Глава 27
Меня нет. Меня нет. Я невидимка. И вообще, это все происходит только в моем воображаемом мире. Никто меня не схватил за лодыжки и не выдернул из-под кровати. И платье у меня не задралось из-за такого рывка.
Чувствую прикосновение пальцев к своему бедру и мое платье задирают на уровень талии. Да чтоб тебя! Я невидимка.
– Если ты спряталась в воображаемом домике, это не значит, что меня и тебя нет. Есть, радость моя, есть, – ну я и дура, раз верю в то, что это все может оказаться не по-настоящему.
Очень даже по-настоящему ощущаются не только прикосновения к моим бедрам, но и то, как Потапов поддевает мое белье. И все, не выдерживаю. Открываю глаза и одергиваю его руку, отлепляя от своих трусов. Вот же гаденыш.
– Я на многое могу закрыть глаза, но, болоночка моя, вот на это – нет, – хватает меня за щиколотку и указывает взглядом на босоножку. – Дядя Сережа никого не пускает в квартиру в уличной обуви, – хм… говорить о себе в третьем лице – признак шизика. Но в его варианте – действие алкоголя. Вот сейчас понимаю, что Потапов прилично прибухнул. Глаза другие и взгляд, несмотря на то что я тут сотворила, как ни странно, добрый.
– У дяди Сережи здесь есть камеры?
– Нет.
– А как ты узнал, что я у тебя в квартире? И тем более под кроватью?
– С помощью мозга, дорогая. Исключительно с помощью него.
Встает с пола и тянет меня за руку. Рывком приподнимает меня, ставя в вертикальное положение.
– Обувь на мне, сумочка тоже. Как ты узнал?
– Не стать тебе автором детективов. Как только писькатареанка свистнула со стола курицу, сразу стало ясно для кого. А уж, когда она открыла мое сообщение с адресом квартиры и подавно. Дверь закрыта на нижний замок и при этом ключи, которые я тебе дал, лежат на полке в прихожей. Сначала я думал, что найду тебя в шкафу, учитывая, что это твое любимое место. Но он оказался открыт. А прятаться больше негде. Ну и твои духи. Я их сразу узнал, как только вошел в спальню.
– Ясненько, – стою как дура, не зная куда себя деть. А вот Потапову хоть бы хны. Он стоит и улыбается. Но это обманка.
Сейчас заставит, как минимум, убирать. Считаю до трех и дергаюсь с места. В считанные секунды добегаю до прихожей, но не успеваю открыть дверь. Потапов хватает меня за запястье и разворачивает к себе лицом. Подталкивает к двери и ставит руки по бокам от моей головы.
– Куда собралась?
– Домой. У меня режим сна. Мне его никак нельзя нарушать. И я очень хочу спать.
– Нет, радость моя. Домой ты сегодня не пойдешь.
Теоретически я бы могла пригрозить ему ножницами, по-прежнему крепко сжимаемыми в моей ладони, но с его стороны пока нет никакой реальной угрозы. Да и глупо это.
– Расскажи мне, зачем ты пробралась в мою квартиру.
– Чтобы расплатиться с долгами, зачем же еще. В смысле убрать твою квартиру. Сам же просил в честь долга за лечение.
– Прибралась так прибралась, – несмешливо бросает Потапов.
– Я пришла, а тут так и было. Наверное, тебя кто-то обокрал за все твои злодеяния.
– Я даже знаю кто. Гражданка гондурасянка Модеста.
– Ладно, это сделала я, но случайно. Как только я вошла в квартиру, чтобы убрать ее, на меня напал твой кот. Я отбивалась как могла. Начала швырять в него все твои вещи, чтобы он хоть как-то отстал от меня. Потом услышала, как открывается входная дверь и от страха, что ты обвинишь меня во всем, спряталась под кровать.
– Вполне складный и правдивый рассказ, – вполне серьезно произносит Потапов, убирая руки от моей головы. – Снимай обувь.
– Зачем? Можно я пойду домой? Тем более я пострадавшее лицо от действий твоего кота.
– Нельзя. Снимай.
– Не буду. Мне надо домой.
– Снимай сама или это сделаю я.
Нехотя снимаю обувь. Он сразу же берет меня за руку и ведет в спальню.
– А как ты объяснишь тот факт, что как минимум трое моих трусов имеют большие дырки?
– Ну это ты спроси у своих рваных носков. Носки, наверное, отросшими ногтями порвал. А здесь…тоже чем-то острым.
– Чем?
– Чем, чем. Пиписькой, наверное.
– Она не острая.
– Ну тогда я не знаю чем. Хотя, подожди! Знаю. Это же твой кот. Когда я бросала в него вещи, он наверняка схватил зубами трусы и прогрыз их. Вот и дырки.
– У тебя ножницы в руке с момента, как я достал тебя из-под кровати, – а вот теперь ножниц нет. Он разжимает мою руку и выдергивает ножницы.
– Это я от кота защищалась.
– И случайно порезала трусы?
– Я не помню. Все было как в тумане.
– Ну да, ревность и задевающие слова застилают глаза, – вот же сученыш. – Что ж ты так ведешься на всё, радость моя? Признаться, я был уверен, что действия с твоей стороны будут попозже. Ну или менее заметные. Ты же могла заехать в аптеку и купить, ну скажем, слабительное и подсыпать его в молоко или воду. Или насыпать крошки на постельное белье. Или выбросить всю туалетную бумагу. Да много чего.
– Не подумала. В следующий раз буду изобретательнее. И вообще, это за то, что ты мои трусы украл.
– Вот удивительное дело, в один момент я убежден, что ты редкостная бывалая стерва и тут же выдаешь такое наивное дитя.
– Наверное, поэтому ты в меня и влюбился. Раз я вся такая внезапная.
Не знаю, чего я ожидала от Потапова после этих слов, но точно не того, что он громко рассмеется.
– Когда я такое говорил?
– Примерно полтора часа назад, когда предложил потрахаться на постоянной основе и поспать у тебя в кровати, а не на коврике.
– Это всего лишь удовлетворение физиологии. У меня трехнедельный застой.
Еле подавляю в себе смешок. Три недели. Это называется застоем? Вот только вслух я этого не говорю. До меня вдруг доходит, мы встретились с ним три недели назад. Забавный и почему-то приятный факт. Но куда более приятно осознавать, что за это время он точно не трахался с безвкусной.
– Путём сложных мыслительных процессов, я пришла к выводу, – копирую некогда произнесенную им фразу, из-за чего Потапов улыбается. – Что человек, который хочет просто удовлетворить свои физиологические нужды, то есть заняться сексом, займётся им с женщиной, которая трётся своей шерстью об его эбонитовую палочку так сильно, что должно уже всё ебануть. Ой, эбануть. Но хозяин эбонитовой палочки бросает эту трущуюся прилипалу и мчится за малолеткой, укравшей курицу с корпоративного стола. Намеренно подначивает ее к каким-то действиям, чтобы она пришла к нему домой. И спускает ей с рук то, что вряд ли кому-либо спустил бы. Не подскажете, как это зовется, Сергей Александрович? – и все же приятно видеть, что иногда он не знает, что ответить. Пауза непозволительно длинная.
– Тебе повезло, что я прибухнул в такси и стал чуть добрее. Штопай, – кидает в меня свои труселя.
– Я не умею штопать. И вообще, когда кожа дышит это полезно. Да и поздно уже, я спать хочу. У меня режим.
– Штопай.
– Ты глухой? Я не умею.
– Учись.
– Может, чем-нибудь другим займемся? Я тебе завтра новые куплю.
– Такие же синтетические как у тебя? Нет уж, спасибо.
– У меня настоящий шелк и кружева.
– Да, да. Штопай.
– Я куплю такие же как у тебя.
– А ты уже успела заработать деньги?
– Так я за твои куплю, которые давала за машину. Сам отдал. Я не просила.
– Штопай, – в очередной раз повторяет Потапов, чуть ли не закатывая глаза.
– Я все же настаиваю заняться чем-нибудь другим.
– Хорошо. Не хочешь штопать, давай в качестве оплаты оральный секс.
Очередная провокация, на которую я, к счастью, не ведусь.
– Ну, в качестве нового для меня эксперимента, можно попробовать. Только сначала в душ. А где мы будем это делать? На кровати или на диване? Хотя, о чем я. Конечно, на кровати. На диване тебе будет неудобно меня удовлетворять.
Очередная Потаповская усмешка и… ни одного слова. Вместо этого он снимает с меня сумочку и берет за руку. Усаживает на диван и сам куда-то уходит. Что творится в его голове понять сложно. Одна хорошая новость, несомненно, есть. Кот, развалившийся около окна, преспокойно лижет свое хозяйство, никак не реагируя на меня. В частности, на мои ноги.
А вот Потапов, в отличие от кота, на них внимание обращает. Как только он возвращается в гостиную, в очередной раз берет меня за лодыжки и укладывает на диван так, что я оказываюсь в лежачем состоянии.
Я ожидала от него набор для шитья, но точно не аптечку. В очередной раз становится неловко. То он полный говнюк, то снова ухаживает за мной, принимаясь обрабатывать царапины.
– А как я должна была убирать твою квартиру с таким ненормальным котом? Он реально мог меня убить, если бы не курица. Он бешеный.
– На самом деле он не агрессивный. Он трус. И ни разу ни на кого не напал.
– О, так я такая единственная?
– И неповторимая. Максимум он давал лапой тому, кто пытался взять его на руки. Хоть Даня и утверждает обратное. Он на всех шипит – факт. Ходит по пятам и пугает внешним видом, отчего люди его бояться, тоже факт. Но не нападает. Скорее всего, он почувствовал в тебе злые намерения.
– Искать свои трусы – это не злые намерения.
– Я тебе новые подарил.
– Вот сам их и носи.
Замолкаю, стараясь сконцентрироваться на действиях Потапова. Я четко улавливаю момент, когда обработка царапин перестает ею быть. Он начинает меня гладить.
И без слов понятно, к чему приведут его поглаживания. Взгляд у Потапова моментально меняется. Нет уже никакого ухода за царапинами. Он поглаживает пальцами внутреннюю сторону бёдра, ведёт выше, из-за чего я машинально свожу ноги. А затем поднимает подол моего платья, полностью оголяя живот.
– Что ты делаешь?
– У тебя здесь царапина. Я видел, когда вытаскивал тебя из-под кровати.
Я идиотка, раз верю в этот бред. И неустанно наблюдаю за тем, как он наклоняется к моему животу и касается губами кожи чуть ниже пупка. Дыхание спирает от этой ласки. Особенно, когда он продолжает целовать мой живот дальше. Мне определённо пора отсюда уходить.
Неимоверным усилием заставляю себя встать с этого дивана. И только я принимаю сидячее положение, чтобы сбежать от греха подальше, как Потапов одним движением накрывает меня собой, прижимая к дивану. Перехватывает мои руки и, прижав их к подушке, впивается в мои губы, лишая возможности говорить. Наконец, оставляет в покое мои губы, что-то бессвязно шепчет, покрывая поцелуями мое лицо. Проходится губами по моей шее и опускается к груди.
– Остановись, – не знаю, кому это больше говорю. Себе или ему. Скорее, себе. Наутро я точно перестану себя уважать, перейди я сейчас черту. Несмотря на то, что я убеждена, что он ко мне не равнодушен, в реале я могу ошибаться, выдавая свои желания за действительность. А желания меня трахнуть – недостаточно. Мне этого мало. – Я серьёзно. Остановись.
Ноль на массу. И, кажется, мне впервые наедине с ним становится не по себе. Он, черт возьми, пьяный. Наши силы априори не равны.
– Серёжа. Не надо, – почти вскрикиваю, когда он спускает бретельки платья, оголяя грудь. Тянется к груди, вбирая в рот сосок. – Хватит! – только сейчас понимаю, что он давно не держит мои руки. Упираюсь ладонями в его грудь и отталкиваю.
– Игра затянулась, не находишь?
– А я с тобой сейчас и не играла. Шутки шутками, но я не тарелка, из которой можно поесть, когда тебе приспичит, – в спешке натягиваю платье и стопорюсь, услышав:
– Да, ты необычная тарелка. Дорогая.
Замахиваюсь, дабы ударить по его лицу, но, несмотря на алкоголь, он ловко ловит мою руку.
– Пока не перестанешь воспринимать меня как, пусть и дорогую, но б/у вещь, тебе ничего не светит. Понял?!
– Что-нибудь еще?
– Если не готов подправить в себе аномальную извилину и предложить что-то нормальное, даже не думай меня трогать.
– Хочешь, чтобы я соврал?
– Хочу, чтобы ты этого захотел сам.
– Этого?
– Нормального, а не потребительского. Пусти мою руку.
Благо мою ладонь он действительно отпускает. Встаю с дивана и хватаю свою сумочку. Прохожу в прихожую, но Потапов тут же выдергивает из моей руки сумку.
– Куда собралась, сударыня?
– В свои покои, сударь.
До меня не сразу доходит, что он забрал не только мою сумку, но и туфли. И… ушел в спальню.
– Что ты делаешь?!
– Спокойной ночи.
– В смысле?
– В прямом. Накормила кота ты. Значит, и убирать за ним, когда он нагадит, будешь тоже ты. Ты, кажется, хотела спать, вот и спи.
– И где мне спать?
– Где хочешь, там и спи.
– Ты дурак? Верни мне сумку и туфли!
– Спокойной ночи, Эля.
– Прекрати!
– Что непонятно из того, что я сказал? Каждый ответственен за свои поступки. Утром вымоешь полы, зашьешь трусы и уберешь за котом. И только после этого ты покинешь мою квартиру. А спальное место выбирай сама. Спойлер: на кровати удобнее.