Город Шилуте находился в нескольких часах езды. Лорд Прайд собирался выехать на рассвете – ему нужно было некоторое время, чтобы уладить дела и попрощаться со всеми.
А Габриэль могла пуститься в путь буквально через час. Она думала об этом, ерзая нетерпеливо в карете, которая везла ее назад, во французский сектор Тильзита.
Талейран уже уехал на бал у прусского короля. Графиня нацарапала ему записку, сообщив, что уже сделала и что намеревается сделать. Записку она положила на стол, на видном месте, а затем принялась рыться в ящиках стола в поисках государственной печати, которую ставили на все официальные документы.
Обнаружив печать, она написала на большом листе поручение на свое имя, свернула бумагу и запечатала имперским орлом. Такой документ мог оказаться полезным во время путешествия по наполеоновской Европе.
Габриэль понадобилось всего несколько минут, чтобы переодеться в мужское платье и побросать в дорожную сумку самое необходимое. В глубокий карман плаща она положила свой пистолет. Кожаный кошелек с приличной суммой денег графиня засунула за пазуху: в оккупированной Пруссии грабежи на дорогах были делом обычным.
Габриэль выскользнула из дома, добежала до конюшен и разбудила конюха, велев оседлать ей коня. Малый был местный – из Тильзита, и он недоуменно уставился на женщину, одетую в брюки.
До рассвета оставался еще полный час, когда графиня де Бокер выехала из города и направилась в сторону моря.
Взошло солнце. Постепенно оживали деревушки, попадавшиеся на пути Габриэль: двери домов открывались, хозяйки звали собак, подметали дорожки… Ребятишки бежали с ведрами к реке, а на поля выходили мужчины, спешившие начать работу до того, как станет очень жарко.
Никто не обращал внимания на всадника, одетого в черное. Прусские крестьяне занимались собственными делами. Они опасались лишь одного – французской пехоты. Пехотинцы могли ограбить их, забрать все дрова для своих походных печек и так вытоптать поля, что на них еще в течение нескольких лет ничего не будет расти. А поскольку от одинокого всадника не могло быть никакого вреда, то крестьяне не препятствовали его проезду.
Через час вслед за первым проскакал еще один человек на лошади, но и он вызвал не больше интереса у местного населения.
Габриэль прибыла в Шилуте незадолго до полудня. Но здесь атмосфера была не та, что за городом. Узенькие, грязные улочки были завалены гниющим на жарком солнце мусором. Из темных, полуразвалившихся домишек выходили одетые в лохмотья хмурые люди.
В Шилуте незнакомый всадник вызвал мгновенный нездоровый интерес.
Габриэль направила коня к маленькой пристани, возле которой в ожидании прилива стояли несколько рыбацких лодок и судов побольше. В жарком воздухе стоял невыносимый запах протухшей рыбы. Графиня критически осмотрела все суда и решила, что самое большое, пожалуй, подойдет для выхода в море.
Тут из ближайшей таверны вышли несколько мужчин и неверной походкой направились в сторону графини. Они не издавали ни звука, слышен был лишь стук их деревянных подошв по булыжнику набережной.
Сердце Габриэль бешено заколотилось, она нащупала в кармане пистолет и завела коня в воду, чтобы ее нельзя было окружить.
Мужчины полукругом встали вокруг всадницы и угрожающе смотрели на нее. Один из них протянул руку и пощупал дорогую уздечку. Затем он посмотрел графине в глаза и недобро ухмыльнулся, обнажив ряд гнилых зубов. «Пожалуй, деньги успокоят их, – подумала Габриэль. – Да и пистолет подойдет для этой цели». Но ей не уложить шестерых одним выстрелом, а времени перезарядить оружие у нее не будет.
И тогда медленным движением она вынула из кармана свой талисман, который в оккупированной Европе говорил громче оружия и денег. Это был тот самый документ с печатью императора Наполеона. Габриэль показала им бумагу, и хулиганы отступили. Один из них смачно плюнул в ее сторону, но опасность миновала. Эти люди понимали, что им не будет пощады, если они нападут на императорского курьера.
Воспользовавшись их замешательством, Габриэль спросила на своем ломаном прусском, не знают ли они, какое из судов направляется в Копенгаген, добавив, что ей необходимо доставить туда письмо Наполеона. На этот раз в ее руке сверкнула серебряная монета.
Мужчины обменялись каким-то невнятным мычанием, а затем один из них указал на небольшой фрегат, стоящий на якоре у причала. Еще одна монета – и Габриэль узнала, что хозяин фрегата находится в таверне. Третий серебряный тоже сделал свое дело: графиня познакомилась с самим хозяином – датчанином, который, к радости девушки, говорил по-французски.
Держа в руках кружку с элем, он выслушал просьбу Габриэль о том, чтобы взять на борт двух человек. Помолчав немного, датчанин назвал огромную сумму, которую он возьмет, чтобы перевезти их, причем одним глазом он смотрел на Габриэль, а второй глаз все время косил в сторону.
Габриэль, нахмурившись, выслушала моряка, а затем заявила, что за эти деньги он возьмет на борт еще и двух лошадей.
Хозяин подумал немного, осмотрел своими косыми глазами коня Габриэль, осушил одним глотком кружку и согласно кивнул.
– Прилив начнется в три. Шлюпка с фрегата прибудет к двум. Если вы не придете, мы отчалим без вас.
Сказав это, хозяин фрегата повернулся и ушел назад в таверну.
Итак, до отплытия оставалось полтора часа, в которые, как надеялась Габриэль, приедет и лорд Прайд. Девушке хотелось есть и пить, но она боялась оставлять лошадь в этом воровском притоне. Графиня подумала о том, где бы ей подождать Натаниэля, и решила не думать о том, что будет, если Прайд приедет после того, как фрегат отчалит от берега. К тому же она приняла решение не досаждать себе самой раздумьями о его реакции на ее присутствие. Этого человека надо было как следует подтолкнуть, и Габриэль намеревалась это сделать.
Лорд Прайд прискакал в неприветливый город в половине второго. Он заметил, что на него то и дело бросают косые взгляды, пока он ехал к реке по загаженным улицам. Чумазые дети опасливо оглядывали из-за дверей хорошо одетого незнакомца. Мужчины, без дела слонявшиеся по улицам, злобно плевали ему вслед.
Едва Натаниэль выехал на узенькую улочку, в конце которой виднелась река, в воздухе пролетел камень и ударил лорда в плечо. Другой камень попал в шею лошади; она встала на дыбы и заржала.
Внезапно Натаниэль увидел, что на него со всех сторон напирает озлобленная толпа простолюдинов. Многие держали не только камни, но и ножи.
Лорд Прайд подумал о том, что толпы страшнее он не видел. Все они жаждали крови – не важно чьей.
Прайд, не сводя глаз с толпы, одной рукой вытащил пистолет, а другой пытался высвободить привязанную к седлу палку. Тут в него полетел третий камень и с силой ударил лорда в грудь.
Прайд выстрелил. Нападающие расступились. Натаниэль пришпорил коня, пытаясь пробраться сквозь толпу. Внезапно скакун споткнулся, и в то же мгновение в шею благородного животного вонзилось лезвие кинжала. Из раны фонтаном брызнула кровь – лошадь мгновенно издохла. Прайд успел соскочить с седла, но у него не было времени перезарядить пистолет. Справиться с таким количеством простолюдинов он не мог.
У Натаниэля мелькнуло в голове, что смешно после стольких лет работы в опаснейших условиях и постоянного риска погибнуть здесь, на грязной улочке в Восточной Пруссии от рук голодной толпы.
Вдруг раздался выстрел и дикий вопль ярости. Прямо на толпу, не разбирая дороги, наступал конь с всадником на спине. Некоторые падали, попадая под копыта лошади, другие в испуге отступали. Прайд бросился к всаднику. Габриэль низко наклонилась, протянула ему руку, и лорд с кошачьей ловкостью запрыгнул на седло позади нее.
Через несколько секунд они уже оказались на залитой солнцем пристани, оставив позади себя озверевшую толпу, убитую лошадь с дорогой упряжью и кошелек Натаниэля в качестве приза.
Графиня направила своего коня прямо к шлюпке, ожидающей их у причала. Датчанин уже был на борту и осматривал груз. Он посмотрел на лошадь с двумя седоками и спросил у Габриэль:
– Вы же говорили, две лошади?
– Да, а теперь осталась лишь одна.
– Цена та же, – заявил он.
– D'accord, – нетерпеливо ответила графиня, слезая с коня. – Я привяжу его к поручню.
Натаниэль промолчал. То, что он хотел сказать, не могло быть сказано при всех. Габриэль, как всегда, следовала своим импульсам. Она слишком быстро согласилась в Тильзите с тем, что он не возьмет ее с собой, а Прайд не насторожился.
Тут Натаниэль заметил, что из руки у нее течет кровь, оставляя след на деревянном борту. Очевидно, в тот момент, когда девушка ворвалась в толпу нападавших, кто-то поранил ее ножом.
Прайд снял с шеи платок.
– Ты ранена. Дай-ка я пока перевяжу твою рану, а потом осмотрю ее. – Он быстро завязал платок на руке девушки. – А куда мы едем?
– В Копенгаген, – произнесла графиня, устало вздыхая. – А сначала на судно, что стоит в середине залива. Корабль называется «Каттегат», а говорили мы с его хозяином.
Натаниэль сел на дно шлюпки и прислонился спиной к борту, подняв лицо к солнцу. Легкий ветерок приносил некоторое облегчение, неприятности в Шилуте постепенно забывались. Габриэль привязала коня, а потом уселась рядом с ним.
Графиня не была настолько глупа, чтобы думать, что Натаниэль молчит, так как ему нечего ей сказать. Она понимала: он пока собирается с мыслями, но уж когда заговорит, то разразится настоящий шторм и лорд Прайд будет страшен в гневе.
Гребцы быстро доставили шлюпку к «Каттегату». Первым на борт по веревочной лестнице поднялся хозяин, за ним – Габриэль, а последним – Прайд.
– Мы сами поднимем лошадь, – заявил хозяин. – Для вас на правом борту есть каюта… – Датчанин запнулся, оглядев Габриэль с ног до головы. Плащ сполз с ее плеч, и его взору предстали дивные формы ее высокой фигуры. – …джентльмены… – неуверенно договорил моряк, с подозрением кося на графиню.
Габриэль высокомерно смотрела на датчанина, а лорд Прайд всматривался в морскую даль, притворяясь, что не слышит его.
Хозяин фрегата пожал плечами.
– Впрочем, это не мое дело. Вы платите, и я не стану задавать лишних вопросов. – Тут он развел руки в стороны. – Сорок ливров, как и договаривались.
Натаниэль присвистнул от удивления, но Габриэль молча достала из-за пазухи кошелек, отсчитала нужную сумму и отдала моряку.
– Надеюсь, все правильно, – промолвила она. – Будьте осторожны с моей лошадью.
Датчанин важно пересчитал деньги, а затем обернулся и отдал какое-то приказание матросам. Через полчаса конь графини, хрипящий от ужаса, был на стропах переправлен на борт фрегата и привязан на корме. И только тогда Натаниэль заговорил.
– Пойдем вниз, – приказал он.
Они спустились вниз по трапу в маленькую, но чистую каюту с небольшим иллюминатором и двумя койками.
Лорд Прайд осторожно прикрыл дверь, прислонился к ней и сердито посмотрел на графиню.
– Господи, – в конце концов заговорил он. – Тебя следовало бы высечь, Габриэль.
– Хорошо сказано, – заметила девушка. – И это после того, как я только что спасла твою шкуру. Кстати, во второй раз.
– А я хотел бы знать, почему это мою шкуру приходится спасать только тогда, когда ты где-то рядом? – сурово проговорил лорд.
– Но это несправедливо, – запротестовала Габриэль. – И не имеет ко мне никакого отношения, и ты это прекрасно знаешь.
Он действительно знал это, но не собирался признаваться.
– Я же запретил тебе ехать со мной.
– Запретил?
Габриэль с интересом оглянулась вокруг себя.
– Какую койку ты выберешь? – невинным голосом спросила она.
Он не обратил внимания на ее слова.
– А какую историю ты сочинила для крестного, чтобы объяснить ему свой отъезд?
– Я рассказала ему правду, – торжествующе улыбаясь, произнесла она.
– Что-о?!
– Мой крестный отец очень снисходительно относится к нуждам плоти, – произнесла Габриэль, и это было правдой. – Я сообщила ему, что хочу завести роман с Бенедиктом Лубянским. Я также сказала Талейрану, что мы намереваемся провести некоторое время в. Данциге, а уж там, когда мы надоедим друг другу, я решу, куда ехать дальше.
Натаниэль изумленно уставился на нее. Черт возьми, это же гениально! Габриэль не была невинной девушкой. Она была вдовой, у которой в прошлом было немало любовников. Талейран был человеком, умудренным жизненным опытом. У Наполеона была его Мария Валевская. Жозефина каждый день писала ему ревнивые письма. У самого мсье де Талейрана были многочисленные любовные связи. Так почему бы старому хитрецу не поверить своей крестнице?.. Тем более что в ее вымышленной истории была доля истины.
– … и я поехала впереди тебя, – продолжала Габриэль свой рассказ. – И договорилась, что на этом фрегате мы поплывем в Копенгаген. А уж оттуда, как я полагаю, мы сможем на английском торговом судне добраться до Лондона.
Она просто воплотила в жизнь его собственный план. Только это получилось у нее лучше, чем у него.
– Подойди ко мне, я осмотрю твою рану, – сказал Прайд.
– Не стоит… пустяки… это поверхностное ранение, – весело ответила Габриэль, довольная тем, что лорд переменил тему разговора.
– Я сказал, подойди ко мне! – заревел Прайд. Его гнев наконец-то вырвался наружу. Габриэль шагнула к нему.
– Нет нужды так кричать на меня, – заявила она.
– Я не знаю, как еще реагировать на то, что ты все время срываешь мои планы, – резко сказал он, снимая с ее раны платок.
– Я люблю тебя, – спокойно произнесла Габриэль. – Я сделала выбор, и, боюсь, тебе от меня не уйти. Буду счастлива подождать, пока ты осознаешь мои слова в полной мере, но тебе придется привыкнуть к тому, что я всегда буду рядом. Потому что, куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой.
Прайд внимательно осмотрел рану.
– Может, это и поверхностное ранение, – сказал он, – но рану надо промыть.
– Да? – спросила она, наклонив голову набок. – Ты уже подумал над моими словами?
Лорд Прайд уронил ее руку и сжал голову Габриэль двумя руками, зарывшись пальцами в ее прекрасные кудри.
– Да! – почти крикнул он. – Я знаю, что побежден. Знаю, что связан с тобой. Пойду узнать, сможет ли этот датский грабитель поженить нас.
– Это предложение, сэр?
– Нет, черт побери! Это решение! Но в дальнейшем все решения буду принимать я.
– Замечательно! – проговорила Габриэль. – Надо сказать, что я порядком устала от того, что мне то и дело приходится этим заниматься.
Натаниэль сильно стиснул ее голову. Его глаза загорелись диким огнем.
– А ты уверена? Уверена, что любишь меня, Габриэль? Ты не забыла, чем я занимаюсь? Уверена, что готова доверить мне свою любовь?
– Да, – твердо ответила графиня. – Я во всем этом уверена. А ты?
Прайд кивнул.
– Я все еще сержусь, но знаю, что люблю тебя и сделаю все, чтобы ты была счастлива.
Прайд нагнулся, чтобы поцеловать ее, но, прежде чем раствориться в его поцелуе, девушка подумала; что их будущее омрачено ее небольшим обманом, и ее не совсем утешало, что это была ложь для всеобщего блага.