Дом стоял на ушах. Оказалось, Антонию потеряли. Олаф еще вечером звонил в администрацию, но у секретаря первого этажа был старый график дежурств, где значились Гус и Вик. После чего Виттор, потрясая садовыми ножницами, принялся всех убеждать, что хозяйка пропала и наверняка угодила в лапы убийцы. Мать Олафа распереживалась, Йорка, сжав кулаки, порывался прямо сейчас бежать искать Антонию по всем подворотням. Дворецкий обзвонил всех знакомых, у которых Антония могла бы остаться ночевать. Последним в списке, перед больницей и тюрьмой, значился дом Шаттона. Служанка не стала злиться на поздний звонок и просто позвала к телефону хозяина, а тот уже, зевая, подтвердил, что Антония оказалась на внеплановом ночном дежурстве. И даже предложил съездить проверить, как она там, но Олаф вежливо отказался.
Успокоить домашних Олафу оказалось не под силу, и в итоге, стоило Антонии переступить порог, на нее налетели с причитаниями. Сперва старшее поколение отчитало Антонию за доставленные переживания, потом Антония, грозно сверкнув глазами, сама отчитала всех за панику. Олаф чувствовал себя виноватым за то, что не сумел навести порядок, но хозяйка только отмахнулась. Еще его душевных терзаний ей не хватало.
После обеда Антония едва не опоздала на опрос последнего свидетеля. Дожевывая на ходу взятый из дома бутерброд, она влетела в холл администрации и уперлась взглядом в знакомую спину. На цыпочках, стараясь не привлекать внимание инспектора, вдоль стены юркнула к лестнице. И ей почти удалось пройти незамеченной, но у самых ступеней девушка все же почувствовала на себе тяжелый взгляд и, гордо выпрямив спину, стала спускаться. А вот не испугается она инспекторского гнева, он не дождется. Тем более, что и придраться не к чему. Наверное.
Уточнив у стражника, в какой комнате ждет свидетель для де Вельвиче, Антония попросила принести ей воды и уверенно зашла в кабинет.
Опрос прошел не так гладко, как планировалось. Управляющего и по совместительству владельца «дома удовольствий» Антония оставила напоследок, чтобы к тому времени знать все факты и понимать, о чем спрашивать. Однако мужчина оказался крепким орешком и признаваться ни в чем сходу не собирался. Кроме того, на его душе висело столько темных пятен, что можно было упрятать за решетку только по одним подозрениям. Но, к сожалению, кроме Антонии эти пятна никто не видел, а значит, нужно было получить доказательства, показания свидетелей или чистосердечное признание.
На мужчину пришлось надавить, но в итоге он наговорил столько, что хватило бы на несколько поездок на каменоломни в один конец. Пока Антония оформила его показания, пока стражи увели заикающегося мужчину и стребовали с девушки расписку о том, что к заключенному не применялось насилия или иных запрещенных действий, прошла уйма времени, и Антония едва не опоздала на доклад к инспектору. Проверяющий сперва грозно на нее посмотрел, прикрикнул, но уже после нескольких минут разговора неожиданно смягчился и предложил сделать перерыв и выпить чаю.
Их разговор проходил в кабинете Ирвина, но сам шеф уехал с докладом в мэрию, и чаепитие получилось каким-то уютным, лишь для двоих. Не слыша чувств собеседника, не имея возможности рассмотреть его душу, Антония, к собственному удивлению, отдохнула и даже смогла немного расслабиться. Инспектор сменил гнев на милость и, хотя за чаем ненавязчиво продолжил задавать вопросы по текущему делу, это больше не походило на допрос или воспитание провинившегося сотрудника.
— Вы хорошо поработали, — кивнул мужчина через пару часов, с сожалением поглядывая на пустую коробку из-под печенья. А вот фиг ему и ржавчину в шестеренки, Антония не собиралась сознаваться, что в соседнем кабинете позади папок с «висяками» припрятана еще одна пачка.
— Не думаю, что мои коллеги так же обрадуются результатам опросов, — пожала плечами Читающая, не видя смысла строить из себя холодную «бумажную крысу».
— Почему же? — удивился ее собеседник, и по-хозяйски выдвинул ящик стола начальника отдела. Скептически оглядел содержимое, хмыкнул и задвинул обратно.
— Потому как ближайшую неделю весь отдел будет погребен под бумажной работой. Закрыть пятнадцать дел разом не так-то просто, — ответила девушка, с интересом наблюдая за действиями инспектора.
— Так это же чудесно. Больше, чем за последние три месяца, — мужчина зачем-то заглянул за занавески, но на подоконнике кроме стопки готовых к сдаче дел ничего не было.
— То-то и оно, — вздохнула девушка, повертела кружку в руках и отставила в сторону. — Я могу идти?
— Да, конечно, — кивнул мужчина, заглядывая в тумбу слева от его кресла.
— Гхм. Инспектор, — позвала Антония от двери, заставив мужчину оторваться от задумчивого изучения содержимого полок.
— Да?
— Печенье босс не держит, можете не искать.
Не дожидаясь ответа, Антония вышла за дверь и мысленно хихикнула, надеясь, что последняя шпилька пришлась по адресу. Ну а что, это уже было совсем нагло с его стороны.
Поход в филармонию с Шаттоном прошел безумно скучно. Пьеса была устаревшей по столичным меркам, Антония ее уже слышала, и в гораздо лучшем исполнении. Сам Шаттон не прекращая о чем-то говорил, надеясь развлечь спутницу, но Антония предпочла бы оказаться в тишине. Хватало ощущения направленного на нее интереса от окружающих и фальшивого подвывания второй скрипки. И кто только этого роботом стукнутого к инструменту допустил?
Как Антония и ожидала, следующие две недели коллеги на нее по-тихому злились. Нет, внешне ничего не изменилось, но Антония и без того чувствовала направленные на нее эмоции и из-за этого жутко выматывалась. Если коротко, то их отношение можно было свести к следующему. Столичная фифа, только из универа, а едва появилась в отделе, как разом закрыла больше дел, чем все они, вместе взятые, за последний год. И ладно бы просто закрыла, но оформлять и собирать подтверждения словам управляющего борделем пришлось всему отделу, так что из-за Антонии они были завалены работой больше обычного. Так еще и инспектор рычал на нее меньше, чем на остальных, отчего поползли слухи об особом к ней отношении.
И хотя Шаттон продолжал почти каждый день заезжать за ней по утрам, в общении с ним скользила некая отстраненность. Калли после совместного дежурства перестала относиться к Антонии, как к потенциальной сопернице, но и сближаться и заводить дружбу не спешила. Вик совершенно замотался из-за дополнительных поручений инспектора, стал резким и раздражительным, Гус неожиданно для всех перестал тараторить и почти все время молчал, а Лендер, напротив, то и дело начинал длинные пространные рассуждения, но его никто не слушал.
Была лишь одна радость — нападения прекратились. Кто-то даже высказал надежду, что Чучело исчез, ушел. Но Ирвин, в тот момент разбиравший дела вместе со всеми в общем кабинете, предположил, что Чучело лишь затаился на время и скоро снова начнет бесноваться, в этот раз с удвоенной силой. И строго приказал не расслабляться и, напротив, активнее шевелить шестеренками, раз преступник дал им такую передышку.
Антония еще дважды попадала на ночные дежурства, один раз с Виком, другой с самим Ирвином. Вик среди ночи спустился на первый этаж по вызову на буйных пьяниц и обратно уже не вернулся; Антония подозревала, он просто остался пить чай со знакомыми стражами. На дежурстве с Ирвином тоже вышло непонятно. Сперва Антония с боссом работали в разных кабинетах, потом Ирвин зашел за папкой, и как-то так получилось, что они сели играть в карты, и провели время за этим занятием до самого утра. В итоге Ирвин посоветовал Антонии проверенного мастера по ножам и дротикам, а сама Антония пригласила босса в гости, испытать мишень и сыграть партию в шахматы.
Затишье дошло до того, что инспектор милостиво разрешил снова перейти на старый график работы и официально вернул выходные. Радости сотрудников не было предела, но кидаться на шею инспектору с благодарностями никто не стал.
В законный выходной в конце обеда раздался звонок от ворот и Олаф доложил, что к Антонии пришли по работе. Девушка огрызнулась себе под нос, — у нее было столько планов, — и попросила пригласить визитера.
Когда вместо Шаттона или Вика в гостиную зашел инспектор, Антония выронила вилку. Потом пришло понимание, что мужчина одет не в форму, а в обычный костюм, более того, держит в руках подарочную коробку и пакет из кондитерской. А она перед ним сидела в обычном домашнем платье и даже без шляпки.
Объяснений странному явлению не находилось, поэтому Антония решила действовать по правилам этикета и встала, приветствуя гостя. Удобно, когда есть готовые решения и инструкции на каждый случай. Если бы инспектор заявился до двенадцати, Антония имела бы право его не принять из-за слишком раннего времени, но уже, к сожалению, была четверть второго. Если бы мужчина пришел после семи, то это стало бы само по себе приглашением на свидание, и она могла бы посетовать, что это компрометирует ее как девушку. Ну а сейчас пришлось изображать радушную хозяйку.
— Приветствую вас, инспектор. Проходите, вы как раз подоспели к десерту.
— Спасибо за приглашение. Извините, что без предупреждения, но я пропустил ваш соседский ужин и теперь решил наверстать упущенное.
Антония на миг нахмурилась. Это он о том приеме на шесть фамилий?
— Ах, право, не стоило так волноваться, инспектор, — мило улыбнулась девушка, отводя взгляд. Как бы так незаметно отлучиться и надеть шляпку? Почему-то стало ужасно неудобно за свою короткую прическу.
— Антония, мы не на работе, поэтому давайте просто по имени. Питтерсон де Роук, если вы забыли. Можно просто Пит.
— Питтерсон, вы предпочитаете чай или что покрепче? — проигнорировав последнее предложение гостя, поинтересовалась Антония.
— Чай. Не люблю крепкие напитки, — непонятно чему хмыкнул мужчина.
Следующий час Антония чувствовала себя так, словно бы ходила по минному полю. Чай выпился быстро, в доме никаких особых развлечений предусмотрено не было, и пришлось устраивать гостю экскурсию. В саду, по счастью, он задержался надолго, с удовольствием опробовав мишени сперва своим ножом, возникшим откуда-то из складок пиджака, а потом и предложенными дротиками.
— И что же, часто вы так развлекаетесь? — под оценивающим взглядом мужчины Антонии сделалось неуютно.
— Когда бывает свободное время, — она, не подавая виду, непринужденно пожала плечами и плавным движением руки отправила снаряд точно в центр. — По правде говоря, приключений мне и на работе хватает, и в последнее время я предпочитаю читать. А это так, увлечение, оставшееся с института.
Знать бы, как отреагировал инспектор на ее бросок. А то на лице светская вежливость, и не догадаешься, о чем думает.
— О да, как же, помню, в академии всех так или иначе приучали к оружию. Я заканчивал другой факультет за несколько лет до вас, и, судя по всему, правила там не изменились. Как поживает профессор де Триж, все так же донимает студентов?
Разговор переключился на учебу. Антония подозревала, что «несколько лет до нее» было сильно мягко сказано, ибо мужчина выпустился хорошо, если лет на десять раньше.
— Я так и думал, что этот прохиндей по-прежнему валит студентов на зачетах. Это у него любимое развлечение, чтобы несчастные гонялись за ним по всей академии в надежде получить пересдачу. А как с верховой ездой, конюшни еще не снесли? Помню, ходили такие разговоры, но при мне до дела так и не дошло.
— Напротив, добавили еще одну пристройку и докупили новых скакунов.
— О. Это же замечательно. В академии были хоть и не элитные, но очень хорошие особи. Всегда любил верховую езду, а вы?
— Не очень, — скрывая неловкость за улыбкой, посетовала Антония, вертя в руках дротик.
— Почему же? — удивился гость.
— Ну, у меня сложные отношения с животными. Они меня не любят, и это взаимно, — пожала плечами девушка. Дальнейшие расспросы были бы уже слишком личными, и Питтерсон перевел тему.
Наконец, инспектор засобирался, сославшись на дела. Антония украдкой облегченно вздохнула и стала сожалеть, как и положено по этикету, что гость слишком рано уходит. Инспектор столь же эмоционально настаивал, что ему все же пора. Судя по взглядам, оба понимали, что это лишь игра, но старательно выполняли свои роли.
Дождавшись, когда Питтерсон верхом на своем Урагане скрылся из виду, Антония перевела дыхание. И что это было? Визит вежливости, принятый между знатью, или инспектор решил разузнать о сотрудниках отдела побольше? Надо будет потом у коллег спросить, не было ли к ним странных визитов.
— Миледи, там это, ну, лошадь… — привлек внимание хозяйки Виттор.
— Это породистый конь, — машинально поправила девушка. — И что с ним не так?
— Ну, мы его у ворот попросили оставить, вы же просили животных не пускать, ну вот он и…
— Да что случилось-то? — не выдержав иносказательности садовника, рыкнула хозяйка. В ауре смятение, не понять, что хочет.
— Он лепешку сделал, — словно поделившись величайшей тайной мира, произнес, наконец, Виттор.
— И в чем проблема? Уберите. Или Йорке поручите. Лишь бы на территории поместья было чисто. Еще что-то?
— А можно, я это, себе лепешку возьму? На удобрения, в смысле?
— Да делайте с этой лепешкой что хотите.
Виттор, несмотря на раздраженный тон хозяйки, просиял. Великие шестеренки, как иногда человеку для счастья мало надо.
В холле Антонию поймал Олаф с блокнотом и длиннющим списком хозяйственных вопросов. Вот только сил, настроения и желания заниматься делами у девушки не было, и Антония, наплевав на все, сбежала в город. Если не дают дома отдохнуть, так хоть в банях никто не потревожит.
Несколько часов исконно женского отдыха, и Антония почувствовала себя обновленной. Не зря дала уговорить себя на маникюр помимо обычного комплекса услуг, вроде мелочь, а настроение поднялось.
На улице к тому времени стемнело, дул противный ветер, извещая о скорой смене сезона. Как потом поняла Антония, она совершила огромную ошибку, когда решила пройтись пешком до угла улицы, где стояла лавка с дамскими мелочами.
Вокруг тянулись дорогие элитные заведения, и улица казалась пустынной, хотя все магазины в работали допоздна. Обычно в менее пафосных районах в это время прогуливалось множество народу, но местные цены мало кто мог себе позволить, а потому вокруг стояла тишина, которая так нравилась девушке. Никаких людей, а значит, чужие переживания не будут отвлекать ее. Расслабившись, Антония не обратила внимание на возникшие в другом конце переулка две тени. Может, состоятельные горожане захотели посетить бани или кто-нибудь решил прицениться к местным лавкам. С такого расстояния души не давили, напрягать дар и прислушиваться к ним девушке не хотелось, и она медленно шла по отмытому мощеному тротуару, отрешившись от всего и вдыхая вечерние городские ароматы. Пыль, сложный цветочный аромат из лавки духов напротив, остывающий камень под ногами, влажный мотив подступающего дождя.
Шаркающие шаги, тихий хлопок и резкая боль в бедре. Антонию спасло только то, что она засмотрелась на витрину модных платьев и споткнулась на ровном месте. Девушка упала, резко обернулась и заметила дымок вокруг вытянутой руки одного из мужчин, которые, оказывается, шли за ней по пятам. Огнестрел? Но ведь они запрещены уже лет тридцать.
А еще от фигур, которые весьма умело держались в тени, не исходило никаких намерений, ни малейших отголосков души. Амулеты. Грубые, одноразовые, но весьма эффективные. А раз эти типы так подготовились, значит, знали, что идут за Читающей. И наверняка озаботились и защитой обратного действия, чтобы обезопасить себя от воздействия ее дара.
Все это пронеслось в голове всего за секунду. Антония трезво оценивала свои шансы в прямой борьбе с двумя мужчинами, у которых в руках был огнестрел, а она не могла воздействовать на них даром. Вторая тень начала поднимать руку, судя по всему, тоже с оружием, и Антония не стала геройствовать и просто закричала. Совершенно девчачий визг перешел в сакраментальное «Помогите. Насилуют» и закончился более эффективным «Пожар».
Через две секунды из всех лавок высыпали работники, кое-где и посетители, а две тени, так и не сделав повторный выстрел, попытались незаметно скрыться в суете. Антонию окружили, она попробовала было встать, но ойкнула от резкой боли в ноге и вынуждена была остаться на мостовой.
— Что случилось? — знакомый женский голос раздался совсем рядом, и Антония увидела мадам Клозетту в компании пары подтянутых сопровождающих.
— Те двое, напали, уходят, — крикнула Антония, пытаясь привлечь внимание к бандитам, и по взмаху ее руки в ту сторону помчался один из «мальчиков». Антония не успела удивиться, что-то сказать и вообще как-то отреагировать, как второй подхватил ее на руки и под причитания мадам Клозетты занес девушку в ближайший магазин. Антония морщилась от боли в ноге, все прочие мысли вылетели из головы, когда парень устроил ее на диванчике для посетителей. Она только отметила, что сотрудники уже вызывали стражей.
Лекарь, работавший в банях, тоже оказался в толпе зевак, и, пока он оказывал Антонии первую помощь, вернулся умчавшийся за бандитами «мальчик». Взмыленный, в порванной рубашке, он сразу покачал головой. Нападавшие разделились, и «мальчик» даже догнал одного из них, но тип оказался изворотливым и, украсив преследователя парой синяков, скрылся. Парень протянул Антонии непонятный сверток, оказавшийся курткой преступника, в которую был завернут огнестрел.
— Ого, — не смогла сдержать возгласа Антония. Второй «мальчик» присвистнул. — Спасибо огромное, это очень важные улики. Ты очень рисковал, не стоило, правда. Ты мог пострадать.
— Об этом я как-то не подумал, — честно сознался парень и пожал плечами, а его напарник хмыкнул и хлопнул его по плечу, отчего тот поморщился.
Лекарь уже оказал первую помощь Антонии и теперь занялся «мальчиком». Синяки на глазах побледнели, ссадины и рана на плече перестали кровить. Поймав взгляд Читающей, парень подмигнул ей, и девушка, смутившись, отвела взгляд. Оправдывать себя тем, что она переживала за парня, Антония не стала. Да, конечно, в какой-то мере она за парня волновалась, но не может тот, кто видит чужие души, обманываться в собственной. Просто парень снял рубашку, и на него было приятно смотреть. Мадам Клозетта понятливо улыбнулась.
Опомнившись, Антония огляделась в поисках своей шляпки, которая обнаружилась на столике неподалеку. Отцепив одно из украшений и немного повозившись, девушка смогла активировать переговорный амулет. И почему она сразу не сообразила.
На связи оказался Ирвин, хотя Антония и вызывала Шаттона. Босс выслушал внимательно, коротко ответил, что у девушки три дня выходных на выздоровление, пообещал разобраться с непонятными типами и отключился. В очередной раз потерев плечо, Антония поняла, что зудит татуировка клятвы, вероятно, ее эмоции и самочувствие рикошетом отразились и на Олафе. Лишь бы Йорку не зацепило, мелкий он еще для таких передряг. Чтобы не переживали домашние и не волноваться самой, Антония позвонила в поместье. Олаф тут же поднял трубку, как будто караулил. Антония попросила приехать за ней и пообещала рассказать обо всем дома.
Мадам Клозетта, убедившись, что ее знакомой ничего не угрожает, отпустила пострадавшего «мальчика» и ушла под ручку со вторым. Самой Антонии предстояло дождаться стражников, а пока она выслушала указания лекаря — пару дней покоя и никаких нагрузок на поджившую ногу хотя бы пару недель. Девушка пыталась вручить лекарю оплату в благодарность, мужчина для вида вяло отказывался.
Хлопнула дверь, и шум, который случается, когда много людей разом обсуждают какое-нибудь важное событие, перекрыл сочный голос:
— Что здесь происходит?
К удивлению Антонии, к ней пробивался сквозь толпу зевак и сочувствующих сам инспектор Питтерсон де Роук собственной персоной. Следит он за ней, что ли?
Мужчина был зол. Казалось, еще немного, и он начнет метать молнии, а из глаз посыплются искры. К сожалению, понять причину таких эмоций Антония не могла, а потому на всякий случай сжалась на диванчике и притихла.
— Вы?
Ну вот, спрятаться не удалось, инспектор ее увидел и безошибочно угадал в ней виновницу всего этого шума. Пришлось коротко пересказать случившееся. Рассказала она и про куртку с огнестрелом, но инспектор едва удостоил улики вниманием.
Отчитываться перед Питтерсоном не хотелось, поэтому Антония постаралась как можно быстрее закончить с разговором:
— Боссу о случившемся я уже доложила, стражи должны вот-вот подойти.
— Ясно, — коротко ответил инспектор и, бросив напоследок испепеляющий взгляд в сторону девушки, стремительно вышел. В дверях он столкнулся с появившимися наконец-то стражниками, что-то им сказал, и те послушной гурьбой вышли вместе с ним на улицу.
Антонии стало обидно. Она пострадала от неизвестных преступников, но не получила ни капли сочувствия. Начальник «принял к сведению», мадам Клозетта посчитала это «опасным происшествием» и посоветовала быть аккуратнее, словно бы Антония сама была виновата в случившемся. Инспектор и вовсе был немногословен и даже не дал ей возможности поговорить со стражами. Ну а что до остальных, прохожих и работников магазина, те видели только новый повод для сплетен и слухов. Антония уже слышала версию о том, что нападавших было пятеро, а другой тип, парень неприятной наружности с тонкими усиками, и вовсе утверждал, что пострадавшей была девушка легкого поведения, которая сама и спровоцировала пару добропорядочных граждан, а потом подняла крик. На Антонию уже давно перестали обращать внимание, словно бы она стала деталью интерьера.
Снова хлопнула дверь, и через минуту возле девушки стоял Олаф. Серьезный, собранный, обеспокоенный.
— Как вы себя чувствуете, миледи? Позвольте забрать вас домой?
Много, что крутилось на языке, Олаф, как всегда, не произнес вслух, но Антонии было достаточно и его эмоций, намерений. Ощутив неожиданную поддержку, Антония выдохнула, прогоняя навернувшиеся было от обиды слезы.
— Да, Олаф, конечно, спасибо. Лекарь ногу уже подлечил, просил пару дней отлежаться, все остальное в порядке, — сразу успокоила она дворецкого.
Олаф подогнал хозяйскую машину к самому входу и, не слушая возражений девушки о том, что она могла бы и сама дойти, подхватил Антонию на руки. По пути они столкнулись с вездесущим инспектором. Мужчина пытался остановить Олафа и принялся задавать какие-то вопросы, но дворецкий так на него посмотрел, что Питтерсон подавился словами.
— Миледи лекарь прописал покой, всю доступную информацию она уже сообщила. Прошу нас не задерживать.
Антония восхитилась выдержкой и наглостью своего дворецкого. Это же надо так отшить самого инспектора. Олаф, поймав ее восхищенный взгляд, задорно подмигнул.