Глава 18

Генриетте было горько оттого, что все в ее жизни складывалось не так, как ей хотелось. Как и многие другие, она всю жизнь боролась за свое счастье. Но сейчас ей казалось, что она никогда не была счастлива.

Вот и Люк отказался от нее. Она думала, что они станут любовниками. Она ждала этого даже после того, как до нее дошли пугающие слухи о его женитьбе. В конце концов, в браках между аристократами очень редко бывают настоящие чувства. Она ждала этого даже после того, как познакомилась с Анной и увидела, как она очаровательна. Она еще помнила, как сильно он ее любил и как глубоко было его отчаяние, когда он потерял ее.

Но Люк оттолкнул ее, по крайней мере сейчас. Возможно, со временем...

У Генриетты были любовники. Да и как их могло не быть, если Джордж ни разу со дня их свадьбы не лег с нею в постель. А ведь ею тоже владели желания. Это же немыслимо было вести жизнь старой девы. Джордж часто возил ее с собой в Лондон, и там она находила себе любовников. Он знал о ее связях, но, казалось, его они не беспокоили.

Однако в деревне у нее никогда не было любовника. И никто не мог переступить порога уютной чистенькой спальни. И уж тем более любовник, чье лицо и тело она не одобрила бы заранее. Внешность для Генриетты имела огромное значение.

Тем не менее разбойник с большой дороги впервые занимался с ней любовью в сарае, на груде не очень чистой соломы. День был дождливым. Он остался полностью одетым, расстегнул только пуговицы на бриджах. Он даже не снял маску и сапоги. Юбка Генриетты была неаккуратно задрана на талию.

Он любил ее без всяких ласк и ухищрений, входя в нее быстро и почти жестоко и прижимая ее всем своим весом.

Она не могла понять, почему эти встречи доставляли ей такое наслаждение и почему она снова и снова возвращалась к нему. Он не хотел открыть ей свое имя. Не хотел снять плащ и маску. Она ничего не знала о нем, кроме того, что он был старше ее – лет на десять-пятнадцать – и что он знал, как удовлетворить ее, и любил делать это быстро и агрессивно.

Конечно, она с самого начала понимала, что главная причина ее влечения к этому мужчине – это его тайна. Возможно, если она увидит его, если узнает его имя или хоть что-нибудь о нем, то потеряет к нему всякий интерес.

Она пыталась это сделать.

– Откуда ты знаешь Анну? – спрашивала она. – Что тебе нужно от нее?

– Тебя это не касается, Генриетта, – отвечал он всегда. – В твоих интересах, дорогая, помочь мне, чтобы со временем ты могла занять то положение, к которому стремишься.

Помогать ему означало рассказывать обычные и, казалось бы, ничего не значащие подробности о том, как выглядит Анна и как она проводит время. Но, может, это было не так уж и бессмысленно. Генриетта заметила перемены в Анне. Она стала гораздо реже улыбаться и старалась не выходить из дома. Иногда она тревожно оглядывалась, будто чувствовала, что за ней следят.

– Но ты говоришь, что она тебя как женщина совсем не интересует, – говорила Генриетта.

– У вас нет никакого повода ревновать, мадам, – смеялся он.

– Ревновать! Ха, стала бы я ревновать к такой, как Анна. Что она такого сделала, что ты преследуешь ее?

– Это тебя не касается, – снова повторял он. – Я избавлю тебя от нее. Ты ведь хочешь этого, не правда ли? Больше того, я освобожу от нее Гарндона. К тому времени, как я увезу ее, он снова будет готов вернуться к тебе и ты снова станешь герцогиней Гарндонской. А этого ты хочешь еще больше, чем его самого, я же знаю. А пока ты будешь довольствоваться нашими еженедельными встречами, во время которых я буду удовлетворять тебя.

– 0-ла-ла! Я могу прожить и без ЭТОГО, уверяю вас, сэр!

Но он прижал ее к стволу старого дуба, поднял ей юбки и доказал обратное. Он смеялся над ее пылкостью.

Так на какое-то время он мог унять ее любовный аппетит, и ее мечты, и ее гордость. Но не ее любопытство. Не ее интерес к тому, что было между ним и Анной. И это любопытство тоже заставляло ее возвращаться к нему снова и снова и приходить на любое место встречи, которое он назначал.

Генриетта играла с Анной в опасные игры. Она позволяла ей заметить их с Люком вдвоем, а потом бурно извинялась перед невесткой.

– Это только потому, что мы выросли вместе и нам всегда было хорошо друг с другом, – объясняла она. – Ничего больше, клянусь тебе. Ты ведь не думаешь ничего плохого, правда? Если да, то я больше и словом с ним не обмолвлюсь, даже если нарушу приличия.

– Ах, ну что за глупости, – отвечала Анна, взяв Генриетту под руку. – Пойдем ко мне в комнату, выпьем чаю.

– Не хочу, чтобы ты думала, будто мне есть что скрывать. Ты должна знать, что Люк любит тебя. Он все время говорит об этом. Конечно, он любил меня когда-то, но это было так давно.

– Ты не должна чувствовать себя виноватой, Генриетта. Пойдешь со мной навестить Эмми?

Такие разговоры случались у них постоянно.

Анна выглядела затравленной.

Когда ее любовник уедет и увезет с собой Анну? Генриетта не знала. Но ей не хотелось, чтобы это случилось очень скоро. Он волновал ее.

Письма приходили регулярно, и Анна знала, что этому не будет конца. Иногда в них были воспоминания о прошлом и уверения в будущем счастье или требования выплатить очередную сумму. Иногда их целью было навести на нее ужас, и ему это всегда удавалось. Он знал ее дом как свой собственный: расположение всех комнат и даже цвет портьер. Он знал, как выглядит ее собственная гостиная. Знал ее наряды и безделушки. Все, что она говорит и что делает. Он даже знал, что говорят ей другие.

Было бессмысленно сидеть дома взаперти, хотя Анна старалась выходить на улицу как можно реже. Но и в доме он был с ней. Он был с ней в каждой комнате. Везде он стоял у нее за спиной. Даже в тот момент, когда Люк любил ее, она иногда испуганно открывала глаза, чтобы посмотреть, нет ли его в спальне. Ей казалось, он видит все. Абсолютно все.

Анна предпочитала письма с требованием денег, даже когда у нее не было достаточной суммы. Однажды ей даже пришлось попросить их у Люка взаймы.

– Конечно, – ответил он вставая, чтобы отпереть секретер, – но только не взаймы, Анна. Пусть это будет мой подарок. Ты разрешишь мне узнать, на что они тебе?

Анна шла к нему с заготовленной историей о свадебном подарке Виктору и новых платьях для Агнес и Эмили. Но она не смогла солгать. Она только молча смотрела на деньги в его протянутой руке.

– Секреты? – Его голос был непривычно резким. – Снова, Анна?

Она взглянула ему в лицо.

– Нет никаких секретов.

Ну вот, она и солгала. Его взгляд стал холодным и циничным.

– Секреты – это одно, мадам, а ложь – совсем другое. Вот ваши деньги, возьмите их и оставьте меня одного. Я занят.

С тем же успехом он мог ударить ее по лицу. Анна поморщилась как от боли и, взяв деньги, повернулась, чтобы уйти. Его голос остановил ее уже у самых дверей.

– Анна, – позвал он. – Анна, ты моя жена. А я никогда не бываю слишком занят для своей жены. Вернись, я прикажу, чтобы подали чай. Вилли приходил сегодня с визитом. Могу поклясться – ему нравится твоя сестра. Он краснеет и заикается как сразу десять безнадежно влюбленных. Если только она примет его предложение, то мы найдем способ вытряхнуть Вилли из этого ужасного парика и сменить его на более модный. Один его вид убивает меня. Появись он в Париже – весь город упал бы в обморок.

Анна молча сидела, сжимая в кулаке деньги, пока Люк не пододвинул ей скамеечку для ног, он забрал у нее деньги и положил их на стол. Теперь ей хотелось, чтобы он снова задал этот вопрос и она честно ответила бы: «Деньги нужны, чтобы выплатить долги моего отца». Может, этого было бы достаточно? Или бы он захотел узнать больше?

Ей хотелось рассказать ему больше. Рассказать все. Но она не могла. Не могла так рисковать. Она носила ребенка. Невинное дитя, которое могли вместе с ней вышвырнуть из дома. Посадить вместе с ней в тюрьму.

– Мне кажется, Вилл нравится Агнес таким, какой он есть, – ответила она мужу. – Она смотрит на него так, будто он Волшебный Принц, пришедший к ней из сказки. Должна признаться, меня это удивляет. Что касается меня, я всегда обращала внимание...

– На что, мадам? – Его глаза пристально разглядывали ее. Анна вдруг вспомнила, как он смотрел на нее на балу у Диддериигов.

– На красивое лицо, – сказала она, покраснев.

– Вот как? – Люк поднял брови. – Ну и как, вы нашли его?

– Да, – прошептала Анна. Ее щеки горели.

– А что касается меня, я всегда искал хорошенькое личико. – сказал герцог Гарндонский. – И должен сказать – я его тоже нашел.

Эти слова упали на привычную почву: они флиртовали и дразнили друг друга. Анна старалась не смотреть на деньги, лежавшие на столе.

Прошло уже несколько месяцев, и она чувствовала, как глубоко врезались ей в память строчки из самого первого письма. Она не пренебрегала своими домашними делами и теми обязанностями, которые накладывал на нее высокий сан, но внутри у нее поселился ужас. И каждый раз, когда снова возникала угроза, она вся сжималась, уходя в свой внутренний мир.

Люк знал о письмах. Он всего несколько раз видел, как их доставляли, но он всегда знал, когда приходило очередное послание. Он изучил Анну гораздо лучше, чем она могла вообразить, и очень остро чувствовал ее душевное состояние. Он всегда знал, когда она получала письма.

И еще он знал, что это были очень личные письма и что они приносили Анне горе. Это было что-то из ее прошлого. Возможно, письма от ее прежнего любовника. И все же, зная Анну, Люк не мог поверить, что она поддерживает переписку. Он чувствовал, что тут каким-то образом замешан тот мужчина в черном. И большая сумма денег, которую она однажды попросила у него.

Что же это было, что Анна так упорно хотела скрыть от него, за что она была готова платить неприятностями лишь бы не раскрыть свою тайну? Что-то связанное с ее любовью. Почему она так боится рассказать ему?

Однажды Люк попытался поговорить с ней. Это было в те день, когда пришло очередное из писем. Он разбирал собственную корреспонденцию в кабинете, когда раздался стук дверь. Он ничего не ответил, решив, что это Генриетта, но дверь все же отворилась. Он даже не поднял головы.

– Я занят. Чуть попозже.

Но вдруг Люк почувствовал, как чья-то рука гладит его по плечу, и резко обернулся. Он улыбнулся, отложил перо накрыл маленькую ручку своей ладонью.

– Эмили, что я могу сделать для тебя, дорогая?

Она глядела на него большими печальными глазами.

– В чем дело? – Он взял ее ладонь в свои. Она ему очень нравилась, эта малышка, и он не переставал этому удивляться с самого ее приезда. Он чувствовал, что за молчанием скрывается личность и ключом к этой запертой двери были ее глаза и улыбка. Но сегодня она не улыбалась.

Эмилн показала наверх.

– Наверху? – спросил он ее, – Что там, моя дорогая? Или кто? Анна?

Эмили кивнула. Люк знал, что его жена получила сегодня письмо. Он виде ответ в глазах Эмили.

– Она несчастна? Я нужен ей?

Девочка снова кивнула.

Но Люк не сразу поспешил наверх. Он смотрел в глазе Эмили, словно пытаясь найти ответы на все свои вопросы.

– Ты знаешь, да? Знаешь, от чего Анна несчастна?

Глаза Эмили светились пониманием.

– Это что-то из ее прошлого, – убежденно сказал Люк Но девочка не подтверждала и не отрицала этого. Она снова показала наверх.

– Да, я пойду к ней. – Люк сжал ее руку, а потом поднес к своим губам. – Спасибо, Эмили. Ты хорошая сестра. Ть ведь любишь Анну, правда?

Но она выдернула свою руку и легко побежала к дверям. Девочка выскользнула из комнаты прежде, чем он успел открыть ей дверь. Она бежала впереди него по ступенькам, иногда оглядываясь, чтобы убедиться, что он следует за ней. Она добежала до комнаты своей сестры, подождала, пока Люк догонит ее, развернулась и побежала обратно вниз по лестнице.

– Да, – подумал Люк, собираясь постучать в дверь, – пришло время все выяснить.

Анна сидела у камина и листала книгу, которую, как он догадался, взяла, услышав стук в дверь. Она не пригласила его войти, но улыбнулась и закрыла книгу.

– Ах, – сказала Анна, – я зачиталась и забыла о времени. Я что-то пропустила? Уже время чая?

– Нет, – ответил Люк, усаживаясь и пристально глядя на нее.

Ее улыбка на бледном, с потухшими глазами лице заставила его содрогнуться. На Анне было свободное утреннее платье, не скрывавшее ее шестимесячной беременности. Даже в новых, свободных, по французской моде, платьях, которые он выписал для нее после того, как запретил ей носить корсет, ее беременность была уже очень заметна. Его мать была шокирована тем, что Анна больше не затягивает себя в корсет, и настаивала на том, чтобы Анна не показывалась на людях до тех пор, пока ее беременность не разрешится. Анна сказала ей мягко и в то же время твердо – как только могла одна она, – что ходит без корсета по указанию своего мужа и будет выполнять свой общественный долг до тех пор, пока он сочтет это возможным. По крайней мере, так ему рассказала Генриетта, добавив от себя, что он слишком мягок с Анной и что он должен потребовать от жены, чтобы она вела себя подобающим образом. Как будто беременность может быть чем-то неприличным.

– Что случилось? – Улыбка Анны исчезла. – Почему ты на меня так смотришь?

– Эмили только что была у меня в кабинете, чтобы сказать, что ты несчастна, – ответил Люк.

Она безучастно посмотрела на него, но через секунду рассмеялась.

– Эмили СКАЗАЛА тебе? Но Эмили не может говорить.

– Нет, может, – сказал Люк. – Ее глаза говорят мне гораздо больше, чем языки многих моих знакомых.

– И ее глаза сказали тебе, что я несчастна?

– Да. – Люк пристально смотрел на нее.

Несколько раз ему казалось, что Анна вот-вот заговорит, но она молчала. Люк наблюдал за тем, как его жена сжимает ладонями ручки кресла. Он понял, как легко можно узнать о чувствах других людей, когда брал уроки владения шпагой и пистолетом. Анна щипала обивку кресла.

– Я чувствую, что становлюсь очень тяжелой, – заговорила она наконец. – К сожалению, я из тех женщин, которые очень увеличивают свой вес при беременности. А мне еще три месяца ждать. Я плохо себя чувствую, потому что мне кажется, что я становлюсь совсем... совсем непривлекательной. Знаю, это глупо.

– Разве я даю тебе повод чувствовать себя непривлекательной? – спросил Люк, и глаза его сузились.

– Нет, – прошептала она. – Нет, Люк.

– Иди ко мне, – позвал он.

Несколько секунд Анна смотрела на него в нерешительности, но затем встала и подошла к нему. Люк развязал пояс ее платья и отвел его полы в стороны. Он положил обе руки на живот своей жены и поднял на нее глаза.

– Помнишь, я однажды уже сказал тебе, как ты будешь выглядеть для меня, когда будешь беременна? – спросил он.

– Да, – ответила Анна.

– Я сказал правду. Ведь я сплю в твоей кровати, Анна. И исполняю свой супружеский долг два или три раза в неделю хотя и стараюсь не причинить тебе вреда. Думаю, ты понимаешь, что я по-прежнему считаю тебя очень привлекательной.

– Да. – Ее опущенные глаза следили за его руками.

– Но, может быть, мадам, вам ХОЧЕТСЯ быть непривлекательной?

Анна вскинула глаза и медленно покачала головой.

– Тогда давай разберемся с этими глупыми выдумками, – предложил ей муж. – Мы с тобой договорились, что искренность – залог хороших отношений? Я позволил тебе хранить одну тайну, потому что она принадлежит твоему прошлому и навсегда останется там. Но то, что происходит сейчас, должно быть мне известно.

Глаза Анны расширились, и только его руки удержали ее на месте.

– Нет, – прошептала она.

– Да, Анна. Ты принадлежишь мне. Душой и телом. На всю жизнь. – Люк был удивлен горячностью своего тона, силой своих чувств. Он не ожидал от себя этого. – Больше никаких тайн!

– Нет, только не эти слова, Люк. – Анна закрыла руками лицо, но он успел заметить, как сильно она побледнела.. – Только не эти слова. Не душой и телом, а как птица в клетке, лишенная всякой свободы.

Это уже начинало сердить Люка. Ему никак не удавалось постичь, что происходит у нее в душе. Люк чувствовал себя отвергнутым, лишенным права проникнуть в самый смысл ее жизни. Он вдруг понял, как мало знает ее, даже после полугода семейной жизни. Существовал целый мир, в который она его не пускала. И это заставляло его злиться все больше и больше. А ведь раньше он и не хотел ничего знать. Что же изменилось?

Люк встал, но продолжал удерживать Анну.

– Кто он? Я хочу знать его имя, мадам.

Анна молча смотрела на него. Она стала еще бледнее, если только это было возможно.

– Твой любовник, – продолжал он. – Мужчина, который был с тобой до меня. Кто он?

– Нет, – шептала она. – Ты ведь говорил...

– Он – причина того, что ты несчастна, или я жестоко ошибаюсь. Эти письма от него? Или от кого-то, кто пишет по его поручению?

– Письма? – В ее глазах был ужас.

– Мадам, вы, видно, считаете, меня глупцом?

Анна покачала головой.

– Я иногда получаю письма от мисс... мисс Гендон. Ей нужна помощь. Ее отец... Он старый и очень немощный. И я ей помогаю.

Люк пристально смотрел на нее не говоря ни слова, и наконец Анна закрыла глаза и прикусила губу.

– Его имя, Анна, – повторил Люк. – Он уже получил твою девственность, которая по праву принадлежала мне. Но больще он ничего не получит. Он умрет, если только попытается.

Анна открыла глаза.

– Нет. Нет, он не пытается. Я твоя, только твоя. Кроме тебя у меня нет мужчины. Им всегда был только ты.

– О, прошу прощения! – воскликнул ее муж. – Конечно, мой опыт не позволяет мне отличить девственницу от женщины, которая уже была с мужчиной. Вы неискренни со мной, мадам.

Анна снова прикусила губу и перевела дыхание.

– А как насчет тебя самого? – спросила она крепнущим голосом. – Ты тоже хранил от меня свой секрет. Ты сказал, что не помнишь причины вашей ссоры с Джорджем. Ничего не рассказал мне о Генриетте. И даже словом не обмолвился о ваших многочисленных встречах с тех пор, как мы приехал сюда. Ты ведь не можешь жениться на ней – она вдова твоего брата? И ты не мог вернуться без жены – иначе ты смог бы проводить столько времени в ее обществе. Но теперь все устроено как нельзя лучше, не так ли? Поэтому ты женился на мне, Люк? Не ради наследников, но чтобы спокойно предаваться воспоминаниям со своей первой любовью за щитом женитьбы?

Боже милостивый!

– Мадам, – сказал он холодно, – вы переходите границы дозволенного.

– О конечно! – отвечала Анна. – Мы ведь живем в мире, где у мужчин права, а у женщин – обязанности. Я достойна презрения из-за того, что в нашу брачную ночь ты обнаружил, что я не девстенница. Но тебе позволительно иметь достаточный опыт, чтобы с легкостью определить это. Я должна жить без воспоминаний, без прошлого, принадлежать тебе душой и телом, в то время как ты будешь развлекаться. Ты спал с ней, Люк? Или жене не пристало задавать вопросы своему мужу?

Люк железной хваткой обнял ее за талию и вывел за дверь. Он сам не осознавал, куда ведет ее, пока они не оказались в спальне. Он сорвал с жены платье и толкнул ее на кровать. Неотрывно глядя на Анну, он сбрасывал собственную одежду, чувствуя, как злость и обида захлестывают его.

Люк опустился на колени между ее раздвинутыми бедрами. Он приподнял ее и вошел в нее медленно и жестко. Потом он лег на нее сверху, обхватив руками ее голову, и прижался ртом к ее губам. Он раскрыл ее губы своими н глубоко проник в нее языком, прежде чем поднять голову и посмотреть ей в глаза.

– Ты принадлежишь мне, Анна, – сказал он. – И то, что мы делаем сейчас, ты будешь делать только со мной, до конца своих дней. И я тоже. С тех пор, как мы поженились, я не делал этого ни с кем другим. Я ответил на твой вопрос?

Анна закрыла глаза. Она лежала покорно и безответно.

– Ты – моя жена, а я – твой муж, – продолжал Люк. – И если это заставляет тебя чувствовать себя птицей в клетке – так оно и будет. Ты сама это выбрала.

Он начал ритмично двигаться в ней, пристально глядя ей в глаза. Но на этот раз опыт подвел его, хотя нельзя сказать, что он действительно использовал все свое умение. Он просто делал то, что несомненно удовлетворяет мужчину, но гораздо менее приятно для женщины, если она к этому не подготовлена. И он не получал ничего в ответ. Но, казалось, он и не ждал ответной реакции. Он не занимался с Анной любовью, но лишь ставил на ней печать: «владения герцога Гарндонского». Он хотел напомнить ей, что не было той части ее, которая не принадлежала бы ему.

Люк изверг в нее семя и впервые в жизни почувствовал, что физическая удовлетворенность и эмоциональное удовлетворение совсем не одно и то же.

Он вдруг подумал: не было ли то, что он только что сделал со своей женой, изнасилованием, – хотя звучало это странно. Люк встал и собрал свои вещи, раскиданные по полу.

– Если тебе не хватает свободы и уединенности, Анна, – ты можешь получить их. – Он слышал, что в его голосе звенит металл. – В своей собственной комнате. Я больше не войду сюда без твоего приглашения. И не лягу с тобой в постель до тех пор, пока ты полностью не оправишься после родов. Допустим, шесть месяцев? Или четыре, если ребенок окажется девочкой?

Анна лежала, закрыв глаза. Впервые он не укрыл ее одеялом, встав с кровати.

Люк продолжал одеваться.

– Если ты захочешь поговорить об этих письмах, – снова заговорил он, – то найдешь меня готовым выслушать тебя в любое время. Я не могу себе представить, чтобы ты действительно была виновна в чем-то ужасном. Но помни – ты моя. Это останется неизменным.

Анна даже не шевельнулась, когда он прошел через ее спальню и ушел в свою комнату, где еще ни разу не спал со дня их женитьбы.

Люк прислонился спиной к дверям своей спальни и закрыл глаза. Он пришел к Анне, потому что она была несчастна. Пришел, чтобы успокоить и утешить ее.

О Боже!

А ведь он знал, что не способен на это. Он знал, что давно, уже не способен любить. Но он не знал, что способен на жестокость. Она нуждалась в любви и понимании, а он был жесток с ней.

Он позволил себе расстроиться и разозлиться в ответ на ее отказ довериться ему и на обвинение в нечестности. Вот о чем ему еще придется подумать. Он позволял Генриетте эти встречи, всегда стараясь увести разговор от личных тем. Но он не думал, что Анна может подозревать... Мог ли он винить ее а этом? Это была только его вина. Он сделал ей больно, хотя и не желая этого.

Люк открыл глаза и взглянул на свою кровать. Совсем недавно он так тщательно оберегал свой сон от посторонних глаз и никогда не засыпал в постели рядом с женщиной. А теперь он не знал, сможет ли заснуть один в своей собственной кровати. И долго так будет? Он сказал ей – шесть месяцев или четыре, если ребенок окажется девочкой. Плюс три месяца, оставшиеся до родов. Значит, всего девять месяцев. Или семь.

Девять месяцев одиночества.

Люк осознал, что мысленно произнес это слово, и почувствовал, что его пробрал озноб. Одиночество? Неужели он все-таки привязался к жене, стал зависим от нее? Его действительно пугало одиночество, а не сексуальный голод?

Да, это было одиночество.

* * *

По иронии судьбы, письма очень скоро перестали приходить. Было только одно, несколькими днями позже, в котором он извещал, что долги могут оставаться невыплаченными до тех пор, пока она не разрешится от бремени.

«Я не хочу, чтобы ты волновалась эти последние три месяца, оставшиеся до родов, моя Анна», – писал он.

Перед самым Рождеством ей удалось убедить мужа, что она достаточно хорошо себя чувствует, и они съездили на свадьбу к Виктору: она, Люк, Агнес и Эмили. Они с Люком даже спали в одной постели в доме у родителей Констанции. Правда, за все три ночи он даже не прикоснулся к ней. Но, глядя на счастливых молодоженов, Анна не могла жалеть о том, что своим замужеством обеспечила им будущее и свободу в их собственном доме.

Нет, конечно, она не жалела.

А потом, во время рождественского вечера в Баденском аббатстве, Вильям, лорд Северидж, объявил, что ездил к Виктору и получил разрешение на брак с Агнес.

Агнес не сводила с него глаз. Она была согласна.

– Более того, – продолжал Вильям, переждав шквал восторгов, объятий, поцелуев и поздравлений, – после венчания они уедут путешествовать по Европе на целый год. В Лондоне они познакомились с человеком, который готов снять Уичерли на год.

За этим объявлением снова последовали смех и восторженные восклицания. Все знали о привязанности Вильяма к поместью, доходящей до парадокса, и о том, как Агнес не любила путешествия. Но, казалось, принятое ими решение радует их обоих.

При этом известии Анну охватила паника, и только привычка постоянно испытывать чувство страха помогла ей не потерять над собой контроль.

– Вы собираетесь сдать Уичерли? – спросила она лорда Севериджа.

– Да, и отличному парню, – ответил он. – Его зовут Ломакс. Он был со своим полком в Америке и совсем недавно вышел в отставку. Уверен, вы все его полюбите.

Анна с облегчением вздохнула. Она постепенно готовилась к родам, сосредоточив всю свою любовь и энергию на ребенке внутри нее. Она жила одна в своем внутреннем мире, как жила в течение двух лет до замужества.

Ей не хватало Люка. Без близости с Люком мир ее опустел.

Загрузка...