ГЛАВА 12

Бутылки с шампанским, бургундским и токаем, хранящие на стекле вековую пыль, были старательно упакованы в нарядную корзину и отправлены в особняк фрау Розенмильх. В корзинку Ауленберг вложил визитную карточку, на которой начертал слова благодарности и признательности матери своей будущей любовницы, а в три часа пополудни прибыл сам на Химмельфортгассе с букетом восхитительных орхидей.

Фрау Розенмильх встретила его с милостивой улыбкой:

– Благодарю вас, ваше сиятельство, но будет лучше, если вы преподнесете этот великолепный букет Элизе.

– О, моя милая девочка не останется без подарка, – с чарующей улыбкой он показал небольшой ящичек, на котором были выведены непонятные письмена. – Думаю, что он ей весьма понравится.

Озадаченная Аманда не успела даже поинтересоваться, что находится в странном ящичке, как Ауленберг быстро откланялся и легко взбежал по лестнице на второй этаж. Женщина только вздохнула, понимая, что уже ничего не может сделать. Было совершенно очевидно, что барон медленно, но неумолимо движется к своей цели. Взволнованные глаза дочери, которые Аманда могла изучать после визитов Ауленберга, ясно говорили о том, что поклоннику удалось растопить лед в сердце Элизы и сопротивляться их чувствам было совершенно бесполезно. В том, что известный ловелас на этот раз потерял голову, также не было никаких сомнений. Уж в этом-то Аманда разбиралась.

Элиза встретила Фридриха без малейшего проблеска улыбки. На лице у девушки была написана невыносимая мука, и, похоже, приход Ауленберга ее еще больше расстроил. Когда же взгляд девушки упал на ящик со странными письменами, она и вовсе помрачнела.

– Новый подарок…

– Ты как будто не рада? – улыбка медленно сползла с его лица. – Может, посмотришь все-таки?

– Это того стоит?

– Можешь мне поверить.

Фридрих осторожно сдвинул дверцу и достал из вороха бумаги маленькую статуэтку.

– Узнаешь? Это – Венера Сиракузская с малюткой Амуром у своих божественных ног. Мне удалось найти эту вещицу у одного антиквара, который уверял, что статуэтка подлинная и принадлежит к очень древним векам. Надеюсь, она поможет нам еще больше привязаться друг к другу и станет нашей защитницей.

– Вы полагаете, что матушка поймет значение вашего подарка? – Элиза осторожно приняла из рук Фридриха статуэтку. Девушка старательно делала вид, что не придает никакого значения торжественным словам барона.

– Надеюсь, что Аманда поймет, – ответил Ауленберг, обиженный холодным приемом. – Полагаю, твоя мать прекрасно разбирается в вопросах любви.

– Простите меня, – Элиза устало вздохнула. – Полагаю, этой вещице следует найти подходящее место в моих покоях.

Оглядевшись, она направилась было в сторону спальни, но в последний момент остановилась, сообразив, что Фридрих непременно последует за ней, чтобы удостовериться в том, что для его подарка нашлось достойное место.

– Нет… пожалуй, я сперва загляну в одну книгу. Мне кажется, что я где-то видела описание этой статуэтки, – решила Элиза и направилась к книжному шкафу. – У меня есть великолепный альбом, посвященный искусству Рима и Эллады…

Девушка придвинула поближе к шкафу стул и быстро взобралась на него. Ее пальцы легко побежали по корешкам книг, выискивая нужный томик. Но оказалось, что альбом, который Элиза искала, лежал слишком высоко. Девушка привстала на мысочки, пытаясь дотянуться до желанной книги. Фридрих невольно облизнул губы, залюбовавшись тоненькой, похожей на веточку ивы, фигуркой девушки. И в этот миг стул, на котором стояла Элиза, внезапно покачнулся. Девушка испуганно взмахнула руками, стараясь удержаться на шатком пьедестале… Ауленберг ринулся к ней и подхватил на руки, пытаясь спасти от падения.

Элизе показалось, что весь мир вокруг нее завертелся в сумасшедшем беге… Она слышала собственное сердцебиение, и оно сливалось с оглушительным стуком сердца в груди мужчины, сжимающего ее в своих объятиях. Его темные глаза впитывали в себя ее волю, и она уже не могла сопротивляться обжигающему пламени, идущему от губ, глаз и рук Фридриха. Теплый ветерок, ворвавшийся в это мгновение из распахнутого окна, вместо того чтобы охладить это безумие, только усиливал все ощущения… Воздух опьянял ароматами лета, цветов и трав….

Ауленберг с отчаянием смотрел в небесную чистоту глаз Элизы, понимая, что окончательно утонул в их бездонной глубине. Ему хотелось зарыться лицом в ее мягкие волосы, прижаться губами к ее губам, забыться в ее объятиях, забыть вообще обо всем на свете…

А в это время зачарованная зовущим взглядом мужчины Элиза смотрела в его темные глаза, загадочные и желанные. Они хранили в себе тысячи тайн, и ни одну из них она еще не сумела разгадать.

– Вы… не могли бы отпустить меня… – стараясь вырваться из западни этих коварных глаз, умоляюще прошептала девушка.

– Мне почему-то очень не хочется этого делать… – губы Фридриха умышленно не касались нежного рта Элизы и лишь опаляли ее жарким дыханием.

Чувствуя, как пылают щеки, Элиза опустила голову и попыталась освободиться из кольца объятий.

– Я слишком тяжелая, и вы можете устать… Вам лучше опустить меня на пол.

– Лучше в постель… – прошептал барон и тут же усмехнулся: – Не бойся. Я не собираюсь нарушать слово, данное твоей матушке. Но чувствую, что еще пара таких мгновений – я и стану клятвопреступником. Моя прелесть, ты все больше напоминаешь мне юную розу, нежную и благоухающую, и, конечно, с острыми шипами, способными поранить мое бедное сердце. Именно их уколы делают мою жизнь намного интереснее и привлекательнее.

– Твои слова весьма понравились бы моей матушке…

– А тебе? – тихо спросил он.

Дыхание Фридриха прерывалось, и Элиза чувствовала, как дрожат его пальцы. Но она не могла и не смела верить этому обольстительному мужчине. Проклиная свою гордость, девушка заставила себя выскользнуть из мужских рук и отскочила прочь, с трудом пытаясь успокоиться. Ей казалось, что ее грудь слишком высоко и неприлично вздымается.

Но Ауленберг не собирался сдаваться. Улыбка этого ловеласа стала еще более обольстительной и манящей.

– Ты полна удивительной красоты и нежного изящества, твоя кожа подобна шелковистым лепесткам розы, а пахнешь ты, словно цветок жасмина.

Очарованная его словами, Элиза не заметила, как Фридрих вновь оказался в опасной близости от нее. Вот он уже запустил пальцы в ее мягкие волосы и притянул голову к себе. Он хотел ее. Она ощущала его желание, оно подбиралось к ней и захватывало ее душу и тело… Элиза безумно захотела оказаться вместе с ним где-то далеко, где не было бы никого, кто сможет помешать их любви. Боже, что с ней происходит?..

– Мой нежный бутон розы… – шептал он. – Ты нуждаешься в моем уходе и заботе, иначе никогда не распустишься… А я хочу увидеть, как ты цветешь… – его губы уже коснулись ее губ. – Нет, я хочу чувствовать, как ты распускаешься в моих руках…

Элизе уже и самой хотелось ощутить то, что она прежде отвергала: желание и страсть. Их уста слились в страстном поцелуе, и тепло любви заструилось по их телам ручейками удовольствия. Забыв обо всем, Элиза полностью подчинилась своим желаниям… Фридрих нежно обвил рукой ее талию и медленно повлек к дивану. Прильнув к губам Ауленберга, девушка уже не осознавала, что лежит в его объятиях, запрокинув голову и обвивая руками мужские плечи. Ее тело дрожало от неведомого наслаждения, а барон, ощущая это, осыпал жадными поцелуями лицо, шею и плечи Элизы, пальцы его заскользили к ее груди с желанием поскорее освободить девушку от платья. Она не пыталась сопротивляться и вместо этого соблазнительно изогнулась ему навстречу, подставляя свое тело его поцелуям и ласкам. Она страстно желала раствориться в нем, стать ближе, еще ближе…

– Что?.. – рука Аманды замерла на полпути к вазе. Она составляла букет из голландских тюльпанов, но теперь смотрела на Людвига так, словно увидела его впервые. Аманда велела дворецкому отнести шампанское в будуар дочери, но слуга неожиданно вернулся и заявил, что не осмелился войти в комнату Элизы. Ему помешали звуки страстных поцелуев.

Аманда глубоко задышала, словно ей не хватало воздуха, а затем, подхватив юбки, опрометью кинулась на второй этаж. Но, подбежав к покоям дочери, она на мгновение замерла и медленно, сдерживая дыхание, проскользнула в гостиную, смежную с комнатой Элизы, из которой по-прежнему слышались вздохи и поцелуи. На этот раз она не стала скромничать и сразу же прильнула к замочной скважине. Зрелище, которое предстало ее взору, заставило Аманду мгновенно отшатнуться от двери и на дрожащих ногах отойти в сторону.

– Похоже, я проиграла… – тоскливо проговорила она.

Аманда понимала, что всего этого невозможно было избежать, но ей было невыносимо больно видеть свою дочь в объятиях известного всей Вене развратника.

– У малышки есть любовник, – прошептала она. Теперь у нее не осталось никаких сомнений, что Элиза и барон фон Ауленберг влюблены друг в друга. – Бедная моя девочка, – сокрушалась она, едва сдерживая слезы.

Фридрих ничего не видел вокруг. Ничего и никого, кроме Элизы. Щеки девушки пылали, губы распухли от поцелуев, а зрачки расширились от возбуждения. Он чувствовал, что отныне она принадлежит ему. Только ему. Он только что распахнул перед ней двери, ведущие в мир любви, и теперь уже никто не остановит его. Вместе с Элизой они взлетят к самым дальним высотам этой удивительной заоблачной страны…

Элиза испытывала ни с чем несравнимое, чарующее наслаждение. Сладострастная истома закружила ее, и было страшно, что это восхитительное ощущение может закончиться. И потому, когда Фридрих внезапно оторвался от нее, она мгновенно потянула его обратно, чтобы вновь прикоснуться к его губам, ощутить искушающие ласки… Но этого не случилось. Барон осторожно разомкнул круг ее рук и отошел прочь.

Боже милостивый, что же с ней было? Поцелуи… Жар… Томление… Счастье… Неужели она, подобно всем женщинам, подвластна чувствам! Неужели она способна отвечать на ласки мужчины… И испытывать при этом удовольствие… Элиза растерянно потрогала свои губы. Неужели все это происходит с ней?

Избегая смотреть в лицо Фридриху, девушка легко вскочила на ноги. Что ж, все это значит лишь то, что она – нормальная живая девушка, а не холодная кукла. А сейчас нужно собраться. Этот Дон Жуан может вообразить, что сумел подчинить ее себе… подавил ее волю…

Осторожно взглянув на Фридриха, она с удивлением обнаружила, что на его лице отразились самые противоречивые эмоции: нежность и жалость, восхищение и страсть, усмешка и желание…

– Ты и сейчас будешь утверждать, что абсолютно лишена романтики и богиня любви обошла тебя стороной?

– Ты поэтому преподнес мне ее статуэтку? – Элиза беспомощно смотрела на него. Похоже, он прав – она не в силах сопротивляться любви. Смотреть в его глаза, видеть его улыбку, любоваться его совершенной фигурой, следить за его кошачьими движениями было выше ее сил. Желание свободы и самостоятельности куда-то улетучилось, и хотелось лишь одного – любить и быть любимой…

– Не переживай так. Еще ни один смертный не смог противиться чарам Венеры… – Фридрих быстро привел в порядок свою одежду и попытался придать более приличный вид помятому платью Элизы. – Думаю, теперь нам стоит переговорить с фрау Розенмильх. Полагаю, слуги уже кое-что ей сообщили… Выше нос, малышка, и ничего не бойся.

– А я и не боюсь! – дерзко заявила девушка, которую задел снисходительный тон барона. – Мне кажется, здесь находится более осторожный господин, который опасается мнения моей матери о себе.

– Ты невероятно дерзкая девчонка! – возмущенно воскликнул Фридрих. – Сначала ведешь себя словно «синий чулок», потом в тебе просыпается вулкан страстей, а теперь пытаешься обвинять меня в трусости. А ты не думаешь о том, что твоя мать сочтет меня слишком развратным для столь невинного создания, какое ты пытаешься изображать? Она ведь может запретить мне видеться с тобой. Где ты найдешь себе другого любовника? Да еще способного безропотно сносить все твои фокусы, как это делаю я?

– Она не откажет тебе, – уверенно покачала головой Элиза.

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что ты богатый и щедрый. Следовательно, имеешь право делать все, что захочешь. Так считает моя мать, так что не беспокойся.

– Какой цинизм! Так отзываться о собственной матери! Ты уже не первый раз пытаешься обвинить ее в расчетливости, но я пока что видел совсем другую женщину. Аманда любит тебя. И ее беспокоит твое будущее.

– О, ты еще многого о ней не знаешь. Она может вдохновенно говорить о любви и в то же время думать о том, что кухарка, похоже, не чиста на руку.

– Откуда ты знаешь, о чем она думает? – с сомнением покачал головой барон.

– Но я же все вижу! – с внезапной горечью воскликнула девушка. – Она все рассчитывает. Князь потому и не бросает ее. Аманда безропотно выполняет все его желания! А он, довольный ее послушанием, содержит ее за это в роскоши. Такое положение вещей вполне устраивает их обоих. Все это гадкий, выгодный расчет!

Ауленберг заметил, что у девушки нервно подрагивает подбородок, а глаза наполняются слезами, и он поспешил высказать по этому вопросу свое мнение.

– Мне кажется, – осторожно начал он, – в этом нет ничего дурного. Твоя мать в обмен на беспрекословное подчинение получила богатство. Конечно, кое-чем ей пришлось поступиться, зато она смогла не только стать обеспеченной женщиной, но и дать тебе хорошее образование.

– Да, – хмуро согласилась Элиза. – Она давно могла порвать отношения с князем, но вместо этого всякий раз упорно выбирала подчинение и роскошь.

– Ты считаешь, что Аманде следовало бросить твоего отца?

Девушка отвела взгляд в сторону, пытаясь разобраться в своих мыслях.

– Я не могу осуждать ее. Но матушка отправила меня в пансион, чтобы я не мешала ей угождать князю, хотя мне исполнилось всего шесть лет, – с горечью заговорила Элиза. – До меня и моих чувств ей не было никакого дела. Я не сразу это поняла. А потом решила, что в будущем стану рассчитывать только на себя, – голос ее задрожал, но она мужественно продолжала: – Когда же я вернулась домой, она сразу начала меня готовить к тому, чтобы сделать такой же, как сама, – содержанкой. Впрочем, моя матушка не очень отличается от всех остальных родителей, которые, дав образование своим дочерям, считают, что выгодно поместили капитал и теперь могут получать дивиденды. Родители распоряжаются судьбами детей так же легко, как семейным имуществом, нимало не задумываясь о душе и мечтах своих дочерей. Некоторые из моих приятельниц по пансиону уже вышли замуж, кто-то ждет своего часа, а я… Я должна стать игрушкой в руках того, кто окажется наиболее щедрым.

– Но, Элиза, связь с мужчиной вовсе не обязательно сделает из тебя игрушку… – Сказав это, Ауленберг вдруг запнулся, припомнив, что в его компании именно так называли женщин.

– А кем я стану? Если я пойду по пути матери, то буду делать лишь то, что позволит мой покровитель, и пользоваться лишь тем, что он соизволит мне дать, – быстро заговорила Элиза, почувствовав отчаянную необходимость высказаться. – Но я не хочу жить так. Не хочу подстраиваться под настроение мужчины и смеяться тогда, когда хочется плакать. У меня есть право выбора, и я свой выбор уже сделала.

Фридрих раздраженно посмотрел на нее. Неужели девчонка не понимает, что жизнь намного сложнее и нельзя делить все только на хорошее и плохое. Все намного запутанней, и сделать правильный выбор не так просто.

– И ты решила, что именно свобода принесет тебе счастье? – хрипло спросил он. – Но при этом ищешь мужа, который согласится дать тебе свое имя. Не забывай, что вместе с этим ты приобретешь кучу проблем, справиться с которой вряд ли сумеешь в одиночестве!

– Я выбираю свободу! – почти кричала она. – И хочу, чтобы мои чувства и мысли принадлежали только мне! Я докажу всем, что я личность. Разве это неосуществимо?

В комнате воцарилось молчание. Фридрих задумчиво подошел к окну, вдыхая сумасшедший запах жасмина, кусты которого буйно цвели во дворе. Почему его так тянет к этой сумасбродке? Только ли потому, что она красива и нежна? Или дело в чем-то ином?

Послышался вежливый стук в дверь.

– Мадам просит вас спуститься, – промолвил дворецкий и величественно удалился.

Элиза испуганно встрепенулась и повернулась к Ауленбергу:

– Как я выгляжу? Волосы очень растрепаны?

– Ты само совершенство.

Легкое прикосновение его руки к ее щеке заставило девушку вздрогнуть. Сердце сжалось, и она едва сдержалась, чтобы не прильнуть поцелуем к его ладони. Что происходит? Стоит ему коснуться ее, как она уже теряет самообладание. Если и дальше так пойдет, то в самом ближайшем будущем все ее планы развеет ветер любви. Вот оно разрушающее действие страсти! Ее будущее находится в опасности. И с каждой минутой, проведенной наедине с бароном, эта опасность возрастает.

Тяжело дыша, Элиза с сердитым видом отступила назад.

– Нас ждут.

Лишь только они переступили порог гостиной, как их встретили гневные глаза Аманды.

– Что с твоим лицом, Элиза? – сердито поинтересовалась она. – У тебя вид, словно ты виновата в чем-то.

Неужели матушка недовольна тем, что ее дочь оказалась в объятиях барона? Элиза не ожидала такого приема. Растерявшись, она, сама того не ожидая, вцепилась в плечо Фридриха, словно пытаясь найти в нем защиту.

– Так что же случилось? – требовала ответа Аманда.

– Все произошло из-за того, что барон подарил мне Венеру… – с трудом пролепетала девушка…

– Боюсь, что сила этой богини заставила нас немного забыть о приличии… – с очаровательно-невинной улыбкой пояснил Ауленберг. – Примите мои искренние извинения. Но уверяю, что мы не переступили границ дозволенного. Я всегда держу свое слово, – он выразительно изогнул бровь и многозначительно усмехнулся.

– Ну что же… – нервно обмахнувшись веером, Аманда решила произнести тщательно заготовленную речь: – Вынуждена сказать, барон, что вы были мне не очень симпатичны. Но теперь я должна признать, что вам удалось произвести на меня некоторое благоприятное впечатление. Вы были так щедры, внимательны, и галантны, что я даю согласие на продолжение ваших с Элизой отношений… – Печально вздохнув, фрау Розенмильх пожала плечами: – Отныне вы вольны делать все, что пожелаете: посещать театры, гулять в парках, кататься верхом, ездить на пикники… Поручаю вам, барон, мою девочку.

Элиза обрадовано взглянула в лицо Ауленбергу, а сам он в это мгновение испытал странное чувство сожаления. Фридрих увидел, что в глазах девушки промелькнула радость от исполнения заветной мечты о свободе, а вовсе не о любви.

Загрузка...