Анне показалось, что все огни вдруг погасли. Ее как будто пригвоздили к тому месту, где она стояла.
– Твой муж сейчас занят, Анна, – произнес он. – Позволь составить тебе компанию. Давай пройдемся вдоль канала. – Он протянул Анне руку, чуть шагнув в сторону так, что свет фонаря упал ей на лнцо.
– Что вам нужно? – спросила она, едва шевеля губами.
– Хочу всего несколько минут поговорить с моей Анной наедине. Обопрись на мою руку.
Сама мысль о том, чтобы дотронуться до него, была ей отвратительна.
– Пожалуйста. Пожалуйста, оставьте меня. – Анна слышала в своем голосе просящие, жалобные ноты. Но ничего не могла с этим поделать. – Пожалуйста. Ведь я замужем. Все что было – в прошлом.
Жалкие слова. И к тому же – не правда. Это не было прошлым – это было настоящим.
– Возьми меня под руку, Анна.
Она повиновалась. Вдруг Анна поняла, почему ей так нравился рост Люка. Этот мужчина был много выше ее – она едва доставала ему до подбородка, и оттого у нее было ощущение, что своим ростом он подавляет ее волю и делает маленькой и беззащитной.
Они направлялись к темной аллее в дальнем конце канала ,а навстречу им, смеясь и болтая, шли люди в масках и карнавальных костюмах. Двое из них поклонились Анне. Но ей казалось, что она двигалась в полной тьме – в тени высокого человека в темной маске и темном плаще. Трудно было поверить, что это та самая аллея, где они только что гуляли с Люком.
– Что вам нужно? – повторила она.
– Только это, моя Анна. – Он указал на деревья, окружавшие их, и дотронулся до ее руки. Она отдернула руку. – Я жду не дождусь, когда мы поедем домой. Меня охватило жестокое разочарование, когда по возвращении я узнал, что ты уехала в Лондон. Это была отсрочка нашей встречи, Анна. Но в Лондоне я обнаружил, что появилось новое препятствие. Что ж, я решил не мешать тебе с этим бессмысленным замужеством. Я позволю тебе побыть еще немного с твоим герцогом. Мне нелегко это, дорогая. Пусть хотя бы эти короткие минуты скрасят мое одиночество.
– Что вы собираетесь ему рассказать?
– Ничего, совсем ничего. В этом не будет необходимости. Ты сама вернешься ко мне, Анна, когда придет время. И ему не надо будет знать больше, чем то, что ты просто устала от него. Он не узнает, что ты обманщица и воровка и что ты убийца и продажная женщина...
– Я верну все долги отца, и у вас не будет повода мучить меня.
– Мучить? Неужели ты до сих пор не поняла, что я люблю тебя? Когда придет время, я увезу тебя отсюда туда, где ты будешь так счастлива, как не могла мечтать. Разве ты не поняла, что твои долги ничего для меня не значат? Ведь я заплатил их для того, чтобы снять этот невыносимый груз с хрупких плеч моей возлюбленной Анны.
– Я верну их, – упрямо повторила она. – Верну деньгами. Я не стану больше выкупать их, подчиняясь вашим приказам и оказывая вам «услуги». Дайте мне только время.
– Не будем об этом. – Он похлопал ее по руке. – Давай насладимся короткими минутами нашей встречи. Как чудесно снова видеть и ощущать тебя рядом.
Анна вспомнила то чувство благодарности, которое она испытывала к нему сначала. Он казался таким надежным, добрым, спокойным, в отличие от отца, который долгие годы убивал себя алкоголем, азартными играми и жалостью к себе. Сэр Ловэтт часто посещал их и со временем сумел завоевать ее доверие. Однажды, когда она прогуливалась с ним под руку по парку – как и сейчас, – Анна, чувствуя себя рядом с ним спокойно и ощущая надежность и симпатию, исходившие от него, рассказала о долгах отца и о том, что они близки к разорению. Она так волновалась за судьбу брата и сестер. Несмотря на свои девятнадцать лет, Виктор казался еще совсем. ребенком, а Эмили была глухонемой.
Рассказать кому-нибудь о своих заботах уже было для нее огромным облегчением. Анна не задавалась вопросом, почему она поведала о своих горестях этому чужому человеку. Тогда он не казался ей чужим. Он был для нее как отец, на которого можно положиться.
И он выкупил все долги. Анна помнила, как он сказал ей об этом, это тоже происходило в саду. Она не смогла тогда вымолвить ни слова. Она прижала его руки к своему лицу и прикусила губу, пытаясь остановить слезы благодарности и облегчения. И смеялась потому, что они все равно текли у нее по щекам, и потому, что она никак не могла произнести даже «спасибо».
Анна думала, что он сделал это из любви к ней, и ждала, что на следующий день он вернется, чтобы просить ее руки. Ей казалось, что долговые расписки были его свадебным подарком – самым драгоценным, который он мог ей преподнести. Она была ему так благодарна, что испытывала к нему почти любовь. И она не считала, что, выйдя за него замуж, она принесла бы себя в жертву, – она хотела стать его женой и провести с ним всю жизнь, доказывая свою благодарность.
Но он и не собирался жениться. Он хотел только власти над ней. Он называл ее «моя Анна» и говорил об их будущей жизни вдвоем. И он начал говорить о том, что любит ее. Чем прочнее становились сети, в которые он ее затягивал, тем настойчивее он заявлял о своей любви.
Иногда Анна задумывалась, почему он выбрал своей жертвой именно ее. Просто потому, что она оказалась рядом? Или потому, что сделать ее жертвой было до смешного легко? Возможно, она никогда не узнает правды...
– Ах, – сказал он, когда они повернули назад, – твой муж уже ждет тебя.
Анна увидела, что Люк стоит недалеко от входа в ротонду, наблюдая за ними. Что будет, если эти двое мужчин встретятся? Она больше не могла испытывать страх – паника уступила место тоскливому чувству обреченности. От нее сейчас ничего не зависело.
Но сэр Ловэтт Блэйдон остановился, не доходя до конца аллеи, взял ее руки в свои и поклонился. Анна закрыла глаза, но он не поцеловал ей руку.
– Ты еще можешь наслаждаться его обществом какое-то время, моя Анна, – сказал он. – Однако я буду иногда присылать тебе весточки, чтобы ты не забывала, что я просто дал тебя Гарндону взаймы. Но не бойся за свою репутацию, дорогая. Я люблю тебя сильнее, чем ты можешь себе представить.
Она отвернулась от него и медленно пошла к Люку, который стоял все там же. Она сдерживалась, чтобы не побежать ему навстречу, хотя ей казалось, что чудовище, притаившееся у нее за спиной, готово запустить свою когтистую лапу ей в волосы. Анна пыталась заставить себя улыбнуться, но, вспомнив, что ее улыбка была бы сейчас неуместна, позволила маске сойти со своего лица.
Люк смотрел, как она идет к нему. Когда он вернулся в ротонду и не застал ее ни с леди Стерн, ни с кем-либо другим, он вдруг почувствовал довольно глупую и непривычную тревогу. В какое-то мгновение он подумал, что она исчезла. Но, конечно, она просто гуляла в саду, как делало большинство гостей на маскараде.
Люк не узнал мужчину, сопровождавшего ее, хотя это должен был быть их знакомый. Может быть, из-за маски, темного плаща и накинутого капюшона.
Не было ничего неприличного в том, что его жена прогуливалась с другим мужчиной. Ему следует вернуться в ротонду, чтобы никто не подумал, что он следит за Анной. И так все наверняка уже заметили, как часто он наблюдает за ней на балах и в гостиных. Он не хотел заслужить славу человека, секунды не могущего побыть без жены.
Тем не менее он остался стоять на месте. У него было странное чувство, что он может понадобиться Анне. Однако, когда они заметили его, мужчина быстро ушел, поклонившись Анне. Люку вдруг показалось, что он знает этого человека, но он не смог вспомнить откуда.
Ее глаза улыбнулись ему, когда она приблизилась, а потом снова стали серьезными.
– Это кто-то, кого я знаю? – спросил Люк.
– Ах нет. – Она засмеялась. – Это всего лишь наш сосед. Я хорошо знаю его дочь. Я не узнала его, пока он не представился. Ты отослал Дорис домой?
– Да, я посадил их в экипаж. Сожалею, что тебе пришлось быть свидетельницей такой неприятной сцены.
– Ты не виноват в этом. – Она подвинулась к нему ближе. – Где ты научился так владеть шпагой?
– В Париже. Как и кое-чему другому.
Анна внезапно вздрогнула и покачнулась так, что ему пришлось поддержать ее.
– Я хочу уехать, – прошептала она. – Пожалуйста, Люк!
– Я сам хотел предложить это, – ответил он. – Тяжело веселиться, когда твоя сестра только что чуть не загубила свою жизнь.
Через пять минут, попрощавшись с леди Стерн, Тео и Агнес, они уже сидели в экипаже. Люк откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза, радуясь, что его жена, как ему показалось, не была расположена к разговорам. Он думал о Дорис. Разбитые мечты значили для женщин гораздо больше, чем для мужчин. Это губительно сказывалось на них. Он сам был всего на год старше Дорис, когда его собственная жизнь разбилась на кусочки. Но он был мужчиной и смог создать себе новую жизнь.
Холодная злость оставила его, и все-таки он не жалел о том решении, которое принял, ожидая, пока их мать заберет Дорис домой. Завтра же он отошлет Дорис в Баденское аббатство, где присмотр за ней будет более тщательным. Она поедет с матерью. Он сказал им об этом, как только герцогиня пришла на место происшествия, и добавил, что завтра утром придет проститься и проследить за их отъездом.
– И избить меня перед тем, как мы уедем? – вызывающе и с горечью спросила Дорис. – Ты не отпустишь меня без хорошей порки, да, Люк?
– Тише, девочка, – холодно сказала ей мать. – Я не сказала бы ни слова против, если бы Лукас решил наказать тебя таким образом, даже используя плетку. Но это надо было сделать гораздо раньше.
Люк промолчал. Он был слишком зол. Но, слушая слова матери, подумал о том, что, скорее всего, в детстве – да и сейчас – Дорис нуждалась в любви, а не в порке. Возможно, если бы мать хотя бы иногда обнимала ее...
Но он не верил в любовь. Любовь чуть не разрушила жизнь Дорис. Нет, их мать нельзя было обвинить в отсутствии любви, но долг всегда был для нее прежде всего, как будто проявление любви – это непростительная слабость. И все же Дорис нуждалась в более открытой любви, чем она могла получить ее от матери. Люк помнил, каким любящим и чувствительным ребенком была Дорис.
Он тряхнул головой и неожиданно осознал, что крепко сжимает руку жены. Это не входило в его привычки отчасти потому, что могло выглядеть так, будто он нуждался в ней, искал ее поддержки. Но он не нуждался ни в ней, ни в ком-либо другом. Опыт научил его рассчитывать только на себя. Он не должен позволять себе нуждаться в ней ни в чем, кроме секса. Люк убрал ладонь с руки Анны.
Несколько минут она сидела неподвижно, а потом придвинулась к нему и сильно прижалась щекой к его плечу. Вздрогнув от неожиданности, он попытался подхватить ее, когда она, покачнувшись, встала. Но Анна вдруг села к нему на колени и прижалась грудью, потом она сорвала с себя вуаль, обвила его шею руками и в темноте нашла ртом его губы.
Великий Боже! Люк обнял ее, и его язык проник в тепло и сладость ее рта. Она застонала, и он почувствовал, как тяжелыми толчками растет в нем возбуждение.
– В конце концов, зачем терять такую прекрасную возможность? – Анна, запрокинув голову, засмеялась.
Он знал Анну – невинную кокетку. Анна-соблазнительница была для него приятной неожиданностью.
– Я хочу тебя, – прошептала она. – Я хочу тебя.
Он чувствовал тепло ее ног через тонкую ткань шаровар. Ее груди были приподняты корсетом – доспехом, который делал ее тело недоступным для его нетерпеливых рук, но был почему-то очень возбуждающим.
– Здесь, в экипаже? – спросил Люк. – Я готов удовлетворить вас, мадам, если вы согласны смириться с некоторыми неудобствами.
– Здесь и сейчас, – произнесла она грудным голосом. – Ни секундой позже. Иди ко мне.
Полагаясь на свой опыт, Люк сделал бы процесс раздевания частью их эротической игры. Но Анна нетерпеливо стянула свои шаровары и бросила их на пол. Тогда он расстегнул пуговицы на бриджах и приподнял ее бедра, помогая и направляя. Она пылала страстью, изнывая от желания, и зажгла его тоже. Люк радовался тому, что она хочет этого здесь и сейчас, он уже не был уверен, что будет способен дождаться их прибытия домой.
– Слушаюсь и повинуюсь, – ответил он, опуская ее бедра на средоточие своей страсти.
Она была горячей и влажной и была уже так распалена, что вскрикнула в освобождающем ее истому экстазе, как только почувствовала его внутри себя. Он позволил ей полностью пережить наслаждение и только потом позаботился о себе, двигаясь в привычном ему темпе, под аккомпанемент удовлетворенных вздохов своей партнерши.
Люк оставался внутри нее, пока не понял, что они уже подъезжают к дому. Какой чудесный подарок, подумал он умиротворенно. Никогда прежде он не занимался любовью в экипаже. Это был еще один шаг в той науке, которой он так прилежно обучался многие годы, и он был рад, что не пропустил этой ступени. Очень рад. Люк поцеловал Анну в щеку.
– Кучера хватит удар, если, открыв дверь, он застанет нас в такой позе, – сказал Люк. – Может, нам стоит вернуть себе приличный вид до тех пор, пока мы не окажемся в собственных апартаментах?
Он знал, что захочет ее снова. Эта поездка только раздразнила его аппетит.
Анна усмехнулась своим новым грудным голосом и вздохнула, почувствовав, как он вышел из нее. Она нагнулась за шароварами и скользнула в них, встав с его коленей. Когда кучер открыл дверь кареты, они уже сидели рядом, не прикасаясь друг к другу.
Люк проводил Анну до ее комнаты.
– Скоро, мадам? – спросил он, подняв брови.
– Как можно скорее, ваша светлость. – Анна ослепительно улыбнулась и скрылась в своей комнате, наполненной запахом духов, сверканием драгоценностей и всепроникающим, пленительным ароматом женщины.
Скоро. Как можно скорее. Люк развернулся и поспешил в свою комнату.
Чувство безнадежности сменилось паникой, которую она пыталась унять на протяжении всего пути домой. Неожиданно он взял ее за руку, и она сосредоточила все свои чувства и внимание на этом прикосновении. Но он убрал руку, и вместе с его ладонью ее покинули и здравый смысл, и самоконтроль, на которые она была еще способна. И она отдалась ему, повинуясь только одному желанию: быть в нем. Забраться внутрь, стать частью его самого, так, чтобы никто и никогда не нашел ее.
Чувствовать его в себе – такого настоящего, горячего – было так упоительно, что она забыла обо всем на свете. Она вся растворилась в этом счастье, чтобы хоть на миг забыться.
Однако паника снова вернулась к ней, как только она оказалась одна в своей комнате. Одиночество было невыносимым, и страх преследовал ее, даже когда рядом была горничная. В ожидании Люка она пыталась не поддаваться истерике. Он пришел гораздо быстрее, чем обычно, но ей показалось, что прошло уже много часов. Анна улыбнулась ему, лежа в постели, и приглашающе откинула одеяло со своего обнаженного тела.
ВОЗЬМИ МЕНЯ. СПАСИ МЕНЯ.
Она протянула к нему руки.
– Любн меня, Люк.
– Это мое первейшее намерение, мадам, – сказал он, позволяя халату упасть на пол. – Уверен, вы сами можете это видеть. – Он задул свечи.
Темнота принесла новую волну ужаса, но через секунду он уже был рядом с ней, лаская ее, исполняя начинавший становиться знакомым, но каждый раз новый ритуал любви.
– Анна.
Он любил делать это медленно, доводя ее до исступления и наполняя каждое движение мучительным наслаждением.
– Ты очень голодна, дорогая?
– Я умираю от голода. Утоли его.
– Тебе не придется повторять приглашение.
Она раздвинула ноги, зная, что неистовством движений он утолит ее горячее желание. Но к ней прикасались только его руки. Его волшебные умелые руки, которые своими чувственными ласками доводили ее до безумия. Пока он целовал ее груди, нежно захватывая губами соски, его пальцы нашли источник ее желания.
Анна постанывала, развязывая ленту в его волосах, чтобы они рассыпались у нее по груди.
А потом его губы оказались там, где только что были руки, шокировав ее неожиданностью и интимностью прикосновений. Движения его языка были еще более чувственными и эротичными. Ладонями он накрыл ее груди, легко пощипывая пальцами соски.
– Сильнее, – попросила она, и его руки заставили ее закричать от невыносимо сладостной боли и желания.
Анна вздрогнула. Ей казалось, что все ее тело разбилось на маленькие кусочки. К тому времени, как она почувствовала на себе его тяжесть и он вошел в нее, Анна стонала от желания, удовлетворенного раз и еще раз, но так и не стихающего. Она благодарно расслабилась, уступая ритму его движений, пока он не проник в нее так глубоко, что стал частью ее самой. У Анны не осталось ни одной мысли, ни одного осознанного чувства или желания.
Только покой. И любовь.
Когда Анна проснулась, она была одна. Нет, в постели не одна. Он был рядом с ней, как и всегда ночью. Он спал. Но ей было одиноко, потому что они не касались друг друга. Анна не знала, сколько времени, но ей казалось, что она проспала несколько часов. Странно – она ведь вовсе не собиралась спать.
Она была в безопасности. В своей собственной постели, рядом с мужем. Анна постаралась успокоиться и оживить в памяти все подробности этой ночн – восхитительнейшей ночи среди месяца прекрасных ночей. Она попыталась убедить себя в том, что он тоже полюбит ее, как она полюбила его, и они будут жить счастливо до конца своих дней.
Однако паника вернулась, и Анна ничего не могла с этим поделать. И ужасная память о том, как она жила в постоянном страхе – неделями, месяцами, пока не вышла замуж за Люка. От этих мыслей она почувствовала вокруг себя холодную пустоту, из которой, казалось, тянутся к ней ищущие руки.
Анна быстро подвинулась, прижавшись к телу мужа, которое давало ей успокоение, нырнула под его руки, и положила, голову ему на грудь.
ДЕРЖИ МЕНЯ. ПОЖАЛУЙСТА, ДЕРЖИ МЕНЯ.
Он сонно обнял ее, прошептав что-то неразборчивое. И проснулся.
– Анна, а? Что такое? – спросил он. – Ты хочешь, чтобы я обессилел? Дай мне несколько минут, и я буду снова готов.
– Не-е-ет, не то, – протянула Анна. Она искала не удовольствия, а покоя. – Люк, отвези меня домой. Пожалуйста, отвези. Я хочу домой. – Может быть, там она будет в безопасности.
– В Эльм-Корт? Ты скучаешь по дому? По своей младшей сестре? Я отвезу тебя туда, если ты этого хочешь.
– Нет, не туда. Туда я больше не хочу возвращаться. Домой, домой, в Баденское аббатство.
Люк лежал молча. Он все также обнимал ее, но ей казалось, что он отдалился, что он не с ней.
– В Баденское аббатство? – спросил он наконец. – Анна, что все это значит? Что-нибудь случилось?
– Ничего, – пробормотала она, спрятав лицо у него на груди. – Совсем ничего. Просто я устала от Лондона и хочу домой. Пожалуйста, давай поедем домой.
– Домой. – Анна услышала, как он тихонько вздохнул. – Да, это наш дом. Но все-таки что-то не так, Анна. Скажи мне, что случилось?
Она перевела дыхание и прижалась к нему ближе.
– У меня будет ребенок.
Анна не решалась сказать ему раньше. Она до сих пор не была уверена в этом.
– Уже? – Люк поднял руку, чтобы погладить ее волосы.
– У меня задержка уже целую неделю. Раньше этого никогда не случалось. Скорее всего, я беременна. Я хочу домой.
Люк долго молчал. Он продолжал задумчиво перебирать ее локоны.
– Да, – произнес он очень спокойно. – Ты права. Наш первенец должен родиться в Баденском аббатстве. Тебе необходимы тишина и покой. Мы поедем туда.
Мир и спокойствие снова овладели ею, и Анна почувствовала, что засыпает.
– Анна, я благодарю тебя, – сказал Люк очень мягко. – Я доволен, что ты зачала.
Она сонно улыбнулась. За месяц физической близости и страсти это были первые слова, которые, казалось, могли преодолеть душевную пропасть между ними. Они звучали почти как признание в любви. Сегодня ей было достаточно этого «почти». И Анна позволила себе заснуть, чувствуя себя в объятиях мужа вне опасности.
Люка охватил страх. Во время своей утренней прогулки он скакал гораздо быстрее, чем обычно. Он создал новую жизнь. Он н Анна. Они создали новую жизнь внутри нее. И до конца своих дней он должен будет отвечать за этого человека и его мать.
Теперь он навсегда повязан заботами и обязанностями. И с двумя людьми: со своей женой и ребенком, который рос в ней. Он всегда считал семейные узы самыми тяжкими. Он и представить не мог, что ее известие свяжет его еще больше. Он мог удовлетворить материальные нужды своего ребенка, ни о чем не беспокоясь. Но он будет в ответе и за его душевный мир. И вдруг к нему пришла мысль о любви, но он тут же испуганно отогнал ее.
Он не был способен на это. Десять лет он потратил на то, чтобы порвать все узы, эмоционально связывавшие его с близкими людьми. И он был доволен результатом. Мог ли он стать таким, как прежде? Зачем? Для того, чтобы снова стать слабым и уязвимым? Снова почувствовать свое абсолютное одиночество?
Люк был напуган. Очень напуган. А что, если Анна умрет? Вдруг он убил ее, поселив в ней эту новую жизнь? Убил ту красоту и жизнерадостность, которую звал Анной?
Люк натянул повод, осознав, что рискует жизнью лошади и своей собственной. Теперь он не мог позволить себе рисковать жизнью. От его жизни зависели жена и ребенок. Люк подавил приступ тошноты. Он не желал быть связанным с кем-либо душевными узами. Он не способен на это.
Что, если он не сможет дать своему ребенку любовь, как не смогла его собственная мать?
Он не способен любить.
Он не хочет любить. Не хочет снова испытывать боль.
Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Люк сосредоточился еще на одной проблеме, тяжким грузом легшей ему на плечи. Дорис. Люк знал, что она страдает и будет страдать еще какое-то время, – он помнил, как это бывает. У него было тяжело на сердце, но он не испытывал раскаяния, поскольку считал свое решение единственно правильным. Дорис должна вернуться в Баденское аббатство. Он отправится к ним домой, как и обещал, и проследит за их отъездом. Люк снова вспомнил о том ребенке и том юноше, каким он был когда-то. Давным-давно.
Садясь завтракать, он тяжело вздохнул и потянулся к аккуратной стопке писем и приглашений, сложенной у его прибора.
Среди них лежал счет на крупную сумму. К нему прилагалось письмо, извещавшее герцога Гарндонского о том, что его брат, лорд Эшли Кендрик, не в состоянии уплатить по нему. Подпись Эшли красовалась под указанной суммой долга.
Когда Люк приехал в особняк Гарндонов, Эшли был еще в постели. Перед тем как увидеться с сестрой и матерью, Люк поднялся в комнату брата, взял стакан с водой, стоявший на столе, и выплеснул его содержимое Эшли в лицо. Брат проснулся, в изумлении мотая головой и отплевываясь.
– Проклятие! – воскликнул он. – Какого черта!?
Люк бросил ему на грудь счет, и Эшли несколько минут молча смотрел на него, поднеся к глазам.
– Что за ерунда? Он не должен был посылать тебе это, я сам оплачу. Оставь меня, дай поспать.
– Я даю тебе выбор, – холодно сказал Люк. Вместо своего голоса он услышал голос отца, хотя десять лет назад тот не дал ему никакого выбора. – Можешь забрать этот счет и убираться ко всем чертям, но ты не получишь больше ни пенни. Или ты просишь меня оплатить его, а сам в это время быстренько встаешь и собираешь вещи, чтобы быть готовым отправиться с сестрой и матерью в Баден. Останешься там, пока не убедишь меня в том, что тебе уже можно доверять твою собственную жизнь. Даю тебе пять минут на размышления.
Люк подошел к окну, откинул тяжелые портьеры и встал спиной к брату, глядя на солнечную площадь. Он и забыл, что светит солнце.
Он понимал, что поставил Эшли в безвыходное положение, предложив ему либо быть изгнанным без всяких средств к существованию – как когда-то поступили с ним, – либо вынести нестерпимое унижение. Но Люк заставил себя не испытывать жалости или сочувствия и молча продолжал стоять.
– Когда они уезжают? – услышал он голос брата.
– Как только ты будешь готов, – ответил Люк не оборачиваясь.
Он услышал, как дверь открылась и вновь захлопнулась. Тогда он повернулся и увидел карточный счет, лежавший на кровати Эшли. С тяжелым сердцем Люк поднял его.
«Итак, назад, в Баденское аббатство», – думал он, засовывая счет в карман. Назад, в прошлое. Но взяв с собой настоящее и будущее.
Выйдя из комнаты, Люк отправился к матери.