Джеки Бонати Айриш-бой для сицилийца. Часть 2

1.

Тюрьма Синг-Синг повидала всякое. Самая строгая тюрьма штата Нью-Йорк, в которой находили свое прибежище, долгое и не очень, убийцы, преступники и мафиози всех мастей. В ее камерах и дворе иногда конец приходил быстрее, чем на Старом Спарки – так сидельцы прозвали местный электрический стул.

Способов не сойти с ума было не так много – в основном это было чтение книг из скудной тюремной библиотеки и тягание железа во дворе для прогулок. У Энди выбора особенно не было, тем более что все пять лет своего срока он мотал в одиночке, как и ел, гулял и тренировался. Все это время в его голове роились мысли, бурлили эмоции, и он проходил через все стадии принятия неизбежного.


Том не мог его предать.


Как этот ублюдок мог так поступить? Он голыми руками удавит его, как только представится шанс.


Возможно, у него были причины это сделать? Его подкупили, ему угрожали?


Или просто Том никогда его не любил, и просто использовал.


А возможно, все вышеперечисленное.


На это у Энди ушло долгих пять лет. Он не верил, злился, бил кулаками стены и видел сны о жестокой расправе над Томом. Думал, анализировал, пытался сложить всю картинку воедино, гадая, где он прокололся. Но так ни к чему и не пришел. Думал о том, что возможно стоит покончить с собой, чтобы перестать терзаться вопросами, но потом понял, что и на том свете покоя не найдет. Все, чего он хотел – выйти из тюрьмы и посмотреть в глаза своему бывшему любовнику и просто спросить: «Почему?».

– Рапаче, лицом к стене, руки на затылок! – голос надсмотрщика за дверью вырвал Энди из размышлений, он поднялся с койки и послушно встал к стене. Сегодня была смена Боба, они, можно сказать, дружили и проблем друг другу не создавали.

– День добрый, Боб, – поздоровался Энди, когда тот вошел и сковал его руки за спиной. – Рановато для прогулки, нет? – спросил он, прикидывая, который час.

– К тебе посетитель, так что подышишь воздухом вне очереди, – сказал Боб, хлопнув его по плечу и выводя из камеры, а потом и из блока Д.

Идти до главного корпуса было недалеко, помимо Боба его конвоировали еще двое – Тони Спичка и Брюс Каллаген, тоже надсмотрщики из его блока. Тони Спичка был итальянцем, и Энди мог поклясться, у того тоже были связи с Семьей, но тот упорно дистанцировался от Энди, как будто тот был для него национальным позором. Каллаген был самым возрастным и все время жаловался, что эта работа его убьет. Но на пенсию собирался последние года три, а то и больше.

Пройдя через все КПП, они вошли в комнату для свиданий с адвокатами, и Энди немного удивился, ведь по его делу даже апелляция была бесповоротно отклонена. Неужели у его адвоката что-то нашлось? Или тот нашел Тома? От этой мысли у Энди даже сердце забилось чуть быстрее, и он ждал, ждал и ждал, прикованный к петле на столешнице.

Отчаянно хотелось курить, но это желание моментально исчезло, когда в комнату зашел лейтенант Моррис. Точнее, судя по всему, тот дослужился до комиссара.

– Моррис, – коротко кивнул ему Адриано.

– Мистер Рапаче, – Моррис тоже ограничился кивком. – Хорошо выглядите, – отметил он светским тоном, словно они собрались для дружеского чаепития.

Но сохранение формы действительно было чем-то, скорее, необычным, как правило, попав в Синг-Синг, заключённые быстро теряли здоровье – физическое и психическое.

Спорт был единственным способом сохранить и то, и другое, и цеплялись за него те, кому было, ради чего жить и выйти на свободу.

Моррис отлично знал, какой бальзам, а быть может, яд подпитывает стремление Адриано освободиться.

– У меня для вас новость, – он выложил на стол папку с документами. К корке в верхнем правом углу была прикреплена фотография Рапаче в двух ракурсах, на ней он был с коротко остриженными волосами. Сейчас они снова отросли.

– Вы мне льстите, Моррис, – Энди усмехнулся, оглядывая то, как скорее изменился лейтенант, став комиссаром. Одежда с иголочки, даже властность появилась. Что же, стоило признать, новая должность ему шла. – Новость? Хорошая или плохая? – прищурился Энди, коротко взглянув на папку. – Или это что-то настолько важное, что вы пришли сообщить мне лично?

– Хорошая, только если вы не сроднились с этим местом, – усмехнулся Моррис.

Адриано за пять лет тоже сильно изменился, прежняя смешливость, кажется, навсегда исчезла из глаз, а губы, которые прежде чаще всего растягивала, если не улыбка, то усмешка, теперь либо были плотно сжаты, либо их кривил сарказм.

Решив не устраивать театральных пауз, Моррис открыл папку.

– По полученной моими агентами оперативной информации стало известно, что вы и мистер Мазари были обвинены ошибочно. Вас полностью амнистируют, – он придвинул Энди листок бумаги, на котором от руки было написано: "Завтра вас освободят. Встретимся в 8 часов вечера в кафе "Ласточка" у парка Бруклин-бридж.

Энди был уверен, что готов абсолютно к любому повороту событий. Но эта новость ударила его с той же силой, с какой бы, наверное, мог ударить Форд на полной скорости. Он смотрел на Морриса, читая в его глазах понимание, но там не было обмана или подвоха. Моррис был до отвратительного честен.

– А мистер Мазари когда будет освобожден? – спросил он, отчего-то вновь подумав о вендетте, которую успели объявить Тому, насколько он знал. Но все эти годы у него не было даже минимального контакта с боссом, и теперь он был растерян.

– Тоже завтра, но, поскольку его направили отбывать наказание в Тюрьму Западной Вирджинии, ему понадобится побольше времени, чтобы добраться до Нью-Йорка, – Моррис по глазам Энди прочитал, о чем тот подумал, и ему самому было очень важно в первую очередь прояснить ситуацию для Рапаче. Если кто и способен донести все до Мазари, то только он.

Слова вливались в голову сплошным потоком, похожим на гул, но смысл Энди все же улавливал. У него было много вопросов, но он не знал, как их вычленить и задать. А Моррис церемониться не собирался. Взяв папку, он направился к двери.

– Мои поздравления, Рапаче, – сказал он, а взглядом добавил, что все остальное – уже завтра.

Энди остался один, а потом в комнату зашел старина Боб, отстегнул его и, насвистывая, отконвоировал обратно в камеру. Там он остался наедине со своими мыслями, словно здесь и не здесь одновременно.

По суду ему дали почти двадцать лет без права на досрочное освобождение. Насколько он знал, Мазари дали и того больше. И как так получилось, что сейчас выяснилось, что посадили их по ошибке? Мадонна, если это было результатом усилий их адвоката, он заслуживал всех земных благ на свете.

И все равно всю ночь Энди не мог уснуть, ворочался, и, наверное, подспудно боялся, что его убьют, не дав выйти на свободу, потому что от вендетты он ни за что не откажется. Но утро пришло, и все было как обычно, а заступивший на смену надзиратель их блока даже подошел поболтать к решетке камеры.

– Я слышал, сегодня ты от нас уйдешь, – усмехнулся он. – Мои поздравления.

– Ага, спасибо, – реакция Энди явно не соответствовала ситуации, он не выглядел, как человек, которого освобождают досрочно из места, откуда он при определенном раскладе мог вообще не выйти.

Через пару часов к нему пришел сотрудник, которого он никогда раньше не видел. Тот принес сверток с его одеждой, предупредив, что остальное будет возвращено ему на выходе.

Когда Энди так и остался стоять, прижимая к себе сверток, надсмотрщик нахмурился.

– Тебе что, особое приглашение надо? Переодевайся. Или я сообщу начальнику, что ты решил остаться здесь.

Повторять дважды ему было не нужно, и Энди, все еще словно оцепеневший, принялся стаскивать тюремную одежду, ощущая себя чертовски странно. За пять лет хранения где-то на складе его вещи пропахли дезинфектором, рубашка стала тесна в плечах. Он впервые осознал, что превратился из молодого парня в мужчину, успел заматереть и при этом давно не видел своего отражения. Стальные полированные пластины в душе не показывали толком ничего, с ними даже нормально побриться было проблемой.


Энди Рапаче выходил из тюрьмы свободным человеком, в карманах у него были ключи, пустой портсигар и двадцать два доллара с мелочью. За спиной закрылись ворота тюрьмы, порыв ветра взметнул полы легкого весеннего пальто, в котором его арестовали в прошлый раз. Ноябрьский ветер в Нью-Йорке был сырым, омерзительным и совсем неприветливым. Но это был ветер свободы, и сейчас Энди ощущал его буквально кожей.

"Домой. Помыться и выпить кофе", – подумал он, с силой потерев онемевшее от ветра лицо и решительно направился к шоссе, надеясь там поймать попутку или автобус.

Те времена, когда он рассекал на личном шикарном автомобиле или хотя бы на такси, похоже, остались в далеком прошлом, по крайней мере, на ближайшее время. Вот только Энди не имел ни малейшего представления, каким автобусом может добраться отсюда до Маленькой Италии.

К счастью, на остановке были люди, и какой-то парнишка… с рыжими волосами. Энди заставил себя заблокировать все ассоциации, пока тот довольно подробно объяснил ему, как ему добраться домой.

Дом. В последние месяцы перед задержанием он перестал так воспринимать свою квартиру, большую часть времени он проводил у Тома, где было уютнее и теплее во всех смыслах.

Сейчас квартира встретила его холодом и запахом сырости. По окну без занавесок Энди лишь скользнул взглядом и скрипнул зубами, пожалев, что не может скрыть вид на дом напротив. Он развернулся спиной и стал торопливо раздеваться – хотелось поскорее смыть с себя последние пять лет.

Увидев себя в отражении беспощадного зеркала, Энди не сдержался и выругался. Раньше он воспринимал себя как красавчика, молодого смазливого итальянца, любящего лоск и определенную роскошь в рамках разумного. Сейчас на него смотрел побитый жизнью мужик, с дурацкой бороденкой и неровно отросшими волосами. В глазах волчье одиночество, а в осанке привычка горбиться из-за наручников.

– Посмотри на себя, Адриано, – сказал он сам себе и усилием воли распрямился. Широкие плечи тут же развернулись, заросшая волосами грудь раскрылась. Завитки скрыли одну-единственную татуировку над соском, которую он сделал в тюрьме. Одно короткое имя, чтобы никогда-никогда не забыть. Сначала как о любовнике, а потом как о том, кому он должен отомстить.

К счастью, бойлер работал исправно, и, отмокая в горячей воде, Энди пытался уложить в голове все произошедшее. Он курил сигареты одну за другой и лежал, пока вода не остыла, а грязь не сошла с него.

Побрившись и причесавшись, сделав себе пометку дойти до парикмахерской завтра же, Энди оделся и направился к ресторану своих теток, надеясь, что тот еще на месте. Есть хотелось страшным образом, а за чашку кофе он был готов убить.

Ресторанчик был на месте и, учитывая времена, наверное, можно даже сказать, процветал. Во всяком случае, когда Энди зашел, он увидел, что почти все столики заняты.

– Садитесь, сеньор, я сейчас к вам подойду, – мазнув по нему взглядом, пригласила Джованна, спеша с подносом к одному из столиков.

Потом остановилась, медленно обернулась, и зал ресторанчика огласил грохот выпавшего из ее рук подноса.

Не исключено, что и она не стекла бы следом, если бы Энди торопливо не подошел к ней и не обнял.

На грохот из кухни выбежала Джорджия, и вот к ней Энди уже не успел – она привалилась к дверному косяку и сползла на пол.

– Я вернулся…– прошептал Энди на ухо тетке, ощущая, как та дрожит в его руках. – Меня освободили, – добавил он, чтобы та не подумала, что он в бегах.

– Мадонна, – прошептала Джованна, отстранившись и ощупывая его. – Адриано… мальчик мой! – она взяла его лицо в ладони.

Джорджия с помощью неравнодушных посетителей уже тоже была на ногах и, спотыкаясь, шла к ним, а потом просто ткнулась лицом в грудь Энди и, не стесняясь, расплакалась.

Не меньше пятнадцати минут продолжался сумбур, пока тетушки понемногу приходили в себя, хлопотали с Энди и пытались обслужить посетителей. По счастью те, видимо, понимая трагичность и в то же время радость ситуации, рассосались сами. В конце концов, большинство были жителями района.

– Ну же, рассказывай, тебя точно отпустили? – придя в себя, привычно властно потребовала Джорджия, пока Джованна расставляла перед племянником баррикады тарелок.

– Точно, обвинения против нас отозвали. Не знаю как с остальными, но меня и Мазари отпустили, – сказал он, стараясь не слишком жадно набрасываться на еду, хотя после тюремной она была восхитительна в своей простоте.

– Как здесь все было эти годы? – спросил он, глядя на них.

– Непросто, сынок, – тетушки, наконец, перестали суетиться и уселись напротив, рассматривая племянника, отмечая новые черты и повадки. – Повышение цен, дефицит… да всего, – Джорджия грустно усмехнулась. – Думаю, мы удержались на плаву только из-за сплоченности нашего района.

– А остальные? Кого еще взяли? – спросил он. – Где… Том? – он с трудом выговорил это имя, но он должен был знать.

Энди отложил вилку, глядя на их лица, видя, что они не хотят рассказывать и переглядываются, молчаливо решая этот вопрос между собой.

– Когда сеньора Мазари арестовали, Фредерико Галлиани пустил себе пулю в рот, – консильери сеньора Мазари предпочел смерть тюремному заключению.

Но уклоняться от прямого вопроса было бессмысленно, и они рассказали, как все было пять лет назад, когда Том сообщил им об аресте Энди, как они пошли к сеньору Мазари, а когда вернулись, не было ни Тома, ни Тео.

– И никаких вестей с тех пор, – вздохнула Джованна.

Такого расклада Энди не ожидал.

– В смысле? Вы не пытались их искать? – спросил он. – За все пять лет он ни разу не объявился?

– Пытались, спрашивали у квартирного владельца, – Джорджия развела руками. – Как в воду канули, – добавила она и всхлипнула, в который раз думая, что это могло случиться буквально.

Энди не знал, что сказать, только понимал, что это будет слишком – если он сейчас вывалит всю правду о предательстве Тома на тетушек. Они были его единственными близкими людьми, и он не хотел расстраивать их еще сильнее.

– Ничего, найдем концы, – только пообещал он, не говоря ничего конкретного, и погладил тетю Джорджию по руке. – Все наладится. Я вернулся, дон Мазари вернется…

Но прежде у него было еще одно важное дело.

Загрузка...