкубу, незримо присутствующему в подвале, импровизация с дедом понравилась.

“Пожалуй, только призрака не хватает в моем спектакле, – решил он, – для такого дела можно ненадолго вернуть Карлушу из адского пламени! Пусть за одно полюбуется на успехи внучки! Потом пару сотен лет спустя этот прием будет иметь название у бездарных писателей “Рояль в кустах”! Ну, как ты там, похотливый управляющий, никак еще хочешь? Артист к выходу готов!”

Инкуб мог по праву гордиться новой выходкой. Гром и молнии взбунтовавшейся вокруг замка стихии заменили гром аплодисментов.

Удовольствие насильнику обломал появившийся не вовремя призрак Карла. Вид деда, вернувшегося из могилы, приступ тошноты и боль между ног вызвал спазм челюстей, и Джейн сильно прикусила член сэра Стаффорда, от чего тот заорал как поросенок, пойманный поварятами на заклание демонам чревоугодия.

– Святое причастие! – Управляющий панически боялся привидений, а укушенное мужское орудие тут же потеряло твердость.

– О, Gosh![98] – Такого ужаса сердце замкового управляющего не испытывало никогда. – Пресвятая Троица! Господи, помоги!

“Никакие молитвы тебе, грешнику, не помогут! – подумал Инкуб. – Тут пахнет смертным грехом без покаяния, а мне продвижение по службе!” Из ранки на члене показалось несколько капелек крови.

– Все будете гореть в геенне огненной! Ты, отправишься туда очень скоро! – Призрак испускал холодный, как у Луны, свет.

Он брезгливо посмотрел на управляющего, а потом перевел взгляд на Джейн.

– Деда! – Джейн вдруг стало очень стыдно показывать призраку свое обнаженное тело, хотя при жизни она делала это регулярно.

От вернувшегося с того света покойника веяло жутью и могильным холодом. Юный мастер Джон не на шутку перепугался, наскоро натянул штаны и дал деру из потайной комнаты. “Станы священником, – думал он, – и ни один призрак не сможет жить со мной под одной крышей!”

– Стаффорд, заклинаю тебя адским пламенем, и твоим вечным спасением, – сказал призрак леденящим душу голосом, – выгони ее из замка! Дай ей денег и сделай так, чтобы эта женщина ушла! Иначе через нее осуществится проклятие! И ты, и сэр Шелли погибнут! А тебе, моя юная грешница, – он строго посмотрел на Джейн, – лучше всего уйти в монастырь! Молись за меня!

Призрак исчез. Вместе с его исчезновением кончилась и гроза. Замковый петух, ошалев от радости, закукарекал не вовремя, сократив пребывания призрака в подвале…

– Deus facial salvam benignitatem vestram! – [99] Джейн не стала ждать, когда обмочившийся управляющий придет в чувство, и, подобрав одежду, убежала из подвала. “Петуха завтра в суп отправят, на мои поминки! – подумала она, пробегая мимо птичника. – А сейчас Бегом отсюда!” – На ходу она старалась привести себя хоть в какой-то порядок. “Тут уж не до денег. – Мелькнула мысль. – Быть бы живой!

Похотливый управляющий был труслив, к тому же набожен. Выбравшись из подвала, он побежал доносить сэру Шелли о том, что на кухне работает настоящая ведьма.

Глава четвертая. Сэр Шелли и прекрасная мавританка

В круглой комнате в угловой башне Сэр Шелли поселил свою новую игрушку. Маленькая комната была убрана в мавританском стиле: на полу лежал большой пушистый ковер, шелковые подушки, на стенах висели гобелены, изображающие охоту на львов и единорогов.

Зная, что заморский цветок любит тепло, сэр Шелли не жалел дров на камин.

Два серебряных подсвечника венецианской работы освещали убранство комнаты. Впрочем, ни гобелены, ни ковры не могли скрыть сырых камней и сводчатых потолков старого замка. Однако, не смотря на роскошь, комната больше походила не на обиталище прекрасной девушки, а на тюремную камеру. Сходство с темницей придавали и решетки на двух маленьких оконцах.

Былое предназначение кельи выдавало и ржавое кольцо, ввинченное в потолок с незапамятных времен. Эти стены помнили вопли, мольбы и слезы многих обитательниц этого замка и окрестностей.

– Ну-ка Канчита, хватит бездельничать! – Сэр Шелли был зол как черт: вот уже третий месяц он сидел дома и ждал вызова из Лондона. – Покажи господину, как танцуют наложницы для любимого господина! – Сэр Шелли, статный воин с седеющими волосами, орлиным носом, голубыми глазами, сверкавшими умом и живостью, решил поиграть с любимой наложницей.

Канчита, прекрасная мавританка, живая игрушка сэра Шелли, была стройна, как сосенка. Ходьба босиком с кувшином на голове выработала у девушки грациозную и легкую походку. Кожа, в отличие от бледнотелых англичанок была смуглой и гладкой на ощупь. К такой коже удивительно шел тонкий рабский ошейник из серебра, украшенный затейливой вязью по-арабски: “держи меня крепко, чтобы я не убежала”. Все лицо было невыразимо прекрасно, но лучше всего был блеск черных глаз.

От мавританки пахло совсем не так, как от крестьянок и прочей замковой челяди. Старушка, данная работорговцем в придачу, регулярно мыла ее в корыте, выбривала все волосы и намазывала пахучим маслом.

“Из-за этой девочки я разорюсь на дровах! – Рассуждал сэр Шелли, любуясь танцующей наложницей. – Этот теплолюбивый босоногий цветок нуждается в тепле и… в порке! Хорошо, что я в Испании купил не только ковры, но и замечательный хлыст!”

Наложница, во время танца на ковре сняла шелковое покрывало и осталась в наряде восточной красавицы: зеленые шаровары, бежевую рубашку с короткими рукавами и цветастую безрукавку. Голову скрывало широкое покрывало с кистями. Впрочем, одетой девушка была недолго. Девушка танцевала, покачивая прелестными бедрами, и снимала одну деталь одежды за другой. Оставшись в одном ошейнике, она остановилась, ожидая дальнейших приказаний. К сожалению, на строгом лице хозяине не появилось улыбки. Наоборот, брови нахмурились, а середину лба пересекла глубокая складка.

“Нет, на этот раз он меня не захотел! – Девушка с ужасом смотрела на хозяина и на страшный хлыст в его руке. – Неужели опять меня будут бить? Я же ни в чем не провинилась!

Хлыста она боялась так же, как и здоровая породистая лошадь. Искусно сплетенный из тонких ремешков, длинный и гибкий, он уже не раз украшал ее тело страшными отметинами, что неудивительно: силы у стареющего хозяина убывали, и ему был нужен серьезный повод, острое впечатление для того, чтобы кровь не скисала в жилах.

– Le diable t'emporte, – [100]шептала она, готовясь принять первый удар.

Впрочем, она также хорошо помнила уроки лысого евнуха-работорговца и то, к чему приводит малейшее сопротивление господину. Девушка прошла суровую школу: ученые евнухи и старухи с детства готовили не к работе на кухне, а к тому, чтобы быть усладой для господина, в любой момент готовой выполнить любое желание. Розги и плеть – хорошие учителя покорности и повиновения для молоденьких девушек.[101]

“У меня еще есть шанс!” – Наложница вильнула бедрами, приподняла ладошками маленькие грудки, увенчанные темными сосками, и облизнула губы, надеясь, что хозяин, возбудившись, отложит страшный хлыст, а уж она сумеет сделать так, чтобы он остался доволен.

Много лет назад Канчиту родители продали комиссару по закупке девиц, чтобы расплатиться с недоимками. Обучение девушке на пользу: ни одним жестом она не выдала своего ужаса перед хлыстом в руках господина.

«Ты будешь доволен! – говорил взгляд Канчиты. – Смотри, как красиво мое тело, я готова!» На этот раз соблазнить господина и спастись от хлыста. Сэр Шелли решил разогнать скуку, снять накопившуюся за день злобу, и за одно потренировать твердость руки и меткость глаза.

– На колени! – Приказал хозяин, любуясь ужасом и первыми слезами на прекрасном милом лице.

Гордая осанка изобличала в сэре Шелли смелого и жестокого человека.

– И ко мне!

Канчита безропотно подчинилась. «Я губами работаю не хуже чем телом, – думала она, – может, именно этого от меня добивается господин?»

– Руки вперед! – Сэр Шелли имел испорченную кровь. Со времен сэра Томаса де Брюэна, его далекого предка,[102] всем мужчинам в их роду нравилось унижать и мучить женщин.

– Сегодня мы вспомним, как поступают с провинившимися наложницами в султанских гаремах! – Сэр Шелли связал ей руки и подтянул девушку на веревке к железному кольцу в потолке.

Мавританка, мелко вздрагивая всем телом, вытянувшись в струнку в предвкушении мучений. Уже не раз и не два старушка-служанка лечила следы от побоев на теле девушки.

Хозяин не торопился. Ему нравилось водить рукой по намасленной шелковистой коже, чувствовать, как девушка вздрагивает на привязи.

– Ты кусок мяса! Хоть и вкусный как испанский хамон! – Сер Шелли был не только жесток, но и скуповат, и любил вымещать на беззащитной девушке злобу за “лишние” расходы. – Столько денег за тебя пришлось выложить! На дровах разорюсь!

Веревка тянула девушку верх, но носки касались пола. Это добавляло пытке особую пикантность. Хозяин отошел на шаг и стал намечать места ударов. Для мавританки нестерпимо медленно потянулось время. Она переступала ножками, насколько позволяла веревка и покорно ждала. От предчувствия неизбежного чувствовала легкую тошноту: ожидание наказания – хуже самого наказания.

– Ну-с, сейчас и потанцуем! – Сэр Шелли сладко потянулся и щелкнул хлыстом в воздухе.

Обнаженная мавританка почти висела, подтянутая за руки к кольцу, но ноги мучитель связывать не стал.

– Ишш-ша! – Хлыст змеей шипел в воздухе, набирая скорость.

– Аи! – Наложница почувствовала, как змеиное жало впилось точно посередине ягодиц, дернулась всем телом на привязи и затанцевала танец боли.

Удары наносились без всякого милосердия, и опухшая круглая попка подпрыгивала и жутко дергалась во время каждого обжигающего удара. Девушка подпрыгивала, переступала ногами и извивалась, на сколько позволяла веревка. Под градом яростных ударов все тело девушки сотрясалось подобно телу куклы – марионетки, дикий крик был ответом на каждый удар.

– Хорошо поет, – улыбнулся хозяин, глядя, как на смуглой коже выступила первая полоса. – Вот только хвост лег кривовато! Надо еще тренироваться!

Хозяин не торопился и ждал, пока прыжки от боли пройдут, и девушка вновь вытянется на веревке, и продолжил экзекуцию.

– Шурш-ша!

Гибкий хвост охватил девушку чуть ниже грудей, на секунду задержался и отскочил, оставляя после себя вздувшуюся полоску. Девушка и отчаянно визжала, принимая “подарки” хозяина. Полосы ложились с интервалом в дюйм. Хозяин не торопился, после каждого удара он ждал, пока наложница успокоится, а потом раскручивал хлыст над головой и со щелком опускал его на нежное тело.

– Пощадите! – Наложница крутанулась на веревке, и повернула к господину залитое слезами лицо.

Вид молоденькой девушки, привязанной за руки, мог разжалобить кого угодно, но не сэра Шелли.

– Пожалуй, те сегодня плохо танцуешь! – С этими словами он так ловко вытянул Канчиту хлыстом, что гибкий хвост два раза обернулся вокруг правой лодыжки наложницы, и при рывке рукоятки назад, оставил багровые полосы.

От такой неожиданной боли девушка подпрыгнула на левой ноге и стала отчаянно дрыгать правой ногой, комично сгибая ее в бедре и колене.

– Шурш-шу! – Хлыст восьмеркой раскрутился над головой сэра Шелли и впился чуть ниже ягодиц Канчиты.

Под воздействием сильнейшей боли пронизывающей все тело, ягодицы мавританки инстинктивно сжимались и разжимались, словно стараясь хоть таким образом облегчить пытку. Когда витой кончик хлыста врезался в измученную плоть ягодиц, их, кажущееся похотливым, движение всякий раз невольно обнажало потаенное местечко, словно распускавшийся в центре сотрясающихся, исполосованных полушарий.

– Вот так то лучше! – Сер Шелли прицелился, чтобы угостить девушку еще раз, но тут развлечение было прервано появлением управляющего. Только сэру Стаффорду позволялась такая вольность в память о прошлых заслугах.

“Хороша у хозяина игрушка, он окинул взглядом висящую на веревке девушку, – только на мой вкус худосочна!”

Девушка на веревке отвернулась и зажмурилась. Было ужасно унизительно висеть голой, выпоротой, да еще и в присутствии постороннего мужчины.

– Хозяин, в нашем замке завелась настоящая ведьма! – Управляющий прикрыл за собой дверь. А сейчас она из замка сбежала.

– А ты куда смотрел? Господин, так обрадовался, что закинул хлыст в угол, почему не поймал?

– Она и меня околдовала! Хорошо, что я сумел развеять чары молитвой!

– Ладно! Поймаем и накажем! Испанцы обожают жечь ведьм на костре. А ты вполне уверен, что ведьма настоящая?

Сэр Стаффорд принялся рассказывать о том, как блудливая девица, дочь покойного повара, с помощью колдовства и приворотного зелья умудрилась соблазнить всех замковых слуг и нагулять живот. Теперь она еще и вызывает призрак своего деда, а тот грозится страшными проклятиями!

Мавританка жалобно всхлипывала, подвешенная на веревке. “Не повезло девушке! – наложница, неплохо усвоив язык хозяина, поняла, о чем идет речь, и вспомнила костры на площадях испанских городов. – Меня-то высекут, а ее казнят!”

– Немедленно в погоню! – Сэр Шелли забыл о Канчите в предвкушении нового развлечения.

“Честное слово, этому управляющему надо романы писать! – подумал Инкуб. – Но в соавторы я его не возьму. Врет как заправский проповедник!

– Значит так, берем веревку, факелы и лучших лошадей – Приказал Сэр Шелли. – Я сам устрою ей суд по праву сеньора!

Тут несчастная наложница подверглась еще одному мучительному испытанию. В комнату прибежал юный мастер Джон. Увидев такую замечательную картину, он даже забыл, зачем пришел. Он не мог оторвать взгляда от стройных ножек, тонкой талии над округлостью бедер и восхитительных украшенных следами от хлыста, тугих ягодиц.

Сама мавританка была всего лишь двумя годами старше сына хозяина. С первых дней пребывания в замке она ловила на себе его похотливый взгляд, а теперь она весела перед ним совершенно голая. Мало того, сэр Шелли, хоть и был ревнив, даже не сделал своему сыну замечания и не выгнал из комнаты. Видимо голова рыцаря была слишком занята предстоящей охотой.

– Папа, – возьми меня с собой, – ныл мастер Джон, оправившись от первого впечатления, – я тоже хочу ловить ведьму!

Тогда, любуясь на пикантное зрелище в кладовке, он от страха описался, как маленький мальчишка, и теперь мечтал поквитаться с Джейн за это.

– Мал еще! – Папа был строг с младшим сыном. – Сиди дома, читай молитвы, раз меч на тренировках улетает из твоих рук как птица у нерадивого птицелова! Куда тебе ведьм ловить, недоносок!

Впрочем, мастер Джон, хоть и не проявлял себя в ратном искусстве, но рос latro famosus[103], и был неоднократно порот отцом и воспитателями, но на этот раз решил отца послушаться.

– Далеко Джейн уйти не могла! – сэр Стаффорд решил загладить свою вину и выслужиться перед господином. – Единственная дорога ведет через лес, беременная далеко не уйдет, если только демоны Ада не помогут!

«Демоны ей конечно помогут, – подумал Инкуб, но немного позднее, – сейчас у меня тут наклевывается очень интересное дельце и еще один крутой поворот сюжета! Давненько я не губил столько душ сразу!»

Сборы были недолгими. Охотники поучаствовать в охоте на настоящую ведьму сыскались быстро. Все они хорошо помнили неприступность Джейн и крепость кулаков покойного Карла, а некоторые успели, и получить по уху кочергой. Настал час возмездия!

– Benedicite, mes filz![104] – Сэр Шелли возглавил охоту. Ему не терпелось развеять замковую скуку и вдоволь потешиться. – За повешенную ведьму нам спишутся если не все грехи, то половина уж точно!

– И оставшихся хватит на вечные муки! – Инкуб задержаться в замке, чтобы проследить за грехопадением юной души. – А я помогу проклятию моей жены-дочери вступить в силу!

Хозяин замка допустил огромную ошибку: не помолился, как следует перед дорогой.

– Laissez aller![105] Пусть едут! – Франц. Стражник, выпустив из ворот кавалькаду охотников, перекрестился и стал молиться.

Джон заметил, хлыст в углу и то, что папа забыл приказать снять наложницу с веревки. Инкубу оставалось совсем немного, чтобы погубить навсегда юную душу.

“Смотри, папа уехал, оставил хлыст и голую девушку в полное твое распоряжение! – Инкуб, взял мастера Джона под локоть и продолжал нашептывать искусительные речи. – Ну, ты настоящий мужчина или нет? Или, может быть, ты не знаешь, что делать?”

Кончики ушей мастера Джона, которому Инкуб внушил такие грешные мысли, стали рубиновыми от смущения.

– Только бы мой отец, скучавший в замке без ратных и дипломатических дел, – мастер Джон обошел вокруг девушки и по-хозяйски потрогал круглые груди, – обрадовался возможности поймать и казнить ведьму и забыл о тебе! Охота за женщиной куда интереснее, чем охота за зверями! А мне… Мне и тут будет, чем заняться! Канчита, тебе нравится висеть на этой веревке. Клянусь святым распятием, у тебя очень соблазнительный вид!

– Мастер Джон, – из глаз девушки потекли слезы, – пожалуйста, снимите меня с кольца!

– Снять с кольца еще успею! А вдруг папа вернется? – Мастер Джон прислушался к затихающим крикам. – Уехали! А теперь настал мой черед!

“Не телись, пользуйся моментом!” – шепнул Джону Инкуб искуситель.

Мавританка с ужасом смотрела на сына хозяина. Намерения отпрыска обещали ничего хорошего.

– Вот это тело! – Мастер Джон тяжело дышал, его сердце билось сильнее, чем во время самой суровой отцовской порки.

Он понимал, что если папа вернется, быть ему высеченным, но искушение было слишком велико. Впервые в жизни он видел совершенно голую женщину так близко, и мог прикоснуться к любому местечку на ее теле.

– Клянусь распятием! – крикнул он, сжимая груди ладонями. – Какая медовая! Приятные грудки, небольшие, но как хорошо в руку ложатся. Да и сосочек замечательный. Вот как твердеет и набухает!

Девушка покраснела от стыда гнева, и в темных глазах сверкнула ненависть, смешанная с испугом. Наигравшись с грудями мастер Джон левой рукой схватил девушку на попу, а правой пощекотал между сдвинутых ножек, пробираясь снизу вверх к потаенному местечку, мечте любого мужчины.

«Женщина в полной твоей власти! – шептал Инкуб Джону, – так пользуйся! Она ничего папе не скажет, это не в ее интересах! А тебе разве не хочется?»

«Нет! – Мавританка сжала бедра, но мучитель и не подумал убирать руку.

– Вай Алла, – сквозь слезы женщина увидела рогатую тень с перепончатыми крыльями! Демон Ада и здесь! Я погибла!»

– Не демон, а Инкуб! – услышала она тихий шепот. – И я не за твоей грешной душей пришел, а за душонкой этого юнца. Поможешь? Оставлю в покое! А если нет – утащу в преисподнюю!

– Да! – Сейчас Канчита была готова на все, а Инкуб сделал предложение, от которого невозможно отказаться, особенно, если висишь голая на веревке.

“В конце концов, папа не запрещал мне этого делать! – Мастер Джон, поняв, что все уехали, стал неторопливо ощупывать нежное тело, включая самые укромные уголки. – Хорошо ее папа пробрал! С чувством, с толком, с расстановкой!”

– Развяжи меня, пожалуйста! – тихо сказала она и посмотрела на юношу так, как могут смотреть женщины, понимающие силу своей красоты. – И меня вот-вот отвалятся руки!

“Бесполезно звать на помощь, когда хозяин уехал, а чудовища стоят рядом, – решила она, – значит, надо самой о себе позаботиться!”

Мастер Джон, подталкиваемый Инкубом, осмелел, так же, как любой подросток, чувствуя свою безопасность и близость вкусного женского тела. Ему, как младшему сыну по закону майората не светило ничего из отцовского наследства: старший брат получит и замок, и земли, а ему – или в наемники к богатому сеньору или в монастырь! Не велик выбор, а тут такая возможность получить хоть что-то!

– Какая же ты сладкая! – Ладонь юноши прижалась к горячему выбритому лобку. – А папочка, похоже, забыл хлыст!

Мастер Джон решил изучить тело девушки вдоль и поперек. Не откладывая этого намерения далеко, он принялся ощупывать мавританку между бедер.

“Как трепещет, как вздрагивает ее тело! Как вкусно она пахнет. Горячая, как камин! Не удивительно, что папа в постель ее с собой кладет! Никакой грелки не надо. Интересно, почему вдруг у нее груди набухли и встали торчком? – Джон почувствовал, как у него вдруг нестерпимо зачесались руки. – А может, ей это просто нравится? Нет! Женщина должна знать свое место!”

Мастер Джон обозрел разукрашенную наготу нежных ягодиц. Полный решимости юноша медленно поднял хлыст…

Парню отчаянно захотелось продолжить папину работу, а плотом воспользоваться мавританкой так же, как это делал сэр Стаффорд с Джейн. Останавливало лишь одно: за подобные игры сэр Шелли мог запросто всыпать сыночку розог, не таких певучих как хлыст, но весьма болезненных.

– Ну, я думаю, что нескольких лишних полосок он просто не заметит! – мастер Джон взвесил хлыст в руках и прицелился.

Увидев эти приготовления, мавританка стала лопотать что-то на своем языке, уговаривая Джона не делать того, что он собирается.

– Не надо! – Сказала она по-английски, и зажмурилась.

Юноша держал наложницу на вершине боли почти все двадцать секунд между ударами, а затем наносил новый варварский удар, возводя на новый пик.

– Шш-ш!

Девушка подпрыгнула в бесплодной попытке защитить живот от жалящих ударов, ноги заплясали танец боли.

– Да, такой инструмент стоит арфы и барабана! – Мастеру Джону не хватало искусства отца, и хлыст пересек ягодицы наискось. Змеиный кончик впился в нежную кожу на бедре, прибив ее до крови.

Наложница дернулась, взвизгнула и затанцевала на привязи.

К девятнадцати мучительным ударам, нанесенным отцом по беззащитным ягодицам, на которых почти не осталось живого места, были добавлены еще восемь жестоких ударов. Мастер Джон сек неумело, но сильно, чаще попадая по нижней части истерзанных ягодиц и бедрам несчастной, да так, что от них отделялись мелкие кусочки кожи.

«Из мальчика выйдет толк! – Инкуб любовался его работой. – Пожалуй, я подожду забирать этого юного грешника в Ад! Он поможет мне отправить туда не одну душу!»

С каждым визгом жертвы, с каждым щелчком кнута Джон все больше и больше входил во вкус. Теперь удары наносились без всякого милосердия, и опухшая круглая попка мавританки подпрыгивала и дергалась в такт пений страшного воспитательного инструмента. Тело женщины сотрясалось подобно телу куклы – марионетки, дикий крик отчаяния и боли дополнял музыку хлыста.

Кровь в жилах мастера Джона была горячее, чем у отца. От каждого крика, от каждой судороги молодого красивого тела, от каждой капельки крови, член становился все тверже и тверже. Уже после девятого удара он понял, что еще немного и все закончится пятном семени в штанах.

«Хватит, – подсказал Инкуб, – а теперь покажи ей наследственную гордость всего вашего семейства!»

И без совета монстра паренек понял, что надо сделать.

– А теперь, будь умницей! – Как у любого мужчины в то время, на поясе у Джона висел нож.

Острое лезвие перерезало веревки, и обессиленная девушка упала на ковер. Руки, затекшие от долгого подвешивания, онемели и не хотели слушаться.

Мастер Джон лихорадочно стаскивал с себя штаны. В его душе что-то изменилось раз и навсегда. Девушка растирала кисти рук и думала о своей участи. То, что сейчас произойдет, вполне можно было себе представить. Она была почти благодарна Джону за то, что он прекратил порку, и снял с кольца…

«Хозяин как вернется, запорет меня до смерти, – подумала она, – а тут еще Инкуб требует погубить душу Джона!»

Мастер Джон тяжело дышал, суетился и никак не мог найти дорогу.

«Да он же девственник! – поняла мавританка и зажмурила глаза, чтобы не видеть Инкуба. – Вот чем мне не приходилось никогда заниматься, так это лишением невинности мальчиков, да еще под присмотром демонов Ада! С каким удовольствием я отправила бы и его и самого сера Шелли в гости к Аллаху, но тогда жизнь моя не будет стоить и фартинга!” Мавританка была весьма опытной в любовных забавах женщиной. Нежные пальчики девушки помогли сэру Джону найти путь.

– Твой хозяин не вернется никогда, – пообещал Инкуб Канчите, – и теперь и только от тебя зависит, что сделает юный наследник с тобой в самом ближайшем будущем. Советую ему понравиться! Насколько я понимаю, ты знаешь толк в том, что католики считают смертным грехом? Так покажи мальчику, что умеют делать восточные женщины!

Девушка подчинилась и тонкими пальчиками направила член Джона себе в потаенное место.

– Ой! – Мастер Джон почувствовал, как завернулась крайняя плоть, и почему-то стало немного больно.

– Ну, же! – Лежащая на спине девушка согнула в коленях ноги и пятками вдавила его в себя.

«Мастер Джон вовлек меня в грех, – думала мавританка, – принимая в себя огромный член, – мне нужно подумать о своей бессмертной душе, но и о смертном теле тоже!»

– Я сделал это! – Мастер Джон начал лихорадочно двигаться. Ожесточенно вдавливаясь в нее, озверевший юноша всей грудью ощущал хрупкость нежного создания из далекого юга.

– Не спеши, – тихо сказала мавританка в красное ухо Джона, – кончишь слишком быстро!

– Выпорю, – хрипел от удовольствия мастер Джон, – рабыня не должна указывать господину, что делать!

И тут все кончилось настолько неожиданно быстро.

– Ох! – Мавританка простонала, но не от удовольствия, как подумал неопытный любовник, а от боли в истерзанном теле.

«Тут все путем![106] – подумал Инкуб. – Пора разбираться с Джейн! Засиделся я тут с молодежью!»

«Канчита, Инкуб не спешил уходить, – очень скоро твой хозяин отправиться во владения моего господина, где уже давно приготовлен котел с кипящей смолой, то, что он вытворял с тобой, тоже зачтется! А сейчас облегчи юноше страдания! Окуни его в мир грехов!»

Странное дело, лицо юной мавританки неуловимо и непостижимым образом прояснилось и даже озарилось отблеском какого-то торжества, но она быстро потупила смущенные глаза. Рабыня должна знать свое место, если не хочет получить наказания.

– А теперь, позвольте ничтожной рабыне помочь такому замечательному члену вновь обрести твердость? – Мавританка прикоснулась к мошонке мастер Джона губами. – Думаю, вам понравится!

– Приступай! – Джон растянулся на ковре, предоставляя инициативу мавританке. В этот момент он забыл проповеди святых отцов о недопустимости такого рода игр, о том. Что на исповеди придется каяться в этом грехе, а потом терпеть строгую епитимью. Он был счастлив так, как бывает, счастлив неопытный мальчик в объятиях умелой красавицей, познавшей искусство страсти.

Какие мысли крутились в голов мастера Джона, пока он пользовался папиной игрушкой, в конце концов, не интересно.

Как к любой опытной женщине, которая лишает невинности мальчика, он проникся к мавританке благодарностью, впоследствии переросшей в страсть, что, однако не мешало ему время от времени пользоваться отцовским хлыстом, а потом и продать.

Глава пятая. И жизнь, и смерть

Луна, как на грех, спряталась за тучами. Джейн бежала по знакомой дороге, задыхаясь от приступа тошноты. Живот мешал дыханию. С неба сыпался противный дождик, промозглая сырость забиралась через шерстяную ткань. Лес, такой знакомый вдруг преобразился. «Если поймают – болтаться мне в петле!» Казалось, каждое дерево намеревалось схватить и растерзать беглянку. Джейн было тяжело: время перед родами не лучшее для передвижений бегом по ночному лесу. За каждым деревом ей чудились волки.[107]

Декорациями к новому действию пьесы Инкуб мог бы по праву гордиться. Лесную поляну окружили деревья и кусты. Лучшего места для расправы над женщиной просто не придумать.

– Эй, ведьма, постой! – Услышала она позади себя топот копыт пьяные голоса. Сri de guerre![108]

Куда же ты? – Услышала Джейн строгий голос сэра Шелли, – у нас сейчас только начинается веселье!

При свете факелов девушка казалась прекрасной лесной девой, застигнутой врасплох похотливыми сатирами.

– Сuree, arbor, nombles![109] – Кричали охотники вслед за хозяином. – Затравим как оленя!

Джейн ускорила бег, но споткнулась и упала. Охотники спешились, подняли и стали срывать с нее одежду. Старая материя затрещала по швам. Джейн закричала, за что получила страшный удар по лицу и на миг потеряла сознание.

Очнулась, она засмеялась злым, пронзительным смехом, больше похожим на шипение, на лесной поляне.

– Ведьма! – слуги повалили несчастную Джейн на траву.

– Дайте мне факел! – Сэр Шелли поднес огонь ближе к жертве. В мерцающем свечении он увидел стройное тело, большой живот, кругленькие грудки, увенчанные большими темно-вишневыми сосками, и густую лохматую лощину, обещавшую блаженство рая тем, кто разведет очаровательные стройные ножки.

– Vae victis![110]

– Честное слово, хороша чертовка! – Ухмыльнулся сэр Шелли, глядя на то, как Джейн, бьется в руках охотников как затравленный зверек. – Сэр Стаффорд считает, что ты растолстела, кушая разносолы с моего стола! Похоже, что он был не совсем прав!

Живот, с точки зрения простых нравов той поры, ничуть не портил ее красоты, наоборот, добавлял развлечению дополнительную пикантность.

– Отпустите меня! – Она почувствовала прикосновение грубых рук, охотники тяжело дышали, от них пахло чесноком и элем. – Что я вам сделала?

Ответом был смех охотников.

– Давно ее вздернуть надо! – Сэр Стаффорд был рад выслужиться перед хозяином.

Злости ему добавляли блохи под рубашкой, решившие отобедать хозяином во внеурочный час, благо тот вспотел от похоти и от погони.

Бедняжка, оставшись голой, попыталась прикрыться, но цепкие руки вмешались, с силой разведя ее руки в стороны. Единственное, что она смогла сделать, так это поджать под себя ноги, что совсем не понравилось Шелли.

– Растяните ее! – Приказал он, дрожа от возбуждения. – Сейчас я воспользуюсь своим правом сеньора!

– Я вольная! – Захрипела женщина.

Слуги, смеясь, тут же развели ноги в стороны, открывая взору господина темный вход.

На четыре кола ее! Мой предок, сэр Томас де Брюэн, мог бы мною гордиться!

– Нет, не надо! – Кричала Джейн, отчаянно мотая головой, пока охотники вбивали в землю колышки, и привязывали ее к ним за руки и ноги[111].

Теперь Джейн оказалась полностью открытой насилию. От пережитой боли и унижения она не сразу почувствовала холод осенней ночи.

– Ишь распелась, – слуги закрепили веревки, и отошли, любуясь растянутым траве телом.

Джейн с ненавистью посмотрела на мучителей так, что у них по спинам поползли мурашки. “А вдруг она действительно ведьма? Сузившихся в палочки глаз никто, кроме сэра Стаффорда не заметил” – Для поднятия боевого духа понадобилась еще одна бутылка эля. Зато ее почувствовали охотники, желающих после хозяина отведать вкусной добычи. Они, чтобы не замерзнуть, и сложили костер на поляне из факелов и добытого тут же хвороста.

– Хороша девка! – Шелли обошел вокруг, что бы полюбоваться полученным натюрмортом с разных ракурсов. – Факт, стоит ее попробовать! В конце концов, сигнал “Mort”[112] успеем сыграть и чуть позднее.

«Каким бы не были у тебя глазки, жить тебе осталось недолго, – Сэр Стаффорд, чтобы ускорить процесс, успел приготовить петлю и выбрать на краю поляны дерево с подходящим к случаю суком, – вот это дивное пеньковое украшение послужит хорошим подарком для ведьмы!»

– Истребить ее надобно! – Управляющий подергал за узел, проверяя ее на прочность, – вздернуть на суку, как ведьму! Будут болтаться как окорок на балке! Это, конечно, не наш проверенный дуб, но сойдет!

– Правильно! – Согласился сэр Шелли. – Но чуть-чуть позднее!

В мерцающем пламени костра обнаженное тело женщины казалось прекрасным и зловещим одновременно. Факт, им в руки попалась настоящая ведьма! Посетовав на то, что в их век инквизиция в Англии практически сошла на нет, и все приходится делать самим, наилучшим, проверенным и надежным способом он счел повешения.

Вышедшая из облаков полная Луна освещала место казни.

– Нет! Нет! Не надо!!! Умоляю Вас!! – запричитала она, пуская слезы. – Милосердия!

Охотникам осталось соблюсти лишь совсем небольшие формальности. По принятой тогда юридической практике женщина должна была сама признаться в том, что она ведьма, и при этом можно было применять любую пытку.

По рецепту из “Молота ведьм” насильники решились попытать Джейн перед казнью. Она, глотая слезы, смотрела на своих мучителей, срезающих с березы длинные прутья. С этим инструментом воспитания, принятым в те времена, ей пришлось встретиться впервые.

– Жаль, что не моченые, – Сэр Шелли решил позабавиться сам и свистнул пучком прутьев в воздухе, – ничего, и такие сойдут! Слишком быстро собрались и забыли с собой захватить из замковых припасов!

Джейн вздрогнула, увидев, какой подарок приготовили мучители для ее тела. “Может, снова позвать деда?” – подумала она, но тут на бедра обрушился первый удар.

– Ай! – Джейн вздрогнула от жалящей боли и жалобно закричала.

Мучители рассмеялись. Сэр Шелли вспотел, его длинные волосы растрепались. Давненько в замке не было такого развлечения.

“Дедушкин ремень был просто нежной лаской, – успела подумать ведьма между ударами. – Звать его бесполезно!” – Под ударами сильного мужчины, Джейн начала орать в голос.

– Не просто так в Библии упоминается розга, – сэр Шелли любовался своей сноровкой: уже от первого удара на бедре вспухли красные полосы, а в месте касания кончиков прутьев выступили первые капельки крови.

– Так ее! – Веселились охотники. – По лощине ее, по лохматой! – Сознавайся, что ты ведьма, если не хочешь умирать долго и мучительно! – Мужчины, пользуясь беспомощностью жертвы, решили поглумиться над ней.

Первая кровь лишь сильнее раззадорила мучителей, а вздрагивающее тело молодой женщины вселило в них похоть.

– Мы и без инквизиции способны устроить аутодафе! – услышала она довольные голоса.

Второй удар пришелся прямо по поросли густых волос внизу живота. Третий снова достался бедрам.

– Клянусь распятием, сейчас она сознается! – Сэр Шелли наслаждался каждой судорогой, каждым криком, каждой капелькой крови. – Никуда не денется!

«Свою мавританку я забыл снять веревки, – подумал он, – ничего, повисит – поскучает!» Он и подумать не мог, что любимая наложница сейчас учит его сына искусству восточной любви. Сейчас перед ним была голая ведьма, и развлекаться с ней было куда интереснее, чем с покорной рабыней. Тем более что впереди ждала потеха с повешением.

Джейн орала от боли, а палачи уже вошли во вкус. Все новые и новые полосы вспыхивали на животе и грудях.

– Спасите! – Девушка мотала головой и брызгала слюной, орала, но это, похоже, только еще больше заводило палачей. – Да, я ведьма! Я беременная ведьма!

Ребенок в животе женщины шевелился и отчаянно сучил ножками. Из глаз Джейн брызнули слезы.

– Надо же, созналась! И слезы из глаз текут! А в книге Яков Шпленгер говорит, что ведьмы не могут плакать и чувствовать боли! – Услышала она голос сэра Шелли. – Пока хватит!“ По нашим английским законам беременную казнить нельзя! – подумал он. – Придется увести ее в замок и позвать к ней повитуху! Жаль, что придется удовольствие отложить, но все остальное мы проделаем!” Джейн не знала, что придумал сэр Шелли, она просто обрадовалась передышке.

“Я видела, как вешали воровку, – подумала она, – по крайней мере, это будет быстро!” Ее тело, казалось, смирилось с тем, что в самом скором времени оно расстанется с душой, но ребенок все активнее просился наружу. Новая жизнь не хотела умирать вместе с мамой.

– Какие красивые полоски на коже! – Сэр Шелли любовался добычей. – Она будет великолепно смотреться в петле! Надо будет вздернуть ее голышом! Охотники подбросили хвороста в огонь и запели старую балладу:

Джейн закрыла глаза и почувствовала на себе тяжелое тело. Посыпались одобрительные возгласы. “Похоже, я скоро рожу! – женщина стонала и тихо всхлипывала, не в силах ничего произнести. – Неужели мне придется родить ребенка здесь, на траве? А, может раньше успеют вздернуть?

Тут ей повезло: от пережитой боли она просто потеряла сознание.

– Скисла ведьма от розог! – Сэр Шелли швырнул прутья в сторону. – Ничего, сейчас она очухается! Клянусь святым Георгием! У меня тут есть в штанах прекрасное средство! С радостной улыбкой мужчина задвинул огромный лоснящийся потом член.

– А призрак, похоже, не совсем соврал в своем проклятии! – Подумал сэр Стаффорд. – И почему у меня не стоит? Придется пропустить свою очередь. Факт, надо ее вешать, и чем быстрее, тем лучше!

– Нет! – Очнувшись, она заорала так громко, что слышно было, в другом конце леса.

Выглядела Джейн жалко, как загнанный в угол зверек. Чувство жалости палачи не испытывали…

“Зачем терзать себя, если мучить ведьм весьма богоугодное дело? – Подумал сэр Шелли. – А если она не настоящая ведьма? Впрочем, лично мне это абсолютно не мешает!”

И начал методично загонять “дьявола в Ад”. Влагалище, хоть и разработанное двумя мужчинами, плотно обхватывало член, вспомнивший боевую молодость.

– Поехали! – с победоносным криком, сэр Шелли крепко ухватился руками за груди, и изо всех сил пошел на штурм, с силой входя в горячую глубину до самого корня.

Ребенок в теле Джейн суетился, и бил ножками. Сэру Шелли достались удивительные ощущения. Шейка матки стала постепенно раскрываться и головка члена при каждом качке упиралась в голову ребенка.

– Толи еще будет! – Веселились охотники, помогающие держать Джейн. – Ишь, какой член у нашего хозяина! Прямо как у быка!

Впрочем, измученная женщина не прислушивалась к шуткам насильников. Плод в чреве стал ворочаться и явно собирался выбраться на свет. От двойной боли, снаружи и изнутри, она вскрикнула и застонала.

Член с каждым качком двигался все легче, а ход становился шире и короче. Влагалище укорачивалось, расширялось, готовясь пропустить ребенка. Насильник не знал женской физиологии, он чувствовал, как тело ведьмы вырабатывало смазку, облегчающую толчки.

Охотники, ждущие своей очереди, любовались тем, как тело вздрагивает под бешеным напором, голова как маятник мотается из стороны в сторону, в такт ударам.

– Кто следующий? – Получив удовольствие, насильник встал и предложил Джейн всем.

Член сэра Стаффорда, не так давно укушенный, отказался служить своему господину и тот уступил свою очередь другому охотнику. Тот, подхватив ее одной рукой за длинные волосы, намотал их на руку, чтобы удобнее, и еще сильнее входить в горячую глубину. Тут ведьме повезло: насильник слишком перевозбудился, и все закончилось очень быстро.

– Когда жилистые руки третьего охотника сжали груди, и выдавили из них несколько былых капель, ведьма испустила вздох боли, на который он не обратил никакого внимания. – Все равно ее душа отправится в Ад! Его взгляд был прикован к ложбинке, где в глубине, укрывался сморщенный коричневый цветок.

– Ну, моя лошадка, покатаемся? – Он с силой потянул волосы на себя.

Короткое и широкое влагалище не понравилось охотнику. “Пойду другим путем, – решил он, – Это с приличной девушкой церковь осуждает, а с ведьмой все можно!”

– Ой, – от дикой боли в кишке она резко вздрогнула, а насильник заржал от удовольствия, продолжая с силой тянуть на себя волосы.

– Ооох! – выдохнула она, поняв, что насильник засадил в попу!

– И чего с ней церемониться? – Пахнущий чесноком мужчина крепко взялся за дело.

Он стал нещадно разрабатывать тугое колечко, под одобрительные возгласы зрителей.

Женщина, дернувшись на колышках, прикусила зубами нижнюю губу. Насильник брал ее грубо и беспощадно, а ребенок собирался вот-вот выйти наружу.

– Боже, какая же она тугая! – Ухмылялся насильник, всаживая набухший член по самую рукоятку. – Хороша чертовка! Уф!

Чуть отдышавшись, парень рывком вышел из нее.

Тут девушку ждало еще одно унижение: жидкость потекла из измученного влагалища. А насильникам показалось, что она описалась.

– Mort de ma vie![113] – Все ведьмы обсыкаются перед казнью! – веселились они, глядя, как насильник пытается вытереться. “Это же у меня отошли воды! – Джейн вспомнила рассказы опытных женщин на замковой кухне. – Неужели мне придется родить здесь и сейчас?”

Она понимала, что ждет ее петля, и что пощады не будет.

– А теперь моя очередь! – Третий слуга нетерпеливо развязывал штаны.

С ним несчастной жертве снова повезло: эффект всего вместе взятого тела, долгое ожидание своей очереди, предвкушение лютой казни – заставило излиться всего через пару минут.

– Нет! – Под четвертым толстяком она корчилась, ерзала, и плакала, со свистом втягивая воздух.

– Тьфу, гадость, какая! – насильник встал и брезгливо поморщился. Пока он получал удовольствие и давил на огромную матку, головка ребенка опустилась, и надавила на прямую кишку. Ведьма банальным образом обкакалась.

Оскорбленный таким поведением жертвы и хохотом приятелей, во главе с сэром Шелли, насильник хотел уже пнуть Джейн носком сапога, но тут всей компании стало не до смеха.

Глава шестая. Охота на охотников

“Однако я не хочу, чтобы моя любимая Джейн отправлялась в Ад так быстро, – подумал Инкуб, враг рода человеческого, расправляя перепончатые крылья, – она должна родить мне наследника, а потом поможет мне совратить не одну невинную душу! А вот то, что мне надо!”

На цепи сидел и выл на Луну огромный лохматый и к тому же голодный замковый пес.

– – Etiam, Domine, miserere mei![114] – Привратник решил, что перепил крепкого эля, полученного от кухарки в качестве платы за выход из замка в неурочный час, когда увидел, с какой легкостью пес порвал тяжелую цепь и бросился к воротам.

Глаза зверя горели адским пламенем, а из пасти капала на землю слюна. Из головы стражника выветрился весь выпитый накануне хмель.

– Domine, propitius esto mihi peccatori.[115] – Стражник безропотно открыл ворота и осенил себя крестным знамением. – Не трогай меня, собачка! Ну, съел я твое мясо! Но что поделать, надо же было заесть этот проклятый эль, а я не привык к постной пище!

Псу не захотелось сводить со стражником счеты: впереди было слишком много дел, а он итак слишком задержался, с мастером Джоном и мавританкой.

– Чует сердце мое, эта ночь не доведет до добра! – Стражник покинул пост, чтобы срочно облегчиться. – Экое чудо побежало в лес, наших охотников догонять! Впрочем, хозяин уехал, управляющий вместе с ним, а инициатива в нашем королевстве наказуема. Да спасут меня святые угодники! Никому сообщать не буду!

«А теперь главное успеть, – думал Инкуб, вселившись в тело собаки. – Не впервой мне вселяться в этих четвероногих! Сейчас мы сыграем еще один акт пьесы suadente Diabolo![116]

Надеюсь, что эти флегматичные англичане не столь скоры на расправу, как испанцы! Мне сегодня предстоит веселая ночка!»

Впрочем, молитва стражника сыграла с ним злую шутку. В лапу заколдованного пса впилась колючка, и Инкубу пришлось с ней долго возиться.

“Надо было кончать стражника! – Думал он, зализывая рану от занозы. – Ненавижу богомольцев! Ничего, успею! А вот и их лошадки. Как говорят театралы, автора на сцену!”

– Ну что, отродье Сатаны, помогли тебе темные силы? – веселились охотники, глядя, как вертится на четырех колах несчастная жертва. – А у нас все веселье впереди! Даром что ли сэр Стаффорд свил петельку?

И тут всей компании стало не до смеха. Лошади, привязанные на краю поляны, порвали ремни и словно взбесились: не глядя под копыта, они понеслись в лес, растоптав одного из охотников.

Из темноты к костру выскочил огромный пес. Тут же его челюсти сомкнулись на шее сэра Шелли. В миг установившейся тишине было слышно, как хрустнули позвонки. Шелли упал на землю, не успев произнести ни одной молитвы, и умер без покаяния и отпущения грехов.

«Вот оно, родовое проклятие! – поняла ведьма. – Все мужчины в роду умирают страшной смертью!»

Инкуб не без удовольствия посмотрел, как дежурные черти прибрали в Ад грешную душу хозяина замка.

«Вот и пришел мой звездный час! – подумал Инкуб. – Я знал, что моя дочь и жена поможет пополнить преисподнюю душами грешников! Ради этого ее можно подложить под кого угодно! Цель оправдывает средства, а я к тому же абсолютно не ревнив!»

Пес посмотрел на остальных и облизнулся. Насильников парализовало от ужаса: с клыков чудовища капала кровь, а глаза, казалось, светились адским пламенем. На залитой кровью поляне лежало уже два изуродованных трупа: из черепа охотника, расколотого конским копытом, вытекали мозги, а голова сэра Шелли почти отделилась от тела.

«И без плахи лишился головы! – Сэр Стаффорд понял, что проклятие ведьмы вступило в силу, и теперь вслед за хозяином должна наступить его очередь. – Боже, спаси меня грешного!»

Молитва черную душу грешника не спасла: тот пытался спасти свою жизнь, но мысль о покаянии даже не пришла в голову, поэтому вместо серьезного вреда. Инкуб почувствовал только укус блохи. Пес переступил труп и повернулся ко второму охотнику. Задние лапы, как пружины, бросили его через пламя костра на шею врага. Рывок мордой, и кровь брызнула фонтаном.

– Святые угодники, помилуйте нас! – Третий застыл на месте. – Изыди, порождение тьмы!

Пес, не обращая внимания на блох, медленно сделал два шага к нему, улыбаясь до ушей окровавленной пастью.

«Этого не может быть, – подумала ведьма и хотела зажмуриться, но боль в животе заставила ее снова открыть глаза. – Такого не бывает!»

Мужчина опомнился и схватил арбалет. Он так и не успел понять, что не попал: зубы страшной собаки сделали свое дело.

– Pythonissam![117] – Заорал сэр Стаффорд. – Mori bastardus![118]

Он, успел поднять арбалет, пустить стрелу в Джейн, но промахнулся. Короткая стрела угодила ведьме в левую подмышку, лишь слегка оцарапав кожу.

– Diabolus![119] – Нервы сэра Стаффорда сдали.

Он забыл про кинжал на поясе, и бросился на утек. Джейн все еще растянутая на колышках, услышала хруст веток, раздававшийся под ногами бегущего человека, а потом сдавленный крик.

«Похоже, сэр Стаффорд не смог убежать от разъяренной собаки, – подумала она, напрягая мышцы живота. Предсказание деда и мое проклятие сбылось!»

Больше Джейн не могла ни о чем думать: Луна вдруг стала красной и начала выписывать на небе кренделя, а звезды посыпались дождем на землю. Начались роды. В перерыве между схватками Джейн повернула голову на бок и увидела спины убегающих мучителей. В прыжке пес ударил отставшего всем телом. Мужчина упал, страшные клыки впились в загривок. Все закончилось очень быстро.

Что случилось с последним, убежавшим в лес охотником, Джейн не знала, но пес вскоре вернулся, облизывая окровавленную пасть.

«Настал мой черед! – поняла она. – Он меня съест!»

Будто почитав ее мысли, пес вильнул хвостом, и подошел к ведьме. Похоже, на счет женщины у собаки были совсем другие намерения.

– Нет! – живот судорожно сжался, как только язык собаки принялся зализывать раны от ударов, а потом пошел вниз, к жестким волосикам на лобке.

«По крайней мере, съесть меня не входит в его ближние планы, – Джейн напрягла живот, – вот уж не думала, что рожать придется таким образом!»

Собака стала вылизывать Джейн между ног как раз в тот момент, когда ребенок окончательно решил покинуть утробу. Между схватками Джейн напрягала живот, помогая ребенку родиться. Теперь ей по большому счету все равно, что с ней, где она и что будет в самом недалеком будущем. Главное – родить!

Пес, как будто поняв, что сейчас произойдет, торопился.

“Как бы не замерзла! – Подумал Инкуб. Впрочем, я знаю великолепное propter necessitatem!”.[120]

Для начала он накрыл замерзшую женщину горячим лохматым телом, красный собачий член напрягся и вошел внутрь.

Джейн пришлось рожать под теплым живым одеялом, за одно удовлетворяя собачью похоть.

Впрочем, думать о всей противоестественности того, что с ней происходит, было некогда: тело рожало, и этому были отданы все силы. Пес мелко и быстро входил в нее, а потом, задрав окровавленную пасть к пляшущей кровавой Луне, завыл так, что душа Джейн провалилась в пятки.

«Он съест и меня и моего ребенка!» – успела подумать она.

В этот момент пес слез с ее тела, разорвал зубами веревки, связывающие лодыжки, сел на задние лапки и с интересом начал смотреть, как прорезывается головка.

– Обхвати руками лодыжки, – приказала собака. – Так рожать будет легче! А теперь прекрати тужиться. Все в порядке! Сейчас будет легче.

Пес облизал женщине половые губы и улыбнулся.

То, что собака умеет разговаривать и улыбаться, Джейн уже не удивляло. Она механически выполняла все требования страшного животного.

Вот на полянке раздался детский крик.

Собака схватила ребенка поперек туловища и уложила его на живот матери.

– Мальчик! – Поняла Джейн. – Ребенок медленно пополз по животу, и сам нашел грудь.

Матка от веса младенца сократилась, и вскоре родился послед.[121]

Осмотрев послед, пес тут же его съел, перекусив за одно пуповину.

– Вот и все, точнее почти все! – Пес облизнулся, порвал веревки на руках и сладко потянулся. – Надо одеться и завернуть ребенка.

Только сейчас Джейн почувствовала, что начинает замерзать. Одежды на ней не осталось, а костер, зажженный охотниками, почти погас. Преодолевая отвращение, она бросили в костер хворост, сняла с трупов наименее испачканные кровью одежду и сапоги. Не побрезговала Джейн и золотыми украшениями покойного сэра Шелли и сэра Стаффорда и монетами их кошельков.

В это время в темноте зажглись десятки волчьих глаз. Стая волков кольцом окружила поляну.[122]

Джейн спиной отошла к догорающему костру. Вожак стаи вышел вперед. Навстречу ему пес. Они смотрели друг другу в глаза и тихо рычали. Остальные волки в нетерпении роняли на землю слюну.

– Джейн, прижимающей к груди ребенка, показалось, что время остановилось. Вожак, поняв, кто сидит в теле собаки, капитулировал: вокруг и так было слишком много еды. Стая бросилась на окровавленные тела, оставив живых в покое.

– И куда ты теперь? – спросил пес.

Она смогла подняться, но все тело ныло, а голова кружилась от потери крови и от боли.

– Буду просить в монастыре зашиты и справедливости! – Джейн горько заплакала. – По крайней мере, если я и не спасу свою бессмертную душу, то найду там покой и утешение!

– Делай, как знаешь, но я своего сына в монастырь не отдам. Да и не возьмут тебя туда с младенцем! Vale tandem, non immemor mei![123]. Собака взяла ребенка, прыгнула с ним в костер и… Исчезла!

– Нет! – Джейн, обезумев от горя, бросилась в огонь следом, но вместо адской преисподней оказалась рядом с монастырем.

Это была Крейцбергская обитель, с матушкой Изольдой во главе. Джейн была много наслышана от этом месте. Матушку почитала вся округа, но к лику святых и не собиралась причислять.

– Говорил же дед, в свое время, что за этими стенами я могу найти кров и утешение! Вот уж не думала, что мне уготована жизнь в монастыре! Но, значит так угодно Богу! – Джейн села на землю и в последний раз в жизни горько заплакала. – Значит, так тому и быть!

Перекрестившись она встала и пошла к воротам, навстречу новой судьбе и новым приключениям.

Глава седьмая. Ночной переполох в Крейбергской обители

В эту ночь матушке Изольде не спалось.

“И чем же я так могла согрешить? – думала матушка, привычно перебирая четки. – Вроде как греховных помыслов у меня тоже не было, утешитель святого Антония не в счет![124]”

– Карр! – Кричал монастырский ворон, вместо того, чтобы спокойно спать в гнезде. – Кар!

– Господи, прости меня грешную, – матушка вооружилась клюкой, зажгла масляный светильник и пошла на ночной обход. – Последний раз я так волновалась перед приездом отца ревизора! И какая нечистая сила не дает мне спать!

– Карр!

– И ворон раскаркался не к добру!

Кроме ворона и матушки Изольды все обитатели монастыря мирно спали, включая матушку привратницу. Казалось, ничто не предвещало беды.

Линда, юная послушница-привратница храпела как кельтский наемник, перебравший пива. Роскошный молитвенник в переплете телячьей кожи выпал из рук на пол. – Значит, она спит, вместо того, чтобы смотреть за воротами и читать молитвы. Так-то она выполняет свое послушание! Ну, ладно, утром я храпушу высеку, а потом на три дня в подвал, на хлеб и воду, чтобы другим неповадно было!

Линда смотрела какой-то очень приятный сон и улыбалась.

«Ну, грешница, – матушка Изольда подобрала молитвенник и уже собралась разбудить нерадивую ударом клюки, – я устрою тебе покаяние, пост и молитву!»

В этот момент раздался тихий стук в монастырскую калитку.

– Кто там? – Матушка Изольда прислушалась.

– Pax vobiscum![125] Прошу защиты и милосердия! – ответил женский голос. – Да простит меня, многогрешную, Господь!

«По крайней мере, ни викинги в былые времена, ни разбойники в нынешние так не стучат, – подумала Матушка, положила книжечку послушнице на колени и открыла засов, – если что, так в мою клюку Авраам два фунта свинца влил. Мало никому не покажется! А может это именно из-за этой гостьи мне не спится?»

Сестра Линда чмокнула во сне губами, погладила книгу как котенка и сладко потянулась.

– Pax vobiscum! – На пороге стояла женщина в окровавленной мужской одежде.

Было видно, что женщине совсем недавно пришлось выплакать годовой запас слез.

– Простите, что беспокою в столь поздний час, но где в другом месте несчастной женщине могут помочь? Я попала in latrones[126] меня избили, изнасиловали, а потом я убежала!

Взгляд настоятельницы остановился на тяжелом кошельке в руках незнакомки.

– Это мой скромный вклад на монастырские нужды! – пояснила незнакомка. – Думаю, Господь не станет возражать!

«Она явно не с пустыми руками пришла ко мне! – Подумала Изольда, с детства неравнодушная к деньгам и драгоценностям. – Правда, непонятно, почему разбойники не ограбили ее, а поделились одеждой! Пущу ее!»

Джейн обратила внимание на то, как вспыхнули глаза монахини при виде кошелька.

– Вот, смотрите, – ночная гостья высыпала на ладонь несколько перстней с камнями. – В лунном свете сверкнул бриллиант, вывезенный покойным сэром Шелли из Испании.

«Настоящее сокровище!» – матушка почувствовала, как начинают дрожать ее руки. – А денег то, денег!»

Кроме этого в кошельке были увесистые золотые и серебряные монеты.

– Кар! – Старый ворон вылетел из гнезда в девичьей башне и полетел посмотреть, что за шум у ворот. Его зоркий глаз сразу высмотрел бриллиант на ладони новенькой женщины.

“Украду! – решил он. – Пусть только зазевается!”

Сестра привратница храпела по-прежнему, но теперь матушка Изольда была только рада этому обстоятельству.

– Проходи! – В нашей баньке осталось немного горячей воды! Deus vobiscum![127] Там мы с тобой поговорим о грехах наших тяжких! Кошелек давай-ка сюда!

Джейн покорно пошла вслед за матушкой. Скрипнул засов, вставая на место. Матушка привратница осталась досматривать сны. Кошель исчез в складках рясы. В каменной бане было тепло, но сил мыться у Джейн не было. Мучительная смерть и огненная геенна были так близко, что и теперь еще не хотели выпускать ускользнувшую добычу, цеплялась крючковатыми пальцами и держала беглянку в неустойчивым равновесии, все еще не решив, брать Джейн сейчас или еще подождать.

– Давай, я тебе помогу, – матушка увидела, что все тело Джейн украшено следами розог, – вижу, досталось тебе крепко! Глотни! Пей одним глотком, на выдохе!

Из заветного флакончика матушка накапала глоток микстуры аптекаря Авраама. Если бы матушка сразу уложила в постель, оградила бы от всего, что могло нарушить покой беглянки, Джейн, скорее всего, и отошла бы тихо и незаметно в вечный покой, и утром монашкам осталось бы только предать грешное тело земле. На ее счастье, у матушки Изольды появились другие планы.

– Спасибо! – Джейн, не привыкшая к крепким напиткам, поперхнулась.

Во рту запахло мятой, а по телу разлился горячий огонь. Ворон сел на банное окно, надеясь на удачу, но кошелька не увидел. Матушка Изольда умела прятать ценные вещи.

– Ну, как, полегчало? – Улыбнулась настоятельница. – Похоже, ты потеряла много крови!

В ночной гостье было что-то такое непонятное и в тоже время притягательное, что у Матушки Изольды стало чаще биться сердце. Эти выразительные черные глаза, тело, щедро украшенное следами от прутьев, подсохшая кровь на бедрах, свидетельство недавних родов и седые волосы, делавшие гостью гораздо старше своих лет.

– Sancta Maria![128] – Матушка решила помочь гостье привести себя в порядок. – Ох, и досталось же тебе! Не пожалели! Похоже, разговор у нас будет долгим!

Микстура Авраама и горячая вода заставили ведьму проникнуться благодарностью к матушке Изольде и состоянием благодушия.

– Кар! – Ворон неодобрительно посмотрел на женщин и улетел спать в гнездо.

– Погибели на эту птицу нет! – Настоятельница провела пальцем по следам экзекуции. – Как каркнет – жди беды! Ну да Бог с ним! Займемся тобой: для начала надо смыть кровь и грязь! – Матушка поставила Джейн в корыто, полила из кувшина. – Мы тут живем, читаем молитвы, и делаем все exceptis excipiendis![129] Как писал евангелист Матфей, дева Мария не только биологическая, но и духовная мать Иисуса. Таким образом, женщина не только погубила человечество, но и спасла его, подарив жизнь Спасителю. Не одними грехами может гордиться наш женский род. Мы живем, читаем молитвы, грешим и каемся. Господь нами доволен!

Матушка достала большой кувшин с водой и стала поливать на плечи Джейн. Потом она взяла пучок сушеной целебной травы, размочила ее в воде и принялась нежно натирать, спину, плечи и живот.

– Эта замечательная травка хорошо лечит тело, а молитвы лечат душу.

Джейн сидела в корыте, думая о своей несчастной судьбе. Движения рук матушки Изольды были мягкими, словно как у кошки. Боль в измученном теле стала проходить.

«А ведь женщина не простая крестьянка, – думала матушка, – Ох, грехи мои тяжкие!»

Было в колдовских глазах Джейн что-то притягивающее настоятельницу сильнее, чем красота юных дев и женщин, отданных ей на попечение.

“Дедушка Карл, упокой Господь его душу, купал меня в корыте, – вспомнила Джейн, – было очень стыдно, начиная с того момента, как проклюнулись груди. А еще стыднее было раздеваться для порки! А почему мне стыдно сейчас? В конце концов, матушка настоятельница женщина, но взгляд-то, взгляд такой сальный, что мне страшно! Так на меня смотрели мужчины в замке, включая моего деда и юного мастера Джона. Боже, да она же меня хочет! Неужели такое тоже бывает? И бежать некуда! Мышеловка захлопнулась! А теперь остается только позволить делать с собой все, что угодно. За монастырскими воротами меня ждет виселица!”

“Хороша, грешница! Наверняка она украла и кошелек, и все, что в нем лежит, – думала матушка, поливая Джейн из кувшина, – выдать ее судейским и дело с концом, но тогда я должна буду отдать кошелек слугам закона! Нет, у аптекаря Авраама есть маленькая печка, которая очень хорошо превращает золото и серебро в слитки. Этот некрещеный грешник делает все тихо, и вопросов не задает!”

– Post partum![130] – Руки матушки скользили по мокрому телу Джейн, и в голове настоятельницы стала появляться мысли одна грешнее другой. В конце концов, Изольда так возбудилась, что почувствовала желание затащить женщину в постель.

“Такими вкусными и притягательными могут быть только ведьмы! – Матушка молча повернулась к ночной гостье и увидела, как зрачки девушки превратились в узкие палочки. – Да это же самая настоящая ведьма! о людях кошках я читала, но никогда в жизни не видела!”

“Она, кажется, все поняла! – По телу Джейн пробежалась дрожь. – Неужели она меня выдаст?”

– Ну, моя сладкая, – рассказывай мне все, и с самого начала, – мы и без исповедальни обойдемся! Глотни еще микстуры!

– Ох, грешна я! – Джейн почувствовала желание выговориться.

– Мой дедушка Карл работал на кухне, и я с детства ему помогала. Особенно хорошо у деда получался бекон! – Закутавшись в теплый плед, Джейн исповедовалась. Она говорила такие жуткие и одновременно грешно-вкусные подробности, что матушка просто млела от удовольствия.

“Ох, искушение! – думала матушка Изольда, слушая ночную гостью. – Не зря ворон каркал! Похоже, с ее приходом моей спокойной жизни придет конец, но какая она вкусная! Я ее хочу!”

– Да, нагрешила же ты, – матушка Изольда почувствовала, что от взгляда колдовских глаз она попадала в непонятное состояние полной прострации. Все предметы вокруг стали расплывчатыми…

– Exultemus Domino![131] – Матушка Изольда прервала рассказ, прочитала знаменитый псалом, и, тряхнув головой, перекрестилась и отогнала наваждение.

– Я умею неплохо готовить и варить пиво! – Джейн потерла следы от порки на бедрах. – Уж дедушка постарался вбить в меня все рецепты испанской кухни.

– Боже мой, сколько на твоем теле грехов! Впрочем, я понимаю и твоего деда, и сэра Стаффорда и сэра Шелли. Такое вкусное нежное тело – воистину сосуд греха! Не даром ему так досталось! – Изольда нежно провела рукой по ноге Джейн, а потом пару минут пристально смотрела на нее. – А ты знаешь, дорогая, ты ведь действительно настоящая ведьма! Уж я в этом знаю толк! Но ты не только ведьма, но и женщина, которую Бог привел ко мне в монастырь! Значит, я сделаю все, что обещала тебе, открывая калитку! Тело твое очищено от грязи, осталось только сбрить с грешного места волосы, а потом в молитвах и покаянии будем долго очищать твою душу! Впрочем, в монастыре розги применяются достаточно часто для нерадивых кающихся грешниц, вот увидишь, что будет с привратницей! А теперь, продолжим! Сядь, раздвинь ноги шире!

Джейн, увидев в руках матушки острый нож, испугалась не на шутку.

– Не дрожи, а то порежу! – Матушка действовала как заправский цирюльник. – Повезло тебе, удачно прошли роды, разрывов промежности почти нет!

Ловкими движениями она соскребла все волосы с лобка Джейн и осталась довольна осмотром.

– Так-то лучше! – Матушка провела рукой по чистому лобку Джейн.

“Я сойду с ума! – тело Джейн дрожало также, как и в предвкушении наказания. – И это сюда я пришла искать защиты и каяться в грехах? Божьи подметки!”

Впрочем, бить ее матушка не собиралась, наоборот нежные губы Изольды мягко прикоснулись к выбритому местечку. “Боится, – матушка не без удовольствия чувствовала, как дрожит Джейн, – ничего, привыкнет!”

– Если ты не врешь, уже утром люди найдут то, что осталось от охотников, – матушка прервала свое занятие, – возможно, тебя будут искать. Не найдут! Я посажу тебя в подвал и скажу сестрам, что там уже неделю сидит кающаяся грешница. Что поделать! Dura necessitas[132]. – Эх, придется привратнице только розог всыпать! Тебя в монастырскую приходную книгу впишу задним числом! Потом, раз ты умеешь готовить, устрою трудницей[133] на кухню. Я, если честно, очень люблю пиво, окорока, и ветчину! Как говорится, ora et labora[134]. – Сейчас мы пойдем ко мне в келью!

Первое, что увидела Джейн, была большая кровать, занимающая большую часть помещения и распятие на стене. В узенькое окно смотрели звезды.

– А теперь надо выпить вина! Как говорили древние, vinum loetificat cor hominis![135] Матушка Изольда налила вино в серебряный кубок и протянула его гостье.

– Вкусно! – Джейн почувствовала, как монастырское вино заставило сильнее биться сердце. – In vino veritas![136] как говорил мой дедушка, упокой Господь его душу. Он, как любой настоящий испанец, больше понимал толк в вине, а не в пиве. Я тайком лакомилась винными запасами дедушки Карла, за что неоднократно получала ремня!

– Что делать, – Лицо матушки Изольды раскраснелось, – сам Господь превращал воду в вино. Этому божественному напитку не одна тысяча лет!

– Мне дед рассказывал, что в Италии были веселые празднества в честь Вакха, языческого божества. Они отличались разнузданностью. Вакханки, участницы этих празднеств, пили вино, купались голышом и предавались плотским удовольствиям. В Испании этот культ потом полностью извела святая Инквизиция.

– Эх, – были времена, – матушка Изольда налила еще по стаканчику, – знаю я эту легенду. Удивительно, что в Испании культ продержался так долго: за полтора века до пришествия Спасителя Вакханалии запретили специальным постановлением сената Рима под страхом уголовного преследования. Слишком часто там собирались заговорщики!

Драгоценное вино сделало беседу непринужденной.

– Вина у нас мало, уж очень оно дорогое! Берегу для исключительных случаев. Мы варим яблочный сидр и кислое пиво.

– А сушеные яблоки добавляете? – Поинтересовалась Джейн. – От них пиво становится темным, уходит лишняя горечь и кислота![137]

– К разговору о пиве мы еще вернемся, а теперь, – матушка занавесила распятие, разделась сама, подошла к Джейн сзади и обняла за талию, – мы должны познакомиться поближе! Устроим свою, маленькую Вакханалию!

Голос настоятельницы был сладок, но тверд. Джейн сразу поняла, что спорить с матушкой бесполезно. “Пусть делает со мной все, что хочет, – подумала беглянка, – лишь бы дала приют!”

Джейн ощутила нежное прикосновение губ матушки к своей шее.

– Ой, матушка, мужчины меня домогались, это было, но ни разу в жизни я не была близка с женщиной! Я не умею!

– Не беспокойся, – настоятельница, ласково сжала ладонями груди Джейн, – все когда-то бывает в первый раз! Я могу быть нежной и ласковой, но могу и строго наказывать непослушных! Изольда развернула Джейн к себе и крепко поцеловала так, как хозяин целует любимую покорную наложницу.

“Даже дедушка Карл меня так не целовал, – подумала Джейн, неумело отвечая на ласки, – надо понравиться матушке. В конце концов, от нее зависит моя жизнь! Потерплю!”

От прикосновения губ матушки настоятельницы соски ведьмы напряглись, из них выступило несколько капель молозива.

– Какие у тебя красивые, спелые груди! А какие твердые! И сосочки торчат, и молоко капает! Auferte malum ex corpus[138]. – Груди перетягивать надо! – Пальчики монашки, будто решив помучить Джейн, стали ласкать их. – Раз кормить тебе некого! Но не пропадать же добру, тем более, такому сладкому!

Матушка Изольда гладила, слегка мяла их и вдруг, быстро наклонилась, взяла одну грудь в рот втянула губами сосок.

– Какая ты у меня вкусная! – язык матушки стал ласкать измученное тело, забираясь в потаенные уголки.

– Теперь я возьму тебя под свое покровительство, – сказала монашка, чувствуя тепло обнаженного тела ночной визитерши. – Раздвинь ножки!… Что за упрямство? Я просто хочу найти одну твою прелесть и потеребить ее пальчиком. «Да что же это, – мысли изнасилованной, избитой, лишившейся младенца и едва не повешенной женщины понеслись куда-то вдаль, куда-то далеко от монастыря, от окровавленной поляны, с пирующими волками, в райские кущи, где только Джейн и матушка Изольда предавались запретной страсти, – будь, что будет!»

Джейн, против своего желания, подалась навстречу: голова кружилась, и казалось, что еще немного и случится тоже, что и в объятиях покойного деда.

– Уф! – Вскоре несчастную измученную Джейн уже ничего не волновало: в ней родилось желание.

– Ох, какая ты вкусная! – простонала матушка Изольда и, обхватив ведьму руками, крепко прижала к себе. – Carpe diem![139]

Джейн почувствовала своими сосками ее горячую грудь и…

“От такого можно сойти с ума! Не так давно я родила, черт знает кого, меня собирались казнить, а теперь меня насилует монашка, – подумала Джейн, – и мне это нравится!”

Матушка Изольда, оставив груди в покое, принялась целовать Джейн в живот, постепенно опускаясь ниже…

Джейн почувствовала язык матушки между своих ног и…

Ах! – Только и смогла сказать Джейн, когда ласковый язык коснулся заветной горошинки. – Так не мог даже мой дедушка Карл!

Не в силах больше сдержаться, Джейн застонала и широко раздвинула ноги. Матушка Изольда принялась нежно и страстно ласкать клитор.

– Ох, – Джейн мотала головой, не в силах справиться с нахлынувшим желанием.

“Хороша, чертовка!” – матушка Изольда, растянув иссеченные половинки пальцами, лизнула дырочку нежным языком.

– Ой, матушка, только и смогла сказать ведьма, чувствуя, как язык Изольды продвигаться от дырочки вглубь, между ног пытаясь как бы расправить кончиком языка нежные складки.

– А теперь твоя очередь! – Матушка села на кровати, широко раскинув ноги, чтобы гостья увидела пухленькие нижние губы, выбритые также тщательно, как и местечко самой Джейн. – Для начала, поцелуй меня!

Женщина обхватила рукой матушку за талию. “Ради жизни можно и не такое стерпеть, – она принялась нежно целовать и щекотать груди монашки, – по крайней мере, тут меня не бьют!”

– Давай! – шепнула настоятельница, раздвигая ноги.

Джейн послушно приникла губами к нижним губам матушки. Стыд куда-то делся.

– Молодец! – Изольда вертела ягодицами и бедрами.

Джейн, не смотря на отсутствие опыта, поняла, что хочет от нее похотливая монашка.

– Ты быстро учишься!

И ведьма стала целовать ягодицы, постепенно спускаясь ниже на бедра, уделяя особое внимание нежной внутренней стороне. “Даже мой покойный дед так сладко меня не целовал… туда!” – Подумала она, впиваясь своими губами в нижние губы матушки Изольды.

– Сейчас, матушка, – шептала Джейн, – и стала водить пальцем в горячем и мокром местечке настоятельницы так же, как это проделывал ее покойный дедушка Карл.

Вверх, вниз, вправо, влево…

– Продолжай! Еще! Ох! – Матушка Изольда вдруг выгнулась дугой, зажала пальцы Джейн у себя внутри и обмякла.

– Браво, милая, – воскликнула Изольда, – это тебя дедушка научил?

– Да, – Джейн села на кровати, – член у него не каждый день мог подняться, так он ласкал меня пальцами до полного изнеможения. Бывало, положит меня на спину, два пальца введет во влагалище, а большим пальцем начинает тереть там, где губы срастаются, и живет горошинка…

– В этом грехе ты мне не каялась! – Матушка строго посмотрела на Джейн. – Потом расскажешь мне во всех подробностях, а сейчас продемонстрируй, как ласкал тебя дед!

Матушка Изольда окончательно убедилась, что не зря дала приют ночной гостье. Неумелая ведьма трижды сумела доставить монахине неземное блаженство.

“Ох, и нашла же я приключение на свою голову! – Думала Матушка Изольда, засыпая на плече у Джейн. – Даже половины того, что я услышало, хватило бы для того, чтобы предать и монастырь и меня, грешную Anathema Maranatha![140]”. – Не проспать бы заутрени!

За окном появились первые лучи солнца.

Под утро в замке сэра Шелли поднялась суматоха, послышались оклики часовых, зазвенело оружие, застучали копыта. Начались поисками пропавших, вскоре сменившиеся рыданиями родственников погибших. Под их предводительством разъяренные жители сожгли дом Джейн и разграбили немудреное имущество. Весть о том, что произошло в замке, матушка Изольда получила только через три дня. «Ох, приютила беду на свою голову! – думала она, молясь за упокой душ сэра Шелли и его людей. – Впрочем, Авраам пополнил запасы нашего погреба замечательным испанским вином, а заплатила я из кошелька этой грешницы!»

В монастыре жизнь текла своим чередом. Судебным исполнителям не пришло в голову искать виновницу гибели Стаффорда в монастыре. До сих пор, хотя с момента страшной смерти сэра Шелли прошло больше 500 лет, место это словно пребывает под каким-то заклятием, заворожившим умы местных жителей, которые живут в мире грез наяву. Вся округа изобилует сказаниями, «нечистыми местами», суевериями. Говорят, до сих пор в округе в полнолуние появляется собака-волк и призрак сэра Шелли со своими охотниками.

Впрочем, матушка приняла свои меры безопасности. Джейн сидела в подвале, радуясь одиночеству, монастырскому пиву и вкусному свежему хлебу. Матушка Изольда, исповедав грешную привратницу, решилась отложить наказание, чтобы преподать за одно новенькой труднице урок монастырского послушания.

Глава восьмая. Наказание грешной привратницы

Джейн, освобожденная из подвала, занялась ревизией кухни. Ох, и досталось от нее послушницам, не проявляющим должного рвения.

– Вы не моете котлы должным образом, вот и пиво скисает и мутнеет! – Шумела она. – В печке зола не выметена! Так только мышей и тараканов разводить!

Впрочем, только одной угрозы доложить матушке Изольде о творящихся безобразиях хватило, чтобы те со всем рвением принялись наводить матросскую чистоту.

– Только не жалуйтесь! Матушка выпорет!

Джейн знала, что для воспитания в монастыре использовались розги, и реже, треххвостая плетка. Матушка Изольда оправдывала частое применение розог, ссылками на Библию.

– В библейской трактовке грехопадения, – проповедовала она сестрам, – Ева нарушила заповедь, данную Богом, и склонила к греху Адама. Именно ее, а не мужчину, смог прельстить змей-дьявол. Большая виновность женщины доказана и тем, что Господь определил большее наказание именно ей – в скорби и болезнях рожать детей. А мы принимаем покаяние с помощью молитв и терзания грешной плоти.

Приспособлений для наказания было всего три: кольцо, ввинченное в потолок трапезной, старая дубовая скамейка, и аналой в церковном алтаре, принимающий на себя провинившихся в особенно торжественных случаях.

Порка несчастной привратницы, заснувшей на посту, особой торжественностью не отличалась: матушка Изольда решила, что розог, и кольца в пололке будет вполне достаточно.

– Грешниц полезно пороть в положении стоя, – матушка Изольда руководила процессом подготовки привратницы к наказанию, – как говорили отцы иезуиты, ex necessitate![141] Кстати, они были большие мастера в этом деле![142]

Линда, недавно присланная в монастырь, еще ни разу не получала публичной порки, и дрожала от страха. Глазами, круглыми как пуговки она с ужасом смотрела на мокрые длинные прутья, связанные в тонкие пучки, кольцо в потолке и цепи, предназначенные для ее тела.

– Я не позволю бить себя! – Гордая осанка и взгляд выдавали в ней отпрыска голубых кровей, но в монастыре все равны.

– Раздеть грешницу! – Коротко приказала матушка, увидев, что послушница не собирается раздеваться сама.

Джейн, присутствующая при наказании, тоже впервые, увидела, как три монахини ловко быстро выполнили приказ. Лишившись бесформенного монашеского одеяния, послушница оказалась хорошенькой девушкой лет шестнадцати.

– Virgo intacta[143] – поняла Джейн.

Волосы на голове, рыжие и непослушные, огненным дождем спадали на плечи. Оставшись в костюме Евы, послушница стыдливо прикрылась от сестер руками. Ее лобок был по монастырскому обычаю выбрит.

– А теперь цепи и кольцо! – Приказала настоятельница.

Стараниями помощниц девушка вытянулась в струнку так, что пальцы на ногах едва касались пола.

Джейн показалось, что юная девушка, подтянутая к потолку, вытянулась так, что стала выше, чем была. “Мне дедушка Карл показывал точно такое же кольцо в пыточной зале, – вспомнила Джейн, – туда сер Шелли, да примет Господь его душу, постели ковры и поселил свою мавританку! Говорят, с его помощью на нем не только секли, но и вешали!”

Монашки встали вкруг и молились, перебирая четки.

“Господи, прости ее грешную!” – монашки шептали молитвы.

Пока Линду подтягивали к потолку, связывали вместе ноги, Матушка Изольда взяла в руки универсальный воспитательный инструмент, всех времен и народов, розгу.

– Говорят, – Матушка Изольда улыбнулась, – в античные времена розгу и порку воспевали в стихах, когда она с размаха ложится раз за разом на попу негодной девчонки, с помощью боли пробуждая ум и кротость. Не даром в Библии в качестве наказания неоднократно упоминается розга! – Матушка Изольда делилась своими воспитательными соображениями со всеми присутствующими, включая подвешенную к потолку Линду. В короткой послеобеденной проповеди матушка доходчиво, как ей казалось, разъяснила всем важность регулярных телесных наказаний монашек для их же благополучия.

– Как известно, библейское событие грехопадения считается крайне важным. Это привело человека к падшести и богооставленности. Последствия грехопадения плачевны: человек стал смертен, навеки потерял райское блаженство, утратил божественное знание природы вещей, лишился чистоты, приобретя взамен склонность к греху. А теперь всем женщинам надо отвечать за первородный грех! Сорок девять ударов! – Матушка подытожила проповедь. – Джейн будет считать!»

«Мой дедушка Карл драл меня ремнем без всяких проповедей! – Джейн вспомнила воспитательную практику деда. – Заслужила, так получи! Бывало, по три дня сесть не могла!»

Она потупила взор, решив не показывать отношение к философским теориям настоятельницы в данное время и в данном месте. Несчастной Линде пришлось выслушать проповедь в подвешенном виде. Девушке было явно не до молитв. Ей хотелось только одного: чтобы это страшное и позорное наказание осталось позади.

Прочитав “Богородицу”, матушка приступила практике.

Тут Джейн увидела, что соски, на грудях приговоренной напряглись и приподнялись!

“Прямо, как у меня, перед свиданием с дедушкиным ремешком! – подумала она. – Не повезло девчонке!”

– Простите меня! – Крикнула Линда, поняв, что произойдет через секунду.

Вся ее спесь куда-то делась.

– Бог простит! – Ответила матушка, встав, справа и позади от приготовленной жертвы.

Прут свистнул в воздухе, тело девушки вздрогнуло, задергалось как червяк на крючке у рыболова, и в трапезной раздался первый крик. Она вскрикнула и напряглась, инстинктивно приготовившись к новому удару.

– Раз! – Четко сказала Джейн и посмотрела на след. Ей впервые пришлось наблюдать порку со стороны.

С непривычки Линда сжала ягодицы, не зная, что для нее это будет значительно хуже, чем расслабить их. Матушка не торопилась, позволяя Линде успокоиться на привязи.

– Нет! – Линда обернулась и увидела, как матушка размахивается во второй раз.

– Два! – Джейн увидела, как на попе Линды вспухают первые полосы.

“Это же из-за меня ее наказывают! – подумала она. – Не постучись я в калитку в ту ночь, этого бы ничего не было! Ну, я попрошу матушку изменить Линде послушание и отправить ко мне на кухню. Я научу ее варить пиво!”

Матушка Изольда, женщина добрая, хоть и строгая, видимо, не хотела применять на все инквизиторские способы воспитания с пристрастием. Кончики прутьев каждый раз ложились на середину дальней от матушки ягодицы.

Джейн с удивлением заметила, что при таком способе кончик не просекает кожу до крови, а полоса наливается ровным красным цветом.

– Ее наказывают не за сон, а за то, что она не исполняет своего послушания так, как положено! – Розга снова просвистела в воздухе и с размаху врезалась в Линдину попу.

– Три! – Джейн считала, но ее голос был перекрыт отчаянным визгом Линды.

Полосы уже начали наливаться кровью. Матушка Изольда, как поняла Джейн, берегла силы, да и не старалась превратить наказание в инквизиторскую пытку, поэтому била умеренно, без оттяжки.

“Меня в замке и в лесу драли куда как сильнее!” – Джейн вспомнила ночное приключение. – С той поры еще не все полосы исчезли с ее тела.

– Четыре!

Матушка не спешила, делая длинные паузы между ударами, чтобы боль успевала разлиться по всему телу наказываемой. Основной удар она нанесла по правой, ближней к матушке, ягодице, лишь обжигая кончиком прута серединку левой. После десятого удара пауза была такой длинной, что монашки успели прочитать “Богородицу”. Матушка Изольда перешла на левую строну, чтобы разделить поровну порцию полос и боли на “расколотой луне”. Девушка ревела, дергаясь на привязи.

– Расслабься, – шепнула Джейн девушке, – легче будет!

Тут она поняла все коварство порки, стоя под кольцом: расслабиться практически невозможно. На это и рассчитывала матушка Изольда, решив наказать Линду со всей монастырской строгостью.

– Не надо! Не бейте меня! – Успела произнести она, прежде чем порка продолжилась с новой силой.

Матушка Изольда, сама по молодости лет не раз пробовавшая розгу, знала много методик нанесения узора по ягодицам, знала, как доставить максимальную боль, но при этом не покалечить. “Казнить можно один раз, – а драть сколько душе угодно, – вспоминала она слова покойной матушки, вручившей перед смертью Изольде не только ключи от всех дверей и сундуков, но и от запаса розог, – помни, ты в ответе за всех сестер. Держи их в любви, но и в строгости, если не хочешь неприятностей!”

Девчонка отчаянно брыкалась и ревела уже во все горло. Первоначальная гордость растаяла как снег в марте.

– Двадцать один!

“Надо ей как следует накрутить хвост, – думала матушка настоятельница, любуясь своей работой, – конечно, я деру ее достаточно умеренно, но она должна на своей заднице прочувствовать, что ее порют со всей строгостью и в дальнейшем в монастыре спуску ей никто, не даст! Господи, прости ее, грешную! Тут важно не промахнуться, наносить удары предельно точно!”

Полосы ложились ровно, нигде не перекрещиваясь. Джейн невольно залюбовалась ее работой. Линда непроизвольно взвизгивала, дергаясь на цепи. Ее хорошенькое личико, перекосившись от боли, стало страшным и некрасивым. На десятом ударе матушка сменила розгу и снова встала справа от Линды.

Линда отчаянно мотала головой и отрывисто вскрикивала, пытаясь разжалобить матушку.

– Простите меня! – успела сказать она. – Я больше не буду спать на воротах!

– Тридцать! – Джейн увидела, как матушка остановилась, перевела дух и потребовала от монашек подать новую связку прутьев.

“Куда же она будет бить? – подумала Джейн. – На попе уже места нет! Наверное, будет класть удары крест на крест. Тогда у Линды неприятности впереди!” Она ошиблась: поле сместилось с ягодиц на верхнюю часть бедер.

“Там кожа куда как нежнее! – Джейн вспомнила свой опыт порки по бедрам, – тут небо с овчинку покажется, даром, что матушка бьет ее явно в полсилы!”

Действительно, Линда, почувствовав укус прута на бедрах, стала орать и визжать, как будто ее режут. В конце третьего десятка ударов Линдины крики прекратились, видимо просто не было сил, она начала жалобно поскуливать.

– Тридцать пять! – Четко сказала Джейн.

Снова потекли томительные секунды, растягивающие суровое наказание.

Матушка позволила девушке отдышаться перед последними ударами.

– Не надо! – Линда рыдала, да так горько, что слезы капали на пол в трапезной. – Я-я больше не буду!

Теперь она из гордой девушки превратилась запуганного зверька, окончательно запутавшегося в слезах и соплях.

– Теперь она узнала на себе, что ждет непослушную девчонку, – услышала Джейн шепот монашек, любующихся наказанием. Последний, сорок девятый удар вызвал у девушки отчаянный крик.

“Все закончилось, – подумала Джейн, – Но матушка не торопилась снимать ее с кольца, она лишь приказала слегка ослабить натяжение цепи. Теперь Линда извивалась как угорь и скулила как побитая собака.

Монашки, привыкшие к ритуалу порки, встали на колени и запели “Pater Noster” Наконец, матушка Изольда приказала снять девушку с кольца. Линда, упав на пол, продолжала в истерике реветь, размазывая слезы по лицу. Впрочем, она была не в состоянии сама одеться, и Джейн помогла ей натянуть монастырскую одежду.

– Проводи ее в келью! – Приказала Джейн матушка Изольда. – И чтобы на вечернюю службу не опаздывала.

За дверями кельи поведение девушки изменилось. Она сразу перестала плакать, дышала ровно и спокойно.

– Больно было? – участливо спросила Джейн.

– Нет, – девушка улыбнулась и потерла наказанное место, – меня в школе и дома еще не так драли, бывало вся попа в крови, а тут полоски! – А кричать меня еще в раннем детстве научили, чтобы экзекутора разжалобить! Попу-то жалко!

Так Джейн поняла, что в словах матушки Изольды, о женщине как о сосуде для греха и коварства, есть доля истины.

Уже за вечерней службой Линда, как ни в чем ни бывало, пела хвалу Господу. Факт, новенькая повариха слово знает, – решили монашки, – как Линда орала, а осле общения в келье наедине с Джейн, вышла к вечерне, как ни в чем, ни бывало.

Джейн не стала их переубеждать. Авторитет ее в монастыре от этого только вырос, а после первого пива, сваренного новенькой трудницей, все монашки прониклись к ней любовью и уважением.

Глава девятая «Optimum medicamentum quies est»[144].

С тех пор вот уже семь лет Джейн занимала должность трудницы-поварихи и за одно врачевательницы страданий монашек после воспитательных мер.

Матушка Изольда пользовалась среди окрестных крестьян доброй славой. Про нее ходили слухи, будто она возлагает руки на больных, и те встают с постели, когда лекари уже считали их безнадежными? На самом деле молитвой и утешением не всегда можно вылечить болезнь. Катрина была тому наглядным примером. Впрочем, матушка лечила не только молитвами.

Дело в том, что она верила в медицинские свойства розги. Еще в глубокой древности розга почиталась как целебное средство, и многие врачи того времени назначали применение ее при различных душевных заболеваниях, расстройствах умственных способностей, черной меланхолии и школьной нерадивости.

– Умалишенных полезно бить розгами для того, – цитировала матушка Изольда слова античного врача Целиуса, – “чтобы разум снова посетил их, ибо теперь он у них вовсе отсутствует”. При душевных болезнях имелось в виду моральное воздействие розги: под влиянием страха и боли умалишенный вынужден будто бы вести себя благоразумно. Не удивительно, что у Джейн частенько находилась работа. Правда, в случае с Катриной произошла явная передозировка.

– Divinum opus sedare dolorem![145]

Джейн, общаясь с монашками, вскоре поняла, что всех, кроме матушки Изольды она может без труда располагать к себе, подчинять своей воле, а потом вообще делать с ними все, что хочется, но на мужчин ее колдовское обаяние не распространялось.

– Ты у меня настоящий ангельский дьявол! – Как-то раз честно сказала ей матушка Изольда, после того как в монастырь приехала очень важная супруга лорда Б* и провела недельку в объятиях Джейн, а казна монастыря пополнилась щедрым подношением. – Но в монашки я тебя принять не смогу. Сама понимаешь, мне придется писать епископу, кто ты и откуда пришла. Будет слишком много вопросов!

– Значит, я останусь трудницей! – Джейн не стала возражать матушке.

В те времена монастырь давал работу крестьянам и ремесленникам, и в положении Джейн не было ничего необычного.

В конце концов монастырь – лучшее пристанище для зарвавшейся ведьмы. Впрочем, у Джейн, как и у многих монашек в те времена еще были дети, но это совсем другая история…