Баллада о неудачниках

Глава 35, в которой Марк понимает, что проблемы только начинаются

До Бейкер я не доехал. Прямо на улице меня прихватил перепуганный стражник.

— Посмотрите, милорд! Там! Там!.. Вы только на это посмотрите!

Придурошный сакс лез прямо под копыта, и я придержал фыркающего Ворона.

— На что посмотреть?

— Там, милорд! Вон тамочки! — лепетало белобрысое недоразумение, взмахивая руками, как ветряная мельница. — Вон там!

— Да что там?!

— Еще одна, — выпучил глаза олух и рубанул себя по глотке рукой. — Лежит, в кровище вся, значит, мертвая, как булыжник, уже остыла давно. Мы с ребятами как поглядели — сразу поняли: один в один случай, ну просто один в один. А как поняли, так сразу вас искать побежали, только Эда и Тима оставили, чтобы караулили, значит…

— Где тело?! — оборвал я поток слов.

Стражник запнулся, моргая круглыми, как у курицы, глазами.

— Так… вон там же, — широким жестом он обмахнул всю западную часть Нортгемптона.

— Конкретнее!

— На Портняжкиной улочке, — наконец-то назвал место балбес, и я, не слушая продолжение, развернул коня.

Еще одна. Твою мать! Еще одна.

Белобрысый тупица не соврал. Случай действительно был один в один. Молодая женщина среднего достатка, горло раскромсано в лоскуты, следов ограбления или насилия нет. Убийство произошло в крохотном тупичке между скобяной лавкой и складом — смрадное, темное место шириной с могилу.

В такую дыру только шваль пьяная забредает, чтобы отлить. Какого дьявола эта дура сюда приперлась?

Преодолевая отвращение, я выбрал место почище и опустился на корточки перед телом на корточки. Женщина как женщина — молодая, светловолосая, смазливенькая. Блио недорогое, но с ажурной вышивкой по рукавам, на талии — затейливо выплетенный пояс. И башмаки с медными пряжками.

Принарядиться покойница любила.

О чем это нам говорит?

А хер его знает, о чем.

Почесав в затылке, я поднялся, отступил в сторону и внимательно оглядел закоулок. Обшарпанные стены, истоптанная в камень земля, на которой белеют высохшие катышки собачьего дерьма. Если тут и были какие-то следы, зеваки и стражники их давно затоптали. Хотя откуда им взяться, следам-то? Будь я убийцей, подошел бы сзади, ухватил за подбородок… Чисто и быстро. Эта дурища и пискнуть бы не успела.

Но зачем она вообще сюда пошла?!

Стражники, сгрудившись у входа в тупичок, таращились на меня, как школяры на бродячего фокусника. Напряженное предвкушение в их взглядах требовало действий… И я сделал единственное, что мог.

— Ну, чего встали, остолопы?! Телегу сюда, живо!

Не знаешь, что делать? Сразу же укажи подчиненным на их недомыслие. Первейшая заповедь любого начальника!

Телега нашлась удивительно быстро. А вслед за ней нашелся и супруг убитой — зеленщик Томас Миллер. Кто-то из зевак узнал покойницу и сбегал в лавку, сообщив Миллеру о безвременной кончине супруги.

Здоровенный, заросший до бровей мужик явился в кордегардию до того, как мы привезли тело. Увидев телегу, он побледнел, стащил с головы войлочный колпак и широко перекрестился.

— Алиса… Да как же это… Пресвятой Господь, Алиса…

Широкое, как блин, лицо, сморщилось, уголки губ опустились, брови задрались домиком. Томас Миллер очень старательно изображал горе, но получалось у него, прямо скажем, паршиво.

Я махнул рукой Тобиасу. Понятливо кивнув, тот прихватил скорбящего вдовца за локоть.

— Ступай внутрь. Милорд Денфорд желает с тобой побеседовать.

— Со мной? А что я? Что я-то? — забормотал, вяло подергивая рукой, Миллер, но Тобиас надавил, и вдовый зеленщик, загребая ногами пыль, поплелся внутрь.

Я не торопясь подошел к телеге, еще раз оглядел тело, покрутился по караулке, реквизировав припрятанный кувшин с вином, проверил дежурных — с перегаром, но трезвые. И только после этого прошел к себе.

Подозреваемый — он как карась. Чем дольше томится, тем потом разделывать легче.

— Милорд Марк! — вскинулся, увидев меня, Миллер — достаточно, видимо, истомленный.

Я прошел мимо него за стол, налил в кубок вина и, развернувшись к окну, сделал несколько глотков — загадочный и величественный.

Ну, я надеюсь.

Задумано было так.

Я пил вино и прислушивался к шумному, одышливому дыханию за спиной. Когда пыхтение достигло апогея, я развернулся и рявкнул:

— Рассказывай!

— Что? — вздрогнул Миллер. — Что рассказывать?

— Все! И не вздумай врать — мне уже многое известно. Начнешь вилять — пожалеешь!

— Я… Вы… Да что же это… Милорд… Да как же… — зашлепал пухлыми масляными губами Миллер. — Да я же…

— Говори! — врезал я кулаком по столу так, что доски скрипнули. Несчастный зеленщик шарахнулся так, словно перед ним молния в пол ударила.

— Милорд Марк! Не виноват я, богом клянусь! Богом и всеми святыми! Ну да, изменяла мне эта дура — так что ж теперь, резать ее, что ли?

— А почему бы и нет? Супружеская ревность — весомая причина для убийства.

— Да какая ревность, милорд Марк! Какая ревность! Про то, что Алиса на передок слаба, я с самого начала знаю. Отец ее и предупредил, когда о свадьбе уговаривались: так мол и так, дают тебе, Томми, приданое, но не просто так даю, а с умыслом. Чтобы я, значит, за дочкой евойной присматривал и не обижал, если вдруг оступится.

— И ты согласился?

— А чего нет-то? Давайте начистоту, милорд Марк — вы много жен добродетельных знаете? Чтобы мужа любили, себя в строгости блюли, на других мужчин глазами не стреляли? Вот то-то же… Какую бабу ни возьми, любая или творит блуд, или о блуде мечтает. Но я-то хоть выгоду с этого имею, в отличие от остальных рогоносцев. Гуляет Алиса? Ну и пускай гуляет. Главное, чтобы денежки ее папаши крутились и доход приносили. А я, если вдруг припечет, и сам погулять пойду. Причем свободно пойду, от жены не скрываясь! Много вы других мужей знаете, чтобы такую жизнь вольготную вели?

Раздухарившийся зеленщик выгнул грудь колесом, как взлетевший на шест петух, и гордо огляделся вокруг. Если бы в комнате были те самые другие мужья, волосы на себе рвали бы от зависти.

И было с чего! Устроился чертов Миллер действительно преотлично. Жена-красотка, приданое, любовницы — еще и дома никто не пилит. Не жизнь, а сказка!

А что жена гуляет — так зеленщик не рыцарь. Ему про честь думать не нужно. Была бы петрушка свежая и капуста без гусениц, а остальное — не стоящие внимания мелочи.

Не было у Томаса Миллера никакого резона супругу свою жизни лишать.

Ну и к тому же… Допустим, насчет счастливой семейной жизни сукин сын наврал. На самом деле он ревновал, страдал, ночами рыдал от унижения — а потом взял кухонный нож и да и позвал жену полюбоваться растущей луной. Допустим…

Как тогда быть с предыдущей жертвой? Ее-то зачем Миллеру резать?

Я задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— Тобиас!

— Да, милорд? — сунулся в двери оруженосец.

— Вот этого вот — в подвал.

— Да, милорд! — вытянулся в струну Тобиас и ухватил зеленщика за локоть. — Ну, чего встал? Пошли!

— Как пошли? Куда пошли! Милорд! Я же вам все рассказал, я же как на духу! Да как же так?! За что, милорд?! — запричитал уже по-настоящему безутешный вдовец.

За что, за что. А за то. Лучше невиновного в яме подержать, чем виновного упустить. Пускай отдохнет от трудов праведных недельку-другую, а я за это время расследование закончу.