Бесстрашный рыцарь

Глава 12

Авиза отрезала свои обременительные рукава и убедилась в том, что, если разорвать их на ленты, можно сделать отличную повязку. Пока она готовила материал для повязки, кто-то принес воды и разжег огонь в очаге, грязной яме в дальнем конце комнаты. Она наложила повязку на лоб Болдуина, украшенный шишкой, и мальчик неуверенно улыбнулся ей.

Фермеры, жившие в простом коттедже, были полны желания помочь им. Они предложили Авизе, Кристиану и Болдуину пожить у них в небольшом домике во дворе, потому что его не было видно с дороги и оттуда через единственное оконце в большей комнате открывался хороший обзор. Хозяева дали им матрасы и одеяла, а также больше еды, чем они трое могли одолеть. Она догадалась, что они рассчитывали попросить Кристиана обнаружить лесных разбойников и уничтожить их. Тогда они были бы спокойны за свои семьи и скот.

Сражение могло подождать. Следовало вылечить Кристиана и Болдуина.

Кристиан настаивал на том, чтобы она обработала раны Болдуина, пока он побеседует с самым старшим из семьи, человеком, чье имя она так и не смогла запомнить. Это был тот самый человек, что убедил Кристиана подождать следующего дня, прежде чем начинать поиски брата.

– Разбойники предпочитают ночь, – сказал фермер. – Они свершают свои дьявольские ритуалы в темноте. Боятся света. Поэтому при свете дня опасаются выходить из своих убежищ. Вы можете напасть на них на рассвете и выручить сэра Гая.

Авиза сомневалась, что Кристиана убедят слова фермера о том, что эти отщепенцы редко убивают заложников, предпочитая обменивать их на еду и другие припасы.

– Иногда они их все-таки убивают, – признался фермер, взглянув на Авизу. – Но убивают девственниц, чья кровь, как они считают, может умилостивить их злого господина. Они не взяли в плен леди. Значит, у них нет такого намерения. – Он покраснел. – Твой брат девственник?

Авиза не слышала, что ответил Кристиан, потому что в этот момент помогала Болдуину перейти в другую комнату. Если бы осталась, то не смогла бы удержаться от смеха. Представить себе, что Гай Ловелл девственник? Никоим образом это не было возможно при его интересе к женщинам – причем к любым женщинам и в любом месте.

– Тебя что-то развеселило? – прошептал Болдуин со своего тонкого матраса. – Ты улыбаешься, будто услышала веселую шутку.

– Я улыбаюсь, потому что кровотечение прекратилось.

Еще одна ложь, способная умножить бесконечное количество придуманных ею историй, но ей не хотелось смущать мальчика.

– Шрам останется?

Она так и не поняла, был ли он обеспокоен такой перспективой или надеялся на это.

– Еще слишком рано говорить что-нибудь определенное...

– Я хотел бы... – Он застонал, потому что она как раз меняла повязку у него на лбу. – Я хотел бы поблагодарить тебя, миледи, за то, что ты спасла мне жизнь.

– Ты бы сделал для меня то же самое.

– Конечно! Ты леди. Мой долг отдать свою жизнь за тебя.

Она нежно похлопала его по руке:

– Я ценю это, но давай надеяться на то, что в такой жертве не будет необходимости.

– Когда мы пойдем освобождать сэра Гая...

– Все по порядку. Сейчас ты нуждаешься в отдыхе.

– Я не должен отдыхать, когда он в плену у этих негодяев. – Мальчик попытался сесть.

Осторожно и мягко толкнув его на ложе, Авиза сказала:

– Сегодня ночью мы не станем его освобождать. Ты должен отдохнуть, пока мыс Кристианом придумаем способ, как лучше это сделать.

– Я рад, что ты будешь нам помогать. – Он сжал ее руку. – Сэру Кристиану не нравится, когда ты пускаешь в ход свой меч, но я видел, как ты сражаешься. Ты очень отважна, миледи.

– Как и ты, Болдуин.

Его улыбка стала шире, потом он снова вздрогнул.

– Отдыхай, – опять приказала она. – Утро наступит слишком быстро.

Авиза сидела возле мальчика, пока он не заснул. Его лицо было искажено гримасой даже во сне, и она подумала с надеждой, что, возможно, у одной из женщин в фермерском доме найдется сухой тмин. Если его настоять в кипятке, то этот отвар облегчит головную боль. Когда Авиза поднялась на ноги, прихватив окровавленные повязки одной рукой, а в другую взяв чистые, она знала, что сможет полечить и Кристиана и у нее хватит для этого перевязочного материала. Эти чертовы разбойники сильно ударили его по голове.

Она переступила через высокий порог и оказалась во второй комнате. Эта была просторнее по сравнению с той, где спал Болдуин. Грязный пол был вытоптан до гладкости многочисленными ногами.

У окна стоял Кристиан. Локтем он упирался в стену, голова его покоилась на руке. Лицо было искажено такой же болезненной гримасой, как и у пажа.

Она хотела бы утешить его, но у нее не было слов утешения. Она подвела королеву, допустив, что Гая взяли в плен, а Кристиан и Болдуин были ранены.

– Теперь я могу перевязать твою голову, – сказала она тихо.

– Я могу и подождать. – Он обернулся, чтобы посмотреть на нее. Лицо его уже не выглядело серым и безжизненным. – Как Болдуин?

– Отдыхает.

– Он поправится?

– Да, и будет мудрее после того, как ощутил впервые вкус битвы.

Кристиан потер подбородок, на котором уже выступила дневная щетина. Конечно же, Авиза думала о том, что в этой первой битве мальчику удалось закалить свой характер.

Любая другая женщина на ее месте была бы парализована ужасом, а она бросилась сражаться с разбойниками, несмотря на их перевес в численности. Кристиан должен был бы испытывать к ней благодарность за то, что она оказалась способной рисковать своей жизнью. Она спасла их и, что всего удивительнее, не считала свой подвиг чем-то из ряда вон выходящим.

– Болдуин молод, – сказал Кристиан, – поэтому не был готов к такой схватке.

Она уронила окровавленные тряпки на пол у очага.

– Никто не может быть полностью готов к битве, если оказывается вовлеченным в нее впервые. – Подняв тряпки, она бросила их в огонь.

Кристиан вернулся к окну и уставился в темноту ночи.

– Кристиан, мне так жаль, – сказала она.

– Ты сделала все, что могла. – Он сухо рассмеялся. – Ты вела себя лучше, чем все мы, вместе взятые. Никогда не забуду выражения лица этого разбойника, когда ты откромсала его бороду. Ты очень искусно владеешь этим коротким мечом, Авиза. Если бы Гай был хоть вполовину так искусен, он не был бы теперь пленником.

– Любого из нас могли взять в плен.

– Это должен был быть я! – Он саданул кулаком по стене.

Со стены посыпалась грязь, но он не обратил внимания.

– Почему ты винишь себя? Ты можешь обвинять и Болдуина, и меня. Мы бросили раненого Гая одного, чтобы преследовать этих разбойников.

– Нет, чтобы спасти меня. – Он выбранился. – Ты спасла меня, рыцаря на службе короля. Женщине и ребенку пришлось спасать меня.

– Так ты огорчен поэтому? Считаешь, что упустил шанс показать себя таким отважным, как один из королевских фаворитов? Как его зовут? Де Трэси?

– Почему ты говоришь о нем?

– Потому что ты сожалеешь, что жив, и жалуешься на это. Неужели это заботит тебя больше, чем судьба брата?

– Не говори нелепостей.

– Почему же? Ведь ты говоришь их!

Сделав три шага, он оказался возле ямы, заменявшей очаг, и присел у края.

– Утром попрошу фермера Джона созвать соседей и помочь мне выследить разбойников.

– И это все?

Она опустилась на колени рядом с ним и положила возле очага последние полосы ткани, оставшиеся от ее бывших рукавов. Осторожными и нежными пальцами Авиза бинтовала его пульсировавшую болью голову.

– Чего ты ожидаешь, Авиза? Я полагаю, у тебя есть свой дерзкий план освобождения моего брата.

– Нет, у меня нет плана.

Авиза укрепила повязку. Потом взяла другой кусок ткани, расправила его на коленях и взялась за его руку, сорвав с раны окровавленную и присохшую ткань.

– Дай мне воды, – попросила она.

– Зачем? Мне не надо, чтобы ледяная вода, льющаяся на мою рану, усугубила неприятные ощущения.

Даже ему самому его тон показался злобным.

– И как, ты полагаешь, я увижу твою рану, если засохшая кровь будет мне мешать?

– Просто перевяжи рану, и дело с концом.

Авиза встала и уперла руки в бока. При этом платье туго обтянуло ее фигуру. Кристиан судорожно сглотнул, глядя на эти чарующие изгибы, которые он мечтал изучить.

Когда в коттедже другого фермера он держал ее в объятиях, ее бедра прижимались к нему, и это было похоже на молчаливое приглашение дать волю сжигавшим его чувствам и желаниям, которые он силился побороть.

– Я лечу твою руку, – сказала Авиза ледяным тоном, – и мне решать, что нужно, а что не нужно делать. Поэтому я бы очень хотела, чтобы ты ценил то, что я делаю для тебя.

Он вздохнул. В глубине своего существа он жаждал ее помощи, и ему совсем не нравилось, что ее глаза сверкают, как уголья в очаге.

– Я ценю то, что ты делаешь для меня, – ответил он. – Но в этом нет необходимости.

– Мне решать, что необходимо, а что нет. Меня учили обмыть и очистить рану до того, как лечить и перевязывать ее. В этом есть глубокий смысл, и я вовсе не хочу отступать от правил, которым меня научили в аб... – Ее лицо превратилось в непроницаемую маску. – В кладовой нашего замка.

Она выбежала в соседнюю комнату, и юбка ее вздулась и полетела вслед за ней, дав ему мучительное наслаждение созерцать ее стройные ноги.

Что ее так расстроило? Она была самой загадочной женщиной из всех, кого ему довелось узнать. Он был обязан ей спасением собственной жизни и жизни Болдуина и понятия не имел, как выплатить этот долг. Среди рыцарей такие вещи разумелись сами собой и решались легко, но ведь она не была рыцарем.

Кристиан начал было подниматься на ноги, когда она вернулась с ведром, но едва он сделал движение, она знаком приказала ему оставаться на месте. Поставив ведро рядом с ним, она окунула в воду чистый кусок ткани и осторожно стала прикладывать влажную ткань к запекшейся вокруг раны крови, снимая размокшую корку слоями.

– Есть что-нибудь, чего ты не умеешь делать?

Она посмотрела на него. Ярость исчезла из ее глаз, и на ее месте он увидел изумление.

– Очень многих вещей.

– Похоже, что ты мастерски владеешь всем, за что берешься.

– Уверяю тебя, что это заблуждение. – Губы ее сложились в усталую улыбку.

Внезапно он почувствовал, что хочет лишь одного – привлечь ее к себе и закончить то, что было начато две недели назад, когда он пытался доказать ей, что она подвержена желаниям так же, как и он. В свете очага ее волосы блестели, как чистое золото, и, когда она наклонялась, чтобы обработать и перевязать рану, скользили по его щеке. Каждый всплеск огня отражался на ее лице, подчеркивая то нежные очертания щеки, то решительный наклон подбородка. Она держала его руку на своем колене, и стоило ему только нажать всеми пятью пальцами на ее ногу, как она опрокинулась бы на пол.

Он отвел глаза и посмотрел в сторону. Она была дочерью лорда, и он был обязан ей своей жизнью и жизнью своего пажа. Честь требовала, чтобы он защищал ее ото всех, даже от самого себя.

– Готово, – сказала она. – Можешь пошевелить рукой, или повязка слишком тугая?

Он раздумывал, ответить ли ей честно. Эта повязка была, не туже, чем каждый туго натянутый мускул в его теле. И снова он попытался заглушить отчаянную мольбу своего тела.

– Все прекрасно.

– Я рада.

– Благодарю тебя, Авиза.

Он с трудом произносил слова, потому что представлял ее в своих объятиях.

– Не стоит благодарности.

Будто прочитав его мысли, она вздрогнула, и ее нежное тело чуть задело его.

Господи помилуй! Она была искушением и одновременно отрадой для глаз и всех чувств!

Авиза встала и сделала шаг назад.

– Я хочу попросить прощения, – прошептала она. – Если бы я не потребовала назад свой меч, мы бы раньше заметили подкрадывавшихся к нам разбойников.

– Ты их заметила. Это я недооценил твою наблюдательность.

– Но то, что я увидела, могло быть и не разбойниками.

– Не пытайся меня утешить.

«Ты могла бы облегчить мои страдания, если бы легла рядом со мной». Выдало ли его мысли выражение лица? Или дело было в том, что ее мысли текли в том же русле? Он не был в этом уверен, потому что она избегала его взгляда и сказала, что хочет проведать Болдуина. Он кивнул, и она пожелала ему доброй ночи.

Он понятия не имел, что хорошего в том, что ее не будет рядом с ним.

Звук был совсем тихим. В другую ночь Авиза, возможно, не расслышала бы его. Но сегодня нервы ее были напряжены, потому что воспоминания о событиях дня вплетались в ее сны, искаженные и бесформенные, как отражение в полированном щите.

Она открыла глаза и увидела темноту. Рядом с ней на тонком матрасе похрапывал Болдуин. Повязка казалась темным пятном на фоне его бледной кожи.

И тут Авиза различила тихий скрип. Откуда шел звук?

Она выскользнула из-под одеяла и обнажила ноги. В комнате было недостаточно места для того, чтобы орудовать мечом.

Снова скрип. Он шел снаружи, перемещаясь от тыльной части здания к передней. Натянув на голову капюшон плаща, чтобы лунный свет не играл на волосах, Авиза прислушалась. Какие-то таинственные и осторожные шаги. Пара ног. Только одна. Кто-то бродил вокруг дома.

Она осторожно выползла из комнаты и оказалась в другой, большей из двух.

Окно было закрыто ставнями, хотя холод все равно сочился в комнату, проникая в щели. Авиза прикусила нижнюю губу, увидев Кристиана, лежащего спиной к ней на полу возле очага. Она не могла его разбудить, чтобы он ей помог, потому что он стал бы настаивать на том, чтобы она оставалась в доме, пока он будет рыскать снаружи.

Или посмотрел бы на нее так, как смотрел здесь, возле очага, когда она закончила перевязывать его руку. Оторваться от него и уйти было очень трудно. Это потребовало от нее напряжения всех сил. Она не была уверена, что снова сможет противостоять огню, струившемуся из его глаз и кончиков пальцев.

«Перестань думать о нем! Помни, зачем тебя к нему послали. Чтобы защитить его!» Она не смогла уберечь Гая и не должна была проявить беспечность, чтобы не повторить этой ошибки.

Нащупывая входную дверь, Авиза несколько раз ударилась о шероховатые бревна стены. Наконец она нашла щеколду, но не смогла ее поднять. Она сделала новую попытку. Пальцы скользили по дереву, которое их царапало и обжигало.

Стараясь не дышать, она медленно выпрямилась.

Снова шорох и скрип.

Теперь звук был ближе к двери. Авиза положила нож на пол, чтобы удобнее было давить ладонью на щеколду. Поддерживая одной рукой запястье другой, она сделала еще одну попытку, но щеколда не сдвинулась с места.

Снова царапанье.

Теперь звук отдалился. Что происходит? Она снова толкнула щеколду вверх. Щеколда чуть подалась. Авиза изменила положение, подтолкнула сильнее, на этот раз дверь с душераздирающим скрежетом открылась.

Сжав рукоять ножа, она выскользнула в ночь. Что-то метнулось в темноте. Ее схватили за руку, и нож выпал из руки. Авизу швырнули в помещение.

Она споткнулась о высокий порог и упала. Железные руки пригвоздили ее к полу. Она попыталась откатиться и вонзила ногти в запястья нападавшего. С криком он схватил ее за руки и пригвоздил их к полу. Она лягнула его. Ее ноги запутались в юбке.

– Господня воля! – послышался хриплый шепот. – Прекрати это, женщина!

– Кристиан!

– И как ты полагала, кто еще может здесь быть?

Он подвинулся и оказался лежащим с ней рядом, но не выпустил ее.

Она цеплялась за его одежду, пытаясь высвободиться. Потом перестала сопротивляться, услышав какой-то шум в углу.

– Что это было? Я слышала, как что-то покатилось по полу.

Он посмотрел туда, откуда послышался звук. Потом рассмеялся.

– Нет сомнения, это прошмыгнула мышь. Оставайся рядом со мной, Авиза, и я смогу защитить тебя от этого страшного хищника.

– Пусти меня! Дай подняться! – Она извивалась, но его сильные ноги удерживали ее на полу, а руки привлекали все ближе к себе. – Возможно, это была и мышь, но я слышала, как кто-то бродит вокруг дома.

Его улыбка показалась ей дьявольской.

– Знаю. Вот почему я вышел и напугал одного из фермеров, возвращавшегося после дойки коров. Он нес палку с железным наконечником, готовый к тому, что на него нападут. Волочил ее по земле.

– Как это ты оказался на улице раньше меня? Ты ведь спал вон там...

Она вытянула шею, чтобы увидеть неясную фигуру возле очага. И тотчас же поняла, что это только гора одеял.

– Тебя ввела в заблуждение ночь, Авиза. Ты позволила себя обмануть.

Она надеялась, что в темноте не видно румянца, залившего ее щеки.

– И хватит считать, что в мире нет ничего, кроме борьбы. – Он провел большими пальцами по внутренней стороне ее запястий. – Пора тебе мыслить, как подобает женщине.

Он снова подмял ее под себя.

Она смотрела на него снизу вверх, не отводя глаз. Ей часто доводилось быть близко к нему во время их путешествия, спать почти рядом в холодные ночи, обрабатывать его раны и ушибы. Они вместе смеялись или огрызались друг на друга. Они разделяли все чувства, все страхи, все опасения и все страсти... кроме одной.

– Кристиан, дай мне подняться!

– Ты не в том положении, чтобы отдавать приказы! Пора тебе научиться уму-разуму. Ты попросила меня о помощи, а потом принялась делать глупости по собственной воле и ни с чем не считаясь. Может быть, и в самом деле пора тебя отпустить и проверить, насколько прочный у тебя череп. Но если бы я это сделал, тебя бы убили, а я был бы обесчещен, если бы позволил тебе погибнуть в то время, когда ты находилась под моим покровительством. Этого не случится. – Улыбка его показалась ей более угрожающей и опасной, чем слова. – Поэтому прибереги свои приказы для других!

– Для тех, кто увидит в них смысл? – Она снова попыталась вывернуться из-под его рук. – Ты такой же глупец, как и тиран.

Он приблизил к ней лицо. Его шепот был полон жаркой страсти и томления:

– Ты самая великолепная женщина из всех, кого я встречал.

Она задохнулась, когда его губы прижались к ее рту. Его сильное жесткое тело прижало ее к полу, и ее окутало томление, от которого она тщетно пыталась бежать. Ее руки обвились вокруг его шеи. Каждое прикосновение, каждый его жаркий вздох требовали от нее, чтобы она отдалась их общему желанию.

Когда его нога прикоснулась к ее ноге, она выгнулась всем телом, инстинктивно стремясь быть ближе к нему, полная желания ощутить его. В ней будто открылась бездна, пустота, до боли жаждущая, чтобы он заполнил ее. Все, что ей требовалось, – это отдать себя ему.

«Ты принадлежишь аббатству Святого Иуды. Ты сестра этого аббатства. Неправильно, что ты сейчас с ним», – настойчиво звучало у нее в голове.

– Нет, Кристиан, – прошептала она.

– Нет? – спросил он недоверчиво.

– Нет.

Она выскользнула из-под него, и ее объял холод. Если бы она вернулась к нему, ночь стала бы чудесной и теплой. Ее место было в его объятиях, рядом с ним. Она должна была оберегать его, потому что дала клятву королеве и аббатству.

– Авиза...

– Доброй ночи.

Никогда еще ей не было так трудно произнести эти два слова.

– Не уходи.

– Я должна.

Заставив себя подняться на ноги, она отступила на шаг. Возможно, если бы она несколько раз повторила эти слова, то поверила бы в них сама. Она провела рукой по его щеке и тотчас же ее отдернула. Он не сказал ни слова и направился к одеялам, сваленным на полу. Кристиан лег, натянул их на себя и повернулся к ней спиной.

Никогда еще не чувствовала она себя такой одинокой, хотя и была уверена, что поступила правильно. Но это ее не утешило, потому что правильный выбор никогда не казался ей таким несправедливым.